Текст книги "Жуков. Халхин-Гол (СИ)"

Автор книги: Игорь Минаков

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Копает, – признался Конев и добавил: – Он под всех копает, Георгий Константинович.

– Даже – под меня?

– Не исключено.

– Ладно. Не будем об этом… Надо понять, как нам использовать дотошность майора Суслова в пользу операции «Самурай»?

– Он пытается раскопать подробности биографии Танаки, и кажется, что-то нарыл, но мне не докладывает. Ни по званию, ни субординационно я ему не командир. Суслов подчиняется начальнику особого отдела фронта.

– Это понятно, – отмахнулся я. – Потому я и намерен побеседовать с ним с глазу на глаз. Пусть попробует утаить важные сведения от командующего.

Конев невесело улыбнулся. И заговорил уже иным тоном:

– Товарищ комдив, у меня есть предложение по дополнительному обеспечению успеха операции.

Я взглянул на часы.

– Давайте, только коротко.

– Предлагаю организовать ложный лагерь, установить макеты техники, проводить учения в ночное время. Это повысит доверие разведки противника к нашей операции и дезориентирует его по времени ее проведения.

– Хорошее предложение, – согласился я. – Утверждаю. Но главное – работа с пленным. Юсио Танака должен верить, что все еще служит своему микадо.

Конев удалился. А я вошел в юрту. Налил в кружку остывшего чаю. Выпил. В этот момент вошел Смушкевич.

– Садитесь, Яков Владимирович, – сказал я ему. – У меня к вам сугубо секретное дело… Вы, конечно, знаете, что я велел доставить в мое распоряжение «У-2»?

– Знаю и несколько удивлен, Георгий Константинович… Если вам потребовался самолет…

– Потребовался, но не мне… – усмехнулся я. – В час икс японский пленный летчик совершит побег и угонит наш «У-2»…

– Судя по тому, как вы спокойно об этом говорите, это часть некого плана.

– Верно. Вот только мне нужно, чтобы он прошел над нашими позициями, которые мы развертываем для удара.

– Он почти наверняка так и сделает, – кивнул Смушкевич. – Тревогу вы прикажете не поднимать, а следовательно борт с красными звездами на плоскостях сможет беспрепятственно облететь наши позиции.

– Да, только его могут сбить свои, а мне нужно чтобы он добрался до японского аэродрома живым.

– Поставить на самолет рацию, пусть предупредит своих.

– Этого мало. Нужно будет атаковать беглеца, причем, весьма реалистично, чтобы япошки не заподозрили подвоха.

– Разумно.

– Кому из своих соколов вы можете доверить эту миссию? – я напряг память – непонятно, свою или жуковскую, и она почти сразу выдала мне фамилии: – Грицевцу, Кравченко, Забалуеву?..

– В виду особой секретности задания, с вашего позволения я выполню его сам.

Помолчав, я сказал:

– Разрешаю, Яков Владимирович. Только учтите, что сопровождать вам беглеца придется вплоть до зоны действия японской ПВО.

– Само собой, товарищ комдив!

– Тогда ждите моего сигнала.

Смушкевич поднялся, откозырял и вышел из юрты. Я, чуть помедлив, тоже. У входа уже стояла «эмка» похрюкивая движком. Воротников открыл мне пассажирскую дверцу, потом обогнул капот и сел на водительское место.

– Куда едем, товарищ комдив?

– Поедем посмотрим, как устроились на новом месте твои друзья танкисты, Миша.

Он кивнул тронул легковушку с места. Подпрыгивая на ухабах, он покатила к КПП. Часовой заглянул в салон. Тут же выпрямился. Поднял полосатый брус шлагбаума.

Автомобильчик подвывая движком и скрипя тормозами, начал спускаться по серпантину, петлявшему между валунов на покатом склоне горы Хамар-Даба. Адъютант довольно ловко управлял «эмкой», но мне стало жаль машинку, предназначенную для того, чтобы ездить по асфальту городских улиц и шоссейных дорог.

Надо бы встретиться с нашими автоконструкторами. Сколько можно эксплуатировать эти несчастные «эмки»? На более менее твердой поверхности они еще ничего, а вот в песке, снегу или в грязи вязнут под самое днище.

Если уж сами сделать не могут армейский вездеход, пусть у немцев конструкцию позаимствуют. Их кюбельваген хоть и примитивная, но надежная тарахтелка. А еще лучше – американский виллис. Неужто не освоят за пару– тройку лет?

Я только хотел поделиться своими мыслями с адъютантом, как по капоту машины что-то звонко щелкнуло. В следующее мгновение раздался сухой треск. Воротников бросил машину вправо, за громадный валун, крикнул:

– Стреляют, товарищ комдив.

Да я уже сам понял, что – стреляют. Выхватил из кобуры пистолет, распахнул дверцу и вывалился на щебенку. Залег за колесом. Всмотрелся в нагромождения валунов слева от дороги. И увидел вспышку третьего выстрела.

Глава 5

Я выстрелил в ответ. Прямо туда, где видел вспышку. Крик. Попал! Я оглянулся на адъютанта, кивнул – прикрой. Миша принялся стрелять туда, откуда доносилась пальба. А я кинулся в обход, прячась за валунами.

Судя по тому, что выстрелы доносились только с одной стороны, нападающий был один. И в него я явно попал. Хотя и не убил. Отвечает, сволочь. Ну ничего, сейчас я тебя возьму тепленьким.

Выглянул из-за каменюки. Увидел торчащие ноги в ботинках с обмотками на японский манер. Откуда здесь вражеский солдат, да еще – один? Одним прыжком, я настиг его, приставил ТТ к затылку.

– Оружие на землю! – приказал я, не заботясь, понимает он меня или нет. – Руки за голову.

Оказалось – понимает. Отбросил револьвер, руки сцепил на затылке, хотя движение это ему далось с трудом. Из правого плеча текла кровь. Вот, значит, куда я ему угодил! И ведь все равно продолжал отстреливаться.

– Лейтенант, ко мне! – крикнул я.

Захрустел щебень под сапогами Воротникова. Он приблизился, встал с интересом рассматривая диверсанта. Тот лежал, уткнувшись мордой в пыльный камень, не шевелясь. Даже дышал, похоже, через раз.

– А ну-ка подними его, Миша!

Здоровенный танкист схватил стрелка за шиворот и заставил встать, присвистнул. И было с чего. Диверсант оказался вовсе не японцем, во всяком случае – не монголоидом. Рожа у него была вполне европейская, славянская даже.

– Кто такой? – спросил я, уже не сомневаясь, что он понимает каждое мое слово.

Диверсант молчал, сверлил меня взглядом. С ненавистью. Все ясно. Белогвардеец из РОВС или еще какой-нибудь их организации. Собственно, мне без разницы. Сдам в особый отдел, там из него вытрясут правду матку.

– Ну молчи, белая акация – цветок эмиграции, – усмехнулся я.

– Жуков? – вдруг спросил он, всмотревшись в меня.

Опа! Откуда этот беляш знает комдива Жукова?.. Я быстро перебрал в голове варианты. Память самого комдива, как назло, ничего не подсказала. Зато меня осенило. Ведь Георгий Константинович воевал в Первую Мировую. И этот, уже подержанный диверсант, видать, тоже. Ну так это ничего не меняет.

– Не узнаешь? – продолжал тот, явно пытаясь вызвать меня на разговор. – Скорино – я. Вольноопределяющийся…

Я молчал, хотя память Жукова на фамилию «Скорино» среагировала. Даже лицо в памяти всплыло – холеное, со щегольскими усиками… Вот, значит, как. Раньше царю батюшке служил, а теперь – микадо.

– Вижу, красные сделали тебя генералом, – проговорил он. – Из унтера – в генералы… Завидная карьера…

– Лейтенант, веди-ка этого красавца до первого поста, я поеду следом, – сказал я.

– Пшёл! – скомандовал Воротников.

Я подобрал наган, из которого палил мой «знакомец». И мы вернулись к дороге. Я осмотрел пострадавшую «эмку». Ничего серьезного. Пуля лишь чиркнула по капоту, оставив царапину. Я сел за руль. Завел движок, переключил скорость.

Здесь наши с Жуковом рефлексы, как и во время стрельбы, сработали синхронно, хотя столь раритетный автомобиль мне раньше водить не доводилось. Я вывел машинку на дорогу и поехал позади ковыляющего под конвоем моего адъютанта белогвардейца.

Тот то и дело оглядывался. На что-то еще рассчитывал. Неужто думал, что я его пожалею в память о совместной службе почти тридцатилетней давности?.. А может просто хотел подпортить мне ту самую генеральскую карьеру?

Доложит адъютант, что у комдива есть знакомые в стане врага и возьмут меня особисты на карандаш. Да вот только хрен он угадал, этот беляш. Я и сам скрывать не буду, что когда-то знавал этого Скорино…

– Стой! – послышался крик. – Стой! Стрелять буду!

Я ударил по тормозам. Бывший вольноопределяющийся вдруг рванул по склону горы вниз, а мой адъютант, хоть и кричал грозно, но не стрелял. Видать, не приходилось еще убивать людей. Одно дело отстреливаться, другое – палить по безоружному.

Скорино петлял, как заяц. И шансы уйти у него были. Склон был усеян каменюками, мешающими прицельной стрельбе. Я выскочил из салона. Выдернул из кобуры свой ТТ. Прицелился. Не попасть. Валуны и впрямь мешали.

Недолго думая, я вскочил на капот, а оттуда – на крышу. Отсюда обзор был лучше. Диверсант хоть и метался из стороны в сторону, все же совсем скрыться за камнями не мог. Я снова прицелился. На этот раз не спеша. Нажал на спусковой крючок.

Эхо раскатилось среди валунов. Беглец всплеснул руками и нырнул ничком. К нему уже со всех ног мчался Воротников. Добежал. Замер. Потом отступил на шаг. Даже на расстоянии я видел, как он побледнел.

– Убит, товарищ комдив! – выкрикнул лейтенант.

– Черт с ним! – откликнулся я. – Давай в машину. Сообщим на КПП, пусть его особисты подбирают.

Миша побрел к дороге, то и дело оглядываясь. Я слез с кабины. Уселся на пассажирское место. Адъютант засунул свой табельный револьвер в кобуру, сел за руль. Пальцы его заметно подрагивали.

– Машину вести сможешь? – спросил я.

– Смогу, товарищ комдив, – сказал Воротников.

– Тогда поехали. И так вон сколько времени зря потеряли.

Он снял авто с ручника и мы, наконец, продолжили путь.

– Вы и правда его знали, товарищ Жуков, – спросил лейтенант.

– В империалистическую служили вместе, – ответил я. – Только я вот до сих пор своей стране служу, а он – япошкам продался.

– Вы не думайте, товарищ комдив, – быстро проговорил адъютант, – я не стану докладывать, что это был ваш знакомый.

– Забудь о нем, – подумав, ответил я. – Такой мрази тебе еще много придется повстречать в жизни. Главное – не забывай нажать на спуск.

– Простите, Георгий Константинович, я…

– Все в порядке, Миша. Прибавь-ка ходу.

* * *

Три танковых батальона, назначенные мною для введения противника в заблуждение, поднимали пыль на много километров вокруг. Так что обнаружить их было нетрудно. Воротников выжал из штабной «эмки» по максимуму, догоняя колонну.

В небе жужжали истребители прикрытия. Из окошка автомобиля я видел «Ишачки», что шли параллельно дороге. Смушкевич держал слово. И если япошки попытаются выслать навстречу колонне бомбардировщики, безнаказанно им налет совершить не удастся.

Танки и автомобили стали покидать дорогу, выходя в район дислокации. Моторы начали затихать, а пыль оседать. Мы с Мишей догнали штабную машину. Адъютант просигналил и та остановилась на обочине.

Из кабины выбрался командир. Я вышел навстречу. Судя по шпалам в петлицах, в звании полковника. Увидев меня, он едва ли не бегом кинулся навстречу. Лицо его ни мне, ни Жукову знакомо не было.

– Командир одиннадцатой легкотанковой бригады полковник Яковлев, товарищ комдив! – отрекомендовался он.

Я ответил на приветствие и пожал ему руку. В памяти всплыл список командиров 1-й армейской группы.

– Вижу, Михаил Павлович, что в район развертывания вверенные вам батальоны вышли, – сказал я. – Надеюсь, в пути обошлось без задержек?

– Разведчики вычислили засаду диверсионной группы противника, товарищ комдив, пришлось шугануть.

– Видать, плохо шуганули, товарищ полковник, – сказал я. – Один из них обстрелял мою машину. Пришлось пристрелить.

– Я передал информацию о диверсантах в особый отдел корпуса, – принялся оправдываться полковник. – Полномочий ловить их у меня не было.

– Ладно, дело прошлое. Я приехал не за тем, чтобы вас отчитывать. Хочу посмотреть, как вы тут готовитесь к выполнению главной директивы.

– Да вот только прибыли в район, товарищ комдив. Стрелки еще вчера начали осваиваться…

– Ну что ж, идемте к… – я чуть помедлил, ожидая покуда подгрузится из памяти моего предшественника нужная фамилия, – к Дорофееву, посмотрим, как он тут устроился.

Мы двинулись к линии траншей, которые стрелки успели выкопать в сухом монгольском грунте. Я сразу обратил внимание, что окапываются они основательно, словно готовятся к обороне, а не к наступлению. И мне это не понравилось.

Спустились в ход сообщения и направились к командирскому блиндажу. Видать, кто из младших командиров стрелков успел позвонить полковнику Дорофееву, потому что он выскочил нам навстречу.

– Товарищ командир дивизии, двадцать четвертый, семьдесят шестой и сто сорок девятый полки… – начал было докладывать он, но я жестом оборвал его.

– Вижу, окопались, как по учебнику, – проговорил я. – Ждете самураев в гости, полковник?

– Простите, товарищ комдив, – растерялся тот.

– Вы получили мой приказ, полковник Дорофеев?

– Получил, товарищ комдив. Начальник штаба Кущев передал мне ваш приказ выйти в район развертывания и подготовить плацдарм к принятию трех танковых батальонов.

– Для чего?

– Об этом в приказе сказано не было.

Та-ак. Что это – саботаж? Или Кущев, получив радиограмму от командарма, просто перестраховался? Ладно. В любом случае винить командира стрелковой дивизии в том, что он подготовил позицию на случай внезапной атаки противника не стоит.

– Прошу в мой КП, товарищи, – пригласил нас в свой блиндаж Дорофеев.

Мы вошли. Внутри было не так жарко. У смотровой щели стояла стереотруба БСТ, явно направленная в сторону левого берега реки Халхин-Гол, до которой отсюда оставалось не более километра. Я прильнул к окулярным трубкам, всматриваясь в территорию врага.

Нельзя сказать, что мне удалось многое разглядеть. Япошки умели маскировать свои позиции. И все же я увидел достаточно, чтобы понять, что штурмовать их укрепления в этом месте было бы самоубийственно. Ну так я на самом деле и не собирался.

Главное, чтобы противник был уверен в обратном. И надо бы эту его уверенность укрепить еще до того, как капитан Юсио Танака «угонит» наш «У-2». Отрегулировав оптику, я всмотрелся в то, что лежало на этом – монгольском – берегу.

М-да, местность здесь самой природой предназначена для танковых сражений и у меня поневоле появилась дерзкая идея. В конце концов, танкистам все равно надо тренироваться, но необязательно это делать по-старинке.

– А что если, товарищи командиры, нам устроить представление? – проговорил я.

– Представление? – переспросил Яковлев.

– Да. Яркое, почти театральное зрелище, как для поддержания боевого духа наших бойцов, так и для шпионов противника. И заодно ваши танкисты, Михаил Палыч, потренируются стрелять на ходу.

Командир 11-й легкотанковой бригады нахмурился. Видать, ему почудилось, что я сомневаюсь в уровне подготовки его экипажей. Я и на самом деле сомневался, но не собирался говорить об этом.

– Понимаю, Михаил Палыч, что вы отрабатывали со своими бойцами все необходимые для ведения боя навыки и я не собираюсь их экзаменовать. У меня другое предложение. Устроим соревнование. Назовем это танковым… – Я осекся, сообразив, что слово «биатлон» в эту эпоху не в ходу, поэтому быстро подобрал замену. – Назовем это танковой джигитовкой!

– Танковой джигитовкой? – хмыкнул Яковлев. – Звучит красиво, но мои БТ, хоть и скоростные, все же – не аргамаки…

– А вот посмотрим, – сказал я и изложил, в чем заключается суть соревнований по танковому биатлону, который я назвал словечком из кавалерийской практики.

* * *

Степь была раскалена зноем до предела. Пыль столбом стояла над стартовой линией, где выстроились в ряд боевые машины. БТ-7, БТ-5 и Т-26 – гордость советского танкостроения. Перед ними выстроились экипажи.

На лицах танкистов явственно читалось напряжение. Большинство из них подозревало, что начальство все-таки решило проэкзаменовать их перед реальным боем. В принципе, так и было. Гонка со стрельбой – это испытание и на точность стрельбы и на слаженность.

Ко мне, печатая шаг, подошел Михайлов, помощник командира бригады, решивший принять в танковой джигитовке личное участие. Я не возражал. Тем более, что и мой адъютант, узнав о моей затее, напросился в один из экипажей на должность заряжающего.

– Товарищ комдив! Личный состав для участия в танковой джигитовке построен!

– По машинам! – скомандовал я.

Михайлов откозырял, улыбнулся, повернулся к своим ребятам и выкрикнул не по уставу:

– Хлопцы, по коням!

И тут же кинулся к своему БТ-7. Экипажи помчались к танкам. Залязгали закрывающиеся люки. Взревели моторы, выбрасывая в раскаленный воздух черные струи выхлопа.

– Старт! – скомандовал я.

В небо взвилась сигнальная ракета. Начался первый этап – скоростное маневрирование. Танки рванулись вперед, оставляя за собой клубы пыли. Я наблюдал за соревнованием в бинокль. Особенно – за БТ-7, с наспех намалеванным номером «4» на башне.

Именно в нем и был сейчас заряжающим мой адъютант. Правда, пока все зависело от механика-водителя. Именно благодаря ему «Четверка» резво преодолевала неровности местности. Поворот, еще поворот – и вот уже она уже влетела в зону стрельбы.

Стрелковый рубеж встретил участников джигитовки «ожесточенным сопротивлением». Наскоро сколоченные щиты с мишенями были заминированы саперами с таким расчетом, чтобы быть уничтоженными, если экипаж танка не успевал вовремя выстрелить.

Из-за нагретого воздуха, мишени казались зыбкими миражами, но мужики действовали слаженно. Я видел, что наводчики большинства танков успевали наводить орудия, а заряжающие – вовремя подавать снаряд. Так что, мишени разлетались от попаданий, а не валились от подрывов.

Дальше была полоса препятствий. Экипажам предстояло преодолеть противотанковый ров, вернее – естественный овраг, оставленный высохшим рукавом реки, минное поле, разумеется, условное, и участок с противотанковыми «ежами».

Вместо полноценных «ежей» в дело пошли бревна, предназначенные для наведения понтонной переправы. Танкисты справлялись с задачей, демонстрируя отличную подготовку, что не могло не радовать.

Еще одно испытание – смена экипажей. Механики-водители и заряжающие выпрыгивали едва ли не на ходу, а на их места запрыгивали новые. Пересменка происходила почти молниеносно. Не удивительно, ведь каждая секунда была на счету.

Я связался со Смушкевичем и потому в небе над импровизированным полигоном, кружили наши самолеты, имитируя воздушную атаку. По условиям «джигитовки», командиры танков должны были следить за обстановкой вокруг.

И вовлеченные в эту игру пилоты «И-16» с явным удовольствием пикировали на юркие БТэшки, проносясь так низко, что казалось вот-вот чиркнут специально выпущенными шасси по верхним люкам.

Финальным аккордом стало командное взаимодействие. Три танка должны были одновременно поразить одну мишень, демонстрируя безупречную координацию действий. Экипажи общались по радиосвязи, корректируя огонь.

На финишную прямую вышли «Семерка», «Тройка» и «Четверка» моего Миши. Все трое дружно снесли общую мишень и рванули к последней черте. Первой ее пересекла «Семерка», которой командовал Михайлов. «Четверка» пришла второй.

Когда тройка победителей заглушила движки, к ним ринулись восторженные болельщики. Я отдал бинокль, от которого не отрывался все время проведения соревнования, Дорофееву. Яковлев сосредоточенно чиркал в своем планшете, что-то подсчитывал.

– Ну что скажете, товарищи командиры? – спросил я.

– Цирк, – буркнул командир стрелковой дивизии. – Лишний расход топлива и боеприпасов.

– А я так не считаю, – сказал комбриг. – Великолепный способ проверки готовности личного состава. Обязательно буду хлопотать перед вышестоящим начальством о внедрении этой танковой джигитовки в учебный процесс.

– Правильно, Михаил Павлович, – сказал я. – Лично доложу Ворошилову о вашем почине.

– Помилуйте, Георгий Константинович, это же ваша идея! Мне чужого не нужно.

– Идея – моя, – сказал я, несколько покривив душой, – но провели-то ее в жизнь – вы.

– Как писал товарищ Маяковский… Сочтемся славой, ведь мы свои же люди…

Мы посмеялись, но контакт с командирами частей от которых зависел успех задуманной мною дезаинформационной операции, был налажен. К тому же мне удалось сделать первый шаг к модернизации Красной Армии, а следовательно – к своей цели.

Подступал вечер. Солнце скрылось за далекими предгорьями. В небе постепенно гас закат, окрашивая степь в багряные тона. Где-то вдали слышен гул моторов. Не наших – с сопредельной стороны. Всполошились япошки?

Перед тем, как отбыть в расположение своего командного пункта, я провел совещание с командирами подразделений. Нужно было довести до их сведения боевую задачу. А то Кущев им приказал просто выйти в голую степь и окопаться. И то, насчет последнего, я не уверен.

– Итак, товарищи командиры, – начал я, при свете «летучей мыши». – Надеюсь, вы в курсе, что мы защищаем братскую Монгольскую Народную Республику от посягательств японских милитаристов, которые, путем фальсификации карт, претендуют на территорию, лежащую на правом берегу реки Халхин-Гол. У нас нет задачи вторгаться на земли, входящие в состав марионеточного государства Манчьжоу-Го, мы должны лишь защитить то, что принадлежит нашим братьям по классу, монгольским аратам. Однако противник не знает, какие именно приказы лежат в наших планшетах. Поэтому он не должен расслабляться. Ваша задача держать его в тонусе. То есть – в повышенной готовности. На провокации не попадаться, но и ему покоя не давать. Я скажу больше. Он должен быть уверен, что именно на вашем участке запланировано направление главного удара. Кое-какие меры, чтобы убедить его в этом, я уже принял, но многое зависит и от вас. Пусть красноармейцы и командиры проявят смекалку. Перемещайте машины и стрелковые подразделения таким образом, чтобы невозможно было понять численный состав техники и живой силы, совершайте ложные марш-броски, намеренно демаскируйте позиции. Короче, не мне вас учить. От возможных налетов вражеской авиации наши соколы вас прикроют. Вопросы есть, товарищи?

– А если япошки на нас попрут, чтобы упредить удар? – мрачно осведомился Дорофеев.

– Это, товарищ командир стрелковой дивизии, было бы подарком судьбы.

Заквакал полевой телефон. Дорофеев снял трубку.

– Седьмой у аппарата!.. Да, он здесь. – Протянул мне трубку. – Это вас, товарищ комдив!