Текст книги "Мясник"

Автор книги: Игорь Крутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Я бы с удовольствием, но тут самим мало, – хмыкнул Самец. – Ты понимаешь…

– Понимаю. Я со «взносом».

– Каким? – быстро спросил Самец.

– Вот! – Рита подтолкнула вперед Тылкину. – Ее…

– Эта? – удивился Самец. – А я думал, у тебя только Крыша трахаться умеет…

– Не век же ей целкой оставаться, – равнодушно сказала Рита. – И кончай базар, Самец. Пошли!

И она первой покинула чердак, как всегда уверенная и гордая, зная, что Тыл-кина безропотно последует за ней…

– Прошу! – шутливо склонился Самец, пропуская «взнос».

А когда полная Тылкина проходила мимо, не удержался, шлепнул ее по заду.

– Ого! Тут есть за что подержаться!..

Молчаливый Авто, еще раз быстро оглядев собравшихся девчонок, последовал за Самцом…

I И. Крутов

Верка всхлипнула. Только сейчас до нее дошло, что Рита запросто могла уступить Самцу именно ее, Верку Дедкову.

– Не ной! – грубо оборвала ее Овца.

Ей вдруг стало обидно, что Самец не

выбрали девчонок именно ее, Ирку Брюхову. Ну и что из того, что не слишком красива? А может, кому-то нравятся как раз кудряшки и большие руки!..

– Да не ной ты! – вновь заорала Овца.

И не глядя, ткнула в грудь Верку.

Та резко выдохнула и тихо опустилась на пол.

– Девочки, мы же разобрались… – плаксиво начала она, но ее оборвали:

– Это Рита с тобой разобралась. А мы еще нет!

– Точно, – подтвердила красивая Кукла и вновь показала маникюрные ножнички. – Чик-чик, маленькая!..

У Верки от животного ужаса расширились глаза. Она вдруг поняла, что ее так просто не отпустят. Если вообще выпустят живой…

Она оглядела мучительниц.

Крыша заперла дверь чердака, закрепив кусок арматуры, и вернулась к жертве. Подняла мини-юбку. Выразительно провела по промежности рукой. Не стесняясь, лизнула палец, дотронулась до клитора.

– Нравится? – спросила Крыша у новенькой.

Та испуганно кивнула. А что ей оставалось делать

– Так ложись, – улыбнулась Крыша. – Чего же ты стоишь, глупая?.. – Она вновь лизнула палец и вновь дотронулась до клитора, произнесла томно: – Он тебя ждет, маленькая…

Поняв, что от нее не отстанут, Верка

Дедкова послушно легла на бетонный пол. Закрыла глаза…

– Открой глаза! – приказала Крыша. – Ты ведь знаешь, я люблю, когда на меня смотрят…

Если не считать самых первых лет жизни, когда все понятия о географии сводятся к изучению комнаты, в которой спишь, и дворика, по которому гуляешь вместе с папой и мамой, то в Москву Таня приехала впервые.

Когда поезд подходил к перрону и за окнами показались встречающие, пытливо заглядывавшие в окна, она прислушалась к себе, к своим внутренним ощущениям, пытаясь определить, что испытывает. Нет ли там хотя бы намека на волнение? Все-таки, как бы там ни было, это город, в котором она родилась… Не всколыхнулось хоть что-нибудь?

Не всколыхнулось. Только любопытство было определяющим чувством: что ждет ее в этом огромном городе?

Домой она больше не вернется. Зачем? Там, в Горске, остались папа и эта тетка Людмила. Вдвоем им хорошо, а без нее, без Тани, наверное, будет еще лучше. Вот и пусть радуются. Долгие лета!

А я начну все сначала. Мне уже пятнадцать лет, думала она, и пора как-то определиться, понять, что ты хочешь от жизни. Давно пора.

– Тебе здесь понравится, – услышала она сзади себя голос Андрея.

Только бы он не положил сейчас ей на плечи руки, подумала Таня. Боженька, сделай так, чтобы он не положил мне на плечи руки.

До вчерашнего вечера все было гораздо понятней. Ей уже давно нравился этот парень, целых два месяца она постоянно о нем думала.

Ей не нравилась «стая», которой командовал Генка Каюмов. Этот жирный Бочонок, эта маленькая пронырливая Вероника, эти вечно хихикающие девчонки, да и сам Генка с его дурацкими шуточками и приставаниями. Только на Андрея можно было смотреть без какого-то внутреннего протеста. И потом, у него такие глаза…

Она не входила в их «стаю», но ее и не трогал никто, не обижал всерьез, не приставал откровенно, как это обычно бывает. Просто все знали, где работает ее отец, кто он такой и что может случиться с тем, кто попробует обидеть его дочь. Зачем рисковать и наживать себе лишние неприятности? Ну не хочет девчонка иметь их в числе своих друзей – ну и навстречу ей кое-что.

А когда отца поперли с работы, они еще долго присматривались к ней, смелели, очень медленно, но процесс пошел, и когда-нибудь должно было случиться то, что случилось.

Генка все-таки захотел «поиметь» гордую Танечку.

Хотя что значит «все-таки»? Давно, давно присматривался к соседке и только ловил момент, когда наконец можно будет и ее, как он выражался, «оприходовать».

Первым к Тане подошел Бочонок, естественно, по приказу Генки. Подошел и сказал, что с этого дня она должна ему, Бочонку, сто тысяч и любой из их компании подтвердит, что он эти деньги ей давал. А еще он сказал, что с сегодняшнего дня она, Таня, принадлежит ему и должна отдаваться – опять же ему, Бочонку, – всегда, когда этого он захочет. Все понятно?

Потом подошел маленький, юркий, донельзя противный Серега и заявил, что она должна ему двести тысяч. А потом слово в слово повторил то же самое, что и Бочонок, но еще упомянул и про минет.

Расчет Генки был прост, как две копейки. Она должна была прийти к нему и попросить защиты. И вот там уже он бы выставил перед ней свои условия. Такие, какие после угроз Бочонка и Сереги показались бы ей раем небесным, и она согласилась бы как миленькая. Куда бы она делась?!

Она и в правду пришла к нему. Вся компания была как раз в полном составе, и ему стало даже жарко при мысли, что вот прямо сейчас, здесь, на глазах у всех своих подчиненных, он поимеет эту гордую дочь мента и заставит ползать ее перед ним на коленях. Это случалось уже десятки раз, и ни разу у него еще не было осечек. И ползали, и в рот брали, и ноги целовали, и под «хор» ложились, лишь бы не трогал, лишь бы – защитил.

Нет, под «хор» он эту девочку не положит, для себя придержит, «братва» у него слишком зеленая, чтобы свято соблюдать ей верность. Но всем должно быть ясно, кто здесь хозяин, и Таня сейчас как раз это и продемонстрирует. По полной программе! Но обслуживать она будет только его.

Таня подошла к нему и спросила:

– Это ты здесь главный?

Неплохо начала, подумал Генка. Держится неплохо. Но спеси слишком много, гордости. Сейчас мы ее тебе поубавим.

– Что надо? – спросил он.

Таня оглянулась вокруг, нашла взглядом Бочонка и Серегу и отрывисто приказала им:

– Эй, вы! Идите сюда, оба.

Те удивленно переглянулись и посмотрели на Генку. А тот развеселился необычайно.

– Ты сюда что, командовать пришла? – спросил он, скаля зубы. – Ты хоть понимаешь, что сейчас с тобой произойдет? – он вдруг раскрыл рот и что было сил гаркнул. – На колени, сука!

– Что? – переспросила Таня. – Что – что? – растерялся Генка.

– Я не поняла, – терпеливо проговорила Таня. – Что я должна сделать? И кто это тут сука?

Генка смотрел на нее со всевозрастающим интересом. Как же я буду ее трахать, пронеслось у него в мозгу, как же я буду трахать ее!!!

Он подошел к ней вплотную и пальцами взял ее за горло.

И сжал.

– Сука – это ты, – тихо-тихо сказал он, глядя ей прямо в глаза. – И на колени встать тоже должна ты. Если ты спросишь, зачем это тебе вставать на колени, я тебе отвечу. Так удобнее в рот брать. Поняла? На колени, тварь.

И в это мгновение Таня коленом ударила его в пах. Причем очень точно ударила. От невыносимой боли Генка сразу же отпустил ее и волчком завертелся на месте, завывая от боли, а Таня взмахнула рукой, и все бросившиеся к ней холуи Генки Каюмова моментально от нее шарахнулись. В руке девочки был самый настоящий нож, да не простой, не тот, каким хлеб режут или картошку, а самый настоящий кнопочный бандитский нож.

Она выставила руку, в которой держала свое оружие, вперед, прямо перед собой и осторожно оглядывала «стаю», упреждая каждое движение.

– Ну, – говорила она чуть хрипловато, – кто хочет? Ну давайте, что же вы?

Все пятились, не желая связываться, но, когда Таня повернулась спиной к Бочонку, тот бросился ей на спину и повалил вниз, прямо на пол беседки, в которой, собственно, и происходило все это действо.

И тут же все остальные набросились на поверженную Таню, но в это время прозвучал другой голос:

– Стоять, бляди! Всем стоять, убью всех на х…

До этого мгновения Андрей держался в тени и вообще никак не вмешивался в происходящее. А теперь он стоял посреди круга, держал в руке нож, который только что выпал из рук Тани, и, бешено вращая глазами, орал:

– Назад! Кому говорю?! Все – назад!!!

По иерархии Андрей был вторым после

Генки, не какая-то там «шестерка». Поэтому все снова попятились. С трудом Таня поднялась на ноги.

Генка к тому времени пришел в себя. Он одобрительно кивнул своему «заместителю».

– Правильно, Андрюха, – сказал он: – Так интереснее. Ну-ка дай сюда этот ножичек.

С этой минуты действие разворачивалось с участием только трех «актеров»: Генки, Тани и Андрея.

Все остальные – статисты.

Андрей стоял в середине. С одной стороны – Генка, с другой – Таня. Оба смотрели на него, а он переводил взгляд с него на нее и с нее – на него.

– Я кому сказал? – удивленно протянул Генка. – Дай сюда пику, ты…

Таня ничего не говорила. Только смотрела на него, как будто усмехаясь чему-то своему.

– Долго будешь башкой-то вертеть?! – не унимался Генка. – Быстро сюда пику прислал!

Наконец Андрей решился и протянул нож Тане.

– На, – сказал он. – Только дергай отсюда, и побыстрее. Ясно?

Таня молча кивнула и пошла к выходу из беседки. Никто не проронил ни слова. Даже Генка. Прежде чем выйти совсем, Таня обернулась и, не встречаясь глазами больше ни с кем, прямо и открыто посмотрела на Андрея. Кивнула головой и ушла. Никто ее не остановил.

А потом Андрей повернулся и с вызовом посмотрел на Генку. Тот был настолько ошарашен поведением своего, казалось бы, самого верного оруженосца, что даже не стал связываться с уходившей Таней. Все его внимание было приковано к нему, его лучшему другу Андрюхе, с которым его связывала такая крепкая дружба и которая теперь была поставлена под сомнение.

– Ты чего, Андрюха? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, начал Генка. – Ты чё – погнал, что ли? Знаешь, что за такие дела бывает Нужно было немедленно восстановить пошатнувшийся авторитет. А то ведь тебя уважать никто не станет. Тот же Бочонок в любой момент пошлет куда подальше и прав будет. Нельзя оставлять все как есть.

– Геныч, – поднял руку Андрюха. – Если ты хочешь «разборок», они будут. Мне все равно, как «мочиться» – без свидетелей или прямо сейчас, у всех на глазах.

Ты только знай, короче, две вещи: во-первых, я тебя «чехлить» не собираюсь, и авторитет твой признаю перед всеми, ты у нас командир. Во-вторых, за эту телку я любому пасть буду рвать, и мне плевать на авторитеты. Если ты мне ее отдаешь, зуб даю, что ты у меня по гроб жизни командир, и я никогда ни за что тебя не подставлю, даже если ты будешь не прав. На любой «разборке» я буду поддерживать тебя. Короче, выбирай. Или у тебя ко мне предъява – и мы мочимся, или ты отдаешь эту телку мне – и я никогда против тебя не возникну. Как скажешь, короче, так и будет.

Генка сразу все понял, что он скажет, едва только этот мудак рот раскрыл. Понятно, что он втюрился в эту сикуху, не выдержал, в какой то момент повел себя неправильно, а сейчас спасает положение. Любой скажет, что движения Андрюха делал неправильные, но сейчас в этом не каждый будет уверен. В общем то, все правильно. «Мочиться», конечно, можно, но не факт, что он сегодня сильнее Андрюхи. «Душка» тому тоже хватает, а настроен он, кажется, не хуже его, Генки. Не стоит рисковать, пожалуй. Если он хочет эту бабу пусть берет, не жалко. Никуда она не денется. Все едино рано или поздно, но будет она и на коленях перед Генкой ползать, и минет исполнять. И после каждой порции спермы спасибо говорить. Никуда это от него, от Генки, не уйдет. Просто надо быть умным.

– Черт с тобой, – махнул рукой Генка. – Бери ее, мне не жалко. Мог бы и раньше сказать. Я же не знал, что у тебя – любовь! – язвительно сказал он, и все вокруг облегченно засмеялись.

Вот еще одно, думал Генка, тебя ведь, милый мой, за язык не тянул никто. Сам сказал, что мой теперь навеки, только, мол, бабу дай мне. Все слышали. Даже если не прав я буду, да? Неосторожно, Андрюха, так обещания раздавать. Тем более при всех. Так что – мой ты теперь. И сучка эта тоже будет моя, рано или поздно. Нужно только быть умным и осторожным. А я умней тебя, Андрюха. Намного умнее. Так что все. Я и так, и так – в выигрыше.

Он улыбнулся Андрею и протянул ему руку.

– Давай петушка, братуха. Считай, что договорились.

Андрей с готовностью протянул свою руку.

Рукопожатие было крепким.

Хлынов знал, что последует за этим…

,Во первых, он спокойно добреется. И сделает это как можно тщательнее, осторожно снимая пену неизменным «шиковским» лезвием. Главное, что бы не порезаться, что бы не было царапин. Обходя прыщик, который выступил утром(с чего?откуда?может быть, простуда?). Вот так, воттак… Все. Закончили. Теперь – умыться. Немного туалетной воды. Что мы сегодня выберем? «Первый» или «Ночь»? Надо прислушаться к себе. Прислушались? Значит, «Ночь».

Во-вторых, надо одеться… Нет! Прежде всего – выйти на балкон и посмотреть, какая нас ждет погода. Заодно бросить лишний взгляд на машину тоже никогда не помешает. Особенно в такое злое время. Мало ли всякой шпаны!.. Что же, погода хорошая. Черное небо, звездочки блещут и тому подобная чеховская муть. Или не чеховская? Впрочем, какая разница.

Теперь можно и одеться. Джинсы, батник, куртка… А вот с носками – проблема. Что выбрать? Наверное, вот эти, черные в красный изящный горошек. Или эти, кобальтовые, в тон туфлям? Что же надеть? О Господи! Почему я такой кретин?! Все! Решено. Выбираю не глядя. Вот сейчас протягиваю руку – и все… Что у нас? Черные? Замечательно. Поехали дальше…

Резкий телефонный звонок остановил Хлынова возле самых дверей. Он замер. Медленна обернулся. Постоял немного, раздумывая, поднимать ему трубку или нет. Затем, вздохнув, все же решился.

– Да?..

– Олег Васильевич?

– Вас слушают, – спокойно произнес

Хлынов, тотчас же узнав голос своего заместителя, Космачева.

– Это Космачев.

– А… Это ты, – Хлынов как можно убедительнее зевнул.

– Я разбудил вас, Олег Васильевич? – осторожно поинтересовался заместитель.

– Ничего, ничего… – Хлынов еще раз зевнул.

– Олег Васильевич! Вы уж извините меня, – заюлил Космачев. – Я думал – время еще детское, что вы еще не спите… – Чуть заметная пауза, и Хлынов понял, что Космачев ждет его реакции на слова «детское» и «не спите». – Я бы вам и не стал бы звонить, но тут у меня… – Вновь пауза, вновь заместитель ждет, как шеф отреагирует на его слова.

Шельма, подумал Хлынов, обычная советская шельма, и ничем ты его не исправишь – ни посулами, ни криком, ни угрозами, а уж в меньшей степени – простыми, понятными словами. Все равно будет юлить и врать, врать и юлить… Тьфу!

Он вдруг представил, как сейчас Космачев развалился на своей знаменитой тахте, о которой знало все управление, как разглядывает ногти на левой руке, или нет, не разглядывает, а гладит этой самой рукой собаку – огромного и весьма глупого, мраморного дога по кличке Тарантино. Гладит и ждет, пока Хлынов – по доброте душевной и заботе отеческой, тьфу на всех! – начнет его расспрашивать первым.

– Так чего тебе, Космачев? – спросил Хлынов, презрительно усмехнувшись.

– Да тут у меня… – сделав третью паузу, Космачев наконец приступил к главному. – Олег Васильевич, разрешите завтра отсутствовать на «оперативке».

– Что-нибудь случилось?

– Семейное, Олег Васильевич, ничего страшного, вы не подумайте, – затараторил Космачев и вдруг начал подробно рассказывать шефу о том, что завтра приезжает его брат, что надо его встретить, что надо его куда то устраивать, а тут у него, у Космачева, сейчас и с тещей – что бей, естественно, пусто было – проблемы; кто муже шеф, конечно же, знает, какая история приключилась сего, Космачевым, братом, ах, не знаете?.,ну так он ему сейчас все расскажет, а заодно и совета попросит…И чем дальше говорил Космачев – причем события, фамилии, случаи и прочая ерунда в его диком рассказе копились, нарастая как снежный ком, – тем отчетливее Хлынов понимал, что его заместитель просто-напросто врет, что нет никакого мифического брата, что нет у Космачева сейчас дома тещи (да что он, Космачева не знает, не пустит никогда Космачев тещу жить, хоть земля будет рушиться, не пустит!), и вообще ничего подобного нет и в помине.

А что же есть?

Ничего особенного. Скорее всего новая баба. Обычная баба – с сиськами, с задницей, волоокая и простая как сибирский валенок. Крановщица или штукатур. Других у Космачева и быть не может.

Хлынов усмехнулся, чуть отстранив булькающую трубку от своего уха. Нет, конечно же, он сам против баб работяг ничего не имеет. В своем большинстве это – классные бабы. Намного лучше, чем вся эта долбаная интеллигентская прослойка…

Кроме воспитательниц в детских садах, остановил сам себя Хлынов. Вот, воспитательниц он никому не даст в обиду. Это особая женская порода. И Катя была воспитательницей… Стоп! Ни слова о Кате. Нельзя. Запретная зона. Мысль приравнивается к побегу. А кстати, воспитательницы детских садов – это интеллигенция или нет? Интересный вопрос.

– Слушай, Космачев, – вдруг перебил заместителя Хлынов. – Как ты думаешь, воспитательницы – это интеллигенция или нет?

На том конце телефонного провода возникла пауза.

– А… – протянул ошеломленный Космачев.

– Ты меня слышишь? – поинтересовался Хлынов.

– Слышу…

– И что думаешь?

– Не понял, Олег Васильевич? Еще раз повторите…

«Да, озадачил я его, – весело подумал Хлынов, – пора кончать эту бодягу, а то он

чего доброго примется рассказывать историю всего своего рода».

– Космачев! – рявкнул Хлынов.

– Я! – молодцевато отозвался заместитель.

– Хорош мне лапшу вешать насчет брата, понял?

– Так точно! – «Гипноз» начальственного голоса действовал исправно.

– Слушай сюда…

– Да?

– Ты не один, – утвердительно сказал Хлынов. – Погоди, не думай над тем, что соврать начальству. Ему врать не нужно, оно и так все знает… Не один? – повысил голос он.

– Нет, – сознался Космачев.

– С бабой?

– В каком смысле? – предпринял последнюю попытку защититься Космачев. – О чем это вы, Олег Васильевич?

– Кончай треп. Отвечай. Угадал?

– Точно… – вздохнул заместитель.

– Крановщица?

– Почти… – еще громче вздохнул заместитель. Ты не вздыхай, – одобрил его Хлынов. – Я как мужчина тебе иногда просто завидую… – Он рассмеялся. – Поверь, это гораздо лучше, чем редакторши с «Мосфильма»!

– Да? – Было заметно, что настроение у Космачева улучшилось. – Вы так думаете, Олег Васильевич…

– Как я думаю – неважно. Главное, что я иду тебе навстречу… – Хлынов подчеркнул последнее слово, – и можешь завтра немного опоздать.

– Вот спасибо, Олег Васильевич! – искренне обрадовался заместитель. – Да я… Я вам… Что хотите…

– Хорош! – вновь оборвал его Хлынов. – Самое лучшее, что ты можешь мне сделать, это больше не звонить… – Он нарочно громко зевнул прямо в трубку, выждал паузу, чтобы зевок хорошенько отпечатался в мозгу недалекого Космачева. – Я сейчас спать лягу и телефон, наверное, отключу. А если что-нибудь срочное, то скажешь там – Хлынов, мол, снотворное принял и спит. Договорились?

– Заметано, Олег Васильевич!

– Все. Пока!

Хлынов бросил трубку, нс дожидаясь, пока Космачев опустит свою. Всс-таки начальник он или не начальник!

Это даже хорошо, что этот кретин меня застал, вдруг подумалось ему, теперь есть алиби…

И. Крутов

Алиби! Это просто смешно, просто какой-то бред. Ну разве ему, Хлынову Олегу Васильевичу, майору Федеральной службы безопасности, помощнику начальника 8-го отдела 12-го управления, нужно это сраное алиби? Нет, конечно же, нет! Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Ложь!

Нужно. Именно сейчас. Когда наступает ЭТО. То самое, что не имеет ничего обычного в простом понимании слова. Которое вообще ничего не имеет. Кроме цвета. Вернее, двух цветов – красного и черного…

Хлынов аккуратно вывел свою «Ниву» со стоянки. Махнул рукой сонным охранникам, которые выглядывали из своей будки. Сваренная из железных угольников и швеллеров конструкция уродливо нависала над легкими воротами. Рядом, под будкой, возилась с щенками здоровенная сука. Было видно, что ее мать зналась с собаками разных пород: мордой сука была похожа на овчарку, хвостом – на лайку, а удлиненное массивное тело непонятного грязно-бурого окраса вполне могло принадлежать кавказской сторожевой. Сука не обратила на машину Хлынова внимания, продолжая вылизывать толстых, под стать ей самой, таких же грязно-бурых щенков.

Олег Васильевич подождал, пока один из охранников спустится со своего железного насеста и откроет ему ворота. Затем еще раз посмотрел в сторону собаки и неожиданно для себя дал резкий, короткий сигнал. Сука тотчас вскочила, шерсть на ^ могучем загривке взъерошилась, низкий ^ тяжелый рык заставил щенков броситься ^ врассыпную, и даже охранник обернулся в ^ сторону «Нивы».

– Все в порядке! – крикнул Хлынов охраннику.

И поспешил надавить на газ…

…Огромный чопорный город, казалось, поглотил Хлынова.

Он вдруг заметил, как быстро серость позднего вечера налилась тушью, и Москва стала неожиданно похожа на Питер, на этот странный форпост державы, северный город, построенный заносчивым императором на болотах, где гниют тысячи костей и черепов…

– Здесь тоже, – неожиданно для себя вслух подумал Хлынов, – те же черепа, кости, смерть, разбросавшая добычу.

Он быстро проехал длиннющий проспект имени того самого главного покойника, который до сих пор лежит недалеко от Лобного места, проехал легко, попадая в «зеленую волну» светофоров, и ни разу ни один гаишник даже не посмотрел в его, Хлынова, сторону. Последнее было уж совсем удивительно – обычно его неприметная белая «Нива» притягивала как магнит взоры почти всех автоинспекторов. Они с радостью начинали махать жезлами, едва только видели машину Хлынова, тормозили, подбегали или подходили тяжело, вперевалочку, требовали права, а когда Олег Васильевич протягивал им удостоверение майора Федеральной службы безопасности, гаишники обычно надувались, как дети,

словно их обманули самым бессовестным образом.

Но в этот раз на него даже никто не взглянул.

Перед самым мостом Хлынов неожиданно свернул вправо, в последнее мгновение приняв решение не ехать через центр. Лучше – по набережной, до бывшего МТИЛПа, а там через мостик, мимо Таганки и по Садовому. Кроме того, если за ним ведется слежка, то так будет проще уйти. Слежка? Откуда? Кто?.. Но береженого Бог бережет. И поэтому Хлынов свернул.

Прошел по намеченному маршруту, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Слежки не было. Хотя, если задуматься, за ним могли следить так профессионально, что такими вот дешевыми трюками никак не отделаешься. Мало того, специально сделают так, что ты будешь уверен, что оторвался от преследователей, а на самом деле – просто передали тебя от первой «наружки», например, второй или какой нибудь…надцатой. Так что, Хлынов, не обольщайся. Сам ведь профессионал, знаешь, что к чему. Профессионал, – вновь вслух подумал Хлынов и усмехнулся. – Береженого Бог бережет!..

Выйдя на Садовое, он направился к Курскому вокзалу, но, проехав немного, неожиданно вновь свернул, покружил по дворам…

Затем выехал возле «Людмилы» и сразу же резко свернул вниз, к вокзалу. Проехал по тесному коридору. Вильнул в тесноте легковушек – налево, направо и вновь налево, – не особенно удивляясь толчее в столь поздний час. Остановился. Но двигатель не заглушил.

Огляделся.

Ему вдруг почудилось, что он очутился в средневековье. Не в том, всем известном, что так коряво и неправдоподобно описано в учебниках по истории – все-таки Хлы-нов когда-то окончил университет, а это вам не баран чихнул! – нет, это было нечто другое, современное, родное и близкое. Но – средневековье! Со всеми своими неизменными законами, формами и даже запахами.

Хлынов непроизвольно потянул носом, когда подумал о тех, ушедших в глубь веков запахах, и обратил внимание, что десятки и даже сотни людей, собравшихся под нешироким навесом Курского вокзала, тайно и украдкой смотрят в освещенные окна домов Садового кольца. Что они там видят?

Он поежился, хотя в машине было тепло. И вдруг картинка, которая на миг ему почудилась – странная смесь высоток, виселиц, коней и автомобилей, костров и джинсовых костюмов и Бог знает чего еще, колыхнулась, ожила и вошла в сознание совершенно дикими словами популярной некогда певицы:

Опять весна,

Опять грачи,

Опять не даст…

Опять молчи.

И Хлынов, придя в себя, вдруг почувствовал смрадное дыхание огромного черного города, его пот, его бесчисленные испарения, его нищету и величие. Он огляделся, быстро нашел динамики на крыше одного из киосков, откуда вроде бы донеслись безумные строки. Покачал головой.

Завел двигатель и мягко тронул машину. «Нива» осторожно скользнула между людьми и устремилась в сторону северной части столицы…

Они «висели» у него на «хвосте», и до сих пор все шло нормально, хотя несколько раз стажеру казалось, что все, амба, «объекту» удалось оторваться. Но Родионов в таких случаях лишь криво усмехался – когда Хлынов пытался делать банальные «петли» и «двойные круги» или прочие примитивные штучки – и спокойно разгадывал все хитрые маневры майора. Ну куда ему, Хлынову, этой обыкновенной кабинетной крысе, до настоящего профессионала! Того, который вот уже не один десяток лет «водит» подобные «объекты». Это просто смешно! Не успеет, например, Хлынов свернуть в проулок, а Родионов уже знает, как он оттуда выедет. И не просто знает банальный маневр «объекта», а держит в голове еще пару-тройку запасных вариантов (о которых Хлынов и не догадывается!), держит и мысленно посмеивается над наивностью своего подопечного…

Хлынов свернул в сторону северной части столицы, нырнув предварительно в один из бесчисленных переулков Марьиной Рощи.

– Уйдет! – не выдержав напряженной гонки, воскликнул стажер.

– Цыц! – прикрикнул на напарника Родионов.

– Уйдет же! Я эти дворы знаю. Давай, давай! Газуй!

Родионов, не глядя, дал стажеру затрещину – да, видно, маленько не рассчитал: у того из носа пошла кровь. Стажер заткнулся, хлопнул пару раз глазами и обиженно засопел. Но говорить под руку перестал. А это было главным.

– Врешь! Никуда он не денется, – проговорил Родионов. – А ты, малек, зла на меня не держи… – Он круто вырулил, да так, что стажера с силой кинуло в сторону. – Нельзя под руку говорить, понимаешь?

– Понимаю, – хмуро буркнул стажер.

– Вот и хорошо. Кровь течет?

– Нет. Не течет…

И. Крутов

– Еще лучше. А как настроение?

– Бодрое, – совсем уж зло проговорил стажер, и Родионов, не выдержав, засмеялся – этот пацан постепенно начинал ему нравиться. А то ишь чего выдумал! Анекдоты про блядей и… как их, черт?! зофилов, кажется. Вот ведь сукин сын! Но ничего, мы его сейчас укатаем…

– Держись!

– Чего? – встрепенулся стажер.

– Держись, говорю. Сейчас на форсаж пойдем!

И Родионов надавил педаль газа до упора.

Только бы он не стал ее обнимать, еще раз подумала Таня, только бы он не стал класть руки на плечи.

Тогда, когда он спас ее от Генки и его «стаи», в тот вечер, она и стала о нем думать. До этого они не раз встречались на улице, около школы, но ей ни разу не приходило в голову, что встречи эти могут быть не случайными, что парень ждет здесь именно ее. Ну стоит, ну смотрит. Обычно, если им нравится кто-то, они пристают. А этот ничего не делает, ничего не говорит, стоит только и смотрит.

мясник

Теперь все ей представлялось по-другому. Еще не взрослая, но уже совсем не девочка, она теперь поняла, что не просто так этот парень встречался ей. Что она нравилась ему, но заговаривать он не решался. И значит, сильно она ему нравилась, если он ничем не выдавал своей тайны. Ведь их компания привыкла ни в чем себе не отказывать.

Глаза у него какие-то синие-синие, не

голубые, а именно синие, цвета синего карандаша. И смотрит он как-то по-особенному, не так, как другие.

Таня поняла, что этот парень и ей нравится. Ну, а кто еще может понравиться – Генка, что ли, или этот, как его, – Бочонок?!

Однажды она вышла из школы и снова увидела его. Он стоял и так же, как обычно, смотрел на нее, не решаясь подойти. Ей не привыкать брать инициативу в свои руки. И она подошла к нему сама.

– Привет, – сказала она. – Меня ждешь?

Он оторопело кивнул.

– Держи, – она кинула ему свою сумку и, не оборачиваясь, пошла по тротуару, уверенная в том, что он последует за ней.

Он не сдвинулся с места.

Пройдя с десяток шагов, она остановилась и в недоумении повернулась к нему.

– Ну что же ты? – спросила она.

Он смотрел на нее как-то странно.

– Так идешь? – удивленно спрашивала Таня.

Он осторожно опустил ее сумку на землю.

– Подойди и забери.

И. Крутов

Она усмехнулась:

– Надорвался?

– Подойди и забери, – повторил он.

Она пожала плечами, легко подошла к

нему и подобрала свою сумку.

Закинув ее на плечо, она смерила его долгим взглядом и попрощалась:

– Счастливо оставаться!

И, не оглядываясь, пошла прочь.

Некоторое время он молча смотрел ей вслед, а потом резко развернулся и пошел в другую сторону.

Андрей был вне себя. Мало того, что он торчал около школы больше часа, рискуя нарваться на насмешки, так она еще…

Ладно, насмешки не страшны. Кто посмеет смеяться над ним? Генка не станет, а остальные – пусть попробуют…

А эта?.. Ни капли благодарности! Как она с ним обращается? Кто он ей – хахаль-очкарик?! Поэтишка-воздыхатель?! Он слишком пока себя уважает, чтобы так опускаться перед какой-то сопливой девчонкой. Или она думает, что если папа у нее бывший мент, так ей все можно?

Ничего нельзя делать для этих баб! Видали, подошла и дала сумку, как самому настоящему носильщику, как «шестерке»!

Да катись ты!

И снова она взяла инициативу в свои руки. Целый день Таня думала, где повела себя неправильно, почему он обиделся, и в конце концов поняла. И пришла прямо к нему на квартиру.

Он чуть не ошалел, когда, открыв дверь, увидел ее. Он даже раскрыл рот от удивления и выглядел при этом так красноречиво,

что она не выдержала и расхохоталась. Он стоял и глупо улыбался, а она хохотала и хохотала, не в силах остановиться.

Наконец он обрел дар речи и с трудом проговорил:

– Ты чего?!

Новый взрыв хохота согнул ее пополам.

– А ты чего? – еле-еле выговорила она, давясь от душившего ее смеха. – Ты посмотри на себя! Ну и рожа у тебя! Сдохнуть можно!

Он не обиделся. И тоже засмеялся.

– А у тебя? – говорил он. – Да от твоей рожи вообще можно в дурдом попасть. Разве можно с такой рожей из дома выходить?! – он уже просто хохотал. – Иди отсюда, а то перепугаешь всех!