Текст книги "Изяслав"

Автор книги: Игорь Росоховатский

Соавторы: Алексей Разин,Францишек Равита
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

6

Весь день раздавались песни в юртах хана Сатмоза. Хан купил себе новую жену, молоденькую Оголех. Он решил как следует отпраздновать аина день любви.

Утром начались игры. Юноши-воины стреляли из лука в птицу, подброшенную в небо рукой хана, потом на расстоянии тридцати локтей пробивали стрелой верхушки остроконечных колпаков на головах друг у друга. Так проверялась меткость одних и бесстрашие других.

Вслед за стрельбой из лука начались конные состязания и укрощение диких лошадей. В круг вошёл пастух Арбуц. Он был худ и гибок, как тонкий зелёный прут.

В том месте, где у сытых людей бывает живот, у пастуха была впадина.

Четверо дюжих воинов отпустили поводья необъезженного жеребца, на его спину вскочил Арбуц. Гордый конь, впервые почувствовавший всадника, вздыбился. Пастух вцепился в гриву, ударил коня пятками. Этого жеребец никак не мог перенести. Он изогнул шею, пытаясь укусить наглеца, потом стал лягаться. Ощутив, что седока не доймёшь и этим, конь бросился на землю, несколько раз перекатился через спину, чтобы раздавить его. Но в то мгновение, когда жеребец переворачивался на спину, Арбуц уже прижимался к животу, а когда дикий конь касался земли животом и согнутыми ногами, пастух, держась за гриву, перебрасывал своё гибкое тело на его спину.

Между тем в юрты Сатмоза рабы вносили кожаные мешки с кумысом, уставляли кошмы различными блюдами: просом и рисом, сваренными в молоке, кусками баранины и конины, заплывшими жиром. Звуками флейт созывали в юрты гостей. Начался пир. Когда глаза мужчин осоловели, а лица заблестели от жира, раздались крики:

– Покажи жену! Покажи хатунь!

Хан Сатмоз хлопнул в ладоши.

Рабы ввели Оголех. Девушка была одета в расшитые разноцветными блестящими нитками кожаные штаны, сходящиеся на щиколотках, и пёстрый халат. На её шее переливались драгоценные камни, а на голове возвышалась кожаная шапка с двумя разветвлениями наподобие рогов оленя. Хан кивнул Елаку:

– Мой ирци, спой нам о красоте этой женщины!

И Елак, прикусив губу, чтоб было не так больно сердцу, запел:

 
Она подобна козочке пугливой,
её глаза – глаза любви прекрасной...
 

Елак видит, как загораются глаза хана от его песни. Ирци хорошо знает, что поёт правду. Ему хочется крикнуть: будь проклято чрево матери, выносившее тебя, Сатмоз! Будь проклят день, в который ты родился! Но вместо этого он поёт:

 
Она достойна стать твоей женой, мудрый хан,
ты, что шевелишь дыханием далёкие реки,
я славлю твои руки, Сатмоз, что будут обнимать
нежный стан,
сильные руки и могучее тело!
 

Кое-как ирци допел свою песню и незаметно пробрался к выходу из юрты. Ночь была тёплой, лёгкий ветерок шевелил его волосы. В сухих глазах не было слёз, и теперь, когда можно было застонать, он молчал...

В юрте что-то кричали, пели хриплыми голосами, Елак побрёл куда глаза глядят. На холме остановился, прислушался. Где-то плакали шакалы. Звёзды блестели холодным безразличным светом, как блестят льдинки. И Елак впервые ощутил, как он мал и как ничтожен под этим высоким небом и бескрайней степью. Он впервые понял, что его жизнь и судьба кажутся важными и нужными лишь ему одному... А этим мерцающим звёздам, и густым травам, и даже тем орущим людям он так же безразличен, как кузнечик или капля воды...

7

Хан не спешил с выполнением своих обещаний. Прежде чем совершить набег на землю Рус, он снарядил послов к соседним племенам – договориться о союзе против русичей.

Послы должны были сказать половецким ханам:

"Время для большого похода в землю Рус созрело. Русичи, словно волки, грызутся между собой. Киевский князь разбил князя полоцкого и сжёг его города. Русичи устали от убийства своих сородичей, им будет не до нас. Чьи руки жаждут добычи, пусть идут с могучим ханом Сатмозом. Да будет славен Аллах! Да будет доволен обилием жертв грозный тягри!"

Послы привезли радостные вести. Соседние ханы ответили: "Да продлит тягри твою жизнь, многомудрый хан! Мы идём с тобой, и наши лучшие воины идут с нами".

В середине мая орда Сатмоза двинулась в землю Рус, обрастая по пути новыми тысячами воинов. Орда растянулась настолько, что задние не видели передних, а ведь половцы различали предметы, если позволяла местность, на расстоянии дня пути, за десятки вёрст.

В центре колонны ехал сам Сатмоз с сотней телохранителей. Среди них был и певец хана Елак. Ему хотелось забыться в бою. Он мечтал захватить богатую добычу и стать равным Сатмозу. Пусть Оголех услышит о его славе, пусть её сердце замрёт от гордости за него и заболит от терзаний.

Чтобы хан ни в чём не испытывал недостатка в пути, за ним везли юрты, жён и рабынь. На одной из колымаг с кожаным покрытием ехала девочка-рабыня Узаг.

По мере продвижения половцев степь постепенно менялась. Словно одинокие часовые появлялись деревья. Узаг казалось, что уже запахло Русью. Она верила: свои, русичи, разобьют поганых и освободят её. И однажды она выпрыгнула из колымаги, стремительно подбежала к белокорой берёзке, обняла её, зашептала:

– Я не Узаг, я – Марийка...

Половцы двигались всё дальше и дальше. За ними оставалась пустыня. Кони съедали и вытаптывали всю траву.

Уже загорелись первые русские сёла. Уже по земле Русской разнеслась вонь от нечёсаных голов, от грязных тел, запах конского пота, гортанные крики на чужом языке. И уже покатилось в плаче женщин и визге детей страшное известие:

– Поганые идут! Половцы! Степь на Русь течёт!

Глава XV
ТАМ, ГДЕ ЯРОСЛАВ РАЗБИЛ ПЕЧЕНЕГОВ... [98]98
  …Там, где Ярослав разбил печенегов... – Т. е. в Киеве, под его стенами, так как печенеги стояли уже под стенами этого города:
  "Узнав о набеге печенегов, он (Ярослав) спешил из Новагорода в южную Россию и сразился с варварами под стенами Киева. Варяги, всегдашние его помощники, стояли в средине; на правом крыле граждане киевские, на левом новогородцы. Битва продолжалась целый день. Ярослав одержал победу, самую счастливейшую для отечества, сокрушив одним ударом силу лютейшего из врагов его. Большая часть печенегов легла на месте; другие, гонимые раздражённым победителем, утонули в реках; немногие спаслись бегством, и Россия навсегда освободилась от их жестоких нападений" (Карамзин Н. М. История государства Российского).


[Закрыть]

1

– Поганые! Половцы идут силой неисчислимой!

Измученный гонец едва держался на ногах. Казалось, не усталость, а тяжесть привезённого известия согнула его плечи.

Воевода Коснячко расспросил его о направлении, по которому движутся половцы, о приблизительной численности врагов. Князь Изяслав велел позвать прибывшего в Киев Вышату Остромирыча, тысяцких Жарислава и Склира Жариславича и ближних бояр на думу.

Князь был бледен, его пальцы дрожали, и, чтобы скрыть эту дрожь, он всё время вертел что-то в руках. Бояре притворялись, будто не замечают растерянности повелителя.

– Думайте, бояре мои, что делать, – сказал князь.

Наступила гнетущая тишина.

Первым заговорил Жарислав:

– Мыслю, княже-господине, выждать нужно. Говорили святые мудрецы: "Не поспешностью, а осторожностью". Поганые на переяславльской земле душегубство творят. Может, до наших краёв и не докатятся. Всеволод, брат твой меченосный, их остановит. "И да вступится брат за брата..." А если поганые испугают Всеволода, ты, светоносный, ударишь на них. Поганых усталость одолеет. Они и ратиться с нами не захотят. И отгонишь ты их, яко в Писании молвлено: не мечом, а миром.

Гневно заговорил тысяцкий Гарлав:

– Ты, боярине, мягко стелешь, да жёстко спать. Лисой вьёшься, волчьи клыки прячешь? Чего хочешь? Тайный умысел имеешь. Чтобы Всеволода разбили. А ты с детьми своими ещё больше нужен князю станешь. Ибо на кого же господину надеяться? Да только не будет так. Слышишь, волче, не будет!

Склир Жариславич внимательно смотрел на шею тысяцкого Гарлава. Там краснел давний рубец от сабли печенега. Склир очень жалел, что удар печенега оказался слаб.

"Проклятый, узнал про замысел отца, – думал Склир. – Надобно загладить неосторожное слово".

Он низко поклонился князю:

– Надумал так: надо послов выряжать до князя Святослава и до Всеволода Ярославича. Не ожидать, пока потекут поганые на Киев, а силы соединить, самим ударить!

Склир хорошо понимал, что так думают все бояре и что если первым это скажет не он, заговорят другие. Жариславичам было неплохо теперь при князе Изяславе. Всякий раз, совершив подлость или проявив слабость, князь вынужден был приближать их к себе. А они в свою очередь заставляли Ярославича совершать новые ошибки.

После того как Склир умолк, князю поклонился Вышата, сын новгородского посадника Остромира:

– Не разгневайся за смелое слово, княже-господине! Ведаешь – если в Новгороде у нас что приключится, созываем вече. Буйное оно, и решение его может быть неверно. Да только уж если вече решило – оно и в ответе. Его желание для люда свято. Кто отважится против выступить – нигде не сыщет помощи, ни в ком опоры не найдёт. Кто осмелится восстать против Бога и люда? Если на половцев выступать оружно, надо и в Киеве вече созвать. Люд даст больше воинов, и воины лучше биться будут, помня людской наказ. Будут знать, что не только за бояр да за тебя, княже, животы положат, а и за свои дома, за своих родовичей, за весь люд!

Дума загудела. Бояре перебранивались. Вознёсся голос Склира:

– Не услышь неразумных слов, княже. Вече созвать – власть с ним разделить. Дать люду волю – княжий стол потерять!..

Когда бояре и тысяцкие разошлись, Ярославич дал выход своему горю. Он ходил по светлице, сжимая руками голову, пытаясь придумать выход из чёрного угла, куда его загнали враги, союзники, льстецы, ненавистники, сыновья и сыновцы, братья и бояре, свои и чужие... Что содеять надлежит? Созвать вече – новые силы поднять против степи. Но только ли против степи? И как отважиться на вече? Это, значит, пойти против Коснячко, Жариславичей и многих других бояр. А ведь эти люди – единственные, кто ещё поддерживает князя. Других он сам отвратил от себя. Даже брат Святослав не тот, что прежде. Даже игумен Феодосий и его монахи, даже митрополит отвернулись от него, от князя-клятвопреступника. И ещё приходится не спускать глаз со Святополка, который безустанно подкапывается... "Вече созвать – власть свою разделить", – сказал Склир. Это правда. А сейчас, когда столько ненавистников вокруг, разделить власть, отдать хоть крупицу её – значит вовсе лишиться власти.

– О, пауки, – простонал Ярославич.

Ночью, как только Изяслав забылся в тяжком душном сне, ему приснилось, что он попал в паутину. Он барахтался, но всё больше запутывался. И откуда-то появились Святополк и Жариславичи в личине пауков. Князь хотел закричать, но у него не было голоса. Он хотел ударить их – не поднимались руки. К нему прикоснулись липкие паучьи лапы, страшные рты-клювы впились в его тело, в шею, в голову. И по мере того, как пауки-вампиры иссушали княжье тело, руки Изяслава вытягивались, становились длинными и цепкими, голова сплющивалась и весь он постепенно превращался в паука...

2

В месяце травном[99]99
  Т. е. в мае.


[Закрыть], 28 дня, объединённое войско Ярославичей двинулось на половцев. Во главе одного из разведывательных десятков, высланных далеко вперёд дружин, ехал Изяслав-отрок. По дороге встречались лесные поселения смердов, в которых правили, подобно самозваным князькам, бояре да тиуны. Изяслав передавал им повеление Ярославича отобрать самых сильных мужей и спешить к Днепру для пополнения княжьего войска. Но большинство бояр и тиунов, выслушав отрока, и ухом не повели, и пальцем о палец не ударили. Поганые им не были опасны, ведь они не заберутся сюда, в глухие леса. Половцы устремятся на Переяславль, на Киев, на Чернигов. Вот пусть киевляне да черниговцы и дерутся с ними. А для лесных бояр чем слабее станет великий киевский князь, тем лучше – тем сильнее станут они, самозваные князьки.

Изяслав-отрок, глядя на них, раскормленных и спесивых, невольно вспомнил поговорку Славяты: "Умеешь работать – работай, не умеешь – воюй, а непригоден ни к чему – будь тиуном".

И ещё думал молодой воин: "Этих тиунов да бояр уже и князь не может сместить по своему усмотрению. Залезли в леса, в дебри, куда ни князь, ни его ближние не заглядывают. Укрепились, подобно самому стольному, окружили себя верными приспешниками. Не только о люде не заботятся, но и про князя забыли. О себе, о власти да о богатстве своём пекутся. Самоуправцы! Землю Русскую предают!" Отрок не мог заставить их подчиниться княжьему повелению и, чтобы не терять напрасно времени, ехал дальше.

Пополнение русскому войску так и не прибыло...

В начале изока – июня – один из воинов Изяславовых заметил половцев. Изяслав отрядил двух отроков к тысяцкому Гарлаву с известием о появлении врагов, остальным воинам приказал скрытно наблюдать за ними.

Половцев было несколько сот. Многие уже успели отяготиться добычей. К сёдлам были привязаны толстые сумы, грудь увешана побрякушками. Некоторые тащили на арканах рабынь. Изяслав с нетерпением ждал прибытия сотен Гарлава, чтобы ударить на поганцев.

Степняки давно заметили русских всадников, сопровождавших на почтительном расстоянии их отряд, но не рисковали напасть. Лишь время от времени пускали стрелу в того или иного смельчака, подъезжавшего ближе. Они, так же как и русичи, ожидали подхода основных сил и замедлили продвижение.

Но прежде чем подошли новые отряды половцев, подоспели сотни Гарлава. Старый воевода оглядел с холма стан врагов и подозвал одного из сотских:

– Замани в лес. Дорогу за собой присыпь якирцами[100]100
  Якирцы – небольшие металлические колючки.


[Закрыть].

Сотня русичей с гиком устремилась на врагов. Половцы помчались навстречу. Не доезжая до поганых несколько десятков локтей, русичи повернули коней. Половцы поскакали за ними, охваченные азартом погони.

Вот уже и опушка. Преследователи приготовили арканы. И вдруг их кони споткнулись. Всадники полетели на землю, разбивая головы, сворачивая шеи. Русичи усеяли за собой всю опушку острыми якирцами.

Предводитель степняков приказал объехать опасное место и догнать русичей. Половцы вступили в лес. Тут им приготовили встречу. Ещё анты излюбленным местом боя считали лес. Они устраивали засады, внезапно нападали на врага со всех сторон. И теперь в половцев полетели с деревьев стрелы и сулицы-дротики. Самым страшным для степняков было то, что они не видели русичей. Казалось, чужой лес превратил ветви своих деревьев в копья, послал в непрошеных гостей кучу стрел. Половцы повернули коней. Но земля за ними оказалась также усыпанной якирцами. Отовсюду – с деревьев, из-за деревьев – их встречали боевые топоры, дубины и копья.

Русские всадники вылетели из леса и напали на воинов, стерёгших рабынь. Женщины бросались навстречу всадникам, рискуя попасть под копыта лошадей. Из их глаз текли слёзы, сухие губы повторяли одно лишь слово:

– Свои!

Изяслав-отрок прискакал к князю с радостным известием о первой победе. Он смотрел на красивое зарумянившееся лицо старшего Ярославича и с сожалением думал, что в последнее время сердцем отдалился от князя. "Кто виноват в этом? – думал отрок. – Ведь князь не волен сделать бояр добрыми и честными, он не отвечает за их подлые дела. Но кто же тогда отвечает?"

Рядом с Изяславом Ярославичем находился черниговский князь Святослав. И он привёл меньше войска, чем ожидалось. Лучшую, отборную часть дружины оставил Святослав в Чернигове. Он больше не доверял брату, не надеялся на его помощь в трудную минуту.

Позади князей безмолвно стояли Жариславичи.

Изяслав-отрок встретился взглядом со Склиром, поспешно отвёл глаза. Из-за него, из-за этих хищников-резоимцев он отдалялся от любимого князя. Это они подбили благородного на лиходейства...

Старший Ярославич привлёк гонца к груди, облобызал его в обе щеки.

– Вот тебе, тёзка мой, за доброе известие, – проговорил киевский князь, отстёгивая харалужный меч. – Поднимай его против врагов моих.

Отрок бережно принял меч и вторично встретился взглядом со Склиром. Вот на кого он бы поднял меч!

3

Тысяцкий Гарлав и несколько воинов ввели в шатёр киевского князя боярина Жарислава и Склира.

Гарлав, зло сверкая глазами, сказал громче обычного:

– Княже, приструни боярина и его чад. Что хотят, то и делают. Склир снял свою сотню да пограбил селение чёрных клобуков. А Жарислав, думаешь, разгневался на сына? Как бы не так! Начал с ним добычу делить...

Кровь бросилась в лицо Всеволоду Ярославичу, стоявшему рядом с братом. Он даже в сердцах замахнулся на Склира, но Изяслав перехватил его руку.

Жарислав поспешно заговорил:

– И вовсе не пограбить клобуков хотел Склир, а только наказать. Узнали мы: они ждут половцев, с ними вместе на нас пойдут.

"Врёт пёс!" – хотел крикнуть Гарлав, но остановился – разве князь сам этого не поймёт? Глянул на князя и остолбенел: лицо у того такое, будто услышал важное известие от боярина.

– Доподлинно узнал? – спросил Изяслав.

– Да поклёп это! – закричал Всеволод, но старший брат положил ему руку на плечо, требуя замолчать. Изяслав повернулся к тысяцкому, твёрдо молвил:

– Ты ошибся, Гарлав. Сам ведь слышал: боярин не грабил. Он хотел наказать предателей.

Старый воевода чуть не сгорел со стыда. Он поклонился князю и вышел из шатра вместе со своими воинами, а вслед за ними вышли и Жарислав со Склиром.

Наконец-то Всеволод мог высказать брату всё, что думал:

– Боярин Жарислав солгал. Разве ты не видел того? Зачем напрасно оскорбил Гарлава? Лжа – что ржа: тлит.

– Нельзя перед боем давать волю раздорам среди бояр, – примирительно сказал Изяслав. – Потом правый суд учиним.

Всеволод упрямо покачал головой:

– Нельзя потакать татям и лжецам, а правый суд откладывать. Нельзя в бой идти, имея их за собой. Дьявольское семя даёт дьявольский плод.

В июне, в лето 1068-е, русское войско расположилось на берегах реки, на Летском поле. Здесь некогда Ярослав разгромил своего коварного брата Святополка[101]101
  ...разгромил своего коварного брата Святополка... – Речь идёт о Святополке I Окаянном (ок. 980 – 1019) – князе туровском (с 988), киевском (1015 – 1019), старшем сыне Владимира I. Убив трёх своих братьев, Святополк завладел их уделами. В 1018 г. с помощью поляков и печенегов он захватил Киев, но был разбит и изгнан Ярославом Мудрым.


[Закрыть], убийцу Бориса и Глеба. Мудрый князь разбил орды печенегов, которые Святополк вёл на Русь, чтобы захватить киевский стол.

Изяслав Ярославич вспоминал о победе своего отца с радостной надеждой. Не суждено ли ему на этом самом месте повторить славное деяние родителя? Не следует ли видеть в подобном совпадении перст Божий?

Ночь выдалась безлунной, беззвёздной. Ветер тихо шелестел травами. Дозорным было жутко. От напряжения болели глаза, ныло тело. Постепенно охрана привыкла к тревожным шорохам, и, когда засерел рассвет, некоторые из дозорцев задремали.

Жариславу пришлось тормошить воинов своей сотни.

– Вставайте, лентяи, сучьи дети! – рычал он вполголоса. – Счастье своё проспите!

Ему не давала покоя сыновья добыча. Он задумал тоже пограбить селение чёрных клобуков, тем более что начинался рассвет, и если половцы не напали ночью, то вряд ли, как считал Жарислав, нападут теперь. А если что непредвиденное случится, он услышит шум боя и вернётся... Его сотня, поставленная воеводой Коснячко на правом крыле, тихонько снялась и растаяла во мгле...

А именно напротив этого места, будто в оправдание пословицы "Где тонко, там и рвётся", половцы начали переправу через реку, обходя русский стан справа. Тихо плыли кони. К их хвостам были привязаны набитые соломой кожаные мешки. За мешки уцепились воины.

К русским дозорцам поползли враги, держа кривые ножи в зубах, поползли с той стороны, где должна была находиться надёжная застава сотня Жарислава, опытного воина. Один из русичей заметил какие-то тени, но подумал: "Почудилось. Не могли же степняки всю сотню без звука вырезать..."

Застонала земля от тяжкого конского топота. Содрогнулась от хриплого крика. И только тогда русичи проснулись, не понимая ещё, что случилось. Они метались по лагерю, и отовсюду из серой рассветной мути на них лезли разгорячённые конские морды. Свистели арканы, падали на шлемы сабли степняков.

Тысяцкому Гарлаву удалось кое-как собрать свои сотни. Он поднял двумя руками длинный тяжёлый меч, и русичи ударили на врагов. Они рубились молча, исступлённо. И их молчание было страшнее крика.

Хан Сатмоз предусмотрел все случайности. Если неожиданное нападение сорвётся или кому-нибудь из русских воевод удастся собрать своих воинов, отряд Карама должен выманить боеспособного неприятеля из лагеря туда, где были спрятаны в засаде четыре отряда, насчитывающие четыре тысячи сабель.

Одного не мог предусмотреть хан – отчаянной храбрости людей, попавших в ловушку. Русичи бились до конца, насмерть. Они кололи врагов копьями, разили мечами и булавами, били окованными сталью дубинами. Раненые, падая с коней, стаскивали за собой на землю противников и тут пускали в ход острые засапожные ножи. Несмотря на то что врагов было в несколько раз больше, тысяцкий Гарлав с двумя сотнями смельчаков прорвал кольцо.

Русичи спустились с холма и прямо перед собой в трёх сотнях локтей увидели смутные очертания юрт. Воевода Гарлав смекнул, что это должны быть ханские вежи, и устремился к юртам.

Хан Сатмоз так надеялся на успех внезапного нападения, что для своей личной охраны оставил лишь сотню телохранителей. Увидев неизвестно откуда взявшихся русичей, хан приказал телохранителям сойтись с противником, а сам вскочил на коня и помчался за подкреплением.

Даже перед лицом смерти степняки не посмели ослушаться хана. Они знали: труса ждёт неумолимый суд всего племени, позор, лютая казнь. Сотня половцев, визжа от страха, понеслась навстречу двум сотням стальных воинов Гарлава.

Ханский певец Елак мчался на правом фланге. Наконец-то он покажет себя в битве. Ирци убьёт много врагов и прославится.

Словно не конь, а ветер нёс на своих могучих крыльях Елака. Всё вокруг казалось слабым и призрачным: и враги, и телохранители. И только он один, несущийся на крыльях ветра, был великаном и богатырём.

Елак был упоен сознанием своей силы. Он приподнялся в седле, вскинул меч, подаренный отроком, ставший как бы продолжением руки. Вот блестит впереди железная шапка русича. Елак опустил меч. Он ударил мимо шелома в плечо противника, и тот свалился с коня. Это было так легко, так молниеносно. Вот ещё русич. Вот он!

Елак занёс меч вторично. Яростные ненавидящие глаза Елака и глаза Изяслава-отрока на миг встретились. Приятели не узнали друг друга. "Сейчас убью врага, сейчас!" – стучит мысль в голове Елака. Но что это? Почему...

Елак не успел удивиться. Харалужный меч Изяслава-отрока переломил его меч и обрушился на голову...

А хан Сатмоз был уже далеко от того места, где, защищая его жизнь, погибли ирци Елак и сотня телохранителей. Хан нахлёстывал коня. Сзади раздавались крики преследователей.

Конь Сатмоза споткнулся. Хан полетел через его голову на землю. Тысяцкий Гарлав направил своего коня к хану. Но из-за бугра вынырнули половецкие всадники. Передний напал на Гарлава, успевшего крикнуть своим:

– Заворачивайте коней!

Гарлав взмахнул мечом. Половец легко уклонился от удара, метнул аркан. Волосяная петля захлестнула шею старого воеводы, выдернула его из седла, словно морковь из грядки.

Около хана, лежавшего без памяти на земле, половец соскочил с коня. Нагнулся над Сатмозом и отпрянул с возгласом досады.

Так случилось в этой ночной битве, что Изяслав-отрок убил Елака, что Елак защищал Сатмоза и что не кто иной, как смелый Альпар, спас жизнь хану.