Текст книги "Готова на все (СИ)"
Автор книги: Илона Волынская
Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 30
Постанывая, она подтянула руки-ноги. Цепляясь за спинку переднего сидения, медленно приподнялась. Сквозь ветровое стекло ей хорошо виден был зад улепетывающего уаза. Камуфляжник в кузове вскинул автомат… Пискнув, Эля нырнула обратно за сидение.
Резко та-такнула очередь, над крышей машины что-то с визгом пронеслось. Позади них послышался скрежет шин, скрип тормозов и грохот сталкивающегося металла.
– Мазила, – довольно прокомментировал Александр, выжимая педаль газа.
Эля, словно белка из дупла, вновь робко высунулась из-за сидения и глянула в заднее стекло. Водители столкнувшихся позади них машин на четвереньках разбегались из зоны обстрела. Эля опять посмотрела в переднее стекло.
Камуфляжник снова целился в них. Автомат коротко гавкнул. Толчок подпрыгнувшего фургона опрокинул стрелка на спину. Эле показалось, что выплюнутый из автомата сгусток огня несется прямо на нее, медленно, неотвратимо впивается в ветровое стекло… и злобно чиркнув по нему, отскакивает в сторону.
– «Броневой!» – подумал Штирлиц», – торжествующе хохоча, процитировал анекдот Александр. Злобно сузив глаза, вдавил педаль газа в пол, – Я вам покажу, как со своим дохлым уазом против ведомственного форда!
Они мчались так, что Эле казалось – они сейчас просто влетят в кузов уазика, пронижут его и кабину насквозь и выпрыгнут впереди, мгновенно поменявшись с фургоном местами. Уазик резко вильнул в сторону, раз, другой. Распахнутые задние дверцы бились, словно сломанные крылья птицы.
Впереди вырисовалась низенькая и узкая арка двора. На полной скорости фургон нырнул в нее. Задние дверцы на мгновение широко распахнулись – птица попыталась расправить крылья – и с силой врезались в края арочного проема. Звучно кракнув, одна из них обломилась, рухнув прямо под колеса форда.
Машину подбросило, закрутило, Александр всем телом навалился на руль, удержал… Чиркнув бортом о камень проема, форд влетел в кромешную темноту арки. Что-то опять попало под колеса, форд рыскнул от стены к стене, вырвался наружу… Оглянувшись, Элина увидела валяющуюся у выезда из арки вторую дверцу уазика – размолоченную, словно ее через мясорубку пропустили.
Вслед неслись крики выскочивших на балконы жителей, впереди звенело и грохотало – беглый фургон ломился сквозь двор. В погоне за улепетывающим уазом форд пролетел через разметанный штабель старых ящиков, заложил крутой вираж, огибая целое поле битого стекла…
Земля под фордом содрогнулась. Впереди тяжело глухо бухнуло. В окнах домов жалобно тенькнули стекла и тут же разом, везде, мигнул и погас свет. Двор погрузился в кромешную тьму, разбиваемую лишь тревожно-возмущенной перекличкой жильцов. Александр рванул тормоз.
Форд еще прокатился по инерции, дернулся и наконец встал у самого выезда со двора. Александр низко наклонился, всматриваясь сквозь ветровое стекло в темноту. Ничего.
Он аккуратно приоткрыл дверцу, выглянул наружу. Тихо. Темно. Впереди не скрипели шины, не гудел удаляющийся звук мотора…
– Тр-р-р-шш, – откуда-то сверху донесся скрипучий искристый треск и резко пахнуло озоном, – Тр-р-р-шш.
Даже не оглянувшись на вцепившуюся в спинку его сидения Элю, Александр выбрался из машины. Держа пистолет в опущенной руке, острожным скользящим шагом, готовый в любой момент прянуть в сторону, эсбеушник двинулся к выходу со двора.
Эля несколько секунд посидела одна в машине, вглядываясь в тьму за окнами. Потом тоже выскочила, и бросилась следом. Камуфляжники ведь не давали обещания, что совсем убежали. Пока он там лазает, еще как выскочат сзади, как накинутся!
Александр лишь скосил на нее глаза, когда она судорожно вцепилась в рукав его куртки, и ни слова не сказав, двинулся дальше.
Уазик стоял в конце переулка, уткнувшись смятым капотом в покосившийся фонарный столб. Оборванный провод еще колыхался, чиркая концом по земле – трескучая искра проскакивала, освещая выжженную в наледи канавку:
– Тр-р-р-шш…
Обойдя провод по широкой дуге, Александр двинулся к грузовику.
– Не надо… – жалобно попросила Эля и на этот раз он ее услышал.
– Думаешь, они еще там? – поглядывая на нее сверху вниз, спросил он, и на лице его было явное разочарование, – Фургон бросили и смылись. Надо было мне их все-таки мочить – а то ведь упустили.
«Ну и слава богу!» – с облегчением подумала Эля.
– Но понимаешь, труп – он ведь и есть труп, что с него толку, – продолжая рассуждать, Александр обошел машину.
В кабине водителя действительно никого не было. Лишь мрачно чернело вдребезги разбитое ветровое стекло.
Настороженно поглядывая на оборванный провод, Александр вернулся к кузову. Аккуратно отцепив от рукава Элины пальцы, запрыгнул внутрь фургона, словно канув в царящий там мрак.
– Тут тоже никого, – гулко донеслось из темноты, – Черт, чем тут пахнет?
Успокоившаяся было Элина заглянула в кузов – и замерла. Пахло. Пахло сильно. Застарелым, концентрированным запахом крови.
– А, черт! – в глубине фургона загрохотало, словно Александр споткнулся обо что-то: толчок, звук падения, короткое сдавленное ругательство, – Ноги разъехались, – зло простонал из мрака эсбеушник, – Что у них тут валяется? – и вдруг изумленное, почти испуганное, – Че-ерт!
Внутри фургона резко вспыхнул фонарь.
Развезенная по полу кровавая полоса словно впрыгнула в кружок света. Держа маленький, но мощный фонарик, Александр низко склонился над распростертым телом:
– Надо скорую, – торопливо крикнул он, его рука скользнула лежащему за ободранный ворот, легла на горло. Он помолчал, вслушиваясь, потом убрал ладонь, – Не надо, – отрицательно махнув выхватившей мобилку Эле, сказал он.
– Почему? – растерянно переспросила Эля, – Он… жив?
– Был – минут пять назад, – мрачно ответил Александр, – Может, это даже я его уделал. Надо же, как неудачно. – пробурчал он себе под нос, и резко перевернул тело. Запах свежей крови ударил в нос, стал просто невыносимым. Эля хотела отступить, но что-то удерживало ее возле выбитых дверей фургона, заставляло смотреть, не отрываясь.
– Не понял, – недоуменно выдохнул Александр, – У этих, в камуфляже, что – серьезные внутренние разногласия? – и он двумя пальцами потянул за тонкую, но прочную проволоку, опутывающую запястья лежащего.
Скрученные руки трупа разом медленно приподнялись. Большой палец на правой был выставлен вверх, словно мертвец одобрял что-то. Эле этот палец показался, странно, непропорционально длинным. Александр повел лучом фонарика…
Эля заткнула сама себе кулаком рот, давя рвущийся изнутри дикий вопль. Из пальца, с неимоверной силой загнанная под ноготь, торчала толстая канцелярская скрепка. Покрытая черной коркой спекшейся крови.
– Он… не в камуфляже, – сквозь зажимающий рот кулак прошамкала Эля, – Не из них.
– Что не в камуфляже, я и сам вижу, – с хладнокровной задумчивостью прокомментировал Александр, водя фонариком по окровавленным лохмотьям, оставшимся от академичного черного пиджака. Сквозь прорехи виднелись жуткие синяки на избитом теле. – Только вот кто он такой?
Световое пятно уперлось в безобразно распухшее от побоев мертвое лицо.
Да, она его почти ненавидела и уж точно – презирала. Да, она его видеть не могла, но ведь видела же! На самом деле в его паршивую рожу она смотрела чаще и дольше, чем в личико собственного сына. От шести до восьми часов в день, пять дней в неделю. Как же она могла не узнать его?
– Это… это наш Грушин. Который пропал… – слабо пролепетала Эля, бессильно оседая на асфальт.
Глава 31
– У меня все, Элина Александровна, можете идти, – он не добавил обязательное «пока что», но оно подразумевалось так четко и недвусмысленно, что и добавлять нужды не было.
Следователь, по ночному времени еще более жеванный, чем обычно, словно он спал в костюме, захлопнул блокнот, равнодушно отвернулся и направился к поджидавшему его молодому, спортивного вида парню. Эля проводила его глазами. Поймав ее взгляд, парень улыбнулся ей чуть смущенно и развел руками, будто извиняясь за что-то. Физиономия его показалась Эле смутно знакомой, вроде она совсем недавно видела его где-то. Но вспомнить кто он, и главное, за что он перед ней извиняется, она так и не смогла, да и не очень старалась.
Вокруг суетились люди, взблесками ночного светофора перемигивались большие и почему-то казавшиеся очень старыми фотоаппараты. Мужчина с маленьким пластиковым мешочком и пинцетом в руках присел на корточки у разбитого уазика. С деловитостью карапуза на песочнице принялся копаться пинцетом в снегу. Двое усталых мужиков в замызганных уже не белых, а скорее бледно-желтых халатах подошли к стоящим на земле носилкам. На носилках, проступая заострившимся носом сквозь прикрытие простыни, лежало неподвижное тело. Мужики подхватили носилки и понесли. Из-под простыни выскользнула безвольная рука и закачалась в такт их шагам. Загнанная под ноготь большого пальца окровавленная канцелярская скрепка мерно летала туда-сюда, туда-сюда…
Эля крепко, до удушья, взяла сама себя за горло, перехватывая рвотный спазм… Вот только облеваться сейчас для полного счастья и не хватает. И так ей по темной ночи тащится пешком, потому что маршрутки уже не ходят, а брать такси не хотелось – вот еще, лучше она на эти деньги Яську в кино, на мультики сводит, после Нового года в кино всегда много классных мультиков…
Вот так, думаем о мультиках, думаем только о мультиках. Эля сделала шажочек, другой. Подрагивающие от слабости ноги слегка пружинили в коленях, но идти было можно и Эля пошла потихоньку. Мимо не обращающих на нее внимание, все также суетящихся людей. Мимо невесть откуда знакомого спортивного парня. Мимо жеванного следователя, досадливо морщившегося, слушая сухонькую старушонку, от макушки до пят, тючком, упакованную в теплый платок:
– А я смотрю бандитье это, с пистолетами которое, за ОМОНом гоняется… – подпрыгивая на снегу то ли от холода, то ли от азарта, стрекотала старушка.
– За каким еще ОМОНом? – нетерпеливо постукивая ручкой по блокноту, переспросил следователь.
– Так в машине военной! Сами в бронежилетах и в комбинезонах таких, пятнами, – растопырив пальцы, старушка принялась обхлопывать себя по всему телу, словно комаров била, показывая пятна на комбинезонах, – И маски на них. ОМОН и есть! Вот ведь как: в кино показывают, ОМОН за бандюками гоняется, а в жизни-то выходит, все наоборот! – она покачала головой, – Бандюк этот, на машине иностранной, и с девкой своей, как за теми ОМОНОвцами погонится, как во двор их загонит… Они от него – и в столб! У нас раз – и света нет! Вот чего наделал, бандюга! А что ж вы стоите, товарищ милиционер, хватайте его, вот же он и есть, я его узнала! – голос старушонки перешел в верещание.
– Где? – жеванный завертел головой, а его спортивный спутник весь подобрался, готовый одним прыжком сорваться в погоню.
– Да вот же, вот, стриженный, в куртке кожаной, за девкой побежал, и девка та самая…
– А, этот… – устало протянул жеванный, мгновенно теряя интерес, – Этот пусть бежит, хотя бы и за девками – не все ж другим бегать…
Элю сзади резко схватили за плечи. Она подняла голову. Рядом с ней стоял слегка запыхавшийся Александр.
– Ты куда собралась?
Эля наморщила лоб – смысл вопроса, впрочем, как и все остальное, доходило до нее с трудом.
– Сказали – идти… – наконец выдавила она.
– Ты и пошла, – хмыкнул он, – Давай, заворачивай к машине, я тебя отвезу, – он поглядел на нее внимательнее, хмыкнул еще раз, сам развернул ее, как куклу, и повел за собой к форду.
– Тебе разве не надо тут быть? – сообразила спросить она, уже сидя в машине, когда мотор уже завелся и в салон от печки потекло пока еще слабое тепло.
– Мне и тут быть надо, и тебя отвезти надо, – вывернув голову, он глядел в заднее стекло, стараясь не наехать на битое стекло и не стукнуть бампером мелькающих туда-сюда людей. Кто бы мог подумать, что еще три часа назад этот дворик был тих и пуст? – Только тут мне надо – и не хочется, а тебя мне надо – и хочется. – продолжал болтать он, двусмысленно косясь на Элю.
Эля едва заметно поморщилась – если он хочет играть в игры, то она сейчас неподходящий партнер. Она обхватила себя руками за плечи. Ей было холодно, холодно, холодно – и шуба не грела, и печка не помогала.
– У тебя хорошая машина. Быстрая, – сказала она. Просто чтоб он перестал ее забалтывать и намеки делать. Мужчины любят говорить о своих машинах.
Он тоже любил, потому что немедленно переключился:
– Формально она не моя, а ведомственная. Но так даже лучше: вожу ее все равно только я, а за бензин не платить. Машина хорошая, из «конфиската»: одного, который наркоту на Венгрию переправлял, взяли, а это из его имущества. У нас в мастерских ее тюнинговали – видала, стекло какое, – он оторвал руку от руля и стукнул костяшками пальцев в ветровое стекло.
Какое? Ах да, пули! Это стекло не брали пули. Она бездумно смотрела сквозь пуленепробиваемое стекло на мелькающие улицы ночного города. Красиво как: витрины горят, светло совсем, и пустота… Потом вдруг переполошилась:
– Куда ты меня везешь, я ж тебе адрес не сказала!
Он покосился на нее краем глаза:
– Туда же, откуда забирал. Или ты на самом деле в другом месте живешь?
Забирал? Откуда он ее мог забирать? Потом на поверхность поднялись давние-давние воспоминания. Вроде и правда что-то было: машина под подъездом, ресторан… Да, вот под этим самым подъездом. Она еще какое-то время тупо разглядывала сквозь окошко собственное парадное. Потом взялась за ручку и попыталась открыть дверцу. Та полураспахнулась, уперлась краем в наметенный у тротуара сугроб и дальше не пошла. Эля прикрыла ее, открыла снова, дверь стукнулась о снежную преграду, Эля глухо всхлипнула. Она что, должна теперь всю жизнь сидеть в этой чертовой машине? Выпустите, выпустите немедленно! Она толкнула дверь опять и опять… Заливаясь слезами, она била дверцей в слежавшийся снег.
– Тихо! Тихо, перестань, сломаешь! Да перестань же ты, тихо! – крепкие руки ухватили ее за плечи, оторвали от дверцы, сгребли в охапку. Александр крепко, до боли сжал ее.
Она сильно выгнулась, пытаясь вырваться, хлестнула волосами ему по лицу, забилась, но он не отпустил. И она затихла, уткнувшись в холодную и влажную от ее слез кожу его куртки.
– Я хочу домой, – глухо пробубнила она, хотя на самом деле и в этом была какая-то неправильность. Она всегда хотела домой, даже из Кремса, она все равно хотела домой, но сейчас хотеть домой нельзя, да и дома-то на самом деле нет, это она знала, хотя и не понимала – как это может быть, чтоб дома не было, если всегда был, и она всегда туда хотела?
– Девочка Элли не хочет в Изумрудный город, девочка Элли хочет домой, в Канзас. Я тебя отпущу – и машину переставлю. Потом открою дверцу и отведу домой, договорились?
Она слабо кивнула.
– Дверцу больше ломать не будешь? – все еще недоверчиво переспросил он.
Она снова кивнула.
– Ну смотри, – он неуверенно отпустил ее, словно боясь, что она все равно кинется на многострадальную дверцу и, как рассвирепевший Кинг-Конг, вырвет ее с потрохами.
Машина дрогнула, перекатилась к протоптанному в сугробах проходу.
– Пока сиди, – проваливаясь в снег, Александр протиснулся между фордом и наметенными у тротуара белыми валами, распахнул дверцу и извлек Элю наружу. Поддерживая ее под руку, будто раненного бойца, завел в подъезд и медленно повел вверх по ступенькам.
Эля шла, то и дело останавливаясь. Он, похоже, считал, что от слабости, а на самом деле она все думала: она не хочет, чтобы он шел к ней домой, в тот дом, который всегда был, а теперь почему-то нет… Почему ему нельзя к ней домой она тоже не помнила, но твердо знала, что нельзя, и даже собиралась ему сказать, но просто забыла, как это делается. Нет, смысл помнила, вот только слова забыла.
Поэтому он довел ее до самой двери, без стеснения покопался в ее сумочке, разыскивая ключи, отпер, завел ее в темную прихожую и щелкнул выключателем…
Глава 32
Home, sweet home
Дверь в большую комнату дрогнула, приотворяясь, и знакомый голос сдавленным гневным шепотом сообщил:
– Явилась, наконец-то! Я уже не знала, что и думать!
Напрочь отключившиеся, впавшие в глухую кому память и соображение вдруг разом очнулись и истошно завопив от ужаса, ринулись занимать свои места.
– Бабушка! – хрипло выдохнула Эля.
Конечно, бабушка все это время сидит здесь, Яську караулит! А она приперлась вместо десяти часов в середине ночи, после погони с убийством, да еще и с неизвестным мужиком!
Дверь большой комнаты стала открываться, из нее спиной вперед, глядя вглубь комнаты – Эля знала, что смотрит она на спящего на диване Ясика – выходила бабушка. Эля увидела как удивленно расширяются глаза у Александра, представила себе бабушкино выражение лица, когда та обернется… Сдавленно пискнула и в мгновенном порыве вдохновения распахнула дверь второй комнатки и впихнула туда Александра. И успела захлопнуть за ним дверь.
– Ты чего дверями грюкаешь, ребенка разбудишь! – бабушка повернулась к ней, – Эля, сколько можно, третий час ночи! Я уже думала, тебя там арестовали!
– Почти, – пробормотала Эля.
– Ясь спать не хотел, маму требовал, я еле его утихомирила, – разорялась бабушка, – Обо мне ты подумала? А если они дверь на ту половину запрут и меня в мою комнату не пустят?
– Бабушка, не надо разговаривать со мной как с загулявшей петеушницей, – Эля расстегнула шубу и тут же снова плотно запахнула ее, раздумав снимать. Ей было холодно. До тошноты, до полубредового состояния хотелось горячего чаю. И не хотелось оправдываться. Тем более не хотелось рассказывать сегодняшние ужасы и смотреть, как бабушка хватается за сердце и со скоростью кочегара паровозной топки забрасывает под язык валидол. – В жизни та дверь не запиралась, там и замок перекосился, в паз не попадает.
– Мой сын сегодня его чинил, – фыркнула бабушка, – В жизни гвоздя не забил, а сегодня дверь в коридор распахнул и кухонным ножом деревяшку строгал – по нервам шкряб-шкряб – и на покупателей мрачно поглядывал.
– Каких еще покупателей? – устало поинтересовалась Эля.
– У меня сегодня были еще два покупателя на твою квартиру, – гордо сообщила бабушка.
– Купили?
– Да они толком и не посмотрели, сразу ушли, – в голосе бабушки мелькнуло разочарование, – Но обещали подумать.
– Думать вредно, – рассеяно обронила Эля, – Особенно если покупаешь эту квартиру.
– Ничего, зато твой отец призадумался! – с торжеством сообщила бабушка, – Дошло, как приятно будет, если в одном коридоре с ними неизвестно кто поселится. Сегодня я слышала, как он велел своей мымре, чтобы она искала оценщика. И правильно, пусть сами оценщика приводят. Если мы приведем, еще обвинят, что мы их надуть ходим, с них станется! Ну рассказывай, что там у вас в ресторане было?
А Эля уже надеялась, что за разговорами о квартире вопрос ресторана отпадет сам собой. Напрасно надеялась, бабушка забывала лишь то, что сама хотела забыть.
– Ничего хорошего, – она дернула плечом. Вот это уж точно! Воспоминания навалились сразу, озноб стал трепать еще жестче. – Было довольно… трудно.
– Что они от тебя хотели? – возмущенно вопросила бабушка и сделала шаг к кухне, явно решив, что без полного, под чашку чая, выяснения всех подробностей не стоит отправляться спать.
– Бабушка, третий час ночи! – взмолилась Эля. – Давай до завтра!
– Ты точно как твой отец, – горделиво припечатала бабушка, – Как нужно вам – так время не имеет значения, а когда спрашиваю я – сразу наступает третий час ночи.
– Он уже полчаса как наступил, – пробормотала Эля, покосившись на часы.
Бабушка лишь гневно фыркнула и направилась к двери на отцовскую половину. Несмотря на починку замка кухонным ножом, дверь оказалась незапертой. Бабушка остановилась на пороге, вполоборота к Эле.
– Он хоть интересный, этот твой милиционер?
– Бабушка, ради бога, он не мой!
– Скажи еще – не милиционер!
Эля внутренне усмехнулась – самое забавное, что так оно и есть.
– Тебе не помешал бы мужчина, – вздохнула бабушка, – Будь у тебя достойный мужчина, твой отец не посмел бы так себя вести!
– У меня уже был один, – пробормотала Эля.
– Ничего у тебя не было! – решительно отрезала бабушка, поворачиваясь к Эле спиной.
Ну да, для нее все просто – ушел, значит, подонок. Никаких оправданий для Виктора она не признавала даже сейчас, когда отец попытался ее саму использовать также хладнокровно и цинично, как он использовал всех вокруг.
Дверь на отцовскую половину захлопнулась. И тут же дверь во вторую комнатку тихонько приоткрылась и в коридор высунулась любопытная физиономия Александра:
– Один мужчина – это не много, второй тоже вполне поместится.
Не отвечая, Эля прошла в большую комнату, дернула за хвостик ночника. Маленький кружок теплого желтого света упал на диван, погружая остальную комнату в еще больший мрак. Эля села точно в центр кружка, словно надеясь, что этот свет согреет ее.
– Ого комнатка! Бальный зал! – вполголоса охнул вошедший следом Александр. Он покрутил головой, разглядывая высоченный потолок и теряющиеся в темноте стены. – Это твоя бабушка была? Ничего так, не тянет на старушку! Она нас тут не застукает?
– Нет, она к себе ушла, – проронила Эля, зажимая ледяные ладони между колен.
– Ты чего шубу не снимаешь?
– Мне холодно, – пробормотала она. Ей казалось, что бьющая ее мелкая противная дрожь передается дивану, оттуда ползет по полу, сейчас доберется до шкафа, заставляя звенеть рюмки в старом буфете…
Александр встревожено поглядел на нее, положил руку на батарею и тут же отдернул:
– Батареи – огонь! Вот что, тебе бы чаю. С коньяком.
– У меня нет коньяка, – пробормотала Эля, сжимая зубы, чтобы не слышать как они постукивают друг о дружку.
– Оп! – он сунул руку во внутренний карман своей ковбойской кожаной куртки, выхватывая початую бутылку коньяка, явно ту самую, из ресторана, – А что такого? – пожал плечами он, – «Уплочено – треба зъисть». Или выпить.
– Ты так с ней и дрался? Как они ее тебе не разбили? – с легким любопытством спросила Эля.
– Если б они ее разбили… – возмутился Александр, – Я б на инструкции наплевал и не морды бы им бил, а просто на месте всех перечпокал!
– Морды ты бьешь красиво! Я раньше думала, такое только в кино… – задумчиво сказала Эля. В его присутствии ей вроде как становилось легче. Только вот холод не отпускал. – Когда ты дерешься, это прямо как… как… как маленькое черное платье от Шанель! Только то, что нужно, ничего лишнего!
– Как что? – выдохнул он, по-настоящему ошеломленный, – Как ты сказала? – и он захохотал, взахлеб, сгибаясь пополам и хватаясь за живот.
– Тише ты! – шикнула на него Эля, испуганно косясь на спящего Яся.
Александр кивнул, зажимая себе рот рукой, но от этого захохотал еще больше, все его тело содрогалось:
– Драчливое маленькое черное платье! – сквозь пароксизмы хохота выдавил он, – Лучшее привидение с мотором! – он уже стонал, – Надо будет… инструктору рассказать. Нет, не надо! А то так и прозовут – «маленьким черным платьем». О-о-й! – он отер выступившие от смеха слезы, еще раз хрюкнул, – Уморила, диверсантка! Так, кончай трястись, я сейчас чайник поставлю, – тяжело ступая, он вышел из комнаты.
