Текст книги "Вторая колыбель"

Автор книги: Игорь Ласьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

LVI

Игорь нажал на кнопку звонка в Танину каюту. Дверь открылась, на пороге его встретила Таня.

– Привет еще раз! – сказал он.

– Привет, привет! – ответила она, – Вытирай ноги, проходи!

Игорь машинально глянул под ноги, намереваясь вытереть их об… неизвестно что. Тут до него дошло, что она его разыграла. Таня обладала здоровым чувством юмора, в карман за словом не лезла, и часто разыгрывала Игоря на таких вот мелких бытовых розыгрышах. Он от души рассмеялся, она в ответ заулыбалась. Он отметил про себя, как она хороша, особенно когда улыбается.

– Ага, и пальто на вешалку повесь, да? – все еще смеясь, парировал он.

– Угу, именно! – ответила она.

Таня оттолкнулась от двери, и "поплыла" вглубь каюты, вытянув руки. Игорь невольно напрягся, опасаясь, что она сейчас наткнется на что-то и ушибется. Она как прочла его мысли, и сказала:

– Не бойся, я уже давно свободно ориентируюсь в каюте. У меня хорошая зрительная память и пространственная ориентация, я быстро запомнила расположение предметов. Наощупь, конечно же! И потом, специально для меня в каюте оставили только те, об которые нельзя убиться. А те, что убрать нельзя, обиты толстой стеганой тканью.

– Ах, вот оно зачем! А я-то думаю, отчего это в моей каюте ящики и стеллажи не обиты ничем, а в твоей – хоть спать на них укладывайся?! – шутливо заметил он.

– Игорь, скажи, а… твоего товарища, того, что отстал от корабля, его в самом деле никак нельзя было спасти? – вдруг спросила Таня.

– Нет, никак! Слишком долго снаряжали "Рокет-Мэна", было упущено время. И я сплоховал, моя вина тут тоже есть! – ответил Игорь мрачно. Игорь пересказал Тане историю с потерей Михаэля, не утаивая и свой промах в этом. На что Таня заметила:

– Не вижу, в чем тут твоя вина, во всяком случае, явная?! Михаэль ведь знал, что и как делать, и чего делать нельзя?! Нелепая случайность и его собственная недисциплинированность – вот что стало причиной его гибели!

– Да, но… все же! Поглядывай я на него чаще, может, и заметил бы, когда он отцепился!

– Но ведь ты не звезды считал, ты был занят делом, ради которого вас послали туда! И когда заметил неладное, ты сразу же сделал все, что мог, чтобы спасти его! Не вини себя понапрасну, твоя вина в случившемся весьма спорна! – утешая его, сказала Таня. Потом протянула к нему руку, и попросила:

– Дай мне свою руку!

Игорь протянул ей левую руку, коснувшись ладонью ее руки. Она взяла его руку, и, неожиданно для него, прижалась к его ладони щекой. И сказала:

– Мне страшно подумать, что на месте Михаэля мог оказаться ты!

У Игоря перехватило дух и бешено заколотилось сердце. Он протянул к ее лицу другую ладонь, провел по ее щеке. Его рука скользнула вниз, он обнял ее за талию и привлек к себе. Ее руки обвили его шею, они сблизились, и губы их сплелись в страстном и долгом поцелуе.

В центральном посту в это время все наблюдали весьма уникальное явление – падение кометы на Юпитер. Это была комета 96P/Махгольца – короткопериодическая комета, открытая в 1986 году американским астрономом-любителем Дональдом Махгольцем. Юпитер, этот старший брат Земли в нашей системе и ее покровитель, в очередной раз поглотил своим притяжением космического скитальца, потенциально опасного для всего живого. Если бы не он, вероятность столкновения нашей планеты с каким-нибудь крупным космическим объектом (астероидом, кометой), способным уничтожить жизнь на Земле, была бы гораздо выше. Зрелище было неповторимое по своим масштабам и красочности. Комета еще на приличном расстоянии от Юпитера под воздействием мощнейших гравитационных сил планеты начала распадаться на куски, каждый из которых испускал длиннейший, иногда до сотен тысяч километров, хвост. Весь этот космический артобстрел был хорошо виден с Марса даже невооруженным глазом, так как Марс и Юпитер находились в это время в противостоянии (на кратчайшем расстоянии друг от друга и на одной прямой с Солнцем). С Земли его можно было видеть только в достаточно мощный телескоп, т. к. Земля уже вышла из противостояния с Юпитером. С корабля же это событие было хорошо различимо в мощный бинокль. У всех, кто его видел, захватило дух. Комета распалась на семь осколков, которые еще трое суток летели к планете, прежде чем по очереди вошли в атмосферу. Каждый из них, сгорая, образовал огромные пятна; самое большое было размером с Марс. По подсчетам ученых, количество энергии, выделившейся при этом, в 500 раз превосходило энергию взрыва всех ядерных зарядов, до сей поры накопленных человечеством. По счастью, падение осколков произошло на видимой стороне планеты; что дало и профессионалам, и любителям возможность в подробностях наблюдать это редкое явление. С помощью спектрального анализа было выяснено, что до трети массы кометы составляла вода, конечно, в состоянии льда. Это лишний раз подтверждало теорию занесения воды на планеты земной группы (Меркурий, Венера, Земля, Марс) кометами. Ведь после своего формирования все планеты земной группы еще долгое время были очень горячими, отчего вода с их поверхности просто выпарилась. Когда же они остыли, кометы, бомбардировавшие их поверхность многие сотни миллионов лет, наполнили их естественные резервуары водой. А дальше каждая из планет пошла своим эволюционным путем. Меркурий, по предположениям ученых, изначально был значительно больше. Впоследствии он пережил столкновение с крупным небесным телом, сорвавшим с него внешние, более рыхлые слои. На это указывает его аномально высокая для такой маленькой планеты плотность. Если на нем до этого и была вода, она, конечно же, вся испарилась при столкновении. Если бы даже такого столкновения не случилось, вода была бы в конце концов выпарена нещадно палящим совсем рядом (по космическим меркам) Солнцем. Впрочем, последние радарные исследования приполярных областей планеты показали наличие там сильно отражающего радиоволны вещества, наиболее вероятным кандидатом в которое является обычный водяной лёд. Попадая на поверхность Меркурия при ударах о него комет, вода испарялась и путешествовала по планете, пока не замерзала в полярных областях на дне глубоких кратеров, куда никогда не заглядывает солнце, и где лёд может сохраняться практически неограниченно долго.

На Венере же все случилось иначе. Как полагают ученые, в глубокой древности там существовали океаны, и условия, весьма подходящие для жизни. Но позже из-за резко возросшей вулканической активности в атмосферу было выброшено огромное количество углекислого и сернистого газов, вызвавших сильнейший парниковый эффект, выпаривший всю воду с поверхности и поднявший среднюю температуру до 475 °C. На поверхности, конечно, весьма маловероятно существование даже микробной жизни. Но гигантское атмосферное давление (почти в 100 раз больше земного) делает возможным существование бактерий-экстремофилов на высоте, в облаках сернистого газа, затягивающего густой пеленой всю планету. Температура там весьма подходяща для жизни бактерий, а пищей им может служить сам сернистый газ, точнее, соединения серы в нем. Жизнь в процессе эволюции научилась приспособляться к таким невероятным условиям, в которых никто и не подумал бы ее искать.

LVII

Фишера везли на обмен. После месяца отлеживания в больничке и потом еще почти месяца мытарств по полевым лагерям бандитов, его договорились таки обменять на одного из полевых командиров украинских "стрельцов", взятого в плен незадолго до пленения Фишера. Это было редкой удачей, так как обычно бандиты требовали выкуп, который командование миротворческих сил если и собирало, то с большими потугами, и очень долго. Заложники пребывали в плену иной раз до года. В самых тяжелых случаях бандиты просто убивали заложников, не дождавшись выкупа. За время службы миротворцем и плена Фишер насмотрелся всякого: и бессмысленой братоубийственной бойни, и обмана и предательства лидерами обеих противоборствующих сторон; и порой полного морального разложения людей, у которых вошло в привычку жить грабежом, разбоем и насилием. И этих-то людей миротворцам приходилось защищать друг от друга! Постепенно он проникся неприязнью к славянам, и прежде всего к русским и украинцам. Почему, спрашивал он сам себя, весь цивилизованный западный мир должен помогать людям, не могущим элементарно навести порядок в своем доме и научиться ладить друг с другом? Не мог он также простить и гибель своих товарищей, служивших вместе с ним. По его представлениям славяне вообще, а восточные в особенности, были балластом Европы. Их следовало бы выполоть, как выпалывает рачительный хозяин сорняки в цветнике.

Процедура обмена пленными прошла без осложнений, если не считать маленького инцидента с унижением Фишера. Обе стороны договорились обменяться на нейтральной полосе, разделяющей Украину и ее ренегатную восточную часть. Это была малоиспользуемая грунтовая дорога, что было как раз кстати для обеих сторон, не желающих афишировать свои контакты. Три армейских джипа миротворцев подъехали к месту с востока, и остановились в ста метрах от километражного знака. С запада подъехали украинские стрельцы, и тоже встали в ста метрах от знака. Из машин вывели Фишера и полевого командира бандитов. Вкратце напомнив обоим о правилах обмена и их поведении, с обоих сняли наручники, и велели идти вперед, к своим. Фишер и командир пошли навстречу по раскисшей от дождей грязной грунтовке, выбирая места посуше. На полпути они встретились, остановились, глядя друг на друга. Если Фишер смотрел на командира без каких-либо эмоций, то тот просто сочился ненавистью к Фишеру. Миротворцы сильно «пощипали» отряд командира в том бою, в котором его самого взяли в плен. Cмерив Фишера ненавидящим взглядом, командир пошел вперед, прямо на него. На узком перешейке между двумя огромными лужами густой грязи было едва-едва разминуться двоим, и то бочком. Фишер слегка повернулся боком, пропуская командира, и рассчитывая, что тот сделает то же. Но тот попер, как танк, и не думая уступать; и намеренно сильно толкнул Фишера вбок своей коренастой тушей. Фишер не удержался на ногах, и упал правым боком в месиво грязи. Едва зажившее плечо пронзила дикая боль. Встать, опираясь на правую руку, не получилось из-за огнем полыхнувшей боли в плече. Пришлось перевалиться через спину на левый бок, и вставать, опираясь на левую руку. Когда поднялся, он весь, естественно, был в холодной мерзкой грязи. К тому же, ныло едва поджившее плечо. Обернувшись, он увидел ржащую толпу бандитов, и своего злорадно ухмыляющегося обидчика. С десяток солдат-миротворцев, стоящих на другой стороне, было сделали попытку рвануть навстречу Фишеру для помощи, но их остановил криком командир. По правилам обмена, никто из встречающих не должен был заступать за стометровую отметку. Бандиты соблюдали его, миротворцам тоже не пристало нарушать. Пришлось ждать, пока Фишер подымется сам, весь извалявшись в мерзкой жиже. Когда он подошел к своим, весь грязный с головы до ног, едва волоча ноги, облепленные толстым слоем грязи, задыхаясь от злости и ноющей боли в плече; никто не решился ни обнять его, ни даже похлопать по плечу. Командир отделения оказался догадливее других: приказал двоим бойцам раздеть Фишера, быстренько обмыть, поливая прямо из канистры, и переодеть в чистое. Благо, пара комплектов обмундирования оказалась под рукой в одной из машин. Пока ехали на базу, Фишер, вместо того, чтобы успокоиться, только еще больше внутренне распалял себя. У него все стояла в глазах наглая ухмылка его обидчика и смеющиеся над ним рожи бандитов. После этого он просто возненавидел славян.

На базе после осмотра врачами ему дали еще две недели поваляться в госпитале, подлечить раненое плечо. Он хотел остаться в армии, но на медкомиссии ему сказали что он более негоден к строевой. После ранения у него часто болело плечо, что ограничивало подвижность руки. Госпитальный врач в госпитале для миротворцев сказал, что Фишеру страшно повезло остаться в живых после такого ранения, и, особенно, лечения. Через месяц с небольшим после освобождения его комиссовали, и отправили домой, в Германию. Немалую роль в становлении нацистских взглядов Фишера сыграло именно увольнение из армии. Ему нравилось служить, это была настоящая мужская работа. А на «гражданке», помыкавшись месяца три, поискав сначала работу по специальности (а до армии он работал автомехаником высшего разряда на заводе BMW), и не найдя ничего по своей квалификации, он «сел» на «социал» (пособие по безработице). В общем-то, можно было устроиться механиком в какую-нибудь частную автомастерскую, но там платили гроши на старт, а это его не устраивало. К тому же, ему страшно не по душе было работать с иммигрантами, которых было пруд пруди среди автомехаников в таких местах. Школьный приятель, работавший в департаменте соцобеспечения, помог ему «сесть» на неплохое пособие, как военнослужащему, раненому на службе. Потеряв стержень, Фишер стал «прожигать» жизнь, шляясь по кабакам и борделям. Однажды, после кутежа в кабаке он с приятелем отправился к девкам, в бордель «маман» Изабель. Изабель, эмигрантка из Испании, сама поначалу была проституткой; и прошла через все круги в своем деле, прежде чем открыла свой бордель. У нее работали, в основном, иммигрантки-нелегалки; и в основном, из Восточной Европы. С ними было проще, они не смели никому жаловаться, будучи сами на птичьих правах. Ему приглянулась одна новенькая симпатичная шлюшка по имени Алиса, как оказалось, из Украины. Она была хороша собой, еще не затаскана, и неплохо владела техникой секса. Но когда он стал переходить через грань оговоренного, и проявлять садистские причуды, ей это не понравилось, и она прямо высказала ему. Фишер тогда был в изрядном подпитии, а в нем он часто зверел без особой на то причины. Непокладистость украинской шлюхи подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он сильно ударил ее по лицу, разбив ей в кровь губу. Она стала кричать, звать на помощь. Он тогда вообще рассвирипел, и сильно врезал ей кулаком в живот. Она осела на пол, ловя воздух ртом, как рыба на суше. От боли она как-то неестественно ухмыльнулась, что напомнило ему ухмылку пленного полевого командира, столкнувшего его в грязь. В мозгу его как-будто сорвало какой-то стоп-кран, и он стал бить ее ногами куда придется, в том числе и по голове. Остановился только тогда, когда она затихла, уже не закрываясь от ударов. Он присел, дотронулся до нее; она не пошевелилась, и не издала ни звука. Повернув ее окровавленную голову, он наткнулся на ее остекленевший взгляд. Тут до него дошло, что он… убил ее. Он моментально протрезвел от ужаса, но вовремя взял себя в руки. Пока никто не обнаружил, надо было заметать следы. Он схватил полотенце, смочил его, и наспех стал вытирать свои отпечатки там, где мог их оставить сегодня. К счастью, они только начали, и он не успел пооставлять их во многих местах. И заплатил он вперед, и наличными, а не кредиткой, так что тут его отследить не смогут. Вытерев все за собой, он внимательно осмотрел комнату на предмет своих личных вещей. Нет, все его было при нем. Можно было уходить. Он уже открыл дверь, но тут вспомнил, что внизу сидит охранник. В его обязанности входило проверять, все ли осталось в порядке после ухода гостей. Так скоро быть «засвеченным» не входило в планы Фишера, и он решил поискать другой путь. Открыв окно, он обнаружил, что совсем рядом, метрах в двух, слева по стене проходит пожарная лестница. Если сильно оттолкнуться ногами и прыгнуть, запросто можно допрыгнуть до ее обратной стороны. Надо только не промахнуться в полутьме, и схватиться за ступеньки. А дальше, перебирая руками, уже нетрудно было добраться до перил лестницы, и перелезть на ее пролет. Он вылез на подоконник, примерился, и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Армейская сноровка не подвела, он схватился за стальную перекладину точно в том месте, где планировал. Но тело по инерции качнулось маятником вперед, и он сильно ударился правым коленом о перекладину пониже. Застонав от дикой боли в колене, он восстановил равновесие, и стал переползать, вися на руках, к перилам лестницы. От напряжения заныло раненое плечо, но он уже добрался до перил. Зацепившись еще и ногами, он перелез через перила на рабочую сторону лестницы. Спустившись с четвертого этажа, ему пришлось спрыгнуть на землю, повиснув на руках, но это были уже мелочи. Встав на ноги, он побежал, прихрамывая, к себе. Надо было забрать вещи из маленькой квартирки, которую они снимали вдвоем с приятелем, бывшим сейчас в отъезде. Тут его осенило: а что, если… «мадам» вызовет полицию, а они «потрясут» Вернера, его приятеля, который пришел в бордель с ним?! Всем остальным Вернер, конечно же, догадается наплести, что он не знает его, что они только познакомились, и тому подобное. Но тут он припомнил разговор с этой… как ее бишь, Алисой. Когда они сидели внизу в баре, потягивая дешевое винище, она проболталась, что не может съездить домой проведать больную мать, так как она нелегалка. А раз так, то Изабель не станет вызывать полицию, ей ни к чему проблемы с властями из-за нелегалок. Алису уже все равно не вернуть, а других ее девочек депортируют, и заведение прикроют. Сама же она в лучшем случае отделается очень крупным штрафом. Изабель, скорее всего, постарается поскорее и тихо избавиться от трупа. Надо только не шляться к ней больше. Но Вернера на всякий случай все же надо предупредить. Он достал мобильник, набрал номер Вернера. Тот долго не брал телефон, видимо, еще был в борделе. Наконец он отозвался:

– Слушаю!

– Ты еще там? – спросил Фишер. Ему только что пришло на ум, что не надо называть в разговоре ни имен, ни упоминать о борделе. На всякий случай, если дело дойдет до полиции, и они подымут записи его переговоров.

– Да, но уже собираюсь уходить! А что? – спросил Вернер.

– И хорошо! Быстро собирайся, и вали оттуда! Ни с кем ни о чем не заговаривай! Я буду тебя ждать в парке, что возле Фридрихаллее, на скамеечке возле фонтана! Это очень срочно! – быстро протараторил Фишер, и выключил мобильник.

LVIII

Корабль был на последней трети пути до Земли. Уже пора было начинать тормозить, а то можно и "промазать" мимо орбитальной станции. Маневр торможения начинался с разворота челнока на 180о. Затормозить в космосе можно только поменяв вектор тяги двигателей на противоположный, то есть развернувшись задом наперед. Потом маршевые двигатели включались на определенное время на полную мощность, а на последнем этапе сближения со станцией компьютер постоянно корректировал время их работы и пространственное положение корабля. Для разворота надо было сначала выключить все маршевые двигатели, так как иначе они уведут корабль в сторону от расчетной траектории. Импульс для разворота сообщали шесть небольших маневровых химических реактивных двигателей, разбросаных на носу и корме корабля. Перед разворотом надо было еще раз убедиться, что насосы в системе охлаждения магнитов двигателей первого кластера работают, и справляются с повышенной нагрузкой. Командир приказал дежурной смене еще раз протестировать все насосы на разных режимах, в том числе и на повышенных оборотах. Все насосы прошли тест успешно.

– Отключить подачу азота во все маршевые двигатели! – скомандовал командир.

– Есть отключить подачу азота! – ответил дежурный инженер. Каждый кластер двигателей питался от своей группы баков. Инженер, ткнув несколько раз пальцем в монитор, вывел крупно схему подачи топлива в двигатели, и перекрыл вентиль сначала третьего, потом первого кластера. Следующими были отключены "геликоны" – СВЧ-генераторы, своего рода мощнейшие микроволновки, разогревающие азот до состояния высокотемпературной плазмы. Теперь требовалось несколько минут на "продувку" двигателей, как это называлось на профессиональном слэнге инженеров, когда магнитное поле "выдувало" остатки плазмы из рабочих камер двигателей. На камерах видеонаблюдения было видно, как струи плазмы, истекающие из сопел двигателей, утоньшались и укорачивались, пока не исчезли совсем. Наконец, вся плазма была "выдута", и инженер доложил об этом командиру. Командир разрешил выключить питание магнитов всех двигателей, на чем процедура выключения двигателей заканчивалась. Прокачку азота через радиаторы магнитов не выключали, т. к. после завершения маневра разворота двигатели предстояло снова включать. Такая строгая отчетность во всех действиях инженера перед командиром может показаться человеку несведущему занудством, но это было абсолютно оправдано. Инженер, конечно же, и сам знал всю процедуру, но… порядок есть порядок. Командир – единственный человек на корабле, отвечающий за всех и за все. Перепутай кто-то что-то (все мы делаем иногда ошибки, даже элементарные), и последствия для всех на корабле могут быть самые серьезные. Поэтому и есть на корабле командир, в чьи обязанности входит и контроль, и взятие ответственности за действия подчиненных.

Следующим в процедуре маневра торможения был собственно разворот корабля. Небольшие корректирующие двигатели, самые обычные химические реактивные двигатели, включались на короткие интервалы времени. Всего их было одиннадцать, и расположены они были так: три стояли на корме корабля в виде трехлучевой звезды, плоскость которой была перендикулярна осевой линии корабля, соплами наружу по радиусу от осевой. Еще три были установлены на носу такой же звездой, но повернутой относительно кормовой на 60о. Они создавали поперечный разворачивающий импульс. Включая одновременно три (например, один на носу; и два, образующих с ним звезду – на корме; либо наоборот) двигателя, можно было быстро развернуть корабль вокруг центра масс. Еще две пары противоположно направленных двигателей стояли в диаметрально противоположных точках на внешней окружности дискового щита, в котором располагались топливные баки и реакторы. Эти двигатели создавали осевой вращающий импульс, чаще всего такой маневр был необходим при причаливании к станции. И еще один стоял в группе со всеми маршевыми, прямо на оси корабля, в центре круга, образованного всеми остальными двигателями. Это был стартовый двигатель, используемый для «отчаливания» от орбитальной станции и первоначального разгона; а также для торможения на участке ближнего сближения со станцией. Он был заметно больше и мощнее остальных корректировочных, и его назначением было удаление корабля на безопасное расстояние (около 300 км), на котором можно было уже включать маршевые двигатели.

– Запуск программы выбора кормовых и носовых корректирующих двигателей! – скомандовал командир. Инженер смены запустил программу, автоматически выбирающую и запускающую корректирующие двигатели. Компьютер с помощью спутниковой навигационной системы определял положение корабля в пространстве, и выбирал тройку двигателей, включение которых разворачивало корабль без отклонения от заданной траектории. В этот раз компьютер включил один двигатель на корме и два на носу. Колонки цифр на мониторе, определяющие координаты корабля в пространстве, замелькали меняющимися значениями. Трехсотпятидесятитонная махина начала медленно разворачиваться вокруг своего центра масс. В конце маневра для компенсации разворачивающего импульса и фиксации корабля на прежнем курсе включилась пара двух незадействованных в начале маневра двигателей на корме и один на носу. Корабль замер. Весь разворот занял минуту и восемнадцать секунд, что может показаться неправдоподобным. Тем не менее, это было так, потому что в космосе ведь нет никакой среды, препятствующей таким маневрам. Корабль слегка сместился с курса из-за небольшой инерционности двигателей и погрешности вычислений компьютера. С разрешения командира инженер ввел новые текущие значения, компьютер обработал их и выдал величины и знаки коррекции по курсу и тангажу. Корректирующие двигатели опять отработали, включившись на одну-две секунды, и корабль встал на прежний курс. Теперь можно было снова включать маршевые двигатели, но уже на обратную тягу, для торможения. Процедура включения, естественно, была обратной по последовательности процедуре выключения. На камере наблюдения стали видны быстро растущие хвосты бело-голубой плазмы, истекающие из сопел двигателей.

– Держать обороты насосов на 85-ти процентах от максимальных! – скомандовал командир дежурному инженеру. При нормально работающих термодатчиках, даже если двигатели оказывались на солнце, обороты насосов редко повышались до 85 %. Теперь же, с потенциально неисправными термодатчиками надо было быть вдвойне осторожными, и держать производительность насосов повышенной. При такой производительности жидкий азот гарантировано хорошо охлаждает магниты, что позволяет создавать нужную конфигурацию магнитного поля, удерживающего плазму в рабочих камерах на безопасном расстоянии от стенок двигателей и управляющего ее истечением.

– Есть держать на 85-ти процентах! – отрапортовал дежурный инженер смены и выставил обороты всех насосов на нужном значении.

Игорь проснулся, как ему показалось во сне, от ощущения переворачивающейся каюты. В момент, когда маршевые двигатели выключились перед разворотом, исчезла та небольшая искусственная гравитация, которая создавалась ускорением, сообщаемым кораблю двигателями. Когда же они снова включились, снова появилось ускорение, но уже противоположно направленное; а с ним опять небольшая гравитация. Под ее действием гамак, в котором он спал, несколько осел и провис на растяжках. От этого он и проснулся. Спальные гамаки были изобретением, пришедшим в космонавтику из военно-морского флота. И там, и здесь они использовались прежде всего из-за недостатка места. Гамак после сна можно было легко отцепить, скатать в скатку, и подвесить так, чтобы он занимал минимум места. Только на флоте спать в гамаке можно было исключительно на спине. В космосе же гравитации не было (либо была очень небольшая, когда корабль летел с ускорением), за счет чего гамак почти не провисал. Кроме того, специальная система растяжек позволяла достаточно плотно натянуть гамак, так что его дно становилось довольно жестким и плоским. К нему крепился спальный мешок, что позволяло спать раздетым, и даже переворачиваться на бок или спину. Хотя, как было замечено, в космосе спящий человек переворачивается гораздо реже, чем на Земле. На Земле, по причине довольно большой силы тяжести, если долго лежать в одном положении, можно отлежать мышцы, стиснутые весом тела. Поэтому мы инстинктивно, часто даже не просыпаясь, переворачиваемся во сне до 60 раз за ночь, когда отлежанные мышцы сигнализируют в мозг. В космосе же, в невесомости мышцы ничем не сдавливались, и можно было проспать, перевернувшись всего с десяток раз. Игорь глянул на Таню, посапывавшую в соседнем гамаке. На ее лице блуждала детская улыбка, оттого оно было особенно прекрасным. Он вспомнил вчерашний день, и довольная улыбка появилась и на его лице тоже. Несмотря на все неудобства занятий сексом в невесомости, вчерашняя вспышка страсти между ними была экстраординарным событием в аскетическом быте астронавтов.

LIX

После удачного бегства из борделя Фишеру пришлось спешно уйти из маленькой съемной квартирки. Он не был до конца уверен в том, что Изабель не поднимет шум из-за убитой шлюшки, или не станет искать его через своих друзей-бандитов. Изабель сожительствовала с одним из главарей бандитской группировки, одноглазым Клаусом. Тот был знаменит жестокими расправами над провинившимися, и не щадил даже женщин и детей. Когда Фишер узнал об этом от своего разбитного всезнающего приятеля, он решил не искушать судьбу; и исчез, взяв с собой только чемодан с самым необходимым. Приятель отвел его в клуб, где обосновались неонацисты. С его рекомендацией Фишера приняли с распростертыми объятьями. Дали ему комнатку в дальнем конце здания, немного денег; и предложили вступить для начала в DJPF, молодежное крыло партии. Фишер после всех злоключений за последний год уже вполне созрел, и, недолго думая, согласился. Как бывшего кадрового военного с боевым опытом его сразу поставили командиром взвода нацистских молодчиков. Молодежный союз имел полувоенную структуру, боевики были сколочены в отделения и взводы по территориальному признаку. Время от времени организовывались поездки в лес на стрельбища, где волчата Брандта оттачивали умение владеть оружием и приемами рукопашного боя. Опыт Фишера оказался востребованным, он сам умело подошел к организации подготовки нацистского молодняка. Его заметили "наверху", и стали продвигать по партийной служебной лестнице. За два с небольшим года он сделал головокружительную карьеру от командира взвода до "югендфюрера", как называлась его нынешняя должность в партии. Помимо таланта организатора в нем открылся также и ораторский талант; и он начал блистать на партийных сборищах, зажигая аудиторию пламенными речами. Авторитет его в партии вырос настолько, что он стал соперничать за верховное фюрерство с самими Брандтом, стоявшим у истоков партии. В партийной верхушке началась междуусобная борьба за власть, ослабляющая позиции партии на политической арене страны. Это тщательно скрывалось от рядовых членов, но руководство высшего и среднего звена было достаточно осведомлено. Когда Глендейлу рассказали об этих распрях, он высказал искреннее сожаление. В самом деле, партия, достигшая немалых успехов стараниями ее высших бонз, в том числе и Брандта с Фишером, теперь их же стараниями откатывалась назад. Пример для подражания в его понимании теперь становился антипримером.

В Германии президенту Глендейлу тоже не особенно везло с политической поддержкой. Только неонаци и поддержали его публично, больше никто не решился. Уж слишком одиозной фигурой стал президент Соединенных Штатов.

Следующей страной в программе была Италия. Когда-то довольно мощная итальянская экономика, бывшая на передовых направлениях многих научных исследований, технологических прорывов, теперь хронически отставала от остальных главных экономик Европы. Страна уже много лет страдала от почти непрестанных засух. Волны нелегальных эмигрантов, главным образом из Северной Африки, Балкан и Восточной Европы, то и дело накатывались на маленькие Апеннины. Население перевалило за 100 млн., из которых только чуть более половины обладали каким-либо легальным статусом. Страшная перенаселенность подстегнула цены на землю и жилье, сделав приличное жилье доступным только весьма состоятельным людям. Около 70 % населения ютилось в старых домах, многие из которых были в аварийном состоянии. Недостаток пахотной земли и затяжные засухи привели к хроническому дефициту и жесткому рационированию продовольствия. Рационированный пакет продуктов был вполне доступен любому работающему или пенсионеру. В свободной же продаже продукты тоже были, но большинство их ассортимента было доступно только людям с достатком не ниже среднего, и то не каждый день. Очень напряженной была криминогенная ситуация. Орды иммигрантов из арабских стран, Африки, зачастую имевших весьма приблизительные и своеобразные понятия о законности и порядке, и вели себя в стране в соответствии со своими понятиями. Но страшнее всех была мафия; причем, не родная, итальянская, а «русская», как ее все называли. Основана она, и правда, была выходцами из России, но уже давно стала интернациональной. Все же, ее руководство и костяк боевиков составляли русские, а рядовые члены (или «быки» на мафиозном слэнге) были уже кто угодно, но тоже выходцы из России. Русский язык и здесь был объединяющим людей разных национальностей. «Русская» мафия давно уже заткнула за пояс доморощенную итальянскую по размаху деятельности, глубине проникновения в общество и… жестокости. Полиция и спецслужбы время от времени проводили «зачистки» в рядах мафии, но они ограничивались, главным образом, вылавливанием рядовых членов, и никогда не доходили до верхов. Сразу после такой децимации активность мафии на какое-то время резко снижалась, но после вербовки новых «быков» все возвращалось на круги своя. Высший эшелон «неприкасаемых» редко оказывался потревоженным благодаря осведомителям в руководстве силовых структур и мощной юридической защите дорогих, но от этого не менее продажных адвокатов. Италия оставалась Италией, и мафия в ней была неистребима, особенно такая, как русская.