Текст книги "Том 2. Поэзоантракт"

Автор книги: Игорь Северянин

1. Элегия

 
Моими слезами земля орошена
На мысе маленьком при речке быстрой устьи,
Есть там высокая тоскливая сосна,
Есть в песне дерева немало нежной грусти.
Моими грезами впервые создана,
Запечатлелась ты в нежизненном убранстве;
И та высокая тоскливая сосна —
Моя любовь к тебе в священном постоянстве.
 

1907

2. Стансы

 
Ты подошла к волнуемой струями,
Ласкаемой туманами реке;
С раскрытыми отчаяньем зрачками
Ты вспомнила о ком-то вдалеке.
Там кто-то плыл куда-то в мглистой дали,
Кольнула сердце чья-то вдруг тоска.
Застыла ты… Деревья застонали.
Вздохнула ночь. Заплакала река.
 

1907

3. Рэфрэны

 
Держу ли путь зимою в снежном поле,
Плыву ли я в ладье морскою синью,
Мне грезятся мечи щемящей боли
Ее бездонных серых глаз унынья.
 
 
Я чувствую, что в этом злобном мире,
В трясине лжи как смерть всегда один я;
Что буду петь всегда на слезной лире
Ее бездонных серых глаз унынье.
 

1907

4. Река поет…

 
Река поет… Порог, обросший мохом,
Как я, угрюм, тосклив и одинок:
Камыш дрожит с печальным тихим вздохом,
Когда его тревожит мой челнок.
 
 
Ночь грезит солнцем… Ширь реки мелодий
Чарует ночь и грезящих людей.
Ночь кончит жизнь при солнечном восходе,
Как я, решась назвать тебя своей.
 

1907

 
Бывал ли ты в лесах полей —
  Лесах цветов?
Что – голубее? Что – алей?
Все так пестро в лесах полей…
Я хохочу. Я петь готов,
И даже жить мне веселей.
И я пою леса полей,
  Леса цветов.
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

 
Я разрубил докучный узел, —
И оборвалась наша связь.
Я взмахом этим счастье сузил
И ураганом поднял грязь.
 
 
Не измеряй мой шаг позорный
И не ищи любви звена!
Подъем души моей нагорной
Замедлит страшная вина.
 

1909. Май

Мыза Ивановка

 
Не верь, не верь, обманутая мной
      Весной
      Однажды,
Не утоляй моей порочной жажды.
Пусть стон души, стон каждый
Звучит свирелью кровяной:
Не верь, обманутая мной.
 
 
Не верь, но жди. Приду – гони, но верь.
      Измерь
      Мученье.
Мне сладким будет в скорби заточенье,
И пусть твое презренье
Откроет в злое сердце дверь.
Не верь, не верь… Приду, – поверь.
 

1909. Май

Мыза Ивановка

Л.А.

 
Мне ночь говорила сказанья,
Я смутно ее понимал
И, в бешенстве, все достоянья
Грядущего дня изломал.
 
 
Не верил я лживым посулам
Врага – обольстителя – дня,
Пьянея раздольным разгулом,
Рассудок пороком дразня.
 
 
Не верил. Но только с зарею
Блеснуло мне солнце, я – вновь
Овеян горячей игрою
Лучей, где сияет любовь.
 
 
Уходит с улыбкой презренья
Любовница хитрая – ночь.
Прости меня, день, за сомненья
И мщеньем себя не порочь!
 

1909. Май 4

Мыза Ивановка

 
Мне весело грустить о звонких трелях,
  О майских кликах,
Когда мы просыпались при свирелях
  В лазурных бликах.
 
 
Как были хороши тогда улыбки
  На лицах светлых!
Так часто серебрятся в речке – рыбки,
  И росы – в ветлах.
 

1909. Март

 
Тебя мне встретить не хотелось бы,
Когда расстались мы в грозе.
– Живя в избе, я не хотел избы, —
– Слеза растопится в слезе. —
 
 
Прошли года. Любовь – забава нам.
И вот опять хочу твой взор.
– Кто шевелился ли под саваном?
– Кто передал ли грез узор?
 

1909. Июнь

Мыза Ивановка

 
Был взгляд ее надменен
И черен, как порок.
Я знал, что слаб и пленен,
Когда скрипел порог.
 
 
Бывало: вечер сонен,
Вуалится туман,
Я вижу облик Сонин,
Неясный, как обман.
 
 
Придет и сядет: «Здравствуй».
Угрюм я: «В чем нужда?»
– О, милый, не коварствуй,
Что я тебе чужда.
 
 
Невольная улыбка
Раскружит губы мне,
Мечта нырнет, как рыбка,
В сердечной глубине.
 
 
А дева сладострастно
Прижмется – и возьмет,
Но как – и мне неясно…
Кто знает? кто поймет?
 

1909. Май

Мыза Ивановка

 
Отчего ты, дорогая, так ко мне несправедлива?
Отчего ты не простила? не сказала ничего?
Отчего не улыбнулась примирительно-стыдливо?
  Отчего же, дорогая, отчего?
 
 
Что люблю в тебе – ты знаешь, как люблю, – тебе известно, —
Почему же мы расстались и обязаны чему?
Наша страсть неудержима, мы сплелись друг с другом тесно,
  Почему ж ты не вернешься? почему?
 
 
Ты страдаешь одиноко, я страдаю перед всеми,
Мы не можем жить в разлуке, но не можем – и вдвоем.
Что за странное проклятье нашей страсти скрыто в семе?
  Никогда, – о, никогда! – мы не поймем…
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

 
Тридцать весен встречала она,
Отдавалась бесстыдно не раз,
Но была ли хоть раз влюблена,
Влюблена от души, без прикрас?
 
 
Отчего так ее я хотел?
Я ведь в ней не нашел ничего,
Кроме жажды познания тел.
Но ее я хотел… Отчего?
 
 
Эти шелесты, краски, духи
Опьяняли меня, как толпа,
Распевала Баркова стихи
И была невозможно глупа.
 
 
А в дурманной ее красоте,
В дерзких ласках ее и словах
Мой рассудок терялся в правах,
И… сияла она в высоте…
 

Ноябрь

 
Кроткая, ленивая, ласково-покорная,
Скромно-миловидная пошлая мещанка
Не могла увлечь меня вялая, повторная,
В каждом проявлении – скучная шарманка.
 
 
Но любил я за город, сев в купэ уютное,
Ездить к ней, затерянной в деревушке малой,
И о ней осталося чувство мягко-смутное,
И о ней с улыбкою вспомню я, пожалуй…
 

Ноябрь 1909

 
Но почему так ясны ясени,
Когда ветрит дыханье осени,
Когда в прудах цветенье плесени?
И почему рябины кисточки
Пугают взоры быстрой ласточки
На юг завеерившей перышки?
Не потому ли пред кончиною
Ты, человек, гора песочная,
Меняешь бренное на вечное?
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

П.Г. Гаврилову-Лебедеву

 
Кто был со мною
Вчера при звездах,
Когда сырели
Ковры полей?
Кто цвел луною?
В чьих взорах-гнездах
Сверкали трели
Во тьме аллей?
Была ль загадка
Для сердца ясной?
Быть может, смутно
Я знал: был с кем?
И чья палатка
С каймою красной,
Дрожа уютно,
Звала зачем?
Почем я знаю!
Зачем мне нужно! —
Будь это призрак,
Будь то живой…
Но я страдаю…
Мысль безоружна,
О ты, кто близок,
Чаруй собой!..
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

 
Голосок, как колокольчик,
Зазвонил любви слова,
И от гула у поэта
Закружилась голова.
 
 
Все могло бы быть так мило,
Но разбито пустячком:
Голосок, твой колокольчик,
Вяло двигал язычком.
 
 
Но и вышло очень скучно…
Голосок, ты – дурачок:
Тем приятней колокольчик,
Чем резвее язычок…
 

1909. Октябрь

 
Голосок твой – серебристый колокольчик,
А глазята – лиловатые прудки…
Уст жемчужные улыбки – коротки,
И не счесть твоих волос веселых кольчик.
 
 
Губки? губки – две пушистые малинки,
И чело – равнина снежной чистоты.
Брови? брови – это в мир чудес тропинки,
А все вместе… а все вместе – это ты!
 

1909. Октябрь

 
Там, где кружатся кузнечики
  У душистого горошка,
Поцелую крошку в плечики,
  Засмеется тихо крошка.
 
 
Обоймет руками смуглыми,
  Расцелует прямо в губы.
Над прудами влажно-круглыми
  Нам свиданья эти любы.
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

 
И в каштановых волнах прически,
И в бутоне прищуренных губ
Мне сквозят голубые наброски,
Что влюблен и, мне кажется, люб.
 
 
Но зачем бирюзятся зигзаги
Этих ясных, доверчивых глаз:
Избегают ли ясности влаги,
Или прячут свой девственный сказ?
 

1909. Март

 
О, если б ты умела
  Любить ради любви,
И мне сказала смело:
«Мужайся и живи».
 
 
Я стал бы жить, пожалуй,
Свободней и живей…
О, друг мой, мозг усталый
Мне ласкою овей.
 
 
Но ты в ответ немела,
Был сон в твоей крови…
Нет, нет, ты не умела
  Любить ради любви…
 

1909. Май

Мыза Ивановка

 
Увидь меня близким и любящим,
Под ветхим, изодранным рубищем,
Дай слезы мои с твоим хохотом слить.
Ты видела гордого, смелого, —
Увидь же теперь запустелого…
Увидь…
 

1909

 
Они поют, вершины эти,
Они поют, они поют!
Опять тоскуют о поэте
И обещают свой приют.
Я слышу в липовом дуэте
Мечте обещанный уют.
Они поют, вершины эти,
Они поют, они поют…
 

1909

 
В ее устах томилася малина,
В ее глазах смеялись васильки,
А по ночам синели угольки…
Она была изящна, как Филина.
Она была как кошечка. «Кис-кис»,
Хотелось ей сказать, ее лаская.
В ее фигурке хрупкость восковая,
В ее душе – величие Балькис.
 

1909

 
Любила… Но что это значит?
Да, что это значит – любила?
Откуда узнал я? Не знаю…
Но знаю, что это так было…
Мы счастливы были… Что значит —
Мы счастливы были? Пойми-ка!
Но помню: при ней жизнь и солнце,
А нет ее – жутко и дико…
 

1909

 
Она приезжала ко мне в голубом тюльбэри,
Когда утопленное солнце сменялось луною.
Встречал ее конюх, приняв от нее: «убери».
Она поспешала скорей повидаться со мною
 
 
И быстро взбегала, заставив шептаться батист,
На темный балкон, проходила поспешно вдоль зала
И – в мой кабинет. Улыбалась, как тонкий артист…
А сердце любило, хотя о любви не сказало!
Стихала в дверях. Я перо оживлял за столом,
Рисуя мгновенье… Глаза наслаждались глазами…
Затем подходила, склоняясь высоким челом,
И целовал ее губы, сверкая слезами.
Мы с ней говорили не много: зачем нам слова,
Когда мы сольемся в молчаньи чудесней и краше?
Я пил эти губы… Она успевала едва
Наполнить их страстью и вновь подносила, как чаши…
 

1909

А.И. Лопатину

 
Все глуше парк. Все тише – тише конь.
Издалека доносится шаконь.
Я утомлен, я весь ушел в седло.
Май любит ночь, и стало быть – светло…
 
 
Я встреч не жду, и оттого светлей
И чище вздох окраинных аллей,
Надевших свой единственный наряд.
Не жду я встреч. Мне хорошо. Я рад.
А помнишь ты, усталая душа,
Другую ночь, когда, любить спеша,
Ты отдавалась пламенно другой,
Такой же пылкой, юной и родной?
А помнишь ты, болезная моя,
Какой голубкой грезилась змея,
Как обманула сердце и мечты?
Нет, не могла забыть той встречи ты.
Май любит ночь, и стало быть – светло…
Качает сон, баюкает седло.
Блуждает взор меж лиственных громад,
Все глуше парк, – все тоньше аромат…
 

1910

 
Есть в тихом августе, мечтательном и кротком,
Такая мягкая, певучая печаль,
Что жаль минувшего, мелькнувшего в коротком,
Что сердце просится: «к забвению причаль».
Мне вспоминаются, туманны и бессвязны,
Обрывки августов, их встречи, их уход…
И для души моей они однообразны,
Как скалам озера – проплывший пароход…
 

1909

 
Я писал ей вчера, – робко, слезно просил,
Если можно, зайти вечерком —
Потому что забыт, потому что нет сил,
Потому что я плачу тайком.
И я знал, что она приласкает, я знал,
Что не будет фальшивым порыв.
Ах, от сердца письмо – это к счастью сигнал,
На него не ответить – разрыв.
…Не пришла, – побоялась… Чего же, чего?
Откровенно любить и… спасти?
Душно… слезы… люблю… все пройдет… ничего…
Пошутила… ошибся… прости…
 

1908

 
Вглубь извилистой тропинки
Я иду из пустоты
Поля снежного. Цветы
Мая сердца пьют росинки.
Грезы вьются, как снежинки,
И снежинки, как мечты.
 
 
Я иду в дремоту леса
Бредить сказкою небес,
Сказкой той, что бредит лес,
Как невинная принцесса.
 
 
День был хмур, угрюм и гневен;
Ночь спустилась на поля;
Звезды – точно рой царевен,
А рабыня их – земля…
 

1908. Октябрь. СПб

 
Глушь, северная глушь – как скорби изваянье —
Способна вдохновить не мало гордых душ
И залечить порыв душевного страданья.
Глушь, северная глушь.
 
 
Снег бледный, как лицо покойника, холодный…
Со дня рождения он – старец, – словно век:
Такой же он немой, осмысленно бесплодный,
Бездушный бледный снег.
 
 
И в снежных берегах стеклянное теченье
Чарующей раздолием реки…
О, если б знала ты, как эти впечатленья
Душе моей близки!
 

1907. Февраль

Мыза Ивановка

 
Жизни – в полном смысле слова!
Жизни дайте – умоляю.
Вихря жизни! Жизни снова!
Жизни, жизни я желаю!
Задыхаюсь… Жизни больше!
Жизни, сколько капель в море.
Жизни бездну! Жизни столь же,
Сколько в мире зла и горя!..
 

1908. Порт-Дальний

Квантун

 
В томящих сумерках увидел этот свет,
В томящих сумерках влачил существованье…
Никто не понимал души моей страданья,
Никто на мой вопрос мне не давал ответ.
 
 
Живу немного я, но в веренице лет
Томящих сумерек я знаю прозябанье;
Блестящих, ясных дней не помню я сиянья;
И были ли они?… теперь их больше нет.
 
 
О, скорбь души моей, мятущейся, бессонной,
В томящих сумерках заглохшей и больной,
Как ненавистен мне твой облик бледно-тонный,
 
 
Безгранно близкий мне, до странности чужой…
В томящих сумерках вступал на путь земной,
Услышу в сумерках напев я похоронный…
 

1907. Апрель

 
Страдать, страдать… Но это ведь ужасно, —
Вчера, сегодня, завтра и – всегда.
Страдать – как жить: вседневно, ежечасно…
  Иль разом никогда…
 
 
Пусть разум мой решит, – есть два исхода:
Коль жить нельзя, зачем существовать?
Нет, нет. Во имя светлого восхода
  Рискну еще страдать!
 

1907. Апрель

 
Мне тяжело. Унынье без просвета,
Когда-то в сердце бедное легло.
Душа моя любовью не согрета.
  Мне тяжело.
 
 
Мне тяжело. Не надо мне причины. —
Пусть в жизни мне упорно не везло,
Пусть я погряз в болоте злобной тины. —
  Мне тяжело.
 
 
Мне тяжело. Что с сердцем – сам не знаю,
Теченьем жизни радость унесло,
И что надежду в счастье я теряю —
  Мне тяжело.
 

 
Лазоревые цветики, порхающие ласточки,
Сияющее солнышко, и небо, как эмаль.
О, дни мои прекрасные! О, дни мои счастливые!
Как вас вернуть мне хочется! Как искренно вас жаль!
 
 
Далекое! минувшее! высокое! волшебное!
Красавица, будившая любовь в душе моей.
Улыбки, слезы чистые, молитвы и рыдания.
О радости бывалые! О бури вешних дней!
 
 
Где вы, брильянты юности? Зарницы грез пленительных?
Любовь благоуханная? Чарующие сны?
Где ты, моя желанная, божественная, светлая?
О, где ты, вдохновение умчавшейся весны!
 

1906

 
Не высказать ничтожной речью
Величья ледяной тюрьмы.
Но, друг мой, сколько красноречья
В молчаньи северной зимы.
 
 
Не описать бесцветным словом —
Как жизнь прекрасна и ясна,
И сколько счастья, друг мой, в новом
Краю любовно даст она.
 

 
Шумит, шумит падучая стремнина;
Бежит, бежит зеленая волна;
А я стою в раздумьи у плотины,
И ночь, как я, тоской упоена.
Мой взор плывет на водные равнины
В тумане слез; но мысль моя ясна
И глубока – как шумная стремнина,
И рвется вдаль – как звонкая волна.
 
 
Летят, летят и месяцы, и годы;
Живут, живут бессчетные века
Всегда везде несчастные народы,
И их удел, как всех людей – тоска.
Живут – грешат пигмеи, исполины;
Но час придет, – и доля всех равна —
Как брызги волн, что мечет вширь стремнина,
И – как волне беспечная волна.
 

1908

 
Ты, вероятно, помнишь, да и забыть могла ли,
Хотя бы и старалась навеки позабыть
Те вечера и ночи, когда с тобой мечтали —
И как с тобой мечтали счастливыми мы быть!
 
 
Ты, вероятно, знаешь, да и не знать возможно ль,
Хотя бы и хотела ты этого не знать, —
Что я виной несчастью… Но ты-то, ты тревожно ль
Относишься, что стражду и буду впредь страдать?
 
 
Ты, вероятно, веришь, да и не верить странно,
Хотя бы и не верить отраднее подчас, —
Что встреча наша мною так пламенно желанна,
Что в этот час – прощенье, а нет, – мой смертный час…
 

1908

 
Как арфа чуткая Эола
Поет возвышенный хорал, —
Моя душа пропела соло,
Рассвету чувства мадригал.
 
 
Тобой была ли песня спета,
Споешь ли песню эту впредь, —
Не мог дождаться я дуэта
И даже мыслил умереть.
 
 
Но я живу… С тех пор красиво
Мной спето много песен дню;
Лишь песнь рассвету чувств ревниво
Я в тайнике души храню.
 
 
Я увлекался, пел дуэты,
Но вскоре забывал мотив,
Мелодий первого обета,
Страданий первых не забыв.
 
 
Сестре раскрылася могила
В июньской шелковой траве,
И сердце мне захолодило
Предчувствие, что будут две.
 
 
Уйду… и скоро, веря свято,
Что ты над грудою песка
Споешь мотив, тоской объята,
И будет долгою тоска.
 
 
Но возрождением мотива,
Хотя и поздним (ну, так что ж?…)
Ты беззаботно и счастливо
В эдем прекрасный перейдешь.
 
 
И там душа – раба обета
И чувства первого раба —
С твоей сольется для дуэта,
Как повелела ей судьба.
 

1907

 
Ты вошла в кабинет неожиданно,
Упоительно снова обрадовав…
Твое сердце давно мне разгадано,
Но тобой его тайна не выдана.
 
 
Рассказать ли про все, что мной видано?
Рассказать ли?… Но лучше – не следует.
Часто море кипенья не ведает,
А глядишь – вспыхнет шторм неожиданно.
 

1909

Декабрь, 6

 
Студеной синью блещет озеро,
Знобя полдневные лучи.
Рой бархатистых пчелок, к розе рой
Стремясь, гуторит, как ключи.
 
 
Над малахитовою лужею
Жужжит комар, заворожен.
Мой жаркий взгляд щемящей стужею
Твоих очей расхоложен.
 

1909

 
Ты всегда с голубыми очами
Приходила ко мне ночевать…
Это было так сладостно-больно,
Но не будет, не будет опять.
 
 
И порхали мгновенья-стрекозы,
Приседая к заре на цветок.
Мы любили, хотели друг друга…
Ты близка, но теперь я далек.
 
 
Да, не ты далека: ты все та же,
Как желанье, покорная мне…
Это было так сладостно-больно,
Это было всегда при луне…
 

1909

 
Отчего снег бесследно пропал,
И ручьи отчего потекли?
Отчего соловей засвистал,
И цветы отчего зацвели?
 
 
Отчего лес оделся в листву,
И влечет меня зелень в него?
Отчего я дышу и живу
Так привольно?… зачем! отчего?
 
 
Отчего так внезапно весь мир
Пробудился от долгого сна?
– «Отчего? – прошептал мне зефир, —
Оттого, что настала весна».
 

1904

 
Воскрес любви зарей Воскреса!
Я, умиленный без мольбы,
С зарею жду Господня взвеса
Моей трагической судьбы.
 
 
Оркестр любви – в груди, как прежде,
И вера – снова лейт-мотив.
Я верю будущей надежде,
Что ты вернешься, все простив.
 
 
Я спать не лягу в ночь святую
И до зари колоколов
Я буду ждать тебя, простую,
Мне все сказавшую без слов.
 
 
Едва блеснет на небе марта
Воскресный луч, воскресный диск,
Предскажет сердце, точно карта,
Что наступил последний риск.
 
 
И грянут гимн во храмах хоры,
И запоют колокола,
Зовя на солнечные горы,
Где высь близка и весела.
 
 
Я буду знать, внимая пушке,
Что Он незримо снова тут,
И лица в праздничной опушке
Природы раньше расцветут.
 
 
Я подойду тогда к воротам
И распахну их широко,
И ты войдешь к моим заботам,
Желая твердо и легко.
 
 
О, долгожданное мгновенье,
В святую ночь – твоя пора…
Прощен, кто верит в воскресенье
Любви, прощенья и добра!
 

1909

Март, 28

 
Я хотел бы тебе рассказать,
Как мне страшно в старинном дворце,
Рассказать тебе все, но молчать
Я обязан с мученьем в лице…
Но когда бы тебе рассказать!..
Ты мне можешь не верить, мой друг,
Что червями исползан покой,
Что в углу притаился паук,
Весь кровавый паук – вот какой!
Но попробуй поверить, мой друг…
А в двенадцать часов… не могу…
Не могу продолжать, извини…
Для бессмертья я смерть берегу…
Ах, зачем прекращаются дни:
Ведь в двенадцать часов… не могу!..
 

1909. Июль

Мыза Ивановка

Дворец

 
– Ты! меня целовала в жасмине…
– …Одуванчик мечтал об измене…
– …На цветах стрекозовые тени…
– …Дай припомнить: все озеро – в тине…
– …Подожди… Шаловливые рыбки…
– …А еще?… змеи дерева крепки…
– …И… ты, помню, бледнела от счастья…
– …Как краснею теперь от бесчестья.
 

1909. Декабрь

Посв. К.Ф. и И.Д.

 
Болела роща от порубок,
Душа – от раненой мечты.
Мы шли по лесу: я да ты,
И твой дубленый полушубок
Трепали дружески кусты —
 
 
От поздней осени седые,
От вешних почек далеки,
Весною – принцы молодые,
Порой осенней – голяки.
Уже зазвездились ночные
Полей небесных светляки.
 
 
Уже порядком было снега,
Хрустели валенки в снегу,
Мы шли, а нам хотелось бега
Под бесшабашную дугу.
Люблю дугою говорливой
 
 
Пугать лесов сонливых глушь!
На тройке шустрой и сварливой
Ломать кору дорожных луж!
Эх-ма… В душе моей гульливой
Живет веселый бес – Разрушь.
 
 
Эй, бес души, гуляй, найди-ка,
Найди-ка выход для проказ!
Давай посулы напоказ!
Но бес рыдал в бессилье дико,
И жалок был его приказ.
 
 
А мы все шли, все дальше, дальше,
Среди кустов и дряблых пней,
Стремясь уйти от шумной фальши,
Дыша свободней, но больней.
 
 
…Присел ты, мрачный, на обрубок
Червями съеденного пня…
Стонала роща от порубок,
Душа – от судного огня…
 

20 ноября 1909

 
Люблю в туман осенних вечеров
Мечтать с тобой в избушке в сердце леса,
Смотря на печь, на агонию дров.
 
 
Из уст моих плывет за пьесой пьеса,
Гремят пред нами оргии пиров,
Как наяву. Пятою Ахиллеса
 
 
Шагает впечатление. Нам кровь
Волнует взор то ангела, то беса.
О, сколько вечера дают даров!
 
 
И сколько чувств! И сколько интереса!
Деревня спит. Молчание дворов
Пугает нас. Глядит из-за навеса
 
 
Сквозь темноту ряд туловищ коров.
Нам тяжело от тяжести их веса…
Восток далек. Пока под звездный кров.
 
 
В постели мы. Но долго поэтесса
Еще нам шепчет много тайных строф, —
И в них я – принц, а ты – моя принцесса.
 

1909. Ноябрь

 
Ты, может быть, меня и любишь,
Я в это верю иногда,
Но никогда не приголубишь
И не отдашься никогда.
 
 
Ты никогда мне не раскроешь
Своей причудливой души,
Но от меня любви не скроешь,
Как чувство там ни придуши.
 
 
Твоя любовь – как на ладони:
Пожатье плеч, холодный тон,
Уста в прищуренном бутоне —
Все это верный камертон.
 
 
С тобой тепло, уютно, славно
Играть до утренней поры,
Твоя игра, дитя, забавна,
Но берегись такой игры!
 

1909. Ноябрь

 
На кладбище, на родственных могилах,
Для всех живых далекий и чужой,
  В ее глазах, доверчивостью милых,
Я отдыхал усталою душой.
 
 
  В ее глазах, доверчивостью милых,
Я находил забвенье и покой
И от людей вдали, людей постылых,
Я оживал под нежною рукой.
 
 
Вся жизнь моя, весь дальний путь земной —
  В ее глазах, доверчивостью милых…
«О не грусти о притупленных силах», —
Мне голос пел, спокойный и грудной.
 
 
Я приникал к ней, близкой и родной,
Среди крестов, на вянущих могилах,
И плакал, плакал, веря ей одной,
  У глаз ее, доверчивостью милых…
 

1909