Текст книги "Вторая колыбель"

Автор книги: Игорь Ласьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

LII

Когда Михаэль упустил плату и пустился за ней вдогонку, он на какое-то время оказался вне поля зрения Игоря и Джека. Пропустила этот момент и дежурная смена, следившая за работающей снаружи бригадой в камеры внешнего наблюдения. Его отсутствие они обнаружили только тогда, когда его страховочный фал отцепился от поручня. А с фалом случилось вот что: когда Михаэль в последний раз перецеплялся карабином, он слишком энергично нажал на его защелку. Пружинка на защелке не выдержала такого нажатия, ведь при -80 °C металл становится хрупким. Она лопнула, и защелка болталась, уже не препятствуя карабину соскользнуть с поручня. От движений фала туда-сюда карабин сместился и отцепился. Когда Михаэль обнаружил, что он уже не прицеплен к кораблю, он секунд на пять лишился дара речи от ужаса. Этого времени оказалось достаточно, чтобы свободный конец фала "уплыл" от корабля метров на шесть. Тут его отсутствие обнаружили Игорь и Джек. Игорь сразу же сориентировался, отцепил свой фал, быстро переместился в конец двигателя, намереваясь прицепиться своим карабином за самую крайнюю точку поручня, и на полной длине своего фала попробовать достать уплывающий фал Михаэля. Но расстояние до него было явно больше пяти метров, а это была предельная длина их страховочных фалов. Игорь окликнул Джека:

– Джек, быстро отцепляйся, и пулей сюда! – и тут же доложил на центральный пост, – Центральный, у нас ЧП! Михаэль отцепился, и сейчас находится метрах в десяти от корабля, медленно удаляясь! Достать его на своем фале не смогу, он уже слишком далеко! Попробую сцепить свой фал и фал Джека! Срочно готовьте "Рокет-Мэна"!*

– Вас понял, сейчас же готовим "Рокет-Мэна"! Доложите сразу же о результатах Ваших действий! – откликнулся центральный пост. Тем временем Джек уже был рядом, протягивая Игорю конец своего отцепленного фала, а другой рукой держась за поручень. Игорь прицепил один конец фала Джека к свободному концу своего, а другой конец – к концу поручня, ближайшему к Михаэлю. С силой оттолкнувшись, он полетел назад по курсу, намереваясь схватить конец фала Михаэля. Вот оба фала, к которым был прицеплен Игорь, растянулись на полную длину. Но фал Михаэля был уже позади, метрах в двенадцати. Вытянув в отчаянной, но, как и сам он понимал, уже бесполезной попытке обе руки к Михаэлю, Игорь от отчаяния буквально зарычал протяжным громким рыком.

– Игорь, Игорь, брось мне конец фала! Брось мне фал! – кричал Михаэль, уже осознающий безнадежность своего положения.

– Фала у меня больше нет, Михаэль! – упавшим голосом ответил Игорь. Тут же он доложил в центральный пост о своей неудавшейся попытке. Надо было возвращаться, Михаэлю он уже ничем помочь не мог. Игорь потянул за фал, перебирая его и приближаясь к кораблю. Добравшись до места, где его ожидал Джек, он отцепил и отдал ему один фал. Бросив взгляд назад, он увидел еле различимую в черноте космоса белую горошину, в которую превратился Михаэль. В наушниках слышался дрожащий призыв Михаэля:

– Не бросайте меня, ради всего святого, не бросайте! Спасите меня-ааа!!!

Тут, возможно, читатели, как следует учившие физику в школе, постараются уличить автора в фальсификации. Как же, мол, астронавт, даже полностью отделившийся от корабля, будет отставать от него, да еще так быстро? В космосе нет воздуха, оказывающего сопротивление предметам. Любой предмет, отделившийся от корабля, должен просто лететь рядом с ним, не отдаляясь. Ведь прямо перед отделением этот самый предмет имел такую же скорость, как и корабль. Даже если учесть, что Михаэль слегка оттолкнулся назад в погоне за упущенной платой, все равно он не должен был так быстро и так далеко отстать от корабля. Все это так, если бы речь шла о корабле с химическими маршевыми двигателями, которые отключаются после вывода корабля на межпланетную траекторию, где корабль летит уже без ускорения. Плазменные же двигатели работают и после вывода, разгоняя корабль до середины пути, после чего начиналась фаза торможения. Корабль движется с ускорением, сообщая такое же ускорение и всем предметам на борту. Но как только что-то отделяется от него, оно перестает получать импульс, сообщаемый двигателями, и начинает отставать. К тому же, прирост этого разрыва увеличивается каждую секунду, потому что корабль движется с ускорением. Поэтому-то Михаэль так быстро и отстал.

– Центральный, вы там что-то делаете с "Рокет-Мэном"?! – раздраженно спросил Игорь.

– Да, он почти готов! Вы закончили с установкой плат? – в свою очередь спросили с центрального поста.

– Мы с Джеком – да; у Михаэля осталась одна неустановленная! – ответил Игорь.

– Надо закончить! У вас остались запасные?

– У меня осталась одна! – сказал Джек.

– Поставьте ее, и возвращайтесь назад! – скомандовали с центрального.

Тем временем в шлюзовой камере шла лихорадочная подготовка к выпуску "Рокет-Мэна". Выяснилось, что по недосмотру техника смены не были заправлены его бачки с горючим и окислителем, хотя он должен был быть в полностью снаряженном состоянии, на случай подобных сегодняшнему ЧП. Заправка требовала около 20 минут, так как требовалось помимо собственно заправки еще отнести скафандр с места хранения до топливного отсека, а потом назад. Потом тому, кому предстояло спасать, требовалось надеть на себя скафандр, выйти в шлюзовую камеру, переждать откачку воздуха, и потом только выходить в открытый космос. На это требовалось еще около 8-10 минут. Как ни торопились все поскорее привести "Рокет-Мэна" в полную готовность, он был готов только через 25 минут. К тому времени сигналы радиомаячка Михаэля, принимаемые на корабле, уже еле-еле различались на фоне галактического радиошума. Тут инженер дежурной смены сказал:

– Командир, не надо посылать "Рокет-Мэна"! Отложите хотя бы на время его выход, а я объясню, почему!

Командир дал команду спасателям задержать на время выход "Рокет-Мэна". Все, кто был в центральном посту, вопросительно уставились на инженера.

– Сигнал радиомаячка Михаэля уже почти не принимается. Это значит, что он на расстоянии не менее 50 км. Это практически предельный радиус полета "Рокет-Мэна". Но, во-первых, даже если он найдет Михаэля, вернуться с ним назад он сможет только при условии, если корабль сию же секунду встанет, как вкопаный. Сами понимаете, что это невозможно, наши двигатели работали все это время, и сейчас работают. Во-вторых, мы не можем дать "Рокет-Мэну" не то что точные координаты Михаэля, а хотя бы направление на него, без сигнала его радиомаячка. На нашем бортовом радаре Михаэль неразличим, ЭПР* его скафандра просто ничтожна. И в оптику на таком расстоянии, да на фоне звездного неба, он неразличим тоже. В тепловизор, я думаю, мы его тоже не увидим. Если послать "Рокет-Мэна", он и Михаэля не найдет, и сам не вернется. Даже если найдет каким-то чудом, мы все равно потеряем их обоих.

На несколько секунд в отсеке установилось тягостное молчание. Потом командир сказал оператору станции слежения:

– Посмотрите в тепловизор назад по курсу! Обследуйте конус градусов в 30 от оси!

Оператор добросовестно просмотрел в тепловизор конус позали корабля в 30о во все стороны от оси. Обернувшись назад, он отрицательно покачал головой, и заметил:

– Даже если бы он был раз в шесть ближе, мы его все равно не различили бы! Скафандр ведь почти не пропускает тепло. У него только лицо через стекло было бы едва различимо на расстоянии до пары километров от силы.

– А если… развернуть корабль, и затормозиться? – задал сам себе вопрос командир. Но тут же сам себе и ответил после краткого размышления:

– Нет, это ничего не изменит! Даже со всеми работающими на полную мощность двигателями на это ушло бы часа полтора. За это время мы разойдемся с Михаэлем на добрую тысячу километров. У него и воздуха не хватит на столько времени. А у нас нет трех двигателей, и еще три не опробованы после ремонта. Это ничего не изменит!

Командир подумал еще секунд двадцать, и, дотронувшись на экране до соответствующей секции на карте-схеме корабля, переключил связь на шлюзовую камеру:

– Говорит командир! Спасательной команде – отбой! Повторяю, спасательной команде – отбой!

– Центральный, мы вас правильно поняли, нам отбой?! – недоуменно переспросил один из троих спасателей, готовивших "Рокет-Мэна".

– Да, отбой всей команде! Возвращайтесь в отсек, "раздевайте" "Рокет-Мэна", приступайте к своим рабочим обязанностям! – ответил командир.

В это время, установив последнюю плату, на борт вернулись Игорь и Джек. Переждав восстановление нормального давления воздуха в шлюзовой камере и декомпрессию, они вошли в отсек. Когда они сняли скафандры с помощью той же команды, которая «одевала» «Рокет-Мэна», и узнали от них об отмене операции по спасению Михаэля, Игорь вскипел от негодования. Добравшись до центрального поста, он распахнул люк, и буквально влетел в него, чуть не сбив командира.

– Почему Вы отменили спасательную операцию? Кто дал Вам право распоряжаться жизнью и смертью человека? – негодуя, воскликнул Игорь.

Все в отсеке замерли: выпад Игоря был прямым и грубым нарушением субординации, и по Уставу за него грозило наказание. Командир глянул на Игоря, потом повернулся к старшему помощнику, и попросил подменить его на полчаса. Снова повернувшись к Игорю, он сказал спокойно:

– Пошли за мной!

Они вышли, "доплыли" до каюты командира, он открыл дверь, и знаком пригласил Игоря войти.

LIII

Иоахим Фишер, лидер молодежного крыла неонацистской партии, семь с лишним лет назад служил в миротворческом контингенте ООН на Украине. Мотострелковый батальон бундесвера, в котором Фишер служил командиром взвода, был расквартирован недалеко от Чернигова, древнего русского города. Однажды БТР, командиром которого был Фишер, выехал на охрану гуманитарной миссии, доставляющей продовольствие полуголодному населению, измученному частыми засухами и стагнацией в экономике. В крупных городах еще как-то вертелся бизнес, люди получали какие-то деньги, имели возможность что-то покупать. А в маленьких городках бизнес скончался сам собой ввиду низкой покупательной способности населения и постоянных грабежей. В буферной зоне между собственно Украиной и самопровозглашенной Восточно-Украинской республикой после окончания войны появилось множество до зубов вооруженных банд, состоящих частично из местных, и частично из наемников всех мастей. Они занялись грабежом, поначалу местного населения (кто еще остался); а когда у него грабить стало нечего, переключились на гуманитарные конвои. Продовольствие и товары первой необходимости – основные грузы, доставляемые конвоями; всегда пользовались большим спросом в полуголодной и бедной стране. Награбленное вывозилось в города, где сбывалось оптом через "своих" людей. Конечно, чтобы избежать ненужных проблем с властями, бандиты "подмазывали" чиновников из городских и сельских администраций, полиции, начальников воинских частей. Подкупленные чиновники давали "наводки" на конвои, обеспечивали беспрепятственный провоз награбленного, прикрывали торговлю им, и предупреждали бандитов о готовящихся против них "зачистках". Колонна миссии прибыла в Чернигов, и оттуда в сопровождении четырех БТРов с солдатами-миротворцами выехала в маленький городишко в 120 км от Чернигова, который находился в буферной зоне ответственности батальона Фишера. В голове и хвосте колонны ехали по два БТРа, Фишер был в головном. Колонна почти вся въехала в неширокую просеку через лес, по которой проходила порядком разбитая дорога. До городка оставалось 45 км, когда из леса и в хвост, и в голову колонны по БТРам ударили ручные гранатометы. Оба головных и второй хвостовой БТРы задымили. Двое человек из девяти в экипаже Фишера, включая его лучшего друга Ганса Хофмайера, были убиты; остальные все целы, только кое-кто был слегка контужен и поцарапан осколками. Фишер дал команду экипажам подбитых машин покинуть их, и занять оборону по бокам колонны. Все уцелевшие вылезли из всех подбитых машин, экипаж хвостовой уцелевшей машины открыл стрельбу в лес. Солдаты рассыпались вдоль кюветов по сторонам дороги и открыли стрельбу. Фишер связался по рации с командиром уцелевшего БТРа, и попросил его передать на базу, что они атакованы, и чтобы оттуда выслали пару десантных и пару вертолетов огневой поддержки. Иначе долго им не выстоять, аммуниция расходуется быстро, а бандиты имеют тактическое преимущество: они – в лесу, который знают, как свои пять пальцев. Фишер передал по цепи, чтобы экономили патроны, стреляли только по бандитам, а не в белый свет для острастки. Неизвестно, с какими силами бандитов они столкнулись, и успеет ли до захода солнца подоспеть помощь. Бандиты знали, что с заходом солнца вертолеты вряд ли прилетят, и выбирали время для атаки незадолго до того. А увести машины они могли и в темноте, все окрестные дороги они знали хорошо. Тут был подбит сразу из двух РПГ последний уцелевший БТР. Из него никто не вылез; если кто и был еще жив, ему предстояло сгореть заживо. Времени и возможности у занявших оборону на дороге солдат лезть в горящую машину спасать раненых просто не было. Огонь из лесу был достаточно плотный, и велся по всей длине колонны с обеих сторон леса. Фишер заключил из этого, что бандитов было достаточно много, до двух взводов. В то же время, пока солдаты были поблизости от машин с продовольствием, они были в относительной безопасности. Бандитам были нужны исправные машины, чтобы быстро, не перегружая захваченный груз, уйти с места стычки. Поэтому по машинам они не стреляли, что давало возможность солдатам прикрываться ими. Однако, если помощь не подоспеет вовремя, у обороняющихся попросту выйдет весь боезапас; и у них просто не останется другого выбора, кроме сдачи в плен. Кажется, бандиты тоже это понимали; и ослабили огонь, постреливая, просто чтобы держать солдат в напряжении. Фишер обеспокоенно посмотрел на солнце; оно уже висело над самым горизонтом, а вертолетов все не было. И связи с базой не было, последняя "дальнобойная" рация была на последнем БТРе, который теперь чадил гигантским факелом в небо в хвосте колонны. Надо было как-то выбираться самим, не дожидаясь подмоги. Фишер передал командование своему заместителю, Гансу Рихтеру, а сам пополз вдоль канавы в хвост колонны. У него созрел план, но надо было оценить ситуацию на месте. В хвосте колонны стреляли пореже, дышалось тут легче. Фишер сказал командиру третьего БТРа Арнольду Кривицки:

– Арнольд, нам надо убираться поскорее!

– Хорошо бы еще знать, как?! – ответил Арнольд.

– Есть план! – сказал Фишер.

А придумал Фишер вот что: в хвосте колонны были два самых больших грузовика. В последний, полузагруженный, могли поместиться все оставшиеся в живых двадцать два человека. Он и стоял поперек дороги; водитель, как только начали обстреливать колонну, сделал попытку развернуться. Так что на разворот назад уйдет меньше времени. Надо было только группами, прикрывая друг друга огнем, быстро отойти назад, погрузиться, и выезжать назад, к месту отправления. В этом месте дороги, к счастью, было достаточно широко, и оба БТРа съехали на правую обочину. Если вырулить круто влево, вполне можно проехать грузовиком, не тратя времени на маневры, оценил Фишер.

Теперь надо было организованно, но быстро отойти из головы колонны в хвост. Фишер связался по рации с Рихтером:

– Ганс, отходите по двое назад, в хвост колонны! Прикрывайте огнем отход! Только быстро, нельзя, чтобы они опомнились и поняли, что мы затеяли!

– Понял, Иоахим! Отходим! – ответил Рихтер.

Уже начало темнеть, и Фишер приказал всем надеть тепловизионные очки. Большие, как у лыжников, очки были снабжены тепловизором. В темноте они были незаменимы, позволяли на расстоянии до тридцати метров в полной темноте различать бегущую крысу. В очки было видно солдат, группами по двое перебегающих из головы колонны. Пока двое передних перебегали, двое задних огнем прикрывали их отход. Фишер порадовался, что выбил для своих бойцов пламегасители на автоматы, иначе в сумерках их отлично выдавали бы вспышки выстрелов. Похоже, что у бандитов не было тепловизионных очков, потому что они не перенесли огонь сразу же вслед отходящим солдатам. А эхо стрельбы не сразу позволило обнаружить их отход.

– Быстрее, ребята, в кузов, быстрее! – понукал подбегающих солдат Фишер. Наконец, последние четверо полезли в кузов, и Фишер дал команду водителю заводить и выруливать круто влево. Тут вдруг наступила тишина; бандиты уловили, что солдаты больше не стреляют. Они тоже прекратили огонь, стремясь понять, почему. Тут заурчал мотор грузовика, и он с места рванул, круто взяв влево. Фишер подтолкнул последнего солдата в кузов, закинул туда свой автомат, схватился за борт, и сильно оттолкнувшись ногами, запрыгнул на подножку под рамой кузова. Но тут что-то сильно толкнуло его в правое плечо, и он сорвался с борта. Упав на дорогу, он почувствовал сильную боль пониже правой ключицы, и тепло, разливающееся по боку под одеждой. "Ранен?!" – промелькнуло в мозгу. Последнее, что он видел перед потерей сознания, были огоньки выстрелов автоматов подбегающих к нему бандитов и уносящийся прочь грузовик.

LIV

Командир открыл шкафчик, достал оттуда два тюбика с коричневатой прозрачной жидкостью. Протянув один Игорю, сказал:

– Давай…. за Михаэля! Будет ему… космос пухом! – мрачно сострил он. Игорь открутил крышечку на тюбике, поднял тюбик. Они оба помолчали несколько секунд, потом выдавили в рот содержимое тюбиков. Коньяк побежал по горлу, приятно согревая все внутри. Все жидкости в рационе астронавтов были в тюбикообразных контейнерах. Ведь в космосе, при нулевой гравитации, жидкость либо собиралась в шарик, будучи вылитой из сосуда; либо растекалась ровным слоем по всей поверхности сосуда. Другого способа выпить жидкость без потерь, кроме как выдавить ее из тюбика прямо в рот, просто не было. Спиртное на корабле было под строжайшим контролем командира. Выдавалось оно только для отмечания праздников, дней рождений членов экипажа и других важных торжеств; и в весьма умеренной дозировке, не более 200 мл вина или 100 мл более крепких напитков на человека. Поначалу новичкам эти ограничения казались чрезмерно строгими, но через время каждый начинал понимать их справедливость. Стоило бы только ослабить контроль за спиртным, и в условиях замкнутого пространства, рутинной работы среди одних и тех же людей не всякий устоял бы перед грехом пьянства. У командира, как и у всякого начальника, был свой небольшой НЗ спиртного… на всякий случай. Выпив свой коньяк, командир помолчал с минуту, мрачно вперившись взглядом в стену. Потом сказал Игорю:

– Знаешь, чем отличается твоя должность от моей? Помимо размера жалованья, конечно! Ты отвечаешь за железо, ну, и еще за нескольких человек твоей смены. Я же отвечаю еще и за весь экипаж; за всех вместе, и за каждого в отдельности. Неужели ты всерьез полагаешь, что я принял это решение, не взвесив все, и не рассмотрев все варианты?

Игорь вытаращился на него, ожидая далее каких-то объяснений. Но командир сказал:

– Ты сам инженер, и весьма неплохой! Подумай, сопоставь все факты, и ты сам придешь к тому же решению! А сейчас… иди, работай! Да, напиши сегодня же рапорт обо всем случившемся; все, что вам видел и знаешь! Рапорт сдашь мне… завтра уже сдашь, как на смену придешь!

Игорь, слегка ошарашенный, вышел из каюты командира, и направился по своим делам. И в самом деле, ему как-то и в голову не пришло, что командир не мог принять такое решение наобум; без выяснения всех обстоятельств, не посоветовавшись с другими, не учтя всех последствий своего решения. Игорь и сам уже интуитивно понимал правильность решения командира. Ему просто не хватало времени спокойно разложить все по полочкам, и сделать несложные расчеты. Командир тоже покинул свою каюту, направившись в центральный пост. В рубке центрального поста царила обычная деловая суета людей, знающих свое дело от и до. Командир "вплыл" в отсек, сел в свое кресло. Минут пять он сидел, еще и еще раз прокручивая в голове события сегодняшнего дня; спрашивая себя, правильно ли он оценил ситуацию и верное ли принял решение. Но нет, в сотый уже раз перебрав все обстоятельства ситуации, учтя все варианты развития событий, он только утвердился в правильности своего решения. Теперь по возвращению на Землю предстоит расследование. Комиссия по летным происшествиям будет расследовать обстоятельства дела; его и других членов экипажа, причастных к событиям, повлекшим за собой потерю Михаэля, будут донимать расспросами. Как будто это что-то изменит теперь. Нет, он понимал, что так и должно быть, что это неизбежно. Но… Михаэля уже не вернут никакие комиссии и разбирательства. А это было самым тяжким грузом на душе у командира. Это было тяжелее любых обвинений и наказаний, даже если они последуют.

Командир повернулся к старшему помощнику, и сказал:

– Виктор, все ли готово для тестирования установленных плат?

– Да, командир! – ответил Виктор Фернандес, испанец, инженер-астронавт ESA, Европейского Космического Агентства. Командир работал с Виктором уже не первый год, знал его еще по работе в Европейском Центре космических исследований в Тулузе. Когда был объявлен набор в экипажи космических челноков, командир составил протекцию Фернандесу. Они и здесь отлично сработались, понимая друг друга с полуслова, и часто предугадывая действия друг друга в той или иной ситуации.

– Ну что ж, тогда начнем! – сказал командир, и кивком головы дал знак инженеру дежурной смены начинать. Инженер ткнул несколько раз пальцем на своем мониторе, выведя крупно схему управления насосами системы охлаждения электромагнитов первого кластера. На первом этапе тестировались только сами платы схемы управления насосами, вхолостую, без включения двигателей. Необходимо было выяснить, работают ли платы, установленные группой Игоря, и все ли они работают. Для этого прокачка азота осуществлялась через неработающие двигатели, а потом азот возвращался в топливную цистерну по возвратному контуру. Инженер задал повышенные обороты в схеме управления первым насосом, она отработала их. Через минуты три задал пониженные, она вновь отработала. Еще минуты через три вновь вернулся к повышенным значениям; и в этот раз все прошло, как по маслу. Далее эта процедура была повторена на каждом из оставшихся 26-ти насосов двигателей первого кластера. Все насосы отрабатывали изменения, вводимые оператором, и устойчиво работали в разных режимах. Инженер доложил о результатах командиру, но это было излишне; командир и сам видел, что система работает, как часы. Наконец они получили полностью контролируемую систему охлаждения магнитов двигателей первого кластера. Теперь можно было включать и сами двигатели.

Включив подачу азота в рабочие камеры двигателей, инженер включил мощнейшие СВЧ-генераторы, доводящие газ до состояния высокоионизированной плазмы. Вместе с ними включались также и электромагниты, фокусирующие и удерживающие плазму на безопасном расстоянии от стенок рабочих камер двигателей, и управляющие ее истечением из сопла. Вот температура плазмы и степень ее ионизации достигли рабочих значений. На камере наблюдения за первым кластером стали видны растущие бело-голубые хвосты потока плазмы из сопел.

– Есть истечение плазмы из сопел всех трех двигателей! – подтвердил инженер смены.

– Держите обороты насосов системы охлаждения магнитов на уровне 85 % от максимальных! – приказал командир. – Особо следите за насосами, когда двигатели первого кластера окажутся на солнечной стороне!

– Есть, командир! – ответил инженер.

Высокая производительность насосов системы охлаждения позволяла эффективно охлаждать электромагниты, независимо от того, работали или нет внешние термодатчики, управляющие насосами. Вероятность их отказа после пролета корабля через облако выброса радиации была очень высока, и полагаться на них было нельзя. Теперь даже если двигатели первого кластера окажутся на солнечной стороне, а термодатчики не сработают, можно было не опасаться повторения взрыва, случившегося на втором кластере.

Смена Игоря закончилась полчаса назад. Придя в свою каюту, он попробовал было написать рапорт об инциденте с Михаэлем. Едва начав, он застрял тут же. Мысли снова и снова возвращались к произошедшему сегодня. В сотый раз он перебирал свои действия, пытаясь убедить самого себя, что это он где-то недосмотрел, что тут в чем-то была его вина. Формально он ни в чем не был виноват. Все члены группы получили подробный инструктаж и по проведению работ, и по мерам безопасности. Михаэль сам, по своей инициативе пустился ловить плату, нарушив инструкции. Но… Игорь знал, что в одном он сплоховал. За минуты четыре-пять до того, как Михаэль пустился в погоню за той злосчастной платой, Игорь в последний раз поглядел на обоих своих товарищей. До того он делал это чаще, каждые пару-тройку минут, постоянно держа ситуацию под контролем. Он не видел, конечно, все мелочи, которыми были заняты его товарищи, но, по крайней мере, постоянно держал их самих в поле зрения. А тогда… тогда он провозился дольше, чем надо, с последней платой. Она все не влезала в разъем, пока он не прогрел его слегка горелкой. Этого времени оказалось достаточно, чтобы «прозевать» Михаэля. И в этом была и его вина, как ни крути!

Тут зазвонил видеофон. Он глянул на маленький экранчик, это была Таня. Он вдруг поймал себя на мысли, что очень хочет увидеть ее, и прямо сейчас. Они встречались почти каждый день на протяжении этого… почти месяца со дня знакомства. И чем дальше, тем большую симпатию друг к другу чувствовали. Он поднял трубку.

– Игорь, привет! – поздоровалась она.

– Привет, Таня! – ответил он.

– Соболезную тебе! – сказала она.

– Спасибо! – ответил он. – А… откуда, собственно, тебе это известно?

– Да…. неважно! – сказала она. Из чего Игорь заключил, что кто-то из экипажа слишком много болтает. Ведь всем членам экипажа, кто знал о таких происшествиях, запрещалось распространяться о них среди пассажиров, дабы не сеять панику среди порой чересчур впечатлительных натур.

– Ты… сейчас можешь зайти?! – спросила Таня с надеждой в голосе.

– Да! – ответил Игорь несколько более эмоционально, чем следовало бы, чтобы казаться отстраненным.

– Ну, давай тогда! Жду! – тоже несколько взволнованно произнесла Таня.

LV

Когда Фишер очнулся, он обнаружил себя на койке в маленькой больничной палате. Кроме него там было еще три человека: двое взрослых мужчин, и один подросток лет шестнадцати. Мужчины были легко ранены: один-в правое предплечье, а второй, пардон, в мягкое место. А вот мальчишка был тяжелый, судя по хрипам и всхлипам, каждый раз доносящимся из его легких при вдохах-выдохах. Фишер сделал попытку приподняться на локтях, но резкая боль в правом плече не дала этого сделать. Он оглядел свое плечо: оно все, а также и правый бок, было обмотано бинтами, на которых кое-где слегка проступила кровь. Заметив, что он пришел в себя, один из мужчин, тот, что был ранен в предплечье, крикнул:

– Сестричка, тут этот… немчура очухался! – и, обращаясь к Фишеру:

– Щас тебе достанется, немчура! Наша Галка, она вас жуть как не любит!

Тут в палату вошла Галка, дородная бабища средних лет, местная сестра-сиделка. Уперев руки в бока, она оглядела Фишера издалека, и процедила сквозь зубы:

– Тут путним людям нема места разместиться, так еще этот… Фриц чертов! У-уу, чтоб тебе повылазило, ироду!

– Я не есть Фриц, я есть Иоахим! – ответил на ее реплику Фишер. У него были неплохие способности к языкам, и за два года службы на Украине он неплохо овладел русским, общаясь с местными в увольнениях и на службе в совместных гуманитарных акциях. И добавил:

– Скажите обо мне Вашему начальству!

– Уже бегу, аж спотыкаюсь! – пробурчала Галя. – Знает о тебе наше начальство!

Тем не менее, сестра вышла, и через минуты три вместе с ней в палату вошел мужчина средних лет, в полевой форме украинского образца. Представившись Геннадем Петровичем, он спросил Фишера, как тот себя чувствует. Фишер ответил, что неплохо, только слабость во всем теле. На просьбу сообщить о нем в штаб миротворческих сил или представительство ООН, Геннадий Петрович ответил, что это не в его компетенции, и что вопрос о нем решается начальством. А пока что, если Иоахим не возражает, его покормит Галина, сестра-сиделка. Фишер был не особо голоден, но рассудил, что он не на курорте; и пока кормят, надо пользоваться случаем. Он видел, в каком состоянии месяца три назад привезли из плена двух журналистов и двух солдат-американцев, за которых украинские "стрельцы" (как сами себя называли бандиты), получили выкуп. Бедняги были похожи на скелеты; видно, попали в плен либо к очень жадным, либо очень бедным бандитам. Тут Галина принесла обед: тарелку борща с кусочком курицы и гречневую кашу. Сам Фишер есть не мог из-за ранения в правое плечо и сильной слабости из-за большой потери крови, поэтому Галине пришлось кормить его с ложки. Во время кормления он прослушал пространный монолог Галины о том, какие подлецы миротворцы, подстрелившие полгода назад в стычке ее мужа и брата. На вопрос, как это произошло, Галина сказала, что их подстрелили во время "эксприации" (так в ее произношении звучало "экспроприация") грузов гуманитарного конвоя. На резонное замечание Фишера, что они ведь грабили, Галина обозвала его дурнем; и добавила, что это там им легко рассуждать, в сытой и мирной Европе. А здесь то война, то безработица, то неурожай. И со всех сторон норовят мирного селянина ограбить, и свои, и чужие. Фишер не стал спорить по поводу нравственности местных "мирных" селян, робингудствующих на больших дорогах. Все равно, у нее на любой его аргумент найдется контраргумент, да и его выздоровление сейчас зависит от этой громогласной бабенки.

Маленькая больничка, в которой валялся Фишер, была в захудалом городке на самой границе Украины и Восточно-Украинской республики. Собственно, граница в этих местах демаркирована не была, и обе стороны то и дело предъявляли права на тот или иной населенный пункт. Но ни у той, ни у другой стороны не было достаточно политической воли и влияния положить конец беззакониям в приграничной полосе. Центральные лидеры обеих сторон были заняты междоусобной борьбой за власть, и до ситуации на границе никому особого дела не было. Пользуясь послевоенной разрухой и слабостью местной власти, украинские «стрельцы» боролись за «возвращение Восточной Украины в лоно единой и неделимой Украины»; или попросту… бандитствовали на больших дорогах, да держали в страхе население мелких городков да поселков. Справедливости ради надо сказать, что отряды «народной милиции» Восточной Украины тоже не оставались в долгу, частенько углубляясь в ближние тылы противника и грабя всех подряд. Чтобы уже совсем не выглядеть бандитами с большой дороги перед всем миром, бандиты с обеих сторон рядились в шкуры «борцов за независимость» и «борцов за воссоединение». Но идейности в них было на копейку; все остальное было замесью жадности, авантюризма и простого желания легкой и разгульной жизни в постепенно приходящей во все больший упадок стране.