Текст книги "Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

В экипаж большого парусника включали, порой, и наххама. Его роль на судне заключалась в том, чтобы ритмичными напевами во время работы и увлекательными рассказами о прошлом арабов Аравии, их героях-воинах и поэтах, легендах и преданиях, «скрашивать по вечерам нелегкую жизнь людей в море».

За все вопросы жизнедеятельности команды отвечал нахуда (капитан). Он контролировал процесс лова и сортировки жемчуга; заключал сделки с торговцами-скупщиками.

К работе приступали, выпив кофе, через час после восхода солнца. Первым делом вскрывали раковины, собранные за предыдущий день. Крупные жемчужины отсортировывали тут же, в присутствии всех ныряльщиков. Дело в том, что такие жемчужины приносили солидную прибыль (их продавали поштучно); поэтому ловцов «королев– жемчужин» поощряли особо.

Работали до захода солнца. В течение дня питались финиками и кофе. После ужина, на который подавали рыбу, рис, кофе и финики, слушали истории своих судовых сказателей, и ложились спать, прямо на палубе.

В экипировку ныряльщика входили: зажим для носа (фита’м), восковые ушные пробки-беруши, кожаные перчатки, хорошо предохранявшие его руки от порезов при сборе раковин, и специальные кожаные напальчники (хаба’т). За сезон лова ныряльщик использовал два комплекта напальчников, по 5 штук в каждом. К ногам – для быстрого погружения на дно – привязывал камень (хаджар), а к поясу – специальную корзину для сбора жемчужных раковин (даджин или диййин). Под водой (при каждом спуске на дно) находился 2–3 минуты.

Много неприятностей ловцам жемчуга доставляли акулы. Однако больше они опасались не их, а небольших рыбок, прозванных ими «морскими дьяволами». От такой рыбки, впивавшейся в человека, избавиться было непросто. Для этого требовалось подняться на палубу. Отдирали «дьявола» от тела с помощью ножа, срезая, порой, куски кожи. Чтобы защититься от «морских дьяволов», ныряльщик надевал на себя плотную рубаху, покрытую специальной смазкой, запах которой отпугивал рыбок-кровососов.

Если вода на паруснике заканчивалась и торговцы, занимавшиеся ее продажей в море, воду к судну вовремя не доставляли, то капитан шел за ней к ближайшему острову, где ее можно было приобрести. Многие из ныряльщиков страдали от нагноений в ушах; глухих людей среди них насчитывалось достаточно много.

Жемчужные раковины вскрывали специальными ножами (мифлакат). До появления в бассейне Персидского залива англичан, их практически не использовали, выбрасывали за борт. Затем стали продавать – на вес, «ящиками или плетенками», и в основном торговцам из Германии и Австрии. В 1897 г., например, суммарный объем продаж жемчужных раковин на Бахрейне составил 28 тыс. долл. США (32).

Тавваши, оптовые торговцы жемчугом, сортировали жемчужины по весу, размеру, форме, цвету и даже «блеску на солнце». Помимо белых и черных жемчужин, встречались также желтые, золотые, розовые, серые, лазурные, голубые и зеленые. Самые большие по величине жемчужины подпадали под высшую размерно-ценовую категорию – ра’с («голова»). Вторую группу называли батн («живот»); третью – дхайл, что значит «хвост» (33).

Прежде чем предъявить товар покупателю, жемчужины промывали в мыльном растворе (ракта), и протирали чистой полотняной тряпочкой. Иногда капитаны продавали жемчуг прямо в море – оптовикам-торговцам (таввашам), регулярно наведывавшимся на места «жемчужной охоты». Но чаще заключали с ними сделки на весь улов. За это тавваши оплачивали снаряжение парусника и ловцов, стоимость воды и продуктов, а также выдавали членам экипажа определенные денежные суммы авансом – на нужды их семей на период лова. Подобная схема финансирования затрат жемчужной ловли (’амил) предусматривала вычет из стоимости сезонного улова как полученного командой аванса, так и фиксированной прибыли тавваша за выданную ссуду. Остаток заработка с улова распределялся между нахудой и ловцами. Подъемщики и ученик получали заранее оговоренные с ними суммы, вне зависимости от стоимости улова; и в дележе заработанных денег не участвовали. Такую систему оплаты труда арабы называли словом «ихлави» («сладкой»), иными словами, – справедливой.

Жемчужные отмели вдоль Арабского побережья Персидского залива не принадлежали какому-либо отдельно взятому шейхству, у земель которого они располагались, а являлись собственностью «всех арабов Залива»; считались «открытыми» для всех «жемчужных флотилий», прописанных в портах Прибрежной Аравии.

Парусники, выходившие на «жемчужную охоту», покидали порты и возвращались в них только в строго определенное время. Устанавливал его «адмирал». Им выступал один из самых именитых и маститых капитанов, досконально знавших воды Залива, отмели и рифы. Назначали «адмиралов» лично шейхи племен (с одобрения совета старейшин), на территории которых располагались порты прописок «жемчужных флотилий».

Открывали «охоту на люулю» (жемчуг) в середине мая и заканчивали в сентябре. Капитан парусника сам решал, где ею заняться, на какой из известных ему жемчужных отмелей. Подойдя к выбранному им месту, он приказывал одному из лучших своих ловцов, не раз проверенному в деле, погрузиться на дно и обследовать отмель. Если ловец находил место стоящим, капитан давал команду снять парус, укрепить якорь и «начать охоту».

Лучшим для жемчужной ловли судном сами арабы признавали быстроходную и маневренную самбуку. Название ее произошло от двух английских слов: «сан» – «солнце» и «боут» – «лодка». Использовали аравийцы и некоторые другие типы парусников, как-то: джалибат и баттила, бахара и шу’айа.

По сведениям внешнеполитического ведомства Великобритании, у побережий Бахрейна, Катара и земель Эш-Шамал (ОАЭ) в начале XX столетия насчитывалось 217 жемчужных отмелей. В водах Персидского залива вылавливали тогда 24 вида жемчуга. В 1905 г. в жемчужном промысле участвовало 3411 парусников (из них 2395 находились под британской защитой); общая численность экипажей составляла 64390 чел. (34). В 1915 г. «жемчужный флот» Бахрейна насчитывал 900 парусников; Кувейта – 461, Катара – 350, Дубая – 335, Шарджи – 200 (35).

В период 1903–1911 гг. с Бахрейна в сезон «жемчужной охоты» ежегодно выходило в море 18–20 тыс. чел.; экспорт жемчуга оценивался в (ф. ст.): 1903 – 685020; 1909 – 732666; 1910 – 928533; 1911 – 1 929 000. Практически весь бахрейнский жемчуг, крупными покупателями которого в те годы были Австрия и Франции, поступал в Бомбей (в 1909 г. Франция закупила в Бомбее бахрейнского жемчуга на сумму 253 тыс. ф. ст.).

Жемчуг, что вылавливали у побережья Эш-Шамал (ОАЭ), поставляли в Бомбей через Дубай (36). Центром жемчужного промысла в землях Эш-Шамал (ОАЭ) считался остров Дальма, принадлежащий Абу-Даби. «Жемчужный флот» этого эмирата состоял из 400 парусников (37). В начале XX столетия из шейхств Эш-Шамал (ОАЭ) на «жемчужную охоту» в море ежегодно выходило около 1200 парусников с экипажами, численностью не менее 22 тыс. чел. Ежегодный улов жемчуга не превышал в среднем 1,5 млн. ф. ст. (38).

В середине мая, перед началом «жемчужной охоты», племена эмирата Абу-Даби покидали оазисы, где они проживали, и стекались на остров Абу-Даби, давший название всем землям этого богатейшего сегодня эмирата Аравии. Со временем там основали и нынешнюю одноименную столицу данного эмирата, ставшую впоследствии столицей ОАЭ, федерации семи княжеств. По завершении сезона жемчужной ловли, племена возвращались в Ал-’Айн и другие оазисы, так как наступало время сбора фиников.

В 1890 г. Бахрейн, сообщает живший и работавший там в то время американский миссионер С. Цвемер, располагал 3500 парусниками для ловли жемчуга, с численностью экипажей от 3 до 30 человек. Капитаны судов, равно как и тавваши, торговцы жемчугом, прозванные так потому, что использовали при сортировке жемчуга и его оценке медное сито тас, все дорогие жемчужины всегда носили с собой. Сейфов в те времена в Прибрежной Аравии не было. И поэтому владельцы драгоценных жемчужин предпочитали постоянно иметь их при себе, «под охраной собственных глаз», как тогда говорили (39).

Один крупный торговец жемчугом на Бахрейне, к которому у меня имелось рекомендательное письмо, рассказывал упоминавшийся уже в этой книге профессор Н. В. Богоявленский, исполнил мою просьбу, и показал мне все сорта вылавливаемого в Персидском заливе жемчуга. Дело было так, сообщает Н. В. Богоявленский. Явился он ко мне часов, эдак, в девять вечера, в кафтане, «увязанном понизу узелочками». Усевшись, стал развязывать их и «высыпать прямо передо мной целые пригоршни жемчуга», разных размеров и цветов. «Побеседовав часов до двенадцати, снова завязал свои узелочки», и, нисколько не страшась наступившей темноты, отправился домой, один, заметим, по безлюдным улочкам ночного города (39*).

Затрагивая тему жемчужной ловли в своих записках «По берегам Персидского залива», Н. В. Богоявленский отмечал, что бахрейнский жемчуг высоко ценился и в далекой древности. Так, среди товаров халдейских купцов, которые вели активную торговлю с Индией, Аравией и странами Средиземноморья, «одно из первых мест занимал жемчуг». О ловли жемчуга на «хотя и обитаемом, но неизвестном, – по выражению греков, – острове в Персидском море», названном ими Тилосом, докладывали Македонскому и его капитаны– разведчики (речь шла о Бахрейне). Они исследовали Арабское побережье в рамках готовившегося Александром Великим, но не состоявшегося, «аравийского похода». Жемчужный промысел имел место и в Красном море. Вылавливали его, к примеру, и около Суэца, и возле Джидды. Но именно Персидский залив, по словам Н. Богоявленского, можно было смело считать «первым местом на земном шаре по богатству, красоте и ценности добываемого жемчуга», а Бахрейн – «главным местом» его промысла в Персидском заливе.

Во время сезона ловли, писал в заметках о Бахрейне Н. В. Богоявленский, на самом острове, «кроме купцов, оставались только женщины, дети, да кули, то есть носильщики тяжестей». Число «собиравшихся у острова лодок превышало 4 тысячи». Выручка от продажи жемчуга распределялась так: половина отходила владельцу судна; половину оставшейся части (т. е. четверть) получал нахуда (капитан парусника); все остальное делилась между ловцами и другими членами экипажа. Главным посредником в торговле бахрейнским жемчугом с Европой выступала Индия. Прямых отношений с арабскими купцами-оптовиками жемчуга, таввашами, «европейские фирмы, как ни старались, завязать не смогли». На всем побережье функционировала только «одна немецкая контора»; и та специализировалась на коммерческих операциях с жемчужными раковинами. «Вывоз их за истекший год (1901) составил 15 тыс. тонн».

Во времена португальского господства в Персидском заливе, приводит интересные факты профессор Н. В. Богоявленский, «каждая лодка», занимавшаяся ловлей жемчуга, должна была платить португальцам «15 аббасисов, т. е. три рубля». Парусники без документа об уплате этого налога, а значит и разрешения на жемчужный промысел, «подлежали потоплению». Более того, португальцы «силой заставляли продавать жемчуг», выловленный в Персидском заливе, по сниженным ценам, конечно, «в их факторию в Гоа» (39**).

Самая «пожилая» в мире жемчужина, возраст которой составляет не менее 7500 лет, обнаружена археологами в эмирате Умм– эль-Кайвайн (ОАЭ), в 2012 г. Исследования найденных там древних захоронений показали, что жемчуг на «Острове арабов» широко использовали в прошлом в ритуально-похоронных обрядах (жемчужины клали на лица умерших, над верхней губой) (40).

До 1-ой мировой войны в «жемчужной охоте» в Персидском заливе участвовало не менее 74 тыс. чел., в том числе 22 тыс. чел. из шейхств Договорного Омана, входящих сегодня в состав ОАЭ. Потеснив к началу 1920-х годов Бахрейн и Линге (Персия), претендовать на ведущую роль в региональной торговле жемчугом стал Дубай (41).

Надломили жемчужный промысел в Аравии годы Великой депрессии (1930-е); они, по выражению работавших в Аравии английских дипломатов, нанесли ей нокаут. Производство же искусственного жемчуга, развернутое в Японии, послало эту ключевую некогда отрасль экономики Прибрежной Аравии в нокдаун. После чего подняться на ноги она уже не смогла.

Аллах, однако, не оставил в беде «колыбель ислама», заявляют аравийцы, и открыл народам «Острова арабов» спрятанные в их землях богатейшие «кладовые черного золота», положив тем самым начало продолжающейся и поныне эпохи нефти. В 1930-х годах компания D’Arcy Exploration Company, главный акционер Англо-персидской нефтяной компании, занимавшаяся разработкой месторождений нефти в Южной Персии, получила права на поиск и добычу нефти в ряде шейхств Договорного Омана (нынешние ОАЭ), а также в Катаре и Омане. Первым шейхством, заключившим на Договорном побережье нефтяной контракт с D’Arcy, историки Аравии называют Абу-Даби. Случилось это в 1939 г. Но прошло еще 23 года, прежде чем нефть стала приносить доходы Абу-Даби. Схватку с D’Arcy за нефтяные богатства Прибрежной Аравии вела Иракская нефтяная компания. В 1935 г. она основала дочернее предприятие Petroleum Concessions Ltd. (с офисом на Бахрейне) – специально в целях концессионной деятельности в шейхствах Аравии. Годом позже, чтобы потеснить D’Arcy из Договорного Омана, Petroleum Concessions создала Petroleum Development (Trucial Coast).

Геологоразведочные работы в Абу-Даби датируются 1946–1947 гг.; а экспорт нефти – 1962–1963 гг. Нефть в Дубае (в море) обнаружили в 1966 г. (экспорт начался в 1969 г.). Шарджа приступила к экспорту своей нефти, найденной на острове Абу-Муса, в 1974 г. Девятью годами позже (1983 г.) геологи открыли небольшое месторождение нефти в Рас-эль-Хайме.

Подтвержденные суммарные запасы нефти в ОАЭ, составлявшие в 1985 г. 31 млрд. баррелей, увеличились к 2014 г. до 98,2 млрд. баррелей.

Главным символом «Острова арабов» и предметом особого почитания среди народов и племен Аравии можно смело назвать финиковую пальму. Для аравийца финики, писал в своих увлекательных «Рассказах о земле Аравийской» П. Деполович (СПб, 1898), – это то же самое, что для русского крестьянина хлеб. Посадить финиковую пальму на собственном клочке земли означало для араба Аравии «положить начало богатству». Согласно легенде, Аллах сотворил финиковую пальму из остатков той глины, из которой создал вначале человека, вдохнув в него жизнь. Поэтому финиковая пальма, говорят арабы Аравии, приходится «прародителю человечества» сестрой, а всем его потомкам, всем людям на земле, – теткой. Финики, отмечал великий исследователь-портретист «Острова арабов» Дж. Пэлгрев, – это «хлеб» Аравии и «нерв» ее торговли.

«Финики и верблюжье молоко – лучшая пища для здоровья, – гласит поговорка арабов Аравии. – Сомневаешься, отдай их бедуину, а потом испытай его силу». О финиковой пальме упоминает, кстати, и знаменитый «Кодексе Хаммурапи», древнейший на земле свод законов, многие из которых переняли арабы Аравии. Так вот, во времена Хаммурапи за «погубленную финиковую пальму», как свидетельствуют документы «глиняных архивов», взимали штраф, в размере, ни много ни мало, 225 грамм чистого серебра. В Древней Аравии человек, «надругавшийся над финиковой пальмой», то есть срубивший или поджегший ее во время газу (набега), считался лицом, очернившим честь племени, и подвергался остракизму.

Жителей оазисов аравийцы называли «людьми пальм» (агль ан-нахль). Саму финиковую пальму величали деревом-кормилицей. Все что на ней есть, использовали в былые времена целиком и полностью. Плодами ее питались. Финиковыми косточками дети играли в шашки; «доски-шашечницы» чертили на песчаной полосе у моря. Из ветвей пальмы сооружали легкие жилища (барасти). Из листьев пальмы плели корзины и веера, скатерки для еды и циновки. Из стволов пальмовых деревьев выдалбливали лодки для прибрежного лова рыбы. Кора шла на изготовление канатов; корни – на приготовление различных лечебных примочек и настоек; все, что оставалось, – на поддержание огня в очаге. Из-за недостатка травы финиками в Аравии кормили даже домашний скот.

Финики – это тонизирующий, если так можно сказать, продукт жителей Аравии прошлого, бедуинов-кочевников и ловцов жемчуга; они давали человеку силу и энергию. Экипаж крупного парусника во время «жемчужной охоты» съедал в сутки 80-100 кг. фиников. Финики – обязательный в Аравии атрибут кофепитий. Из них готовят традиционные аравийские сладости – шабал.

Центры финиковых хозяйств в землях Эш-Шамал (ОАЭ), к примеру, находятся в эмиратах Фуджайра и Рас-эль-Хайма. На их долю приходится до 80 % всех фиников, собираемых в Эмиратах (1986 г. – 20 тыс. тонн). Финики подразделяются на два основных типа – желтые и красные. Желтые (сорта «нигал», «фардах» и «бахал»), едят сушеными. Красные (сорта «хинайзи», «хисаб» и «мусалли») – употребляют свежими.

Главный рынок торговли финиками располагался в свое время в Басре (Ирак). Если в России говорят, что «в Тулу со своим самоваром и своими пряниками не ездят», то в Аравии туже мысль выражают словами, что «в Басру со своими финиками не ходят». В сентябре месяце, вспоминали дипломаты Российской империи, в сезон сбора фиников, иностранные суда, уходившие из Басры, доверху были набиты одними финиками.

Неслучайно, замечает известный американский миссионер– исследователь Аравии Сэмюэл Цвемер, жизнь человека достойного сравнивается в Библии с плодоносящей пальмой. Кстати, ветвь финиковой пальмы у арабов Аравии – это символ славы и победы (42).

Пересекать пустыню бедуины советовали европейцам-путешественникам только тогда, когда «поспеют финики», что означало – не ранее первой недели сентября; иными словами, – «в начале года по здешнему исчислению», писал в своем «Путешествии по Средней и Восточной Аравии» Дж. Пэлгрев (42*).

Отдельная страница истории коммерции на полуострове – торговля рабами. Завозили их из Африки. В портах Южной Аравии разбивали на партии, мужские и женские, и отправляли на невольничьи рынки в Неджд и Хиджаз, Ирак и Египет, Сирию и Палестину. Отряды гуамов или «охотников на черную кость», то есть на рабов, базировались на Занзибаре. Этот остров, подвластный одно время Оману, считался крупнейшим центром аравийской работорговли. Время от времени гуамы высаживались на побережье Восточной Африки, именуемой ими «большой страной черных людей» или «землей зинджей», и устраивали охоту на «черную кость» (рабов).

Проводниками у них состояли те же африканцы из числа освобожденных рабов. Действовали не с кондачка. Располагали точной информацией относительно численности населения в планируемых к захвату поселениях, мужчин, женщин и детей, их возраста, и даже имевшегося у них на руках оружия. Налет совершали, как правило, на рассвете. В селении, подвергавшемся нападению, каждая из семей защищалась до тех пор, пока не погибал, либо не попадал в руки «охотников» хозяин семейства. Как только это случалось, сопротивление «обезглавленного» жилища тут же прекращалось, и все его жильцы делались добычей работорговцев.

Женщин и детей, прятавшихся в подземных укрытиях, просто– напросто выкуривали. Делали это следующим образом: открывали входы, ведущие в подземелья, и палили в них из ружей патронами со специальными зарядами из пороха, перемешанного с красным перцем. После чего люди, задыхаясь, сами выбирались наружу (43). Их тут же разбивали на группы, по 5–6 человек в каждой; надевали на шеи ошейники, и пристегивали к цепи, со связанными и заломленными за спину руками.

«Охотников», возвращавшихся домой с «добычей», встречали торжественно. Их прохождение по улицам с «трофеями» препровождали громкими криками и звуками труб фанфани, которые мастерили их из рогов буйволов. Маршрут процессии пролегал мимо дворца правителя Занзибара. «Ловцы рабов», состоявшие у него на службе, демонстрировали своему владыке доставленный ими «товар» – «черную кость». Внимательно осмотрев рабов, правитель отбирал себе двух– трех понравившихся ему зинджей; и процессия двигалась дальше, к местам содержания невольников (44).

Джаллаб (так называли купца-аравийца, специализировавшегося на оптовых продажах рабов) разбивал свой «товар» на «мужской» и «женский». Первый из них составляли:

– «зинджи с бородой», то есть африканцы в возрасте (’аджуз); их продавали по «200–300 франков за голову»;

– «молодые зинджи» (’амра) – за них просили по «400450 франков за голову»;

– «мальчики» – цена на любого из них не превышала 200250 франков;

– «рабы высшего сорта» – к ним относили рослых и крепких абиссинцев; они стоили «от 1500 до 2000 франков за голову»;

«Женский товар» также подвергали «сортировке», а именно:

– «высший сорт» представляли девушки в возрасте 11–13 лет; за каждую из них давали по 400–500 франков;

– ступенью ниже стояли девушки в возрасте 13–18 лет; стоили они уже не дороже 300–350 франков каждая;

– за ними шли чернокожие рабыни в возрасте 18–25 лет (по цене 200–250 франков за женщину);

– за девочку до 11 лет платили 140–160 франков (45).

Раба и рабыню при покупке осматривали, как говорится, с пристрастием, с головы до ног, раздев и исследовав все интересовавшие покупателя части тела. Существовал даже своего рода «гарантийный срок», когда в течение трех дней с момента приобретения раба, его можно было обменять (46).

Крупным в Аравии центром работорговли арабские историки называют остров Фарсан, что в Красном море, напротив побережья Йеменской Тихамы. Именно там, как гласят сказания арабов Аравии, базировалась штаб-квартира знаменитой флотилии работорговцев-южноаравийцев, матросами на судах которой служили рабы-зинджи, то есть чернокожие африканцы (47).

Невольников, попадавших в Маскат, прежде чем выставить на продажу зачастую обучали какому-либо ремеслу. Это занимало время, и требовало дополнительных расходов. Но так как «обученные рабы» стоили дороже, то деньги, вырученные за них, покрывали все издержки (48).

На рынках, где велась торговля рабами, имелись «дома наслаждений и услад». Над ними вывешивали специальные флаги (райа) (48*)

Важными статьями торговли в Аравии были и остаются золото, серебро, драгоценные камни и ювелирные изделия с ними. Женские украшения – обязательная часть свадебного подарка жениха невесте. В Аравии, кстати, они все еще играют, порой, роль амулетов-оберегов; особенно те из них, что выполнены в форме ладони (хамса), рыбки или полумесяца. Хамса или «Рука Фатимы» – это амулет от сглаза, талисман семейного счастья. Рыбка – оберег от всякого рода напастей, амулет-эгида семейного благополучия.

Золотые и серебряные амулеты-подвески в виде ладони или рыбки часто инкрустируют сердоликом и кораллами. Сердолик, по поверьям аравийцев, наделен свойствами приносить своим владельцам покой и изобилие. Кораллы, особенно ярко красные и светло синие, способствуют, дескать, «укреплению памяти» и усилению «женской плодовитости». Питают аравийские женщины пристрастие и к бирюзе. Верят в то, что ювелирные украшения с бирюзой помогают женщине в ее усилиях по «поддержанию тишины в семье и в доме», «усмиряют гнев и гасят ссоры».

Интересными, притом как в плане ознакомления с жизнью и бытом бедуинов, так и с нумизматической точки зрения, являются старинные ювелирные украшения, выполненные с использованием золотых и серебряных монет, некогда ходивших в Аравии. В горных племенах Йемена, к примеру, в моде и сегодня нагрудные и головные подвески с серебряными талерами Марии Терезии (1717–1780), австрийской эрцгерцогини (с 1740). Выйдя из употребления во владениях Габсбургов, монета оказалась в Йемене, где ею, случалось, расплачивались и в 1970-х годах с работавшими там советскими специалистами. Вес монеты составляет 23,386 гр., а содержание серебра в ней – 21,0474 гр.

Иностранные золотые и серебряные денежные знаки, однажды попадавшие в Аравию, из нее уже не возвращались, писал французский офицер-путешественник Луи дю Куре, посещавший земли «Счастливой Аравии» в 1844–1845 годах. Монеты эти, будь то английские золотые суверены или австрийские серебряные талеры, арабы применяли как по их прямому назначению, то есть для расчетов за товары и услуги, так и в создаваемых ювелирами женских украшениях в виде монист, ожерелий или бус (49).

Среди оберегов, популярных в племенах Оманского побережья и Йемена, выделялся амулет-подвеска мишкаш, выполненный с использованием старинной венецианской монеты. На одной ее стороне имелось изображение герцога Венеции, преклонившего колено перед Святым Марком, а на другой – Священный Крест в обрамлении звезд. Женщины Южной Аравии свято верили в то, что такой амулет, пришедший, кстати, из христианского Наджрана (Северный Йемен, центр христианства Древней Аравии), помогает «увеличению семьи», то есть «дарует им желанное количество детей». При этом мусульманок нисколько не смущало то, что мишкаш, амулет целомудрия, который носили на себе девушки на выданье и только что вышедшие замуж, содержал христианскую символику. Согласно сказаниям, амулеты мишкаш делали женщин Наджрана «необыкновенно плодовитыми», а рожаемых ими детей – здоровыми и умными (50).

Брелки-обереги и амулеты-подвески от сглаза прикрепляли также к дверям жилищ, надевали на шеи верблюдов, осликов и лошадей, цепляли на мачты рыболовецких парусников. Вешая амулет-оберег на шею верблюда, бедуин верил в то, что шайтан (Иблис), взглянув на него, отведет свой дьявольский взгляд от животного, что убережет верблюда от болезней. Функции амулетов-оберегов на шеях верблюдов могли выполнять, по существовавшей тогда традиции, хвост пустынной лисицы, лапа шакала, зубы льва или гиены. Однако самым эффективным оберегом считался почему-то сандалик ребенка (51).

Амулет, подвешенный на серебряную цепочку, представлял собой важный, если не центральный атрибут женского костюма Аравии прошлого. Одной из самых распространенных форм таких амулетов– оберегов был серебряный футляр с вложенным в него миниатюрным Кораном. Небогатые женщины вместо серебряных футляров вешали на шеи кожаные мешочки на тонких ремешках. А вместо миниатюрных копий Корана, стоивших довольно дорого, помещали в них письмена с айатами (стихами) из Корана, либо с именами Пророка Мухаммада и его ближайших сподвижников из так называемой Благословенной десятки, то есть тех, кого Пророк задолго до их смерти оповестил о том, что они попадут в Рай. Кстати, именовали этих десятерых сподвижников Пророка ал-ашара ал-мубашара («десятью, получившими благую весть») (52). В сельской местности амулеты изготавливали из глины (в виде крошечных кирпичиков), с насыпанной в них землей из Священной Мекки. Жены крупных купцов, в первую очередь таввашей, оптовых торговцев жемчугом, применяли в качестве амулетов-оберегов драгоценные камни в серебряной оправе с выгравированными на ней словами-заклинаниями.

Письмена для амулетов-оберегов старались привозить из Святых мест, из Мекки и Медины. Дело в том, что чернила для написания изречений из Корана писцы в Святых землях разводили на воде, взятой из Священного источника Замзам, с добавлением в нее благоуханной шафрановой настойки. Порой такие чернила делали и на крови людей из числа тех мусульман, кто совершил паломничество, поклонился Дому Аллаха, припал устами к Священному Черному камню, очистился от грехов и мог поделиться своей чистой кровью с писцами в целях начертания на бумаге священных текстов для амулетов-оберегов.

Важно было, чтобы человек, писавший тексты для амулетов– оберегов, и сам «очистился» перед началом работы. В понимании арабов Аравии тех лет таковым считался тот, кто перед написанием текстов совершал «обряд самоудержания», то есть не употреблял в пищу те или иные продукты. Если писец воспроизводил тексты с гневными, устрашающими словами Господа, отражавшими Его недовольство неблаговидными поступками людей, то воздерживался от мяса, рыбы, яиц, меда и мускуса. Если же передавал в текстах слова Господа доброжелательные, то отказывался от молочнокислых продуктов, в том числе от масла и творога, а также от соли и уксуса (53).

Помимо «Руки Фатимы», другой популярный у женщин Аравии вид амулета – «Магический квадрат». По древнему поверью аравийцев, «земля людей» состоит из четырех главных элементов, а именно: земли, воды, воздуха и огня. Рисуя амулет-квадрат земли, они изображают его, собранным из квадратов-гнезд, символизирующих эти элементы (располагают числом по 4 единицы по вертикали и горизонтали). Затем заполняют их цифрами так, чтобы в сумме, как ни считать, по вертикали, скажем, или горизонтали, они складывались в одну и ту же цифру – 34. Она, в свою очередь, представлена цифрами 3 и 4; а они при сложении образуют священную у арабов Аравии цифру 7 (семь океанов, семь континентов, семь цветов радуги, семь ритуальных обходов вокруг Каабы, наречение ребенка именем на седьмой день после рождения и т. д.).

В Прибрежной Аравии, чтобы защитить своего малыша от «дурного глаза», мать вешала ему на шею амулет с белоснежной морской раковиной, а во Внутренней Аравии – лапку зайца на кожаном ремешке.

Лучшим амулетом-оберегом у мужчин считалось «кольцо– печатка Соломона». Согласно преданиям арабов Древней Аравии, царь Соломон носил волшебное кольцо с печатью, «сделанное наполовину из меди, наполовину из железа». «Медной стороной кольца мудрый Соломон припечатывал указы, что давал духам добрым, а железной – духам злым». Благодаря этому кольцу, царь имел власть над джиннами, птицами, зверями и ветрами; и все они помогали ему в сооружении его великого храма.

Кроме амулетов, каждая аравитянка, скрытая от «чужих глаз» черной накидкой абайей и чадрой, надевала на себя множество ювелирных изделий. Ноги и руки женщины украшали серебряные браслеты (по три на каждой) и кольца; уши – сережки; шею – коралловые бусы и жемчужные ожерелья; голову – шелковые или кожаные повязки, унизанные старинными серебряными монетами, достойными внимания крупнейших музеев мира. Количество и величина золотых и серебряных изделий на женщине являлись зримым свидетельством степени любви и внимания к ней мужа, а также демонстрацией финансового состояния семьи.

Вместе с ювелирными украшениями женщины носили на себе и все семейные ценности, скопленные на черный день: те же золотые и серебряные монеты, драгоценные камни и золотые слитки. Прятали их в расшитых жемчугом кожаных поясах цилиндрической формы, с множеством отделений (54). Пояс женщины был ничем иным, как хранилищем семьи, банковской ячейкой прошлого, если так можно сказать. Дело в том, что во времена джахилийи (язычества) посягать на женщин ни в межплеменных войнах, ни в набегах не смел никто. Такой поступок «чернил честь и достоинство мужчины», и рассматривался арабами Аравии как «наисквернейший».