Текст книги "Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

«Венец красоты женщины – ее волосы», говорят аравийцы. Девушки в Аравии плели косы или носили волосы распущенными, украшенными гребешками-заколками из слоновой кости. Замужние женщины собирали волосы в пучки и скрепляли их заколками из кораллов, красного и оранжевого цветов.

Обувь аравитянок-модниц в старину – это легкие шелковые шлепанцы на кожаной подошве. Притом исключительно желтого или черного цвета, расшитые золотыми и серебряными нитками или коралловыми бусинками (в зависимости от родоплеменного статуса женщины и финансового состояния ее семьи).

Уши для сережек аравитянка прокалывала в двух местах. В отверстия в мочках ушей вдевала большие кольца-серьги, а в те, что над ними, – изящные сережки-гвоздики (пуссеты) с жемчугом или драгоценными камнями.

Дополнением к «наружным украшениям» женщины, ее одеждам и ювелирным изделиям, служили «украшения тела» – росписи хной рук и ног. Бытовало поверье, что хна, равно как и благовония, «притягивает удачу», дарует незамужним женщинам мужей, а замужним – детей. Стареющие женщины скрывали хной «накатившие годы», то есть седину волос. Лучшую в Аравии хну, йеменскую, вывозили в Персию и в Европу.

Хной, к слову, красили в прошлом ноги и хвосты верховых животных шейхов и королей (белого окраса лошадей и верблюдов). Применяли хну и в медицинских целях – для лечения кожных заболеваний.

Для «усиления женских чар» широко использовали благовония, ароматы и тушь для ресниц. Веки и ресницы обводили кохлем, специальным черным порошком. Хранился он в длинных тростниковых палочках, инкрустированных серебром и жемчугом. Волосы посыпали душистым порошком, приготовленным из сушеных лепестков цветов и листьев мирта. Пудру для лица делали из растолченных в порошок сушеных листьев шафрана и ладана, а крем для тела – на той же самой цветочной основе, что и пудру, с добавлением гвоздичного масла, алоэ и благовонных смол.

Имелись в распоряжении женщин Древней Аравии и специальные ароматические мази-пасты для удаления волос с ног. Легенда гласит, что придумала их царица Билкис, длинные и красивые по форме ноги которой портили пробивавшиеся на них волосы. «Пастой Билкис» пропитывали куски материи, обматывали ими на ночь ноги, а утром снимали, вместе с прилипавшими к ним волосами (процедура, мягко говоря, – не из приятных).

Росписи хной рук и ног тоже требовали от женщины немалой выдержки и терпения. Судите сами. Чтобы «закрепить» рисунок на коже, ладони рук и стопы ног заворачивали пальмовыми листьями и укутывали шерстяными одеялами. Всю ночь женщина, не двигаясь, лежала на спине. Чтобы придать рисунку яркость и «продлить срок его жизни», процедуру повторяли в течение трех дней подряд. Женщина практически не спала. Помимо всех тех неудобств, что она испытывала при этом, ее донимали еще и вездесущие москиты. В состоятельных семьях женщин во время процедур «наведения красоты тела» оберегали от москитов рабыни. С веерами и хлопушками в руках, расположившись по обеим сторонам кроватей своих хозяек, они отгоняли от них проникавших в жилища москитов. Рисунки, нанесенные хной, сохранялись на теле около четырех недель (55).

Для «удержания красоты лица» и «свежести кожи» парфюмеры предлагали женщинам шафран, рекомендованный в этих целях самой царицей Клеопатрой. Кстати, стоимость шафрана, одной из самых древних пряностей на земле, доходит до одной тысячи долларов за килограмм. Цветет шафран (название специи происходит от арабского слова «сафраа», что значит «желтый») лишь неделю в году; обрабатывается только вручную. Производится его ежегодно всего около 300 тонн. Из сочинений арабских историков известно, что в средние века фунт шафрана можно было обменять на арабского жеребца. Название «пряности любовника» шафран получил в силу своих уникальных свойств афродизиака.

Уместным представляется сказать несколько слов и о мужских ювелирных изделиях: серебряных перстнях и четках (ношение мужчинами колец из золота Пророк Мухаммад порицал). Рассказывают, что Посланник Аллаха имел серебряный перстень, служивший Ему печатью, с выгравированными на нем словами: «Мухаммад, Посланник Аллаха».

Следуя примеру Пророка Мухаммада и царя Соломона, араб Аравии тоже носил кольцо-печатку с именем владельца и гербом-меткой (васм) племени. Кольцо являлось, таким образом, своего рода «удостоверением личности» мужчины Древней Аравии. На кольце-печатке шейха содержался еще и васм межплеменного союза, к которому принадлежало возглавляемое им племя. Данные о человеке и его племенной принадлежности (имя и васм) размещали также и на холодном оружии его владельца – на рукоятке кинжала (джамбии) (56).

Важный элемент национального костюма араба Аравии и сегодня – четки (сабха). Главное их предназначение – помочь мусульманину не сбиться со счета при произношении священных имен Аллаха во время молитвы. В Коране их – 99; такое же количество бусин и в четках. Есть четки с 33 бусинами; их во время молитвы перебирают трижды. Самыми престижными среди аравийцев считаются четки, бусины которых сделаны из янтаря или ажурного серебра (57).

Непременный атрибут торговли – деньги. Они в Аравии, по воспоминаниям путешественников, ходили разные, как местные, так и завезенные из других стран мира. В Хиджазе, например, – турецкие монеты: золотая лира, серебряный пиастр и серебряный меджедие. В Йемене – австрийский серебряный талер Марии Терезии. В Омане – персидские краны. В Мокалле, что на Оманском побережье, городе, известном еще со времен Птолемея бойкой торговлей лошадьми (поставлялись туда из Неджда и Персии) – австрийский талер и испанский доллар. За каждый из них давали 24 мелких серебряных оманских монеты харф (одна из древнейших, кстати, денежных единиц Омана, отчеканена из чистого серебра). Повышенным спросом пользовались золотые гинеи и рупии, выпускавшиеся Ост-Индской компанией. А вот французские и египетские монеты в городах Оманского побережья и Прибрежной Аравии в целом не признавались и не обменивались, поскольку содержали в себе много сплавов. Если говорить об упоминавшихся выше персидских и турецких деньгах, то их использовали в основном в местах компактного проживания персов-переселенцев (на Бахрейне, в Дубае, Кувейте и Омане) и в так называемых турецких владениях на Аравийском полуострове: в Йемене и на севере Аравии (58).

В Маскате, отмечал М. Расченбергер, врач посольской миссии президента США Эндрю Джексона, посещавшей в 1835 г. Занзибар и Оман, он видел оманские серебряные и медные монеты: махомеди, така и гази. За один серебряный махомеди давали 20 мелких медных монет гази. Один американский доллар в меняльных конторах индусы-банйаны оценивали в 11 серебряных махомеди или в 70–80 медных така (59).

Нелегко давались европейцам-торговцам, по их же словам, существовавшие когда-то в Аравии старинные меры длины и веса. В 1844 г. в Джидде и Мохе, к примеру, в двух крупных портах бассейна Красного моря, капитаны измеряли расстояние, пройденное судами, заммами (один замм равнялся 12 английским милям или 18,276 км).

Торговцы тканями на местных рынках, отпуская товар, пользовались так называемым аравийским дюймом (арабы называли его английским словом «инч»); он равнялся «12 выложенным в длину линиям», что составляло 2,5 метра (1 линия = 1/12 дюйма = 0,21 см.), или длине «6 волос» с хвоста лошади (60).

Причудливыми и диковинными казались для европейцев, попадавших в Аравию, и применявшиеся арабами меры веса:

– ратл равнялся 14 унциям или 396,9 г.;

– уккийа – 1/12 ратла или весу 72 перечных зерен;

– гвиасс – 6 английским унциям (170 г.) или весу 6 испанских долларов (61).

Крупными центрами транзитной торговли в древности, через которые осуществлялись коммерческие связи Европы с Персией и Индией, и где активно торговали аравийцы, были Ормуз, лежащий у входа в Персидский залив, и Беренике, египетский порт на Красном море. Посетив Ормуз в 1863 г., известный путешественник-исследователь Аравии Дж. Пэлгрев рассказывал, что остров этот, некогда известный во многих странах мира «богатой торговлей», представлял собой жалкое зрелище. Его мощные фортификационные сооружения, воздвигнутые португальцами, и здания храмовых сооружений, упоминаемых в работах историков, «сокрушило время». Знаменитый Ормузский маяк, который иноземные купцы величали «Фаросским маяком Ормуза», стоял наполовину разрушенным. До завоевания Ормуза португальцами здание это, превращенное ими в маяк, служило минаретом находившейся рядом мечети. На знаменитом Ормузском рынке, «где все, что на свете родится, есть», как говаривали бывавшие на острове в период его расцвета знаменитые путешественники, имелся лишь один навес. Разместившись под ним, несколько человек продавали финики и табак. Вот и все, что осталось от легендарного Ормуза, восклицает Дж. Пэлгрев (62).

Кстати, Ормузский пролив арабы Аравии называли вначале Аз-Зукак, что значит Проход (в Бахр ал-Фарис, Море персов, нынешний Персидский залив). После образования на лежащем у его входа острове Хурмуз (Ормуз) города-царства Хурмуз (Ормуз) переименовали в Мидйак Хурмуз (Теснину Хурмуза).

Не устоял под натиском времени и египетский порт Беренике, заложенный Птолемеем II в честь его матери. Из сочинений древних историков следует, что ежегодно объем индийских товаров, что доставляли через этот порт в Египет торговцы-аравийцы, составлял (в пересчете на английские фунты начала XIX в.) не менее 400 тысяч. Когда Птолемей Эверег захватил Эфиопию, то Беренике сделался на время центром всей восточной торговли Древнего мира.

Торговые суда арабов, шедшие через Ормузский пролив в Индию и Восточную Африку, бросали в воду у побережья полуострова Мусандам цветы и фрукты, задабривая богов Океана и прося их о добром к себе отношении. Иногда сооружали миниатюрные лодки фалуки, клали в них образцы имевшихся на судне продуктов, и в тех же целях пускали на воду. Если фалука достигала побережья целой и невредимой, то, согласно поверью, можно было смело идти дальше; считалось, что в этом случае и судну, и людям на нем будет сопутствовать удача (63).

Тесные и насыщенные торговые отношения арабы Аравии поддерживали с Цейлоном. Главными статьями их вывоза оттуда хронисты прошлого называют драгоценные камни, жемчуг и корицу. В одной из легенд племен Южной Аравии говорится о том, что первым выращиванием специй на Цейлоне занялся Адам, оказавшийся там после изгнания из Рая. До 1832 г. торговля корицей всецело находилась в руках Ост-Индской компании.

Славился Цейлон и своим жемчужным промыслом. По данным одного из участников посольской миссии Эдмунда Робертса, особого правительственного агента президента США Эндрю Джексона, в 1833 г. в жемчужной ловле в прибрежных водах Цейлона участвовало 1250 ловцов, в том числе 150 с самого Цейлона и 1100 – с побережья Индии. Ныряльщик зарабатывал в день около 3 ф. ст., в то время как любой другой цейлонец, трудившийся на земле, – не более 6 пенсов (1 ф. = 100 пенсам) (64).

Цейлон издревле слыл среди купцов крупным центром торговли драгоценными камнями: топазами, аметистами, рубинами, изумрудами и др. Специи, драгоценные камни и жемчуг делали Цейлон лакомым кусочком для европейских держав-конкистадоров прошлого. В 1506 г. Цейлон захватили португальцы. Потом им завладели голландцы (1658–1796). Их, в свою очередь, потеснили с острова англичане. С 1796 по 1802 гг. Цейлон находился в руках Ост-Индской компании, затем сделался колонией Британской империи. Археологи обнаружили на острове монеты, выпущенные во времена императора Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа (63 до н. э. – 14 н. э.). На острове с незапамятных времен проживала коммуна торговцев– аравийцев.

Венецианский негоциант-путешественник Марко Поло, бывавший на Цейлоне в 1294 г., вспоминал, что ему там предлагали «корзины с жемчугом». Большой белый жемчуг продавали поштучно; мелкий (купцы-арабы называли его «жемчужной пылью»), сбывали оптом, на вес.

Очерк об Аравии торговой без упоминания, хотя бы вкратце, об аравийских корабелах едва ли можно считать полным. «Аравия – это антииндустриальный центр мира», писал в своем знаменитом географическом произведении «Земля и Люди» К. Риттер. Аравия, выражал ту же мысль, но другими словами, великий исследователь-портретист «Острова арабов» американский миссионер С. Цвемер, – это земля кочевников, верблюдозаводчиков и ремесел, связанных с этим животным. Никакой промышленности там нет и в помине. За исключением, пожалуй, древних, как сама Аравия, легендарных судостроительных верфей на побережье. Суда на них строят из леса, доставляемого из Малабара (Индия); мачты к ним завозят с Цейлона; а вот паруса – с Бахрейна.

Конфигурация у аравийских парусников – разная, сообщали путешественники, в зависимости от их предназначения. Один тип судов арабы Аравии используют для доставки грузов: из Индии и Африки, Индонезии и Китая. Другой – для «жемчужной охоты»; третий – для рыбной ловли. Нос любого из аравийских парусников обязательно покрыт кожей животного, которого, по обычаю предков, забивают при спуске судна на воду. Корабелы работают и руками, и ногами, чего не увидишь на верфях в Европе.

Транспортные суда Аравии прошлого – это большегрузные доу и баггала (или багла). Быстроходные самбуки, маневренные и уверенно чувствующие себя на отмелях, использовали для ловли жемчуга. Кстати, стоил такой парусник (самый небольшой по размеру) около 400 рупий, что в ценах начала XX столетия в пересчете на доллары составляло примерно 130 долл. США.

Называли суда, по существовавшей традиции, либо именами их владельцев, либо прозвищами легендарных арабских мореходов, либо же одной из их основных характеристик, лучшей из которых обладало то, или иное спущенное на воду судно; «быстротой бега», к примеру, как выражались корабелы.

На каждом аравийском паруснике, выходившем в Индийский океан, имелся лоцман. На тех из них, что использовали только в Персидском заливе либо в Красном море, обязанности лоцмана исполнял капитан. «Маститые капитаны, – гласит поговорка арабов Аравии, – подобны искусным наездникам, которые прежде чем стать такими, не раз падают с лошади».

О мореходах Южной Аравии высоко отзывались Агатархид и Артемидор, Арриан и Страбон, ал-Идриси и ал-Казвини. Мореплавание в былые времена было делом нелегким, а в водах, омывающих Аравийский полуостров, богатых песчаными отмелями, коралловыми рифами и буйными ветрами, и вовсе опасным. Даже легендарные финикийцы, «короли морей» Древнего мира, и те, отправляясь в «темные воды» к «Острову арабов», обязательно приносили жертву богам. По возвращении из «страны благовоний», живыми и здоровыми, возжигали в храмах ладан и мирру. Их с почетом препровождали туда, притом сразу же по прибытии, украсив головы венками, родные и близкие. Воскурив благовония, привезенные из «страны ладана», мореходы выражали тем самым благодарность богам за дарованное им избавление от «опасностей большой воды», то есть морей и океанов (65).

Особо коварным считалось у мореплавателей прошлого Красное море. Оно, повествует знаменитый арабский географ ал-Идриси (1099–1161), печально известно своими бурями и коралловыми рифами. Безмолвно и зловеще. Поэтому даже острова в нем пустынны и безжизненны. Для неопытных моряков Красное море таит в себе угрозу гибели судна и смерти его экипажа.

Насчет происхождения самого названия бытует несколько преданий. По одному из них, названо оно так в честь легендарного царя Эритра, покинувшего некогда с народом своим Дильмун (Бахрейн), и ушедшего морем в земли Леванта. В переводе с древнегреческого языка Эритр – значит Красный (под названием Эритра это море фигурирует в сочинениях Страбона). Кстати, древние аравийцы тоже называли Красное море Эритрейским; впоследствии верхнюю его часть стали именовать Бахр-эль-Кулсум, а нижнюю – Бахр-эль– Йемен. По другому преданию, нынешнее название дала морю древняя Идумея (Эдома), окруженная красными песками, где во времена Соломона действовала гавань, и куда приходили суда из земель царицы Билкис. В переводе с языка древних евреев Идумея (Эдом) значит Красноватая земля.

На подступах к Нижнему морю, то есть к Персидскому заливу (Верхним морем у древних аравийцев было Средиземное), и в нем самом водилось много кашалотов. Об этом упоминал в своих записках легендарный Неарх, великий флотоводец Александра Македонского, первооткрывателя Востока.

Вплоть до 1930-х годов крупным центром кораблестроения в землях Эш-Шамал (ОАЭ), к примеру, являлось шейхство Умм-эль– Кайвайн. В год там спускали на воду до 20 судов (в Дубае, для сравнения, – только 10). Затем пальму первенства перехватил у него эмират Аджман. Дерево для строительства тех или иных частей судна завозили из разных стран. Тик или садж на языке корабелов Аравии, шедший на обшивку бортов судна, доставляли из Индии. Мит – для шпангоутов, то есть «ребер» судна, – из Индии, Сомали и Ирака. Канаты – из Занзибара; а вот паруса – с Бахрейна и из Кувейта. Из стволов манговых деревьев, поступавших, опять-таки, из Индии, вытесывали небольшие лодки-челноки хури. И только легкие шаши, предназначавшиеся для прибрежного лова рыбы, мастерили из местного материала – из пальмы.

Маститого корабела в Прибрежной Аравии величали устазом, то есть учителем-наставником. На сооружение большегрузного судна уходило обычно 9-10 месяцев. Меньшие по размеру парусники строили в течение 1–4 месяцев. Самым крупным по тоннажу судном считалась багла, а самым длинным (от 15 до 36,5 метров) – бум. Для «жемчужной охоты» аравийцы использовали известные уже читателю самбуки, а также шу’айи (шуи). Выдолбленные из стволов пальм хури, равно как и сплетенные из пальмовых ветвей шаши, применяли для прибрежной ловли рыбы. Для осуществления морских торговых экспедиций в дальние страны, в Индонезию и Китай, у арабов Аравии имелись еще несколько типов судов (в зависимости от места назначения экспедиции), а именно: баттила и джалибут.

ЧАСТЬ V
ХИДЖАЗ
Хождения во времена

Джидда – «Город праматери человечества». Достопочтенная Мекка.

Посланник Аллаха. Самозванцы-отступники и лжепророки.

Коран – Священная книга мусульман.

Жены Пророка Мухаммада, их жизни и судьбы.

Ат-Та’иф (Таиф) – «Город роз».

Джидда – «Город праматери человечества». Древние, широко известные за пределами Аравии города Хиджаза – это Джидда, Медина, Мекка и Та’иф. Одно из лучших описаний Джидды прошлого принадлежит перу Бадья-и-Леблих Доминго (1766–1818), знаменитого испанского путешественника, посещавшего Святые земли ислама в 1807 г. под видом Али-бея Аль Аббаси, «потомка» славной династии Аббасидов (правила Халифатом в 750—1258). Рассказывая о Джидде, он отмечал, что город в сезон паломничества буквально захлестывали волны пилигримов со всех концов света. Воды «катастрофически не хватало». Пили в основном дождевую воду. Собирали ее в каменные резервуары, располагавшиеся в горах, и на верблюдах доставляли в Джидду.

Свое название, согласно преданиям, город получил в честь Евы (Хаввы), «праматери человечества»; смысл слова «джадда» или «джидда» в просторечии – «бабушка». Когда за непослушание Адам и Хавва (Ева) были изгнаны из Рая, то Адам оказался на Цейлоне, а Ева – в окрестностях Джидды. Встретились они только через сто двадцать лет после разлуки, у горы ’Арафа (Арафат), возле Мекки. В то место, где, спустившись с горы в долину, Адам, на коленях, благодарил Бога за дарованное ему счастье воссоединения с любимой женой своей, и где находится сегодня Кааба, Господь ниспослал Адаму храм с небес; и «стал он первым на земле».

Джидда – «паломнические врата» Мекки, писал известный исследователь Аравии, американский миссионер С. Цвемер, автор нескольких интересных работ, посвященных истории, этнографии, обычаям и традициям арабов Аравии. Город, окруженный крепостной стеной, насчитывал в его время около 20 тыс. жителей (речь идет о конце XIX столетия). Население жило в основном за счет обслуживания паломников. «Стригли» и «трясли» их там, по выражению С. Цвемера, основательно. В 1893 г. число пилигримов, прибывших в Святые земли морем, через Джидду, составило, по его сведениям, 92 625 чел. (1).

В Джидде находится фонтан имени короля Фахда. Примечателен он тем, что водяной столб, выбрасываемый им, – самый высокий в мире (312 метров). Из Джидды экспортируется сегодня пришедшийся по вкусу коренным жителям полуострова аравийский финиковый «чай». «Чайную новинку» Аравии начали выпускать совсем недавно, в 2013 г.; представляет она собой расфасованные по пакетикам истолченные в пудру финики с кардамоном.

Достопочтенная Мекка. Клавдий Птолемей (II в. н. э.), знаменитый географ, автор свода географических сведений античного мира, называл Мекку Макаробой, а древние аравийцы – Беккой. Некоторые арабские историки прошлого считали, что Меккой арабы Аравии именовали город, а Беккой – место Храма в нем. Название же Макараба произошло, дескать, от слов «макан» и «рабб», что значит – «Место Господа». Мекка – крупный торговый центр и главное святилище племен доисламской Аравии. «Сердце» Мекки – Кааба (Ал-Ка’ба), «место окруженное почетом и уважением». Кааба – старейший на земле храм, помещенный, как гласят легенды, «точно под небесным троном Господа».

Еще за две тысячи лет до сотворения мира, повествуют собиратели арабских древностей, создал Господь храм на небесах. «Стоял он на четырех столбах из яшмы, покрытый крышей из драгоценных камней, – яхонтов и рубинов». Увидев чудное творение это, ангелы обошли храм семь раз, воспевая хвалу Господу. И установили тем самым обычай, известный в исламе как таваф, то есть семикратный обход вокруг Каабы. Так вот, копию первозданного храма Творец ниспослал на землю Адаму. Но был храм тот, дескать, не из камня, а из «лучезарного света»; и исчез с лица земли в день смерти Адама. Выполняя предсмертную волю Адама, потомок его, Шис (Сиф, предок Ноя), своими руками построил из камня, извести и глины но-

вый храм, «по образу и подобию храма отца своего, Адама». Однако и он не сохранился; храм Шиса разрушил «потоп Ноя». Тогда Господь повелел Ибрахиму (Аврааму) и сыну его, Исма’илу, рожденному наложницей-египтянкой Хаджар (Агарь), возвести на том же самом месте новый храм. Так и «явила себя людям нынешняя Кааба», неоднократно впоследствии «поправлявшаяся».

Камни, что Исма’ил подавал Аврааму во время строительства Каабы, «чудом Божьим выходили из земли, совершенно готовыми для укладки, ровно обтесанными в четырехугольники». Стоял Авраам при возведении стен храма на камне, который «вырастал и смещался сам собой настолько, насколько нужно было Аврааму». В знак «воссоединения людей с Богом» ниспослал Господь с неба, с архангелом Джабра’илом (Гавриилом), «Камень прощения», известный сегодня как Священный Черный камень Богоугодной Мекки. И повелел Аврааму, чтобы вложил он его в стену Каабы, и, окончив работу, взошел на соседнюю с Каабой гору, и возвестил оттуда людям, «обращаясь на все четыре стороны света», чтобы поклонялись они Господу, и приходили совершать молитвы к Дому Его (2).

В сказаниях арабов Аравии говорится о том, что Черный камень – это «око Господа» на земле, и что почернел он якобы только снаружи – от прикосновений уст грешников. Внутри же «Камень прощения» по-прежнему белый, то есть такой, каким и был ниспослан с небес на землю. В день Страшного суда он «получит язык», заговорит, и будет свидетельствовать перед Творцом в пользу тех, кто уверовал в Бога единого, поклонился Дому Его и целовал «око Господа на земле» чистыми устами. Когда прозвучат в день Страшного суда призывные трубы, тотчас ангелы, охраняющие Каабу, поднимут Дом Бога и отнесут его в Рай (3).

Первым главой Мекки и хранителем Каабы, восстановленной Ибрахимом (Авраамом) и сыном его, Исма’илом, летописи временных лет «Острова арабов» называют Исма’ила, прародителя племен Северной Аравии (исма’илитов). Из преданий народов Древней Аравии известно, что второй раз он женился на дочери Мудада (Мадада), вождя автохтонов Мекки, джурхумитов, потомков Джурхума, брата Кахтана, родоначальника южноаравийских племен (кахтанитов или йеменитов). Долгое время после смерти ’Аднана, а потом и Набита, сыновей Исма’ила, охраной Каабы ведали именно джур-хумиты (’Аднан, старший сын Исма’ила, также как и отец его, взял в жены одну из дочерей вождя джурхумитов). В те времена, когда они являлись хранителями Каабы, случилось сильное наводнение, от которого серьезно пострадали стены Храма. Восстановительные работы велись «под присмотром» Амира ибн ’Амра, получившего от соплеменников прозвище Ал-Джидар (Стена).

Потеснило джурхумитов из Мекки пришедшее с юга Аравии сильное племя кахтанитов – бану хузаа’. Покидая город, джур– хумиты разрушили Каабу и засыпали Священный источник Замзам. Восстановили Каабу хузаа’иты. Они охраняли Каабу в течение последующих 200 лет; их изгнали из Мекки курайшиты.

Основал племя бану курайш Фир, по прозвищу Курайш (сын Ма’адда, сына ’Аднана по линии Исма’ила). Кусай, потомок Фира, женился на дочери Хулайлы, последнего вождя хузаа’итов, хранителей Мекки и Каабы. Умирая, Хулайла передал ключи от Каабы Абу Губшану, старейшему мужчине из рода бану хузаа’. Человек этот питал пристрастие к вину. И во время одной из вечеринок напился до такой степени, что, потеряв рассудок, променял Кусайу ключи от Каабы на мех с вином. Случилось это где-то в году 440-м. Хузаа’иты, видя, что теряют власть в Мекке, «взялись за оружие». Курайшиты, поддержанные родственными семейно-родовыми кланами из Йасриба (Медины), одолели хузаа’итов и изгнали их Мекки (4). После этого у арабов Аравии и родилась бытующая и поныне поговорка насчет «торга Абу Губшана», подразумевающая крайне невыгодную сделку. О человеке же недалеком в Аравии с тех пор говорят, что «он – глупее Абу Губшана».

Выпроводив хузаа’итов из Мекки, сообщают древние арабские историки, Кусай «поправил и обустроил» Каабу (445–450), «прибрал, укрепил и придал ей лучший наружный вид». Первым из мекканцев возвел рядом с Каабой (445) большой каменный дом, дверь которого выходила к Храму, и обозвал его домом собраний (дар аннадва). Именно там и стали с тех пор решать все вопросы, связанные с делами Мекки, и получать из рук Кусайа – в случае объявления войны – учрежденное им Священное знамя. Мекку при нем разбили на районы; каждый из них возглавил один из 25 родов курайшитов. Институт власти в Мекке, созданный им, «сделался незыблемым». За собой и своими потомками Кусай сохранил обязанности хранителей Каабы, а также управление всеми колодцами в Мекке, включая Священный источник Замзам.

Призывая курайшитов следовать его примеру и строить жилища вокруг Каабы, Кусай объяснял: «Если вы поселитесь вокруг Дома Господа, то люди будут почитать вас, и война с вами, и нападения на вас станут запретными» (4*). Со временем, как и полагал Кусай, арабы Аравии начали величать мекканцев «попечителями дел Каабы», людьми неприкасаемыми и достойными уважения.

Верховная власть в Мекке после смерти Кусайа (480 г.) перешла к его сыну ’Абд ад-Дару, а от него – к ’Абд аш-Шамсу, племяннику. Впоследствии тот передал бразды правления Меккой в руки своего брата ’Амра, по прозвищу Хашим, что значит Крошитель (прозвище это он получил за то, что раздавал нуждавшимся паломникам похлебку, кроша в нее хлеб). Умер Хишам во время торговой экспедиции в Аш-Ша’м (Сирию). Шайба, малолетний сын Хишама, о ком никто из мекканцев и слыхом не слыхивал, проживал в Йасрибе (Медине). Поэтому общину Мекки возглавил Мутталиб, брат Хашима; он-то и привез Шайбу в Мекку. Мекканцы, не ведая, кем ему приходится этот мальчуган, приняли его за раба Мутталиба, и дали ему прозвище ’Абд ал-Мутталиб (Раб Мутталиба).

Мутталиб ушел из жизни в 520 г., находясь по торговым делам в Йемене. Один брат его, На’уфал, скончался в Ираке, куда прибыл с торговым караваном, а другой умер в Мекке. Поэтому старейшиной племени курайшитов стал ’Абд ал-Мутталиб, дед Пророка Мухаммада (5).

Всеми делами Мекки при ’Абд ал-Мутталибе занимался совет старейшин из рода Кусайа (в составе 10 человек). Каждый из них отвечал за те или иные вопросы жизнедеятельности города, возглавлял, как теперь бы сказали, тот или иной департамент городской администрации: сафару, к примеру, то есть представительство Мекки в сношениях с другими племенами и «чужими землями»; или хазину – управление финансами, и др.

Памятники арабской древности свидетельствуют, что ’Абд ал-Мутталиб прославился не только мудрым правлением, но и тем, что раскопал и восстановил Священный источник Замзам, засыпанный джурхумитами. Во время этих работ обнаружил на дне источника две золотые статуэтки с изображениями газелей, а также пять мечей и несколько кольчуг, производства сирийских мастеров-оружейников.

Легенды гласят, что отрыть «колодец предков» ’Абд ал-Мутталибу повелел услышанный им во сне голос. Он-то и поведал ему, что место «утерянного колодца» находится, дескать, «между пометом и кровью», у «муравейника, где поутру каркает ворон». Приметы эти привели ’Абд ал-Мутталиба к стоявшим у Каабы ритуальным камням, где курайшиты закалывали животных, принося их в жертву своим идолам. Наиболее достойным жертвенным животным у них считался верблюд. Если дромадера в семье не было, то его заменяли семью овцами. Выливая кровь заколотого животного на голову идола, «испрошали через него увеличения стад своих».

В дар своим богам-истуканам аравийцы-мужчины времен джахилийи (язычества) приносили, кстати, и оружие поверженных ими врагов, а женщины – драгоценные украшения. В одном из сказаний мекканских племен говорится о том, что некая Марйам «пожертвовала Каабе серьги с двумя большими жемчужинами, стоимость которых была выше всякой цены». Отсюда – и дошедшая до наших дней поговорка насчет приобретения человеком чего-то для него крайне важного любым путем, во что бы то ни стало, «даже ценой серег Марйам».

На находки, обнаруженные ’Абд ал-Мутталибом на дне колодца, стали претендовать несколько оказавшихся рядом курайшитов. Чтобы избежать ненужных обид и распрей, решили гадать на стрелах: «Каабе выпали две золотые статуэтки с изображениями газелей», ’Абд-ал-Мутталибу – оружие и доспехи, а тем нескольким курайшитам – ничего. Статуэтки ’Абд-ал-Мутталиб сразу же поставил у входа в Каабу, один меч повесил на двери Храма, а другое оружие и доспехи отдал кузнецам, чтобы выковали они из них пластины для отделки двери Дома Бога.

По словам арабского ученого ал-Казвини (ок. 1203–1283), на двери Каабы будто бы висел когда-то рог того самого барана, которого Авраам, по преданиям, принес в жертву вместо сына своего, Исма’ила. Внутри Каабы насчитывалось шесть колонн. Когда мекканцы клялись друг другу в чем-то, то приходили к Каабе, клали на нее руки, и приносили клятву. В тех же целях стали использовать и воду из Священного источника Замзам. Набрав ее, шли к Каабе, выливали часть воды на камни Храма, а остаток допивали, подтверждая тем самым нерушимость клятвы.