Текст книги "Мясник"

Автор книги: Игорь Крутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Таня поддержала его:

– Если твои родители тебя выдержали, то после этого им никакая самая страшная рожа не страшна. Они теперь Квазимодо первым парнем на деревне должны считать. После твоей-то рожи.

Андрей чуть попритих.

– Это кто – Квазимодо?.. – настороженно спросил он.

– Да так! – беспечно махнула рукой Таня. – Мой предыдущий парень.

Он сразу помрачнел.

И. Крутов

– Может, ты еще и не девочка? – спросил он угрюмым голосом у нее.

Веселье было моментально испорчено.

– Дурак, – с сожалением констатировала Таня и кивнула ему. – Будь здоров!

– Скатертью дорога! – крикнул он ей вслед, склоняясь над лестничным пролетом.

– Счастливо оставаться! – услышал он в ответ.

К тому времени в «стае» появилась новенькая – Вероника. Никто не знал, откуда она взялась. Просто однажды пришла в беседку, где гужевались в это время пацаны, безошибочно определила в Генке главаря, подошла к нему и безапелляционно заявила:

– Возьмите меня к себе. Не пожалеете.

Генка удивленно поднял брови.

– Ты кто такая? – спросил он новоприбывшую.

– Вероника, – ответила девчонка.

– Так… А дальше?

– Пока хватит, – ответила девчонка.

Все присутствующие с интересом рассматривали ее. Маленькая, худенькая, казалось, соплей можно перешибить, но чувствовалось при этом, что характер у этой девочки, мягко говоря, присутствует.

– Сколько тебе лет? – спросил Генка.

– Двадцать четыре, – не моргнув глазом, ответила девчонка.

– Что?!

– Двадцать один, – усмехнулась она.

– Не гони, ты…

– Паспорт показать?

– Если у тебя есть паспорт, – сказал

Генка, – зуб даю, что тебя никто не трахнет. Так возьмем. Только у тебя нет паспорта.

– Правильно, нет, – легко согласилась девчонка. – Пятнадцать мне.

– Все равно гонишь, – сказал Генка. – Двенадцать, но мне все равно. Снимай штаны и становись раком.

Девчонка медленно оглядела всех присутствующих, а потом повернулась к Генке и внятно произнесла:

– Трахать меня будешь только ты.

– Ты здесь условия не ставь, – ровным голосом сказал ей тот. – Если хочешь быть с нами – трахаешься со всеми. Закон есть закон.

Он не вспоминал, как хотел обойти этот закон, когда пришла Таня. Этой пигалице далеко до дочки мента, к тому же никто ее сюда не звал. А закон для всех баб один: хочешь быть в «стае» – ложись и не разговаривай.

Вероника упрямо покачала головой.

– Трахать меня будешь только ты один, повторила она. – И больше никто. Ты мо жешь со мной делать все, что захочешь. Абсолютно все. Где хочешь и когда хочешь. В любое время, в любую дырку. Но больше – никто. Понятно?

Генка потрясенно уставился на нее. Разное он видел, но с таким встретился впервые. И ползали на коленях, и в рот брали неоднократно, и спасибо говорили в самый ответственный момент «кормежки», но чтоб

такое, да еще с такой убежденностью, – такого не было.

– Да? – сказал он. – Ладно. Говоришь ты красиво. Только я тебе что сказал, а? Сними штаны и становись раком. Ты не слышала?

Она кивнула.

– Слышала, – сказала Вероника. – Не беспокойся, я все слышала. Только я говорила для этих козлов, а не для тебя.

И она мотнула головой в сторону пацанов. Те смотрели на нее, раскрыв рты.

«Жаль, что Андрюхи нет, – подумал вдруг Генка. – Правда жалко».

Хотя почему он вспомнил Андрюху, он, наверное, не смог бы объяснить даже самому себе.

А Вероника повернулась к нему спиной, нагнулась и оголила зад, вскинув юбку. Трусиков под юбкой не было.

Кто-то из ребят присвистнул. На вид девчонка была маленькой, но задницу имела вполне приличную. Генка тут же почувствовал, как в его штанах знакомо зашевелилось.

Он расстегнул ширинку, вытащил, никого не стесняясь, член и, шагнув к Веронике, вошел в нее сзади.

«Да она мокрая, – потрясенно думал Генка, сильно и ритмично двигаясь в ней, – она совершенно мокрая, она хотела меня! – Он двигался и одновременно думал: – Она хотела меня, как женщина меня хотела, она мокрая была. Или она всегда хочет,

просто блядь какая-то? Но нет, она же не всем дает, слышал, что она сказала, только ты, мол, Генка, и больше никто! А дает-то как – мама родная!»

Девочка была явно не новичок в вопросах секса. Она совершенно искренне стонала, и было видно, что получает удовольствие не меньше Генки, если не больше. И при этом так двигала задницей, что Генка чуть с ума не сошел от восторга. Оба орали как оглашенные. Подобной сцены здесь не видели никогда, хоть девочек в этом месте было перетрахано немало.

Когда Генка кончил, он долго не отрывался от Вероники, что тоже было довольно странно: здесь привыкли к тому, что долго особенно не задерживались. Кончил, штаны подтянул и пошел. А тут…

Генка тяжело дышал и словно не хотел отпускать от себя девчонку. Но ему напомнили.

– Геныч… – сказал Серега маленький. – Теперь я, ладно?

– Почему ты? – спросил его Бочонок. – Я первый забил.

Очередь никто не занимал, не до этого было. Но всем до одного теперь хотелось пережить то же самое, что только что пережил их главарь. Это было круто.

Генка понимал, что они правы. Да и после инцидента с Таней, когда не без помощи Андрюхи авторитет его малость пошатнулся, не стоило сейчас обижать «братву». Кто такая эта Вероника! Дает она классно, но это как раз и говорит о том, что она просто-напросто шлюха. Из-за бабы ссориться с ребятами. Ну ее на х… эту Веронику. Хочет быть в «стае» – пусть выполняет закон. И ложится под «хор».

Бочонок стал приближаться к Веронике.

– Не подходи, – предупредила она того.

– Да ладно, – ухмыльнулся он. – Начала дело – продолжай смело. Я – следующий.

Он протянул руку, чтобы задрать ей подол, но тут произошло такое, что потом очень долго вспоминали, пытаясь восстановить все подробности. Вероника почти не сдвинулась с места. Не отклоняясь ни на миллиметр, она подняла правую ногу и врезала ею Бочонку по лицу. То есть она не подняла ее, а взмахнула. Как мельница.

Бочонок отлетел на несколько метров и рухнул как подкошенный.

– Правильно! – ощерился Серега маленький. – Не его, а моя очередь.

Вероника крутанулась на левой пятке вокруг своей оси, а правой ударила Серегу точно в лоб. Пацан упал рядом с Бочонком.

Генка ошалело смотрел на нее. Вот это баба, лихорадочно думал он, это же то, что надо, откуда она взялась, черт возьми?!

Вероника повернулась к нему.

– Я же предупреждала: кроме тебя – никого.

Генка все еще озадаченно крутил головой.

– Послушай, – хрипло спросил он. – Откуда ты взялась?

– Потом расскажу, – ответила Вероника. – Если захочется.

– А зачем тебе «стая»? – не понимал Генка. – Тебя, я вижу, обидеть трудно.

– Одной скучно, – объяснила ему бесхитростно Вероника.

– А почему ты мне дала, а им нет? – не отставал от нее Генка.

– Я не блядь, – просто ответила Вероника. – Хотя люблю это дело.

– А правда, лет тебе сколько?

– Пятнадцать.

– Обзовись.

– Век воли не видать.

– А почему именно я? – спросил опять Генка.

– Ты главарь, – пожала она плечами. – Должна же я с кем-то трахаться. Лучше с тобой, чем с другими.

– Правильно, – сказал Генка. – Только закон есть закон.

Вероника его перебила.

– Слушай сюда, – сказала она ему. – На этот закон мне насрать. Если хочешь брать меня в «стаю», бери меня и харь сколько влезет, понятно? А не хочешь – я других ребят найду.

Генка понял, что говорит она чистую правду. Терять такой кадр ему не хотелось.

– Оставайся, – сказал он. – Никто тебя не тронет.

– Кроме тебя, – подмигнула она ему.

– Ну, – сказал он, улыбаясь во весь рот.

…Веронике не нравилось настроение Андрея. Мужчина, справедливо полагала она, не должен так убиваться из-за какой-то там телки. Впрочем, по Андрюхиному виду нельзя было догадаться, что ему там что-то неприятно, он хорошо держал себя в руках, и это как раз Веронике и нравилось. Но она каким-то взрослым чутьем, не по годам сильно развившимся в ее далеко не взрослом теле, понимала, что тому нелегко. И то, что парень внешне старался не подавать виду, только прибавляло ему уважения в глазах Вероники.

Она решила ему помочь, но сначала убедиться, правильно ли разгадала переживания Андрея. Чтоб не попасть впросак, а то мало ли что…

Она подошла к нему, улучив момент, когда тот как-то остался один, и спросила напрямик:

– Хочешь, я побазарю с ней?

– С кем? – не понял тот.

– С Танькой этой. Не нравится мне, как она кочевряжится перед тобой, и вообще…

– Что «вообще»?

– Ну, так баба не должна себя вести. Я так "„умаю.

И. Крутов

– Тебе-то че от этого? – спросил ее Андрей после паузы.

– Я лично тебя наглухо уважаю, Анд-рюха, – призналась Вероника. – И хочу, чтобы телка эта место свое знала.

– Она немного другая…

– Все мы одинаковые, Андрюха. Все.

– Ты не врубаешься, Вероника. С такими, как она, так не разговаривают. По-другому как-то надо. С такими так не поступают. Она все наоборот станет делать.

– Да нужна она мне, разбираться с ней, – усмехнулась Вероника. – Так поговорю, по-бабьи.

– Как это? – не понял Андрей.

– Да знаю я эту породу, – успокоила она его. – Ну хочешь, помажем? Через пару дней твоя будет. Сама придет.

– Не придет, – покачал головой Андрей.

– Отвечаю, Андрюха, – убеждала его Вероника. – Мажем?

Андрей в который раз пригляделся к ней внимательно и в который раз удивился ее недетскости. Выглядела она как юная пионерка, а «душка» – на целую бригаду «бритоголовых» хватит.

Он пожал плечами.

– Ну давай.

На следующий день к вечеру Таня действительно сама подошла к нему. Протянула ему руку и сказала, глядя прямо в глаза:

– Мириться будем?

Ему вдруг показалось, что он сейчас задохнется, что воздух почему-то лишился кислорода, но на самом деле он просто забыл его вдыхать. Другими словами, он перестал дышать от неожиданности.

Наконец он еле-еле выдавил из себя:

– А мы вроде как и не ссорились.

И пожал протянутую руку.

Больше они не ссорились – до самого их отъезда, вернее, побега в Москву.

Когда Вероника предложила им «смотаться» в столицу, никто не удивился. Компания частенько устраивала «набеги» на Москву, и, в общем-то, это было не ново. Но последующие ее слова оставили всех в замешательстве:

– Все не поедут, – заявила она. – Только четверо. Генка, я, Андрюха и Танька.

– Какая Танька? – удивился Генка.

– Котова.

– Кто?! – вскрикнул Андрей.

Вероника кивнула ему.

– Танька, Танька. Вчетвером и поедем.

– А мы? – спросил удивленно Бочонок. – Мы что – пальцем деланные?

– Там дела крутые будут, – ответила ему Вероника. – Четверо – это то, что нужно.

– Да какие дела?! – завопил Бочонок.

– Не твое дело.

– Так… – ошеломленно проговорил он. – Значит, так, да? Эй, командиры! —

позвал он Генку с Андреем. – С каких это пор баба у нас командует?

Генка с Андреем переглянулись. Разговор о том, чтобы смотаться малой бригадой в Москву, у них был, но они не ожидали, что Вероника вот так все и выложит при всех. Генка разозлился.

– И правда, что ты вякаешь? – сказал он ей. – Раскомандовалась, сука. У меня спросила?

Пусть знает, кто тут хозяин. Да и ребята одобрительно головами закивали.

– И Таньку-ментовку приплела еще, – не успокаивался Бочонок. – Ты с ней что – скорефанилась? Когда успела?

– Закрой пасть, – сказал ему Андрей. – Короче, есть в ее словах что-то. Надо подумать.

– Андрюха! – вскинулись пацаны.

– Тихо, бля! – заорал он. – Сказал, подумать надо, значит, надо.

«А что, она дело говорит, какого хера кота за хвост тянуть. И вообще, раз она заТаньку, значит, знает, что говорит. Кто их, баб, разберет, может, и вправду скорефанились».

Он знал, что Танька чуть не плачет от мачехи, от постоянных семейных разборок и, наверное, рада куда-нибудь умотать.

Чем больше он об этом думал, тем больше ему нравилась сама идея. «Генка Веронику во все дырки трахает, а я дальше поцелуев сопливых и не продвинулся вообще.

Там нас будет четверо – куда она денется? Да и классная компашка получается, большие дела можно сделать. Нет, она права, вчетвером надо ехать».

Генка тоже раздумывал: «Конечно, плохо, что эта шмакодявка развыступалась, но ведь дело, дело говорит. Если она уболтает ехать Таньку, нормальный коллектив складывается. Можно будет и отдохнуть по кайфу, и провернуть дела кое-какие. Не, нормально».

Он поднял руку и гаркнул:

– Ша!

Все уставились на него.

– Короче, – сказал он. – Андрюха прав. Подумать надо. А ты, – он повернулся к Веронике, – в следующий раз, прежде чем пасть раскрыть, спроси разрешения. Поняла?

Она чуть заметно улыбнулась, никто и не увидел.

– Понятно.

– Ну, вот и лады, – удовлетворенный Генка потер руки. – И молодец.

Веронике уже давно стало ясно, что она победила. Теперь ее немного беспокоила Танька. Согласится или залупаться начнет? Но нет, вроде не должна. В прошлый раз они сразу нашли согласие и полное взаимопонимание.

Она встретила в тот день Таню, когда та возвращалась из школы, и сразу, без обиняков, заявила:

– Привет. Меня зовут Вероника.

Таня удивленно на нее посмотрела:

– Ну и что? А меня Таня.

– Знаю, – кивнула та. – Короче: есть тут один парень. Нравишься ты ему.

– Да? – заинтересованно спросила Таня. – Ну, и что дальше? Ты кто – сваха?

– Андрей его зовут, – продолжала Вероника свою бесхитростную линию. – Знаешь такого?

– Ну, знаю.

– Ну вот, – сказала Вероника.

– Что – ну вот?

– Упустишь его скоро – вот что, – сообщила Вероника Тане.

– Ну и пожалуйста, – пожала плечами Таня.

И вдруг заволновалась.

– Слушай сюда, короче, – сказала Вероника. – Если че – я за себя не отвечаю.

– В каком смысле? – все еще не понимала Таня.

Вероника даже сплюнула с досады – вот ведь непонятливая!

– А в таком, – сказала она. – Что если ты такая гордая, что на кривой козе к тебе не подъехать, то я его себе забираю. Ясно?

– Как это. – забираешь? – усмехнулась Таня. – Он что, инвалид? Передвигаться не может?

– Ты мне тюльку не гони, – посоветовала ей Вероника. – Я за слова свои отвечаю. Если не нужен он тебе – все, короче. Забираю себе, претензии не принимаются. Понятно тебе, дура стоеросовая?

– Ну и бери, – сказала Таня. – Только помни, что ты мне сказала.

– Что?!

– Что за слова свои отвечаешь, – напомнила ей Таня. – Вот теперь и забирай его. С потрохами. Дарю.

– Эй, – снова заволновалась Вероника, – ты че, с ума погнала? – она даже растерялась. – Он тебе че – совсем не нужен?

На нее было жалко смотреть.

– А он тебе действительно нравится? – спросила у нее Таня, внимательно глядя на нее.

Вероника пожала плечами.

– Да хороший парень, – сказала она. – Смотреть противно, как он по тебе сохнет, – она вдруг остановилась и взглянула на Таню в упор. – А тебе он что – правда не нравится?

Таня покачала головой и неожиданно для себя сказала правду:

– Нравится.

Вероника аж вскинулась.

– Ну так что же ты! – возмущенно заговорила она. – Что же ты тогда?!

– А что он? – обиженно как-то пожаловалась Таня.

Вероника снова успокоилась и почувствовала себя в своей стихии.

– Ты вот что, подруга, – деловито сказала она. – Ты это кончай, поняла? Ты что – барышня какая то? Проще надо быть, поняла?

– Ага, – кивнула Таня. – Будь проще, и к тебе потянутся люди, да?

– Чего? – не поняла Вероника.

Таня махнула рукой.

– А! – сказала она. – Так.

– Я не поняла, – покачала головой Вероника. – Ты подойдешь к нему или пет?

– Пусть сам подходит, – уперлась Таня. – Он мужчина, он и должен подходить.

И тут Вероника сказала вещь, из-за которой, собственно, спор и прекратился.

– Подходить должен тот, кто умнее, – сказала она. – Ты что – дурнее паровоза?

Таня расхохоталась.

– Все! – сказала она своей новоявленной подруге. – Убедила! Подойду.

– фу-у! – выдохнула Вероника.

Ехать или не ехать, вопроса перед Таней практически не стояло. Она вдруг подумала, что это станет лучшим выходом в сложившейся ситуации. Все правильно. Она уедет, а эти молодожены останутся. И все будут взаимно счастливы. Так что она согласилась, почти не раздумывая.

Андрей ее быстрое согласие принял на свой счет и чуть все не испортил. Сразу, как только поезд тронулся, он предложил ей выйти в тамбур.

– Зачем? – удивилась Таня.

– Покурим, – он улыбнулся как-то нехорошо.

– Я не курю.

Вероника поддержала его.

– Идите, идите, – замахала она руками на них. – Мы тут с Генкой побазарим. Нам есть что, короче…

Андрей смотрел в сторону Тани каким-то новым взглядом, которого она у него раньше не видела.

– Пошли? – спросил он.

Она пожала плечами.

– Пошли.

Они вышли в тамбур. Вообще-то они уже целовались до этого, но были эти поцелуи похожи на пионерские. Таня так плотно сжимала губы, что, как ни старался Андрей, так и не смог ее до сих пор растормошить.

В тамбуре он набросился на нее, стал тискать, мять, хватать за грудь. Рука его залезла ей под юбку, оттянула резинку трусов и нырнула внутрь. От неожиданности, страха и отвращения она закричала, но он не останавливался. Тогда она изо всех сил вцепилась ему в плечо. Он завопил от боли и отпустил ее.

– Ты что?! – заорал он. – С ума сошла?!

– Это ты сошел с ума, – ответила ему она. – Всю жизнь мечтала девственность потерять в грязном тамбуре. Ни постели, ни душа, ни шиша. Козел ты, Андрей.

– Что?! – грозно навис он над ней. —

За такие слова знаешь что бывает?

– А за изнасилование в зоне знаешь что бывает? – парировала Таня, неожиданно обнаруживая специфические познания. – Лучше сейчас козел, чем потом – петух. Согласен?

Он все еще морщился от боли – на плече его виднелись следы ее зубов.

– Да нужна ты, – нехотя сказал он. – Насиловать тебя… Больше некого будто.

– О’кей! – улыбнулась ему Таня. – На том и договоримся. Пошли назад.

Когда они вернулись в купе к Генке и Веронике, те стали с любопытством их рассматривать, как бы пытаясь понять, что произошло. Первый не выдержал Генка.

– Ну? – грубо спросил он. – Трахнулись, что ли?

– Заткнись, – сказал ему Андрей.

Таня не реагировала, молча готовила

свою полку к ночлегу.

– Правильно! – во все горло загоготал Генка. – Молодец, Танюха. Береги честь от всяких мудаков. Нам тоже сгодится.

Андрей соскочил со своей верхней полки и кинулся к Генке, сжимая кулаки.

– Ты, гондон штопаный! – заорал он. – А ну, давай выйдем!

Генка был спокоен, даже посмеивался.

– Гондон, да? – переспросил он. – Я, да? Выйдем, да? Ну давай выйдем.

И, не оборачиваясь, вышел из купе. Еле § сдерживая себя, за ним вышел Андрей.

I. Вероника посмотрела на Таню.

Так до старости и будешь целкой ходить? – с упреком сказала она. Херня какая то: из за целки «мочатся» друг с другом. Как будто других дел нет. Да и зачем она тебе, целка-то? Все порядочные смеются. Пятнадцать лет уже, а кайфа до сих пор не видела. Помрешь ведь скоро от старости, а так и не поимеешь мужика.

Таня молчала. Что говорить? Все равно не поймет. У нее свои понятия.

Дверь купе снова отворилась, и в него вошли Генка и Андрей. Генка чему-то улыбался. Глаза Андрея почему-то бегали.

– Чё, уже? – удивленно смотрела на них Вероника. – Ну, и кто кого?

– Победила дружба! – снова загоготал Генка. – Союз нерушимый и непоколебимый.

– Жрать будем? – спросила Вероника.

– Конечно! – ответил Генка.

Андрей молча кивнул.

– Я не буду, – сказала Таня, – спать охота. Хорошо бы сейчас заснуть, а в Москве проснуться.

Спи, спи, – милостиво кивнул ей Генка.

Вероника стала собирать на стол. Таня устроилась поудобнее, закрыла глаза и под мерное покачивание поезда уснула.

Проснулась она от того, что почувствовала: кто то яростно срывает с нее трусики. Она моментально проснулась, хотела закричать, но сильная широкая ладонь Андрея плотно зажала ей рот. Она стала извиваться всем телом, что бы хоть чуточку ослабить его давление, но он знал, видимо, как в таких случаях поступают. Он не оставлял ей ни малейшего шанса. И при этом все время сдавленно шептал в ухо:

– Тихо… тихо…

Она изловчилась, укусила его ладонь, но он только сильнее вдавил ее лицо в подушку. Трусики уже были сорваны, и он коленом пытался раздвинуть ей ноги. Она отчаянно сопротивлялась, но силы уже были на исходе. И в какой-то момент вдруг мелькнула предательская мысль: «Да почему нет?» Она перестала барахтаться и обмякла. Почти моментально Андрей этим воспользовался. Острая боль пронзила ее, она вскрикнула, а Андрей стал часто-часто двигаться, и каждый толчок его приносил ей новую порцию боли. Впрочем, длилось это не очень долго. Очень скоро она перестала чувствовать боль так остро, как прежде. Но удовольствия, о котором говорила Вероника, она тоже не испытывала. Наконец Андрей застонал громко, в голос, и затих прямо на ней.

Она не плакала. Она просто думала, что вот, как жаль, хороший ведь парень, и они могли быть еще вполне счастливы, наверное, друг с другом, но вот он взял и все испортил. Ну не виновата она, что такая старомодная.

– Я тебя никому не отдам, – прошептал ей в ухо Андрей.

Она скривилась. Зачем он ей это говорит? Какое это теперь имеет значение?

– Вероника! – позвала она негромко.

Она хотела спросить ее: ну, где он, твой

обещанный кайф? И из-за этого стоило столько разговоров вести? Если это секс, то занимайтесь им сами. Без меня. Отныне и навсегда. Я больше в эти игры не играю.

– Их нет, – шепнул ей в ухо Андрей.

– А где они? – удивилась Таня.

– В тамбуре.

– Трахаются? Им что, здесь западло?

– Да нет, – восторженно шептал ей в ухо Андрей. – Помнишь, мы с Генычем выходили. Он тогда сказал мне, что нарочно вытащил меня из купе, чтобы сказать, чтоб я не беспокоился, что когда ты заснешь, они с Вероникой выйдут, а я… ну вот, короче, так и вышло. Башка у него варит, правда?

– У него, может, и варит, – слабо ответила Таня. – А у тебя вот вообще отказала. Зачем ты мне эту пакость рассказываешь? Чтоб мне больней было?

– Ну как? – удивился он. – Мы же теперь все равно вместе. Рано или поздно это бы произошло. Так что мы теперь, считай, как Геныч с Вероникой – вместе.

– ЭТО не произошло, – спокойно проговорила Таня. – ЭТО теперь вообще никогда не произойдет. Из-за тебя. Я не так себе ЭТО представляла. То, что произошло, мне не нравится. Так что больше ко мне не прикасайся. Никогда. Понял?

– Ты че, Танька? – удивленно спрашивал он ее.

– Ты как с Генкой договорился? —

спросила она у него. – Что потом сам его позовешь? Должны же они спать.

– Ага, – признался он.

– Ну вот и зови их, – приказала ему Таня.

– Ага, – сказал он и встал.

– Свет не включай, – попросила она.

Так вот все и было. И теперь они приехали в Москву. И она изо всех сил хотела, чтобы он больше никогда к ней не прикасался, не обнимал, не целовал. Она смотреть на него не могла. Противно.

– Все, – услышала она около себя голос Вероники. – Приехали. Ну, Москва, держись. Чума идет.

– Какая чума? – переспросила Таня.

– Потом поймешь, – ответила Вероника, и глаза ее при этом горели каким то странным лихорадочным огнем.

Глава третья

Им было весело. Им было все нипочем.

– А я щас спою! – заорал Суслик.

– Гы-гы-гы! – подхватил здоровенный амбал Приступа.

– Пой, – разрешил Карнаухов.

И. Крутов

– Может, не надо… – осторожно подал свой голос и Ваня.

Его маленький рост, скромный вид, а главное – очки, никак не вписывались в обстановку – в компанию пьяных подростков. Нет, Ваня был явно из других. Все остальные, как на подбор, рослые, горластые, нахальные, кровь с молоком и кулаки с пивную кружку. А Ваня…

– Иди отсюда, – послал его прямолинейный Карнаухов.

– Куда? – не понял одноклассника Ваня.

Суслик подсказал, куда именно.

– Гы-гы-гы! – вновь захохотал Приступа.

Ваня пожал плечами. Честно говоря, давно уже надо было свалить, но он все тянул, все чего-то ждал, на что-то надеялся… Может быть, на обещанных Карнауховым девочек?

Нет, не будет тебе, Ваня, сегодня девочек! Наколол тебя твой лучший друг – почему лучший? С каких это пор? – выманил все деньги, пропил их со товарищи, и все, и никому ты, Ваня, не нужен. Эх, Ваня, Ваня…

Поняв это, Ваня тихо отступил в темноту и вдруг побежал в сторону дома, да так шустро, словно за ним гнались собаки.

– Куда это он? – удивился Приступа.

– А ну его, – махнул рукой Карнаухов.

Действительно, черт с ним. Дал денег

на портвейн, и ладно… Стоп! И вдруг в голове главаря возникла мысль.

– Погоди! – остановил приятелей Карнаухов. – Мужики, а сколько там мы сегодня приняли на грудь? Кто помнит?..

«Мужики» напряглись, вспоминая…

Редкие прохожие, издали завидев чуть

покачивающиеся фигуры подростков, решительно сворачивали в сторону, стараясь обойти их стороной.

– Шесть! – выкрикнул первым Суслик. – Нет, восемь! Или семь!..

Суслик, он и есть Суслик, ну что с бедняги взять! Торопыга. Промокашка. Пустозвон. И долбо…

– Заткнись, – посоветовал ему Карнаухов.

Суслик тотчас заткнулся, причем сделал это без обиженной физиономии. Потому как Карнаухов. А против Карнаухова нс попрешь. У него, у Карнаухова, на все вопросы один ответ – нож в левом потайном кармане. Почему в левом? Потому что левша…

Главарь уставился на Приступу. Спросил требовательно:

– Ну?

– Много, – выдавил из себя здоровяк.

– А чего такого? – снова влез Суслик. – Ты чего, Карнаух?..

– Ничего. Захотел и сказал. Имею право! – Карнаухов начал заводиться. И, действительно, чего это он вдруг вспомнил про выпивку. Выпили и выпили. Все! Заметано! Теперь – гулять…

– Ты петь хотел? – спросил он у Суслика.

– Ну!

– Так пой, мать твою!..

– Это мы запросто!..

Суслик выбежал на освещенную редкими фонарями улицу и придурковато заорал:

Ты не пей из унитаза-а-а,

Там бациллы и зараза-а-а!

Дерни ручку, воду слей,

Пену сдуй, потом уж пей!

Эхо волнами прокатилось по черным окнам высотных домов, где-то открыли балконную дверь, высунулось чье-то заспанное лицо, но никто ничего не сказал – кто же будет со шпаной связываться!

– Молодец! – похвалил Суслика главарь. – А ты? – обернулся он к Приступе. – Ты чего молчишь, амбал?..

– Гы-гы-гы! – заржал Приступа.

– Ну? – грозно спросил Карнаухов.

– Чего?

– Пой, сука, пока не удавили!..

– Гы-гы… – Приступа вдруг замолчал, понимая, что Карнаухов не шутит. – Да ты чего, Карнаух? Я же не знаю, я же не Суслик…

– Порежу на фиг! – Карнаухов выхватил нож, взмахнул коротко. Он уже ничего не соображал – накачанная алкоголем кровь ударила в голову, и теперь хотелось только одного – бить, кромсать, мочить всех, кто посмеет его, Карнаухова, грозу всего Лианозова, ослушаться. Бить! Кромсать!..

Приступа едва успел отклониться в сторону, пропуская мимо резкий выпад главаря. _

– Ты че?! – заорал плаксиво Приступа. – Совсем крыша поехала?..

– Урою!

– Карнаух…

– Заткнись, падла!

– Да хорош тебе, – попытался вступиться за приятеля Суслик. Он даже сделал шаг вперед и протянул руку, надеясь успокоить разбушевавшегося ни с того ни с сего главаря, но тот взмахнул ножом возле самого лица Суслика…

– Не подходи!

– Псих!

– Урою, суки! Всех урою!..

Карнаухов продолжал махать ножом, но постепенно его движения становились все замедленнее – вспышка необузданного гнева проходила. В последнее время с ним все чаще происходило нечто подобное. Карнаухов заводился просто так, без видимой причины. Заводился и тотчас впадал в такое состояние, что ему было уже все равно, кто перед ним и в каком количестве, будь то милиция или свои ребята. Род психоза.

Скорее всего так оно и было. Карнаухов даже догадывался, из-за чего это происходит. В последнее время у него перестали клеиться отношения с девчонками. Не с какой-нибудь конкретной – у Карнаухова никогда не было постоянной девчонки, такой, про которую можно было бы сказать

«моя», – нет, с девчонками вообще. С некоторых пор они стали обходить его, как прокаженного. И это было уж совсем непонятно! Красотой Карнаухова природа – и родители, конечно же! – не обидела. Рослый, черты лица грубые, но правильные. Шрам, правда, на руке, ну да черт с ним, со шрамом. Они, говорят, украшают мужчин…

Мужчин, наверное, украшают, а Карнаухова – шиш!

Словом, бежали от него девчонки как черт от ладана. И он чувствовал это. Чувствовал, но ничего поделать не мог. Оттого и пил в последнее время. Пил много, иногда по литру водки выпивал за один раз и почти не пьянел. И все чаще вспоминал последние слова отца.

– Жизнь, Леха, она, сука, такая… она как тельняшечка. Полоска черная, полоска белая, – говорил отец, когда они отмечали День Победы (Карнаухов-старший признавал только два праздника: 9 Мая и Новый год, остальных просто не замечал). – Я не в том смысле, что сегодня тебе хорошо, а завтра обязательно будет хреново… Нет! – Он с силой бил кулаком по столу и долго виртуозно ругался. Затем, неожиданно умолкнув, выдерживал долгую паузу, словно хотел, чтобы сын надолго запомнил его слова. – И кто это только придумал!.. Вот если ты пьешь, к примеру, то в чем-то другом обязательно тебе промашка будет. Понимаешь?..

Ни черта ты тогда не понял, Карнаухов!

Отец ведь в самую суть смотрел. В корень!

Нет теперь отца, и спросить не у кого. Закопали отца на Митинском после того, как сунули ему в пьяной драке шило в бок, да так, гады, ловко ударили, что не прожил он после удара и полчаса…

Вышел пыл из Карнаухова. Весь вышел.

Все. Опустилась рука с ножом. И в гла зах вроде как просветлело. Огляделся главарь. Рядом – ребятки его верные. Суслик и Приступа. Вроде еще кто-то был. Ваня, что ли? Нет? Да и хрен с ним…

А потом так захотелось выпить – мочи нет.

И показалось ребятам, куда угодно побежали бы, в самое дальнее и гнусное мес то. За бутылкой дрянного хереса. С рад ос тью помчались бы…

– Выпить бы! – простонал Суслик.

– Клапана горят, – подтвердил Карпа ухов.

– Ага! – добавил немногословный Приступа.

– Ой, не могу! – надрывался Суслик.

Ой, мать моя женщина!.. Хоть бы пива!

– Заткнись, – миролюбиво посоветовал главарь.

И первым вывернул карманы…

Остальные последовали его примеру.

Но не было денег в этих дырявых мальчишеских карманах. Не было! Разве можно сегодня считать за деньги восемьсот рублей?

Эх, Ваня, Ваня, не вовремя ты смылся!..

Нету! – разочарованно сказал Суслик.

– Пусто, – констатировал Карнаухов.

– Ага! – вновь повторил Приступа. Все-таки ограниченный он был парень, что ни говори, – здоровый, но туповат.

– Нашел бы Ваньку, убил бы! – поделился своей заветной мечтой Суслик.

– Он пустой, – резонно заметил Карнаухов.

– Чего делать будем?

А чего тут делать… Добывать, конечно.

Приятели переглянулись. Посмотрели друг другу в глаза. Поняли без слов. Кивнули. И быстрым пьяным шагом направились в сторону ближайшей станции метро.

Юра Славин, как и тысячи его сверстников, никогда не отличался особой трусливостью. Короче говоря, лишний раз не трусил…

Ну, правда, батю пьяного боялся – это точно. Да и как не испугаешься, когда на тебя прет сто двадцатикилограммовая махина, состоящая из переплетения жил и мускулов! Не просто прет, а еще и орет при этом благим матом:

– Попишу всех, суки ваербарсовые¹! Кто…, головки сраные……., деньги спрятал?!..!..!..!

А дальше – вообще сплошной мат (уже не «благой», а наш, народный).

Вообще-то батя был человек довольно-таки мирный, и профессия у него была обычная – вальцовщик на «Серпе и молоте». Но наступал день – это обычно был День металлурга, двадцатые числа июля, – и все спокойствие Славина-старшего куда-то улетучивалось. Он страшно напивался, начинал вспыхивать по каждому поводу. Затем, дойдя до «точки кипения», гонял семью: Юрку, младшую сестру его, бабушку и жену, естественно…