Текст книги "Вторая колыбель"

Автор книги: Игорь Ласьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глендейл был вне себя от ярости. Эти два тупоголовых идиота, эти жирные похотливые скоты братья Манзанино, крупно его подставили. Во время ужина в ресторане с известным политическим журналистом Роном Стюартом, перебрав виски, они выболтали ему гораздо более того, что ему можно было знать. По пьяной лавочке они рассказали ему в деталях и о «Большом Чикагском сходняке», в котором Глендейл тоже принимал участие; и о роли мафии и лично Глендейла в поставках и распределении продовольствия в трущобах; и о масштабах коррупции в высших эшелонах власти Америки, в чем была немалая заслуга самого Глендейла. Информация о его участии в махинациях с продовольствием и о связях с мафией уже начала просачиваться в масс медиа, но пока это все было на уровне сплетен, без конкретных доказательств. А эти два осла, пришедшие к власти в своем клане после внезапной кончины их отца, Джорджа Манзанино, мудрого и дальновидного человека; вот так легко выболтали такой компромат, что Глендейлу грозила не только отставка, но и суд. Вообще-то, Глендейл сам спровоцировал такую реакцию братьев. Они действительно были недалекими и негибкими людьми, и их отец знал это. Потому и не спешил с объявлением наследника семейного «дела»; все тянул, подыскивая подходящую кандидатуру. Но инфаркт не стал ждать, пока старина Джордж определится; и по законам мафии, после смерти главы клана, если он не оставил своей воли по поводу передачи власти, новый глава выбирался на сходке «кардиналов», как назывались региональные главари той или иной мафии. Но среди «кардиналов» тоже не было согласия по этому поводу. Многие хотели видеть на посту «папы» (так назывался пост главы мафии, по аналогии с церковной иерархией) человека, подвластного им, безропотно проводящего их политику. Оба брата очень подходили для этой роли. Оба были недалекими, легко внушаемыми и падкими на девочек и атрибуты роскошной жизни. Глендейл познакомился с ними еще во времена своей предвыборной кампании через Марка Зальцмана, своего пиарщика и спичрайтера. Пройдоха Марк и натолкнул Глендейла на мысль использовать братьев для своей выгоды через их слабости. Глендейл еще до прихода к власти стал часто встречаться с братьями, возить их по ресторанам, дарить им дорогие подарки, поставлять девочек; не афишируя, однако, своей с ними связи. Когда же умер их отец, Глендейл и вовсе приложил бешеные усилия по проталкиванию старшего, Билла, на пост «папы». Младшего, Виктора, сделали его правой рукой. Поначалу братья беспрекословно и буквально следовали указаниям Глендейла. Cо временем, однако, возомнив о себе, они начали выказывать недовольство своим положением марионеток, при этом будучи совершенно неспособными руководить своей организацией так же эффективно, как это делал их отец. Все чаще между ними и Глендейлом стали возникать трения, порой заканчиваюшиеся скандалами и размолвками. В конце концов, после одной такой ссоры братья сгоряча ляпнули Глендейлу, что больше не будут идти у него на поводу. Возможно, через время, поостыв и осознав свое ничтожество, они бы и постарались возобновить прежние отношения; но Стив сгоряча тоже высказал им все, что думает об их умственных и лидерских способностях. Это и привело в конечном итоге к тому, что на ужине со Стюартом братья во хмелю потеряли контроль над собой и наболтали много лишнего. Протрезвев на следующее утро, они крупно об этом пожалели, но было уже поздно. Журналист был парень хваткий, карьерист; в погоне за славой и деньгами не останавливающийся ни перед чем, и согласный ради этого даже на известный риск. По крайней мере, такие сведения о нем собрал начальник службы безопасности Глендейла и его правая рука Джон Мортимер. Почуяв, что пахнет жареным, Глендейл дал Мортимеру указание найти журналиста во что бы то ни стало; а самое главное – найти запись откровений этих двух братьев-недоносков. После обнаружения записи (и любого другого компромата на Глендейла) журналисту надлежало бесследно исчезнуть из этого мира. Мортимер вызвал своих лучших ищеек, и дал им указание выполнить пока что первую часть распоряжения Глендейла. Они бросились на поиски, но журналист уже осознал, какую бомбу он заполучил и каким людям перешел дорогу; и пустился наутек, тщательно заметая за собой следы. В его планы не входило так рано расставаться с жизнью, поэтому он отнесся к сокрытию своих следов со всей серьезностью. Началась крупная игра, ставками в которой были жизнь журналиста; и карьера, а возможно, и свобода Глендейла. Ни тот, ни другой проигрывать не собирались.

XIX

Спасательный вездеход подъезжал к месту пуска Таниных ракет, и водитель замедлил ход. Управляемый из кабины прожектор на крыше высвечивал снопом яркого света красноватые холмы и ложбины между ними; один из спасателей высматривал на экране радара кругового обзора что-то похожее на вездеход, но все безрезультатно. Ничего не дали и поиски через инфракрасный тепловизор; на экране вся местность вокруг светилась ровным синим цветом, без малейших признаков излучения тепла. Командир спасателей дал указание проехать дальше, и водитель прибавил скорости. Через пару километров дорога сделала крюк на север, обогнув широкий холм. Как только они выехали за холм, один из спасателей, следивших за тепловизором, выкрикнул, что видит слабый источник тепла. Он дал направление тому, кто управлял прожектором, и прожектор высветил метрах в четырехстах полузанесенный песком вездеход, лежащий на боку, словно туша какого-то исполинского доисторического животного. Водитель прибавил ходу, и через полминуты они подъехали к вездеходу сзади. Теперь надо было выйти наружу, что в условиях Марса было не таким быстрым и простым делом. Чтобы минимизировать потери воздуха, все вездеходы были оснащены небольшой шлюзовой камерой, в которую едва втискивались два человека в скафандрах и самыми необходимыми инструментами. Двое спасателей захлопнули шлемы, быстро проверили герметичность скафандров; и, взяв с собой переносные фонари и пару лопат, зашли в шлюзовую камеру. Через полминуты после откачки воздуха внешняя дверь камеры открылась, и они вышли наружу. Обойдя пострадавший вездеход спереди, они заметили лежащую ничком на животе Таню. Осторожно перевернув ее на спину, они прочли ее имя и фамилию на нагрудной нашивке, и заглянули ей в лицо через стекло шлема. Признаков жизни она не подавала, но индикатор температуры тела на шлеме еще светился красным, что означало, что она, скорее всего, еще жива. Вызвав по радио парамедиков, спасатели направились к полузаметенной кабине вездехода. Немного в стороне от нее лежал еще один человек. Подойдя к нему, они увидели, что шлем его гермокостюма не был захлопнут, в шлем намело песка и индикатор уже не светился никаким светом. Скорее всего, он был уже мертв, но достоверно определить это могли только парамедики. Доложив об еще одном человеке, спасатели направились к пострадавшему вездеходу удостовериться, что больше никого там нет. Вообще-то, с базы им доложили, что с рудника в этом вездеходе выехали двое; но иногда случались ошибки, и надо было все проверить самим. Через минуту с небольшим двое парамедиков с носилками выпрыгнули из вездехода и подошли к Тане. Осторожно переложив ее на носилки, они поднесли ее к вездеходу; и, нажав несколько кнопок на внешней панели управления, открыли снаружи еще одну шлюзовую камеру. Эта камера была горизонтальная, и вмещала только одного человека на носилках. Втиснув носилки внутрь, они закрыли камеру, и связались по рации с двумя оставшимися в вездеходе. Те вытащили Таню изнутри, переложили ее на кушетку в реанимационном модуле, и вернули носилки назад в камеру. Двое парамедиков снаружи вытащили носилки, и проделали такую же операцию по транспортировке тела Алекса. Пока они занимались этим, те двое в вездеходе, определив, что Таня, скорее всего, задохнулась (но, похоже, своим собственным использованным воздухом, а не внешним, из атмосферы; и потому еще есть надежда спасти ее), стали готовить аппарат искусственного дыхания и дифибриллятор. В это время двое парамедиков снаружи, получив от спасателей подтверждение, что в аварийном вездеходе больше никого нет; вошли в шлюзовую камеру, и через минуту присоединились к двоим внутри. Один из них, открыв Тане рот, и убедившись, что там нет инородных предметов, сгустков крови, выбитых зубов и прочих препятствий для дыхания, вставил ей в рот трубку кислородного аппарата с загубником. Другой, расстегнув гермокостюм и одежду, и вколов внутримышечно пару кубиков эпинефрина (синтетического адреналина), приложил к груди подушечки дифибриллятора. Кислородный аппарат вдул в легкие небольшое количество чистого кислорода, дифибриллятор дал разряд, а парамедик сделал несколько энергичных нажатий руками на область сердца.

– Пульса нет! – констатировал его напарник.

– Давай снова! – скомандовал первый. Снова порция кислорода в легкие, разряд дифибриллятора, и несколько энергичных нажатий на грудь. И опять ничего. И снова, и снова, и снова….ничего. По инструкции, если через пятнадцать минут после первой попытки пульс не появлялся, медики имели право отключать аппараты и прекращать дальнейшие попытки. Через пятнадцать минут один из парамедиков вопросительно взглянул на старшего.

– Давай в последний раз! – ответил на его немой вопрос старший. Снова небольшое количество кислорода, разряд дифибриллятора, и старший парамедик, глянув на ровную нить осциллограммы пульса, уже собрался было все отключать.

– Есть пульс! – радостно закричал его напарник. Ниточка пульса на мониторе стала прерываться сначала небольшими и нечастыми всплесками, потом они стали чаще и сильнее, и через пару минут пульс уже был в норме. Все облегченно вздохнули, и засуетились, готовясь к выезду назад, в Звездный.

XX

На Земле царила паника. Осколки Фаэтона были уже на расстоянии четырех часов полета. По прогнозам ученых выходило, что их падение могло произойти на очень большой территории, полосе шириной около 300 км и длиной около 33 000, начиная от Японии, через большую часть Азии и Европы, Северной Америки и даже могло задеть Австралию. Немалая часть населения стран, лежащих на траектории падения осколков, ринулась прочь, кто куда мог. Билеты на межконтинентальные рейсы и морские круизы были расхватаны еще в течение первых суток, как стали известны расчеты ученых. Дальше были расхватаны билеты на внутренние авиа и ж/д рейсы. Кто не смог купить билеты на них, побежали из предполагаемой опасной зоны кто на чем смог. На наземных магистралях возникли гигантские заторы, в которых пострадало огромное количество людей. Даже в воздухе царила очень сложная ситуация, так как все, что могло летать, взмыло в воздух в последние часы перед падением. В этом содоме резко возросла опасность аварий и столкновений из-за неразберихи, перегруженности диспетчерских систем и ошибок людей. Ошибки из-за паники и сложности ситуации допускали даже те, кто не должен был их допускать: диспетчеры, пилоты, водители, капитаны. Это привело к резкому увеличению числа катастроф и аварий, в которых по всему миру погибло более ста тысяч человек. В обстановке хаоса и беспорядка во многих местах выросло число преступлений, в основном грабежей, убийств и изнасилований. Масс медиа внесли основную лепту в создание паники, муссируя предстоящее падение осколков на протяжении всего времени их подлета к Земле. И серьезные ученые, и астрологи, и часто просто шарлатаны, все кому, не лень, делали прогнозы. Но без всяких прогнозов было очевидно одно: астероид наделал огромное число жертв, еще не упав на Землю. Между тем, по сведениям с околоземных станций слежения и орбитальных телескопов, полученным за час до падения, выходило, что основная масса крупных осколков упадет на территорию США. Траектория падения начиналась на северо-востоке страны, чуть южнее Аппалачей, проходила через центральные штаты, и заканчивалась на юге Калифорнии, в районе Лос-Анжелеса. Но опять-таки, эти расчеты были весьма приблизительными, так как очень трудно было достоверно рассчитать точный угол вхождения осколков в атмосферу и ее влияние на их траекторию. Сильные ветры в атмосфере могли существенно отклонить осколки или рассеять их по большой площади. Даже сейчас, в 22-м веке, прогноз таких событий был весьма приблизительным. Когда эти расчеты были выданы в эфир экстренными выпусками всех телекомпаний, им, как ни странно, мало кто поверил за пределами Соединенных Штатов. Массовый психоз уже овладел умами большей части населения стран, через которые проходила первоначально рассчитанная траектория. Паника в Америке, конечно, усилилась, но и в других странах она не особенно уменьшилась. Окончательный ответ на вопрос, где же упадут осколки, был делом ближайшего получаса, оставалось только ждать. Весь мир замер в мучительном ожидании смертоносного космического салюта.

Журналист хоть и предпринял максимум усилий, чтобы исчезнуть бесследно, но сделал одну большую глупость. Он быстро купил билет в Сан-Паулу по подложному паспорту, перекрасил волосы, став брюнетом, и наклеил усы. Но перед отъездом он заехал к своей подружке, тоже достаточно известной журналистке, освещающей жизнь столичного бомонда; и выболтал ей, что срочно улетает в Бразилию этой же ночью. Он велел ей не болтать, намекнув, что ввязался в опасный переплет. Она клятвенно пообещала держать язык за зубами. Возможно, она бы и сдержала свое слово, но… им обоим не повезло, что в поиски журналиста ввязались матерые ищейки из службы безопасности, лично отобранные для этой работы Мортимером. Позвонив журналисту на работу и представившись его заказчиками; они получили ответ, что он взял отпуск и укатил в тур по Европе. Тогда они стали прощупывать его связи с другого конца, отрабатывая его родственников, друзей, знакомых. Родителей у него уже не было, братьев-сестер тоже, как и жены; и они начали искать его подружку или друга. Как вскоре выяснилось, ориентация у него была традиционная, и его часто видели в обществе некоей Мадлен МакГрегор, журналистки столичного полусвета. В последний раз их видели вместе в день его исчезновения из города. Позвонив ей на работу, и выяснив у болтливой секретарши, что она в городе, и уезжать не собиралась, они решили взять ее дома. Мадлен жила одна, в частном доме, в престижном районе. Установив на следующий день рано утром наблюдение, они выяснили, что дом оборудован инфракрасной системой сигнализации; когда она, уходя, активировала ее с миниатюрного пульта ДУ. Они хотели было выкрасть ее тут же, возле дома; но в это время на улице проходило какое-то местное торжество с участием школьного оркестра и жителей окрестных домов. Как водится, на мероприятии ошивалась пара полицейских машин. На работе это сделать было тем более труднее, поэтому они решили проникнуть в дом позже, сосканировав код деактивации сигнализации, когда кто-нибудь будет открывать дверь. Удобный случай вскоре представился, когда горничная пришла убирать дом. С помощью самодельного сканера, сделанного умельцами-технарями спецслужб, они сосканировали код. Но заходить с улицы было опасно, соседи могли заметить незнакомцев и позвонить в полицию. Они решили выяснить, есть ли возможность проникнуть с заднего дворика. Выяснилось, что задний дворик выходит на поросший леском и густым кустарником овраг. Пробраться в дом оттуда большого труда не представляло, и они стали ждать ухода горничной. Горничная ушла в час дня, и они сразу же поехали в объезд квартала, к оврагу. Оставив машину на небольшой опушке леса, они пробрались по оврагу к заднему дворику дома, перемахнули через забор, открыли с помощью сканера заднюю дверь, и пробрались в дом. Пройдя в спальню Мадлен, они сели возле окон, выходящих на улицу, и стали наблюдать, поджидая ее. Теперь оставалось только ждать, не выдавая своего присутствия, а это они умели хорошо. Прошло четыре часа, рабочий день Мадлен закончился, и минут через 30–40 она должна была приехать. Но тут случилось непредвиденное – вернулась горничная с покупками. Мало того, она принялась готовить ужин. Свидетели похищения Мадлен ищейкам были не нужны, поэтому они решили нейтрализовать горничную. Один из них, коренастый и пониже, бывший морпех, вынул было пистолет с глушителем. Второй, повыше и поуже в плечах, бывший офицер ФБР, остановил его, сказав, что «мокрые» следы им не нужны. Он вынул из кармана пиджака прочный шелковый шнур-удавку, и показал его коренастому. Тот, поколебавшись, убрал пистолет в кобуру в подмышке. Долговязый снял пиджак, намотал концы шнура на ладони; и на цыпочках стал спускаться вниз. Коротышка было пошел за ним, но тот сделал ему знак, что справится с ней сам. Горничная была среднего для женщины роста, нормального телосложения, и он не опасался с ее стороны серьезного сопротивления. Спустившись вниз, он подкрался к двери кухни, осторожно заглянул внутрь. Горничная стояла к нему спиной, шагах в шести, что-то нарезая на доске. Он на цыпочках подошел к ней сзади, точным и уверенным движением накинул ей удавку на шею, и стал душить. Горничная сдавленно вскрикнула и схватилась за удавку, стараясь ослабить ее давление. Но силы были явно неравны, и она почувствовала, что задыхается. Еще несколько секунд, и курица затихнет, подумал про себя долговязый. Но курица вдруг сделала то, чего он никак от нее не ожидал. Она вдруг вспомнила, чем занималась прямо перед этим, и стала лихорадочно шарить руками по столу. Ее правая рука наткнулась на нож; она схватила его, размахнулась, и что было силы всадила туда, откуда слышала сопение долговязого. Удар пришелся как раз в его правый глаз; длинный нож, пробив заднюю стенку глазницы, ушел сантиметров на пять в мозг. Удивленно выпучив оставшийся глаз, долговязый разжал свою хватку, и рухнул на пол, как подкошенный. Коротышка, стоя на лестнице наверху, допустил оплошность: услышав падение тела, и думая, что это упала горничная, он окликнул долговязого. Горничная, услыхав, что наверху есть еще кто-то, подавила в себе крик ужаса, и опрометью ринулась из кухни на улицу. Поняв, что что-то не так, коротышка сбежал вниз, увидел на полу напарника с ножом в глазнице и в луже крови; метнулся было за горничной, но на улице были люди, уже заметившие вопящую горничную. Благоразумно решив не лезть на рожон, коротышка вернулся в кухню, быстро осмотрел напарника; и убедившись, что помощь в расставании с жизнью ему уже не нужна, ретировался через задний двор и овраг к машине. В суматохе он допустил вторую оплошность, забыв прихватить с собой или хотя бы пошарить в карманах пиджака напарника, брошенного наверху; и вытащить бумажник с документами, среди которых было и удостоверение офицера президентской службы безопасности.

XXI

Через полтора часа после того, как ее нашли спасатели, Таня пришла в себя на больничной койке в реанимационной палате госпиталя Звездного. Она полностью осознавала, что находится в сознании, она слышала голоса, звуки шагов, чувствовала телом и руками мягкость постели, но… ничего не видела. Перед глазами был сплошной мрак, и Таня вскрикнула от необычности этого ощущения. На крик прибежала дежурная медсестра, и спросила, как она себя чувствует.

– Нормально чувствую, только не вижу ничего. Снимите повязку с глаз! – потребовала она.

– У Вас на глазах ничего нет, никакой повязки! – ответила медсестра.

– Как нет?! Почему я тогда ничего не вижу?! – запаниковала Таня.

– Успокойтесь, успокойтесь пожалуйста! Я сейчас позову доктора! – сказала медсестра, и побежала за ним. Не доверяя словам медсестры, Таня провела рукой по глазам. В самом деле, на глазах ничего не было. От предчувствия чего-то нехорошего у нее засосало под ложечкой и бросило в пот.

– Миссис Блэкмор? – раздался чей-то мужской голос.

– Да, а кто Вы? – спросила Таня.

– Я доктор Дэн Хоффман! – сказал голос. – Вы видите меня?

– Не вижу, ничего не вижу! – ответила Таня, сделав попытку приподняться. – Что со мной?

– Лежите, лежите, пожалуйста! – поспешил остановить ее доктор. – Мы еще не знаем, что именно с Вашим зрением, Вы только что пришли в себя, после того как Вас нашли спасатели на Сноу Хиллз. Теперь Вы в безопасности, в госпитале Звездного. Похоже, что все остальное в Вашем организме функционирует нормально. Вас полностью обследуют, и глаза в том числе. Я сейчас же вызову доктора Марцевича, это наш ведущий специалист-офтальмолог. Надеюсь, что все в конце концов будет в порядке.

От слов доктора Таня несколько успокоилась. Только сейчас она вдруг почувствовала, что здорово проголодалась.

– Я хочу есть! – сказала Таня.

– Отлично, у Вас быстро восстанавливается аппетит! Вы скоро встанете на ноги! – пообещал ей доктор. – Я скажу сестре, она принесет Вам поесть и покормит. Куриного бульона хотите?

– Не надо меня кормить, я ведь не безрукая! – заартачилась было Таня.

– Нет, конечно, но в вене Вашей правой руки торчит капельница. Так что первое время Вас будут кормить; по крайней мере, пока Вы не привыкните к своему новому состоянию, и не научитесь есть самостоятельно. Это не так просто, как кажется! – мягко осадил ее пыл доктор. – Полежите пока, сестра сейчас принесет вкусного бульончика с ножкой!

Доктор вышел, а Таня ощупала свою правую руку. И в самом деле, на сгибе локтя торчала игла капельницы, которую она раньше не чувствовала. Есть, не сгибая руку, действительно было бы затруднительно. Да и есть вслепую раньше ей никогда не приходилось. Должно быть, это в самом деле непросто. Что ж, придется привыкать, доктор правильно сказал. Таня вдруг почувствовала дикую усталость. От всех испытаний и волнений прошедшего дня она сильно устала и ослабла, и организм настоятельно требовал отдыха даже больше, чем питания. Таня почувствовала, что отключается. Последним проблеском мысли было… а как же она завтра поедет на работу незрячая?! Потом сознание померкло, и она провалилась в глубокий сон. Пришедшая с подносом медсестра было переполошилась; но, глянув на монитор системы жизнеобеспечения, датчиками которой была облеплена Таня, убедилась, что все в норме, и она просто спит.

XXII

«Ноев Ковчег-3», гигантская орбитальная станция, служившая перевалочной базой для людей и грузов, отправлявшихся на Марс и с него, парила на высоте 1200 км над Землей. Это была уже третья по счету станция с начала освоения Марса в 30-х годах 21-го века; первые две, отработав свой ресурс, были частично разобраны и утилизированы. Не подлежащие утилизации корпус и оборудование были сведены на низкую орбиту, вошли в атмосферу Земли, частично сгорели в ней, а несгоревшие части были утоплены в необитаемом районе Тихого океана. Сейчас же все напряженно ожидали падения осколков Фаэтона на Землю, что было куда опаснее падения останков станции. По расчетам специалистов NASA выходило, что осколки войдут в атмосферу на растоянии не менее 200 км от станции. По «Международному Уставу космической навигации» маневры уклонения станции при угрозе столкновения с космическими объектами надлежало производить только если сближение с объектом не превышало 100 км. Поэтому решили не менять ни скорости, ни орбиты станции. Любые крупные маневры такой махины были сопряжены с немалыми сложностями и неизбежно срывали график приема и отправки орбитальных и межпланетных челноков. И так пришлось отложить прием орбитального челнока с Земли, старт которого был намечен давно и пришелся на день падения осколков. Хоть специалисты NASA и божились, что станция будет далеко в момент их вхождения в атмосферу, чувство тревоги не покидало многих. У всех на памяти было, как NASA ошиблась несколькими месяцами раньше, при расчете траектории Фаэтона на большом удалении от Земли; и как школьник утер им носы, найдя их просчет. А сейчас все на станции замерли, напряженно ожидая пролета осколков. Радары постоянно прощупывали сектор неба, откуда ожидались осколки. Пока что на экране ничего не было, но они должны были появиться с минуты на минуту. Дальность обнаружения бортовых радаров станции была около 100 000 км; а скорость осколков, согласно измерениям марсианской станции после разрушения Фаэтона, чуть более 100 км/с. В зоне обнаружения радаров и до подлета к станции осколки будут всего чуть более 15 минут. И то, на максимальном удалении обнаружить на радаре можно было только самые крупные, диаметром более 20 м. Таких оказалось семь из семнадцати, и на экране они выглядели крошечными точками. Все остальные, диаметром более 5 метров можно будет различить, лишь когда они приблизятся на расстояние около 10 000 км. Более мелкие, размером менее трех метров, были вообще неразличимы для радаров станции. Для Земли такие мелкие осколки опасность представляли только в случае прямого попадания в дом, завод, или подобный объект. Но для «Ноева Ковчега» и его обитателей были опасны любые осколки крупнее мелкой горошины. Даже при ничтожной массе в граммы, но несущиеся с такой огромной скоростью, они могли изрешетить станцию, разгерметизировав ее, выведя из строя оборудование, поубивав и поранив экипаж. Оставалось только уповать, что NASA не ошиблась в своих расчетах.

– Вот они! – возбужденно ткнул в угол экрана пальцем оператор станции радиолокационного наблюдения. На экране появилась засветка – семь едва различимых быстродвижущихся точек, точно в том месте, где предсказала NASA. Тут же данные о координатах, количестве и скорости осколков автоматически были ретранслированы во все центры всех главных космических агенств мира. Суперкомпьютеры в этих центрах принялись обсчитывать полученные данные, выстраивая на их основе траекторию осколков. Получалось, с учетом прогнозов погоды в местах потенциального падения осколков, что большая их часть упадет на территорию США, в полосе шириной около 200 км, длиной от Канзаса до южной Калифорнии. Первоначально ожидалось, что они начнут падать значительно восточнее, начиная с Огайо; но сильные восточные ветры в стратосфере, скорее всего, снесут их значительно западнее, в менее населенные штаты, если не считать Калифорнию.

– Время подлета к орбите станции 3 минуты 42 секунды, ожидаемое сближение – 130 километров! – доложил оператор станции слежения старшему инженеру смены. Все присутствующие в отсеке управления станцией напряженно всматривались в черноту неба. Осколки были уже рядом, чуть выше орбиты станции, но все еще не видны на фоне черного космоса. Только когда они войдут в атмосферу, за ними потянется огненный шлейф; но это будет, когда они уже пролетят станцию. Если, конечно, "звездочеты" из NASA опять не напутали, и дали более-менее точные расчеты траектории сближения. Такая мысль сейчас сверлила мозг каждого на станции.

Три минуты уже истекли, пошла четвертая….пока ничего видно не было. Вдруг, немного в стороне и внизу от ожидаемого места появились три, четыре, пять….еще и еще черных точек, вокруг которых возникли сначала светящиеся конусы раскаленных газов, потом, по мере разогрева от трения в атмосфере за ними стали расти огненные хвосты, становящиеся все длиннее и длинее. Сами осколки за считаные секунды раскалились докрасна, как угольки в печке. Зрелище было фантастичное в своей красочности, если абстрагироваться, что каждый такой осколок в потенциале нес смерть всему живому в обширной зоне вокруг точки падения.

– Стыковочный отсек 4-го дока сообщает: у них разгерметизация и один человек убит. Трое успели выбраться в соседний отсек, тело убитого оставлено в стыковочном! – доложил оператор систем безопасности и жизнеобеспечения после прослушивания доклада из 4-го стыковочного дока, к которому стыковались орбитальные челноки с Земли.

– Из-за чего разгерметизация? Почему они решили, что он убит, а не задохнулся? И чем убит, черт возьми?! – спросил его инженер смены.

– Один из них видел, как осколок прошил корпус отсека и пробил голову тому несчастному! – ответил ему оператор, получив ответ из 4-го дока.

– Остальные отсеки изолированы от поврежденного? – спросил его инженер. Кивком головы оператор подтвердил.

– Отключить подачу воздуха в разгерметизированный отсек! Людей из отсека направьте к ближайшей станции медпомощи, если они в состоянии сами передвигаться! Ремонтную бригаду в поврежденный отсек! – распорядился инженер. Оператор, клацая мышкой и переключаясь на разные службы, принялся исполнять указания. Пока персонал в центре управления отвлекся на происшествие с отсеком, все семнадцать крупных осколков попадали на Землю. Те, у кого была возможность наблюдать за этим, застыли в оцепенении, завороженные и потрясенные сюрреалистичностью этого смертоносного зрелища. А несколько мелких осколков, размером от горошины до мелкого камешка, отброшенных в сторону взрывом боеголовки, все-таки попали в орбитальную станцию. Правда, повреждения по большей части были незначительны, и устранены в течение трех дней.

XXIII

Мортимер, начальник службы безопасности президента, лично допрашивал коротышку; сразу после того, как тот вернулся с бездарно проваленной операции. После краткого рассказа коротышки Мортимер спросил, как тот пропустил бумажник в пиджаке долговязого. Тот, потея и запинаясь, рассказал, как было дело в деталях.

– Вот что бывает, когда человек слишком переоценивает себя и недооценивает других! Безмозглая курица обвела вас обоих, а Сая еще и отправила на тот свет! – внешне спокойно, как взрослый, поучающий малое дитя, сказал Мортимер. Но коротышка знал, какая буря страстей скрывается за внешим спокойствием шефа.

– Босс, дайте мне возможность исправить дело! – поспешно выпалил коротышка.

– А как же иначе, Джек?! Ты вляпался в дерьмо, потерял напарника, упустил девку, "засветил" вас обоих! Естественно, ты пойдешь, и сделаешь все, чтобы исправить дело! – снова спокойно, но уже с металлом в голосе сказал Мортимер. – Иди отдыхай пока! Будем надеяться, что полиция сочтет эту журналистку слишком мелкой сошкой, и не станет ее охранять или скрывать. Сегодня туда соваться уже бессмысленно, там наверняка допоздна будет толочься полиция. Завтра с утра пораньше подключишься к Тони, будете прощупывать, как еще можно подобраться к подружке этого писаки! Вытяните из нее как можно скорее, где он! Не хватало еще, чтобы сюда сунуло свой нос Бюро (ФБР)! И упаси тебя бог снова вляпаться в дерьмо, Джек! – сказал Мортимер таким тоном, что Джек втянул в себя голову, как будто ожидая удара по голове. Коротышка пулей вылетел из кабинета Мортимера, радуясь, что еще легко вывернулся из ситуации.

После обнаружения полицией в кармане пиджака долговязого удостоверения офицера службы безопасности президента дальнейшее расследование взяло на себя ФБР. После допроса горничной следователю стало ясно, что охотились, по-видимому, не за ней, а за Мадлен. Хоть она и была светской журналисткой, но, похоже, знала что-то такое, что заставило людей из службы безопасности президента охотиться за ней. Когда следователь сказал об этом Мадлен в лоб, она какое-то время была в замешательстве. Она написала некоторое время назад статью о первой леди, супруге Глендейла Бетти; но статья была хвалебная, и сама Бетти Глендейл была в высшей степени довольна ею. О президенте же она не писала никогда, если не считать нескольких опять-таки лестных строк в статье о его супруге. Тогда следователь принялся прощупывать версию о ее знакомых; и когда она упомянула Рона Стюарта, и его немного странное поведение и слова вчера, все встало на свои места. Стюарт слыл в их конторе «прачкой»; так называли в ФБР журналистов, раскапывающих грязное белье политиков, бизнесменов и прочих влиятельных людей. Вообще-то раньше он никогда не подымался выше уровня конгрессменов; но в этот раз, видимо, «нарыл» что-то дурно пахнущее либо о ком-то из президентского окружения, либо… о нем самом. То, что Стюарт так срочно покинул страну, да еще изменил внешность, давало все основания предполагать, что компромат был весьма серьезным. В любом случае, теперь ФБР надлежало охранять Мадлен, так как люди Мортимера вскоре вновь попытаются встретиться с ней. ФБР имело опыт расследования устранений слишком много знающих свидетелей, организованных службой безопасности президента; и их грязные методы не оставляли сомнений, что Мадлен постигнет та же участь, после того, как они выведают у нее все о Стюарте. Все эти соображения следователя восторга у Мадлен не вызвали; но расставаться так рано с жизнью она тоже не собиралась, поэтому ей пришлось согласиться на его предложение пожить у них на служебной охраняемой квартире. Следователь вызвал «сейф» – бронированную машину с охраной; Мадлен быстренько собрала все самое необходимое, и машина умчалась на квартиру, где ей предстояло прожить до выяснения обстоятельств дела. Следователь отправился в офис, где еще раз перечитал протоколы допроса свидетелей и участников происшедшего. После чего составил рапорт, и вместе с протоколами отправил его начальнику следственного отдела. Тот, перечитав два раза все бумаги, составил свою пояснительную записку, и отправил все бумаги директору ФБР. В свою очередь тот, внимательно перечитав все по два раза, призадумался. Собственно, никаких улик, ни прямых, ни косвенных, против кого-либо из власть имущих этой страны они не содержали; но тот факт, что служба безопасности президента охотится на политического журналиста, так внезапно исчезнувшего, говорил о многом. Предстояло найти этого «прачку» во что бы то ни стало; и как можно скорее, пока до него не добрались люди Мортимера, подумал директор. Дело было в том, что директор ФБР принадлежал к верхушке политической и бизнес-элиты, жаждущей свалить президента. Он и его единомышленники не без основания считали, что Глендейл превратил Америку в полууголовное государство, где закон служил лишь фиговым листочком, прикрывавшим насквозь коррумпированную власть. Коррупция и вседозволенность в среде власть имущих, разведенная Глендейлом и его окружением, разъедали саму социальную ткань общества. В сочетании с огромными социально-экономическими, экологическими и прочими проблемами, все это ставило его на грань, за которой реальностью становился распад государства и хаос, как это уже случилось с десятками стран третьего мира. Директор и его единомышленники не хотели такого будущего для своей великой страны; и старались найти любой компромат, могущий хотя бы в потенциале отправить Глендейла в отставку. В ФБР было кое-какое президентское «грязное белье», как называли компромат в конторе, но все это было недостаточно веским и подтвержденным. Теперь же, судя по всему, они напали на след человека, обладавшего весьма увесистой дубиной, способной свалить Глендейла. Директор вызвал к себе своего зама, дал ему указание составить фоторобот Рона в том обличьи, в каком его видела в последний раз Мадлен, и достать где угодно его настоящие фотографии. Также попросил его прислать к нему пару самых смышленых оперативников. Дело было огромной важности, а в таких делах он предпочитал давать указания напрямую непосредственным исполнителям. Чем меньше промежуточных звеньев, тем меньше утечек информации; это правило он усвоил еще смолоду, на заре своей карьеры в спецслужбе.