Текст книги "Вторая колыбель"

Автор книги: Игорь Ласьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

XXIV

Осколки Фаэтона наделали бед не меньше, чем хаос и паника из-за них несколькими днями раньше, но уже только в Америке. Самый серьезный ущерб нанесли лишь три из них: один попал в плотину Гувера в Большом Каньоне в русле реки Колорадо; второй упал на окраину Лос-Анжелеса, создав кратер диаметром в километр; и третий угодил прямо в обсерваторию Кека на Гавайях. Тот, что разрушил плотину Гувера, попал, собственно, не в нее саму, а в озеро Мид, образованное ею. Ударная волна водной массы превзошла максимальную нагрузку на плотину в два с половиной раза, и старенькая плотина, построенная в 1936 г., не выдержала. Собственно, удар такой массы воды не выдержала бы и любая новая плотина. В ее теле образовалась трещина шириной в 300 и глубиной в почти 180 м, т. е. плотина была разрушена почти полностью. В нее хлынула гигантская масса воды объемом в 32 куб. км, размывая и снося все на своем пути. Ниже по течению были еще четыре крупных плотины, которые были вовремя предупреждены о разрушении плотины Гувера, и успели открыть шлюзы для слива воды из своих водохранилищ. К несчастью, русло реки лежит в глубоком и местами очень узком каньоне, что усилило скорость потока и его разрушительную силу. Поток размыл русло и стены каньона, и в чашу озера Мохаве, являющегося резервуаром следующей по течению плотины Дэвиса, хлынули огромные массы жидкой грязи. Более тяжелая грязь моментально вытеснила воду из озера, и, быстро закупорив сливные шлюзы плотины, заполнила доверху чашу озера Мохаве. Плотина не выдержала давления такой массы, и лопнула. Поток грязи разорвал тело плотины вдоль трещины, и хлынул дальше. У следующей плотины история повторилась с еще более катастрофической быстротой, т. к. она сдерживала напор воды и грязи уже из трех вышележащих резервуаров. В итоге все четыре крупные плотины ниже плотины Гувера оказались разрушены; а в дельту Колорадо, в которую из-за массированного отбора воды для нужд городов и ирригации уже более пятидесяти лет вода почти не доходила, хлынуло море жидкой грязи. Этот селевой поток, разрушая все на своем пути, разлился кое-где на ширину до четырех километров. Когда вода схлынула, устье было покрыто слоем грязи, кое-где достигающим почти трех метров в толщину. Без малого две тысячи человек, не успевших выбраться из зоны разлива, были погребены в толще грязи. Водо– и электроснабжение более двух тысяч городов и поселков, включая Лос-Анжелес, Лас-Вегас, Сан-Диего, Феникс и Тусон, было частично или полностью прервано. Властям пришлось ввести строжайший лимит потребления воды населением, сначала сократив до минимума, а потом и вовсе прекратив водоснабжение большинства районов крупных городов. Воду стали развозить по районам в грузовиках, а потом и просто в поливочных машинах. И все равно, воды катастрофически не хватало. В Лас-Вегасе, например, через три дня после катастрофы норма потребления воды была урезана до 38 л на человека на ВСЕ! нужды. Из-за такого скудного водяного пайка повсеместно возникла жуткая антисанитария; и, как следствие, создались условия для инфекционных заболеваний, прежде всего желудочно-кишечных. Повсеместно на юго-западе стали возникать очаги эпидемий, главным образом холеры и дизентерии. В Лас-Вегасе, Фениксе и Тусоне госпитали были забиты холерными и дизентерийными больными, и кое-где уже не справлялись с половодьем больных; люди умирали, как мухи. Особенно быстро холера забирала стариков и детей. Власти объявили чрезвычайное положение во многих графствах Аризоны, Невады и южной Калифорнии. Всем, кто был еще здоров и мог уехать самостоятельно, было предложено это сделать, так как власти уже не могли обеспечить всех даже минимальным водным пайком в 38 л на человека в день. Начался массовый исход населения из наиболее пострадавших районов. Но зачастую, несмотря на запреты и карантины, уезжали и уже заболевшие, создавая угрозу распространения эпидемии дальше по стране. В страдающих от жажды городах то и дело стали возникать пожары, которые нечем было тушить. Иной раз от огня выгорали целые кварталы, прежде чем пожары удавалось локализовать. В том же Лас-Вегасе в одном самом крупном за всю историю города пожаре погибли одновременно 308 обитателей дома престарелых. Огонь распространялся по зданию очень быстро, подпитываемый множеством горючих предметов, а воды для тушения не было. Недоукомплектованный персонал сделал все, что мог, выводя стариков из объятого пламенем здания. Но их было слишком мало, а стариков гораздо больше. Сгорели заживо большинство неходячих пенсионеров, и 19 человек персонала и пожарных, пытавшихся вынести своих подопечных из огня. Из-за повсеместного недостатка воды пожары чаще всего прекращались сами собой, после того, как огонь испепелял все, что горело. Иногда удавалось потушить огонь пожарными самолетами-амфибиями, которые садились на воду в океане, набирали воду в бортовые цистерны, и потом распыляли ее над очагом. Но таких самолетов было мало, а очагов пожара – хоть отбавляй. Появилось много вооруженных банд, нападавших на грузовики-водовозы, разливавших воду по емкостям, а потом спекулирующих ею. Властям пришлось направить армейские части на охрану водовозов, отдав приказ стрелять на поражение при попытке их захвата.

Осколок, упавший на окраине Лос-Анжелеса, тоже причинил немало бед. К несчастью, он угодил в подземное хранилище газа. Когда оно было введено в строй в 70-е годы 20-го века, оно было в шестнадцати километрах к востоку от города. Но за сто двадцать с лишним лет город разросся, и теперь оно было почти в его середине, в спальном районе. Хранилище было огромным и неглубоким, на глубине в семьдесят метров и объемом в полтора миллиарда кубометров, правда, заполненным всего на треть. Но и того, что было, хватило (вдобавок к и без того мощному взрыву самого осколка), чтобы разнести все в радиусе семи километров, создав кратер диаметром почти в километр и глубиной в двести метров. Взрыв был сопоставим по мощности с тактическим ядерным зарядом мощностью в 35 килотонн. Весь район ранчо Санта-Маргарита лежал в руинах. Огненный смерч взорвавшегося газа пронесся в радиусе полутора километров от эпицентра, выжигая все на своем пути. Пожар на месте взрыва полыхал два дня, прежде чем был потушен круглосуточными усилиями семидесяти трех пожарных расчетов. После тушения пожара, при разборе пепелищ спасатели находили много людей даже не обгоревших, а задохнувшихся; когда взрыв газа и последующий пожар просто сожрали весь кислород вокруг эпицентра. По официальным данным число погибших составило 57 тысяч человек, раненых и обгоревших почти втрое больше. По неофициальным данным одних только погибших было 132 тысячи. Весь мир был потрясен масштабами трагедии, обрушившейся на город. Последствия ее усугублялись наступившим сразу за ней водным кризисом.

Третий же осколок, попавший в гору Мауна-Кеа на острове Гавайи, снес вершину горы, превратив в пыль знаменитую обсерваторию Кека. Обсерватория с ее самым большим в мире двойным телескопом, оптическим и инфракрасным, высотой с восьмиэтажное здание и весом в 300 тонн каждый, внесла неоценимый вклад в исследования ближнего и дальнего космоса. Адаптивная прецизионная оптика телескопов позволяла компенсировать искажения и рассеивания в земной атмосфере, получая снимки высокого разрешения и четкости. Благодаря им астрономия продвинулась далеко в понимании процессов в Солнечной системе, на том же Марсе, да и во всей Вселенной. Это была огромная потеря для астрономии; но, в отличие от двух первых, обошедшаяся минимумом жертв: всего тридцать восемь человек погибло на Гавайях. Остальные четырнадцать более-менее крупных осколков попадали на территории Колорадо, Юты, Аризоны, Невады, южной Калифорнии; к счастью, все на почти необитаемой территории, оставив после себя кратеры размером от тридцати до трехсот метров. Их жертвами стали всего тринадцать человек, случайно оказавшихся поблизости. Множество мелких осколков, не сгоревших в атмосфере, тоже причинили кое-какой вред и убили троих человек, но это не шло ни в какое сравнение с тремя первыми.

XXV

Когда Таня проснулась, в комнате никого не было. Она даже вскрикнула, настолько неожиданно еще было ее новое состояние. На крик прибежала медсестра, и спросила, все ли с ней в порядке. Таня ответила, что да, что просто еще не привыкла к своей слепоте.

– Ваш муж здесь, миссис Блэкмор! – сказала медсестра.

– Можно мне с ним повидаться? – спросила Таня, усмехнувшись про себя своему последнему слову.

– Да, конечно, я сейчас его позову! Только не засиживайтесь долго, Вам надо пообедать!

Рэя предупредили, что Таня потеряла зрение. Но когда он вошел, он совершенно не ожидал увидеть ее такой. Таня полусидела на кровати, опутанная проводами датчиков, с иглой капельницы в сгибе руки, уставившись куда-то вперед невидящими глазами. Во всем ее облике была какая-то детская беззащитность, и от этого у Рэя сжалось сердце. В последние полгода отношения между ними сильно разладились; настолько сильно, что оба уже подумывали и даже высказывали друг другу в порыве гнева о разводе. Но сейчас, при виде ее в таком состоянии Рэй моментально забыл свои прошлые обиды на нее. Подсев на стул возле кровати он спросил:

– Ну, как ты?

– Ничего! Не вижу вот только ничего, а так… ничего! – ответила она, хмыкнув на свой же каламбур.

– Врачи сказали, тебя будут отправлять на Землю?! – полуспрашивая, полуутверждая сказал Рэй. Ему хотелось сказать слова утешения, но вместо них на язык приходила какая-то банальщина.

– Да, здесь нет ни таких специалистов, ни клиник! – ответила она такой же банальностью.

– Я попробую взять отпуск и полететь с тобой! – сказал Рэй.

– Ты ведь уже был в отпуске три года назад! Тебя не отпустят! – ответила Таня.

– Попробую договориться, ситуация неординарная! Заменить меня есть кем! За свой счет возьму!

– Рэй, спасибо тебе, конечно, но… не надо, меня проводят аж до самой клиники, и разместят! Все входит в страховку, ты же знаешь! Ты ведь пропустишь месяцев пять минимум, а это чувствительная брешь в нашем бюджете. Если, конечно, ты еще не раздумал… совместный бюджет вести?! – немного осекшись, сказала Таня.

Рэй пересел на край кровати поближе к Тане, взял ее голову в свои руки, привлек к себе и поцеловал. Потом обнял ее за плечи, прижав к себе и поглаживая ее по затылку. Она уткнулась ему в плечо, беззвучно плача. Он почувствовал, как рубашка на плече намокает от ее слез. Ему вновь стало не по себе, сердце сжалось от нахлынувших чувств. Он проглотил комок в горле, и сказал:

– Ладно, ладно, разберемся! По крайней мере, до Марсовилля я тебя точно могу проводить!

– Спасибо, милый! – улыбаясь сквозь слезы, поблагодарила его Таня. Тут в комнату вошла медсестра и сказала, что пора покормить Таню. Рэй извинился, встал, и засобирался.

– Я завтра еще приду! – сказал он, целуя Таню на прощанье.

– Приходи, я буду ждать! – ответила она, улыбаясь ему так, как давно уже не делала.

Как объяснил Тане доктор Хоффман, зрение она потеряла из-за асфиксии, то есть недостатка кислорода. Те 12 минут, когда она была в коме и не дышала из-за закупорки льдом редуктора дыхательного аппарата, и были роковыми. Из-за недостатка кислорода зрительный центр мозга отказал. По счастью, ее нашли практически сразу после этого, иначе могли отказать и другие центры мозга; либо она могла и вовсе умереть. И также, по счастью, не была нарушена герметичность гермокостюма. Иначе отравление углекислым газом из атмосферы было бы настолько глубоким, что, скорее всего, привело бы к смерти. Все-таки концентрация углекислоты в гермокостюме Тани в момент, когда она потеряла сознание, была намного ниже, чем в атмосфере. Теперь ей предстояли несколько операций по вживлению в пораженный центр стволовых клеток, способных трансформироваться в любые клетки, в том числе и в клетки мозга. Успех полностью не гарантировался, и в случае, если клетки не приживутся, либо окажутся также поражены нейроны, передающие сигнал из глаз в мозг и обратно, придется вживлять искусственные нейроны и микрочип, заменяющий зрительный центр. Операции сложные, требующие высококвалифицированных специалистов и специализированных клиник, каких на Марсе пока не было. Поэтому Таню придется отправить на Землю. Чисто для проформы доктор спросил, есть ли у нее медицинская страховка. Страховки не могло не быть, она была обязательна для всех «марсиан» при заключении контракта перед отправкой на Марс; или при рождении, если человек родился здесь. Таня ответила, что есть, конечно же. Но доктор тут же пояснил, что речь шла о сумме примерно в восемьдесят тысяч за саму операцию и курс лечения. Таня вспомнила, что в ее страховке стояла сумма в пятьдесят тысяч. Еще тридцать…. черт возьми, это почти все, что было у них c мужем на счету. Эти деньги они копили на уютный домик где-нибудь на Земле, к выходу на пенсию. Хоть до пенсии было еще далеко, и зарабатывала она неплохо, почти пятьдесят тысяч в год; но восстановится ли ее зрение хотя бы частично, и попадет ли она снова потом на Марс – это было под большим вопросом. Ведь это здесь, на Марсе, были такие хорошие заработки; а на Земле она могла рассчитывать максимум на пятнадцать тысяч в год. Из этих денег от трети до половины уходило бы на оплату жилья, в то время как на Марсе жилье, как и все остальное, было бесплатным. Деньги на Марсе пока что были совершенно не нужны, тут царил коммунизм, как шутили остряки. Это и привлекало сюда немалую часть специалистов, помимо романтики и духа первопроходцев. Люди осваивали враждебную планету, а в это время им на счет в банке на Земле начислялась весьма неплохая зарплата; в три-пять раз большая той, что они получали на Земле за ту же работу и в той же должности. По достижении пенсионного возраста (или по окончании контракта, если он не продлялся) большинство «марсиан» возвращалось назад, на Землю; обзаводилось жильем, и жило себе припеваючи до самой смерти в комфорте родной планеты. «Комиссия по человеческим ресурсам», как называлась на Марсе организация вербующая и устраивающая людей, всячески поощряла возвращение людей на Землю по достижении пенсионного возраста. Это, конечно, противоречило долгосрочным целям колонизации планеты, но было понятно: ведь пока что содержание даже работающего человека на Марсе обходилось вчетверо дороже, чем эквивалентное по качеству и ассортименту услуг на Земле. Для пенсионера же эта цифра возрастала уже вшестеро. Но кое-кто, в основном родившиеся на Марсе, по выходу на пенсию предпочитали провести остаток дней здесь. В этом случае все расходы на их проживание и содержание оплачивались из их же пенсии, заработанной многими годами нелегкого труда на Марсе. Это было очень невыгодно для пенсионеров, и немногие решались оставаться здесь. От мысли, что придется так вот растратить деньги, отложенные на старость, Таня пришла в уныние. Видимо, это отразилось на ее лице, потому что доктор принялся убеждать ее, что ничего нет дороже такого дара божьего, как зрение. Она ответила, что прекрасно понимает это, и поблагодарила его за участие.

– Ну что ж, тогда дня через три-четыре, по мере улучшения Вашего самочувствия, будем готовить Вас к полету на матушку-Землю! – улыбнувшись, попытался приободрить ее доктор. – Вам повезло, если можно так сказать. Челнок отправляется на Землю через три недели, Вы успеете на него. Следующий будет аж через два с небольшим года!

– Да, доктор, спасибо! – слабо улыбнувшись в ответ, ответила Таня.

– Вот и прекрасно! А я пока приглашу страхового агента, он поможет Вам с оформлением бумаг для страховой компании.

XXVI

А Рон Стюарт, виновник всей этой катавасии с покушениями и расследованиями, преспокойно попивал скотч в квартире свего приятеля в Сан-Паулу. Еще до отъезда из Америки он связался со своим адвокатом, и попросил его, в случае, если с ним что-то случится, зайти в депозитарий «Бэнк оф Америка», взять из ячейки под номером С253 конверт, распечатать его, и действовать согласно инструкциям в этом конверте. Адвокат знал Стюарта не первый год; знал, что журналист часто копался в грязном белье сильных мира сего. Но никогда раньше тот не обращался к нему с такой просьбой, и адвокат понял, что в этот раз Рон влип во что-то очень серьезное и «застраховал» свою жизнь. Адвокат не привык задавать лишние вопросы, когда его об этом не просили. Он пообещал журналисту сделать все в соответствии с его указаниями. Рон знал, что на адвоката можно было положиться, и что за эту сторону дела он мог быть спокоен. Вот за что он не был спокоен, так это за способность Мадлен держать язык за зубами. Он уже пожалел, что сболтнул ей о том, что уезжает в Бразилию. Если ищейки Мортимера «потрясут» ее, она, конечно, «расколется» сразу. С другой стороны, Бразилия большая, а он не сказал, куда именно он едет. Не будут же они искать его в каждом городе! Надо было только не «проколоться» теперь, не выдать себя ничем. Для этого он, вроде бы, сделал все: въехал в страну по фальшивому паспорту, изменил внешность, перестал пользоваться старым мобильным агентом (аналог мобильного телефона в прошлом веке, но с гораздо большими возможностями и спектром услуг), обзавелся новым, зарегистрированным на чужое имя. Жозе Мендосу, его здешнего приятеля, у которого он остановился, в Америке знали только в узком кругу журналистов, освещающих политику. Это очень устраивало Рона. Они познакомились семь лет назад, во Франции, на вручении Рону премии Американской Ассоциации журналистов. Жозе был веселый разбитной малый, во многом их взгляды и вкусы совпадали, что способствовало установлению дружеских отношений между ними. Потом они встречались еще несколько раз на разных журналистских шабашах, вместе писали сценарии для политических фильмов на Би-Би-Си. Бесчисленное число раз вместе воздавали должное Бахусу, шлялись по борделям. Сейчас Жозе работал по контракту на ZDF, крупный немецкий канал, и жил в Мюнхене. Когда Рон позвонил ему, и спросил, нельзя ли пожить у него месяца три-четыре, тот разрешил ему без тени колебаний. Попросил только оплачивать счета за коммунальные услуги и чисто символическую оплату съема квартиры.

Рон занимался сейчас расшифровкой и пояснениями к записи его беседы с братьями Манзанино. Он не успел сделать это в спешке бегства из Штатов, тогда на это совершенно не было времени, надо было спасать свою шкуру. По мере продвижения работы, как и во время беседы с братьями, у него захватывало дух от осознания, что у него в руках был убийственный компромат на Глендейла. Он давно уже занимался политической журналистикой, по долгу работы копаясь в грязном белье политиков, бизнесменов и прочих сильных мира сего. За время своей работы он видел немало разного компромата на этих людей, но такого! Тот замятый скандал о прелюбодеяниях Глендейла с несовершеннолетними прихожанками в бытность его проповедником казался просто невинными детскими шалостями по сравнению с тем, что было сейчас у Рона. Это была бомба, способная не только отправить Глендейла в отставку, но и упрятать за решетку пожизненно; при условии, что суд будет справедливым. Но эта же бомба могла и стоить Рону жизни. Он не питал иллюзий по поводу того, что ищейки Мортимера уже рыщут по его следу, и рано или поздно найдут; и что договариваться с ними бесполезно. Даже если он отдаст им весь компромат, включая оригинал записи беседы с братьями, ему не сносить головы. Кредо профессиональной деятельности этих людей было «Нет человека – нет проблемы!». Единственным шансом уцелеть у него было передать этот компромат в руки врагов Глендейла. Он знал, что многие политики из оппозиции дорого дали бы за то, что у него было сейчас. Надо было только сделать правильный выбор, и передать компромат тем людям, кто был в состоянии свалить Глендейла, и у кого не было никакого интереса при этом вредить ему. О чем он совершенно не догадывался, что эти люди уже тоже начали поиски его.

Америка, как и весь мир, только-только начала приходить в себя после катастроф, вызваных падением осколков астероида. Цифры совокупного ущерба поражали воображение: 38 млрд. долларов, почти 270 тыс. погибших; главным образом в Лос-Анжелесе, от взрыва и последовавших пожаров при попадании осколка в газохранилище. В стране был объявлен трехдневный траур по погибшим. После разрушения плотин в Большом Каньоне без воды и электричества остались 2143 населенных пункта. Электроснабжение во многих из них удалось восстановить по временной схеме, запитав местные электросети от соседних регионов, а вот с водой в этом засушливом регионе было гораздо сложнее. Большая часть юго-запада США снабжалась водой из водохранилищ четырех разрушенных плотин. После изменения климата в регионе многие мелкие реки пересохли; среднегодовой сток самой крупной реки, Колорадо, уменьшился на 40 % по сравнению с полстолетием ранее. Для многих населенных пунктов, включая такие города, как Лас-Вегас, Тусон, Феникс, Колорадо осталась единственным источником воды. Еще до разрушения плотин они сидели на экономном водном пайке, а теперь и вовсе оказались без воды и практически без электричества. Совсем худо стало, когда из-за перебоев с электричеством встали очистные сооружения и в городах перестали вывозить и перерабатывать мусор. Не в силах быстро устранить последствия катастрофы, власти объявили чрезвычайное положение и эвакуацию населения из тех графств, где ситуация была хуже всего. Но люди и сами, еще до объявления ее, начали массово уезжать, кто куда мог. В Лас-Вегасе поначалу власти еще как-то проводили организованную эвакуацию; но через десять дней, когда из-за хронической нехватки воды и антисанитарии в городе вспыхнула эпидемия холеры, почти никто уже не соблюдал никаких правил и норм, не выполнял свой долг перед обществом. У всех была одна цель – поскорее выбраться из измученного жарой и жаждой, погибающего от холеры, утопающего в зловонии нечистот города. Но и тех, кому посчастливилось выбраться, подстерегала опасность. Вокруг города, пользуясь неразберихой и дезорганизацией, орудовало много хорошо вооруженных мобильных банд. Их тактика была проста и эффективна: где-нибудь в узком месте дороги, где машинам некуда было свернуть, устраивалась засада. При обнаружении приближающейся жертвы дорогу впереди блокировал большой грузовик, объехать или таранить который было невозможно. Жертва останавливалась, а сзади ее блокировали на легких открытых джипах вооруженные (часто даже автоматами и пулеметами) бандиты. Чаще всего одного их вида было достаточно, чтобы жертва остановилась и не сопротивлялась. Если же нет, то выпускалась предупредительная очередь перед машиной; если же и после этого жертва не понимала, стреляли прямо по машине. К машине подъезжала «абордажная» партия, быстро высаживала всех пассажиров, обыскивала их и машину, забирала ценности, документы, деньги, кредитки, мобильники и прочие средства связи. Так как особым дефицитом в этих местах стали бензин и вода, забирали и это, если имелось. Забирали престижные и новые машины. Забирали также молодых и привлекательных женщин и насиловали потом всей бандой. После того, если были в добром расположении духа, бросали ограбленных посреди дороги, расстреливали их машины, и исчезали. А если были чем-то раздосадованы и не в духе, могли перестрелять и несчастных жертв разбоя. Власти стали организовывать вооруженные армейские конвои для беженцев, но они отправлялись нечасто, нерегулярно, и передвигались медленно. Те, кто не хотел ждать следующего конвоя, выезжали на свой страх и риск. Иногда такой риск оправдывался, а иногда нет. По всем главным дорогам там и сям можно было наткнуться на сгоревшие остовы машин несчастных беженцев, а иногда и на их трупы. Многие мелкие городишки опустели через неделю после катастрофы. Лас-Вегас обезлюдел через три недели, когда была израсходована вся вода из подземных резервуаров и знаменитых фонтанов. В госпиталях, где из-за практически постоянного отсутствия воды и электричества уже не справлялись с потоком холерных больных, стояло зловоние от несмытых нечистот. Совсем плохо стало, когда из-за отсутствия надлежащих условий стал заболевать и медперсонал. Бороться с холерой стало некому, и госпиталя постепенно превратились в кладбища непогребенных. Самое прискорбное было то, что Комитет по устранению последствий катастрофы, созданый президентом на второй день после нее, фактически не справлялся со своими обязанностями. Глендейл собрал в нем своих дружков-мафиози, которые даже в такой ситуации радели больше не о деле, а о своих шкурных интересах. Зачастую до половины средств, выделенных на спасение людей и восстановление инфраструктуры региона, разворовывалось ими. А то, что использовалось по назначению, часто доходило слишком поздно и в недостаточных объемах, и уже не могло коренным образом исправить положение. Но злоупотребления и хищения таких масштабов не могли пройти незамеченными. Информация о них вскоре легла на стол директору ФБР и пошла в досье на Глендейла.

XXVII

Таню готовили к полету на Землю. Возвращение на Землю было многоэтапным: сначала надо было добраться до Марсовилля, где располагался единственный пока астропорт на Марсе. Оттуда орбитальным челноком ее доставят на «Мэйфлауэр» – орбитальную станцию, висящую на околомарсианской орбите. Потом межпланетным челноком она будет перевезена на другую орбитальную станцию – «Ноев Ковчег» на околоземной орбите. Потом другим орбитальным челноком – на Землю, в один из астропортов. А уже оттуда – в Россию, в Москву, в Институт хирургии глаза им. С. Федорова. Формальности с оплатой операции были улажены, по предварительным подсчетам операция и последующая реабилитация укладывались в сумму страховки. Русские делали такие операции ничуть не хуже, чем немцы или американцы, а брали в полтора раза дешевле. Путь предстоял неблизкий и долгий, все путешествие занимало два с половиной месяца. Из них только полет с марсианской орбитальной станции на земную занимал более двух месяцев. И это если не случится никаких задержек в отправке челноков. Но пока что предстояло прежде всего добраться до Марсовилля, до которого было двести шестьдесят километров, шесть часов на вездеходе или часа полтора на дирижабле, если опять-таки не случится никаких происшествий в пути. На Марсе всегда можно было ожидать какие-то неожиданные вводные. Вот и сейчас, например, сезон пылевых бурь наступал этой весной несколько раньше обычного. Через два дня ожидалась затяжная буря, как минимум на три дня. На более поздний период достоверный прогноз при всех достижениях современной метеорологии дать было трудно. Слишком мало, всего четырнадцать метеостанций пока что было на Марсе. Метеоспутник на орбите давал достаточно точный прогноз для больших регионов планеты. Для локальных прогнозов его метеоаппаратура была недостаточно точна. Завтра, накануне шторма планировалась отправка дирижабля с грузом и пассажирами в Марсовилль. Вообще-то, его планировали послать неделей раньше, но разные задержки и проблемы оттянули отправку. Теперь все лихорадочно торопились, так как это была последняя возможность быстро и с комфортом попасть в столицу Марса, как именовался Марсовилль в масс медиа. Таню тоже торопились отправить этим рейсом. Еще на заре освоения Марса, когда все четыре кластера поселений оформились, встал вопрос о более скоростных, чем вездеходами, перемещениях между поселениями и кластерами. Вездеход был всем хорош, но для перемещений между кластерами, особенно если между ними была сильно пересеченная местность, он не очень подходил. Между крайними поселениями первого и третьего кластера, например, по прямой лежало четыреста восемьдесят километров местами сильно изрезанной глубокими оврагами и кратерами местности. Приходилось ехать в объезд, через четвертый кластер, где местность была значительно ровнее, но что удлиняло путь почти в два раза. Поездка даже на максимальной скорости в 60 км/ч (ехать быстрее было опасно из-за ухабистых дорог) занимала почти семнадцать часов. Приходилось останавливаться на ночевку в четвертом кластере, и на следующий день продолжать путь. Это все сильно осложняло сообщение между удаленными поселениями. Вполне закономерно встал вопрос о путешествиях по воздуху. Попробовали было полетать на электрокоптере (вертолет с электромотором, разработанный специально для Марса), но из-за разреженной атмосферы подъемная сила винта была очень мала. Даже без груза и с лопастями увеличенной площади электрокоптер едва подымался в воздух. Стабильный полет на большие расстояния был невозможен. По той же причине, к тому же осложненной трудностью строительства и содержания более длинных, чем на Земле, взлетных полос, было невозможно использовать самолеты. Поэтому взоры обратились к старому доброму дирижаблю. В менее плотной марсианской атмосфере подъемная сила и водорода, и гелия (газов, широко использующихся для дирижаблей на Земле) была значительно меньше, чем в земной. Но эта потеря почти полностью компенсировалась почти втрое меньшей силой тяжести на Марсе. Для получения одинаковой в сравнении с земными условиями подъемной силы на Марсе в одинаковый объем дирижабля требовалось закачивать всего на 17 % больше водорода, или на 25 % больше гелия. Гелия в марсианской атмосфере практически не было, как и чистого водорода. Они давным-давно, еще в первые несколько сотен миллионов лет после образования Марса, испарились в космос. Но в связанном состоянии – в составе водяного льда, водород присутствовал в огромных количествах. Оставалось только высвободить его путем электролиза воды. На это требовалось большое количество энергии, которую в достатке давали атомные станции. А побочным продуктом электролиза являлся чистый кислород, что тоже было весьма кстати. К тому же, взрыв или просто горение водорода в случае разгерметизации дирижабля на Марсе были невозможны ввиду низкого содержания кислорода и слишком высокого содержания углекислого газа в атмосфере. Для тяги предполагалось использовать те же электромоторы с пропеллером. Вскоре после пуска третьего реактора АЭС, поставляющей электроэнергию для металлургического комбината, в 2035-м была запущена установка по электролизу воды и получена первая партия водорода. Им накачали небольшой экспериментальный дирижабль, спроектированный специалистами фирмы Lockheed-Martin; и испытали сначала в окрестностях Марсовилля, а потом на участке между Марсовиллем и Уайт Маунтин – столицей второго кластера. Испытания показали хорошую управляемость и устойчивый полет, но на относительно небольшой высоте до 3,5 км. Выше большую часть года дули сильные сезонные воздушные течения, обусловленные таянием и намерзанием полярных шапок, и полет в таких течениях был делом опасным. Три раза, в 2035-м, 2038-м и 2047-м году дирижабли потерпели катастрофу из-за пренебрежения правилами «Наставлений по полетам на Марсе», когда пилоты забирались слишком высоко, и корабль терял управление в сильных воздушных течениях. Либо попадал в так называемые «воздушные ножницы» – сходящиеся нисходящий и восходящий потоки, разламывающие корабль пополам. Начиная с 2036 года началось сначала пассажирское сообщение между Марсовиллем и поселениями первого и второго кластера; а годом спустя, когда был готов первый большой грузовой дирижабль, начались его полеты. Он перевозил сначала тяжелые и крупногабаритные конструкции для металлургического и горнодобывающего комбинатов возле Звездного, доставляемые с Земли. Потом, когда такие конструкции стали изготовлять на Марсе, ему в помощь были присланы еще четыре гиганта такого же типа. Это были настоящие левиафаны воздушного флота на Марсе, объемом по 230 000 куб. м, длиной 150 м, высотой 15 м, грузоподъемностью 120 т. Обслуживал такой исполин экипаж из всего шести человек в грузовом варианте. Позднее два грузовых корабля были переделаны в пассажирские, и стали курсировать между главными городами кластеров с максимальной скоростью до 170 км/ч, экипажем в 12 человек, перевозя до 200 человек в пассажирской гондоле. В первом классе было даже восемь кают для четырех человек в каждой. В таком вот и была забронирована назавтра каюта для Тани с мужем и сопровождающей медсестры.