Текст книги "Певцы Родины"
Автор книги: Игорь Долгополов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
императорской Академии художеств великая княгиня Мария Павловна посетила
Москву. Она побывала и в Училище живописи, ваяния и зодчества, где заметила
талант Алексея Саврасова. За сим последовало милостивое приглашение (читай -
приказ) немедля ехать в Петербург, а оттуда в окрестности Ораниенбаума и
Петергофа, где располагались владения ее высочества.
Дальше все было как в сказке. Молодой мастер приступил к выполнению
заказа – запечатлеть виды дач на берегу Финского залива. На годичной
выставке Академии художеств в 1854 году были экспонированы два полотна
Саврасова – "Вид в окрестностях Ораниенбаума" и "Берег моря". Эти работы
понравились Марии Павловне.
В 1854 году Алексей Саврасов получает звание академика живописи.
Молниеносный взлет мог вскружить голову человеку и более зрелому.
Саврасов поддался круговерти успеха, светских комплиментов,
аристократических похвал. Долгие годы в списках работ живописца будут
фигурировать копии с "видом Ораниенбаума", ландшафты владений других
сиятельных заказчиков.
Молодой академик завален работой. Его доходы растут, он становится
модным. Кисть его блещет виртуозностью, холсты импозантны. В них есть и
хлесткость почерка, и даже щегольство. В них есть все, кроме правды. Высокие
заказчики в восторге, но муза художника чахнет в богатых имениях.
Вскоре умирает старый учитель Саврасова Рабус. Освобождается должность
в Училище живописи, ваяния и зодчества, и Саврасова назначают на его место.
В 1857 году он становится руководителем пейзажного класса. Художник начинает
ухаживать за дочерью крупного московского купца, любителя живописи и
древности Карла-Эрдмана Герца и вскоре женится на Аделаиде-Софье Герц. Круг
успехов, удач, возвышений замыкается.
А живопись? А как же заветный клад, который, несмотря ни на что, хранит
душа художника?
Новая семья предъявляет свои счета, свою власть, диктует свои вкусы. С
легкой руки Герца в творчестве Саврасова на много лет укрепилось влияние
Калама, швейцарского живописца, совершенно чуждого русской школе.
Саврасов преподает, выполняет десятки заказов, поддерживает светские
связи. Его супруга требовательна и капризна. Живописец еле успевает
фабриковать салонные пейзажи.
Но, несмотря на внешнее благополучие, Саврасов тоскует, он рвется к
природе. Этого требует душа, а неумолимая проза жизни возвращает его к
мольберту с очередными "видами".
Кризис назрел. Надвигался взрыв, бунт, способный нарушить привычный
ритм жизни, размеренную цепь полуудач, полувосторгов, полусчастья...
"Имея частное поручение исполнить рисунки и картины зимнего пейзажа на
Волге, покорнейше прошу Совет уволить меня от службы на пять месяцев с 1
декабря 1870 года".
Перо остановилось... Саврасов поправил очки и, вздохнул. Как трудно
было решиться на этот шаг. Ведь только недавно ему казалось, что он должен
быть занят этими нудными, неотложными делами. Что вся эта спешка, эта
ежедневная карусель и есть та единственная жизнь, к которой он, Саврасов,
призван. :
Но вот на днях он прочел, что Мольер однажды, захлопнув книги Платона и
Теренция, сказал друзьям: "Достаточно с меня этих образцов; теперь я смотрю
в себя и вокруг себя". И Саврасов решился...
Почти пятнадцать лет, по существу, потеряны. Если не считать нескольких
пейзажей, писанных с ощущением России.
Накануне нового, семьдесят первого года, не обращая внимания на плач
жены, ропот знакомых, ворчание друзей, Саврасов, забрав семью, покидает
Москву. Кто мог предполагать, что этот поступок принесет очень ; быстро
нежданные плоды?
Живописец приезжает в Ярославль. Волжское приволье вдохнуло в него
новые силы. Он пишет полотно "Вид Волги близ Юрьевца", за которое получает
первую премию на выставке в "Обществе любителей художеств".
Ко не этот холст (который, к великому сожалению, исчез бесследно)
произвел переворот в русской живописи. Вернувшись после короткой поездки в
Москву снова на Волгу, в Костромскую губернию, в село Молвитино, Саврасов
начал картину, которая утвердила его имя на века: "Грачи прилетели". Прошло
более ста лет с того дня, когда этст холст был показан на Первой передвижной
выставке.
Саврасов стал одним из первооткрывателей новой красоты в русской
пейзажной живописи, красоты простой и активной. Он нашел в себе силы
сбросить тяжкий груз живописных условностей и, что самое главное, дать
наконец простор приобретенному еще в юности чувству музыки русской природы.
Войдите в уютный маленький зал Третьяковской галереи. Там всегда людно.
"Грачи прилетели"... Подойдите ближе, и вы услышите, как звучит
картина. Ваш слух уловит музыку весны. Звон капели, журчание воды в
проталинах, шорох ветвей берез, грачиный гомон. Скрип сверкающего наста,
шелест весеннего ветра и тихий благовест.
В стене зала будто вырублено светлое окно. Изысканные колебания
бледно-лазоревых, голубых, бирюзовых тонов. Лучи солнца пробивают легкую
пелену и бросают серо-голубые тени на снег. Живопись холста многослойна.
Несмотря на его необычайно точное общее звучание, художник прибегает к
ювелирной деталировке картины, которую можно рассматривать часами. Пейзаж до
предела обжит. Время оставило свои следы в выщербленных кирпичах колокольни,
в отсыревших досках заборов, в покосившихся домах. Все свидетельствует о
неумолимом влиянии времени. Кричат грачи, вьется сизый дымок из труб
деревянного домика, мерцает весеннее солнце.
Во всей картине чувствуется влюбленность поэта-художника в природу
России, и эта его пристрастность передается вам. Вы дышите еще морозным,
колючим воздухом, слышите пение весны.
Весь холст полон удивительного внутреннего движения. Бегут тени по
снегу, дрожат отражения в проталинах, еле колышатся голые ветки берез,
неспешно плывут перламутровые облака.
В картине нет манеры, нет претендующих на виртуозность приемов. Язык
холста прост до изумления, он почти (да простят меня стилисты) коряв.
Это озарение, когда многолетняя школа, заученность руки – все уступает
биению сердца и тому восторгу, который сопровождает рождение шедевра.
Саврасов – лирик, и его "Грачи" – пример проникновения в самую суть,
душу русской природы.
Крамской пришел в восторг от картины. Оценивая пейзажи Передвижной, он
писал, что на всех иных полотнах есть вода, деревья, даже воздух, а душа
есть только в "Грачах".
Но не все так верно оценивали "Грачей". В "Московских ведомостях" некий
В. В. писал:
"Хорошенький вид уже чернотой краски дает чувствовать влажность только
что сброшенной зимней одежды. Вы как будто чувствуете всю сырость и
бесплодность минувшей зимы, но, несмотря на прилетевших грачей, нет этого
живительного предчувствия наступающей весны".
Вот, как говорится, когда белое видят черным. Ведь и сегодня "Грачи"
поражают своей светлой гаммой, удивляют своей цветной мозаикой.
Итак, "Грачи" отправились в свой вечный полет... Но вернемся к автору
холста, к его печалям и редким радостям.
Пора высшего творческого взлета Саврасова, пора создания "Грачей"
отмечена событиями трагическими.
В 1871 году в Ярославле скончалась новорожденная дочка. Это усложнило
отношения с женой, так не хотевшей ехать в провинцию. Вскоре скарлатина
уносит вторую маленькую дочку – Наденьку. Эти несчастья глубоко потрясли
живописца. Он возвращается в Москву.
Но как ни велико горе, а жизнь не остановишь. И снова замелькали
пестрые и пустые дни московских забот, заказов, никчемных долгов.
Трудно, очень трудно после поэтического взлета "Грачей" опускаться на
грешную землю. И все же семидесятые годы отмечены необычайным творческим
накалом. Саврасов не теряет чувства высокой требовательности к себе. Он
навсегда исключает из своих заказных работ швейцарские мотивы в духе Калама
и салонные "виды" имений вельмож. Он предпочитает творчески повторять
"Грачей" либо писать картины русской природы.
Семидесятые годы были периодом подъема в творчестве мастера. После
"Грачей" он создает ряд полотен, среди них "Проселок" (1873) и "Радуга"
(1875).
В это сложное время Саврасов отвечает на все трудности работой и еще
раз работой. Он как бы переносит столкновения с жизненными невзгодами в свои
картины, изображая в них борьбу света и тени, солнца и надвигающейся грозы.
"Проселок", пожалуй, самый значительный холст после "Грачей". Если
колорит "Грачей" серебристо-перламутровый, то живописный строй "Проселка"
золотисто-жемчужный.
Каким поэтическим ощущением природы надо обладать, чтобы увидеть в
липкой грязи размытого ливнем проселка сказочный по красоте, сверкающий мир!
Загадочно отсутствие техники мастера. Но в этом, наверное, и есть
предельная откровенность и динамичность почерка живописца. В каком-то хаосе
буквально нашлепанных красок рождается чудо пленэра. Но когда вы вглядитесь
попристальнее, то откроете тайную мудрость направления мазков, напряженность
красочного слоя в свете, тончайшие лессировки в тенях. Саврасов обнаруживает
в этом холсте раскованность мастерства или, если хотите, ремесла живописца.
Потому так трепетно живет и дышит картина. Мы явственно слышим пение
жаворонка, голос ветра, нестройный шум и гул, свойственный нашим просторам.
Мы видим мир живой, полный терпких запахов, борьбы яркого света и теней,
полный симфонического звучания.
Саврасов бесхитростно передал то, что до него было видано сотнями
художников, – русскую природу...
"Жизнь почти всех великих людей была более трудной, более несчастной,
чем жизнь других людей". Эти слова Эжена Делакруа вспоминаешь не раз, изучая
трагическую биографию Саврасова.
К концу семидесятых годов тучи над головою Алексея Кондратьевича
сгустились. В свое время у художника отобрали казенную квартиру. На просьбу
о ее возвращении Совет училища ответил отказом.
От Саврасова уходит жена. Художника настигает тяжелый недуг – он
начинает слепнуть... Все эти невзгоды приводят живописца к тяжелой
психической депрессии. Мастер бесконечно одинок в шумном и суетливом мире.
Его уже не согревает даже горячая любовь учеников. Он начинает сторониться
людей, все реже посещает училище.
Трагический финал назревал.
"Господину преподавателю Училища живописи, ваяния и зодчества,
академику, надворному советнику Саврасову.
По распоряжению Совета, имею честь уведомить, что 22 мая с. г. Советом
Общества Вы уволены от ныне занимаемой должности.
Секретарь Совета Лев Жемчужников".
Так была решена судьба одного из самых талантливых художников.
...По кривому переулку шел высокий мужчина. На его сутулые плечи была
накинута хламида. Широкополая шляпа, всклокоченная седая борода, бледное
лицо с горящими впалыми глазами.
Саврасов... Вот уже скоро десять лет, как изгнанный из училища академик
живописи обивает пороги кабаков и ночлежек.
"Отрущобился", – говорили люди...
Говорили, вздыхали и ахали... А Саврасов голодал. Торговал за бесценок
картинами и копиями со своих старых холстов. Никто серьезно и не пытался
помочь ему.
– Куда? Куда уйти от этой ярмарки? – говорил мастер своему ученику
Коровину. – Кругом подвал... я там хожу.
Саврасов смирился со своей страшной участью.
"Я перешагнул Рубикон жизни", – говорил художник. Жутко было слышать
это от живого человека.
Пятнадцать лет (после увольнения из училища) медленно угасал некогда
сильный человек. Алексей Конд-ратьевич Саврасов скончался в отделении для
бедных Второй градской больницы 26 сентября (8 октября) 1897 года.
Завершился тернистый путь живописца, угас один и? самых светлых и
добрых талантов России.
Саврасов был могуч от природы. Его здоровья хватило бы на десяток
обыкновенных жизней. Но он жег свечу с двух сторон. Был беспощаден к себе,
совестлив и правдив. Ненавидел подлецов и лгунов, был неуживчив, предельно
откровенен. Искренность и открытость художника отражены в его творениях,
язык которых понятен любому человеку вчера, сегодня и будет понятен вечно...
В последний путь, кроме родных, гроб провожали двое – Павел Михайлович
Третьяков и отставной солдат, швейцар Училища живописи, ваяния и зодчества
Плаксин. Именно Третьяков открыл Саврасову двери в бессмертие, купив его
шедевр "Грачи прилетели". Придите в любой день в Третьяковку, станьте возле
картины, и вы почувствуете любовь, благодарность, нежность, обращенные к
самому несчастному и самому счастливому из певцов России – Саврасову.
В левом нижнем углу холста еще заметна надпись: "Молвитино. 1871.
Саврасов".
Что говорит непосвященному это название? Что такое в масштабе страны
село под Костромой? Однако в истории русской живописи Молвитино – веха.
Прошло более ста лет со дня рождения "Грачей". Бесконечно далеко то
время. Но жив тот благословенный мартовский миг, который озарил душу
Саврасова и был запечатлен им на холсте.
Миг, остановленный на века!
И сегодня мы дышим молвитинским воздухом той поры, мы слышим мелодичную
песнь России.
"В России природа поет", – говорил Саврасов.
Идут тысячи людей через залы Третьяковки, останавливаются надолго у
картины "Грачи прилетели" и уходят просветленные, приобщившись к
прекрасному.
Илья Репин
Холодная ноябрьская ночь 1863 года. Набережная Невы. Каменные сфинксы,
хмуро щурясь, охраняют вход в Академию художеств.
У седого от инея цоколя сфинкса стоит юноша. Он только с вокзала
Николаевской железной дороги, приехал из далекого Чугуева учиться в
академии. Ему девятнадцать лет, его зовут Илья Репин.
Холодна темная громада академии. Только в верхнем этаже светятся два
больших окна. Юный Репин пристально, как завороженный, глядит на этот
теплый, неяркий свет. Он не знает, что там высоко, в мастерской, идет жаркий
спор. Художники-дипломники задумали сломать академическую рутину. Во главе
бунтовщиков Иван Крамской – человек, которому суждено сыграть огромную роль
в судьбе молодого художника. Но паренек из Чугуева пока ничего об этом не
знает. Ему просто страшно в чужом городе, зябко и одиноко.
Вьюга утихла. Под черным пологом неба тускло мерцает Нева. Ярко горят
окна дворцов, зажигая разноцветные костры на полированном льду реки.
Завтра наступит новый день, наступят будни. Счет за номер в гостинице,
счет за обед... В кармане у юноши всего семнадцать рублей, но он упорен и
тверд. Он снимет недорогую комнату и не будет обедать – будет пить чай
вприкуску, с черным хлебом. Благо, что чай и сахар он привез из дома.
Главное, он начинает штурмовать твердыню академии. Его встретит неласковый
чиновник, он потерпит на первых порах неудачу. Цо он молод и талантлив, ему
поможет сам Крамской, и его ждет успех. Не пройдет и года, как заветная
мечта юноши исполнится.
Юный Репин. Какой он был, этот паренек из Чугуева?
Взглянем на автопортрет, написанный молодым живописцем через месяц
после приезда в столицу. Привлекательны черты его лица. Глаза внимательно
вглядываются в даль. Что ждет его? Свершит ли он задуманное? Сбудутся ли его
мечты?
Молодой Репин может показаться с первого взгляда несколько наивным. Он
безупречно честен и правдив, до конца верен своей музе – живописи, и это
главная причина его будущих успехов.
Через много-много лет, в 1899 году, Репин пишет своему большому другу и
советчику Стасову, пожалуй, самые сокровенные за их долгое знакомство слова:
"Я все тот же, как в самой ранней юности, люблю свет, люблю истину,
люблю добро и красоту как самые лучшие дары нашей жизни, и особенно -
искусство! Искусство я люблю больше добродетели, больше, чем людей, чем
близких, чем друзей, больше, чем всякое счастье и радости жизни нашей. Люблю
тайно, ревниво, как старый пьяница, – неизлечимо... Где бы я ни был, чем бы
ни развлекался, чем бы ни восхищался, оно всегда и везде в моем сердце, в
моих желаниях, лучших, сокровеннейших. Часы утра, которые я посвящаю ему, -
лучшие часы моей жизни. И радости и горести – радости до счастья, горести до
смерти – все в этих часах, которые лучами освещают или омрачают все прочие
эпизоды моей жизни".
Но вернемся к автопортрету 1863 года. На нас внимательно и в то же
время робко глядит миловидный юноша. Но вдруг его пристальный взор
заставляет вас насторожиться: не слишком ли много он видит, не слишком ли
глубоко он проникает в ваше нутро, не слишком ли пронзительно оценивает этот
юнец, все и вся?
И тут-то открывается перед нами одно из качеств сложного характера
Репина. Он признается в этом свойстве лишь на закате жизни, через полвека:
"Несмотря на тайную титаническую гордость духа внутри себя, в жизни я был
робкий, посредственный и до трусости непредприимчивый юноша..."
Робкий титан. Застенчивый гордец. Гениальная... посредственность. Эти,
казалось, несовместимые противоречия в душе художника рождали тот сложный и
порою не сразу доступный пониманию, но тем более великий характер, который
представлял собою безвестный паренек из Чугуева.
«Бурлаки»
Иногда на экране вдруг останавливается движение. И тогда зритель видит
как бы замершую жизнь. Нечто подобное делает художник, когда пишет картину,
с той лишь "небольшой" разницей, что создание подобного "мига" иногда
отнимает у живописца много-много лет, а иногда и всю жизнь.
Так всегда идет и будет идти из огнедышащего пекла летнего волжского
полдня вереница опаленных зноем, изможденных, оборванных, но сильных людей.
"Бурлаки на Волге" Репина.
"Со смелостью, у нас беспримерною, Репин окунулся с головою во всю
глубину народной жизни, народных интересов, народной щемящей
действительности". Эти слова Стасова как нельзя лучше говорят о подвиге
молодого живописца, только что окончившего академию и получившего первую
золотую медаль...
Стоит ли описывать историю рождения "Бурлаков", поездку Репина с
художником Васильевым на Волгу для подготовки к картине? Может быть, следует
только напомнить о встрече живописца с Каниным. Пожалуй, никто лучше самого
Репина не смог бы описать эту сцену, когда Канин, стоя в лямке, позировал
мастеру.
"Во время стояния в лямке он поглощал меня и производил на меня
глубокое впечатление, – пишет Репин. – Была в лице его особая незлобивость
человека, стоящего неизмеримо выше своей среды. Так, думалось мне, когда
Эллада потеряла свою политическую независимость, богатые патриции железного
Рима на рынках, где торговали рабами, покупали себе ученых-философов для
воспитания своих детей. И вот философ, образованный на Платоне, Аристотеле,
Сократе, Пифагоре, загнанный в общую яму или пещеру с беглыми
преступниками-земляками, угонялся на Понт Эвксин-ский и там лежал на
солнцепеке, пока кто-нибудь покупал наконец его, 60-летнего старика".
Хочется обратить внимание на богатый язык Репина, на его великолепное
ассоциативное мышление и эрудицию – словом, на те слагаемые, без которых не
рождается понятие, высокое и чтимое народом, – художник.
Великий русский композитор Мусоргский пишет Репину:
"То-то вот, народ хочется сделать. Сплю и вижу его, ем и помышляю о
нем, пью – мерещится мне он, ощя, цельный, большой, неподкрашенный и без
сусального... Какая неистощимая... руда для хватки всего настоящего, жизнь
русского народа! Только ковырни – напляшешься, если истинный художник..."
"Бурлаки" имели европейский успех. Картина выставлялась на Венской
всемирной выставке 1873 года и на Парижской 1878 года. Немецкий критик Пехт
заявил, что нет другой такой жизненной и солнечной картины, как "Бурлаки".
Поль Манц писал: "Кисть Репина не имеет никакой претензии на
утонченность. Он написал своих "Бурлаков", нисколько не льстя им, быть
может, даже немножко с умышленною некрасивостью. Прудон, приходивший в
умиление перед "Каменоломщиками" Кур-бе, нашел бы здесь еще большую оказию
для своего одушевления... Репин пишет немного шершаво, но он тщательно
выражает и высказывает характер".
Нет нужды пересказывать все хвалебные отзывы крупнейших русских
деятелей культуры, видевших в "Бурлаках" явление новое, глубокое,
высокогражданственное. Правда, находились и недовольные. Им не нравилась
суровая панорама русского бытия, представленная живописцем.
«Протодьякон»
Протодьякон могуч. Все в нем, от размаха богатырских плеч, мощных
дланей, похожих на корневища вяза, до величественном бороды, черных густых
бровей, нависших над грозными очами с искорками дьявольского лукавства,
монументального багрового носа, – все в нем огромно, крепко сбито. Но
чугуевский Гарган-тюа не йросто физически громаден. В нем что-то от
микеланджеловского "Моисея" – древнее, библейское... Он возложил десницу на
свое неуемное чрево, взглянул на нас, грешных, и вот через мгновение на нас
рухнет обвалом – "многа-а-а-я ле-е-та". И от рыка его задрожат своды храма
божьего и сладко замрут сердца прихожан.
Но Репин не обомлел при виде этого монстра духовенства и православия.
Наоборот, все движения руки художника, все мазки его волшебной кисти,
покорные гению, послушно легли на полотно. Нет ничего лишнего в этом холсте.
Все краски, как бы заговоренные, согласно поют...
Разноголосый хор золотистых, коричневых, темно-красных тонов. Их голос
бархатист, звучен, глубок.
Прозрение... Так увидеть натуру живописец мог, только как бы заново
родившись, А ведь так и было. Пропутешествовав несколько лет по Италии,
Франции, налюбовавшись вволю великими творениями старых мастеров, Репин
приехал в родной Чугуев.
"Протодьякон". Язык этого полотна прост и сдержан и в то же время
темпераментен и свеж. В этом этюде, как его называли современники, как бы
вновь воскрес голос высокой классики в живописи – голос обобщенный,
человечный и правдивый.
Некоторые искусствоведы сравнивают язык Репина в "Протодьяконе" с
языком Рембрандта или Курбе. Но дело совсем не в том, на работы каких
великих реалистов и классиков в конечном счете похож этот холст. Передовая
художественная общественность приняла портрет как победу новой школы в
русской живописи.
Крамской так формулирует новую манеру Репина: "Он точно будто вдруг
осердится, распалится всей душой, схватит палитру и кисти и почнет писать по
холсту, словно в ярости какой-то. Никому из нас всех не сделать того, что
делает теперь он".
Мусоргский писал: "Да ведь это целая огнедышащая гора! А глаза
Варлаамищи так и следят за зрителем. Что за страшный размах кисти, какая
благодатная ширь!"
Но кое-кто думал по-иному, и картину не пустили на международную
выставку: де, мол, "лучше не выносить сор из избы"...
Но Репин есть Репин. И он решал всегда по-своему:
"Каждый раз с выпуском в свет новой вещи своей я слышу столько
противоположных мнений, порицаний, огорчений, советов, сожалений, сравнений
с прежними и всевозможных предпочтений, что если бы я имел страстное желание
руководствоваться общественным мнением, или мнением какого-нибудь кружка,
или еще уже – мнением одного какого-нибудь избранного человека, то и тогда,
во всех этих случаях, я был бы несчастным, забитым, не попавшим в такт,
провинившимся школьником (какое жалкое существование). К счастью моему, я
работаю над своими вещами по непосредственному увлечению. Засевшая идея
начинает одолевать меня, не давать покоя, манить и завлекать меня своими
чарами, и мне тогда ни до чего, ни до кого нет дела".
«Царевна Софья»
"Царевна Софья". Эта картина Репина, написанная в 1879 году, вызвала в
свое время бурю споров. Ее не принял Стасов, обвинивший художника в
непонимании истории.
"Я не верю, – писал он о "Софье", – чтобы она в то мгновенье
остановилась... Софья бросилась бы стремительно к окну, все тело бы ее
рванулось вперед, как зверь в клетке, к врагам. Время ли тут застывать?.."
Царевна Софья. Почему этот образ так притягивает к себе, заставляет нас
снова и снова возвращаться к картине, чтобы разгадать тайну обаяния этого
полотна? Пожалуй, потому, что этот холст Репина построен необычайно тонко
психологически. Эта работа живописца сложна не только по сюжету, по
исторической ткани, но и по пластическому, цветовому решению.
Тусклый, серебристый свет льется из зарешеченного оконца. В неярком
белесом мерцании силуэт повешенного стрельца – символ, знак поражения,
гибели дела Софьи. Этот неумолимый серебристый свет встречается на полотне с
теплым золотистым светом киота, светом свечей и лампад – светом веры Софьи в
старую Русь, в исконное, непреходящее.
В этой встрече двух цветовых начал – ключ к раскрытию тайны очарования
картины.
Неумолимый будничный свет струится из окна. Он покоряет, побеждает,
сковывает ярость Софьи, и она не мечется, не кидается, как зверь, не кричит.
Софья нема, неподвижна, как статуя отчаяния.
Тишина. Еле потрескивает нагар на свечах. Софья застыла в своем
страдании и гневе. Она уже бушевала, угрожала, рыдала... Она замолчала.
Конец. И это почувствовал Репин.
В картине тишина. Но мы явственно ощущаем размах событий, происходящих
за толстыми стенами Нокодевичьего монастыря. Мы как будто слышим яростные
крики взбунтовавшихся стрельцов, в ушах звенит от лязга оружия, гудения
набата, зовущего к борьбе, от скрипа телег, везущих мятежников на казнь. Мы
слышим Время.
Черны лики образов, золотой свет киота еле теплится, побежденный
суровым светом петровского утра.
Репин заявил этим холстом о своем великом даре психолога, драматурга и
режиссера, мастера "громкой тишины". Позже в ряде картин он покажет это свое
поразительное умение раскрывать без жестикуляции, без эффектов предельно
скупо правду жизни в трагических страницах истории Руси и драматических
буднях современной ему действительности.
Крамской поддержал Репина:
"Я очень был тронут Вашей картиной. После "Бурлаков" это наиболее
значительное произведение. Даже больше – я думаю, что эта картина еще лучше.
Софья производит впечатление запертой в железную клетку тигрицы, что
совершенно отвечает истории.
Браво, спасибо Вам. Выставка будет значительная. Ваша вещь где хотите
была бы первой, а у нас и подавно. Вы хорошо утерли нос всяким паршивикам".
Репин был растроган:
"За "Софью" мою только еще пока один человек меня журил и крепко журил,
говорит, что я дурно потерял время, что это старо и что это, наконец, не мое
дело и что даже он будет жалеть, если я моей "Софьей" буду иметь успех.
Теперь судите сами, как я вчера обрадовался Вашему письму. Вашему слову
о "Софье" и о всей... выставке. Чудесно. Бесподобно. Еще есть порох в
пороховницах. Еще не иссякла казацкая сила".
Стрепетова
"Относительно же этюда Стрепетовой – он останется у меня еще долгое и,
может быть, очень долгое время. Может быть, он поступит в Вашу галерею,
когда меня уже не будет в живых", – ответил Репин Третьякову на его просьбу
отдать портрет-актрисы.
Стрепетова. Она играла на сцене Александрийского театра рядом с
великими Мочаловым, Давыдовым, Савиной...
"Маленькая, худенькая, бледная, обреченная, с голосом, который "беду
несет", она завладевает зрителями, – вспоминал художник Нестеров, – театр
исчезает, незаметно зритель становится свидетелем подлинной житейской
драмы".
Репин пишет Стрепетову и создает один из самых великолепных портретов
XIX века.
Мазок полотна нервный и свободный. Холст почти дышит: так легко и
прозрачно лежат на нем краски. Кисть художника напряжена, ею владеет такое
мощное и страстное ощущение характера и формы, что каждое касание
безошибочно. Портрет написан в одно прикосновение – это вершина живописной
техники, воскрешающей традиции Веласкеса и Гальса.
Но, пожалуй, не только в манере живописи и в колорите главное
достоинство портрета. Поражают сложность, многоплановость образа актрисы.
Неуловимо сложны настроения и чувства, отраженные в лице великой
актрисы. Тончайшие оттенки психологического состояния делают некрасивое,
немолодое лицо прекрасным. По худеньким плечам разметались пряди волос.
Простое темное домашнее платье подчеркивает бледность лица.
Репин писал: "Для художественного произведения не довольно одного
копирования с натуры. Художник вкладывает в свой труд очарование,
впечатление. Поэтому никакая фотография, даже и цветная, не может помешать
высокой ценности истинно художественных произведений – в них ценится живая
душа художника".
«Не ждали»
Нежданно-негаданно в дом входит его бывший хозяин. Он вернулся из
ссылки. Заросший, в измызганном буром армяке, почти неузнаваемый. На
изможденном лице следы бессонных этапных ночей, ледяных сибирских ветров,
голода и лишений.
Но он пришел!
На картине изображены первые секунды встречи с близкими. На лицах
людей – сложнейшая гамма чувств. От равнодушия, недоумения, испуга до
изумления и восторга.
Тишина. Только еле слишно скрипят половицы... Через миг раздадутся
крики радости, смех, рыдания.
Привстала мать, ее взор прикован к дорогим чертам, еще мгновение – и
дрожащие руки обнимут сына. Жена не верит глазам, не верит своему
призрачному счастью. Сын застыл в радостном изумлении. Ведь его отец -
герой! Дочурка напугана. Она не знает этого чужого дядю. Кто это?
Покой маленькой семьи нарушен. Жизнь ставит перед каждым строгий и
суровый вопрос: "Что делать?"
Художник написал самый обыденный интерьер, хорошо оттеняющий
необычность и драматичность происходящего.
Картина имела ни с чем не сравнимый успех. Появившись на XII
Передвижной выставке, она была подобна разорвавшейся бомбе... Ведь не надо
забывать о той обстановке, которая была тогда в России. Реакция, чудовищная,
небывалая захлестнула страну. Это был ответ самодержавия на выстрел
народовольцев 1 марта 1881 года.
Зрители ломились на выставку. Стасов ликовал:
"Репин не почил на лаврах после "Бурлаков", он пошел дальше вперед. Я
думаю, что нынешняя картина Репина – самое крупное, самое важное, самое
совершенное его создание".
Не было, пожалуй, ни одного дома, ни одной семьи в городе, где бы не
обсуждали новую картину Репина. Его слава, казалось, достигла зенита.
Равнодушных не было. Правда, мнения были всякие.
"Репина, наверное, произведут в "гении", – писали "Московские
ведомости". – Жалкая гениальность, покупаемая ценой художественных ошибок,
путем подыгрывания к любопытству публики, посредством "рабьего языка". Это
хуже, чем преступление, это – ошибка... "Не ждали"! Какая фальшь..."
Но никакая ложь, никакая грязь не могли заслонить правду и свет,
заключенные в картине. В те далекие дни эта картина была откровением.
Новаторской была и ее живопись – светлая, валерная.
Велико было гражданское мужество создавшего холст. Но это был далеко не
предел возможностей художника. В мастерской Репина на мольберте стояло новое
полотно, которому было суждено стать одной из самых знаменитых картин
России.
«Иван Грозный и сын его Иван»
"Работая усердно над картиной, – пишет Репин, – будучи страшно разбит
нервами и расстроен, я заперся 3 своей мастерской, приказав никого не
принимать, и сделался невидимкой для петербургского общества, А между тем
слухи о моей картине уже проникли туда, и многие желали ее видеть, я же
принял меры, чтобы ранее времени праздные зеваки не могли удовлетворить
