Текст книги "Русское монашество"
Автор книги: Игорь Смолич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)
Глава V. Мир церковно–политических идей в Москве в XVI в.
1. Консолидация русских земель под политической властью Московских государей и Русская Церковь
Спор между двумя аскетическими направлениями мог бы пойти на пользу иночеству, если бы обе стороны сделали из него правильные выводы и признали, что вопросы аскетического окормления монахов и устройства монастырской жизни вообще являются чисто церковным делом. Хотя во время этого спора обнаружилось, что аскетические воззрения теснейшим образом связаны с государственно–политической жизнью страны – мы имеем в виду вопрос о монастырских владениях, – и иосифляне, и нестяжатели могли бы найти средний путь и тем самым устранить из жизни монашества негативные последствия спора, если бы они проявили умеренность, чего как раз и требовало от них иноческое смирение. Однако этого не произошло – не из–за чрезмерного рвения иосифлян или из–за упрямства нестяжателей, а потому, что оба эти направления оказались вовлеченными в мощный поток государственно–политических мнений, идеологий и идей, который буквально затопил Московское государство в XVI в. Видимо, не случайно спор об основах подвижничества вспыхнул в то время, когда Московское царство вступило в решающий период своей истории.
Вся история монашества, и на Востоке, и на Западе, говорит о том, как трудно отделить монастырь от внешнего мира и, если монахам приходится исполнять свое послушание в миру, как трудно оградить монашество от обмирщения. Великие церковные и политические события разрушают монастырскую ограду и вовлекают иночество в поток мирской жизни. Иконоборчество в Византии, клюнийское движение на Западе, крестовые походы служат хорошим подтверждением этой закономерности.
События, происходившие в Московском государстве, были судьбоносными и впечатляющими как для современников, иосифлян и нестяжателей, так и для следующего поколения. Религиозно–политические воззрения человека той эпохи, в особенности из круга образованных людей – а этот круг черпал свои духовные силы исключительно из монашества, – были буквально потрясены этими событиями. Историки, и в особенности церковные историки, часто схематизируют образ мыслей и поступки людей прошлого, позднейшие поколения порой просто не понимают идей, которыми жили тогда люди, если им не удается перенестись мысленно в ситуацию той эпохи, разобраться в религиозных воззрениях прошлого. Мировоззрение русского человека в ту пору было насквозь религиозным, все события церковной и государственно–политической жизни рассматривались, взвешивались и оценивались с религиозной точки зрения. Способ мышления, характер рассуждений решительно отличался от современного. Люди были тогда большей частью подобны верующим детям, но со страстями взрослых людей; это были христиане, которые умели видеть примеры истинно христианского совершенства, но не умели сами обрести путь к нему. Чтобы понять психологическую подоплеку эпохи, нужно еще раз вспомнить характерные черты русских людей начала XVI в.: «Тогда мыслили не идеями, а образами, символами, обрядами, легендами, то есть идеи развивались не в логические сочетания, а в символические действия или предполагаемые факты, для которых искали оправдания в истории. К прошлому обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний» [140]140
Kljutschevskij. Geschichte RuЯlands, 2. S. 127.
[Закрыть].
На глазах у русских людей развертывались великие национально–русские и мировые политические события. Еще недавно Московское княжество было лишь клочком земли между бескрайними лесами Русской равнины. Но этот клочок земли постоянно расширялся за счет других удельных княжеств; Московское княжество росло территориально, политически и экономически [141]141
Введением в комплекс вопросов, посвященных росту Московского государства в XV–XVI вв., могут служить работы: Kljutschevskij. Op. cit. 2. Гл. 1, 2 и 5; Stдhlin Karl. Geschichte RuЯlands. 1 (1923). S. 197 и след.; Пресняков Е. Образование великорусского государства (1918); Любавский. Образование основной государственной территории великорусской народности (1929); Platonow S. Geschichte RuЯlands (1927).
[Закрыть]. Консолидация русских княжеств под властью московского князя, «собирателя Русской земли», была результатом искусной политики, с одной стороны, и роста национального самосознания, с другой [142]142
Московский великий князь подчинил себе: в 1463 г. – удельное Ярославское княжество (по мирному договору); в 1472 г. – удел князя Юрия (брата Ивана III): Дмитров, Можайск и Серпухов; в 1472 г. – завоевал Пермь; часть этой земли была присоединена уже при Иване I Калите; в 1478 г. – завоевал Великий Новгород; в 1481 г. присоединен удел Андрея, брата Ивана: Вологда и Таруса; в 1482–1493 гг. – маленькие княжества Черниговской и Новгород–Северской земли: Вязьма, Чернигов, Стародуб и Новгород–Северский; в 1485 г. завоевано Тверское княжество; в 1485 г. присоединен удел Верея по завещанию, которое было вынужденным; в 1489 г. завоевана Вятка; в 1492 г. присоединен удел брата Андрея Большого – Углич; в 1503 г. – часть Рязанского княжества по завещанию князя Федора Рязанского. Все это были плоды искусной политики Ивана (1462–1505). При его сыне, великом князе Василии III (1505–1533), продолжалось возвышение Москвы: 1510 г. – подчинен Псков, 1513 г. – маленькое Волоколамское княжество; 1514 г. – отвоевано у Литвы Смоленское княжество; 1517 г. – присоединено великое княжество Рязанское; 1523 г. – Северское княжество. Литературу см. в предыдущем примечании.
[Закрыть]. «Завершение территориального собирания Северо–Восточной Руси Москвою превратило Московское княжество в национальное великорусское государство» [143]143
Kljutschevskij. 2. S. 116.
[Закрыть], – говорит Ключевский.
Присоединение удельных княжеств позволило московскому великому князю сосредоточить в своих руках соединенную мощь этих областей [144]144
Рожков. Русская история. 3. С. 25; Пресняков. Ук. соч. С. 458, 429.
[Закрыть]. Московский князь Иван III (1462–1505) стал «государем и самодержцем» [145]145
Платонов. Лекции по русской истории. 9–е изд. (1915). С. 156. Ср.: мнение Ключевского (2. С. 126) и Дьяконова (Власть московских государей (1889). С. 54 и след.) о значении этого термина.
[Закрыть], «великим князем всея Руси». Раньше это звание было только титулом, теперь оно получило реальное государственно–политическое значение: Иван III правил de facto и de jure [146]146
См.: Дьяконов. Ук. соч.; Рожков. Происхождение самодержавия в России (1906); Philipp W. Ivan Peresvetov (1935). Гл. 4; Владимирский–Буданов. Обзор; Сергеевич. Русские юридические древности.
[Закрыть]. Территориальное объединение Руси под властью московского великого князя было значимо не только для Русской земли: последствия этого объединения имели международный характер. Московское великое княжество получило теперь общие границы с другими государствами. Некогда маленькое княжество, укрытое в лесах междуречья Оки и Волги, в течение нескольких десятилетий оказалось втянутым в сложные сплетения мировой политики [147]147
См.: Stдhlin. 1; Kljutschevskij. 2 (1925); Platonov. Geschichte RuЯlands (1927); Пресняков. Образование (1918); Ьbersberger H. Цsterreich und RuЯland seit dem Ende des 15. Yahrhunderts (1906); Forstreuter K. PreuЯen und RuЯland im Mittelalter. Die Entwicklung ihrer Beziehungen vom 13. – 17. Jahrhundert (1938); Барбашов А. Витовт. Последние двадцать лет княжения (1891).
[Закрыть]. Это было совершенно новым явлением не только для московского правительства, но и для мыслящих москвичей. Лишь одно обстоятельство набрасывало тень на политический блеск выросшего государства – татарское иго, которое de facto, конечно, не очень ощущалось в Москве, но de jure еще сохранялось. Впрочем, в 1480 г. была стерта и эта тень: Русь сбросила с себя иго, тяготевшее над ней два с половиной столетия (1238–1480) [148]148
Stдhlin. 1. 216 и след. Еще: Греков Б. и Якубовский А. Золотая Орда. Очерк истории улуса Джучи в период сложения и расцвета в XIII и XIV в. (1937); Spuler B. Die AuЯenpolitik der Goldenen Horde, в: Jahrbuch fьr Geschichte Osteuropas, 5 (1940); idem. Die Goldene Horde (1941) (с богатой библиографией); моя работа «Zur Geschichte der russischen Ostpolitik des 15. und 16. Jahrhunderts», в: Jahrbuch fьr Geschichte Osteuropas. 6 (1941). S. 55–84. Об отношении татарских ханов к Русской Церкви: Приселков М. Ханские ярлыки русских митрополитов (1916).
[Закрыть].
2. Церковно–политические идеи в Москве во второй половине XV и в начале XVI века
Эти события, естественно, наложили свой отпечаток на жизнь людей той эпохи. Нельзя забывать, что в процессе собирания Русской земли церковная иерархия играла очень важную роль. Русские митрополиты [149]149
См.: Приселков М. Очерки церковно–политической истории Киевской Руси X–XII вв. (1913); Пресняков. Образование; Соколов Д. История разделения Русской митрополии (1900); Соколов П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. (1913); Макарий. 5–6 (соответствующие главы).
[Закрыть], главным образом Феогност (1328–1353), Петр (1308–1325), Алексий (1354–1378), Геронтий (1473–1489), всегда очень ревностно поддерживали политику «собирателей Русской земли» [150]150
Соколовский. Участие (1902); Пресняков. Образование; Макарий. 6; Дьяконов. Власть москов. государей (1889). Политика митрополитов, направленная на поддержку государственной власти, выражена и в тех летописных сводах, которые были составлены при митрополичьей кафедре; см.: Приселков М. История русского летописания XI–XV вв. (1940), в особенности с. 149–155, 162; Шахматов А. Общерусские летописные своды XIV и XV вв., в: ЖМНП. 1900. 9–10, 11; Пресняков А. Летописное дело XIV–XVI вв., в: История русской литературы до XIX в. Изд. А. Грузинского. 1 (1916).
[Закрыть]. В этой политике церковной иерархии содержались уже предпосылки для формирования таких отношений между государством и Церковью, которые соответствовали представлениям Иосифа Волоцкого и его сторонников. Монахи участвовали в проведении подобной политики и раньше, до Иосифа Волоцкого. Строгий аскет, св. Сергий Радонежский вне монастырских стен действовал в этом же духе. Он не участвовал в Куликовской битве (1380), закончившейся победой над татарами, но он благословил великого князя на это сражение.
Церковь, однако, не только поддерживала и благословляла великого князя, часто она сама была вынуждена искать помощи у государственной власти. Особенно ярко это проявилось в 1439 г., когда Русская Церковь и русское религиозное сознание должны были определить свое отношение к Флорентийскому Собору. Действия Русского митрополита Исидора (1437–1441), который участвовал в Соборе и признал унию, натолкнулись в Москве на решительное сопротивление со стороны великого князя Василия (1425–1462) и русского духовенства [151]151
Ziegler A. Die Union (1938), здесь приведена литература вопроса; ср. рецензию: Philipp W., в: Jahrbuch fьr Geschichte Osteuropas. 5 (1940). S. 213 и след.; кроме того: Шпаков А. Государство и Церковь (1904), данной работы у Циглера нет.
[Закрыть]. Уже существовавшее в Москве недоверие к грекам усилилось после Флорентийской унии, а твердость, проявленная великим князем в защите православного учения, была не только признана и одобрена церковными кругами, но и показала им, что государственная власть хочет и может служить христианским целям. Это событие было чрезвычайно важным проявлением русского религиозного сознания, которое сумели оценить и последующие поколения. «Значение Флорентийской унии для русской истории невозможно переоценить. Она была предвестием включения Руси в общеевропейскую политику во 2–й половине XV в. В то же время уния и оценка ее значения стали для религиозной публицистики основой рассуждений о растущей мощи Москвы» [152]152
Philipp. Op. cit. S. 213.
[Закрыть]. Флорентийская уния имела большое значение для развития русской религиозной публицистики XV–XVI вв., а также для определения отношения Москвы к Византии и Греческой Церкви. Когда через два десятилетия после унии Константинополь – второй Рим – пал под натиском «безбожных» турок (1453), христиане в Москве увидели в этом событии наказание за союз с «еретиками латинянами». В глазах русских религиозный авторитет греческого православия пал окончательно [153]153
Именно поэтому не удивительно, что в летописи содержится столь подробное описание взятия Константинополя (Царьграда): «Повесть о взятии Царяграда» в: ПСРЛ. 12. С. 83–97; немецкое издание: «Bericht ьber die Eroberung Konstantinopels». Перев. (по Никоновской лет.) и коммент. М. Брауна и А. М. Шнайдера. Gцttingen, 1940. Эта «Повесть», или «Сказание о Цареграде», будучи важным источником древнерусской публицистики, вызвала обильную критическую литературу: Яковлев В. Сказание о Цареграде (1868); Срезневский И., в: Уч. зап. II Отд. АН (1854); Орлов А., в: ИОРЯС. 12 (1908); Леонид, архим. Повесть о Царьграде Нестора–Искандера XV в., в: ПДП. 62 (1886). Ср. также: Петухов. С. 101.
[Закрыть].
Чтобы понять, как сильно влияли политические потрясения на религиозное сознание русских людей, нужно мысленно перенестись в духовную атмосферу той эпохи. Христианское мировоззрение русского человека искало выход, чтобы снова обрести равновесие. Освященная веками твердыня православия была разрушена, а без образа этой твердыни он не мог ни верить, ни жить. Это было для него напоминанием о близящемся конце света. На 1492 г. приходилось завершение седьмого тысячелетия от сотворения мира (по тогдашнему летосчислению), между тем сознание русских давно уже впитало в себя христианскую эсхатологию. События последних десятилетий – «еретическая уния» и падение «изменившей Византии» – окрашивали это ожидание в еще более мрачные тона. Но в ночь с 24 на 25 марта 1492 г. конца света не наступило: Московское царство продолжало существовать и, по условиям того времени, росло в политическом отношении блестяще. Для древнерусского человека это стало предметом новых размышлений, заставило его заново пересмотреть свою эсхатологию, подвигло его на исследование причин церковных и государственно–политических событий [154]154
Жмакин. Митрополит Даниил. С. 364, 362–367; ср.: АИ. 1. № 282. С. 513; Прав. соб. 1860. 2. С. 337; Максим Грек. Соч. 1. С. 132; Зиновий Отенский. Истины показание. С. 48–49; Старец Артемий. Послания. РИБ. 4. 1221. Об эсхатологических настроениях вообще см.: Bonwetsch N. Methodius v. Olympus. 1 (1891); Сахаров И. Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности (1879); Малинин. Старец Филофей. С. 426, 429, 430; РИБ. 6. С. 800, 806, 810.
[Закрыть].
Тем временем и в Москве произошли события, которые хорошо вписывались в эту атмосферу умственного брожения и обострения религиозных настроений, страстей и мнений. Государственно–политическое развитие Москвы, превращение маленьких княжеств в единое царство с огромной территорией, как уже сказано, произвело сильное впечатление на современников. Но «важно было не количество новых пространств, – замечает Ключевский. – В Москве почувствовали, что завершается большое давнее дело, глубоко касающееся внутреннего строя земской жизни… Почувствовав себя в новом положении, но еще не отдавая себе ясного отчета в новом значении, московская государственная власть ощупью искала дома и на стороне форм, которые бы соответствовали этому положению, и, уже облекшись в эти формы, старалась с помощью их уяснить себе свое новое значение. С этой стороны получают немаловажный исторический интерес некоторые дипломатические формальности и новые придворные церемонии, появившиеся в княжение Ивана III» [155]155
Kljutschevskij. 2. S. 115, 123. «При восшествии Ивана III на великокняжеский стол, – говорит Ключевский (там же. S. 115), – Московская территория едва ли заключала в себе более 15 тысяч квадратных миль. Приобретения Ивана III и его сына увеличили эту территорию по меньшей мере тысяч на 40 квадратных миль».
[Закрыть].
В этой ситуации вторая женитьба Ивана направила размышления современников по определенному руслу. В 1472 г. Иван III женился на Софии, осиротевшей племяннице Константина Палеолога, последнего византийского императора (1448–1453). В Москву она приехала из Италии, где жила до тех пор; ее приезд не только вызвал перемены в придворном церемониале, который был перестроен по пышному византийскому образцу, но и послужил поводом для формирования определенной религиозно–философской концепции, направленной на усиление, оправдание и даже увековечивание государственной и церковно–политической роли московского самодержца.
Так возникла государственно–философская идея о том, что московский великий князь через брак с принцессой из византийского императорского дома стал наследником византийских императоров. Да, великое христианское православное царство на Боспоре разрушено безбожными магометанами, но это завоевание не будет долгим, тем более вечным. «Но убо да разумееши, окаянне, – патетически восклицает автор «Повести о взятии Царяграда», – …русии же род с прежде создательными всего Измаила победят, и Седмохолмаго (т. е. Константинополь. – И. С.) приимут с прежде законными его, и в нем воцарятся» [156]156
ПСРЛ. 12. С. 97; «Повесть». С. 33.
[Закрыть]. Эта вера в то, что московский государь стал наследником византийских царей, отразилась и в новом придворном церемониале во дворце Ивана III в Московском Кремле, который отныне повторял византийский церемониал, и в новом государственном гербе с византийским двуглавым орлом [157]157
О комплексе представлений и учений, связанных с сакральным характером византийского придворного церемониала см.: Treitinger O. Die Ostrцmische Kaiser–und Reichsidee (1938); богата материалом работа: Dцlger F. Rom in der Gedankenwelt; кроме того: Савва В. Московские цари и византийские василевсы (1902). О том, что сакральные элементы в византийской императорской идее имеют очень давнюю традицию в сознании византийцев см.: Baynes N. H. Eusebius and the Christian Empire, в: Annuaire de l’Inst. de Philos. et Hist. d’Orient, 2 (1934). P. 13 и след.
[Закрыть]. После того как сброшено было татарское иго (1480), московский великий князь почувствовал и наименовал себя не только самодержцем, но и «государем всея Руси», и даже «царем Божией милостью» [158]158
Kljutschevskij. 2. S. 126.
[Закрыть]. Великих князей и раньше иногда называли «царями», но это было лишь патетической фразой, теперь же этот титул, по воззрению русских людей, стал отражением действительного положения дел [159]159
Дьяконов. Власть московских государей; Вальденберг. Древнерусские учения (1916). Об истории титула «самодержец» см.: Острогорский Г. Автократор и самодержец. Об истории титула самодержца в Византии и у южных славян. Приложение: Титул самодержца в России, в: Глас Српске К. Академие. 2. № 84 (1935). С. 95–181 (по–сербски); ср. мою рецензию в: Kyrios. 2 (1937). С. 79–80. Еще: Vernadskij, в: Byz. – Neugriech. Jb. 7; русский вариант в: Сборник в честь Н. В. Кондакова (1926).
[Закрыть]. Русская политическая и церковная публицистика в течение десятилетий будет разрабатывать эту тему и в результате создаcт грандиозное мировоззренческое построение [160]160
Интересную точку зрения на значение и смысл царского титула находим у русского публициста XVI в. Ивана Пересветова; ср.: Philipp. Op. cit.
[Закрыть]. Идеи эти рождались не из политических притязаний, а главным образом из религиозных исканий, из христианской веры, рождались как ответ на то духовное потрясение, которое вызвано было упомянутыми историческими событиями. Для русского общества той поры это были не исторические факты, а религиозно–исторические события, поэтому воспринимались они с таким волнением и подвергались столь интенсивному обсуждению с религиозной точки зрения.
Следует обратить особое внимание на то, что религиозно окрашенная публицистика говорит как о правах, так и об обязанностях православного царя. Эта особенность царской власти подчеркивалась представителями церковной иерархии и монашества в ту пору, когда они обращались к великому князю за помощью в борьбе с новгородскими еретиками – жидовствующими [161]161
Для характеристики иосифлянских воззрений на обязанности христианского царя по отношению к Церкви в вопросе о борьбе с ересями при содействии государственной власти см. следующие послания: Новгородского архиепископа Геннадия к Суздальскому епископу Нифонту, в: Хрущов. Ук. соч. Прил. XXIII; его же. К Ростовскому архиепископу Иоасафу, в: Чтения. 1847. 8; его же. К митрополиту Зосиме, в: РИБ. 6. С. 775 (также в: ААЭ. 1. № 380); его же. К Собору 1490 г., в: РИБ. 6. С. 779, 764; подробное изложение этой темы у Иосифа Волоцкого в 13–й главе «Просветителя»; его же. Послание к великому князю, в: ДРВ. 16. С. 424. Представляет интерес суждение пресвитера Георгия Скрипицы об обязанности царя решать споры между епископами; это мнение было высказано им уже в 1503 г. (Чтения. 1848. 6. Ч. 4). Иосифляне были, конечно, не первыми, кто заговорил о таких правах светской власти. Уже в XIII в. в сочинении «Слово, како християном жити» была выражена эта мысль, в: Прав. соб. 1859. С. 128 и след.; к XIV в. относится сочинение «Написание Акиндина, мниха Лавры Святыя Богородицы, к великому князю», в: РИБ. 6. С. 155 и след.; в нем говорится лишь о надзоре великого князя за борьбой церковной иерархии с ересями. Ср.: Вальденберг. Ук. соч. С. 137 и Голубинский. 2. 1. С. 106. Бенешевич (Древнеславянская Кормчая. С. 739) сравнивает взгляды Акиндина с 6–й новеллой Юстиниана. Старая работа А. Павлова «Два послания к великому князю Михаилу Ярославичу Тверскому», в: Прав. соб. 1867. 2. С. 236–253, – представляет интерес и в наши дни.
[Закрыть]. Для иосифлян религиозные права и обязанности православного царя вытекают из его богоподобной природы. «Царь естеством подобен есть всем человеком, – говорит Иосиф Волоцкий, – властию же подобен Вышнему Богу» [162]162
Иосиф. Просветитель (1896). Гл. 16. С. 547. Целостное представление о мировоззрении Иосифа дает новая работа: Holzwarth Irene. Der Prosvetitel des Josif von Volokolamsk (Berl. Phil. Diss. 1944. Машинопись); об употреблении Иосифом разных титулов при наименовании Московского великого князя см.: там же. S. 250 и след.
[Закрыть].
Мысль о религиозных обязанностях царя, которая глубоко и надолго укоренилась в воззрениях иосифлян, выразил также архиепископ Новгородский Феодосий [163]163
Феодосий был монахом Иосифо–Волоколамского монастыря; в 1531 г. он был настоятелем Хутынского монастыря в Новгороде и находился в тесных отношениях с архиепископом Макарием, позже митрополитом Московским, который сам был ревностным иосифлянином; когда Макарий стал Московским митрополитом, Феодосий, по рекомендации Макария, получил Новгородскую епархию (1542).
[Закрыть]. Он был составителем трех посланий Ивану IV (1545–1547) [164]164
Послание 1545/46 г. написано по поводу похода великого князя на казанских татар; Феодосий сравнивает великого князя с императором Константином и подчеркивает религиозное значение этого похода против «врагов Христовых», «безбожных татар», в: ДАИ. 1. № 37; через год (1547) Феодосий снова пишет юному царю, на этот раз по поводу различных преступлений, совершаемых в Новгороде: «О сих тебе пишу, богоутвержденный владыко, не яко уча и наказуя твое остроумие и благородную премудрость, не бо лепо нам забыть своея меры и на таковая дерзати, но яко ученик учителю, яко раб государю, воспоминаю тебе и молю ныне беспрестанно: занеже тобе, государю, по подобию небесныя власти дал ти есть Небесный Царь скипетр земнаго царствия силы, да человекы научиши правду хранити… подобает же ти, благочестивый царю, всяко тщание о благочестии иметь и сущих под тобою от треволнения спасати душевнаго и телеснаго», в: ДАИ. 1. № 41. С. 55. Ранее, будучи настоятелем Хутынского монастыря, Феодосий писал боярину Ивану Шигоне (1534) сразу после кончины великого князя Василия III: «…Постиже нас нощь глубока и темна, лишихомся твердаго и крепкаго столпа, пастыря и учителя, праведнаго царя… и наставляющего, и окормляющего все свое стадо к спасению духовному» (АИ. 1. № 294. С. 537).
[Закрыть]. Эти же взгляды разделял, конечно, и Макарий, митрополит Московский (1542–1563), «одна из крупнейших личностей в истории Русской Церкви» [165]165
Голубинский. 2. 1. С. 744.
[Закрыть], «знаменитейший из всех наших митрополитов XVI в.» [166]166
Макарий. 2–е изд. 6. С. 211. О митрополите Макарии см.: Лебедев Н. Макарий, митрополит Московский (1880); Заусцинский К. Макарий, митрополит всея Руси, в: ЖМНП. 1881. № 10–11; Андреев Н. Митрополит Макарий как деятель религиозного искусства, в: Seminarium Kondakovianum. 7 (1935); Макарий. 6–7; Голубинский. 2. 1. С. 744–875; кроме того: Ключевский. Древнерусские жития (1871). С. 221–297; Кадлубовский А. Ук. соч. С. 219–284; Голубинский. История канонизации (1903); Васильев. История канонизации (1893).
[Закрыть] Его воззрения складывались не только под влиянием событий эпохи, но и – главным образом – в созвучии с его собственным жизненным опытом и с идеями Иосифа и иосифлянства [167]167
Жмакин. Борьба идей в России в первой половине XVI в., в: ЖМНП. 1882. 4. С. 160; Дьяконов. Ук. соч. С. 108; Павлов. Исторический очерк секуляризации церковных земель в России (1871). С. 109. Аскетическую школу Макарий начал проходить в Пафнутьевом монастыре, который был тесно связан с Иосифовым монастырем; потом он был настоятелем Лужецкого монастыря (около Можайска) и в 1526–1542 гг. архиепископом Новгородским. Голубинский. 2. 1. С. 745; Макарий. 6. С. 210; Заусцинский. С. 213.
[Закрыть]. Иосифлянские воззрения Макария отразились и на его архипастырском служении. В связи с мерами по исправлению монастырского быта в Новгородской епархии он в 1526 г. обратился не к церковной власти – Московскому митрополиту, а прямо к великому князю, у которого он просил разрешения на перемены в монастырском уставе и на введение общежития. Его послание великому князю Василию III полностью выдержано в иосифлянском духе и отражает идею о православном царе: «Бога ради, государь, и Пречистыя Богородицы и великих ради чудотворцев, потщися и промысли о Божественных церквах и честных монастырех, занеже, государь, от вышняя Божия десница поставлен еси самодержец и государь всея Русии, тебя, государя, Бог в Себе место избра на земли и на Свой престол возли посади, милость и живот тебе поручи всего великаго православия» [168]168
ДАИ. 1. № 25. Послания Макария царю Ивану IV: 1–е – по поводу его бракосочетания в 1547 г. (АИ. 1. № 40) и 2–е – по поводу войны с казанскими татарами (1552) (АИ. 1. № 160). Религиозные обязанности православного царя изложены также в «Чине венчания на царство» (ДАИ. 1. № 39; ПСРЛ. 13. 1. С. 151), который был составлен самим Макарием для венчания Ивана 16 января 1547 г. Ср.: Вальденберг. Ук. соч. С. 277. О сакральных моментах этого чина см.: Барсов Е. Древнерусские памятники священного венчания на царство (1883); Лопарев. О чине венчания (1887); Попов. Чин свящ. коронования (1896); Прозоровский. О значении царского титула (1875); Савва. Ук. соч.; Maltzew. Die heilige Krцnung (1896); Kattenbusch. 1. S. 374–393. Ср. также интересную работу: EnЯlin W. Gottkaiser und Kaiser von Gottes Gnaden, в: Sitzber. Bayer Ak. d. Wiss., Phil. – hist. Abt. (1943), а также: Treitinger. Op. cit.
[Закрыть]. Это было выражением взглядов представителей церковной иерархии на религиозные обязанности царя, на его отношение к Церкви и даже на его место в Церкви.
Упомянутые выше политические события способствовали развитию и письменному изложению этих воззрений. Для той эпохи это была не сфабрикованная идеология, а логический вывод из сложившейся в Московском государстве церковно–политической ситуации. Долгая церковная связь с Византией могла и должна была принести свои плоды, и когда Византию постигла ужасающая катастрофа, на ее место в средоточии православного мира должна была встать новая держава [169]169
О церковном значении Византии см.: Holl Karl. Die Kirchliche Bedeutung Konstantinopels im Mittelalter, в: Собр. соч. 2 (1928). S. 416 (ранее также в: Z. fьr Theologie und Kirche. 11 (1901). S. 83–96).
[Закрыть]. Но для московских самодержцев одного лишь церковно–религиозного обоснования было недостаточно, свою власть они пытались обосновать также политически–правовым языком, укоренить ее в традиции, в «старине» [170]170
Ср.: Kljutschewskij. 2. S. 129. О значении традиции (старины) для московских государственно–правовых воззрений см. работу: Philipp W. Ivan Peresvetov (1935). S. 42–60; это исследование, в котором дается всесторонняя характеристика своеобразной личности Пересветова, важно также для понимания взглядов московского общества XVI в. и логики церковной и политической мысли эпохи.
[Закрыть].
Эти государственно–политические воззрения складывались параллельно с деятельностью «московских собирателей» и политическим расцветом Москвы. Ключевский [171]171
Kljutschewskij. 2. S. 127.
[Закрыть] дал краткую характеристику этого идеологического построения и его содержания: «Московским политикам начала XVI в. мало было брачного родства с Византией (т. е. с принцессой Софьей Палеолог. – И. С.), хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти – с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских князей, ведущее их род прямо от императора римского. По–видимому, в начале XVI в. составилось сказание, будто Август, кесарь римский, обладатель всей вселенной, когда стал изнемогать, разделил вселенную между братьями и сродниками своими и брата своего Пруса посадил на берегах Вислы–реки по реку, называемую Неман, что и доныне по имени его зовется Прусская земля, «а от Пруса четырнадцатое колено – великий государь Рюрик». Московская дипломатия делала из этого сказания практическое употребление: в 1563 г. бояре царя Ивана, оправдывая его царский титул в переговорах с польскими послами, приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей… Хотели осветить историей и идею византийского наследства. Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол [172]172
Великий князь Владимир (II) Всеволодович, прозванный Мономахом, правил в 1113–1125 гг. Император Константин IX Мономах правил в 1042–1054 гг.
[Закрыть]. В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну отправил в Киев с греческим митрополитом Крест из Животворящего Древа и царский венец со своей головы, то есть мономахову шапку, с сердоликовой чашей, из которой Август, царь римский, веселился, и с золотой цепью… Владимир был венчан этим венцом и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем всея Руси. «Оттоле, – так заканчивается рассказ, – тем царским венцом венчаются все великие князья владимирские…» [173]173
Речь идет о Владимире на Клязьме, который был стольным градом русских великих князей в 1157–1328 гг., с несколькими перерывами, поэтому легендарный летописный рассказ называется «Сказанием о князьях Владимирских». В 1–й половине XVI в. (до 1533 г.) этот рассказ был переработан и стал известен также под названием «Повесть о Мономаховом венце». Ср.: Петухов. С. 103, 101 и след.
[Закрыть] …Основная мысль сказания: значение московских государей как церковно–политических преемников византийских царей основано на установленном при Владимире Мономахе совместном властительстве греческих и русских царей–самодержцев над всем православным миром» [174]174
О всей литературе по этой теме см.: Вальденберг. Ук. соч.; Дьяконов. Ук. соч.; Сокольский. Ук. соч.; Жданов И. «Повесть о Вавилоне» и «Сказание о князьях Владимирских», в: ЖМНП. 1891. 9. Schaeder H. Moskau, das Dritte Rom (1929).
[Закрыть].
3. Инок Филофей и его мессианские идеи
Эта государственно–политическая легенда (которая, разумеется, имела и религиозную окраску) и уже охарактеризованные выше воззрения московского общества той поры [175]175
Для церковно–политической атмосферы конца XV в. характерно торжественное венчание (1498) князя Димитрия – это внук Ивана III и сын его рано умершего сына Ивана († 1490); Димитрий еще при жизни Ивана III († 1505) венчался на царство, а не на великое княжение (!) (СГГД. 2. № 25); см. также слово Ивана III во время этого торжества (Kljutschewskij. 2. S. 133). Герберштейн, который дважды (1517 и 1526) побывал в Москве, в своем знаменитом труде «Rerum Moscoviticarum Conmentarii» в особой главе под названием «Как великие князья восходят на трон» дает подробное описание этого торжественного церемониала. В моем распоряжении находится лишь новое немецкое издание: «Moskovia von Herrn Sigmund Freiherrn zu Herberstein, Neyperg und Guettenhag». Перев. на нем. В. ф. Штайнена. Изд. Х. Кандерса. Erlangen, 1926. S. 59–64. 1–е изд. вышло в Вене в 1549 г., 2–е, исправленное, в Базеле в 1556 г.; первый немецкий перевод, выполненный самим Герберштейном, появился в Вене в 1557 г. Труд Герберштейна – очень ценный и надежный источник, как это установлено в работе Е. Замысловского «Герберштейн и его историко–географические известия о России». Пб., 1884.
[Закрыть] нашли свое окончательное выражение в византийско–русской идее о Московском царстве как третьем Риме [176]176
Привожу важнейшие работы, посвященные этому мессианскому учению: Малинин. Старец Елеазарова монастыря Филофей (1901); Дьяконов. Ук. соч. (1889); Вальденберг. Ук. соч. (1916); Кириллов (1914); Лукьянов (1913); Павлов. Курс церковного права (1892. 2–е изд. 1905); Сокольский. Ук. соч. (1902); Павлов. Послания старца Елеазарова мон. к великому князю Василию Ивановичу, в: Прав. соб. 1863. 1. С. 337–348; Шпаков. Ук. соч. 1 (1904); Зернов. Москва – третий Рим (1936). На немецком языке этой теме посвящены работы: Schaeder H. Moskau, das Dritte Rom (1929); ср. рецензии: Woltner M. в: Z. f. Sl. Philologie (1931) и Ostrogorskij G. в: Hist. Z. 146 (1932). S. 368–371.
[Закрыть]. Творцом этой мессианской идеи был монах Филофей из Елеазарова монастыря из–под Пскова. Характерно, что сочинения на эту тему появились не в Москве, не в церковно–культурном центре Древней Руси, а в провинции, что, конечно, говорит о живом интересе псковского иночества не только к богослужебным проблемам, но и к мировоззренческим темам [177]177
Здесь нужно вспомнить, что Псков был расположен на границе между «православным» Московским царством и «еретическим» Западом, который вызывал у русских религиозное недоверие или даже омерзение. В Пскове уже давно появлялись разные религиозные течения: споры о времени поста, об «Аллилуиа», позже, в 70–е гг., возникло движение «стригольников». См.: Серебрянский Н. Очерки по истории монастырской жизни Псковской земли, в: Чтения. 1908; а также соответствующие тома у Макария и Голубинского; Ключевский. Псковские споры, в: Прав. соб. 1872. 12; idem. Geschichte RuЯlands. 2; Gehring Joh. Die Sekten der russischen Kirche (1898); Архангельский. Нил Сорский (1882). С. 256 и след. Основательное исследование Серебрянского доказывает, что в псковской земле монашество жило интенсивной религиозной жизнью.
[Закрыть].
Благодаря своим посланиям инок Филофей стал одной из самых выдающихся личностей в русской истории. И все–таки мы мало знаем о его жизни. Родился он во 2–й половине XV в. где–то в Псковской земле, потом стал иноком Елеазарова монастыря, основанного около 1450 г. св. Евфросином Псковским в окрестностях Пскова. Вероятно, позже он стал настоятелем Елеазарова монастыря. Его писательская деятельность приходится на годы правления великого князя Василия III (1505–1533) и царя Ивана IV (1547–1584). До сочинения своих знаменитых посланий Филофей занимался составлением летописей, участвовал в создании Хронографа 1512 г., что говорит, конечно, о его образованности и литературном даровании [178]178
Шахматов А. А. Путешествие М. Г. Мисюря Мунехина на Восток и Хронограф редакции 1512 г., в: ИОРЯС. 1899. 1. С. 215.
[Закрыть].
Уже в этом Хронографе Филофеем написаны замечательные строки: «Наша же Российская (Русская) земля, Божиею милостью и молитвами Пречистыя Богородица и всех святых чюдотворец, растет, и младеет, и возвышается (и распространяется)» [179]179
Там же. С. 214.
[Закрыть]. В этих словах заключено ядро его церковно–политической идеологии, его веры в мессианское назначение Московского Русского «правоверного и православного царства». Церковно–политическая концепция Филофея близка уже охарактеризованным нами воззрениям и мнениям; она органично входит в духовную атмосферу тревог о будущем православия как единственного и вечного религиозного сообщества, как Града Божия (Civitas Dei), который был основан Христом и воплощен затем в Византийском царстве, но в последние времена, из–за религиозной измены и безбожных деяний византийцев – «льстивых греков», – оказался на краю гибели.
Православие русских и православие Московского царства не вызывало сомнений ни у одного из духовных писателей этого царства – ни у Геннадия, архиепископа Новгородского, ни у Иосифа Волоцкого, ни у Макария, митрополита Московского, ни у их современников; но когда речь заходила о религиозной ответственности и религиозно–политических задачах Москвы, о необходимости для этого сильного в государственно–политическом отношении царства еще и религиозного авторитета и религиозного первенства в православном мире, – все это нужно было обосновать целым рядом исторических фактов. Флорентийской унией греки не только учинили измену Христу, но и набросили тень на свое православие, опорочили его [180]180
Этот взгляд выражен во всех сочинениях, связанных с Флорентийской унией. Ср.: Ziegler. Ук. соч. и Шпаков. Ук. соч. Резкая критика «греков» содержится также в послании Ивана III Ионе, архиепископу Новгородскому (между 1465–1470), РИБ. 6. С. 710.
[Закрыть]. Этот грех и для русских – как для православного народа – также мог иметь роковые последствия. Времена для христианского мира были критическими, ибо через два десятилетия наступал 1492 год, который по летосчислению от сотворения мира был 7000 годом, и, по византийскому календарю, в ночь с 24 на 25 марта должен был прийти конец света. Разве многолетнее татарское иго, уния, политическое крушение Византийского царства, ереси в Новгороде не были грозными знамениями Божиими? Эти вопросы ставили перед собой люди той эпохи. Хилиастские идеи находили питательную почву в Древней Руси, духовная жизнь которой всегда была сильно окрашена эсхатологическими тонами [181]181
Ср.: примеч. 149. Хилиазм, ожидание «тысячелетнего царства» и «Страшного Суда», находил в религиозном сознании русских отклик и получил широкое распространение. Он пришел на Русь из Византии вместе с христианством; большую роль в этом сыграло сочинение Мефодия Олимпийского († ок. 311), в Древней Руси именовавшегося обычно Патарским, которое под названием «Откровение» появилось в славянском переводе уже в XI в. (Летопись под 1096 г.). Этот перевод сочинения «Мефодия, святаго отца нашего, архиепископа Патарскаго, о последнем веце» опубликован Н. С. Тихонравовым в: Памятники отреченной русской литературы. 2. С. 268–281. Ср. серьезную работу В. Истрина «Откровение Мефодия Патарского и апокрифическое видение Даниила в византийской и древнерусской литературах» (1897); ср. также: Bonwetsch (Примеч. 149). Я ссылаюсь здесь лишь на девятую речь его «Симпозиона» в: BdKV. 40. 2–е изд. S. 370: «…Когда в седьмом тысячелетии этот мир разрушится, когда после конца вселенной Бог будет жить с нами в радости». Ср. также: Alzberger. Geschichte der christlichen Eschatologie innerhalb der vornicдnischen Zeit (1896). S. 497 и Kirsch Joh. P. Die Kirche in der antiken griechisch–rцmischen Kulturwelt (1930). S. 234, 319. А также: «Дидахи» («Учение двенадцати апостолов»). Гл. 16: «…Ибо в последние дни умножатся лжепророки и губители и превратятся овцы в волков, и любовь превратится в ненависть» (BdKV. 35. 2–е изд. S. 16); «Откровение» Иоанна (гл. 20); Послание Варнавы (гл. 15): «Итак, дети мои, через шесть дней, то есть через шесть тысячелетий, все завершится. И в седьмой день Он (Бог) почиет» (BdKV. 24. 2–е изд. S. 129). Многие апокрифические сочинения, которые большей частью окрашены в эсхатологически–хилиастические тона, давали верующим богатую пищу для раздумий. Уже в XII в. на Руси монахом Авраамием в Смоленске было написано сочинение, эсхатологическое по своему содержанию (ср. выше главу II, 2); вероятно, это было первое отечественное творение, в котором конец света связывался с 7000 годом (ср.: Philipp W. Ansдtze. 1940. S. 46). Древнерусская пасхалия, доведенная лишь до 1492 г., заканчивалась пророческими словами: «Зде страх, зде скорбь, аки в распятии Христове, сей круг бысть, сие лето и наконец явися, в неже чаем и всемирное Твое пришествие» (Жмакин. Митрополит Даниил. С. 364, 362–367). Продолжение пасхалии на время после 1492 г. составлял Геннадий, архиепископ Новгородский, который в 1489 г. написал послание Иоасафу, архиепископу Ростовскому, и просил его обратиться к старцам Паисию Ярославову и Нилу Сорскому, которые тогда, вероятно, пользовались большим богословским авторитетом в церковных кругах (оба жили в епархии Иоасафа), узнать их мнение о конце света и это мнение сообщить ему, Геннадию (Архангельский. Ук. соч. С. 16, 30; Малинин. Ук. соч. С. 429). Московский митрополит в 1492 г. поручил Геннадию составить пасхалию на предстоящее тысячелетие (Макарий. 2–е изд. 6. С. 103); в этой работе (там же. Приложение III. С. 376–383) Геннадий, ссылаясь на Ветхий и Новый Завет, опровергает мнение о приближении конца света и полемизирует с новгородскими жидовствующими, которые потешались над православными из–за того, что ожидаемого конца света не произошло. Эту же тему обсуждает Иосиф Волоцкий – главным образом, чтобы опровергнуть еретические взгляды жидовствующих – в 8–й и 9–й главах своего Просветителя (ср.: Holzwart. S. 119 и след.).
[Закрыть]. То, что раньше лишь мыслилось, могло теперь стать действительностью, свершившимся фактом.
Но наводивший ужас 1492 год прошел, а христианский мир не разрушился. Это стало предметом для размышлений и раздумий. Когда же русский человек задумывался о том, что происходило у него на родине, он обнаруживал, что здесь, в Московском царстве, развитие шло под знаком государственного расцвета.
Возможно, в то самое время, когда Филофей писал свой Хронограф, было составлено и «Сказание о князьях владимирских». Филофей, несомненно, был знаком со всеми взглядами и представлениями своего времени, ибо он принадлежал, так сказать, к духовной и культурной элите 1–й четверти XVI в. Все это дало ему основание внести в свой Хронограф упомянутую выше характеристику Руси. Прошло еще десятилетие, пока окончательно не созрели его мысли и убеждения. Уже в 20–е гг. он написал свои послания, в которых выдвинул знаменитую идею о Москве – третьем Риме [182]182
Из его сочинений для нас особенно важны: 1. «Послание на звездочетцы и на латины», обращенное к М. Г. Мисюрю Мунехину, псковскому дьяку, написанное между 1510 и 1520 гг. (Малинин. Ук. соч. С. 159; там же. Приложение. С. 45, и в: Прав. соб. 1861. 2. С. 95); 2. «Послание великому князю Василию Ивановичу» (до 1533), (Малинин. Ук. соч. Приложение. С. 49–55; Прав. соб. 1863. 1. С. 337–348); 3. «Послание царю Ивану (IV) Васильевичу» (Малинин. Ук. соч. Приложение. С. 62 и след. и ДАИ. 1. № 23). Ср. литературу в примеч. 171 и Schaeder. Op. cit. S. 55 и след. Учение о «Roma mobilis» (странствующем Риме) нашло своих толкователей и на Западе, ср.: Limnacus Johannes. Juris publici Imperii Romano–Germanici. Argentorati, 1629. 1. 1. Гл. 4. №. 16.
[Закрыть].
Две мысли составляют основу религиозно–философской и мессианской концепции Филофея: всемирно–историческое значение Московского царства как Богом избранного Града Божия (Civitas Dei) и теократически–монархическая оценка этого царства.
Всемирно–историческое развитие совершается в рамках Божественного Промысла. Бог ведет и человечество в целом, и отдельного человека; всюду в мире правит благодатная Божия воля; Бог возносит царства и ниспровергает их, когда они подвергаются порче; Господь возводит государей на престолы и наказует их, если они впадают в грехи; он ведет государей и всех людей к истине и правде. Первый Рим отпал из–за Аполлинариевой ереси и по воле Божией утратил свое место в христианском православном мире. На его место, по милости Божией, вступил второй Рим – Константинополь, Царьград. Но своей унией с отпавшим Римом он изменил православию – и погиб. Его святыня, константинопольская Святая София, в наказание за это была осквернена и разрушена безбожными завоевателями. Но для православных осталась еще надежда – Москва сияет своим благочестием и страхом Божиим; Москва запечатлела свое православие отказом от унии и стала поэтому третьим и последним Римом в мировой истории, а четвертому Риму не бывать. Русский царь – единственный православный государь в мире, а русское царство – последнее царство, после которого будет уже только Царство Небесное.
Всю свою философию Филофей кратко изложил в «Послании на звездочетцы и на латины»: «Яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, то есть Росейское царство. Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти… иже во всей поднебесней единаго християном царя и броздодержателя, святых Божиих престол святыя Вселенския апостольския Церкве, иже вместо Римской и Константинопольской, иже есть в богоспасном граде Москве» [183]183
Малинин. Ук. соч. Приложение. С. 45.
[Закрыть].
А великому князю Василию III Филофей пишет о своей идее русского православного царства: «Старого убо Рима Церкви падеся от Аполинариевы ереси, втораго же убо Рима Костянтинаграда церкви агаряне внуцы секирами и оскорды разсекоша двери ея, сия же ныне третьяго Рима державнаго твоего царствия святая соборная апостольская Церкви, иже в концех вселенней в православной хрестьянской вере во всей поднебесней паче солнца светитца… темже глаголю ти, вонми, царю, и паки внимай явственно и твердо себе, яко вся хрестьянская царства в твое снидошася царствие, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» [184]184
Там же. С. 49, 55.
[Закрыть].
Итак, мы видим, что мессианское в€идение Филофея явилось последним звеном в цепи воззрений, которые возникли в Московском царстве ранее и продолжали появляться в его эпоху. В то же время учение Филофея является логическим синтезом всех этих воззрений и представлений. Отчетливее и яснее других говорит псковский инок всем своим современникам о великой христианской миссии своей страны и ее государя, православного царя: о богопоставленности царского сана, о его святости, об обязанностях и правах царя, который в мирских и церковных делах дает ответ единому только Богу [185]185
Весь комплекс этих идей Филофей еще раз изложил в своем послании юному царю Ивану IV, более пространном и не таком лаконичном и содержательном, как два его других послания (Малинин. Ук. соч. Приложение. С. 62). Ср. отголоски воззрений Филофея в первом послании Ивана князю А. М. Курбскому: «Понеже смотрения Божия слова всюду исполняшеся, и Божественным слугам Божия слова всю вселенную, яко же орли летанием обтекше, даже искра благочестия доиде и до Российского царствия. Сего убо православия истиннаго Российскаго царствия самодержавство Божиим изволением, почен от великаго князя Владимира, просветившаго Русскую землю святым крещением, и великаго князя Владимира Мономаха, иже от грек высокодостойнейшую честь приемшу, и храбраго великаго государя Александра Невскаго, иже над безбожными немцы велию победу показавшаго, и хвалам достойнаго великого государя Димитрия, иже за Доном над безбожными агаряны (т. е. татарами. – И. С.) велию победу показавшаго, даже и до мстителя неправдам, деда нашего, великаго государя Иоанна, и закосненным прародителствия землям обретателя, блаженныя памяти отца нашего великаго государя Василия, даже доиде и до нас, смиренных, скипетродержателя Российскаго царствия» (Переписка. С. 26). Упомянутое выше «Сказание о князьях Владимирских» было, конечно, тоже известно юному царю. Ср. также взгляды Ивана на обязанности самодержца (там же. С. 40).
[Закрыть].
Религиозная историософия Филофея и воззрения иосифлян слились в единое церковно–политическое мировоззрение, которое стало основой дальнейшего развития отношений между государством и Церковью на Руси как в Московском царстве [186]186
Учение Филофея о «Москве – третьем Риме» не было официально провозглашено ex cathedra ни Церковью, ни государством, но его отражение мы находим в официальном документе, а именно при объяснении причин учреждения патриаршества (Уложенная грамота) в 1589 г., в: СГГД. 2. С. 97. Вскоре после учреждения патриархата, в начале XVII в., в Москве было составлено агиографическое сочинение под названием «Книга глаголемая о российских святых». В послесловии автор говорит, что истинная вера пришла в Византии в упадок, а Московское царство и Русская Церковь, благодаря своему правоверию и великому множеству святых, заняли первое место в православном мире. Это послесловие впервые было напечатано И. Мансветовым в «Отчете о XXI присуждении премии графа Уварова»; полностью в: Чтения. 1887. 4.
[Закрыть], так и в петровской империи XVIII–XIX вв. [187]187
Ср. мою работу: Zur Frage der Periodisierung der Geschichte der russischen Kirche, в: Kyrios. 5 (1940–1941). S. 66–81.
[Закрыть] Идеологическое возведение Москвы на степень третьего Рима имело очень сильную церковно–национальную окраску. Оно соответствовало издавна укоренившемуся у русских убеждению в том, что русское христианство ничем не хуже греческого, – убеждению, которое было выражено Киевским митрополитом Иларионом еще в XI в. [188]188
См. выше главу II.
[Закрыть] А теперь настало время, когда представители русской церковной иерархии и русского монашества должны были обосновать это утверждение действительными фактами, примерами и образцами. Идеология и риторика, как бы прекрасны и логичны они ни были, для русского еще не доказательство. В истину христианства, в истину православного учения душа русского человека поверила не благодаря догматическим построениям и не благодаря впечатляющей убедительности древнерусских писаний, а скорее благодаря литургическому богатству и красоте этого учения. Ибо именно литургическая жизнь Церкви давала ему возможность почувствовать себя смиренным членом славного сонма мучеников и святых, чудотворцев и исповедников, даже ангелов. Церковь во время богослужения не просто говорила о будущей блаженной и вечной жизни праведных, в церковных песнопениях и чтениях утверждалось, что каждый человек сможет вкусить этой блаженной жизни праведников, если станет подражать примерам христианского благочестия и строить свою жизнь, опираясь на эти примеры [189]189
Ср. отдельные примеры в моей книге «Leben und Lehre der Starzen» (1936).
[Закрыть]. Может быть, это покажется парадоксальным, но в русской религиозности литургия оттесняла догматы на второе место, в этой религиозности главным было не содержание веры, но переживание веры. Это самая характерная и важная черта русской религиозной души.
Древняя Церковь и Византийская Церковь засвидетельствовали истину своего учения и свое православие многочисленными примерами святости. Разве Русская Церковь – Церковь третьего Рима – не могла засвидетельствовать свое православие такими же примерами? Разве не могла и она открыть своим праведникам, как участникам этой славы, Царство Христово и поведать не только русским людям, но и всему православному миру, в котором Русская Церковь стала теперь средоточием правоверия, об их верности, святости и чудесах? Русская иерархия и русское иночество дали много примеров христианского подвижничества, религиозного рвения и чудотворений. У третьего Рима была своя русская Фиваида и свои подвижники, и подвизаться здесь было не легче, чем где–нибудь в Египте или Сирии. У Русской Церкви было уже несколько святых, совершивших великие христианские подвиги. Святцы Русской Церкви уже включали своих национальных святых, занимавших видное место в сонме вселенских православных праведников. Но многие из подвижников были еще неведомы людям или же были известны лишь в той местности, где подвизались. Поэтому для созидателей третьего Рима важной, ответственной задачей, их христианским долгом было решение вопроса о письменном засвидетельствовании подвигов святых и об их прославлении, ибо это способствовало возвышению Русской Церкви.
