Текст книги "Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история второй мировой"

Автор книги: Игорь Шумейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Глава 10. ТАК ЗАКОНЧИЛАСЬ ИЛИ НЕТ ЭТА «ХОЛОДНАЯ ВОЙНА»?

Интересный, да и самый актуальный вопрос, ради ответа на который, собственно, и стоит книги затевать...

Конечно, закончилась! Даже несколько раз. С этой «воевавшей» стороны прекрасно помнят те ключевые наборы слов:

– «Мирное сосуществование стран с различными социальными системами» (это еще почти из хрущевской эпохи);

– «Разрядка напряженности» (классика брежневского периода);

– «Хельсинкский мирный процесс» (а тут есть и конкретная, всем известная дата: лето 1975 года)...

...ну и далее все эти мирные повороты, исторические мировые вехи, включая наиболее знаменитое:

– «Новое мышление» (тут воспоминания, конечно, более свежие и острые до изжоги).

То есть почти каждый исторический визит, встреча в верхах, саммит... да и некоторые сугубо внутрисоюзные акции: съезды, новые программы партии, новые конституции страны... претендовали, среди прочего, и на окончание этой самой «холодной войны». Да и не будем ограничиваться только этой «воевавшей стороной», южнее Канады тоже происходили события, акции, позиционировавшие некоторых Президентов как:

– победителей «холодной войны»,

– победителей в «холодной войне».

Но само это количество завершений войны... каждое из анонсированных окончаний войны, навевало понятные мысли. Что, во всяком случае, предыдущее окончание войны – было не совсем уж и окончательным окончанием... И из двух президентов-победителей как минимум(!) один – носит свой венок незаслуженно.

Из числа телебесед, обсуждений моей «Второй мировой. Перезагрузки» мне более всего запомнился разговор, может, даже спор, с Игорем Десятниковым, в его программе «Десятый вал», на одном спутниковом канале, по-моему, немного похожем на «русский «Дискавери». Запомнился явной незавершенностью. Собственно, по самой Второй мировой, по этому пресловутому Мюнхенскому саммиту, ее развязавшему, разногласий у нас не было. Но, переходя к «последствиям», ко всем этим расписанным «Объединенным Европам» (берлинской и брюссельской), Десятников, заподозрив, возможно, во мне... ну если не «ястреба-реваншиста», то просто – писателя, удобно прописавшегося в конфронтационной системе, в этой самой «холодной войне», стал выпытывать: как я отношусь к глобализму?

Причем разговор-то сложился абсолютно искренний, и правоту некоторых обвинений евролицемерам, и этим политикам... южнее Канады (извините, к концу книги некоторые политгеографические названия просто вызывают оскомину) – Десятников вполне признавал. Но касательно выхода из конфронтации... таковым он признавал – глобализм. Один довод его я запомнил почти буквально, он был вполне сформулирован: «В противостоянии вы пытаетесь ограничить другого, но одновременно этим ограничиваете и себя... А по Евангелию, основа развития и всей жизни – Любовь». Час беседы, в общем, заканчивался, и ответил я несколько формально, сказав, что, по тому же Евангелию, общемировое Правительство – точный признак Апокалипсиса, конца света. Значит, глобализм приведет нас к... и т.д. Но далее приложить к теме разговора этот вполне общеизвестный факт я не сумел, промычал что-то вроде «...интересно вы ставите вопрос, спасибо... это требует отдельных размышлений...».

Действительно, легко стать эдаким.... «конфронтационным» писателем, используя энергию отталкивания, противопоставления. От Второй мировой войны перейти к «холодной», потом еще какую-нибудь «войну» придумать, стать ее «трубадуром», если не «поджигателем» (вполне журналокрокодильские» термины)...

Действительно, более трудно, но и более достойно дать пример самосдерживания, каковой явил тот же, ставившийся уже в образцы, президент Эйзенхауэр. Который, кроме успешного умиротворения в Корее и на Синае, дал знаменитое, многажды обсуждавшееся предостережение по поводу могущества военно-промышленного комплекса, могущего пролоббировать любую войну. Причем ведь говорилось это им, как известно, о своем, американском ВПК.

Ответить для симметрии – аналогичным предупреждением о своем ВПК? В общем-то, такие предупреждения (о страшной угрозе советского, российского ВПК) и делали различные коротич-нуйкины. Более того, практически главной работой (и источником дохода) были у них эти предупреждения. Но то, с какой покорностью наш ВПК перешел на тот самый идиотский, почти ритуальный выпуск кастрюль и титановых лопат (знаменитая «конверсия»), причем произошло ведь это по воле... даже такого президента как... Горбачев! А потом и вовсе этот наш ВПК самообнулился, закрыл заводы, институты, доказав этим самым, пускай и «от противного», что сравнивать его в «эйзенхауэровском, лоббистском» смысле с коллегой – американским ВПК – это... Если это о чем-то и говорит, то только о личности тех коротич-нуйкиных, пугавших нас им.

В общем, самый сложный, тяжелый вопрос, который мне предстал за время споров по «Перезагрузке», это и был тот, о соотношении любви, как общем движителе, и конфронтации – той же «холодной войны»...

И через несколько месяцев после этого разговора, на момент завершения сей книги о Второй мировой и «холодной войне», я могу ответить лишь... приблизительно следующее. Для Любви, как общего источника развития жизни, все же нужно какое-то выделение, разнесение, размежевание. Кто– то отдельный любит кого-то отдельного. Разность потенциалов, плюс и минус. Конечно, есть эта, ныне многими прославляемая тенденция всеобщего слияния, смешения.

Допустим, популярная тема: однополые браки. Но ведь пол – это не пенис. Пол – это факт различия. В этом смысле однополые браки вполне можно назвать бесполыми. Причем речь не о чувствах (Оскара Уайльда к лорду... неважно, или Элтона Джона к... неважно). А о том, что Любовь, входя в социальные структуры, чтобы остаться творческим двигателем, требует... кажется, у богословов встречается это: нераздельность-неслиянность.

Неслиянность на государственном уровне о чем напоминает, если, допустим, взять нашего противника по «холодной войне»? Где рождались исходные творческие импульсы, из числа давших что-либо, имеющее мировое культурное значение? Кино (настоящее!) – итальянцы, евреи. Музыка – преимущественно те, кто приехал туда в закованном виде. Латинская культура – тоже прекрасная культура. Национально-разделенное – рождало творческие импульсы. А из уже замешанной, гомогенизированной среды, из собственно нации USA-евцев родилось... разве вот тот записанный для комических сериалов закадровый смех, помечающий места, где нужно смеяться...

В общем, подобно тому, как когда-то СССР называли (позиционировали) «Конго с ракетами», или, помнится, был вариант «Верхняя Вольта с ракетами», сами США можно также позиционировать: культурная Антарктида.

И... итог. Смешение в единую массу, глобальную пасту мне кажется хуже даже умеренной «холодной войны». Мы ведь хотя бы знаем, кем и как управлялась эта война. В смысле, страны в эпоху разделения имеют и имели вполне знакомую, изученную, представимую... человеческую структуру...

И мы страницей выше как раз и касались главных субъектов, действующих лиц «холодной войны». Да, их опасались, ужасались, но то, что они, имея власть и выбор, не пошли на уничтожение человечества, доказывает, в общем-то, их, этих структур, если не «человечность» (этот термин – эквивалент «гуманности» – уже застолбили за собой гуманитарии), то, во всяком случае, человекоподобие, пронизанность вполне человеческими ценностями (сохранение жизни...). А что будет управлять глобальной человеческой пастой – еще большой вопрос.

Но феномену того, что именно «военщина» не допустила мировой ядерной войны, посвящена глава «Уравнение с неизвестным количеством неизвестных».

Кратко обозревая действующие лица, носители угроз в «холодную войну», мы упомянули с американской стороны ВПК и то предупреждение о его лоббистской, финансовой мощи Эйзенхауэра. Сказали и о ВПК советском (покорно перешедшем на выпуск титановых лопат – вот был бы настоящий экспонат для «Музея «холодной войны» в городе Фултон, штат Миссури).

Так что не ВПК, скорее, источником определенной опасности миру была наша идеологическая сфера, но тут некорректно будет ограничиться этой констатацией, не разобрав, когда, кому и чем угрожал наш «идеологический отдел». Вкратце можно выделить 3 периода.

1. Когда: примерно до периода преодоления троцкизма.

Кому: всем.

Чем: той самой «мировой» или «перманентной» революцией.

2. Когда: примерно от 1925 до 1975 г. То есть от свертывания «мировой революции» – к сосредоточению на своих проблемах («строить»-то оказалось куда труднее, чем «завоевывать») – и до самого брежневского «акме».

Кому: в основном – «первому миру» (Европе—США).

Чем: практически – очень мало чем угрожая. То есть идеологически – это была, по сути, оборона.

Тут необходимы пояснения.

Строили социализм в «отдельно взятой стране», затем – в «отдельно взятом лагере». Это расширение, заметьте, ни в коем случае не результат успешной идеологической экспансии!

Допустим, без мировой войны растили бы мы польских, чешских... коммунистов и дорастили до захвата ими власти в своих странах. Это был бы один вариант. Но фактически-то имел место вариант – сугубо «танковый». Вторглась к нам Германия (и Европа) – вот и поплатилась Восточной Германией (и, соответственно, Восточной Европой). Законный, в Ялте признанный «буфер», сфера безопасности. Сотый раз повторю: воевавшие полтора часа и потерявшие 36 человек (это все та же Дания, но были-то страны, сопротивлявшиеся ЕЩЕ меньше! Не правда ли, паны чехи?) просто очень должны напрячься, чтобы вообразить право и всю меру ответственности воевавших 4 года и потерявших десятки миллионов...

Итак, обустраивая свой «буфер» и нуждаясь в стабильных рубежах, «заборе вокруг стройплощадки», СССР идеологически предоставил «первый мир» сам себе. Может, действительно полагаясь на «внутриимпериалистические противоречия», Черчилль очень точно уловил это, сказав: «Советы были злорадным свидетелем». Да, трижды злорадным – но свидетелем. Периодическое проживание у нас западных коммунистов – не больший криминал, чем проживание аятоллы Хомейни под Парижем. Характерен пример, что Сталин поддержал британских коммунистов, когда они перешли на сугубо парламентские рельсы.

Второе пояснение. По поводу адресата этой «злорадной», самоустраненной политики. Действительно, только «первый мир». Да «третий мир», собственно, и возник в период этой нашей «обороны»: крах мировой колониальной системы.

3. Когда: от брежневского «акме» (период его высших достижений, 1975 год, Хельсинки) – и далее, понятно, – вниз. Потом поздние генсеки, первый Президент.

Кому: так же, как и в 1-й период, – всем.

Чем: обобщенно говоря – своим вакуумом.

Если первый период – мировая революция, второй – «отдельно взятое» строительство социализма и забора безопасности вокруг него, то, что далее... Собственно, взрыв этой «вакуумной бомбы» в голове нашего коллективного рулевого и сдетонировал Афган, Беловежье...

Не хотелось бы заканчивать именно на этой ноте свою историю «холодной войны», но самые оптимистичные положению были высказаны мною в главе «Уравнение с неизвестным количеством неизвестных». Повторять их не буду, тем более что и все последующие главы, да и простой взгляд, оторвавшись от книжки, за окно подтвердят вам, что это «Уравнение...» было решено.

Приложение. ГЕОПОЛИТИКА И ВСЕ ТАКОЕ...

(История Второй мировой войны – в пятидесяти эсэмэсках)

Двоякий опыт – проведение PR-акций и преподавание в одном университете – подсказывает мне, что нужно позаботиться и о самой краткой версии истории, «пройденной» в этой книге. Сегодня и Потребитель, и Студент требует изложения в краткой форме. И не просто краткой, а еще и своеобразно пульсирующей. И, если желаешь быть воспринятым, ты должен как-то ритмически соответствовать современному информационному стилю («Будущее зависит от тебя», «Управляй мечтой» и т. д.).

Потому и все содержимое этой книги представлено в виде 50 слоганов, кратких тезисов, доступных в том числе и для общения в SMS-формате.

1. Адольф Гитлер – трастовый управляющий ЗАО «Европа».

2. Сколько дней простояли заводы «Шкода» и «ЧКД» в связи со сменой флага?

3. До советских танков 1968 года в Праге были чешские танки в Минске, Смоленске и Сталинграде.

4. Моральная ответственность шкодовцев легче даже их легких танков.

5. Евроэстеты испугались, что пьяный президент-дирижер попробует себя на юбилейном параде – еще и тамбурмажором.

6. Французы при 250 долларах за баррель пригласят, как героев Второго фронта, и Кувейт с Эмиратами.

7. Англия занималась «сомнительными флотами», СССР – «сомнительными республиками».

8. Сначала Страсбург, Прагу и Вильнюс надо освободить, чтобы там могли обосноваться умники, которые расскажут, по каким правилам следовало бы их освобождать и какие пени полагаются за нарушение этих правил.

9. Германский кайзер не был «их сукиным сыном», значит, вперед, либералы! «Да здравствует Веймарская республика!» Так и пошло.

10. Словно бы на Бородинском поле наша и французская пехота яростно бились за флеши, а рядом кавалеристы Мюрата и Уварова устраивали совместные концерты и презентации.

11. Чемпионат по арийскости детская сборная России выиграла, а юношеская проиграла (при единоличном судействе фюрера).

12. ...а три дня в сентябре 2001 года «государством – изгоем» были Соединенные Штаты Америки.

13. Нужна просто другая модель использования Резуна. Известный пример: свинью выпускают на трюфельное поле, свинья ищет, отрывает трюфели, но на этом сотрудничество заканчивается. Человек находит другое применение трюфелю, отличное от желаний хрюкающего сотрудника.

14. Новый Иуда не вешается, а прибавляет к тридцати – еще и тридцать первый, второй, третий... сребреники – за «Воспоминания о Гефсиманском саде». А потом еще и тридцать шестой, седьмой.... за «Поправки к Воспоминаниям».

15. Предисловие к «Ледоколу» написал Буковский, если помните такого, по бартеру поставленного на Запад.

16. «Большая война» сама берет командование на себя.

17. «Черчилль – конформист!». Трудно и представить что-то более несовместимое (вроде: «Колобок Резун перебежал не из ГРУ, а из балета Большого театра»).

18. Так вот, любители простых доказательств: «Краткий курс истории ВКП(б)» и британский премьер-министр и историк Черчилль абсолютно едины в трактовке и оценке событий 1939 года».

19. Шведский «нейтралитет» оказался самой лучшей противовоздушной обороной путей снабжения рейха.

20. Автор словно гулял с диктофоном по улицам Берлина тридцатых годов.

21. Марабини свидетельствует: в 1932 году немецкие евреи больше боялись коммунистов, чем Гитлера.

22. В «Нордиск унгдум» («Северной молодежи»), кстати, маршировал и Ингвар Кампрад, впоследствии основатель всемирной сети ИКЕА. (Есть идея!)

23. Эрзац-пиво делалось на основе отходов молочного производства. Питье его было, конечно, тягчайшим, может, и непосильным испытанием для «арийского духа».

24. Наиболее им представимые герои Сопротивления – это Киану Ривз с подружкой в фильме «Матрица».

25. Уровень гитлеровского насилия: возможно, еще будет масса попыток его даже преувеличить, чтобы спрятаться за ним, спрятать долю вполне взаимовыгодных рыночных отношений.

26. В Данию, Норвегию, Чехию, Францию шли не только приказы, но и заказы.

27. Это в Бухенвальде и Майданеке звенели кандалы, а в «Объединенной Европе» звенели монеты.

28. «Мюнхен» XV века находился в Констанце. Ян Гус направился на церковный собор с гарантиями неприкосновенности от императора Сигизмунда Люксембурга. У чемберленовских гарантий богатая предыстория!

29. Дефенестрация, казнь посредством выбрасывания из окна, – чешское изобретение. По-видимому, это связано с успехами многоэтажного строительства в Праге.

30. Ранее часть Судет называлась «Исполиновыми горами». Спорное нацменьшинство – «исполиновые немцы».

31. В марте 1939 года Польша получит из чешского наследия высокоразвитый Тешинский округ, а буквально через полгода, в сентябре, – и все остальное причитающееся.

32. Нацию Яна Гуса и Георгия Подебрада предала Европа кавалеров ордена Подвязки и лауреатов Нобелевской премии мира.

33. «Пятая колонна»... Не напоминает ли «пятый угол»? Как родилась на страницах газет 1937 года, так там в основном и маршировала.

34. Единственной успешной гитлеровской «пятой колонной» стала судетская. И то потому только, что у нее оказались такие «колонновожатые», как Чемберлен, Галифакс, Даладье.

35. Среди всех идей выбирается та, что имеет самый яркий «видеоряд». Лучше проходимая по телеэкрану.

36. Запоминается реплика героя. Или хоть актера, игравшего того героя. Или хоть кого-то из съемочной группы.

37. Американские сенаторы извинились за работорговлю, папа римский извинился за Крестовые походы. Немцы – за Холокост. Дальше – блюдо пущено по кругу – туркам извиняться за 1915 год, ну а нам, конечно, побольше: и за 1940-й, и за 1956-й, и за 1968-й...

38. Нынешний президент крошечной Македонии извиняется перед полумиром за походы Александра Македонского. Завтра Тунис пришлет свои извинения Италии «за геноцид при Каннах... и за весь поход Ганнибала» (бедуинам даже и лестна причастность к мировой истории).

39. А вдруг... и в России подвернется политик, которому извиниться, да еще под Новый год, как два байта отослать? Так вот, с этими извинениями можно попасть на очень реальные бабки – «репарациями» называются.

40. Война-то всегда приближала мир. А мир – приближал войну. И всегда «послевоенные годы» потихоньку превращались в «довоенные».

41. Объединенная Европа-2 (брюссельская) должна признать один простой исторический факт – свою преемственность с Объединенной Европой-1 (берлинской). За исключением, конечно, Великобритании и России.

42. Норвежские моряки (и береговые силы) топят немецкие крейсера, а военно-воздушная база сдается экипажам истребителей. А затем и вся столица «принимает парад» пяти десантных рот. Это похоже скорее на экспедиции Кортеса.

43. Электрическое сопротивление нас научил измерять немец Георг Ом. Как и чем измерить сопротивление немцам во Второй мировой войне?

44. Мститель – еще не защитник. Защитник носит оружие открыто. И защитить (заслонить, встать между защищаемым и врагом) можно только открыто. Мстить – как угодно.

45. «Большая война» «не приходит приметным образом».

46. Возвращаем «на линию фронта» некоторых участников, напоминая им, на какой стороне они действовали.

47. То, что военные прегрешения освободителей будут припоминать, а пользу от освобождения забудут, – это вполне в природе человека.

48. Нельзя оперировать итогами мировой войны в понятиях современной политкорректной тусовки.

Послесловие. ДОЖДАЛИСЬ МЛАДЕНЦА, ЧЕРТИ?

Я имею в виду не тех чертей из пословицы, любой из которых жаждет связаться с младенцем. И не того младенца, который, на радость всем чертям, крикнул, что король голый. Я имею в виду историка Игоря Шумейко, который в своей книге «Вторая мировая. Перезагрузка» заметил (скорее с сарказмом памфлетиста, чем с невозмутимостью ученого):

«...Это, по сути, преимущество годовалого младенца перед стариком...»

Старики, которые помнят «Большую войну», находятся в плену своей памяти. Они умирают. Младенцы, свободные от такой памяти, вырастают. Они могут вывернуть прошлое как угодно.

Чего ждать от историка, который был годовалым младенцем, когда Держава, освободившаяся от тяжкого страха перед умершим Верховным Главнокомандующим, стала соскальзывать непонятно куда, а понятно это стало, когда младенцы вошли в зрелый возраст и получили в наследство не Державу, а распавшиеся ее куски. И вместо Победы – список претензий от малых народов, пострадавших в ходе «Большой войны».

По модели:

– Вы, русские, конечно, выгнали гитлеровцев, но и местных жителей задели, извольте извиниться и заплатить за разбитые горшки. Гражданства в новых независимых государствах не ждите! Вы теперь в меньшинстве!

На защиту прав русского меньшинства встает, как и полагается, американский президент: ущемление меньшинств он не прощает и Гитлеру.

Бывший младенец, на дюжину лет опоздавший родиться к Победе, подхватывает с коварным юмором: а что, смысл Великой войны и Победы – это всемирное утверждение прав меньшинств? Андерсеновский ребенок оценил бы такой прикол: нынешние глобалисты именно и видят мир стадом сообществ (стран, наций, конфессий), которое надо пасти; противники же глобализма готовы спасать от всемирных пастырей именно такой, пестрый, мир меньшинств.

Но тогда и «Большую войну» ничем иным не помянешь, кроме как запоздалыми счетами. Все – малые, и все покалечены, а кого там распотрошили первым – кто упомнит? Американцы, например (истые «младенцы» Новой Истории), когда их спрашивают, кто воевал во Второй мировой войне, иной раз долго соображают, на чьей же стороне был Гитлер. А мы этого гостя хорошо помним, но и для нас он постепенно сливается с Наполеоном и прочими супостатами Отечества. Что делать: и танки Гудериана во мгле времен станут в конце концов чем-то вроде слонов Ганнибала.

Так вот на этом фоне исследование молодого историка Игоря Шумейко поражает доскональным, скрупулезным знанием фактов войны, которой он не застал. И вообще фактов Истории. Фигурально говоря, от Горация до Гроция – если о толще времен. А если об истории недавней – то во всю ширь непроходимых завалов, ибо «сказано и написано столько, что, если человек среднего возраста сейчас решит бросить все и будет только изучать мемуары и диссертации по этой теме, чтением он будет обеспечен на две жизни вперед».

Да. Если читать так, как читает баран надписи на новых воротах. Если же читать, зная, зачем читаешь, можно кое-что понять и за одну жизнь, в «среднем возрасте» коей и пребывает сейчас Игорь Шумейко. Хотя факты и сами по себе – до упрямости интересная вещь. Например, знаменитая речь Черчилля в Фултоне (полный текст которой в свежем переводе с английского приводит Шумейко – впервые в нашей печати). Или – документ иного прицела, из тех, что сначала были вдолблены в наше сознание, а потом выметены новой метлой (ответы Сталина на вопросы «Правды» по поводу речи Черчилля).

Некоторые факты увидены в непривычном для нас ракурсе. Например, количество танков, сделанных на чешских заводах и дошедших до Сталинграда... Знал бы я – нашелся бы что ответить в 1988 году чешским изгнанникам, требовавшим у меня ответа, зачем советские танки дошли до Праги в 1968 году.

Некоторые же факты вообще, кажется, впервые введены в наш публицистический оборот. Например, сражение 1940 года у Мерс-эль-Кебиры, когда британцы пустили на дно французский флот (вместе с моряками), дабы эти корабли не захватили побеждавшие французов немцы. Знал бы я – нашелся бы что ответить отделявшимся от нас прибалтам, независимость которых была в том же 1940 году пущена на дно Красной Армией, дабы их территория не досталась гитлеровцам.

Впрочем, Игорь Шумейко и сам умеет задавать оппонентам каверзные вопросы, в которых двойные стандарты выворачиваются с изнанки обратно на лицо, и лицо это предстает в «первозданности». Это надо уметь, и автор книги «Вторая мировая. Перезагрузка» это умеет. Он ярок, хлесток, находчив. Талант полемиста здесь настолько очевиден (и настолько соблазнителен), что автор иногда явно предается соблазну, и тогда, втягиваясь в обмен уколами, успевает шепнуть серьезным читателям, что это, конечно, памфлет, и он, Шумейко, это понимает.

Памфлетный яд – от необходимости переводить реалии «Большой войны» на язык современного мира – мира меньшинств, гудящего требованиями политкорректности.

Умникам – еще порция яда:

«...Быть может, Сталину действительно стоило как-то бы организовать сеанс связи и посоветоваться с Гавелом, Ландсбергисом, Клинтоном и Мадлен Олбрайт: как следовало вести «Большую войну»?»

Заставить Вацлава Гавела (лишившегося наследственных заводов в Чехии), или Мадлену Олбрайт (девочкой пережившей в той же Чехии нашествие немцев, а потом русских), или Ландсбергиса (которому ради политики пришлось отвлечься от исследований о Чюрленисе), и уж тем более Клинтона отвечать за то, что им жалко тех, кто 60 лет назад попал «под руку», – это со стороны Шумейко, конечно, чисто литературный ход: никто из них на такие подначки реагировать не будет. А вот Резун и Буковский, пожалуй, и ответят, причем в таком же памфлетном стиле, и тогда продолжится обмен грубостями, в ходе коего могут оказаться погребены те кардинальные идеи, которые предлагает осмыслить Шумейко.

Отдавая должное информативной плотности и стилистическому блеску его книги, я думаю все же, что главное в ней – это именно предложенные идеи.

Первая идея: по-новому взглянуть на европейскую карту 1941 года, где «все замазано в буквальном смысле коричневой краской», – и потому различить в этом тех, кто вошел с Германией в союз (Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Болгария), тех, кто был захвачен (Франция, Польша, Чехословакия, Югославия, Греция...). И внутри захваченной Европы «поляки дрались, оставили немцам руины, чехи передали самих себя в целости...». В Югославии сербы стоят насмерть, хорваты тоже насмерть, но – на немецкой стороне (даже переименовывают себя в «готов», чтобы не оставалось ничего славянского). Можно составить сравнительную таблицу по степени сопротивления Гитлеру... и тогда, вопреки всем этническим раскладам, главными антифашистами окажутся... сами немцы! Разумеется, пробольшевистская «Красная капелла» и прогенеральская «Черная капелла» диаметральны по дальним целям, – но по степени урона, нанесенного Гитлеру, они стоят рядом: есть признание Геринга (на Нюрнбергском процессе), что «Красная капелла» стоила Германии потери десяти дивизий; и есть признание Черчилля (в мемуарах), что отказ Чехословакии от сопротивления стоил союзникам потери тридцати пяти дивизий. Вполне сопоставимые цифры...

«Норвежцы сопротивлялись гораздо дольше, но им помогал и ландшафт страны, и английские десанты и флот. Голландцы ближе к датскому варианту. Бельгийцы – ближе к норвежскому. Люксембург – двое раненых (поскользнулся, наверное, кто-то)».

Последнее предположение оставляю на совести не историка, но памфлетиста... а идея историка по-новому вычертить карту межвоенной Европы так же поразительна по неожиданной проницательности, как крик андерсеновского ребенка. Не оголяется ли тут какая-то неведомая, прикрытая ранее структура реальности?

А если наложить карту 1941 года на карту 1914-го? Там Антанта, тут... тоже Антанта?

А если наложить карту 1941-го (Европа Гитлера) на карту 1991 года? Та же Европа и получится, только столицу перенесли из Берлина в Брюссель.

И опять сквозь саркастическую усмешку ловишь зоркий взгляд, и реальность проступает из-под привычных (в том числе и по марксистским учебникам) одежд: там « империалистический блок», тут тоже блок – «реваншистский», и там и тут народ, единый по языку и этническому происхождению, подверженный давлению разных блоков, распадается с точностью до микрона на те же враждующие части: при каждой новой встряске хорваты и сербы – враги. Можно, конечно, их вражду списать на конфессиональную несходимость католицизма и православия, да только вот католики-поляки костьми легли, борясь против Гитлера, а православные румыны навербовали ему на русский фронт каких-никаких, а солдат. Где логика?

Нет логики. Ни в социальных, ни в конфессиональных схемах. Есть под всеми этими схемами таинственная, не понятая еще реальность. Разговоры про образ правления и про разные идеалы (демократия, коммунизм, пролетариат, буржуазия) – это все, как пишет Шумейко, «дымовая завеса», а суть та, что в этих разных системах (блоках) и в 1914-м, и в 1941-м, и в 1991-м живут все те же люди. То есть народы.

Они-то и решают, куда свалится страна (система) при очередном расколе континента. И долго ли будет страна сопротивляться (если будет). Иногда рядом живущие (а то и родственные) народы оказываются на разных сторонах очередной демаркации. Белоруссия – Украина... Есть отчего охнуть идеологам славянского единства. Армения – Грузия... Да в каком страшном сне мог привидеться антагонизм русских и грузин?

Нет, воистину никакой привычной логике эти новые линии разделов не поддаются, если мы числим мир ворохом малых народов (неизбывных «меньшинств» по отношению к массе человечества), лишь случайно попадающих (и насильственно загоняемых) в блоки, системы, империи и содружества.

Если же признать эти объединения такой же этнополитической, геополитической и психополитической реальностью, как и тот «ворох», в котором они должны искать себе опору, то надо и линии напряжения между системами счесть базисным законом бытия.

А где Большие конгломераты (армии, союзы, коалиции и т.д.) – там, увы, и Большие войны.

Введя в уравнение категорию «Большой войны», Игорь Шумейко не просто переводит Вторую мировую (и нашу, Великую Отечественную) с языка нынешнего тысячелетия (с теперешними счетами за оккупацию и прочие неудобства военного времени) на язык военного времени. Фактически он предлагает новую точку отсчета – такую, какой не было в схемах 1941 года.

Мировая война тогда выводилась из теорий империализма, колониализма, из тех или иных «стадий» того или иного «строя», из готовности коммунизма окончательно похоронить капитализм с его войнами... Недаром же советские люди подымались в 1941 году на войну с гитлеризмом, будучи уверены, что война – последняя.

Сказать бы им тогда, что «последней» не будет...

Сказать что-то такое же безысходное их отцам, певшим: «Это есть наш последний...»

А ведь теперь приходится говорить «что-то такое же». Голосом андерсеновского младенца. Почти наобум, на ощупь, вслепую, почти с отчаянием признавая, что есть что-то в самой подоснове бытия, под всеми политкорректностями и политагрессивностями, – где-то там, где Тютчев слышал шевеление хаоса, – что-то, что в любой неожиданный момент может огнем, бурей, ужасом вырваться на поверхность исторического действия, разом опрокинув все сдержки.

«Большая война» – это нечто, само себе диктующее правила. Или отсутствие правил. Нечто, живущее по своим законам. И убивающее. Нечто, чем не удается командовать, ибо Война сама командует всем. Это никакое не «продолжение политики иными средствами», – это аннулирование всей прежней политики. Это не укладывается в понятия справедливости – несправедливости. Это укладывается разве что в толстовскую дилемму: война – или абсурдная, или народная. То есть гвоздящая дубиной. Но и дубина с точки зрения мирной логики – изрядный абсурд.

Понимая, какого монстра он пускает в дебри и лабиринты Истории, Игорь Шумейко предупреждает, что «Большая война» – «главный термин» его книги, что понятие это введено «полуинтуитивно», и единственное, что можно поделать с гигантскими отвалами «неудобоваримых» фактов, – это попробовать перезагрузить их в новую систему координат.