Текст книги "Мясник"
Автор книги: Игорь Крутов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Слышать-то слышали. И что тебе от нас надо? – он повернул немного голову, поднял руку и щелкнул пальцами.
Семен улыбнулся и сказал ему:
– Можешь не вертеть головой и не щелкать пальцами. Никто не подойдет. В зале – и здесь, и на первом этаже – полно моих людей. Твои «быки» не смогут к тебе подойти, даже если очень захотят.
Действительно, никто не спешил к мужчинам на помощь, и это сильно их удивляло.
– Что происходит? – тихо спросил самый пожилой из них. Во всяком случае, волосы его были совершенно седые.
Семен отогнул полу пиджака так, что стал виден пистолет.
– У него тоже есть, – кивнул Семен на Акимова.
Петр выразительно прикрыл веки и продемонстрировал им свое оружие.
– Что надо? – спросил Седой. – Хочешь что?
– Я хочу понимания и теплоты, – так же беззаботно улыбаясь, ответил Семен. – Я хочу, чтоб сейчас вы, все четверо, встали и спокойно пошли к выходу.
– С ума сошел?! – не выдержал самый молодой.
– Предупреждаю, – ровным голосом продолжал Семен, не обращая на реплики с места никакого внимания, – предупреждаю, что людей моих в этом зале больше, чем посетителей. И у каждого из них есть оружие,
– Врешь, – снова сорвался Молодой, – как бы они его пронесли?
– А как я пронес? – спокойно возразил ему Безруков. – Не надо тянуть время, господа. Мои люди настроены решительно. Если через несколько минут мы с вами не покажемся на выходе, то они нажмут на одну кнопку, которая связана сразу с четырьмя квартирами, где находятся родные и близкие всех здесь присутствующих, разумеется, за исключением меня и Пети. Одна квартира, – он посмотрел на Седого, – находится на Таганке, другая, – он посмотрел на Молодого, – на Тверской, третья, – он посмотрел на третьего из мужчин, очень толстого и все время потевшего, – третья квартирка находится на Маяковке, а четвертая, – он улыбнулся четвертому, на котором были черные очки, несмотря на полумрак в комнате, – четвертая квартира находится совсем рядом, в Кривоколенном переулке.
Мужчина в черных очках произнес только одно:
– Блефуешь, Сема.
Тот медленно покачал головой.
– Не-е-ет, – протянул он. – Меня тут, надеюсь, каждый знает. Я туфтой никогда не занимался. И если я говорю, что взорвется, значит – взорвется.
– Что ты хочешь от нас? – спросил Седой.
– Так я же говорю, – терпеливо проговорил Безруков. – Я хочу, чтобы вы спокойно встали, спокойно прошли к выходу и так же спокойно сели в машины, которые мои люди вам укажут. За ужин можете не расплачиваться. Я угощаю.
– А если по дороге наши люди тебя оприходуют? – спросил Седой.
– Исключено, – жестко смотрел на него Семен своими серыми спокойными глазами. – Так что давайте вставайте.
Официанты и метрдотель старательно делали вид, что не замечают в зале ничего необычного, хотя всяких мелочей – хоть отбавляй. Ну хотя бы вот это: им настрого приказали следить за тем, чтобы даже муха не подлетела к этим четверым авторитетам, а тут подошли двое, поговорили, и вот уже четверка, стреляя по сторонам злыми глазами, встает и идет к выходу. Хотя раньше официантам сказали, чтоб они были готовы обслуживать «гостей» всю ночь. Теперь они уходят. Впрочем, черт с ними…
Никита видел, как его друзья ведут четверых мужчин, и восхитился их профессионализмом – все тихо, спокойно, четко.
Казалось, что в заведении по-прежнему только играли, пили кофе, фланировали между столов праздные люди, но наметанный взгляд Котова уже давно заметил кое-
что невидимое глазу непосвященному. Едва только кто-нибудь из отвечающих за безопасность своих боссов дергался, пытаясь прийти им на помощь и разобраться с теми, кто нарушил священный покой их хозяев, как около него моментально возникал один из людей Безрукова, редко – двое, бесшумно и без малейших усилий нейтрализовывал его. И каждый делал это так, как того требовала обстановка. Казалось, люди Безрукова были расставлены на каждом квадратном сантиметре этого шикарного казино.
Семен, Петр и конвоируемые ими «игроки» медленно шли к выходу. Казалось даже, что не Безруков с Акимовым их ведут, а они – сопровождают Петра и Семена. Постепенно стали подтягиваться к ним и свободные люди из агентства «Безруков лимитед». Никита напрягся – сейчас в действие вступать ему.
Охранник, стоявший при входе, увидев странную процессию, заподозрил неладное. Сунув руку в карман, он достал радиотелефон и уже поднял его на уровень уха, когда Никита, проходя мимо, ткнул его пальцами в солнечное сплетение. Парень охнул и выронил из рук трубку, которую Никита тут же подхватил.
Процессия уже вышла на улицу, где ее встречало сразу несколько машин. Каждому из четверых досталась отдельная машина и по три дюжих сопровождающих. Раз-
вернувшись, машины разъехались в разные стороны.
Все. Конец. Дело сделано.
Семен подмигнул Никите:
– Молодец. Я все видел. Есть, есть еще порох в пороховницах.
– Спасибо, что доверил, – просто сказал Никита.
– Ешь на здоровье, – засмеялся Семен, – тем более что я ничем не рисковал.
Никита не сразу понял, что означают эти слова, но оглянувшись вокруг, он увидел молодого человека, который находился рядом с ним около входа. Он понял, что этот человек страховал его на случай осечки.
Никита хотел рассердиться, но, подумав, решил, что Безруков прав. В конце концов, спасибо еще за то, что вообще серьезно отнесся к нему. Мог ведь запросто сказать: вы посидите тут, журнальчики почитайте, а я отлучусь на пару часиков. 11 ст, правильно все сделал Семка, и обижаться тут не на что.
– Так ты едешь? – спрашивал у него Семен. – Надо дело закончить.
Никита кивнул и полез в машину. Взревев мотором, «БМВ» помчалась по улице.
Некоторое время в салоне царило молчание. Первым его нарушил Петр.
– Может быть, все-таки расскажешь подробности? – спросил он у Безрукова. – Кто такие, чем знамениты? Что за тюрьму ты им приготовил? Не для протокола.
– Да, правда, – оживился Никита. – Расскажи, Сем.
– Вот за что я люблю своих товарищей, – хохотнул Семен, – сперва делают, а потом уже расспрашивают: как да почему? Все расскажу, други. Только доделаю все до конца, да еще несколько распоряжений отдам, – он повернулся к Никите. – Давай фотографию.
– Какую фотографию? – не понял тот.
– Танину фотографию! – напомнил ему Семен. – Ты зачем в Москву приехал? Дочь искать или ко мне на работу наниматься?
– О! – сказал Никита. – Извини.
Он достал из кармана портмоне и вынул фотографию.
– В прошлом году делали, – протянул ее Семену.
– Красивая… – задумчиво проговорил Семен, глядя на фотографию. – И на Светлану похожа.
– Да, – отозвался Никита.
– Дай-ка, – каким-то странным голосом попросил Семена Акимов, протягивая руку.
Тот внимательно на него взглянул и протянул фотографию.
– Да, – сказал Петр сдавленным голосом. – Похожа.
– Что с тобой? – спросил его Никита.
– Как – что? – ответил за Петра Семен. – Он же любил Светлану. Ты что, не знал?!
– Нет, – потрясенно глядя на Петра, ответил Котов.
Акимов поднял на него глаза, в которых читалась боль, и вымученно улыбнулся.
– Не беспокойся, – сказал он Никите. – Она тоже не знала.
Прибыв в офис, Семен вызвал помощника и протянул ему фотографию Тани.
– Размножьте это на ксероксе, – приказал он ему. – Соберите всех свободных людей, сколько сможете. Раздайте по фотографии каждому. Прочешите всю Москву. Переверните весь город вверх дном, но найдите мне эту девушку. За расходами можете не следить.
– Откуда это у тебя?!
Генка недоумевал. Да и все остальные тоже. Сколько еще сюрпризов у этой девчонки, у самой настоящей Чумы?! Будет им конец когда-нибудь, или она так и будет, как фокусник, вытаскивать из кармана таких вот «длинноухих зайцев»?!
Но сейчас она вытащила баллончик. Обыкновенный газовый баллончик, которым можно вырубить любого.
– Откуда это у тебя?!
– От верблюда, – буркнула Чума.
Она уже пришла в себя и стала такой,
какой ее привыкли видеть: чуть загадочной, чуть хмурой и очень решительной.
Генка пожал плечами. Ладно, потом разберемся, решил он, придет время, и мы разберемся с этой девчонкой. Чего сейчас попусту нервы трепать.
Оншумновздохнул и приказал.
– Так! Танька, Андрюха! Оставайтесь здесь. Если через час нас не будет – смывайтесь. Куда хотите.
– В Барыбино, – сказала Чума и протянула Андрею ключ от квартиры.
– Может, вместе пойдем? – предложил Андрей.
– Нет, – отрезала Чума.
– Помолчала бы, Чума, – сказал ей Андрей. – Все видели, что ты такое.
– Видели – больше не увидят, – спокойно проговорила Вероника. – Четверо – слишком много.
– Ну вот и посиди здесь с Танюхой, – повысил голос Андрей. – А мы с Генкой все сделаем.
Чума вздохнула.
– Андрюха, – сказала она миролюбиво. – Клянусь, ты как мужик мне больше нравишься, чем Генка. Но, понимаешь, ты…
Но Генка уже перебил ее:
– Что-о?! – протянул он грозным голосом. – Когда успела?!
– Да нет! – отмахнулась Чума от него. – Андрюха, скажи ему.
Андрей посмотрел на Генку и сказал:
– Не было ничего, отвечаю.
– Ну смотри, – сказал Генка, обращаясь не к нему, а к Веронике. – Я лично Анд-
рюху осуждать не буду. Мне ему предъявим из-за шлюх всяких кидать западло, понятно?
– Ладно, все понятно, – немного устало говорила Чума. – Я чё сказать-то хочу? Андрюха, короче, ты как мужик меня бы больше устроил, понятие у тебя есть. Но Генка – он у нас главный. Поэтому я с ним, и больше ни с кем не буду, ясно?
– То-то, – бросил удовлетворенный такой постановкой вопроса Генка.
– Да нужна ты мне! – пожал Андрей плечами. – Чего это ты разговорилась?
– Вот бля! – снова вздохнула Чума. – Вы дадите мне договорить, или нет?
– Да ты говори, говори.
– Ну, в общем, уважаю я тебя, Андрюха. Но ты подумай: а как вдруг вы запалитесь там с Генкой? Мне что – с Ташохой твоей тут куковать прикажешь? Да я за вами пойду и всю ментовку разнесу. А не разнесу, значит, с вами в зону пойду. И что тогда твоей Танюхе делать? Ехать в Бары-бино и ждать тебя там?
Андрей изумленно посмотрел на Генку.
– Слушай, – спросил он у друга. – Чего она несет?! Ты врубаешься?
Генка в задумчивости молчал, и все смотрели на него, ожидая, что он решит.
– Конечно, – медленно заговорил он после долгой паузы, – надо бы этой бабе хорошенько дать просраться за эти ее слова. «Зона». Кто тебя за язык тянет, дура?! – крикнул он на Веронику, но та совершенно никак не отреагировала, а только безмолвно смотрела на него, ожидая продолжения. И он продолжил, снова заговорив медленно и как бы задумчиво. – Но с другой стороны, Андрюха, сам посуди. Ведь есть в том, что она говорит, доля истины, а? Или нет? Слушай, правда, чё с Танькой-то будет?
Таня не верила своим ушам. Боже, лихорадочно думала она, сделай так, чтобы он не пошел, сделай так, чтобы он не пошел! Почему он хочет идти?! Он ее любит и хочет идти. А эти, эти двое, которые, ей казалось, с пренебрежением к ней относятся, они не хотят, чтобы он шел – из-за нее! Что же происходит?! Что происходит на этом свете, таком запутанном?! А Андрей?! Что же он молчит?!
– Шекспир, – сказала она вслух, и все остальные, вздрогнув, посмотрели на нее. – «Быть или не быть». Страсти – как у Шекспира.
– Говори по-нашему, – попросил ее Генка и снова повернулся к Андрею. – Короче, братуха, как скажешь, так и будет. Скажешь, чтоб вдвоем мы шли, – так тому и быть. Скажешь, чтоб Чума со мной шла – значит, Чума.
Андрей молчал.
– Ты пойми, – горячо говорил Генка. – Я не к тому, чтобы ответственность на тебя валить, – он кивнул на Таню. – Из-за нее это. Как скажешь, так и будет.
Таня напряженно всматривалась в Андрея, пытаясь поймать его взгляд. Но тот отворачивался, не смотрел в ее сторону, и она почувствовала страх. Что будет?
– Ладно, – сказал наконец Андрей. – Идите.
Чума аж подскочила.
– Правильно, Андрюха! – чуть не возопила она. – Я же, бля, говорю – понятие у тебя.
– Закрой пасть, – приказал ей Генка.
Чума замолчала, кивнув только.
– Вот так, значит, – рубанул рукой Генка. – Правильно решил, Андрюха. Значит, поняли, да? Если через час нас не будет – смывайтесь. Поживите в Барыби-но пару дней. Если и тогда не появимся – что хотите, то и делайте. Хотите в Горек возвращайтесь, а хотите – женитесь.
– Ладно, не каркай, – буркнул Андрей.
Ребята пожали друг другу руки, и Генка
с Чумой исчезли, а Андрей с Таней остались ждать…
Глава пятая
Оставшись вдвоем, они долгое время молчали. Ни Андрей, ни Таня не решались заговорить, нарушить молчание, за которым надеялись спрятаться от того, что могло произойти. Первой не выдержала Таня.
– Как ты думаешь, – спросила она, – ой любит ее?
Андрей удивленно вскинул брови:
– Кто?
– Ну Генка.
– Кого?!
– Как – кого? Веронику.
– Пускай чума ее любит, – ответил Андрей. – Разве ее можно любить?!
– А в чем дело? Почему ты считаешь, что ее нельзя любить?
– Да ну! – отмахнулся Андрей от вопроса Тани, как от величайшей глупости. – Скажешь тоже…
– А мне показалось, что любит, – задумчиво произнесла Таня, искоса поглядывая на Андрея.
– Когда кажется – креститься надо, – авторитетно заявил тот. – Да и глупости это все – любит, не любит…
– Почему.
– Что – почему?
– Почему – глупости? Ты не веришь, что на свете любовь бывает?
– Ну почему, – замялся вдруг Андрей. – Верю.
Спросить или не спросить? Тане казалось, что если она задаст самый главный свой вопрос, что-то сломается, что-то хрупкое треснет и никогда не восстановится.
Они снова замолчали. Андрей смотрел в одну точку, опустив голову, словно что-то потерял под ногами.
Спросить или лучше не надо? Таня вдруг поняла, КАК можно спросить про то, что ее мучило. Как же она сразу не догадалась!
Выдержав паузу, она задала свой вопрос:
– Слушай, а почему ты все-таки не пошел с Генкой? А?
Он посмотрел на нее и резко встал.
– Могу догнать, – отрывисто бросил он. – Еще не поздно, можно и успеть.
Таня молча смотрела на него, пытаясь остановить его.
Он стоял как бы в нерешительности.
– Ну? – сказала наконец она. – Что же ты? Беги, не поздно еще.
Он покачал головой и, вздохнув, сел на место.
– Поздно.
– Андрюша… – ласково проговорила Таня. – Почему ты не хочешь сказать, что остался из-за меня?
– Дая… – пожал он плечами. – А чё говорить-то? И так ясно – из-за тебя.
Из-за Чумы же.
Теперь ей надоело ходить вокруг да около, и она спросила прямо:
– Ты меня любишь?
– Вот бабы! – со злостью произнес Андрей. – Ребята на дело пошли, а у них одно на уме. Любовь, чтоб я сдох… Трахнуть тебя прямо здесь, что ли?
Таня не обиделась. Она понимала, что сейчас творится на душе у этого парня. Да в их компании, наверное, и не принято девочкам в любви признаваться? Как это они говорят – западло? Но ведь он и не сказал, что НЕ любит. Значит, притворяется, марку держит. Ну и пусть держит, посмотрим, насколько его хватит.
Но что-то в его словах зацепило, не то он сказал, неправильное что-то. Ах ну да, конечно!
– Почему именно «бабы»? – насмешливо возразила Таня. – Вероника, между прочим, тоже на дело пошла.
– Какая она баба?! – удивился Андрей.
– Самая обыкновенная. Генка даже спит с ней.
– Черт! – сказал Андрей.
Видимо, он впервые задумался над тем, что Чума, в сущности, точно такая же девчонка, как все остальные, только покруче других.
– Черт! – повторил Андрей.
– Мне она даже нравится, – добавила Таня.
– Да не, она ничего, – задумчиво про-, говорил Андрей.
– Ну вот.
– Что – вот?
– Значит, не все бабы такие глупые, как я, – вздохнула Таня.
Он немного помолчал, а потом осторожно дотронулся до нее.
– Тань…
– Что?
Он помялся, а потом набрал в себя воздуха, словно нырять собрался, и сказал:
– Ты это… Зачем тебе это – ну… Как его… Ну, это… Люблю, мол, и все такое. Я же и так… это, с тобой. Ну, и чё молотить попусту?
Она поняла, что только что услышала
самое настоящее признание в любви. Пусть не совсем такое, о которых пишут в книжках, пусть корявое, не разукрашенное красивыми словами, но… откуда Андрюхе взять красивые слова? А глазами сейчас сказал ей куда больше, чем самое длинное любовное послание в розовом конверте с голубым кружевным бантом.
Она смотрела в землю, опустив голову, и чувствовала, что не может сдержать идиотскую улыбку, которая растягивала ее губы. А Андрей, ее Андрей, сидел рядом и ничего не понимал.
Он снова дотронулся до нее.
– Тань…
Она откликнулась, не поднимая головы.
– А?
– Ты чего, Тань? – тревожно спрашивал он.
Наконец она обратила к нему свое счастливое лицо.
– Ты чего? – опешил он.
– Поцелуй меня, – попросила она. – И молчи, молчи, Андрей.
Андрей был не только ее первым мужчиной, до него она даже не целовалась ни с кем. Все девчонки ее класса давным давно были если не «трахнутыми» хотя бы однажды, то уж целованными точно. В свое время она, помнится, даже переживала по этому поводу. Господи, девке пятнадцать лет, а вроде бы только что с горшка слезла, давно надо было парня себе завести и женщиной стать, так и старой девой можно остаться.
Но не получалось у нее. А раз не получалось – значит, и не нужно. Зачем ей парень, у нее папка есть, он и поможет, и посоветует, он лучше любого парня. Так что идите-ка вы, ребята, подальше. Не надобно мне вас…
А потом снова сомнения. Все подруги девочки как девочки, а она урод какой-то, ходячая нелепость. Нет, парней вокруг полно, а выбрать – ну никак не получалось.
И вот оно, пришло…Таня не умела целоваться, но не испытывала по этому поводу никаких комплексов. Главное – начать, а там как получится. Андрей не станет шутить над ней, не станет смеяться, что она такая совсем девчонка – не целованная. Да и что смеяться?!Разве плохо, что для него себя берегла? Вот и сберегла, а больше мне никого и не надо. И тебе никого не надо. Так бы и сидела здесь всю жизнь, и целовалась с тобой, милый мой, целовалась, и ты учил бы меня, как сейчас, как правильно надо, и раскрывал бы мне губы, как сейчас, своим языком, и так навсегда, на всю жизнь, потому что нет на свете ничего лучше этого, нет лучшего на свете парня, чем ты, Андрюшенька, любим…
– Ну вот, – прямо над ними загрохотал Генка своим утробным смехом, – ни на минуту оставить нельзя. Сразу лизаться начинают!
Андрей моментально отпрянул от нее. Таня медленно возвращалась с небес на землю. Генка стоял перед ними, плотоядно ухмыляясь.
Карета подана, господа хорошие, – провозгласил он. – Поторопитесь, будьте так любезны.
– Какая карета? – спросил Андрей, недоуменно уставившись на него.
– Белая! – гордо ответил Генка. – С колесами. Да поднимите же свои задницы!
Таня и Андрей встали, недоверчиво поглядывая на своего предводителя.
За мной! – Генка быстро пошел вперед.
Они прошли не больше десяти метров и остановились как вкопанные. Перед ними стоял самый настоящий «жигуленок», за рулем которого расположилась и нетерпеливо на них смотрела – кто? Разумеется Чума.
– Откуда?! – восторженно завопил Андрей, бросаясь к автомобилю.
– От верблюда! – похохатывая, ответил ему Генка фразой своей подружки и галантно предложил Тане сесть в салон, распахивая перед ней заднюю дверь:
– Прошу, мамзель!
В некотором замешательстве Таня кивнула ему машинально и села рядом с Андреем на заднее сиденье. Генка тут же нырнул в салон и оказался рядом с Вероникой.
– Нравится?! – орал он, чуть ли не брызгая слюной. – А?! – он хлопнул Веронику по плечу. – Гони!
Чума невозмутимо кивнула и нажала на газ. Машина помчалась по дороге.
– Нет, правда, братуха, – обращался к Генке совершенно ошалевший Андрей. – Откуда?!
– Ты чё! – подмигнул ему Генка. – Расскажу – не поверишь. Нет, ты только посмотри на нее, а? – он кивнул на Веронику. – Как будто всю жизнь машины водила!
– А я их всю жизнь и водила, – пожала плечами Чума. – С пяти лет, наверное.
– Вот это ни фига себе, верно? – орал в исступлении Генка. – Нет, ты понял, что это за баба?! Да она просто центровая телка, гад буду!
– Ты обещал кое-что, – напомнила ему Чума.
– А? – воззрился на нее Генка. – Что?
– А то! – она кивнула на бардачок.
– О!!! – снова возопил Генка. – Вы же ничего еще не знаете, несмышленыши! Ну-ка, ну-ка…
Он покопался в бардачке и, вновь повернувшись к Тане и Андрею, наставил на них пистолет.
– Руки вверх! – дурашливо заорал он.
– Ваауу!!! – вовсегорлозаоралвосхищенный Андрей. – Ну, все! Теперь держись, Америка – Москва!!!
– Почему – Америка? – удивилась Таня.
– Да потому! – орал Андрей, сияя улыбкой, – что теперь нам все по фигу!
Он протянул руку за пистолетом.
– Дай посмотреть, Генка.
Тот поколебался, но все-таки дал.
– Только осторожней, гляди, – предупредил он.
– Не учи ученого…
Не отрывая глаз от дороги, Чума повторила:
– Ты обещал кое-что.
– Что? – спросил Генка.
– Ты говорил, что извинишься.
– Я? – сопротивлялся Генка.
– Ты отвечал за свои слова, – напомнила ему Чума.
– Точно, Геныч, – подтвердил Андрей.
– И я помню, – добавила Таня.
Генка засмеялся.
– Да ладно вам! Выдумали.
Вдруг машина понеслась на огромной скорости – Чума вдавила педаль газа до упора. Дорога была плохая, машину затрясло, словно она собралась рассыпаться прямо сейчас, но Чума все давила и давила на педаль, не собираясь снимать с нее свою ногу.
У Тани от страха что-то встало в горле, да так, что она даже пискнуть не могла. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.
– Эй! – заорал Андрей. – Ты чего?! Угробиться хочешь?! Сбавь, дура!
Чума не реагировала, только упрямо сжала губы и не отрывала от дороги глаз.
– Сбавь скорость, кому говорят! – орал в страхе Генка.
Мимо них с бешеной скоростью мелькали кусты на обочинах, деревья, не просто мелькали, казалось, еще немного, и они превратятся в сплошную зеленую пелену.
– Ты обещал, – твердо повторила Чума.
– Ну извини, извини, – завопил Генка. – Черт с тобой, извини, только сбавь!!!
Чума сразу же отпустила педаль, и машина поехала плавнее.
– фу-у! – выдохнул Генка, мотая головой. – Ну ты даешь людям просраться!
Таня с Андреем молчали, медленно приходя в себя после пережитого.
И вот только тут Чума впервые за все время этой бешеной гонки отвернула голову от дороги и посмотрела на Генку. Глаза ее были бешеными.
– Ты чего?! – отшатнулся он. – Я же извинился. Чего ты?!
– Насрать мне на твои извинения! – бросила ему Чума. – Ты слово дал. А за слова свои отвечать нужно. Понял?!
Генка молчал.
– Я, может, и правда мало что про себя ^ рассказываю, – снова отвернулась Вероника, уставившись на дорогу. – Но про ^ меня никто не скажет, что я за слова свои
не отвечаю. Пока это было так, правильно?
– Правильно, – нехотя ответил Генка.
– И будет так, – кивнула Чума. – Всегда.
Хлынов свою службу не то чтобы не любил, а как бы это сказать помягче… терпел, что ли.
Звучит, конечно, здорово. Майор Федеральной службы безопасности. А раньше – Государственного комитета безопасности. С обязательной добавкой «Советского Союза». Хорошо звучит. Гордо. И совсем не страшно. Хотя какой-то холодок в этих словах, безусловно чувствовался.
И когда однажды в баре – давным-давно, еще во времена баров и забегаловок, а не клубов, бистро и найтов («найт» – ночной клуб, это Катя научила, эх, Катя, Катя!) – молоденький старший лейтенант КГБ Олежка Хлынов снимал с приятелем на пару каких-то баб и сдуру проговорился, что он из «органов», за столиком возникла тишина.
Весьма неприятная и напряженная тишина.
– Вы что, девочки? – попытался улыбнуться Хлынов. – Какие проблемы?
– Никаких, – отрезала одна из них, а вторая добавила:
– А правда, что на Лубянке до сих пор в подвалах мучают?
– Господи, какая Лубянка? Какие подвалы? Кто вам сказал такую бредятипу?!
– Мучают или нет? – упорствовала девчонка.
– Да что вы!..
– Отвечайте.
И тогда Олег разозлился. Сказал с вызовом:
– Да! Пачками!
– Ой, правда?
– Да. Да. Да. Да. Я и есть главный мучитель. Ры-ы-ы-ы-ы! – Он вытаращил глаза и скорчил страшную гримасу. – Похоже?
– Похоже, – серьезно сказала одна.
– Вы шутите? – пискнула другая.
– Конечно же, шучу! Шу-чу! – закричал Хлынов. – Давайте кончим эту глупую тему. – Он был уже не рад, что проговорился про свою работу, вернее, про место работы. – Я пошутил. Хотел произвести впечатление. Дурак. Каюсь. Прошу простить.
Хлынов демонстративно приложил руку к сердцу и склонил голову.
Одна из девчонок резко поднялась и пошла к выходу. Олег и его приятель проводили ее удивленным взглядом.
– Что с ней?
– Вы извините, у нее… – оставшаяся девчонка запнулась, но все же докончила. – У нее там отца замучили… Простите.
Веселье расстроилось окончательно. Хлынов, правда, сделал еще одну попытку восстановить компанию, но этим только все испортил.
– Он был еврей? – тихо спросил он.
– Что? – не поняла девчонка.
– Ее отец был евреем? – уточнил Хлы-нов.
– Да что вы себе позволяете! – Девчонка вскочила, схватила сумочку и тоже устремилась за подругой.
Приятель выразительно покрутил пальцем у виска.
– А что я такого сказал? – обиженно спросил Хлынов. – Ну еврей, ну мучитель… Ничего особенного. Обычные русские слова. Бред какой-то, честное слово!
– Ты их обидел. Насмерть, – объяснил приятель.
– Но чем?!
– Не ори.
– Я не ору, – успокоился Хлынов. – Но ты-то, товарищ старший лейтенант «конторы глубокого бурения» (так порой Хлынов называл КГБ, в шутку естественно), ты-то мне можешь объяснить?
– Объяснять не буду, а сказать скажу.
– Валяй!
– Валяю, – флегматично отозвался приятель и сказал негромко: – У меня у самого бабка «червонец» намотала в лихие годы, ты понимаешь, о чем я?.. – Он сделал паузу, продолжив: – И через подвалы прошла. Те самые, что на Лубянке. Бить ее, конечно, не били. Но харили за милую душу. Так сказать, повзводно…
Хлынов нахмурился. Он этого не знал.
– Это первое, – спокойно продолжил
приятель. – А второе, брат, то, что нельзя человеку в лицо вот просто взять и сказать с пренебрежением, что он еврей. Нехорошо!
– Она еврейка?
– А ты что, не видишь?
– Погоди, погоди… Ну, скажи мне, что я русский, и я не обижусь. Чепуху ты несешь!
– Нет, – вдруг жестко сказал приятель.
– Объяснись, – потребовал Хлынов.
– Потому что я тоже еврей…
Приятель добил коктейль «тройку» и
молча, не попрощавшись, ушел. Вот и посидели, называется!..
Этот давнишний случай врезался в память Хлынову, и как он ни старался про него забыть, коварное время (вот ведь дурацкое свойство памяти!) частенько об этом напоминало. Особенно в последние годы. Когда все сорвалось с цепи, понеслось, сломя голову, – прочь все приличия и запретные темы. Господи, да какие теперь запретные темы!
Про евреев хотите порассуждать – пожалуйста!..
О холодных застенках Лубянки – сколько угодно!..
Лесбиянки, «голубые», коррупция, наркомафия, детская преступность, голод, нищета, Афган, заговор в Кремле, пьянка в Беловежской пуще…
Говорите о чем угодно!
Говорите. Говорите. Говорите. Говорите.
Только не молчите. Тот, кто молчит, вызывает подозрение. Он вызывает страх. И самый большой страх вызывает, конечно же, народ. Которого много. Очень много. Миллионы. И который молчит. О, как он страшно молчит…
Обо всем этом Хлынов часто размышлял, скучая на оперативках. Если говорить честно и прямо, как того все требовали, но никто, естественно, в управлении не делал (не дураки же!), то оперативки Хлынову нужны были не больше, чем коту второй хвост, а рыбе – ухо. Отдел, одним из подразделений которого руководил Хлынов, занимался тихой рутинной работой. Бумажной. Тоскливой до зевоты. Скучной и ненужной. Что-то вроде канцелярии при заводском отделе кадров. Человек прибыл, человек убыл. Фотография, личный номер, спецкод, подпись… И так до бесконечности.
Был, правда, несколько лет назад шанс вырваться отсюда. Нет, инициативы Хлынов не проявлял – его самого вызвали. 1 la-верх. К генералу Харитону.
– Хлынов? – хмуро поинтересовался генерал.
– Так точно.
– Пойдешь на обследование…
И. Крутов
– Куда? – спросил удивленный Хлынов.
– Не понял? – повысил голос генерал.
– Виноват! – тотчас исправился Хлынов, тогда еще капитан.
– Мой помощник вам все объяснит… – Генерал сделал паузу, подошел к шкафу, где было полно книг, но как Хлынов ни силился, не мог прочитать ни одного названия. – Скажете, вы себя хорошо чувствуете?
– В каком смысле?
– Ну, вообще… – туманно произнес Харитон.
– Не жалуюсь. А что, товарищ генерал, какое-то задание? – все-таки решился спросить Хлынов. – Я готов. У меня эта бумажная работа во где сидит! – Он провел ребром ладони по горлу.
– Задание… – передразнил генерал. – Эх, Хлынов, Хлынов! Сколько лет в органах, а так ничего и не понял. Ну разве так дают задание, Хлынов? – В голосе генерала послышалось нескрываемое презрение. – Иди, иди отсюда и чтоб я тебя больше не видел!.. Задание! – еще раз усмехнувшись, повторил он.
Хлынов прошел обследование. Затем – еще одно, дополнительно. В спец лаборатории профессора Плеханова, известного на все управление своими многочисленными романами. Лежа на кушетке, облепленный датчиками и хитроумными приборами, Хлынов мечтал, как его признают годным – он ведь здоров, совершенно здоров! – и отправят куда-нибудь подальше, прочь от этой бумажной волокиты. И будет он бесшумно ползти по джунглям со встроенным в глаз фотоаппаратом…
– Одевайтесь, – равнодушно приказал Плеханов. – Вы свободны.
– Все?
– Да.
– У меня все в порядке? Меня возьмут?
– Это вам сообщат, капитан. Идите!
Нет, обманули беднягу Хлынова. Ничего ему, естественно, не сообщили, и ни в какие джунгли он не поехал. А тихо вернулся к своим бумажкам. Фотография, личный номер, спецкод, подпись…
Оперативка закончилась. Хлынов поднялся со стула, вышел вместе со всеми, пошутил с секретаршей. И вдруг замер.
ЭТО вновь стало наполнять его.
Прямо здесь, среди белого дня, в управлении…
Подруги ей завидовали:
– Счастливая ты, Ада!
И громко вздыхали, как бы подчеркивая величину этого безмерного счастья.
– Почему, девочки? – фальшиво удивлялась Ада, заранее зная ответ.
– Да брось ты!
– А все-таки?
Я
– Ну как же! Ну как же! – искренне волновались подруги, они всплескивали руками и начинали тормошить Аду, словно старались привести ее в чувство. – А Виталий?..
Ада вздыхала. Прятала глаза. Поводила плечиком.
И вновь – все фальшиво, все нарочито, все ненатурально.
– А что Виталий? – невинно спрашивала она.
– О!.. Виталий. Виталий. Виталий. Виталий…
Это имя подруги произносили на все лады. Как бы подчеркивая множество неуловимых оттенков. Все то, что скрывалось за семью буквами.
– Бросьте, девочки!
– Ада…
– Нет, в самом деле!
– Ада…
– Вы же ничего не знаете!
– Ада…
Им и не нужно ничего знать. Потому что у них такого никогда не было. Но будет! Обязательно будет. У каждой, непременно у каждой!..
Господи, девочки, да если бы вы только знали, что на самом деле происходит между Адой и Виталием! Молчали бы сейчас как истуканы. А то и вовсе – отвернулись бы от бедной Ады. Как от старой брошенной куклы.
Но ничего не знают девочки. И Ада им ничего не скажет. Какие ни есть, а все-таки подруги.
Ничего она им не скажет. Ничего!