Текст книги "Поединок"

Автор книги: Игорь Крутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

3

Через пару дней прямо на улице к Ивану подошел подтянутый молодой человек.

– Товарищ Шмелев? – осведомился он.

Иван, остановившись, смерил его с головы до ног.

– Кому товарищ, а кому и не очень, – туманно ответил он. – С кем имею честь?

– Я из Службы безопасности, – молодой человек издалека показал ему раскрытую красную книжечку. – Капитан Смирнов. Мне нужно поговорить с вами.

– Спохватились! – усмехнулся Иван. – Где вы были, когда я чуть ли не сам искал вас? Что надо?

– Поговорить, – повторил Смирнов и кивнул в сторону.

Недалеко от них стояла «Волга», припаркованная к обочине.

– О чем? – спросил Иван и, не дожидаясь ответа, зашагал к машине. Смирнов последовал за ним.

Они сели в салон: Смирнов на место водителя, Иван – рядом.

– Это хорошо, что вы сразу согласились со мной поговорить, – сказал Смирнов. – Я опасался осложнений.

– А что, у меня есть выбор? – Иван взялся за ручку двери машины. – Могу и выйти.

– Погодите, – остановил его тот. – Конечно, у вас есть выбор. Но сначала давайте все-таки поговорим.

– Давно уже пора начать наш разговор, – нетерпеливо сказал ему Иван. – А то ведь у меня времени мало.

– Давно ли? – тут же отозвался Смирнов. – Еще совсем недавно у вас было его полным-полно.

– Значит, вы наблюдали за мной со стороны? – как бы заинтересовался Иван. – То есть вы хотели посмотреть, как долго может опускаться профессионал, становясь алкашом? Кстати, может, выпьем?

– В другой раз, – покачал головой Смирнов. – Но вы не правы. К тому же вы должны понимать, что обсуждать и комментировать наши действия вам не нужно. Мы просто ожидали естественного хода событий.

– Чего вы ожидали? – недоуменно переспросил Иван.

«За кого они меня принимают? – расстроился он. – Грубо, очень грубо».

– Все идет как надо, – проговорил Смирнов. – Вас завербовали, верно? Именно этого мы и ждали.

– Что значит – завербовали?! – оскорбился Иван. – Меня просто взяли на работу. Я не шпион.

– И замечательно, – улыбнулся Смирнов. – Пусть взяли на работу, если вам так больше нравится. Но теперь мы хотим, чтобы вы вспомнили, что государство потратило на вас кое-какие деньги, чтобы выучить вас. И вы должны…

– Стоп! – сказал ему Иван. – Ты мне эту песенку не пой, дорогой товарищ. Того государства, что тратило на меня деньги, нет. Нет такого государства! А то, что есть, – выкинуло меня. Понятно?

– Не будьте ослом, Шмелев. Мы восстановим вас в органах и повысим в звании. За то, что вы будете выполнять ту работу, которую и должны выполнять, если у вас есть хоть капля патриотизма.

– Короче – чего ты хочешь? – напрямик спросил его Иван.

Смирнов улыбнулся.

– Ну вот, – сказал он. – Вот мы и добрались до сути дела. Нас немного волнует этот Старик – так его называют приближенные, верно?

– Понял, – с ходу сказал ему Иван. – И вот что я тебе хочу сказать: во-первых, повторяю для дебилов, – я не шпион. Во-вторых, именно этот, как ты выражаешься, Старик протянул мне руку, когда я подыхал, фигурально говоря. В-третьих, не какое-то там государство делает в данный момент ремонт в моей квартире, а именно этот реальный Старик. И в-четвертых, даю честное слово, что это государство сидит у меня в печенках. Я не хочу иметь с ним дела. Одно могу только сказать: вы меня выбросили, как использованный презерватив, и по вашей милости я чуть не стал алкашом, а Старик меня подобрал, и я снова почувствовал себя человеком. Понял? До свидания! – И он открыл дверцу машины.

– Погодите, Шмелев, – остановил его Смирнов, и Иван задержался.

– Ну? – сказал он. – У меня очень мало времени.

– Успеете к своему рабовладельцу, – усмехнулся Смирнов. – Вы в курсе, что в этом районе очень низкие показатели преступности? Вы не заметили, что люди в этом районе пьют меньше обычного?

Иван расширил глаза.

– Не понял, – сказал он. – При чем здесь Старик?

– Именно это мы и хотим узнать, – сказал ему Смирнов. – Вы должны нам рассказать, при чем здесь Старик.

– Вот что я тебе скажу, – тихо ответил ему Иван. – Если Старик тут ни при чем, мне разговаривать с тобой не о чем.

– А если…

– А если при чем... – перебил его Иван, – то тогда тем более я тебе ничего не скажу. Нельзя сказать, что он святой, но, честно говоря, мне он нравится больше, чем ты. И любой другой из вашей братии.

– Эта братия – и твоя тоже, – напомнил ему Смирнов.

– Ошибаешься, – покачал головой Шмелев – Будь здоров!

И, выйдя из машины, он хлопнул дверцей и, не оборачиваясь, пошел прочь.

В тот же день он рассказал о разговоре Старику. Тот слушал его внимательно, кивал головой. И… ничего ему не сказал.

Иван понял, что прошел проверку. Она не была для него слишком трудной. Калинин на их месте действовал бы тоньше…

4

Иван внимательно осмотрел всю квартиру. И в комнате, и на кухне, и в крошечной прихожей, и даже в туалете он обнаружил по одному «жучку». Это было не самое мощное прослушивающее устройство, но достаточное, чтобы иметь полное представление о том, что он, Иван, делает, с кем общается и тому подобное.

Ладно, подумал он. Даже это можно в конце концов использовать. Талантливый человек всегда найдет применение своим талантам.

Кстати, о талантах. Сегодня его первое, по словам Старика, боевое крещение.

Оружия не было ни у кого.

Встреча была важной, и устроителям ее удалось почти невозможное убедить ее участников прийти без оружия.

Совсем. Переговоры были длительными, и в итоге это удалось.

За два часа до встречи Иван спросил у Старика:

– Ну, как? Уже известно, где именно забили стрелку?!

Тот поморщился и брюзгливо ответил:

– Ваня, избавь меня от этого хамского тона. По фене я не ботаю. Говори по-человечески.

Иван исправился:

– Где состоится встреча?

– Вот, другое дело, – удовлетворенно заметил Андрей Егорович. – Можешь ведь. Ладно. Только что договорились. В кафе «Театральное». Знаешь такое?

– Это у Тверской?

– Точно. Будешь меня сопровождать. В случае чего – мочи всех. Как понял?

– Вас понял, – отозвался Иван.

Он надеялся, что улыбается при этом вполне добродушно. Старик не любит вокруг себя зловещих лиц.

В небольшой дворик кафе три иномарки въехали почти одновременно: с интервалом в полминуты. Из каждой вышли по два человека. Лидер ореховцев привез с собой личного телохранителя, слава о котором шла от Урала до Голливуда, – Зяма Рейский был известен среди своих как непревзойденный мастер различных разборок. О его искусстве успокаивать оппонентов одним ударом просто не говорилось. Что зря трепаться?

Лидер коптевцев Сергей Воронин привез с собой мощного парня с бычьей шеей и, казалось, остановившимся взглядом. Смотреть в глаза этому парню было чуть ли не подвигом. Во-первых, у него был очень тяжелый взгляд, не каждый мог его выдержать. Во-вторых, взгляд прямо в глаза этот парень рассматривал как вызов. Ему даже Сергей был не очень-то страшен. Но тот ему доверял.

Звали его просто и лаконично: Бык.

Андрея Егоровича сопровождал Иван. Остальным участникам встречи мало что было известно об Иване, но никто на него не пялился. У каждого – свои проблемы, своя ноша, свои крест.

Все шестеро спустились в маленький подвальчик и оказались в уютном зале с мягким, приятным для глаз освещением. Сели за круглый стол.

Начал разговор Андрей Егорович.

– Итак, господа, – сказал он, по кругу осматривая присутствующих. – Надеюсь, что сегодня со всеми недоразумениями между нами будет покончено. Я уверен, что все мы здесь джентльмены и никто из нас не имеет оружия. Что касается меня…

– Можете не продолжать, Андрей Егорович, – прервал его Воронин – Мы серьезные люди.

Старик кивнул.

– Все это я сказал во избежание недоразумений, – объяснил он. – Итак, мы можем начать наши переговоры.

Зяма, Бык и Иван одновременно поднялись со своих мест и встали за спинами хозяев.

За столом остались трое, лидеры: ореховец Ефим Крянев, Воронин и Андрей Егорович.

– Ну? – сказал Старик. – Я вас слушаю, господа.

Первым с ним начал разговор Крянев.

– Короче! – сказал он. – Я понятия не имею, чем вы там у себя в Алтуфьеве занимаетесь. Я бы хотел сказать – да и знать не хочу, но не могу. Я хочу знать, чем вы там занимаетесь, и для этого сюда явился.

– Хорошее начало, – заметил Воронин. – Приблизительно то же самое, что и я хотел бы сказать.

– Что вас не устраивает? – невинно смотрел на них Старик.

– Многое! – рубанул Крянев воздух ладонью. – Вы – как та собака на сене. И сама не ест, и другим не дает. Мы не понимаем, чем вы там занимаетесь, – повторил он.

– Понятно, – кивнул Старик. – Вы не понимаете, и это вас волнует. Понятно. Но, милый Фима, я тоже много в этой жизни не понимаю, однако же я не лезу ни к кому за разъяснениями. Это не ваша территория, правда?

– По фигу! – ответил Крянев. – Не моя – будет моя. Потому что смотреть, как столько денег уплывает черт знает куда, это для лохов. Я бы даже не прислонился к этому делу, если бы вы вели себя по-людски.

– Что значит по-людски? – спокойно спросил Старик.

– Кто с вами делится? – прямо спросил его Крянев.

– Это наше дело, – спокойно ответил ему Старик.

– Я скажу, – вмешался Воронин. – Никто с ними не делится, Фима. Я даже не понимаю, чего мы это здесь время теряем. Они не деловые, коммунисты какие-то.

– Не надо нас обижать, – мягко проговорил Старик. – Давайте договоримся раз и навсегда: мы не вмешиваемся в ваши дела, а вы – в наши. Это же так просто. Ради этого не нужно было даже эту встречу организовывать.

– Нет, правда, – сказал Воронин. – Ну что вы там делаете? Ни навара, ни… Пустышка. Ты что там, коммунизм в отдельно взятом районе построить собираешься, а? Водку на улице пить запрещаешь, проституток нет, налоги тебе не платят. От каждого – по труду, каждому – по потребностям? Так, что ли, Старик?

– Вот что! – Голос Андрея Егоровича посуровел на самую малость. – Когда я почувствую в себе потребность советоваться с вами, тогда и поговорим. Теперь конкретнее: вы сказали моим людям, что у вас есть ко мне предложения. Я вас слушаю, и очень внимательно.

Крянев и Воронин переглянулись.

– Да, – сказали они одновременно и замолчали. Потом Крянев кивнул Воронину.

– Да, – повторил тот. – Короче: нам войну начинать не с руки. Братва не поймет, потому что слово дано и отвечать нужно. Так?

– Так, – согласился с ним Старик, внимательно его слушавший. – Дальше, Сережа.

– Земля эта как бы твоя, – продолжал Воронин – Но смотреть на все это – сердце кровью обливается. В карты ты нам ее проиграть не можешь. Это понятно. Отдать просто так – не отдашь.

– Не отдам, – подтвердил Старик. – И какой же выход?

– Выход есть, – Крянев перегнулся через стол и горячо задышал прямо в лицо Старику. – Выход есть, – повторил он. – Серега, скажи ему.

Воронин кивнул.

– В общем, так, – сказал он. – Мы знали, что на этот разговор каждый из нас приведет по одному человеку. Нет, не так. Каждый приведет с собой своего лучшего человека.

Иван посмотрел на своих коллег из других команд: и Бык, и Зяма хранили полное спокойствие. Видимо, все, что говорилось, особой тайны для них не представляло.

– Вот оно что! – медленно проговорил Старик. – Вы узнали, что несколько дней назад я подобрал этого парня на улице, и решили, что…

Воронин замотал головой.

– Нет, Андрей Егорович, – сказал он. – Договоренность с Фимой у меня была много раньше. Мы можем разрешить вам заменить этого парня.

– Что, прямо сейчас? – усмехнулся Старик.

– Да.

Андрей Егорович покачал головой.

– Вы прекрасно понимаете, что это невозможно.

– Тем хуже для тебя, Старик, – злобно проговорил Фима. – Но больше мы откладывать не намерены. Или ты идешь на наши условия, или тебе придется принять другие.

– И тогда, – добавил Воронин, – тогда, Андрей Егорович, мало вам не покажется.

– Что вы хотите? – спросил их Старик. – Бой петухов? Вы серьезно полагаете, что если я проиграю, то пойду на все ваши условия?

Воронин тонко ему улыбнулся.

– У вас не будет другого выхода, Андрей Егорович. Вы серьезный человек и понимаете, что иногда дела делаются и так. Но никто вам не поверит, что вы не знали, зачем сюда идете. И потом – за базар нужно отвечать, правда? Не мне вас учить этой простой истине.

– Кажется, вы ставите меня в безвыходное положение, – пробормотал Старик.

Крянев торжествующе посмотрел на Воронина. Тот сделал ему предостерегающий знак: еще ничего не выиграно, Фима, поумерь эмоции.

Не поворачивая головы, Старик бросил Ивану:

– Ваня, ты готов?

– К чему, Андрей Егорович? – спросил Иван.

Но он уже все понял. Его выставили как бойцовского петуха. И от него сейчас зависит, кому будет принадлежать Алтуфьево. Если он проиграет, то, по неписаным правилам этих «деловых» людей, вся территория, которую сейчас контролирует Старик, перейдет к Воронину и Кряневу, а как они ее потом будут делить, – забота другая.

Так делали в старину перед боем. От каждого войска выступали богатыри. Кто побеждал – получал психологическое преимущество. Современные бандиты усовершенствовали этот старинный метод. Иногда судьба целых территорий зависела от исхода такого боя.

Случалось такое чрезвычайно редко. Каждый завоевывал свой кусок кровью. Но в особых случаях, типа этого, кровь была бессмысленной, потому что победитель бы вряд ли определился. Проигрывать в карты – не для этой братвы. Бой – совсем другое дело.

Старик тем временем объяснял Ивану:

– От тебя зависит, быть мне хозяином у себя дома или нет. Эти шавки поставили меня в безвыходное положение. Ты должен драться с их людьми, – и Старик показал на Зяму и Быка.

Те спокойно смотрели на Ивана. Зяма даже улыбался. Иван встретился взглядом с Быком и содрогнулся.

Он ответил, не сводя глаз со своих будущих противников:

– Готов я или нет, это значения не имеет, Андрей Егорович. Если нужно драться, я буду драться.

– Отлично! – воскликнул Воронин. – Итак, объява такая: кто побеждает – за тем и правда. Сначала с этим Ваней мочится Бык. Если победа за ним, то Алтуфьево мое. Если Ваня Быка мочит, очередь за Зямой. И тут уж за кем последняя победа, тому и карты в руки.

Крянев возмутился:

– А почему это Бык первый? Почему не Зяма? Не раскатывай губу, Серега!

– А вы жребий бросьте, – посоветовал им Старик.

Иван смотрел на него и молча восхищался. Так он и поверил, что Андрей Егорович, этот старый лис, ничего не знал о предстоящем поединке! Знал, конечно. Наверное, в тот же день знал, как эти двое сговорились между собой. У него есть источники информации, у этого Старика. Такое впечатление, что у него везде есть свои информаторы, вплоть до ФАПСИ, а то и чего покруче. Хотя покруче ФАПСИ мало что есть, это-то уж Ваня знает точно.

А уж как он эти дни возился с Иваном! Шмелеву многое теперь стало понятно из его поведения, когда он, Иван, жил в доме Старика. Тот его заставлял тренироваться до изнеможения, объясняя это тем, что так скорее избавишься от тяги к алкоголю.

Молодец Старик.

Он понимал, что, несмотря на то, что организация его мощная, таких бойцов, как Зяма и Бык, у него нет. А тут Шмелев с его биографией. Конечно, он вцепился в него. Молодец…

По жребию первым в соперники Ивану достался Бык.

– Условия такие, – предупредил всех Воронин. – Бой проходит только на сцене для оркестра. Кто слетит – тот проиграл. Падать на пол можно, если потом встал – все в порядке.

– Убивать можно? – спросил Бык, в упор разглядывая Ивана.

Это были его первые слова. И произнес он их в расчете, что противник наложит в штаны, понял Иван. Ладно, там посмотрим.

– Это как получится, – хохотнул Воронин.

– Удачи, Ваня, – коротко бросил Старик.

– Начали! – нетерпеливо крикнул Крянев. – На сцену, господа музыканты!

Иван и Бык смерили друг друга взглядом и направились к эстраде. Как только они шагнули на нее, бой начался – без предупреждения.

И почти тут же кончился. Никто даже не успел во вкус войти.

Как только Иван шагнул на эстраду, Бык обеими ногами полетел на него. Иван сделал короткий шаг влево, взлетел параллельно полу и, сделав «ножницы», изо всех сил ударил ногой между летящих на него ног Быка, который, издав подобающий своей кличке рев, рухнул на пол, перевернулся и скатился с эстрады. Продолжая рычать от боли, он корчился и метался по полу.

Иван улыбнулся зрителям.

– Жить будет, – сообщил он и добавил: – Следующий!

Воронин рванулся к Быку:

– Вставай!

– Нет-нет, – остановил его Иван. – Объява была: с эстрады скатился – до свидания! Базар такой был, если что…

– Он прав, – неожиданно поддержал его Крянев. – Зяма, тебе повезло.

Зяма осклабился и вразвалочку пошел к эстраде.

– Пиши завещание, – на ходу посоветовал он Ивану.

Иван подумал, что теперь уже и он имеет право поговорить.

– Где-то я тебя видел, – улыбаясь, сказал он Зяме. – Ты случайно не у метро «Профсоюзная» работаешь? У старушек по сотне сбиваешь?

– Ты!!! – заорал на него Зяма и ринулся вперед.

Он собирался взять его напором, весом, массой, хотя прекрасно владел секретами рукопашного боя. Когда Иван отклонился, легко уходя от возможной угрозы, Зяма понял, что с этим малым ему придется туго. Наверное, придется применить все свое мастерство. Он еще успел подумать, что давно не тренировался, что мог потерять легкость в движениях, что этот Ваня не такой простой, как казалось… как вдруг в голове его сверкнула вспышка – и Зяма упал, потеряв сознание.

Трое зрителей даже не успели заметить, что, собственно, произошло. Только что Зяма стоял на ногах, метался из стороны в сторону, и вот вам, пожалуйста, – лежит, отдыхает.

Старик торжествующе встал с места.

– Спасибо, Ваня, – сказал он. – Хорошая работа. Можем ехать.

Он кивнул Кряневу с Ворониным. Те старались не встречаться с ним взглядом. Старик пошел к выходу, не сомневаясь, что Иван следует за ним.

Так и было.

Никто их не остановил.

В машине Иван спросил:

– А если бы я проиграл, Андрей Егорович?

Старик долго ему не отвечал, глядя в одну точку прямо перед собой. Наконец он ответил:

– Это было бы обидно, Ваня, потому что тогда ты был бы мертв.

– Вы убили бы меня?

– Не я. Или Бык, или Зяма. Но я успел бы за тебя отомстить.

– Это как же?

– Очень просто, – ответил Старик. – Если бы ты проиграл, то я остался бы там, в кафе. А они, Сергей и Фима, вышли бы первыми. И сели бы в свои машины. И взлетели бы в воздух. Так что ты не только меня спас. Ты и их спас. Но благодарности от них не жди.

Иван молчал. Старик понял его молчание по-своему. Он потрепал Ивана по щеке и сообщил:

– Наши люди были там везде, Ваня. Машины были заминированы. Но первыми вышли мы. Это был знак – и мои люди отменили взрыв.

– А они успели? – недоверчиво спросил Иван.

Тот широко ему улыбнулся.

– Не сомневайся, – сказал он. – Мои люди всегда успевают. С этой минуты ты тоже – мой человек.

– Спасибо, Андрей Егорович.

Тот кивнул:

– Можешь называть меня Стариком.

Иван понял, что стал действительно приближенным Андрея Егоровича.

Глава 4
ПОЯВЛЕНИЕ ДЕРВИША

Первобытные люди. – Хозяин и слуги. – Зачем Спектору кино? – Силантьев, которому все равно. – Дервиш. – Трюк с телохранителями. – Вы любите попсу? – Никаких личных счетов! – Молодой певец Саша Ягодин. – Предательство. – В бассейне. – «Жучок» установлен.

1

Мир был юный. Еще не тронутый человеком…

Между толстыми стволами пурпурных буков, покрытых темным мхом и наростами серебристых древесных грибов, стояли вечные сумерки, но по игре солнечных пятен на листьях уже угадывалось заходящее за горизонт багровое солнце.

Великий лес затих, прислушиваясь к переменам, происходящим в природе.

Дневные птицы и звери попрятались по своим гнездам и норам, а час ночных еще не наступил…

Было тихо. Очень тихо.

Овальные карии склонялись до самой воды под тяжестью оплетавших их лиан, в прозрачной воде реликтового ручья отражались их карминовые кроны. Тихо журчала вода, подмывая корни рододендронов, высокие стебли камыша замерли, напоминая стрелы.

Древний мир готовился ко сну…

Но вот что-то тихо прошелестело в листве, с ветвей дуба на широкий, плоский камень соскользнула рыжевато-серая, с черными полосками на шкуре пардовая рысь. Она словно соткалась из воздуха, замерла. Как статуя.

По-прежнему было тихо.

Гигантская кошка долго и подозрительно принюхивалась, прежде чем опустить голову. Затем все-таки решилась – стала бесшумно лакать воду…

Вдруг зверь насторожился, кисточки на ушах нервно дернулись. Рысь фыркнула и, одним прыжком преодолевая несколько метров, растворилась в густой зелени древнего леса.

Послышались тяжелые вздохи, хлесткие удары, топот копыт и треск сухостоя. Из чащи показалось небольшое стадо диких лесных коров – впереди важно вышагивала матерая двадцатилетняя зубриха, за ней следовали самки и телята. Замыкал шествие гигантский одноглазый бык. Вид у него был сумрачный и недоверчивый…

Войдя по колено в ручей, зубры стали пить – медленно, с наслаждением отфыркиваясь и отгоняя назойливых мух, которые, казалось, только и ждали появления животных. Во все стороны летели брызги – это зубрята принялись резвиться, не обращая внимания на недовольных самок. А один из малышей, видимо, не желая пить воду, присосался к материнскому вымени.

Идиллию нарушили дикие крики и вопли:

– У-а-а-а-а-у-у-у-уа-уа-уа-уа!!!

Казалось, тишина леса была разорвана с оглушительным треском…

Вершины деревьев внезапно ожили: держась за лианы, как за канаты, сверху на животных посыпались дикари. Одетые в шкуры люди размахивали каменными топорами и огромными палицами…

Испуганное стадо кинулось вброд через ручей, на ту сторону, где виднелось начало спасительной звериной тропы. Но прямо на их пути неожиданно возникли люди – они вынырнули из воды (где находились в засаде, дыша через длинные тростинки) и бросились наперерез зубрам…

Поднялся неистовый рев, все смешалось в одно сплошное месиво, если месивом можно было назвать эту гигантскую кучу малу из животных, людей, оружия, обломков деревьев, воды и крови.

Падали в ручей оглушенные могучими ударами зубры, бились, барахтаясь и жалобно вереща, телята, запутавшиеся в невесть откуда взявшихся сетях, взлетали поддетые на рога истерзанные человеческие тела… Вода в ручье стала темно-красной.

– Стоп! – загремел чей-то невидимый голос.

«Куча мала» замерла.

– Стоп! – повторил голос. – Все снято! Спасибо!

И тотчас на съемочную площадку (все действо происходило в одном из гигантских павильонов «Мосфильма») со всех сторон бросились дрессировщики и ассистенты для того, чтобы развести по клеткам и вольерам животных…

Слегка ошалевшие от съемок зубры повиновались неохотно, телята жалобно мычали, а одноглазый бык, уперев копыта в деревянный настил, опустил голову и угрожающе выставил рога.

Руководитель каскадерской группы что-то крикнул своим людям, и те не торопясь поднялись с песка, вылезли из воды, спустились с деревьев. Каскадеры, изображавшие окровавленные тела, направились к старшему, держа под мышками «оторванные» руки и ноги…

Оператор обернулся к режиссеру и спросил:

– Ну, как? Переснимать не будем?

Режиссер издал полузадушенный вздох, показывающий, что в его душе борются бес гениальности с ангелом экономности.

– Не знаю, ничего не знаю! – наконец ответил он.

К режиссеру подбежала ассистентка, у нее в руках был большой том Брэма, – глядя на эту потрепанную книгу, можно было понять, что киношники дотошно изучили первобытную эпоху…

– Игорь Сергеевич, к вам пришли! – чуть взволнованно начала ассистентка, но режиссер ее недовольно перебил:

– Обождите! Разве вы не видите, что мы разговариваем? – И вновь, уже обращаясь к оператору, повторил: – Не знаю… Может быть, ввести в кадр еще пару взрослых самцов?.. А то какой-то матриархат получается.

Оператор что-то ответил.

– Что? – не понял режиссер, поднес мегафон ко рту и рявкнул на весь павильон: – А ну, всем тихо!

– Я говорю, мне монопенисуально, – пояснил невозмутимый оператор.

– Чего-чего?

Нагнувшись к уху режиссера, оператор пояснил более простыми словами, что именно он имел в виду.

Наконец до режиссера дошло. Он коротко хохотнул.

– Игорь Сергеевич! – умоляюще повторила ассистентка и показала глазами в сторону.

Нахмурившись, режиссер все же посмотрел, куда указывала его помощница. И тотчас выражение недовольства исчезло с его лица. Игорь Сергеевич широко улыбнулся и, сунув в руки ассистентки мегафон, быстро направился в указанном направлении. Верная помощница, повинуясь инстинкту, тенью последовала за ним…

А дело было в том, что на съемочной площадке, кроме киношников, появились еще несколько человек, чей вид явно показывал, что они не имеют ничего общего с десятой музой.

Это были хозяин и слуги. В прямом и переносном смысле.

Впереди, как и положено хозяину, шел Силантьев, рослый, представительный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Ежедневные упражнения на тренажерах, обязательный бассейн, ненавистный теннис и выездка в манеже по воскресеньям так и не смогли скрыть выпирающее брюшко. Годы брали свое, а вместе с ними – и многократно проклятый живот. С каждым днем он все сильнее нависал над брючным ремнем и, казалось, говорил Силантьеву: «Что, брат, не помогают тебе хваленые европейские диеты? Нет?.. Вот то-то! Против природы не попрешь!..»

За хозяином шествовали слуги.

Четыре раскормленных «бультерьера» в отличие от Силантьева своих животов не стеснялись. Они ими гордились. Смотрите, кричали их полуторацентнеровые туши, смотрите, какие мы здоровенные, какие мы сильные, какие мы страшные! Охранники не скрывали того, что они вооружены, – то у одного, то у другого мелькал из-под мышки пистолет…

Но самое интересное, что во всем этом шествии было что-то неуловимо комичное, что-то фарсовое.

Ни хозяин, ни его слуги не вызывали должного уважения, хотя всем своим видом явно хотели показать, что принадлежат к высшей, так сказать, расе. Все отличительные показатели «расы» были налицо – и обувь от лучших фирм Европы, и «карденовые» пиджаки, и обилие пейджеров на поясах, и «шестисотовые» (как метко окрестил их сатирик) телефоны, зажатые в лапищах «бультерьеров». Однако ожидаемого почтения гости не вызвали…

Что-то здесь было не так. Но это «что-то» не поддавалось привычному объяснению. То ли еще Россия не доросла до «новых русских», то ли хозяева жизни не вошли еще в «цивилизацию» настолько, чтобы их уважали (любили или побаивались, это уж кому как нравится) по-настоящему. Скажем, так, как подростки во всем мире уважают героев американских боевиков…

В фигурах Силантьева и его охранников чувствовалось что-то фальшивое, что-то наигранное (и надо откровенно заметить – наигранное весьма и весьма плохо), что-то от провинциальной оперетки. Ну, идут себе, казалось бы, и ладно. Но ведь нет же! И идут не так, как надо. И посматривают по сторонам не так, как положено. И несет, честно говоря, от них за версту такой дешевизной, такой убогой местечковостью, что любой, даже самый непосвященный во все эти особенности игры в «новых русских», не удержится и скажет: «Ребята, это же пошло!» И будет прав. На все сто!

Силантьев и режиссер пожали друг другу руки, и Игорь Сергеевич, угодливо улыбаясь, принялся быстрой скороговоркой объяснять, что именно они сегодня снимают…

Дело в том, что Юрий Захарович Силантьев был одним из двух спонсоров этой картины. В наше время, когда кино, казалось бы, как промышленность, умерло окончательно, нет-нет да и возникали подобные фантастические проекты. Откуда? Почему? Зачем? Непонятно.

Объяснение могло быть только одним – Россия-матушка…

Скажите, пожалуйста, ну где, кроме России, могла возникнуть гигантская даже для нормального, развитого государства пятичасовая постановка «Орестеи», как это было, например, сделано Питером Штайном в Театре Советской Армии? А замысел и воплощение «Трехгрошовой оперы» силами сатириконовцев во главе с энергичными Райкиным и Машковым? Говорят, на эту постановку было затрачено не менее полумиллиона долларов. И это в то время, когда почти вся страна не получает вовремя зарплату!

Фантастика, скажете вы.

Россия, ответят вам. И опять будут правы…

Сам Силантьев, владелец сети мебельных магазинов в столице и области, сейчас бы толком и не объяснил, как это получилось, что он стал спонсором фильма. Было в этом жесте что-то купеческое, что-то от прежних времен, когда хотелось душе праздника и в прикуривании от тысячных ассигнаций не было ничего показушного. Захотел – сделал!

А во всем был виноват Гришка Крылов по прозвищу «Туши свет!», старый институтский приятель Силантьева.

Прославившись на всю Москву (и, естественно, при этом разбогатев до неприличия) тем, что одним из первых догадался и стал штрафовать, отвозя на «кладбище» неправильно припаркованные автомобили, шустрый Крылов решил во что бы то ни стало снять собственный фильм. Прославиться, так сказать, на века. Почему именно снять фильм, а не поставить, допустим, памятник Григорию Распутину (по иронии судьбы, Гришка по матери как раз был Распутиным), «Туши свет!» никому не объяснял. Захотелось человеку, и все! Остальное – дело техники. И денег.

А вот денег-то и не хватало…

– Нет, ты мне объясни, какая в этом проекте выгода, тогда я, может быть, и подумаю.

– Ты мне друг или кто?..

– И дай полный расклад – что, куда и откуда.

– Ты мне друг?.. Или кто?..

– А главное, чтобы все документы были подтверждены.

– Ты?.. Или кто?.. – Крылов хотел пояснить, что

он имеет в виду, но язык заблудился во рту и позорным образом предал. Вместо осмысленного вопроса получился какой-то конфуз. Крылову стало стыдно, и он опустил голову, едва не разбив при этом тарелку.

Вот уже третий час они сидели с Силантьевым в ночном клубе «Д’Артаньян» и вели этот странный разговор…

Наконец Силантьев согласился – упрямый и въедливый Крылов мог переубедить кого угодно (особенно в пьяном виде). Юрий Захарович все отдал на откуп приятелю, оговорив лишь одно условие, что фильм будет посвящен его, Силантьева, жене и это обязательно должно быть в титрах.

– На остальное мне глубоко наплевать! – сказал Силантьев.

– Юрка, брат, а как же сюжет?! – вскричал обрадованный Крылов. – Смотри, какие замечательные сюжеты есть у меня на примете…

Он стал рыться в бумажках, которые были разбросаны по гигантскому столу. Вообще, гигантизм был особой отличительной чертой Григория Крылова – он любил большое, обожал и боготворил. Поэтому и жена была у него настоящей великаншей (бывший капитан баскетбольной команды завода «ЗИЛ»). И трех дочерей он раскормил до неприличия, девки были под стать своей мамаше. И машина, на которой ездил Крылов, напоминала больше грузовик, чем обычный «Ниссан-Патрол».

– Вот, смотри!..

– Отстань ты от меня.

– Нет, ты погляди, погляди, какие имена! – возбужденно продолжал Крылов. – Они все мне написали по варианту. И Мережко, и Володарский, и Черных, и Рената Богородова…

– Кто это? – вяло поинтересовался Силантьев. – Какой еще Черных там? Какая, блин, Рената?