Текст книги "Собрание соч.: В 2 т. Т .2. : Стихотворения 1985-1995. Воспоминания. Статьи.Письма."

Автор книги: Игорь Чиннов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Что ты сейчас пишешь, бумагомарака ты чухонско-заокеанская? Поделись «литературными планами».

Кажется, на этих днях заедет Ганс. Вчера неожиданно явился. Как-то у него встретился с Борей Бароном, который душечка, А Роббин Иоахца простыл и след.

С Елиз. Эд. виделся я лишь раза 3, и разговоры велись без вдохновения.

Ах да, о деле: никаких квитанций твоих никто не передавал, и я не знаю, с кем ты имел на станции дело – к кому обращался. А?

Знаешь ли (прости, что я так прыгаю с темы на тему), что выходит в «Ваших» США «Чтец-Декламатор»? «Чтец-Декламатор» – это бессмертно. А кто издает? Любопытно.

Был у нас здесь – «в качестве» кандидата на место – Померанцев – очень за эти годы поосунувшийся, не то что ты (и якобы я). Годы-то идут, а? Вот именно.

Пишет тебе Марков? И как (это без знака равенства) Марья Самойловна? Начали бы вы с ней альманах <…>…

А Лида Червинская (это между нами) такую интригу и бучу подняла и завела в русской редакции, что прозвали ее Лумумбой – и отделили: главный редактор отказался с ней работать. Истеричка она.

Ну, вот. Вообще же – «мне скучно, бес». И скучно без… Два чмока – по чмоку на рыло. Пиши! Grub Gott! [17]17
  С Богом (нем.)


[Закрыть]

Дуська.

«Литературная страница» (а то все о «деловом» и житейском в письме).

У Иванова в последнем НЖ:

 
Меня вы не спасли. По-своему вы правы:
Какой-то там поэт…
Ведь до поэзии, до вечной русской славы
Вам дела нет.
 

Напрасно это Гуль напечатал. Ясно ведь, что Г.И. и «вечная русская слава» – это два разных плана. И Бунин – не Толстой. И получилось – чувство неловкости за «Жоржа».

«Грани» издают антологию. Название… гм… название – «Муза Диаспоры». Как говорится, sic [18]18
  Так (лат.)


[Закрыть]. «Муза Диаспоры»! Блестящая мысль народилась чуть ли не в голове Терапиано. Нет, тогда уж лучше «Чтец-Декламатор»: Чухлома без чрезмерных, все-таки, претензий.

Читал советскую «лирическую продукцию»; увы, Чухлома тоже. Сентиментальная пошлость, хамски-вульгарная «мещанскость» в лирике и такая «примитивность» душевного мира, что вчуже за них обидно. Позор, а не поэзия, хотя талантливо и, часто, умело.

St. John Perse: всегда меня от его великолепия скука брала, настолько это «кимвал бряцающий»; перечитал – увы, все то же О море (Amers, Vents) у него, казалось бы, и здорово, но у Мандельштама одна строчка все это красноречие перевесит:

И море черное, витийствуя, шумит.

Звук этого «витийствуя» здесь – несравненен!

К тому же «стихов» вне стихотворной формы я и не люблю. Вопреки Иваску, рифма – б<…> очаровательная и порой кажется молоденькой. А метр – совсем хорошая вещь; правда, во французской поэзии обычный размер очень уж заезжен, но Supervielle, например, писал стихи не в vers libre [19]19
  Свободном стихе (фр.).


[Закрыть], а звучало свежо (и звучит).

Недели через 2 жди «Линий» – где рифмы, ямбы (хотя не языковские и не ахматовские), где «небо», «закат», «облака», «луч», «нежность» и прочие запретные красивости. Употребляю эти слова по простодушию, не зная, что они старомодны. Или потому употребляю, что спекулирую на красивой поэтичности. Как знать? Есть еще объяснение: люблю небо, закат, облака, прозрачные и нежные «вещи», люблю традиционный поэтический язык, символический душевныйпейзаж . Люблю – и пишу, как хочется – пытаясь, впрочем, «дозировать» так, чтоб получалось не слишком густо. Очень далеко отойти от «поэтичности» – так и от поэзии окажешься далек: надо быть где-то на полпути (от «красот»). Модернизм, который я, право же, знаю, мне противен так же, как джаз, которого никогда не слушаю, что не значит, будто идеал мой – это романс Чайковского .

 
И черни, требующей новизны,
Я говорю: нет новизны. Есть – мера.
 

Чмок. Дуся.

7. А.Р. Реннингу

8 ноября 1965 г. Лоренс, Канзас, США

Дорогой Толя – тип, субъект, крокодил! А я, сомнений нет, – совершенная свинья. Только без ермолки, в отличие от Земляники, но в остальном – совершенная свинья. И Вы будете правы, при встрече (ах! когда?!) облив меня презреньем (но только презреньем, не вареньем и не чем-нибудь похуже)!

Я попросту безобразник. Ммммерзавец. Но – вот смягчающие обстоятельства:

вернувшись с Гавайских, б. [20]20
  б. означает бывших, не подумайте худого. – Примеч. И.Чиннова


[Закрыть] Сандвичевых островов, где есть сандвичи, но нет гавайской гитары, хотя на hawaian show [21]21
  Гавайское шоу (англ.).


[Закрыть] кричат Alo-ha (алоха), т.е. аллаверды – GriiB Gott, и девушки вращают бедрами и жопой с типично астрономической скоростью (попробуйте, но я пасую), – вернувшись, говорю я, с вышеозначенных (см. выше) островов, я, гм, закрутился, подобно гавайской жопе (см. выше), с такой же скоростью – в вихре, увы, житейских дел.

Надо было: 1) в любезных письмах подробно разобрать книги, присланные мне пятью а-а-а-втора-а-а-а-ми; 2) ответить на 17 писем обширными посланиями; 3) развесить в моих княжеских хоромах (Я завел именно такую квартиру, о которой писала Анна Андреевна: «Ах, как хорошо!» (+ «такое амбре, чтобы войти было нельзя».) Роскошь умопомрачительная.) – так вот, развесить надо было в этом палаццо 11 (одиннадцать) новых картин – задача сложнейшая!!! мяу!; и 4) Муза, схватив меня (не за вихры, увы, на месте вихров – тишь, гладь) за шиворот, подтащила к «рабочему столу» с гусиным пером в сухой чернильнице – и… Это ужасно.

Так что – простите уж канзасского молчальника… (Весьма болтливого, впрочем, судя по этому письму, гм, гм.) И – примите грандиозный кникс и крацфус [22]22
  Расшаркивание (нем.).


[Закрыть] за письма, фотографии – и письмо дальнего моего предка, не самого дальнего, что, уцепившись хвостом, раскачивался на кокосовой пальме, – но все же довольно отдаленного.

Всерьез: огромное Вам, широкое русско-латышско-чухонско(!)-канзасское мерси. Очень благодарю. Толя, милый, это же была возня – списываться с майором и т.д., а Вы же так заняты. Тронут дружбой, аж растроган самоотвержением.

Немедленно вслед за чем, бесстыдный, собираюсь навязать Вам еще дело (вот сволочь!): хочу попросить, чтоб отправили в контору переводов (в Стокгольме должны же быть, рассуждаю я) то «генеалогическое исследование», которое добрый майор Вам прислал. Пущай (сколько бы ни стоило – ich bin ja wohlhabend und was unter 50 dollar Liegt, ist ja iiberhaupt kein Geld fur mich, Strunt [23]23
  Я ведь состоятельный, и сумма меньше 50 долларов для меня вообще не деньги (нем.).


[Закрыть], раз плюнуть, да и 100 долларов можно «на такое дело» отслюнить) – пущай переведут на английский (я теперь чистокровный англо–американец), а со старинных документов «снимут ксерокс» , сфотографируют т.е., посредством ксерокса. Плачу за все, не стесняйтесь в расходах.

А Вам за то восьмиэтажный дом подарю – хорошо? И вечно Бога буду молить за Вас, в чем действительно настоятельная необходимость.

Эге! Из письма Вашего выясняется, что «Белочка» Ваша (препремилая!) – «художница». «Доброе дело, хорошее дело». А из фотографии выясняется, что физии у Вас обоих очень приятные и что настроение на них «отображается» тоже очень приятное – это уже совсем хорошо.

Пришлю в ответ и свою разжиревшую морду, дайте срок.

Ас чухонским профессором, прикатившим ко мне в Колорадо (где была отрада земная), побыть пришлось недолго, увы: мамаша евонная чегой-то занедужила, к крайней моей досаде – нашла время, ей-богу! И он возвратился – как тот лермонтовский безумец , который ищет бури (как будто в бурях есть покой), в родные объятия Tornado Tamara (здесь всем ураганам, кстати, дают женские имена). У меня мороз по коже, как при мысли о крещенской проруби, но он стоически переносит.

Ах да – приходится вернуться к майору, который хочет знать о книге дворянства Новгородской губернии. ОК(эй), пошлю Вам

для него Х-гох.

А я здесь (на Ваш вопрос) – благоденствую, ибо есть 2 главных «фактора» благополучья: а) досуг, б) обеспеченность в рассуждении «старости лет». Фактор под литерой а – это, братцы мои, чего в Мюнхене не было (как и б), – и это дело, братцы, великое. И ежели Вы, архивный юноша, тоже осуществите Ваше намерение «заиметь» побольше досуга, о каком намерении пишете, это будет пре-вос-ход-но.

Кажинный день благодарю: а. Господа Бога; б. Чухонского профессора; с. (лично ) Игоря Чиннова, решившегося сняться с якоря и пуститься по следам варяга Эриксена. Ах да, благодарю и самого Эриксена и Колумба: без них не было бы Канзасского ун-та, и куда бы я поехал, посудите сами?!

Всерьез: очень доволен. Не то чтоб непременно Америкой, но «непременно» тем, что я живу так, как я здесь живу. Именно сие суть важно, как нам живется. Ubi bene, ibi patria [24]24
  Там родина, где хорошо (лат.).


[Закрыть]? He patria [25]25
  Родина (лат.).


[Закрыть], но раз bene [26]26
  Хорошо (лат.).


[Закрыть], то и bene, остальное же – Фене, Сене, Бене и… матери (слышали анекдот?). И – еще раз спасибо! И – пишите!

Ваш Игрушка-ковбой.

8. Ю.П.Иваску

23 апреля 1966 г., Лоренс, Канзас, США.

Ослик – Суслик!

В рецензии на «Мои яички» – пробел: добавь сам, что «книжечка издана иждивением бакалейной лавки Варсонофий Корытников и Сыновья».

Сам обещал поднажать насчет оплаты Эльдриджа.

Голосовкер твой – удачен; прилагаю. А откуда выписать? Читал Аронсона с НЖ? Вот болван-то! Бедный Досифесей: Гуль и Г.В.Адамович бранят его за модернизм, Ослик – за старомодность, а теперь у Ослика еще подмога появилась; и вчетвером вы меня заклюете.

Письмо ГВА получишь на днях в виде ксерокса. Меня его пуританский максимализм, ужасное влияние Толстого русской интеллигенции и – ну да, конечно, – Христа-морализатора – и Достоевского с Лиссабонским землетрясением. Если мои стихи не жгут сердце людей – лучше остаться у разбитого корыта.

А я говорю:

если хотеть от стихов предельной серьезности, то нелепо писать ма-ма, ма-ма, ма-ма – и в рифму, а надо перейти на свободный размер без рифм. Это ясно. Но стихи отчасти близки к балету и опере – и в них есть элемент игры , а не только «жечь сердца», «исповедь», проповедь и пр. К тому же, как ни старайся жечь сердца, все равно никому никогда не удавалось и не удастся написать такие стихи, чтоб их «растерянно шептал на казнь приговоренный»: когда у человека хотя бы только зуб ноет, никакое искусство ему не мило – настоящее страдание никаким четырехстопным ямбом не излечишь и даже не облегчишь.

На слова же Достоевского Мережковскому, что «страдать надо, а потом уже стихи писать», – отвечаю: не хочу, чтоб меня поэзия съела, не хочу из сердца своего сделать удобрение для розы поэзии. К <…> матери аскетическое служение! И к <…> матери посмертную славу, ибо крайне маловероятно, чтоб мертвец мог ощутить сладость удовлетворенного честолюбия. И на сих словах, полных крайнего цинизма, стою. Мне писать стихи доставляет некую легкую радость; но никакого священного восторга (волосы дыбом, холодок по спине) – nix [27]27
  Ноль, ничего (англ.).


[Закрыть]. А читать стихи – тоже доставляет легкую радость, ежели стихи хорошие: люблю музыку хороших стихов, люблю хороший образ и даже – о, варварство! – удачную рифму. Порой волнуюсь – от Мандельштама, Пушкина, иногда – Анненского, почти плачу, – но это реакция на их искусство , а не на их страдания и не на иск-во как результат страданий: Tristia и Евг. Онегин не «порождены» страданием, а Кип. Ларец – только отчасти «порожден».

Стихи Чиннова – тоже не «порождены» этим самым страданием. И слава Богу. Самое глупое было бы – в положении русского эмигрантского поэта, коего читают единицы, «для рифмы щадить». Ибо если и верить, что лет через 50 стихи эмигрантов станут «широко известны в России», то что это за утешение и почему из-за этого стоит «работать над стихом»? К тому же не сомнительно, чтоб я тамошним читателям когда-нибудь, хоть «одной стороной своего творчества», пришелся по вкусу. Вообще – писали стихи «сотни миллионов», сотни тысяч; а сколько имен удержалось? Сколько просуществовало в сознании «благодарных читателей» хотя бы 100 лет? «Жизнь, отданная иск-ву», после чего «и в Лету – бух!» – что может быть нелепей? Так что не будем поддаваться проповедникам аскетического максимализма.

К тому же, стихи и не могут быть по-настоящему серьезным ответом на земные ужасы, муки, печали.

Стихов, способных по-настоящему потрясти сердца миллионов, – в мире нет [28]28
  И невозможно в 12 ямбических строчках дать «ответ» на «вопросы» нашей эпохи. Серьезно, основательно говорить об этом можно только в прозе, в книге раздумий – и писать лет 20, напряженно, мучительно. – Примеч. И.Чиннова.


[Закрыть]. И никому из нас их не написать, как ни работай мы над «духовным усовершенствованием» своего «я».

Из чего следует, что вполне достаточно в смирении писать стихи, способные дать хоть немного удовлетворения, «каплю радости», «крошку наслаждения», вызвать чуть-чуть светлой печали, задумчивости. Стихи, оправданные уже тем, что в них и «показана» читателю частичка красоты, все-таки существующей в этом мире, и создана новая частичка красоты – красоты искусства. Стихи, которые хоть немногое, но добавляют к русской культуре , например…

9. Р.Б.Гулю

13 января 1970 г.,

Нашвилл, Теннесси, США

Дорогой и милый Роман Борисович!

Ну и ну. Вот эт-то да. Господи, пронеси.

Только было обрадовался открытке: и поздравленье такое сердечное, и «Весна» Боттичелли. (Как это у Романа Гуля в одном стихотворении:

 
И без всякой скажу элоквенции:
И картинки же во Флоренции!!
 

Или у Вас не совсем так было? Цитата по памяти. Карточка, помню, была не из Флоренции , а из Флориды, но мало ли что, какая разница.)

Так вот, говорю: только обрадовался, вдруг: вместо «за здравие» совершенный «за упокой». И даже не заупокой, а форменная анафема. Лямшин «Марсельезу» в «Ach, mein lieber Augustin» [29]29
  Ах, мой милый Августин (нем.).


[Закрыть] все-таки превращал постепенно , а тут как душ Шарко: внезапнейше – на лысое темячко леденящая струя. (А темячко-то и впрямь лысое! Отчего бы, а? Адамович в «Комментариях» пишет, я «еще сравнительно молодой». Ась? Неужели в солидный возраст вхожу? Или уже вошел??!)

Ну и, говорю, монокль этой самой струей моментально из глаза к черту вышибло – и не только монокль, а и лорнет, который я, мизинчик оттопырив а lа Зинаида Николаевна, навести хотел на небо и на землю, ну и просто как у крыловской мартышки вышло:

чтоб только брызги засверкали.

Хорошо еще, оптические «приборы» сии не проглотил со страху! А то бы представляете: лорнет на слепой кишке висит, а монокль что созерцает, даже и говорить не хочу.

Уф! Маленько очухавшись, заявляю чистосердечно: Христа снобировать не собирался. Как-то не тянет. Знаете, юристы три степени виновности различают: dolus directus, dolus eventualis и negligentia [30]30
  Вина прямая, случайная, косвенная (лат.).


[Закрыть]. Так я даже в неглигенции себя виновным признать затрудняюсь.

Однако же, что пардон, то пардон. Коли умные люди стишок мой эдак интерпретируют, значит, следует задуматься. А вообще-то автор себе думал, уважаемые подписчики, дорогие наборщики, что художественное его произведение – удачное: метафоры новые найдены, а метафоры находить, это еще Аристотель в «Поэтике» признавал, – дело хлопотное, вроде как в социалистическом раю красивенький костюмчик сыскать. Автору-то, понимаете, представлялось, что «вечеринка» – сие есть, метафорически выражаясь, земная наша жизнь, где Добро и Зло энтак рядышком, и Зло союзником Добра притворяться любит, вот только советское правительство завсегда дает понять, что оно всему светлому и чистому первый друг. Да и вообще Te Deum нередко случалось демонам петь в истории, али нет? И оттого хочется людям, чтоб Христос пришел, порядок навел, а Второго Пришествия, понимаете ли, никак не дождаться, что и выражено автором метафорою: «Но Христос не приехал » (на «party» [31]31
  Вечеринка (англ.).


[Закрыть] в Кане Галилейской, кстати говоря, Христос «приехал»). И эти Explications de texte [32]32
  Выдержки из текста (фр.).


[Закрыть] Вам ни к чему, конешно, однако ж напоминаю, что обновление языка метафор – дело-с нужное, а «рискованность» их едва ли Христа заденет. Он больше от книжников и фарисеев в нетерпение приходил.

Так вот, значит, извиняюсь за бедность мысли. И выкидывайте «Вечеринку» в корзинку, говоря в рифму.

Вот ведь как человек-то устроен. Вы меня дегтем вымазали, будто ворота на деревне, где девка честь свою девичью не соблюла, – а я к Вам по-прежнему симпатию питаю. Кстати, питаю я ее довольно давно и «повлекся» к Вам еще в Париже, ежели помнить изволите, а не с того дня, когда очутился в руках Ваших редакторский карандаш… Тонкий намек-то, а?

Ишшо одно: коли есть у Вас еще какие мои «стихо», от коих Вас тошнит, – верните, а? Прилагаю на случай несколько «nouveautes derniers cris» [33]33
  Несколько скандальных новостей (фр.).


[Закрыть] – може, пондравится. Хотелось бы, признаться, узнать, чи берете (присланные (давно)) в мартовский №, я сколько , ежели не все. Дело – вот какое: в семье нашей не было, увы, традиции долголетия, и сколько времени еще Бог грехам потерпит, неизвестно. А сойти под вечны своды менее обидно будет, если успею хоть не целиком, но как-то внятнее спеть песенку свою (Кленовский собирается на Страшном Суде выступить со своими стихами, но я боюсь: вдруг наступят там моей песне на горло!!). Итак, хоть бы редактор НовЖура печатал поэзы Чиннова, пока есть кому эти поэзы Чиннова писать. Ась?

Насчет вечных сводов: завещание составлять собрался. Домик и прочее на «зарубежную» литературу, поэзию, пожертвовать собираюсь. Потому – бобыль, наследников нет. Руку жму очень сердечно. Пишите, хорошо?

ПреданныйВам,

Сосуд Антихриста

Емельян Ярославский

(Федька Каторжный),

Гришка Отрепьев.

10. М-ру Ландману

31 октября, 1972 г.,

Нашвилл, Теннесси, США

Dear Mr. Landman, дорогой и милый мой переводчик,

всегда очень благодарен Вам за внимание. На мой взгляд, переводы вполне удачны… Однако боюсь, что рифмы и сохранение традиционных размеров делают стихи для англоамериканцев старомодными. Этой опасности, естественно, хотелось бы избежать кому охота прослыть «vieux jeu» [34]34
  Старомодным (фр.).


[Закрыть]?

Все мои американские знакомые, люди литературные, утверждают, без единого исключения, что переводы, сделанные несвободным стихом, стихи «старят», make them look old-fashioned [35]35
  Делаю их старомодными (англ.).


[Закрыть]. Но как же быть? Вы явно предпочитаете рифмы и «ямбы»…

Все-таки, если бы Вы согласились хоть несколько стихотворений перевести без рифм и свободными размерами, я был бы Вам очень благодарен. Нет ничего хуже для поэта в Америке, чем репутация deja vu [36]36
  Уже виденное, вторичное (фр.).


[Закрыть]. И я же, право, новатор, во многом – и вдруг показаться эпигоном… Этого не хочется.

Простите, пожалуйста, что решаюсь высказать эти suggestions, поделиться с Вам своими problems[37]37
  Предложения; проблемы (англ.).


[Закрыть]. Поверьте, я вполне разделяю Вашу любовь к рифме и прекрасным традиционным ритмам. Но писать, как выразился Ходасевич,

 
Старинным ямбом, допотопным,
 

хоть и можно еще, вполне можно, по-русски, однако… американский читатель на рифмованные переводы фыркает.

Alas [38]38
  Увы (англ.).


[Закрыть]! А в Russian Review я бы появиться по-английски очень бы хотел (Мореншильд еще не написал мне)…

Как быть? Сердечно жму Вашу руку, еще раз благодарю!

Искренне Ваш,

Игорь Чиннов.

11. Р.Б. Гулю

25 апреля, 1973 г.,

Нашвилл, Теннесси, США.

Дорогой Роман Борисович!

Два стишка, значит, с негодованием отвергли. Перечить хозяину не могим, низко кланяемся, смахиваем непрошенную слезинку (украдкой), комок, подкативший к горлу, проглатываем и в воцарившейся тишине думаем о симпатичном своем даровании, подкупающем искренностью, но, увы, идущем на поводу у растленного века сего.

А засим ожидаем возврата отвергнутых двух стихо, ибо не сообразим, какие два (?) имеете в виду.

Кланяемся многократно, ручку Ольге Андреевне лобызаем, утирая набежавшую слезинку и размышляя о превратности судьбы и о неоцененных Роман Борисовичем своих шедеврах, остаемся с любовию

смиренный Игорь,

прилежный Ваш молитвенник

и предстатель

на Страшном Судилище Христовом.

12. В.В. Вейдле

8 августа, 1973 г.,

Нашвилл, Теннесси, США.

Дорогой Владимир Васильевич!!!

Три восклицательных знака – надо же дать выход чувствам. Книга совершенно замечательная, совершенно. Книга драгоценная! Перечел, в разной последовательности, трижды и – по-прежнему в восторге. На темы поэтики мне за последние 4-5 лет привелось прочесть книг 20 разных англо-американских знаменитостей; все бледнеет перед «О поэзии и поэтах» (Вы назвали «О поэтах и поэзии», но для меня книга прежде всего О ПОЭЗИИ, и любая глава о поэте у Вас – О ПОЭЗИИ!!!). Никто – а уж из русских и подавно – не писал «так глубоко забирая», так глубоко проникая – умом и сердцем, чувством, – никто не задумывался так пристально и сильно – и не воплощал продуманное с такой точностью, отчетливостью, полнотой, убедительностью. Изумительно Вы написали! Помню, о каждой статье, читая их раньше в «НЖ» или в виде предисловия к Гумилеву и т.д., я думал: «Томов премногих тяжелей!» или в этом роде. Но когда Вы их собрали вместе, то результат оказался даже еще гораздо больше суммы слагаемых! Вышла книга редчайшая по своей значимости. И нет ничего более веского, более проясняющего саму сущность дела во всей русской критике и «литературоведении».

Вы, конечно, поэт; и Вы ученый, специалист – сочетание, кажется, небывалое. Оттого и удалась Вам книга, что Вы и поэт, и ученый, и критик – настоящий. И никому другому эдак не писать. А о Серебряном веке и подавно никому: ибо, как поэзию вообще, видите Вы этот Серебряный век – изнутри ; и извне способны увидеть – и видите тоже.

И, наконец, все «О любви к стихам», требующее разговора особого. (Пока – размышляю над стр. 200, ее серединой, где «Но будь он поэтом вполне, он бы etc.».)

Вот приехали б Вы опять в Америку, согласились бы высидеть со мной вечерка три – тут бы я Вам «высказал все в подробностях»…

Спасибо, Владимир Васильич, что Вы такую книгу написали . За то, что прислали, – спасибо маленькое. За надпись, да еще с чинновским стишком, спасибо сердечное: тронут, обрадован. Но большое, действительно большое спасибо даже не за упоминания (которыми так дорожу!) обо мне – с такой лестной и радостной для меня оценкой. Самое большое спасибо – за то, что эта книга есть, что я могу ее читать и перечитывать – и что другие, благодаря ей, узнают о поэзии больше, чем знали раньше.

Мысленно Вас за эту книгу даже обнимаю. Всегда гордился Вашим ко мне отношением, но сейчас дело даже не в гордости; не во мне. Спасибо за радость, которую эта книга дает.

Ваш «М.П.» – Чиннов.

13. Р.Б. Гулю

15 сентября, 1973 г.,

Нашвилл, Теннесси, США.

Дорогой Роман Борисович!

«Сему следуют пункты».

1. Нашел в писаниях царя Алексея Михайловича о соколиной охоте, что поехали о дву конь.

2. Нашел, что статья моя «Смотрите – стихи» – в НЖ 92, 1968.

3. Нашел, что мой «Поздний Мандельштам» – в НЖ 88, 1967. Сия статья, похваленная Вейдле, а Вами, как и «Смотрите – стихи», безбожно замолчанная , содержала утверждение, что «Чумной председатель» – небезызвестный И. В. Сталин; многие, включая Филиппова, не верили; а Н.Я.М. во «Второй книге» пишет то, что и я; пишет тоже самое, что Чиннов, да-с

4. Нашел, что приложенный пук стихов о «путевых впечатлениях etc.» должен бы пондравиться редактору Новжура. Сие буди, буди!

5. Нашел, что редактор этот любезен и мил, особенно тем мил, что печатает рецензии Одоевцевой и склонен тиснуть и статейку Нарциссова.

6.Нашел, что очень сим тронут.

7. Нашел, что пора письмо кончать – приветом сердечным О.А. и Вам.

Ваш И.Ч.

14. В.В. Вейдле

6 ноября, 1973 г.,

Нашвилл, Теннесси, США.

Дорогой Владимир Васильевич!

Когда Поплавский написал Вам, благодаря за одобрение, Вам это не понравилось. Неужели и Милому Поэту достанется на орехи за сии благодарственные строки?

Auf die Gefahr bin [39]39
  Рискуя (нем.).


[Закрыть], говорю спасибо.

Тронут вниманием. Спасибо большое!

Но вот – души отчаянный протест. Вы призываете поэтов прятать мастерство. Бодлер, мол, свои костюмы наждаком. А стихи свои? Тоже приглушал, притушал? Т.е. свое умение, «формальный блеск» – притушал? Не уверен я.

Егорушка Игорушку тоже спрашивает: нужно ли уменье свое скрывать? Для чего нужно? Всем ли нужно? Вы «прощаете» мне «изощренность»: я бы скорей согласился с «прощаю неумелость, неуклюжесть, неловкость». Не подходите ли Вы к «позициям», по-зи-циям, ха , Адамовича? К тому, чтобы нутро было? Без нутра, соглашаюсь, пусто; но изощренность тоже хорошая штука – Вам ли об этом не «знать»? А призыв простить изощренность в нашем эмигрантском колхозе Чухломе – не на руку ли он тем, кои по сей части невинны и «шапками закидают» всю декадентскую сволочь! Мы люди русские, нам сердце подавай, а не разносолы!

Думаю, что при нынешнем эмигрантском «полукультурье», «безкультурье» – мастерство, слишком далеко запрятанное, слишком незаметное, будет «ни к чему», ибо настолько под цвет всеобщей серости, что чуть ли не Вы один его различите.

Знаю, что «говорили Вы не совсем то», осуждали не изощренность, а щеголяние ею, выставление на показ; но и то в наше время не такой уж грех, право.

Сейчас от формализма многие ударились в новую-старую крайность. Некоторые критики только и пишут, что о мировоззрении поэта. См. Georges Blin, его предисловие к Rene Char’y Gallimard’a (о том, как сделаны стихи Шара (скучнейшие, правда), – ни слова). Чёрта ли мне в одном мировоззрении поэта? Вы лучше скажите, хороши ли стихи – и покажите, и докажите!

«Царь Небес! Успокой» – стихи очень слабые, а «мещанские» по мысли «Люблю я вас, богини пенья» – прекрасные стихи!

Но – сейчас занят «ужасно» и толком «выразить чувства свои» не могу. И – все равно, раз Вы понимаете с полуслова. Еще раз спасибо!!

Ваш Чиннов.

15. Р.Б. Гулю

15 января, 1974 г.,

Нашвилл, Теннесси, США.

Дорогой Роман Борисович!

За Азефа, с милой надписью – благодарствуйте. На обложке два красавца. Один – вылитый Рудольфо Валентино, перед этаким сексапилем наидобродетельнейшая монахиня не устоит. А у другого – усы , Агафья Тихоновна гоголевская аж сомлела бы (Только лобик подгулял – кажись, из двух фотографий составлено, не так ли?) И воротник крах-маль-ный, фу-ты, ну-ты.

А книга хороша. Интересно. Оно все хорошо, однако упрощение стиля не всегда приемлю я с беспримесной радостью: мне нравилась прежняя орнаментальность. В ней был аромат эпохи – не эпохи Азефа, а эпохи, когда книга писалась. Может быть, несколько «бормотнул» и «рокотнул» и имело смысл убрать; но ведь сплошное «сказал», как у Газданова, «dit-il» – скучноваты. К счастью, у Вас вышло уравновешенно. Леонов своего весьма орнаментального «Вора» перепер на язык родных осин так, что осиновый кол вогнал в этого Вора. Адамович под конец очень стал просто писать (в отличие от Вейдле, который весьма закручивает, весьма) – но я от этой простоты не в восторге. Солженицын особенно в Иван Денисовиче, уж чересчур запузыривает, но если очень упрощать, может получиться Алданов. Повторяю, должно быть, Вы правы были, упростив, но я дегустировал «букет» вина Вашего, эпохи «орнаментальной прозы» – и думаю, что не я один «дегустировал».

А советский читатель, на коего карманный формат рассчитан, может предпочесть простоту; а может и сложность – кто же его знает.

Но в той ли редакции, в этой ли, очень оно завлекательно – и это главное.

А еще скажу, что жду Новжура. Нельзя ли, чтоб выслали мне поскорей? И нельзя ли, чтоб 2 экз., ввиду серенады Одоевцевой? Очень было б мило. Ась?

И три стихо шлю: три, ибо одно в пять строф расписался. Что скажете?

Нашли ли соредактора, Роман Борисович? Или – как с Foundations [40]40
  Фондами (англ.).


[Закрыть], мать их за ногу?

Две Бетаки меня как-то разочаровывают…

Ольге Андреевне ручку сердечно чмок. А Вашу трясу и жму.

Чиннов, значит, Игорь, Ваш этот самый.

18 января

P.S. Новжур прибыл – но второй экз. тоже был бы воспринят с восторгом. Об этом Новжуре 113: Виолетта подражала Одоевцевой: «И назначать свидания / на ветренной версте»; а теперь «подражнула» Цветаевой, ее ритму и слогу в «Так не спешит», но получилось в начале a la Баллада о камергере Деларю. И что Пушкин нерусский – и неново, и не вполне верно… Что это нашло на поэтов? Строчат сонеты, даже Глинка и Иваск, и у всех звучит неестественно… У Иваска хороши зияния:

 
И мне у узкого ее окна –
 

хорошо прочесть вслух сие и нельзя.

Коржавин лучше Бетак; Моршен – здорово; а Евангулов был напечатан дважды !

Ильинский о Плотине и Л. – молодец! М.Дубинин – спасибо (но кто это?!). М.Волин с зазубриной на драконе: все испортил зазубриной! Кротков хорош, сукин сын. Б.Толстой (откуда?), по-моему, глуп : и к чему прописные буквы повсюду?

А Одоевцева обо мне – увы, это несерьезно…

И кажется, Вы что-то повычеркали? Нет главного: не отмечена моя образность, т.е. богатство образов, небывалое в русской поэзии и единственное в современной (ни у Моршена, ни у Елагина); не отмечена музыкальность (даже в гротесках!); не отмечена красота. Alors [41]41
  В результате (фр.).


[Закрыть]? Первая половина «рецензии» – многословный talk, table talk [42]42
  Разговор, застольная беседа (англ.).


[Закрыть], все можно было сказать в трех фразах… А вторая половина – верно, но не главное. Трагическое и высокое еще не делает стихи хорошими : графоман может такую трагедию запустить, таких предчувствий мрачных насчет будущего нашей планеты и т.д., это мое почтение. Интересней узнать, как поэт свои предчувствия делает поэзией: хорошей поэзией. Точнее – как сделаны стихи.

Кроме того, тоже «интересно узнать» было бы, «чи » Вы в тексте одоевцевском чего изменили, сократили, чи оно так и было… Но Вы заняты и на этот вопрос не ответите…

Стишки, три штуки, пошлю Вам на днях: нет машинистки, «в данный момент».

«Засим кланяюсь рабски», как писал Савельич старику Гриневу, Ольге Андреевне «kub die Hand» [43]43
  Целую руку (нем.).


[Закрыть].

16. Г-ну К.-С.

18 февраля 1975 г,

Нашвилл, Теннесси, США.

Как second reader [44]44
  Второй оппонент (англ.).


[Закрыть] работы, представленной Вами в качестве диссертации, должен сообщить Вам, что она академически неприемлема.

Прежде всего: Вы приводите на десятках страниц, без всяких изменений, текст, заимствованный из учебников и энциклопедий, не указывая источников, не отмечая самый факт заимствования. Это неизбежно приведет к обвинению Вас в плагиате – и академическая Ваша карьера на этом закончится. Мы же с С. А. «заслужим» незаслуженные упреки либо в неумении распознать плагиат, либо в потворстве плагиатору. А «распознать» текст, Вами заимствованный, легче легкого: контраст между ним и Вашим собственным текстом слишком очевиден. Диссертации, как Вы знаете, размножаются на микрофильмах, рассылаются по университетам – и всегда находятся люди, их читающие. Поэтому указать источники чужих текстов абсолютно необходимо. Далее: ссылки вида «P.O. стр. такая-то» – неполны. Нужно указывать имя автора статьи или рецензии: кто это – Фет или кто-то малоизвестный? Даже и малоизвестного надо указать.

В работе вообще известные авторы и никому не известные «свалены в одну кучу» – и неосведомленному читателю такая информация не дает полезных сведений, коих он вправе ожидать. Для осведомленного же читателя от такой диссертации тем более нет никакой пользы.

Библиография Ваша недостаточна. Как пишет Вам С.А., естественно спросить: неужели же кроме энциклопедий не было других матерьялов??! «Диссертацию» с такой библиографией ни в одном ун-те обсуждать не станут.

Все написанное лично Вами настолько ниже академического уровня, настолько неудовлетворительно, что одна только стилистическая правка, придание литературной формы Вашим высказываниям требует от нас большой затраты времени.

Зная о трудном Вашем положении, мы с С.А. готовы сделать для Вас что возможно. Однако «помогают тому, кто сам себе помогает». Если Вы не приложите стараний, а будете надеяться, что «сойдет и так», то – не сойдет. Вы должны понять, что такое диссертация. Простите мою откровенность.