Текст книги "Мясник"

Автор книги: Игорь Крутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Он дал Котову две фотографии.

– Можешь опознать?

Никита взял фотографии в руки и посмотрел. Достаточно было одного взгляда, чтобы тут же вскочить.

– Где они?

– Знаешь их? – внимательно смотрел на него Петр.

– Не томи, Петя, – сказал ему Котов. – Это Генка и Андрей. Они уехали вместе с Татьяной. Вернее, Татьяна уехала с ними. Где они?

– Ими активно занимается уголовный розыск, Никита.

– Что они натворили?

– Вооруженное ограбление банков, Никита. Это тебе не халам-балам.

– Как ты сказал?! – переспросил Никита побелевшими губами. – Ограбление?!

– Да, Никита.

– Так, – пробормотал Котов. – Так-так– так. Ну, и где они?

– Поехали, – сказал Акимов и посмотрел на Безрукова. – Ты с нами?

Семен, с интересом прислушивавшийся к их разговору, спросил Акимова:

– Как ты сказал? Вооруженный налет на банк?!

– Да.

– Очень интересно, – покачал Безруков головой из стороны в сторону. – Очень, очень интересно!

– Чего ты? – спросил его Никита.

– А что за банк? – интересовался Безруков. – Не на Галушкина ли?

Акимов вскинул голову и пристально посмотрел на Семена.

– Последний – именно там, – медленно проговорил он. – А что ты об этом знаешь?

– Кое-что знаю, – сказал Безруков. – Я с вами. Интересно. – Он нажал на селекторе кнопку и приказал: – Машину!

Всю дорогу он молчал. Сколько ни пытались его друзья расколоть, сколько ни взывали к его совести, он только отшучивался:

– Не лезьте поперек батьки в пекло, ребятки. Поспешишь – людей насмешишь.

Так ничего и не сказал.

Приехав в МУР, они сразу нашли следователя, который занимался делом о вооруженных ограблениях сбербанков молодой бандой в последнюю неделю.

Знакомьтесь, лейтенант Морозов, – представил друзьям муровца Акимов.

– Здравствуйте, – протянул руку для пожатия Морозов.

– Здравствуйте, лейтенант, – сказал Безруков. – Нас интересует дело этих молодых людей.

– Вы хотите ознакомиться с самим делом? – спросил Морозов.

– Нет, – покачал головой Семен. – Мы бы хотели просто поговорить с этими молодыми людьми. Они вам все рассказали?

– Да нет, не думаю, – пожал плечами следователь. – Судя по показаниям свидетелей, с ними должна быть как минимум еще одна сообщница. Но на месте преступления ее не было, а преступники молчат.

– Ну что ж, – проговорил Безруков. – Это очень романтично и благородно с их стороны, разумеется. Ну, давайте сюда этих рыцарей.

– Слушаюсь, – сказал Морозов, отдавая необходимые распоряжения.

Через несколько минут привели Генку и Андрея. Котов встал так, чтобы его не было видно, – справа у дверей.

Разговор начал Акимов.

– Ну-с, молодые люди, – сказал он. – Рассказывайте.

– Мы уже все рассказали, – Генка пожал плечами и кивнул на Морозова. – Вот ему. Че опять трепаться-то?

Акимов кивнул.

– Значит, вы говорите, – проговорил он, делая вид, что читает материалы дела, – что вас было только двое. Так?

– А как же иначе? – как бы изумился Генка. – Зачем нам на такое дело баб таскать?!

– А кто тут говорил про баб? – усмехнулся Акимов. – Проговорился ты, парень.

– Да я просто так, – растерялся Генка. – К слову пришлось. Баба, мужик – зачем нам лишние рты? Мы с Андрюхой и на пару можем любую кассу сделать. Верно, Андрюха?

Мрачно глядя прямо перед собой, Андрей кивнул.

– Верно, – ответил он.

– Вот, – ощерился Генка. – И все дела. Акимов вопросительно посмотрел на

Котова. Тот кивнул головой.

– Мать тебе просила привет передать, Генка, – сказал он от двери.

Генка вздрогнул и повернулся. Увидев Котова, он по-настоящему испугался и побледнел.

– А-а-а-а…. – только и смог он проговорить.

– Бэ! – сказал ему Котов. – Где Татьяна?

– М-м… не знаю, – покачал головой Генка.

– Знаешь, – спокойно сказал ему Котов.

– Правда, не знаю, – взмолился парень.

– Она была с вами? – жестко спрашивал Котов.

Генка молча кивнул.

– И где она теперь?

– Не знаю!!! – прокричал Генка. – Ну хоть убей – не знаю!

Котов молчал, не решаясь спросить о самом главном. Наконец он решился:

– Она что – вместе с вами грабила банки?

Генка затравленно на него посмотрел и после долгой паузы кивнул:.

– Да.

– Козел, – бросил ему Андрей.

И, посмотрев на Котова, твердо проговорил:

– Не верьте ему. Не грабила она. Всегда в машине сидела и только и делала, что ныла и воспитывала, что, мол, неправильной жизнью мы все живем. Хуже училки была.

Котов с удивлением понял, что испытывает к этому парню что-то похожее на благодарность.

– А что за девушка была с вами, когда вы грабили в предыдущие разы?

– Это не она, – сказал Андрей. – Чума.

– Чума? – подал голос Безруков.

Андрей посмотрел на него и кивнул.

– Да, Вероника.

И тут Безруков заговорил быстро, коротко и властно:

– Так! Отвечать быстро: девушки ждали вас в машине. Так?

– Да, – кивнул Андрей.

Семен повернулся к Генке.

– Так?

– Так, – нехотя признался тот.

– Машина – «Жигули» пятой модели. Так?

– Так.

– Как только прозвучали выстрелы, девушки уехали. Так?

– Так.

– Так?

– Наверное, – пожал плечами Генка. – Я уже не смотрел туда, мне не до того было.

– Нормально, – кивнул Безруков. – Все ясно.

– Что тебе ясно? – спросил его Петр. Семен повернулся к Морозову и попросил:

– Пусть арестованных уведут.

Тот кивнул, вызвал конвоира и приказал увести Андрея с Генкой.

– Вы тоже свободны, – отпустил его Семен.

Морозов кивнул на прощание и вышел. И тут же Котов и Акимов повернулись к Семену.

– Ну?!

Безруков поднял руки:

– Сдаюсь, – сказал он. – Я знаю, где твоя дочь, Никита.

– Где?

Безруков стал очень серьезным.

– Ей грозит опасность, ребята. Едем! Машина Безрукова мчалась за город.

И. Крутов

– Это дело настолько секретное, – рассказывал Семен, – что во, – он приставил ребро ладони к шее, – поперек горла у меня стоит. В общем, есть такой Хлынов. Коллега наш, точнее, мой коллега. Профессионал – дай Бог каждому. Но в последнее время за ним ведется усиленная слежка. Каждый его шаг стараемся контролировать.

– Продался, что ли?

Семен покачал головой.

– Дет, – ответил он. – Другое что-то. Но это другое – очень и очень страшное, други.

– И что же это может быть? – спросил Акимов.

– Не могу сказать, – признался Семен. – Правда, не могу. Даже вам.

– Ну, хорошо, – нетерпеливо оборвал его Никита. – А при чем тут моя дочь?

– Хлынов был в том Сбербанке, – объяснил ему Семен. – Он даже вырубил этого Каюмова и помог обезвредить бандитов.

– Ну, и что?

– А то, – Семен как-то странно посмотрел на Никиту, – что он не остался там ни на секунду. Он тут же вышел на улицу, сел в машину и уехал.

– Ну и что?! – едва не заорал на него. Никита. – А Татьяна тут при чем, мать

твою?!

– Спокойно, Никита, – положил ему руку на плечо Акимов.

– Спокойно, Никита, – повторил за другом Семен. – Дело в том, что сразу после выстрелов девочки, сидевшие в машине и ждавшие соучастников, поспешно уехали с места преступления. А Хлынов поехал за ними.

– Зачем? – спросил Акимов.

Никита сидел как оглушенный. Ему казалось, что все это навязчивый бред сумасшедшего. «Соучастники», «место преступления»… Какое отношение ко всему этому имеет его дочь?!

Татьяна, Танька… Когда же я упустил тебя, а?

– Последнее время с Хлыновым творятся странные вещи, – продолжал тем временем Семен. – По всему, он стал неадекватно агрессивен.

– В чем это выражается? – спросил Акимов.

Семен немного помолчал и каким-то безжизненным голосом ответил:

– На его совести уже не один труп.

Никите стало страшно.

– Какие трупы? – спросил он.

– Молодых девушек, – ответил Семен. – Совсем девочек.

– А почему же вы не арестовали его сразу же? – выкрикнул Никита.

Семен снова помолчал, а. потом, всем телом повернувшись к Котову, мягко ответил:

– Потому что мы не получали такого приказа, Никита.

И. Крутов

Котов с силой потянул себя за волосы.

– Черт знает что, – только и смог проговорить он.

На некоторое время в салоне воцарилась тишина. Звук мотора вдруг показался

Никите невыносимым, и он нарушил молчание.

. – И где же теперь моя дочь? – спросил он снова.

– Мы едем туда, Никита, – обнял его за плечо Семен.

Котов взглянул на Акимова. Старый друг молчал, уставившись в одну точку.

Две девчонки, и обе в полной отключке. Это знак, решил Хлынов. Действительно, что это я так скучно провожу время?

У меня на руках материал, которому позавидовал бы любой маркиз де Сад, и было бы глупо лишать себя такого удовольствия.

Он легко подхватил бесчувственную Веронику на руки и понес ее к зданию. Здесь, у входа в дом, Чума очнулась и первое, что сделала, – зубами вцепилась ему в руку. Он непроизвольно вскрикнул и чуть не разжал свои руки. Но в следующую минуту одними пальцами обхватил шею Вероники и приподнял ее как пушинку. Она пыталась бить его руками, здоровой ногой, но не доставала – держа ее на вытянутой руке, он забавлялся, наблюдая, как девчонка пытается достать его, тщетно стараясь дотянуться до его тела.

– Отлично, отлично, – насмешливо к приговаривал он при этом. – Просто мо– 5 лодец. Какие классные экземпляры я при– ^ обрел, любо-дорого посмотреть. И каждая ^ хороша по-своему. Очень, очень приятно.

– Сука! – хрипела Чума. – Тварь паскудная, сволочь, я все равно убью тебя, все равно, гад, я тебе кишки вырву!

Он хохотал, как ребенок.

– Здорово, просто здорово! – восторгался он. – Как там в кино про Буратино Карабас-Барабас говорил? «Это просто праздник какой-то!»

И, довольный, он подхватил свою добычу крепче и понес в дом.

Когда с Вероникой на руках он вошел в комнату пыток, Татьяна уже очнулась. Она со страхом смотрела, как он вносит Чуму, как приковывает ее самыми настоящими цепями к столбу, как чуть ли не подпрыгивает от охватившего его возбуждения.

Закончив приковывать Веронику, Хлынов отошел, встал между обеими девочками и весело посмотрел на дело рук своих.

– Ну те-с, девочки, – потер он возбужденно ладони. – Начнем, благословясь?

Он подошел к Тане, нагнулся и чуть сдвинул кресло, на котором она сидела. Оно оказалось на колесиках, и он покатил его к столбу, у которого метала молнии Вероника.

– Сволочь, – твердила Вероника как заведенная. – Сволочь, сволочь, сволочь!!!

У Тани от испуга язык отнялся. Она молчала, стараясь не разозлить Хлынова.

Хлынов подкатил кресло вплотную к столбу.

– Конечно, сволочь, – приговаривал он при этом. – Конечно, сволочь, кто же еще?

– Я тебе глаза все выцарапаю, – обещала ему Чума, вне себя от ярости.

– Да? – оценивающе смотрел на нее Хлынов. – Ну что ж… Пора прекращать всю эту мутотень и начинать настоящее дело.

Он посмотрел на Таню и подмигнул ей:

– Верно, девушка?

Улыбаясь постыдной подобострастной улыбкой, Таня кивнула ему, не в силах отвести от него взгляда – так кролики смотрят в пасть удаву.

– Вот и хорошо, – похвалил ее Хлынов. – Молодец, девочка. Ты мне нравишься.

Он взял со стола длинный нож, больше похожий на огромное шило, и подал его Тане, предварительно развязав ей одну руку.

– Держи, – поощрительно улыбался он девочке. – Возьми этот нож и засади его этой дурехе в живот.

– А-а-а… – в горле Татьяны стоял комок, и ей никак не удавалось его проглотить.

– Ну? – настаивал Хлынов. – Что же ты?

Таня покачала головой.

– Я… не могу, – выдавила она с трудом.

– Не можешь?! – удивился Хлынов. – Но это же так просто!

Он приставил нож к животу Вероники и слегка надавил. Два крика слились воедино: Вероники – от боли, унижения и ненависти и Татьяны – от страха и отчаяния.

– Видишь? – ноздри Хлынова трепетали. – Видишь, как это просто?

– Не надо, – заплакала Таня, – умоляю вас, не надо, пожалуйста, прошу вас!

– Заткнись! – закричала на нее Чума. – Ты что, не видишь – он только и ждет, чтоб мы плакали?! Заткнись, Танюха, не плачь, это же сволочь, понимаешь, сволочь, как тот, о котором я тебе рассказывала, помнишь? Что хочешь, что хочешь делай, только не плачь, не умоляй, не унижайся, а то еще хуже будет, эта сука только и ждет, чтоб мы плакали! Не дождешься, блядина! Понял меня?! Не дождешься?!

Некоторое время Хлынов молчал, с восхищением глядя на Веронику.

– Ишь, раскраснелась, – почти нежно проговорил он. – Волнуется-то как, а? Нет, хорошая моя, ножичек нам здесь не понадобится. Ты, чего доброго, сама нырнешь под него, когда смерти захочешь, а что, с тебя станется, отчаянная ты головушка, ох и отчаянная. Нет, ножичек мы уберем. От греха, так сказать.

Он протянул Тане плоскогубцы.

– Держи. И запомни одно: все, что я тебе приказываю, ты должна исполнять незамедлительно и точно. Что отказываешься делать с ней – делаю с тобой. Поняла?

– Пожалуйста, прошу вас, – ее словно заклинило, словно она забыла все слова в русском языке.

– Держи, тварь! – рявкнул он, и Таня испуганно схватила инструмент.

И он продолжил:

– Ну вот. Молодец. А теперь – помнишь свой сосочек? А? Помнишь?

Таня молчала.

– Ну?!

– Помню, – торопливо проговорила девочка.

– Ну вот, – кивнул он. – А теперь сделай своей подруге то же самое.

И он сжал ее руку в своей и поднес инструмент к телу Вероники.

– Ну, что же ты? – подбадривал он ее. – Смелей, ну?

– Не могу, – шептала Таня. – Не могу, лучше убейте.

– Э-э, – поморщился он. – «Убейте»… слишком быстро. Я же говорил: чтобы умереть, тебе придется здорово постараться. Давай, девочка. Начинай.

Голос его становился все ниже, возбуждение еще не достигло своего предела, но и то, которое его охватило сейчас, оказывало на Таню ошеломляющее действие. Она зажмурилась и поднесла инструмент к телу Чумы. Замешкалась.

– Давай, Танька, – слышала она голос Чумы. – Ты должна, давай, я вытерплю, я все вытерплю, сделай это. Так нужно. Давай.

Голос подруги привел Татьяну в чувство. Она с изумлением посмотрела на нее, словно только что увидела, и вдруг истошно, яростно заорала:

– Оставь меня, слышишь? Оставь меня в покое немедленно! Отпусти меня сейчас же, или я с тобой такое сделаю, что ты, сука, ты, мразь, подонок, фашист, ты всю жизнь на лекарства работать будешь! Понял меня?! Отпусти нас сейчас же, скотина, или тебе будет плохо!!!

Тирада эта была настолько неожиданна, что Хлынов искренне, от души расхохотался. Таня прямо и гневно смотрела на него, а когда перевела взгляд на Чуму, то увидела, что и та как будто тоже улыбается. Или ей это показалось?

– Ну ты даешь, подруга, – шепнула ей Чума. – Молодец.

Таня воспряла. Все! Она больше не позволит этому хмырю, этой сволочи спокойно измываться над ней. То есть, конечно, она не сможет помешать ему делать все что ему заблагорассудится, но ни одной слезинки она больше не прольет и ни одного жалобного слова от нее он больше не услышит. Или она перестанет себя уважать.

– Все, – сказала она. – Ты, мудацкая твоя харя, можешь делать все что угодно. Но мой отец тебя из-под земли достанет. И вырвет тебе яйца.

Вот так, говорила она себе, молодец, продолжай в том же духе. Эта мразь должна знать свое место.

– Так, так, так, – одобрительно качал головой Хлынов. – Ну что ж. Посмотрим, у кого из вас крепче нервы. Кто первым крикнет: дяденька, пощадите. А проверяется это очень просто.

Он подошел к столу, взял веревку, тонкую, как леска, быстро и сноровисто сделал из нее две петли, перекинул их на шеи девочек, соединил оба конца в один и стал медленно-медленно поворачивать узел, одновременно затягивая на шеях обоих девочек петли. Обе почувствовали, как веревка впивается в горло, перекрывая путь кислороду в дыхательные пути.

– Посмотрим, – повторил Хлынов. – Соревнования начинаются, дорогие друзья. Просим занять зрительские места.

И он продолжал так же медленно поворачивать веревку. Петли затягивались все туже и туже.

Машина Безрукова приближалась к даче Хлынова.

Говорил Семен: Мы уже сделали соответствующие запросы и получили ответ. В сущности, об участниках этой банды известно все или почти все. Про Каюмова, главаря, известно, что до этого он не привлекался, не сидел, не судим, ну и все такое. Тоже самое можно сказать и про второго, Андрея Найденова. Про Татьяну Котову, – Никита дернулся, – рассказывать вам не стану, сами с усами, а вот эта самая Чума – личность в высшей степени интересная. Рассказать?

– В следующий раз, – угрюмо ответил Никита, напряженно вглядываясь в дорогу. – Когда..?

Семен посмотрел на дорогу.

– Скоро. Теперь уже рукой подать.

– Мы что же, – с тревогой спросил Акимов, – втроем его будем брать?

– Так точно, – кивнул Семен. – На свой страх и риск.

– Но почему?! – одновременно воскликнули Котов и Акимов.

– Петя, Никита! Повторяю еще раз для полных дебилов: приказа арестовать Хлы-нова в природе не существует. Вам все ясно? Точно так же я не могу приказать сделать это своим людям. Выход один: самим нарываться на неприятности, а потом писать рапорты, отчеты и вообще оправдываться. Понятно вам?

Снова ненадолго воцарилась тишина, прерываемая лишь работой мотора. Наконец Никита прочувствованно сказал:

– Спасибо, Сема.

– Не стоит, – отмахнулся тот. – На моем месте, уверен, так поступил бы каждый.

Котов невесело улыбнулся шутке товарища. Тут было о чем подумать.

И так, этот Хлынов убивает молоденьких девочек, и моя Таня, судя по всему, находится в его руках. Взбесившийся чекист, которого почему то не арестовывают, словно он не преступник, а какая то примадонна секретная. Вот оно, слово ключевое – секретная.

В какой-то момент он вышел из-под контроля, понял Никита. То ли и вправду взбесился ни с того ни с сего, то ли насолил ему кто-то из начальства. Нет, здесь что-то не то. Назло начальству девочек не убивают. Хотя – кто их знает, чем они там занимаются?

Никите вдруг показалось, что он нащупал что-то важное, он вдруг подумал…

Так, ну-ка, думай, Котов. Итак, солидная секретная контора «пасет» своего же сотрудника, причем, как говорит Безруков, никто в предательстве этого сотрудника не подозревает. Но слежка за ним такая, куда там Пеньковскому или Штирлицу. Почему?

Они сами напичкали его чем-то таким, что он вышел из-под контроля, – как-то очень безразлично подумал Никита. Они сами сделали из него монстра. Он небось и подписку давал какую-нибудь, что не возражает, мол, против всяких там процедур и уколов. И они его кололи, пытаясь сделать из своего человека супершпиона или кого-нибудь еще. А он…

И у них не получилось, решил Котов. Не может же получаться всегда, верно?

Стоп, сказал себе Котов. А это что значит? А это означает, дорогой ты наш Никита Сергеевич Котов, что у них, у этих, о ком ты думаешь, нет-нет да и получаются их говенные эксперименты. Они, наверное, наводнили Москву и прочие большие города

своими супер агентами, они же все время работают над собой (и над всеми остальными), все время совершенствуются, верно? У них, наверное, и отдел есть соответствующий, разумеется, секретный.

Как же они «достали» всех нас, подумал Котов, как обрыдли своими штучками и прибамбасами. Ну если вам так надо экспериментировать, делайте это нормально, цивилизованно, чтобы окружающие не страдали, девчонки молодые! Что ж вы снова и снова в говно вляпываетесь?! И тут у кого-то обязательно погоны полетят, и когда же вы работать-то научитесь, а?!

Полетят, как же, саркастически возразил себе Котов. На то и эксперименты такие секретные, чтобы пробовать, пробовать и смотреть. И не нести никакой ответственности. Они ведь все там уверены, что судить их будет История.

Сволочи.

Только бы она была жива, молил судьбу Никита, только бы она была жива. Я на все согласен, Боже, только бы жива. Не дай Господи, повториться тому, что было со Светланой, с матерью ее!

Или это действительно так, что дети повторяют судьбы своих родителей? Не дай Господь, не дай повториться, яви свою милость.

Ну вот, ты и молиться начал, усмехнулся про себя Никита. Растешь…

– Все будет хорошо, Никита, – до его плеча дотронулся Петр.

Значит, пока слишком все плохо, решил про себя Никита. В их кругу не принято так говорить, когда выезжают на арест преступника, тем более такого опасного, как этот Хлынов. Мало ли что может произойти, и никто не берет на себя такую смелость, чтобы заверить: все будет хорошо. А тут Петр говорит такие вещи. Значит, сам волнуется, сам себя успокаивает. Или это у него, у Никиты, такой вид, что его надо непременно успокоить?

Пора брать себя в руки, Никита. Пора расслабиться и приготовиться. Можешь немного помедитировать, если тебе это поможет.

– Помедленней, – сказал вдруг Семен, и Котов не сразу понял, что слова эти были предназначены вовсе не ему, а водителю.

Значит, скоро. Значит, осталось совсем немного. Подъезжаем.

Вот и Семен тоже говорит:

– Подъезжаем.

Все, Котов. Соберись.

Хлынов, я тебе глотку рвать буду!

Сознание угасало. Именно угасало, потому что бороться за жизнь хотелось все меньше и меньше. Тане казалось, что еще секунда, другая – и все будет кончено, навсегда. Она вспоминала папу, вспоминала, почему уехала из Горска, и теперь все причины, все эти мелкие ссоры с мачехой казались ей такими ничтожными, вздорными, что даже сквозь пелену надвигающейся смерти она успевала удивляться самой себе: ну что такого страшного было в этих перепалках? Вернуть бы назад хоть один месяц жизни, все могло быть по– другому.

Эти мысли приходили ей в голову в те редкие минуты, когда Хлынов, видя, что у кого-то из них наступает агония, ослаблял петли, и воздух снова врывался в легкие несчастных девочек.

Поначалу Чума хрипела, сколько могла:

– Сволочь, сволочь, сволочь, сволочь, сволочь…

Но потом она уже не могла произнести ни слова, и теперь только хрипела, с такой же ненавистью глядя на Хлынова, когда тот ослаблял на их шеях веревку.

А Таня вдруг стала безразличной ко всему. Она даже не старалась думать о постороннем – мысли сами приходили ей в голову.

Как там, интересно, Андрей? Жаль, что все так получилось у них нелепо. Все у них нелепо. И с папой, и с Людмилой, мачехой, и с Андреем. И вся она такая нелепая нелепая.

Хлынов приоткрыл ей веки, заглянул в глаза и почти весело спросил:

– Ну, как жизнь? Попроси пощады – отпущу.

Она вдруг поняла, что должна ему сказать. Вот никак не могла сообразить, а теперь поняла, что конкретно обязательно должна сообщить этому человеку.

Она приоткрыла губы и с трудом прохрипела:

– Ты нелепый.

– Что-что? – он пригнулся пониже, чтобы получше ее слышать. – Что ты сказала?!

– Нелепый. Ты, – хрипя, повторила она.

Озадаченный, он выпрямился и посмотрел на Таню немного другими глазами. Девочка оказалась крепче, чем он думал. Ну что ж, тем интереснее будет все остальное.

Когда вдруг ему показалось, что в доме кто-то ходит, он молнией метнулся к двери и прислушался. Так и есть, кто-то осторожно ступал по полу соседних комнат. Хлынов замер. Достать пистолет было делом одного мгновения.

Дверь в комнату пыток дернулась, но не открылась. Хлынов решил, что еще не все так безнадежно.

И громко, требовательно выкрикнул:

– Кого черт принес?

На секунду наступила тишина, а потом спокойный голос приветливо попросил:

– Хлынов, откройте, пожалуйста.

Но приветливость эта не обманула Хлы-нова. Он понял, что за этим может последовать.

– Проваливайте! – крикнул он.

– Хлынов! – заговорил другой голос. – Моя фамилия Акимов. Я из МУРа. Ордера

на арест у нас нет. Если с девочками все в порядке, я даю вам слово, что мы только заберем их и тотчас удалимся восвояси. Лучше откройте, Хлынов.

– Проваливайте, я сказал! – хрипло повторил Хлынов.

Он был вне себя. Ему помешали! Ему помешали сделать то, что являлось делом его жизни! Да зачем вообще жить, если ему не дают делать то, ради чего и стоит жить?!

– ВОН!!! – заорал он и бросился к девушкам.

Черт с ней, с припадочной! Но эту, нежную, эту странную, он не отдаст! Ни за что не отдаст!

К тому же с одной заложницей справиться сподручнее, чем с двумя…

Семен, Петр и Никита расположились у двери так, что если маньяк вздумает стрелять, пули пролетят мимо – по бокам.

– Надо ломать, – сказал Семен.

– Как? – возразил Петр. – Один раз вдарим – и он по двери стрелять начнет.

Котов лихорадочно соображал. Что делать, Господи, что делать?!

И. Крутов

И тут он впервые с той минуты, как они вступили на территорию этой дачи, раскрыл рот.

И заорал:

– Открой, сволочь!!!

Хлынов уже освободил Таню и подхватил ее на руки. Девочка бессильно обмякла

в его руках, и именно в этот момент и прозвучал крик отчаяния.

Таня подняла голову – ей показалось, что она слышала голос отца.

– Откро-о-о-ой!!!!!!!!

Теперь у нее не оставалось никаких сомнений: там, за дверью, ее отец, папа, ее спасение. Что было сил она закричала в ответ:

– Папа-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!

Больше Никита не мог ждать. Он даже разбежаться толком не успел. Просто ухнул, дико закричал и что было сил толкнул ненавистную дверь.

И влетел в комнату. Вслед за ним ворвались Семен и Петр. Но все трое тут же остановились как вкопанные: Хлынов крепко держал Таню, одной рукой зажимая ей рот, а другой приставив к ее виску пистолет.

– Стоять!!! – заорал он, едва они перелетели через порог. – Стоять, или я ей голову прострелю.

Но они уже и так стояли, тяжело дыша и с ужасом глядя на него, на Таню, на Веронику, на столб, на кресло, на страшные инструменты.

– Что здесь происходит?! – только и смог выговорить Семен.

– Оружие на пол, – скомандовал им Хлынов. – Ну?!

– Спокойно, – предупредил его Акимов. – Вот, видишь? Мы кладем оружие на пол.

Не спуская глаз с Хлынова, он присел и

положил свой пистолет на пол. Семен и Никита последовали его примеру.

Сердце Никиты разрывалось. Его девочка была под дулом пистолета маньяка, а он ничего, ничегошеньки не мог сделать! И Таня смотрела на него полными слез глазами и шептала:

– Папа…

А он ничего, ничего не мог сделать!

– Три шага назад! – снова скомандовал Хлынов. – Только без шуток. Одно движение – и девочка без мозгов останется. Три шага назад.

Они сделали эти чертовы три шага.

Не выпуская их из виду, он пошел по направлению к выходу, цепко держа голову Татьяны под прицелом. Им оставалось только провожать их глазами.

Когда он проходил мимо Чумы, та натужно прохрипела свое:

– Сволочь…

Он решил не оставлять им ее. А зачем она им? Того, что он с ней сделал бы, они все равно делать не будут, кишка у них на это тонка. Так зачем оставлять то, что ему не достанется? К черту! Еще и оскорбляет, а это никому не должно сходить с рук. К тому же они должны убедиться, что намерения у него самые что ни на есть серьезные. Если он убьет эту сучку, они поймут, что имеют дело с личностью, и не посмеют помешать ему, когда он станет уходить с этой сладкой девочкой. И отец ее ничего не

сможет сделать. Все правильно. Он должен убить эту девку.

Все это промелькнуло в его голове в одно мгновение. Но этого хватило Семену Безрукову, чтобы прочитать мысли маньяка и понять, что за этим должно последовать. Поэтому, когда пистолет Хлынова на миг отрывался от виска Тани, Безруков уже был в полете. И едва рука с пистолетом выпрямилась для выстрела, Семен уже схватился за нее мертвой хваткой. Обычно это называют интуицией, профессионалы – выучкой.

Хлынов и Семен покатились по полу, увлекая за собой Татьяну, а на помощь уже спешили Никита и Петр. И хоть выучка Хлынова была отменной, шансов устоять против трех профессионалов у него не было.

Ни единого.

Втроем они навалились на него, образовав рычащий, орущий, перекатывающийся клубок тел. Какая-то сила подняла с пола Таню. Как сомнамбула она подошла к оружию, которое кучей валялось тут же, рядом, подняла отцовский пистолет, сжала его в обеих руках и закричала срывающимся голосом:

– Стоять!!! – и выстрелила вверх.

Никите к тому моменту уже удалось схватить Хлынова за волосы и задрать его голову кверху. Сзади руки маньяка крепко держал в надежном захвате Безруков. Акимов сидел рядом и тяжело, прерывисто дышал.

– Папа, – сказала Таня, не сводя глаз с Хлынова. – Отойди. Я его сейчас убью.

Никита вопросительно посмотрел на Семена: держишь? Тот кивнул.

Никита отпустил голову Хлынова и подошел к дочери.

– Отойди, папа, – как заведенная повторяла Таня, зачарованно глядя на Хлынова. – Пожалуйста, отойди.

Никита подошел к ней, мягко забрал из ее рук пистолет и со всего размаха дал пощечину. Таня тут же заплакала, громко, в голос и, не обидевшись, припала к плечу Никиты. Он гладил ее по волосам и повторял:

– Все будет хорошо, дочка. Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.

– Молодец, Танюха, – произнесла Чума, и все посмотрели на нее. – Может, и меня освободите? – сказала она.

Акимов встал с пола и медлен по собрал валявшееся на полу оружие. Пистолет Хлынова, отлетевший в борьбе, он положил в карман, а свой направил на маньяка.

– Все кончено, Хлынов, – сказал он веско.

А потом подошел к Веронике, задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– А это мы еще подумаем, освобождать тебя или нет. Может, тебе здесь больше понравится, чем в тюрьме. Освободи, дядя, – попросила его Чума. Акимов кивнул и стал освобождать ее от оков.

Тем временем Никита снова подошел к Хлынову и со всего размаха ударил его пистолетом по лицу. Тот упал и потерял сознание.

– Нехорошо арестованных бить, – равнодушно заметил Акимов, мельком взглянув на упавшего.

– Он не арестован, – зло проговорил Никита. – Его нельзя арестовывать. Приказа-то нет.

На поясе Семена зазвучал зуммер пейджера. Прочитав информацию, Безруков весело посмотрел на Никиту и сказал:

– Уже арестован. Приказ поступил только что.

– Поздравляю, – сказал ему Никита. – С опережением графика работаешь.

Эпилог

Никто из потерпевших никогда Татьяну не видел. По совету Акимова Никита тут же увез дочь в Горек, спасая от уголовного преследования. Там, далеко от Москвы, они надеялись пересидеть все события и укрыться от закона. В конце концов им это удалось. Никто никогда так и не узнал, что Татьяна Никитична Котова в возрасте пятнадцати лет принимала участие в четырех вооруженных ограблениях.

Тогда же, на даче у Хлынова, друзья от-

пустили и Веронику. Акимов сказал, что не ведет это дело, Семен – что он вообще из другой конторы, а Никита и вовсе плевать хотел на проблемы уголовного розыска. Чуму отпустили, наказав на прощание, чтобы вела себя впредь тише воды ниже травы, поскольку подельники ее выгораживают.

На время Вероника оставила мысли о мести. Пусть пройдет еще какое-то время, решила она. Это никуда от меня не уйдет. А если уйдет, подумала она с неожиданным для нее смирением, – значит, Бог того захотел. Но если когда-нибудь этот человек встретится у меня на дороге, хотя бы один только раз, значит, Бог послал мне эту сволочь, чтобы я вспомнила и отомстила. А пока – подождем.

Она приехала в Барыбино, на свою долю купила мебель, все нужное ей по хозяйству добро и стала ждать Генкиного возращения. Таня отказалась от своей «доли», и поэтому Вероника разделила деньги подруги на три части – одну взяла себе, а две оставшиеся положила в тайник, к деньгам Генки и Андрея. Вернутся – получат.

В Горек Татьяна вернулась притихшей, подавленной. Людмила старалась не огорчать ее, опасаясь, что отношения с падчерицей, которая, по словам мужа, пережила очень многое, могут снова осложниться. Таня молчала несколько недель, словно воды в рот набрала. Котов с женой начинали уже волноваться, когда вдруг как то утром, за завтраком, Таня впервые после долгой, затянувшейся паузы заговорила: