Текст книги "Русское монашество"
Автор книги: Игорь Смолич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)
11. Управление монастырскими имениями и повинности монастырей перед государством
Для того чтобы увеличить доходы от многочисленных и обширных монастырских владений – а об этом пеклись почти все игумены – требовался большой управленческий персонал. Он должен был выполнять две задачи: тщательно следить за тем, чтобы не допустить материальных убытков для монастыря, и еще тщательнее – за тем, чтобы монастырь не отдал государству лишнего, чтобы по ошибке не дать государственным властям повода требовать от монастыря больше, чем предусмотрено в жалованной грамоте.
Игумен стоял во главе как духовного, так и хозяйственного управления монастырем. При вступлении в должность игумен принимал монастырское имущество по очень подробному отписному списку, или списку большой казны. В него вносились принадлежащие монастырю деньги, церковная утварь с перечислением богослужебных сосудов, иконы, всякого рода движимое имущество, документы – и среди них список всех договоров монастыря с крестьянами, купчих и закладных записей и т. д. [563]563
РИБ. 32. № 229 (1567 г. по Коряжемскому монастырю) или РИБ. 35. № 470 (1638 г. по Прилуцкому монастырю).
[Закрыть] Во всех делах по управлению монастырем игумену помогал казначей, прямой обязанностью которого было попечение о монастырском хозяйстве.
Управляли монастырским хозяйством либо пожилые монахи, либо доверенные монастырские люди. Эти монахи, которые обычно избирались братией, а иногда назначались настоятелем, в монастырских документах именуются «соборными старцами» [564]564
Следует пояснить самые разные значения слова «старец» в древнерусской церковной литературе. Во–первых, старцем часто называли просто пожилого монаха, без священного сана – не иеромонаха; в этом смысле говорят о старце Филофее, авторе сочинений о Мо–скве – третьем Риме; во–вторых, старцами именовались так называемые соборные старцы – те монахи, которые совместно с игуменом управляли монастырем и несли особые послушания; и наконец, старцами называли также тех пожилых и опытных иноков, которые духовно окормляли послушников и других монахов – это старцы в собственном смысле слова. Примером употребления слова «старец» в разных значениях может служить послание Новгородского архиепископа Симеона Снетогорскому монастырю, где в двух местах слово «старец» обозначает духовного наставника, а в двух других – соборного старца. РИБ. 6. № 45; ср. также: Смирнов. Древнерусский духовник, в: Чтения. 1914. 2. С. 26.
[Закрыть]. Их посылали в монастырские имения или деревни как «посельских старцев», и они представляли там монастырскую власть. В самом монастыре они исполняли самые разные послушания: над конюшней и конюхами надзирал конюшенный старец, над трапезной – трапезный старец.
Постепенно, особенно в XVII в., их все чаще заменяли служители из мирян – бельцы. Это были монастырские люди. Не надо путать этих монастырских людей, или даже монастырских слуг, с теми монастырскими слугами, о которых речь шла выше. Эти слуги, занятые в основном управлением, большей частью происходили из обедневших боярских и дворянских семей, в документах они часто именуются «монастырскими боярскими детьми». Нередко такой боярский сын передавал монастырю свое обремененное долгами имение в дар или на помин души, сам селился в монастырской слободе и кормился службой монастырю в качестве посельского или приказчика в монастырских имениях и деревнях. Число таких монастырских людей, или монастырских слуг, в больших монастырях было очень значительным. В монастырских слободах у них были свои постоянные дворы, кроме того, они иногда на целый год отправлялись в отдаленные деревни и имения для выполнения разных административных обязанностей. У Троице–Сергиева монастыря уже в 20–е гг. XV столетия была «служебная слобода», которая постепенно выросла в Сергиев Посад. В 1594 г. у монастыря было 159 таких монастырских служителей, из них 43 занимались делами управления, а 116 составляли конный монастырский полк. Во время Смуты, при осаде монастыря поляками они с успехом сражались на монастырских стенах; в 1692 г. в слободе было уже 160 дворов, а в 1651 г. у монастыря был 371 конный ратник; писцовые книги 1646 г. насчитывают 217 конных ратников, из них 60 – боярского и дворянского происхождения; в писцовых книгах 1677 г. говорится о 242 дворах монастырских слуг. В 1651 г. царь Алексей взял в военный поход 230 конных ратников из этого монастыря. Среди монастырских слуг были также поповичи и купцы, не было только крестьян, которые причислялись к иной группе монастырских слуг или к детенышам [565]565
И. А. Христорождественская церковь в Сергиевом Посаде, в: Чтения. 1891. 3. С. 4–8, 17, 28, 33. Список таких монастырских людей см.: Арсений. Ук. соч., в : Чтения. 1867. 3.
[Закрыть]. Поповичи служили в монастырских конторах писцами – дьяками или подьячими, а также монастырскими стряпчими. Последние играли важную роль во всех больших монастырях. Это были уполномоченные представители монастырей в Москве, где они жили по монастырским подворьям и от имени монастырей сносились с Дворцовым, а позже Монастырским приказом по самым разным делам. Это были весьма деятельные и способные люди, которые благодаря своим знаниям местных условий и посвященности в запутанное течение приказных дел в Москве были почти незаменимы для монастырей. Влияние их было очень велико, и настоятели всегда шли навстречу их пожеланиям и требованиям [566]566
Это видно, например, из документов Солотчинского монастыря. Доброклонский. Ук. соч. С. 28–29. О монастырских стряпчих см.: Введенский А. Трудовая деятельность стряпчих в северорусских монастырях XVI–XVII вв., в: Север (1923). С. 36–64 (к сожалению, мне недоступна).
[Закрыть].
О том, насколько сложным делом было управление имениями больших монастырей, говорит, например, то обстоятельство, что в Троице–Сергиевом монастыре в начале XVIII столетия было 60 приказов; Иосифо–Волоколамский монастырь распределил свои земельные владения между пятью приказами, во главе которых стояли посельские старцы [567]567
И. А. Христорождественская церковь. С. 8; Щепетов. Ук. соч. С. 115.
[Закрыть]. В имениях и деревнях стояли монастырские подворья, в которых жили посельские; это были административные присутствия, где представители крестьян решали дела с монастырскими властями, куда сдавался денежный и натуральный оброк и где посельские на основании несудимых грамот творили суд над крестьянами [568]568
Доброклонский. Ук. соч. С. 24 и след.; ср.: Макарий. 2–е изд. 8. С. 260–262.
[Закрыть].
Жалованные и, главным образом, несудимые грамоты составляли правовую основу власти монастыря и его настоятеля над крестьянами, жившими на монастырских землях. Приказ Большого дворца – а в 1649–1677 гг. Монастырский приказ – был тем правительственным учреждением, которое ведало фискальными и судебными вопросами, связанными с монастырскими владениями [569]569
Горчаков. Монастырский приказ. С. 40 и след.
[Закрыть]. Выше, в главе VI, уже было рассказано о Приказе Большого дворца, сейчас мы коснемся его лишь в связи с внутренним управлением монастырскими имениями.
Жалованные грамоты вручали монастырям фискальные права, но они не определяли объема и размеров повинностей лиц, живших на монастырских землях, это было частным делом самих монастырских властей. Из многочисленных договоров между монастырями и насельниками их земель видно, что размеры этих повинностей были разными в разных монастырях и даже в разных владениях одного и того же монастыря. Через своих представителей – посельских старцев или приказчиков – монастырь контролировал выполнение барщинных работ и своевременное внесение денежного и натурального оброков; местные условия или стихийные бедствия – заморозки, засуха или наводнение – могли послужить основанием для снижения размеров податей, это было во власти монастыря. Правительство и монастырь преследовали одну и ту же цель – воспрепятствовать уклонению крестьян от уплаты податей, «чтобы тяглецы тягла не избегли». Приказ Большого дворца вел писцовые книги, позже, в пору Монастырского приказа, такую же роль выполняли переписные книги; для правительства они были правовой основой в распределении тягла.
Налоги, которые монастырь выплачивал государству, определялись в зависимости от указанного в писцовых книгах количества сох (соха – мера обрабатываемой земли); в монастырских владениях, за редкими исключениями, соха составляла 600 четвертей. Размер налогов, взимавшихся с разных монастырей, был разным. Жалованной грамотой, выданной Песношскому монастырю (недалеко от Москвы) в 1557/58 гг., определялся 1 руб. налога за каждую соху. А, например, Солотчинский монастырь в последнюю четверть XVII в. платил за каждую соху по 3,27 руб. [570]570
О взимании податей с монастырских владений см.: Рожков. Сельское хозяйство. С. 221–231; Веселовский. Сошное письмо. 1. 1. С. 300; Владимирский–Буданов. Ук. соч. С. 189; Доброклонский. Ук. соч. С. 61.
[Закрыть] Как уже было сказано, в 1679 г. на основании новых переписных книг 1676–1678 гг. налог с сохи был заменен подворным обложением. Между тем, для монастырских владений подворное обложение было введено уже в 1623–1630 гг. Окончательно урегулировано оно было указом от 19 мая 1630 г. Любопытно, что это мероприятие, выгодное для государства, но обременительное для монастырского хозяйства, было проведено уже при патриархе Филарете. Указом от 19 мая 1630 г. о так называемой «живущей четверти» налоги начислялись в зависимости не от земельной площади, а от числа дворов, расположенных в монастырских владениях, то есть учитывались и дворы людей, не занятых сельским хозяйством, например бобылей или ремесленников. Ясно, что эта новая практика была очень невыгодна для монастырей [571]571
Дьяконов. Очерки (1898). С. 312–316. Он же. Живущая четверть в исторической литературе, в: Рус. ист. журнал. 5 (1918). С. 154–176; Веселовский. Ук. соч. 1. Гл. 1; 2. С. 660. Лаппо–Данилевский. Организация прямого обложения. С. 530 (между прочим, эта работа представляет большую ценность и для историков Церкви). Указ 1630 г. напечатан в: Сторожев. Указная книга Поместного приказа. С. 101–103.
[Закрыть]. Но в XVII в. в финансовых вопросах правительство действовало решительнее, чем в XVI столетии, когда особыми тарханными грамотами некоторые монастыри, например Троице–Сергиев и Иосифо–Волоколамский, освобождались от всякого обложения, а другие – от некоторых видов налогов на определенный срок. Уложением 1649 г. эти привилегии полностью отменялись.
Кроме поземельного налога монастыри несли и другие повинности государству. В отношении этих повинностей уже издревле обнаружилось стремление государства, выдававшего монастырям жалованные грамоты, возложить на них и определенные обязанности, в основном связанные с ратной службой и острожным делом. Уже в жалованных грамотах XV в. содержатся условия, по которым монастыри, освобождаемые от налогов, должны были оказывать денежную и материальную помощь в строительстве крепостей [572]572
ААЭ. 1. № 28, 131; АЮ. 1. № 31. 4; АИ. 1. № 71, 74; ср.: Рождественский. Служилое землевладение. С. 138.
[Закрыть]. Как установил С. Рождественский, жалованные грамоты XVI в. всегда предусматривали участие монастырей в мероприятиях общегосударственного и военного характера. При утверждении старых жалованных грамот некоторые из прежних привилегий часто отменялись [573]573
Там же. С. 138; ААЭ. 1. № 200; АИ. 1. № 143; Милюков. Спорные вопросы. С. 17.
[Закрыть]. Отмена тарханов по указу 1584 г. обосновывалась нуждами оборонного характера. Правительство обязывало богатые монастыри содержать небольшие воинские части или участвовать в строительстве крепостей. Например, Соловецкий монастырь должен был содержать 100 стрельцов, кроме того, он строил на берегах Белого моря остроги, за это он после войны со Швецией был освобожден от посошного оклада. Троице–Сергиев монастырь, как уже сказано, должен был выставлять для ратной службы отряд конных ратников. Белопесоцкий монастырь на юге, у города Каширы, выстроил мощные каменные стены, на которых стояли пушки, обслуживавшиеся монастырскими детенышами. Троицкий монастырь в городе Тетюши в Понизовье обеспечивал дозорную службу на укрепленной линии – засечной черте. Мощные каменные стены и воинский отряд из монастырских людей имел и костромской Ипатьевский монастырь [574]574
Рождественский. Ук. соч. С. 140–143; Смирнов. Города Моск. государства. 1 (1917). С. 108; Сторожев. К истории сельскохозяйственного быта костромских Ипатьевского и Богоявленского монастырей, в: Чтения. 1894. С. 137.
[Закрыть]. «Монастырские земли, – пишет С. Рождественский, – во 2–й половине XVI в. обложены были тяжелее, чем вотчинные и поместные», хотя жалованными грамотами им даны были разные привилегии [575]575
Рождественский. Ук. соч. С. 144; такую же точку зрения выразил и Милюков (Спорные вопросы. С. 48, 79).
[Закрыть]. Во время Смуты (1605–1613) многие монастыри, благодаря своим мощным крепостным стенам, получили оборонное значение и использовались войсками Московского государства для борьбы с польскими отрядами [576]576
ААЭ. 3. № 34, 97–99; ДАИ. 2. № 26, 33 (Кириллов монастырь); ААЭ. 3. № 97 (Псково–Печерский монастырь); ААЭ. 2. № 160 (Прилуцкий монастырь).
[Закрыть]; таким образом, мероприятия, проведенные в XVI в., вполне оправдали себя. Особенно знаменита осада Троице–Сергиева монастыря; осаждавшие обитель польские войска понесли большие потери и были отбиты монастырскими ратниками – монастырскими слугами, монахами, жителями окрестных сел [577]577
Авраамий Палицын. Сказание, в: РИБ. 13.
[Закрыть]. В Смуту государство для содержания войск использовало также монастырские капиталы и запасы зерна [578]578
ААЭ. 2. № 135. Особенно большие суммы были взяты из ризницы Троице–Сергиева монастыря; царь Борис взял 15400 рублей, Лжедмитрий – 30000 рублей, царь Василий Шуйский – 20000 рублей, что по тем временам составляло огромное состояние. Макарий. 10. С. 223. Иностранцы, приезжавшие в Москву после Смутного времени, писали о взимании денег с монастырей. Рущинский. Ук. соч., в: Чтения. 1871. 3. С. 144.
[Закрыть]. И в XVII столетии правительство часто использовало деньги и зерновые запасы монастырей в военных целях, не освобождались монастыри и от единократных сборов на содержание войск [579]579
АИ. 4. № 3; Макарий. 11. С. 204; ДАИ. 10. № 34; РИБ. 12. С. 1046–1065, 1188–1215; Милютин. Ук. соч., в: Чтения. 1861. 2. С. 465, 471–477. Так, царь Алексей во время Польской войны взял у Троице–Сергиева монастыря 100000 рублей, у Кириллова монастыря – 10000 рублей, Патриаршая область (в том числе монастыри) выставила 10 000 ратников.
[Закрыть]. Потому критические замечания историков или сетования современников по поводу мероприятий Петра Великого, использовавшего монастырские капиталы в военных целях, неосновательны. Петр лишь продолжал прежнюю политику московского правительства, и когда в 1696 г. он приказал предъявить монастырские счетные книги в Приказ Большого дворца, запретив монастырям производить какие бы то ни было расходы без его разрешения, в этом мероприятии ничего нового для монастырей не было, ибо и раньше Монастырский приказ заглядывал в монастырские счета, но тон, которым заговорило теперь государство, стал более резким [580]580
ААЭ. 1. № 298; Стоглав. Казанское изд. С. 235, 297; АИ. 1. № 154. 2; ААЭ. 4. № 315. ПСЗ. 3. № 1664; Горчаков. Монастырский приказ. С. 41–55.
[Закрыть].
К общегосударственным повинностям относились и так называемые ямские деньги, выплата которых возлагалась жалованными грамотами XV–XVII вв. на все монастыри [581]581
АИ. 1. № 115 (1505), 147 (1547); ААЭ. 1. № 164 (1517), 179 (1534); АЮ. 1. № 30. 4 (1554) и др.
[Закрыть]. Точно так же обстояло дело со сборами денег на выкуп пленных: полоняничные деньги обязаны были выплачивать и монастыри, и вообще все церковные учреждения, Стоглав подтвердил и эту повинность [582]582
АЮ. 1. № 30. 4; 209. 5; 211; Стоглав. Казанское изд. Гл. 5 и 72.
[Закрыть].
12. Подсудность монастырских имений
Теперь мы хотим затронуть вопрос о подсудности лиц, живших на монастырских землях. Юридически отношения монастырей и монахов с Церковью и государством выглядели так: монахи как духовные лица в церковно–правовом отношении были подсудны митрополиту и епархиальным архиереям, а монастыри как землевладельцы – государству, т. е. великим князьям, а позже царям. Последнее обстоятельство не вызывало возражений со стороны церковной иерархии, эту подсудность не оспаривали ни Иосиф Волоцкий, ни епископы на Стоглаве [583]583
ДРВ. 14. С. 196; Стоглав. Казанское изд. С. 235, 297.
[Закрыть]. Но фактически правовые взаимоотношения между монастырями и епархиальными архиереями, с одной стороны, и монастырями и государством, с другой, определялись несудимыми грамотами великих князей или царей. По своему содержанию эти грамоты были неодинаковы: одни из них полностью освобождали монастыри от подсудности епархиальному епископу, другие освобождали от подсудности во всех делах, кроме чисто церковных. Церковная иерархия была, разумеется, против несудимых грамот первого рода, ибо они противоречили церковным канонам и обозначали вмешательство государства в духовный суд. Стоглав постановил, чтобы такие несудимые грамоты больше не выдавались. Однако приговор этот был вскоре предан забвению, и царь Иван IV по–прежнему выдавал такие грамоты [584]584
Там же. Гл. 5 и 67; ДАИ. 1. № 46, 48, 114, 130. Примеры несудимых грамот: 1471 г. – Кириллову монастырю. ААЭ. 1. № 95; 1494 г. – Троице–Сергиеву монастырю. Там же. № 131; 1500 г. – Иосифову монастырю. Там же. № 136; 1535 г. и 1551 г. – Троице–Сергиеву монастырю. АЮ. 1. № 97 и 75; 1542 г. – Николаевскому Корельскому монастырю. АИ. 1. № 141; 1547 г. – Строкинской пустыни. Там же. № 147; 1573 г. – астраханскому Троицкому монастырю. Там же. № 184 и др. Примеры передачи судебной власти по духовным делам архиереям: ААЭ. 1. № 386; 2. № 16, 62; 3. № 67; АИ. 2. № 58, 69, 77, 86; АИ. 2. № 65; ДАИ. 2. № 37 и др. Но очень часто несудимой грамотой судебная власть по духовным делам вручалась лично епархиальному архиерею, а не его судебным чиновникам (десятильникам), например: ДАИ. 1. № 44 (1548); ср.: Макарий. 2–е изд. 8. С. 223.
[Закрыть].
В несудимых грамотах, передающих судебную власть над насельниками монастыря и монастырских земель игумену, различаются три вида дел: 1) уголовные дела – убийства, разбой и кражи, застигнутые на месте, подлежали суду государственной власти на основе общего государственного уложения; 2) прочие уголовные дела и тяжбы между монастырскими крестьянами рассматривались игуменом или его представителем; 3) если завязавшие тяжбу стороны были подсудны разным властям, то учреждался «суд смесный», в который входили представитель игумена или сам игумен и государственный чиновник. Обычно судебной деятельностью занимался не сам настоятель, что было для него и невозможно, если учесть обширность монастырских владений. Он передавал свои права посельским, которые вершили суд и выносили приговоры в присутствии нескольких (трех–пяти) представителей от крестьянства. Крестьяне имели право обжаловать несправедливый приговор перед лицом самого игумена [585]585
Макарий. 2–е изд. 8. С. 263–265.
[Закрыть].
Тяжбы между монастырями или между монастырями и светскими землевладельцами, касавшиеся разных спорных вопросов, например межей между имениями, беглых крестьян и др., подлежали суду Приказа Большого дворца, а после 1646 г. – Монастырского приказа [586]586
Там же. С. 265; Горчаков. Монастырский приказ. С. 43, 48, 54–57, 66 и след.
[Закрыть]. Судебная зависимость монастырских владений от этих светских учреждений не могла нравиться духовенству, поскольку светские власти то и дело вмешивались в такие вопросы, которые, по убеждению церковной иерархии, были им неподсудны; в то же время многие монастыри (главным образом, уже упомянутые черные монастыри) стремились как раз к такой зависимости от светских приказов. Особенно резко протестовал против существования Монастырского приказа и его деятельности патриарх Никон [587]587
Там же. С. 91.
[Закрыть]. Приговоры Соборов 1667 и 1675 гг. знаменовали временную победу церковной иерархии над государством, ибо эти приговоры, утвержденные царем Алексеем, положили конец судебной власти Монастырского приказа над духовенством, и монастыри по всем вопросам, связанным с монастырскими владениями, переходили под судебную власть епархиальных архиереев [588]588
ААЭ. 1. № 155 (1667), 204 (1675); ПСЗ. 1. № 412; Горчаков. Там же. С. 96 и след.
[Закрыть]. Отныне Монастырский приказ занимался лишь взиманием податей с монастырских земель; он по–прежнему продолжал просматривать счетные книги монастырей и следил за исполнением общегосударственных повинностей, вел опись монастырских имений для обложения их налогом и т. д. В 1677 г. Монастырский приказ был упразднен, а все эти дела вновь переданы Приказу Большого дворца. Таким положение оставалось до конца XVII столетия, когда в связи с реформами Петра Великого в вопросе о подсудности духовенства, как и вообще в вопросе о монастырских владениях, произошли некоторые перемены [589]589
Там же. С. 99–102; ПСЗ. 2. № 699 (1677). Любопытно, что и после приговоров 1667 и 1675 гг. некоторые монастыри по разным делам продолжали обращаться в Приказ Большого дворца, напр., АИ. 4. № 166.
[Закрыть].
Глава IX. Строй монастырского быта в XVI–XVII вв.
1. Из истории монастырского Устава в Древней Руси от истоков до XVI века
В то время как извне в иноческую жизнь вторгалось развращающее воздействие мира, внутри монастырских стен основы подвижничества понимались порой не в духе церковного предания, а по собственному разумению. Опасность эта известна была уже в самую раннюю пору христианского аскетизма, что доказывают и древнейшие аскетические творения, и деятельность первоначальников монашества. В своих сочинениях и на практике святые отцы особое внимание обращали на опасность своеволия в аскетическом делании, поскольку стремление спасаться по собственному разумению обычно предшествовало обмирщению монастырского быта. Для противодействия ему составлены были различные правила иноческого жития, которые собраны в монашеских или монастырских уставах. Уставы эти постепенно изменялись, испытывая влияние временн€ых и местных условий, отражая индивидуальные особенности аскетических воззрений их составителей. Но в основе своей все они укоренены в древнехристианском предании в духе прп. Пахомия Великого, первоначальника монастырей и творца первого устава. Позднейшие поколения подвижников продолжили труды прп. Пахомия и повели восточно–христианское иночество правильным путем истинно христианского аскетизма [590]590
Ср. главу I, 1. Уставы прп. Пахомия и свт. Василия Великого составляли основу монашеской жизни в Церкви. Новый период открывается уставом прп. Саввы, составленным прп. Саввой Освященным († 532) для своей лавры в Палестине. Он напечатан в Cotelerii Ecclesiae graecae monumenta. 3. P. 222 и след.; ср. также: Bardenhewer. 5. S. 127; Welzer. Kirchenlexikon. 2–е изд. 10. S. 1434; Fischer W. Zu dem Typikon des hl. Sabbas, в: BZ. 8 (1890). S. 306 и след.; Kurz E. Op. cit. 3 (1894). S. 167–170; а также: Олтаржевский. Палестинское монашество с IV по VI в. (1896) и Феодосий, иером. Палестинское монашество в IV в., в: ТКДА (1899). Устав Саввы содержит некоторые богослужебные указания, ибо он предназначен был для монахов, живущих в отдельных кельях. Богослужебный устав прп. Саввы стал краеугольным камнем православной всенощной. Мансветов И. Церковный устав (типик), его образование и судьба в Греческой и Русской Церкви (1885). С. 168 и след. Прп. Феодор Студит († 826) составил для своего монастыря особый устав, известный под названием Студийского. В противоположность уставу Саввы, предназначенному для келлиотов, устав Феодора имеет характер общежительного устава (PG. 99. P. 1704 и след.). В последней четверти X столетия появился так называемый «Устав Святой горы», составленный прп. Афанасием, основателем лавры на Афонской горе (ср.: Meyer Ph. Die Haupturkunde fьr die Geschichte der Athosklцster (1894). S. 101 и след.). Афонский устав – это обработка Студийского устава: в нем тоже подчеркивается необходимость общежития, но, кроме того, даются особо строгие предписания относительно постов и монастырского благочиния (Мансветов. Ук. соч. С. 222). В последующие столетия византийские общежительные монастыри в основном жили по Студийскому уставу, хотя их богослужебные правила определялись в значительной мере Иерусалимским уставом, как обычно называли устав Саввы. Соколов. Внутреннее состояние монашества в Византийской Церкви с половины IX до начала XIII в. 842–1204, в: Прав. соб. 1893. 3. С. 122; Leclercq H. Cйnobitisme, в: Dictionnaire d’Archйologie chrйtienne et de liturgie. 2. P. 3049–3248 и Monachisme. Ibidem. 11. 2. P. 1774–1974. Сергий. Ук. соч. 1. С. 33–46, 113 и след.; Голубинский. 2. 2. С. 429.
[Закрыть].
Выше (ср. главу II), характеризуя первые шаги древнерусского монашества, мы уже говорили об уставах первых монастырей Киевской Руси. Теперь обратимся к вопросу о монастырских уставах XVI–XVII вв. В самом начале мы должны предупредить, что история монастырских уставов Русской Церкви за период с XIV по XVII в. очень фрагментарна и довольно темна.
Устав, введенный прп. Феодосием в Печерском монастыре, был уставом прп. Феодора Студита в редакции патриарха Алексия, в нем предусматривалось общежительное (киновийное) устройство монастырской жизни [591]591
Голубинский. 1. 2. С. 320–371, 502–608; 2. 2. С. 428; Мансветов. Там же. С. 113 и след., 121 и след.
[Закрыть]. Но судьба Студийского устава в его дисциплинарной части, требовавшей строгой киновии, оказалась весьма печальной: основы монастырского общежития очень скоро преданы были забвению, и монашество почти везде придерживалось особножительства. Впрочем, и идиорритма не всегда становилась основой монастырской жизни, XII–XV вв. можно даже назвать эпохой без монастырского устава, и это хорошо показано в замечательной работе Серебрянского о монашестве Псковской земли в XIII–XV вв. [592]592
Серебрянский. Ук. соч. С. 261.
[Закрыть] Существует, правда, сочинение под названием «Правила святого Кирилла, Русского митрополита, о монашеском благочинии и о содержании всяком», которое, вероятно, составлено было действительно митрополитом Кириллом, греком по происхождению (XIII в.); оно встречается в рукописях XVI и даже XVII вв. и содержит в себе сравнительно обстоятельный общежительный устав. Вероятно, этот устав не был известен в XIV–XV вв., сомнительно даже, вводился ли он в каком бы то ни было монастыре [593]593
Горчаков М. К истории епитимийных номоканонов православной Церкви (1874). С. 104–110.
[Закрыть]. По всей вероятности, о нем ничего не знал и прп. Сергий Радонежский, когда занимался устройством иноческого жития в Московской Руси. Вначале он, как говорилось, ввел в своем монастыре особножительный устав и лишь впоследствии, не без сопротивления братии, переустроил монастырский быт на основе общежительного устава. Его ученики следовали примеру преподобного и, основывая новые монастыри, вводили в них строгую киновию, которая, однако, не везде прижилась [594]594
Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и основанная им Троице–Сергиева лавра, в: Чтения. 1909. 2. С. 47, 75–86; 3. С. 103; РИБ. 6. № 21.
[Закрыть]. Вопрос об основах монастырской жизни был не вполне ясен для русского иночества XIV–XV вв., об этом говорит, например, история Спасо–Каменного монастыря, в котором игумен Дионисий (незадолго до 1389 г. и по 1418 г.) ввел сначала строгий общежительный Афонский устав, но впоследствии и сам он, и некоторые монахи придерживались идиорритмы [595]595
Сказание о Спасо–Каменном монастыре, в: Прав. соб. 1861. 1. С. 203, 206.
[Закрыть]. В Троице–Сергиевом монастыре общежительный устав продержался недолго. Когда в 1478 г. там некоторое время пребывал прп. Иосиф Волоцкий, монастырь жил по особножительному уставу, что подтверждается некоторыми документами [596]596
«Духовная грамота» Иосифа, в: ВЧМ. Сентябрь. Ч. 1. С. 551; АИ. 1. № 274; АЮ. 2. № 126.
[Закрыть]. Хотя мы знаем, что в XIV–XV вв. идиорритма постепенно вытесняла киновию, у нас нет почти никакого материала, который помог бы ответить на вопрос, чт€о представляло собой это особножительство в древнерусском монастыре. Но у нас множество сведений о том, что общежитие не привилось во многих монастырях; сложившийся тогда строй монастырского быта подвергался очень острой критике, а это значит, что в действительности монастырский быт не соответствовал ни нормам подлинной идиорритмы, ни требованиям киновийного устава [597]597
Послание (1382) архиепископа Суздальского Дионисия братии Снетогорского монастыря, в: РИБ. 6. № 24 (а также в: АИ. 1. № 5); послание архиепископа Новгородского Симеона в тот же монастырь. Там же. № 45; послание митрополита Фотия от 1488 г. Там же. № 46; послание митрополита Ионы Боголюбскому монастырю во Владимире (ок. 1455). Там же. № 75 (а также в: АИ. 1. № 265); послание митрополита Феодосия Песношскому монастырю (1461/64). Там же. № 96 (а также в: АИ. 1. № 276).
[Закрыть].
В то же время в литературе той эпохи мы находим не только критику монастырского быта, но и настойчивые требования строгого соблюдения общежительного устава. Необходимость введения киновии подчеркивали многие из представителей церковной иерархии XIV–XV вв.: архиепископ Дионисий Суздальский (1382), архиепископ Симеон Новгородский (1417–1421), митрополиты Фотий (1418), Иона (1455) и Феодосий (1461–1464) [598]598
Ср. предыдущее примечание. Но довольно характерно, что, например, митрополит Филипп не оспаривает права монахов иметь собственность и после пострижения. РИБ. 6. № 104 (1472), случай с лошадью монаха Памвы.
[Закрыть]. Хотя их послания отдельным монастырям и митрополичья уставная грамота (около 1500 г.) [599]599
Митрополичья уставная грамота, в: РИБ. 6. № 128 (а также в: ААЭ. 1. № 381).
[Закрыть] свидетельствуют, что киновия признавалась основой монашеского жития, тем не менее в XV в. не было принято никаких мер, чтобы добиться повсеместного проведения ее в жизнь.
Причина этого отчасти заключалась в том, что практически невозможно было уследить за жизнью множества монастырей, рассеянных по глухоманям центра и севера, отчасти же в том, что древнерусское иночество в эту эпоху явило много примеров сурового подвижничества как раз на стезе отшельничества и особножительства, выдвинув этот вид монашеского жития на первый план. Сыграло свою роль и характерное для монашества той поры сильное нерасположение к писанному монастырскому уставу. Прп. Иосиф Волоколамский отмечал, что его современники, иноки северных обителей, с упорством утверждали: святые отцы, издревле подвизавшиеся в Русской земле, не составляли писанных правил или уставов, а поучали иноков живым словом, поэтому, мол, и теперь не следует писать монастырских уставов, а наставлять братию надо устно [600]600
ВЧМ. Сентябрь. Ч. 1. С. 548, 547.
[Закрыть]. Не будет преувеличением считать, что такие воззрения типичны были не только для современников Иосифа, но и для всего XV столетия. Они соответствовали религиозности древнерусских подвижников, которые больше всего ценили личный пример игумена или основателя обители, его подвиги, поучения, его отношение к братии.
Но необходимость введения монастырского устава сознавалась некоторыми подвижниками, в том числе и основателями и настоятелями монастырей. В первую очередь здесь следует упомянуть прп. Евфросина Псковского († 1481). Его житие – это не просто жизнеописание строго подвижника и основателя обители, но довольно важная глава из русской церковной истории, хотя подробно остановиться на этом житии нам не позволяют рамки нашей работы [601]601
Житие Евфросина, в: Памятники старинной русск. литературы. 4 (1862). С. 67–119, 172–179. О Евфросине см.: Серебрянский. Ук. соч. Ср.: Макарий. 2–е изд. 8. С. 129 и след.
[Закрыть]. Прп. Евфросин был составителем древнейшего общежительного устава, который он ввел в основанном им монастыре в Псковской земле [602]602
Серебрянский. Ук. соч. С. 508.
[Закрыть]. Трудно установить, какими источниками пользовался он для составления своего устава, кроме цитат из Ветхого и Нового Заветов, Евфросин ссылается на творения св. Василия Великого, Иоанна Лествичника и Исаака Сирина. Своеобразие его устава заключается в том, что в нем содержатся лишь дисциплинарные требования и совсем не затрагивается богослужение [603]603
Там же. С. 275–278, 271.
[Закрыть]. Устав разделен на 28 разделов, или параграфов (собственно, вступление и 27 правил). Аскетические воззрения автора, касающиеся строя монастырского быта, можно охарактеризовать следующим образом: 1) основополагающее требование строгого соблюдения киновии (§ 1–4, 8); 2) полное послушание воле и распоряжениям монастырского настоятеля (§ 5, 7, 18); 3) постоянное рукоделие, выполняемое братией с любовью и взаимным уважением (§ 8, 9, 27); 4) общие для всех монахов аскетические правила, касающиеся молитвы, постов, целомудрия и нестяжательства (§ 10–15, 4, 17, 26, 27) и 5) помощь бедным и нуждающимся(§ 24 и 25). В уставе говорится и о настоятеле обители, о его обязанностях (§ 5, 21, 23, 20). Хотя прп. Евфросин составил этот устав для своей собственной обители, им могли воспользоваться и другие монастыри, поскольку он имел довольно общий характер и говорил о необходимости строгого соблюдения общежития. Но мы не знаем, применялся ли он в других монастырях, неизвестно и то, как долго продержался строгий общежительный устав Евфросина в его собственном монастыре. Инок Филофей, известный нам благодаря своим сочинениям, был монахом, а может быть, даже настоятелем Елеазарова монастыря в начале XVI в., то есть через два или три десятилетия после преставления Евфросина. Его сочинения, посвященные исключительно церковно–политической проблематике, не дают возможности прояснить интересующий нас вопрос. Мы не знаем, было ли устройство его монастыря настолько безупречным, что не давало никакого повода для критики, или он настолько увлечен был церковно–политическими проблемами, что «мелочи» повседневного монастырского быта его уже не занимали. Жаль, что Филофей, один из самых интересных и талантливых писателей той эпохи, прошел мимо этой проблемы.
Обсуждая вопрос о монастырском уставе, мы должны несколько слов сказать и о старце Ниле Сорском, аскетические воззрения которого подробно изложены в главе IV, 2. Этот ревнитель и поборник истинного иноческого жития, современник прп. Евфросина, предпочитал киновии скитский устав, но его представления о повседневной жизни монаха, о рукоделии, молитве, нестяжательстве, были почти такими же, что и у Евфросина. Оба подвижника в сущности стремились к одной цели: устроить иноческую жизнь так, чтобы уберечь ее от обмирщения, но пути к этой цели они намечают разные. Язык устава Евфросина деловит и несколько сух, а у старца Нила мы находим подробное изображение духовной брани против искушений, которые встречают инока на его пути к христианскому совершенству, и наставления о том, как вести эту брань.
Не один старец Нил подчеркивал особую ценность скитства. Существует Скитский устав, составленный неизвестным автором, вероятно, незадолго до кончины старца Нила, во 2–й половине XV в. [604]604
Мансветов. Ук. соч. С. 298–300. Этот устав известен лишь благодаря его пространному описанию. Описание. 2. 3. С. 730–732; предположение Макария (2–е изд. 6. С. 77–78) о том, что этот устав мог быть составлен учеником Нила Сорского, ошибочно, ибо древнейшие списки его восходят к середине XV в.
[Закрыть] Возможно, этот устав написан был как раз в ту пору, когда на Руси пришло в забвение общежитие, и анонимный автор пытался с помощью своего устава бороться против извращений идиорритмы. Скитский устав нашел практическое применение в маленьких пустынях русского Севера, где было распространено особножительство, принимавшее иногда характер скитства, особенно в XV и 1–й четверти XVI в., когда там процветало суровое подвижничество; наличие многих списков Скитского устава говорит о том, что он нашел широкое применение [605]605
Мансветов. Ук. соч. С. 301–303, 299.
[Закрыть].
Напротив, прп. Иосиф Волоколамский († 1515) требовал неукоснительного соблюдения строгого общежития. Составленный им монастырский устав, известный под названием «Духовная грамота» [606]606
ВЧМ. Сентябрь. Ч. 1. С. 499–615. Краткое содержание в: Хрущов. Иосиф Волоцкий. С. 59–63, 75–80. Макарий. 2–е изд. 7. С. 61–66.
[Закрыть], в целом уже охарактеризован нами (глава IV, 1). Устав Иосифа – это, как и устав Евфросина, общежительный устав; но устав Евфросина слишком краток, устав же Иосифа представляет собой нечто вроде собрания поучений об основных правилах иноческого жития. Эта особенность устава, его подобие сборнику поучений или проповедей, которые могут послужить не одному поколению иноческой братии, объясняется, вероятно, тем, что, как заметил сам Иосиф, современные ему монахи прислушивались лишь к личным наставлениям игумена; может быть, именно поэтому Иосиф назвал свое сочинение «духовной грамотой», то есть завещанием, а не «монастырским уставом».
Первые девять глав его устава имеют характер поучений, подкрепленных свидетельствами из Священного Писания и аскетических творений св. отцов. 11–я глава содержит особое наставление для настоятеля, раскрывающее его обязанности по отношению к монастырю, и поучение для братии. Здравый смысл и религиозный формализм отца иосифлянства заставляют его повторить первые девять поучений в виде кратких правил, которые должны регламентировать всю жизнь монастыря с раннего утра до ночи.
Далее следуют еще две главы [607]607
В некоторых списках «Духовной грамоты» помещены лишь пространные заголовки обеих этих глав без самого текста. Описание. 2. 2. С. 520.
[Закрыть]; первая из них содержит девять «преданий» – наставлений о том, как соборные старцы должны блюсти устав, а вторая девять «запрещений», которые игумен и соборные старцы могут применять по отношению к братиям, нарушившим устав. В заголовке этой главы Иосиф подчеркивает, что правила иноческого общежития составлены им по образцу правил и аскетических наставлений св. Василия Великого и монастырского устава прп. Феодора Студита.
В заключительной главе, стремясь особо подчеркнуть необходимость строгого аскетизма, Иосиф приводит примеры иноческих подвигов, совершенных святыми, просиявшими по всей Русской земле, жития которых должны служить «правилом» и «образом» для русского монашества. Об этих подвижниках, по словам Иосифа, он узнал во время своего паломничества по монастырям. Во введении он пишет, что святые отцы не только устно, но и письменно поучали живущих в общежитии иноков. Поскольку не во всех монастырях, говорит он далее, жизнь монахов достойна подражания, нынешние настоятели должны делать то же самое – давать и устные, и письменные наставления братии, которые для нее столь же обязательны, как и поучения святых отцов [608]608
Эти главы (ВЧМ. С. 546–563), известные под наименованием «Отвещание любозазорным», часто печатают отдельно, например, в: ЛЗАК. 2 (1862) или в: Чтения. 1847. № 7 (в сокращении). Воззрения Иосифа на монастырскую жизнь выражены также в 7–м слове его главного творения – «Просветитель», и в послании к неизвестному иноку (ДАИ. 1. № 211).
[Закрыть].
«Духовная грамота» Иосифа – подробно расписанный монастырский устав, до мелочей регламентирующий повседневную жизнь монастырей и при этом особое внимание уделяющий внешнему поведению инока.
Иным духом веет от «Предания учеником своим о жительстве скитском» прп. Нила Сорского († 1508), которое по своему содержанию не является монастырским уставом, потому что в нем говорится лишь об основах иноческого жития, главным образом о брани инока с искушениями и грехами. О содержании «Предания» мы много говорили выше (глава IV, 2). Здесь напомним только, что воззрения Нила на монашескую жизнь сильно отличаются от взглядов Иосифа, ибо он предпочитает не киновию, как Иосиф, а скитское жительство.
Попытку соединить оба вида монашеского жития и извлечь полезное для братии из того и другого находим мы в монастырском уставе прп. Корнилия Комельского († 1538). Его «Устав, или Правила о жительстве» (монахов) [609]609
Устав, в: ИРИ. 4. С. 673–704; подробный пересказ в: Коноплев. Ук. соч. 96–100 и Макарий. 2–е изд. 7. С. 67; а также Муравьев. Русская Фиваида. С. 20.
[Закрыть], который мы использовали, описывая жизнь этого прославленного подвижника Древней Руси (глава III, 4), за основу монашеского аскетизма берет строгое общежитие Иосифа и совершенное нестяжательство Нила. Оба эти принципа Корнилий провел в жизнь в своем монастыре.
К середине XVI в. относится еще один общежительный устав. История возникновения его такова: прп. Герасим Болдинский († 1554), основавший четыре обители в Смоленской земле, собрал однажды монахов своего Троицкого Болдинского монастыря и настоятелей трех других обителей и велел одному из иноков под диктовку записать его воспоминания о собственной иноческой жизни. Он добавил к этому еще «Завещание», где говорится о необходимости сохранять общежитие в основанных им монастырях [610]610
Завещание» Герасима в: Описание Смоленской епархии (1864). С. 291–295; ИРИ. 3. С. 413; Ключевский. Жития. С. 305; Кадлубовский. Ук. соч. С. 290 и след. Из жития Антония Сийского видно, что в его монастыре тоже был введен общежительный устав. Кадлубовский. Ук. соч. С. 311.
[Закрыть]. В этом уставе не отражены индивидуальные особенности аскетических воззрений Герасима, он содержит лишь общие основания общежития. Интересен раздел, касающийся настоятеля монастыря. Герасим подчеркивает, что братия должна во всем следовать воле игумена, но если игумен сам нарушает устав, то братия монастыря может направить к нему депутацию из самых почтенных, выделяющихся строгостью жизни монахов, чтобы указать ему, в духе любви и смирения, на его ошибки или злоупотребления. Кроме того, Герасим требует от монахов, чтобы они всегда оставались в одном монастыре, а не переходили из обители в обитель.
