Текст книги "Готова на все (СИ)"
Автор книги: Илона Волынская
Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
– Ага! – разминая в крепких пальцах с коротко стриженными ногтями сигарету, приземистая, похожая на небольшой комодик женщина иронически разглядывала Элю из-под густых «брежневских» бровей, – Разумно. Тебя, некурящую, тут в последнюю очередь станут искать.
– Сигарету дадите, Светлана Петровна? – Эля оторвала взгляд от тоскливо-голых деревьев под окном.
Две длинноногие студентки, за спиной у Эли азартно обсуждавшие, что «зараза Савчук был, по три раза пересдавать заставлял, а жалко – человек все-таки, хоть и профессор», засуетились, смущенно вдавили окурки в полную вонючих бычков консервную банку на гармошке батареи. Занавесившись от Светланы Петровны длинными волосами и даже сутуля плечи, чтоб казаться пониже, выскользнули прочь с приспособленной под курилку площадки боковой лестницы.
Эля проводила их задумчивым взглядом. Со своей гитарообразной фигурой – много груди, много бедер, а посредине талия – Эля чувствовала себя ущербной рядом с этими высоченными, длинноногими, как одна худющими девушками-шнурками. Сплошной голливудский стандарт. Откуда они только берутся, да еще в таких количествах – практически ни одной низкорослой толстушки ни на одном потоке не сыщешь. Худобу можно диетой объяснить, а тотальную ногастость? Не иначе как их мамаши всю беременность американские фильмы смотрели. Очень даже может быть, двадцать лет назад те еще экзотикой считались, народ на них поведенный был.
– Ревела? – деловито осведомилась Светлана Петровна, подсовывая Эле пачку и зажигалку.
Эля промолчала. Говорить «нет» при распухшей красной морде – глупо, нарываться на сочувствие – неудобно. Дело надо делать, а не слезами обливаться. Знать бы еще, какое конкретно дело? Эля затянулась и погоняла сигаретный дым от щеки к щеке.
– Тебе прикурить давать – только продукт переводить, – недовольно поморщилась профессорша и запузырила в промерзшее оконное стекло лихую струю синего дыма, – Как дома-то дела? – светски поинтересовалась она, – Молодожены еще не передрались?
Эля покачала головой:
– Наоборот, проявляют редкостное единодушие.
Светлана Петровна покрутила стриженной седоватой головой:
– Упустила я шанс, надо было мне к твоему папаше вовремя заневеститься! – она подпихнула Элю локтем, – А что, он же не на студенточке какой длинноногой женился, а для геронтофила и я сгожусь. Возраст у нас с его новой супружницей, считай, одинаковый, фигуры… – критически оттопырив губу, она опустила глаза вниз, – …дачный сортир типового проекта, зато у меня морда хоть не репанная. Бабка плачет, небось?
Эля молча кивнула.
– Э-хе-хе, чего творится. А теперь еще и Валера. Убили, надо же! – она на секунду смолкла и недоуменно покачала головой, словно не могла понять, как же это Валера, с которым она всего пару дней назад на деканате поцапалась, сегодня вдруг убит. По-солдатски держа тремя пальцами, она дотянула окурок, и зажгла новую сигарету, – И главное – кто б мог? Бред какой-то, он же не миллионер, не политик, кому на фиг надо Валеру убивать?
– А что говорят?
– Чушь несут. Олежка, декан наш разлюбезный, категорически утверждает, что это к нам приблудный маньяк забежал. Меня идея не особо устраивает. – фыркнула старая профессорша, – Мало ли в какую сторону тот маньяк маньячит, вдруг он исключительно профессоров отстреливает? Из здания никого не выпускают, даже студентов, по факультету мальчиши-ментыши носятся.
– Что делают? – равнодушно поинтересовалась Эля, разглядывая тлеющий кончик своей сигареты. А выпить все-таки было бы лучше.
– В основном, студенток окучивают. На предмет совместного проведения горизонтальной прямой. Парочка главных разговоры разговаривают. Старый Пони им уже сообщил, что Валера был агент американского империализма и продавал оборонные секреты родины. А ты у него главная радистка Кэт.
Эля снова пожала плечами – ну сказал и сказал, если обо всем, что Старый Пони ляпнет еще и переживать… Но Светлана Петровна, по лошадиному скосив на нее темный глаз, многозначительно хмыкнула и сообщила:
– Олежка начал ментам про Валеркины заграничные гранты разъяснять и в географии запутался, сказал, ты лучше знаешь.
– Географию?
– Вроде того. Докторант ваш, Грушин, который много об себе понимает, перед ментами чуть ли не шефовым преемником себя объявил. А они ему: «давай, объясняй, чем вы тут занимались».
– Что он может объяснить – теоретическую часть? – вяло удивилась Эля. – Он же у нас большой ученый, документацией в жизни не интересовался.
– Он в компьютеры полез, думал, разберется, – профессорша захихикала, – А там пароли стоят. Он Макарова кооптировал, ломать, у того тоже ни фига не вышло.
– Ну да, эта ж парочка думает, что они с компьютером на «ты» и одной левой.
– Ногой… Как их тот мент на месте не пришиб, я до сих пор удивляюсь. Теперь Грушин с Макаровым дружно клянутся, что окромя Валеры-покойника, только ты полностью в курсе.
– Вот такая я всезнающая и незаменимая.
– Сечешь на лету! – с непонятным удовлетворением в голосе протянула профессорша, – Еще в студентках сообразительная была! Что Валеру убили, оно, конечно, прости Господи, дело жуткое. Но проходящее. А карьерный рост вечен. Ты, дорогуша, свои растрепанные чувства подбери, сопли на кулак намотай и вперед! Валеры больше нет, продвигать тебя некому, а при твоих ученых степенях в младших научных засиживаться неприлично. – Светлана Петровна кинула скуренную до фильтра сигарету в банку, одобрительно похлопала Элю по плечу, и гренадерски распрямив плечи, выдвинула себя из курилки, явно довольная и тем, что сама сказала и тем, что ей Эля ответила.
Эля осталась стоять у окна, недоуменно глядя профессорше вслед. Похоже, Светлана Петровна пребывала в убеждении, что между ними было сказано нечто важное – сообразить бы еще, что именно. В любом случае, до скончания времен в курилке не отсидеться, надо выбираться в люди.
Глава 6
Лавируя между заполонившими коридор донельзя возбужденными студентками – и ведь каждой она всего лишь по плечо, каждой! – Эля протолкалась к распахнутым дверям деканата. В этой обычно запретной для курения зоне сейчас клубами плавал сизый дым. Изнутри дыма в коридор тянуло таким мощным нервным напряжением, что любой, оказавшийся возле дверей, начинал говорить громче, а движения приобретали испуганную торопливость. Порой из дымных глубин доносилось гневное порыкивание и визгливые оправдания в ответ. Слов не разобрать, но в одном Эля была убеждена – порыкивает там отнюдь не их декан.
Из недр дымовой завесы вынырнул довольно молодой, высокий и подтянутый мужик в джинсах и дорогой кожаной куртке. Симпатичный, во всяком случае слоняющиеся у дверей студентки подобрались, завлекательно встряхивая волосами и покачивая ножками в высоких каблукастых сапогах. Впрочем, барышни сразу увяли и принялись тихо рассасываться – за симпатичным в кожанке вывалился Элин завкафедрой. Сперва из дымовой завесы выдвинулся его большой округлый живот, потом, через какое-то время, следом подтянулся и весь остальной зав. Как обычно в безнадежно мятом костюме, и с глянцевой книжечкой сборника, изданного на выбитые шефом деньги, в руках. Завкафедрой зачем-то тыкал этот сборник «кожаному» и гулко, как шмель, гудел, явно стараясь не сорваться на гневный ор:
– Ну вот же, вот – напечатано, крупными буквами…
«Кожаный» от книжечки раздраженно отмахивался, яростно шипя:
– Вы слов не понимаете? Мы только что звонили в Киев, в отделение этого вот фонда! Средств на исследования они убитому не предоставляли, и не тычьте мне свою книжонку! Что за чертовщина у вас творится? Лаборатория убитого подчинена вашей кафедре – а вы не знаете, откуда деньги! Может, вы нам просто головы морочите и имеет место обыкновенный преступный сговор? Может, вы его всем коллективом угрохали?
– Это вы слов не понимаете! – почти задыхаясь от невозможности обрушить на голову «кожаного» обычные громы и молнии, завкафедрой оттянул пальцем и без того широкий ворот рубашки. Его полная шея покраснела, – Савчук, мать его за ногу… на приоритете своем помешался! Никому ничего не рассказывал и ничего из рук не выпускал! Особенно заграничные деньги, – в словах зава прорезалась застарелое, многолетнее, но от того не менее обжигающее бешенство.
– Вот здесь ваша статья, вот на ней ваша фамилия, – «кожаный» неожиданно выхватил у зава сборник, – А вы понятия не имеете, откуда этот сборник взялся?
– Савчук издал! За счет одного из своих исследовательских грантов! Там на обложке написано – при содействии «Нидерландского фонда точных наук»! – чуть не топая слоновьими ножищами, все-таки не выдержал и заорал завкафедрой, – А мой экземпляр мне Элина занесла! Элина, ясно?
– Да что вы все про эту Элину долдоните! Психдом какой-то! Я повторяю: голландский фонд денег на исследования вашему Савчуку не давал… – «кожаный» тоже орал, размахивая глянцевой брошюрой.
Эля быстро подошла к нему и перехватив за уголок мелькающую в воздухе книгу, потянула ее к себе. «Кожаный» рефлекторно воспротивился, с силой дернул сборник обратно, заставив Элю покачнуться. Бороться с ним было также невозможно, как пытаться перетянуть паровоз.
– Отдайте, пожалуйста, – вежливо попросила Эля, – Тираж был очень маленький, у нас все экземпляры наперечет.
«Кожаный» поглядел на нее в явном замешательстве, но книгу выпустил. Эля вернула ее завкафедрой, тот взял и принялся нервно отряхивать обложку широкой, как лопата, ладонью.
– На исследования они действительно не давали, – авторитетно пояснила Элина, – Они финансировали публикацию в рамках совместно проведенной конференции.
– Почему они мне об этом не сказали? Я ж звонил. – все еще агрессивно вопросил «кожаный», проводя рукой по светлым, коротко стриженным волосам. Обычно мужики с такими короткими стрижками и в таких куртках вызывали у Эли неприязнь с явным привкусом страха – проходя мимо них на улице, особенно по вечерам, она всегда крепко прижимала Яську к себе. А этот ничего, этому вроде шло. Даже какое-то ощущение надежности от него исходило – мол, со мной не пропадешь. Эля встряхнулась: нашла о чем думать!
– Потому что голландцы, точно как немцы, отвечают только на поставленный вопрос, – прерывая затянувшуюся паузу, ответила она, – Вы спросили: давали они Савчуку деньги на исследования? – и дождавшись подтверждающего кивка, закончила, – Они вам и ответили: не давали. А про публикации вы их не спрашивали, правда?
– Вот видите! А вы орете в учебном учреждении, – с оскорбленным видом, будто сам все это время сохранял полнейшее академическое спокойствие, пробормотал завкафедрой. Для верности еще поскреб обложку ногтем и спрятал сборник подмышку, – Элина Александровна наконец соизволила объявиться, пусть она вам все и расскажет. Она у нас единственная, кого Савчук в свои проекты обязательно протаскивал, – пробурчал зав, – Валерий Васильевич был с ней, можно сказать, в о-очень, о-очень близких отношениях! – старушечья едкость этих слов так странно не вязалась с монументальной внешностью и гулким басом Элиного завкафедрой, что «кожаный» поглядел на него с изумлением. – И с супругом ее бывшим тоже!
– Вот про супруга ты, Костик, напрасно сказал! – вынырнув из глубины коридора, Светлана Петровна походя ввинтилась в их группу, – Если б ты на первой части остановился, милицейский товарищ наверняка б решил, что Валерочка с Элей спал. А в секс втроем он, нет, не поверит. Или поверите, а, милицейский товарищ?
– Я в вашем психдоме во что угодно поверю. – пробормотал «кожаный» и окинул Элю с головы до ног внимательным взглядом очень светлых серых глаз, – Вы, значит, и есть та самая Элина Александровна, которая все знает?
– Ну, ученый-универсал это, по-прежнему фантастика, но в своей области я все-таки неплохо ориентируюсь. – зло поглядывая на зава, процедила Эля, – Если, конечно, здесь кого еще интересует эйнштейновская единая теория поля.
Элина осеклась. «Кожаный» глядел на нее, набычившись. Похоже, решил, что она над ним издевается. А она вовсе не над ним, она над завом.
– Меня интересует убитый. Савчук Валерий Васильевич, заведующий лабораторией при физико-математическом факультете вашего университета. Его связи, знакомства, контакты, источники дохода, все! Или вы, как ваше начальство, начнете мне ерунду впаривать, а потом скажете, что ничего на самом деле не знаете?
– Знает-знает, если кроме самого Савчука кто в его делах и разбирается, так только она! Она его правая-левая рука, и лобные доли мозга! – настойчиво подтвердила профессорша, многозначительно подмигивая Эле, потом выразительно и с намеком покосилась на зава, пренебрежительно зыркнула на «кожаного» и в заключение закатила глаза к потолку, сетуя на Элину непонятливость.
У Эли от этой стрельбы глазами закружилась голова.
– Отлично! – спихнув, наконец, нервирующее общение с милицией на Элю, зав приободрился, – Элина Александровна введет вас в курс дел. А декан пока, если милиция не возражает, созывает совещание с завкафедрами. Пусть хоть все преподаватели дуба дадут, а студенты учиться должны, – фраза прозвучало странно, зато пафосно, заву даже удалось выдавить на свою краснощекую физиономию подобие скорбной улыбки, – Замену искать надо на савчуковские учебные часы…
– А также на савчуковские неслабые научные денежки, – столь же скорбным голосом закончила Светлана Петровна.
– Живым – жить, Светлана Петровна, – сквозь заполняющий деканат сизый туман проступила фигура декана, – Смерть профессора Савчука – страшная трагедия для отечественной и мировой науки, и наш долг, не побоюсь этого слова – святой долг, сделать так, чтоб его дело не пропало.
– Вот именно! – группа у дверей деканата все увеличивалась. Воинственно поблескивая очками, маленький, похожий на встрепанного воробья Грушин, чуть не подпрыгивал от нетерпения, – Савчук умер, перед заказчиками придется отчитываться сотрудникам лаборатории… – он на секунду замялся, оглянулся на подошедшего следом Петьку Макарова и закончил, – …нам отчитываться! Первым делом надо обязанности перераспределить… – и он поглядел на Элину так, что у нее враз не осталось сомнений – умер Савчук, а перераспределять будут ее, Элины, обязанности.
Макаров сочувственно улыбнулся ей поверх плеча Грушина.
– Что вы делить собрались, если сами толком не знаете, как у вас в лаборатории дела делались? – усмехнулся вдруг «кожаный».
Грушин гневно покраснел и зло покосился на Элю, явно виня именно ее в своем незнании. Нет, ну хамло какое! Когда она элементарной помощи просит – смету посчитать или приглашенных на конференцию встретить – так он весь в науке, не может размениваться, справляйся сама! А теперь у него, видите ли, претензии!
– Безусловно, Элина Александровна не откажется объяснить административные детали работы Савчука своей кафедре, – железным голосом отчеканил зав и многозначительно вперив грозный взор в Грушина, добавил, – и тем, когокафедра… – он сильно надавил на последнее слово, – …к этой работе привлечет, – грозный взор переместился на Элину – дескать, попробуй только отказаться.
– Ну что вы, дорогой мой, прямо уж так торопите Элину Александровну, – укоризненно вмешался декан, – Ей нужно пообщаться с правоохранительными органами, в себя прийти, для Элины Александровны смерть Валерия Васильевича большое личное горе.
Мент в кожаной куртке окинул Элину веселым взглядом. «А говорите, не спала…» – крупными буквами было написано на его физиономии. Но Эле милицейские физиономии читать было некогда.
– А уж потом, по свободе, Элина Александровна и впрямь введет в курс дела. Деканат, – закончил Олег Игоревич.
– Я думаю, постоянным сотрудникам для начала надо между собой разобраться. Будет разумно, если Элина Александровна сперва отчитается перед лабораторией! – вдруг лихо чирикнул Грушин, и воинственно посверкивая очками, бесстрашно принял на себя изумленно-гневные взгляды декана и зава. Казалось, от этих переглядок даже прокуренный воздух заискрился, сейчас рванет. А потом все трое как по команде уставились на Элину.
Ничего себе! Оказывается, пока она в курилке слезу точила, здесь клубились такие разнообразные интересы. И она, с ее многолетней возней с отчетами, предложениями и сметами вдруг оказалась в самом центре этих интересов – деканатских, кафедральных, личных. Элине стало изрядно не по себе. До нее вдруг с внезапностью и сокрушительностью, превосходящей даже потрясение от смерти шефа, дошло, на что именно намекала ей Светлана Петровна. Черт, но с чего старая профессорша решила, что в знании всех деталей – Элино преимущество и надежда на грядущую карьеру? Наоборот, ее вот-вот на части порвут!
Эля поняла, что тихонько, шажок за шажком пятится, стараясь скрыться за широкой спиной мента в кожаной куртке. Жестким усилием она заставила себя остановиться.
На лице Светланы Петровны тоже отразилось сомнение. Она поглядела на троих факультетских мужчин с печальной бабьей укоризной и круто повернувшись, пошла прочь по коридору.
– Куда же вы, Светлана Петровна? – окликнул ее декан, – Совещание!
– Начинайте без меня, Олег Игоревич, – даже не оборачиваясь, бросила старая профессорша, – На Валерочкино наследство и так претендентов многовато, чтоб еще я участвовала. Мне ваша дележка без надобности, сама квадратный трехчлен не хуже.
– Что вы говорите, какая дележка, Светлана Петровна, дорогая… – фальшиво возмутился зав.
– Почему она квадратный трехчлен? – прямо в ухо Эле прошептал милиционер в кожанке.
Эля судорожно вздрогнула и обернулась, едва не ткнувшись носом в до синевы выбритую мужскую щеку. На голову выше самой Эли – вот с кем длинноногие студентки чувствовали бы себя комфортно – сероглазый мент стоял, интимно склонившись к ней, и от него едва заметно и очень приятно пахло кремом для бритья и еще чуть-чуть влажной кожей куртки.
– Светлана Петровна – член-корреспондент двух Академий наук и член киевского ВАКа, Высшей Аттестационной комиссии, которая все диссертации утверждает. Очень известный физик, – вполголоса ответила Эля.
– А квадратный? – прошептал «кожаный» и его дыхание пошевелило Элины волосы.
– Она женщина без комплексов, – заставляя себя отстранится, буркнула Эля.
Милиционер проводил взглядом удаляющуюся фигуру старой профессорши, похожую на тумбочку с гнутыми ножками, и крепко подхватив Элю под руку, потянул ее в недра сизого дыма. Они проскочили приемную – секретарское место пустовало, видно, несчастная секретарша сбежала, вытравленная забористым ароматом дешевых сигарет – и нырнули в широко распахнутую дверь святая святых, кабинета декана.
Глава 7
Во главе длинного деканского стола, обложившись бумагами, и словно дракон, окруженный клубами сизого дыма, восседал человек. Впрочем, на дракона он походил мало, скорее уж – на Элино кафедральное начальство. Эля поглядела на него с неодобрением: не умеешь носить костюмы, времени нет или просто облом наглаживать – ходи в куртках и джинсах, будешь выглядеть как человек, а не как пучок жеванной туалетной бумаги.
Украдкой, снизу вверх, Эля поглядела на своего спутника, и тут же торопливо отвела глаза. Плохи ваши дела, Элина Александровна, если вы на первого встречного джинсово-кожаного мента такой бурный «реагаж» даете. Вы, милая моя, еще заодно проверьте – этот «ковбоец» пистолет под брючный ремень спереди или сзади засовывает?
Эля попыталась высвободить руку. Но «кожаный» лишь крепче прижал ее локоть, и поддерживая то ли галантно, то ли настороженно, повел Элю вдоль длинного стола, усадив точно напротив «жеванного». С торжеством объявил:
– Вот наконец, та самая Элина Александровна, которая может нам все объяснить!
«Жеванный» отложил какую-то бумажку и поглядел на Элю из-под набрякших век:
– Я вас уже в розыск собирался объявлять, уважаемая. Начальник ваш убит, все говорят – вы единственный человек, который в его делах ориентируется, а вы исчезли.
– А вы меня искали? – холодно поинтересовалась Элина. Да что такое, кого не возьмешь – у всех к ней претензии! Этого в первый раз в жизни видит – и ему уже успела не угодить.
«Жеванный» ощутимо начал наливаться гневом, будто его клизмой накачивали.
– Вы сами должны были прийти к нам и объяснить – так, мол, и так! Помогать следствию – ваш гражданский долг!
– Ну и как вы себе это представляете? Вы приехали, вызвали к себе нашего декана, потом завкафедрой. Мне к вам врываться с криком: «я, я, я – спросите меня!»? Они мое начальство, мне с ними еще работать.
– Кто ж знал, что ваше начальство такое тупое?
Эля дернулась и невольно оглянулась на распахнутую дверь кабинета. Кажется ей, или дверь кабинета напротив, того самого, где декан собирал свое совещание, действительно приоткрыта?
– Это вы со своей милицейской точки зрения судите, – громко, с чопорным неодобрением объявила Эля, – Олег Игоревич, наш декан, и Константин Михайлович, завкафедрой наш, замечательные ученые. Просто мой шеф, профессор Савчук, человек замкнутый… Ну, был, конечно… – Эля почувствовала, как в носу у нее опять защипало. Как же жить-то теперь?
– Наша, как вы говорите, «милицейская точка зрения» сейчас единственная, которая имеет значение, вам ясно, Элина Александровна? – «жеванный» хлопнул измазанной чернилами ладонью по столу.
– Элина Александровна здесь, и готова нам помогать, верно, Элина Александровна? – мягко вмешался «кожаный».
– Спрашивайте, – сухо бросила Эля.
«Жеванный» переложил бумаги на столе:
– Если б мы еще знали, о чем вас спрашивать! Мы в этом вашем научном болоте ничего не понимаем! – неожиданно вполне человеческим тоном воскликнул он. Эля невольно посочувствовала – чтоб в их болоте ориентироваться, надо в нем годами булькать, всех жаб с гадюками наперечет знать. Где уж их следственной бригаде – за каких-то полдня.
– Вахтер сказал, убитый пришел на работу к семи часам. Он всегда в это время появлялся?
Эля покачала головой:
– Обычно нет. Шеф у нас против ранних подъемов и «засиживаний» допоздна. Говорит, что есть жаворонки, есть совы, а он – соня. То есть, он так говорил. Обычно первой прихожу я, к половине девятого, – пояснила она.
– Не знаете, почему сегодня он в такую рань явился?
Эля снова помотала головой.
– Какие-нибудь особенные дела, бизнес?
Она смотрела на него непонимающе и «жеванный» недовольно уточнил:
– Я хочу знать, убитый действительно продавал свои исследования заграницу?
– Все продают, у кого покупают, конечно. – равнодушно ответила Эля.
Выражения лиц у них стало странным. Элина слабо усмехнулась:
– Вы думаете, шеф с утра пораньше с резидентом ЦРУ встречался? – Эля вздохнула: чтоб они поняли, от революции 17-го года объяснять надо, – Видите ли, фундаментальная наука – дорогое удовольствие. Даже Эйнштейн разрабатывал свою теорию, что называется, на бумаге, но экспериментально ее все равно пришлось подтверждать сперва в лабораториях Макса Планка, потом вообще в Штатах, и это было недешево!
При знакомом имени Эйнштейна они слегка приободрились, но лаборатории Макса Планка тут же ввергли их в тоску.
– На нашу науку – всю, какая есть – выделяется 0,1% государственного бюджета. Как вы думаете, сколько до нашего конкретного факультета доходит? Университетских научных сотрудников всех перевели на полставки, потому что полную ставку платить нечем! А нам ведь еще оборудование нужно. И публиковать результаты: какой смысл их получать, если о них никто не знает! А в университетском издательстве деньги на бумагу появляются раз в три года. Эти результаты следует как-то использовать, а здесь их ни одна зараза внедрять не собирается. Короче, или на рынок идти, китайскими игрушками торговать, или обращаться в заграничные научные фонды за деньгами – это называется «получить грант на исследование». Все вполне законно.
– Ну раньше же как-то без грантов справлялись? – поинтересовался «жеванный».
Эля поглядела на него, как на безнадежно больного. Зря она ему сочувствовать начала, первое впечатление все-таки самое правильное. Ему бы со Старым Пони в одну упряжку, они б нашли общий язык.
– «Раньше» – это, простите, когда? – ехидно вопросила она, – При советской власти? Я, конечно, сама не помню, я тогда еще в школе училась. Но старшие товарищи рассказывают, в этом вашем «раньше» мы на оборонку работали. Для нашего будто бы тракторного завода новые «трактора вертикального взлета» придумывали. С максимально широким радиусом поражения. А сейчас у нас оборонки нету! И денежек тоже нету. У нас. А заграницей есть. Отправляешь им заявку, описание исследовательского проекта, расчет бюджета, если им все понравиться, они открывают финансирование и можно работать.
– А сами они чего не исследуют, мозгов не хватает? – поинтересовался «жеванный».
– Здесь дешевле. Их ученые даже войти в лабораторию откажутся за те зарплаты, из-за которых мы тут горло друг другу перегрызаем.
– А голову прострелить за такую зарплату можно? – быстро переспросил «кожаный».
Эля замерла. Кой черт ее за язык тянул!
– Это фигуральное выражение. – раздельно произнесла она, – Я имела в виду, что все хотели работать у Савчука.
– Кроме убитого, никто больше не получал этих ваших грантов? – вмешался «жеванный», одаривая напарника неласковым взглядом из серии «не лезь, куда не просят».
– Светлана Петровна еще. Они с Савчуком на нашем факультете самые крупные величины. – неохотно призналась Эля. Меньше всего ей хотелось привлекать их внимание к старой профессорше, не хватало, чтоб по Элиной милости ей допрос устроили.
– А декан и завкафедрой, значит, величины недостаточно крупные, чтоб им импортные деньги отламывалось? – не обращая ни малейшего внимания на неудовольствие «жеванного», снова вклинился в разговор «кожаный».
Эля опасливо покосилась на распахнутую дверь – он и впрямь рассчитывает, что она вот тут, если не на глазах, так, считай, «на ушах» всего факультета ему местные подводные течения как на карте разложит?
– Давайте дверь прикроем? – быстро спросил «кожаный» у «жеванного».
Тот раздраженно покосился на напарника – точно как декан на совещаниях косился на покойного шефа – и Эля поняла, что откажет. Просто чтобы показать, кто здесь главный.
– Задохнемся, – буркнул он и в подтверждение раскурил новую вонючую сигарету. – Вы отвечайте на вопрос, Элина Александровна.
Ага, сейчас. С ума еще не сошла.
– Чтобы получать импортные гранты, надо хорошо владеть хотя бы английским. – тоже не самое лестное для начальства объяснения, но ничего, терпимое – все их поколение «безъязыкое», дети «железного занавеса».
– Не понял, – быстро бросил «кожаный», – Вон, когда ваш завкафедрой книжонкой своей голову морочил, я в киевское отделение звонил – там все по-нашему говорят.
– Потому что там давно уже все наши, а где все наши – там ловить нечего, – отрезала Эля. Надо же, какое на него сильное впечатление звонок в Киев произвел, теперь всю жизнь вспоминать будет. – В постоянно действующих отделениях фондов в Киеве работают, в основном, местные сотрудники, а значит – там все делается как у нас.
– В смысле?
– В смысле, через них гранты получают Киев, Львов, в крайнем случае – Харьков. Нестоличным ученым с киевскими отделениями дело иметь бесполезно, надо обращаться напрямую, в штаб квартиры фондов. А для прямых контактов нужно знать язык и хотя бы элементарно понимать, как заявки составлять, чтоб западников проняло!
– Покойный, значит, и знал, и понимал?
Эля смолкла, лихорадочно соображая: правду говорить не хотелось, но слишком много народу знает, как оно на самом деле. Да и «кожаный» смотрел на нее так, словно все ее сомнения – врать или не стоит – он насквозь видит.
– Это не он, это я знала. То есть, я и сейчас знаю. У нас на факультете самый первый конкурсный отбор на грант прошла я. Только не на исследования здесь, а на годовую магистратуру в Австрии.
– Что ж там не остались? – поинтересовался «жеванный», – Патриотизм замучил?
Эля молча пожала плечами. Вот уж тут объяснений он не дождется. Не его дело.
– Следовательно, все проекты покойного профессора Савчука на самом деле составляли вы, – заключил «кожаный».
Эля отчаянно замотала головой:
– Идею всегда выдвигал он! Савчук большой ученый! Был большой ученый. Я только переводила и оформляла документы.
– Ага, – снова проявил понимание «жеванный», – Выходит, вы при вашем профессоре переводчицей.
Эля оскорблено моргнула. Мало ей факультетского шипения за спиной – «настоящие ученые без гроша, а какая-то девчонка за паршивые переводы три зарплаты гребет», – так теперь и эти за секретаршу держат, сейчас кофе отправят варить. Она невольно покосилась на «кожаного», тут же рассердилась на себя за «покосы-перекосы» – какое ей дело, что случайный человек думает о ее научной карьере? – и отчеканила:
– У меня два высших образования, я защитила магистерскую диссертацию в Кремском университете, я кандидат физических наук… – кандидатом она еще не была, как сказал декан: «Тут вам не Кремс!». Защита уже состоялась, но пока киевский ВАК подтверждения не пришлет, она оставалась никем. Но в такие тонкости она милицию посвящать не собиралась, – Я работаю по всем грантам именно как физик, а документация и переговоры – это дополнительно.
И пусть те, кто ее зарплаты считает, попробуют как она: и свои исследования тащить, и бумажки на трех языках писать, и переговоры вести. Быстро тех денег не захочется!
– Какая вы… крутая, – с легкой насмешкой поглядывая на разбушевавшуюся Элю, хмыкнул «кожаный».
Эля печально кивнула. Ох уж да, ох уж такая крутая, что от этой повышенной крутости ей скоро и конец. Напрасно Светлана Петровна думает, что Эля, сидя на шефовых документах, сможет добиться чего-то для себя. Начальство сойдется стенка на стенку за наследство Савчука, а ее в этой борьбе разорвут на части. Отдаст она всю информацию одному, тут же станет ему не нужна, и второй ее в отместку всенепременно скушает. Как же она влипла!
– Сколько всего исследований вел Савчук?
– Три. Для немцев, Канады и Америки, – машинально ответила Эля. А может, поделить между ними? Завкафедрой немецкий грант, декану канадский, так они за американский подерутся, и вообще, ерунда это. Там тематика смежная, не разделишь.
Ой стыдоба, знал бы шеф, как его ученица спокойненько готовится участвовать в разделе его научной работы между всякими. А что ей делать? Широкой шефовой спины, способной заслонить от кого угодно, больше нет. Нету его больше, хоть ты криком кричи! И неизвестно, что будет с лабораторией, вон, даже мил-дружочек Грушин решил, что он теперь тоже начальство. А она не может потерять работу, и участие в грантах, если она их потеряет – на что они будут жить? Яська хочет то одно, то другое, весенняя куртка нужна, а в сентябре уже в школу. И теперь еще бабушка…
