Текст книги "Синдикат (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Ну что, можно сказать, порешали, – сказал Костин.

– А синдикат?

– Что? – не понял Костин, и все дружно поглядели на Беса.

Постников сидел, выпрямившись, как лазерный отвес и ухитрялся сверлить всех одним лишь глазом.

– Синдикат, – повторил кибернетик. – «Седьмое производственно-коммерческое управление по обслуживанию корпуса обеспечения внешнеэкономической деятельности при Министерстве Иностранных Дел СССР». Которому все еще не придумали представительское название. Что с нашим синдикатом?

«Флибустьеры» переглянулись с одинаковым и трудноописуемым выражением на лицах, чем-то средним между «а это еще кто?» и «как же мы об этом забыли?».

– Синдикат… – повторил Копыльский. – Ну что, он есть. Долги по нему в целом погашены за счет «Кайма», верно?

– Да, – ответил Нах.

– Но мы должны с него зарабатывать, – упрямо гнул свое Постников. – Он может приносить доход.

– Друг мой, – произнес Костин с усталым терпением, как школьный учитель на последнем уроке в начальном классе. – Забудь.

– Что?.. Забыть? После всего?..

Постников сжал кулаки, наклонил голову, глядя исподлобья, как готовый к атаке на тореадора бык.

– Именно после всего, – столь же терпеливо подсказал Костин. – Синдикат организовывался в расчете на вливания и поддержку со стороны. Но даже тогда предприятие шло по краешку допустимого риска. Поскольку ни денег, ни защиты со всей очевидностью мы не дождемся…

Костин молча и выразительно развел руками.

– К тебе претензий тоже нет, – резко и прямо сказал Копыльский. – Вы с Витей что обещали, то выполнили. Могло получиться. Не получилось.

– Закрытие проекта. Фиксация убытков, – усмехнулся Кадьяк. – Последний, кто уходит, должен выключить свет и кинуть в помещение термитную шашку?

– Именно так, – слабо улыбнулся Копыльский. – Все именно так.

– А я думал, вы все же попробуете чистить «хвосты»… более энергично, – признался Кадьяк.

– Мы не бандиты и не гопы, – надменно задрал подбородок «флибустьер». – Мы честные коммерсанты. Кроме того, глядишь, еще как-нибудь вместе поработаем. Да и страховочку ты наверняка оставил, так ведь?

Наемник и честный коммерсант обменялись понимающими улыбками, в которых искренности с доброжелательством было столько же, сколько в ухмылке гиен.

– А если я не согласен? – с прежним упорством гнул свое Постников.

– Ты директор, – пожал плечами Костин. – Твое право.

– А чего ты хочешь? – спросил Нах с тенью любопытства в голосе.

– Чего я хотел, то получил, – сказал Бес. – Теперь нужно, чтобы это все заработало. Есть организация, есть направления деятельности, есть подробная техком…

Он запнулся, вспомнив покойного Фирсова.

– …карта. Давайте работать, товарищи!

– Тебя сомнут, – сказал Нах, делая отчетливое ударение на первом слове. – И очень быстро.

– Меня возможно. А Нас? – теперь акцент сделал Бес.

– Нет никаких «нас» – отрубил Костин, у которого на лице читалось нескрываемое «давайте закрывать балаган». – Синдикат повис на причинном месте, пора отвязывать, пока не оторвалось. Убытки свели к минимуму, это хорошо. Бывало, приходилось рвать лапу из клея с куда большими потерями.

– А если я продолжу? – тихо спросил Бес.

Снова повисла тяжелая и долгая пауза. Комитетчики смотрели на кибернетика одинаково стеклянными, ничего не выражающими глазами. Кадьяк наоборот, глядел с явным любопытством. Мохито светил оптикой, а Матвей, казалось, ушел в прострацию. Глинский сел в пол-оборота к столу, как будто хотел отгородиться плечом от Беса. Впрочем стрелок и без того вел себя странно, очередное чудачество не привлекло внимания.

– Да, если я продолжу, – повторил Бес. – Что тогда?

– Тогда, я бы сказал, это будет история эпического успеха, – сказал Копыльский. – Или наоборот, что куда вернее. Словно в кабуке про великого буржуина, который превозмог вопреки всему. Но мы не в кабуке. И ты не капиталист. У синдиката есть название, реквизиты, временная печать и настоящий директор. Больше ничего. Конечно, люди гнули под себя мир даже с таким раскладом, но… Нет. Не верю.

– Фирсов тоже не верил, – столь же рассудительно напомнил Бес. – И вы не верили. А потом все получилось… ну, почти.

– Да, – согласился «флибустьер». – Витя поверил. И где он теперь?

– Нечестный прием. В провале нашей вины нет, ты сам сказал.

– Признаю, – поднял ладони Копыльский. – Так я сказал. А теперь говорю на правах того, кто с десяток таких, прости господи, синдикатов поднял «под ключ» и еще больше закопал вместе с бОрзыми учредителями. Тебе не выстоять. С хорошим кредитом и хорошим зонтиком над головой шансы были неплохие, рисковать можно. А сейчас – нет. Так что составляй приказ номер два с решением о самоликвидации синдиката и отставке с директорской должности. Покажешь себя исполнительным и послушным мальчиком, возможно, подкинем тебе работенку по профилю. Копеечка небольшая, однако, на жизнь хватит.

– А если нет?

Бес пустил голову еще ниже, как рептилия, готовая к броску.

– Да и хрен с тобой, – развел руками «флибустьер». – Твоя игрушка, развлекайся на здоровье.

– Где персонал найдешь? – спросил Костин. – Чем ему платить будешь, у тебя нулевой баланс и никакого имущества для кредитного обеспечения кроме печати.

– Я найду, – сумрачно с холодной решимостью ответил Бес и повторил. – Найду! Бывало и хуже, но я выкарабкался. Справлюсь и теперь.

– Что ж, дело твое, – меланхолично сказал Костин. – Дерзай. А мы посмотрим, чем это закончится. Но со стороны.

– Вы разрываете партнерство?

– Разумеется.

– Договорились.

– Упертый баран, – вздохнул Копыльский. – Но дело и впрямь твое. Отговаривать не станем.

– Мое, – согласился Бес с видом человека, который принял главное решение и теперь готов бежать по тоннелю предрешенных действий без сомнений и оглядки.

– Я бы вложил немного денег, – вдруг сообщил Нах.

– Ты шутишь? – приподнял бровь Костин.

– Нет. Но есть в его словах некая сермяжная истина, – хмыкнул бухгалтер. – Как сказал Витя, это живучая скотина. Многие пытались его убить, а ни у кого не вышло. Фартовая железяка. Может и в этот раз выплывет? Поглядим. В худшем случае потеряем еще немного денег.

– Хер там плавал, – недовольно отрезал Копыльский. – Я средства комитета так разбазаривать не дам.

Костин дернул подбородком, молча согласившись с запретом.

– Да я и не прошу, – снова ухмыльнулся бухгалтер. – Свои вложу. Может быть. Подумаю.

– Подумай. А теперь все, – Копыльский громко захлопнул блокнот и встал, чуть подволакивая ногу. – Закончили прения. Мы уходим. Апартаменты оплачены до утра, развлекайтесь, как хотите.

– С наилучшими пожеланиями, – осклабился Глинский.

– Макс, а ты чего застрял? – спросил Костин.

– Я посижу еще, – ответил механический голос из компенсационного шлема Мохито. – Послушаю.

Костин хотел, было, что-то сказать, но передумал и махнул рукой, дескать, черт с тобой.

Перед выходом Костин оглянулся и через плечо негромко посоветовал:

– Вечером помяните Вить… Фирсова. Он прожил жизнь по-всякому, в основном плохо. Но свою черно-белую минуту заслужил.

– Черно-белую? – не понял Постников.

– Минута молчания, стопка «белой» водки, черная корочка, – ответил Глинский. – Ветеранская традиция.

– Мы помянем, – очень серьезно пообещал Кадьяк. – Он был воином и погиб в бою. Это уважительно.

* * *

[11] Про Город Годзиллы – видоизмененная цитата из эссе «Дни Гнева: левые террористы, черные радикалы, гражданская война в США, абсолютное безумие» (автор текста David Hines); в оригинале речь идет о политическом терроризме.

Глава 29

Бес промолчал и лишь когда щелкнул замок, прикрывая дверь за «флибустьерами», позволил себе выдохнуть, горестно склонившись над полированным деревом стола.

– Козлы, – тихо сказал он собственному отражению. – Ссыкливые козлы.

– Их можно понять, – прокомментировал тезис Кадьяк. – Коммерсанты мыслят другими категориями. Предел риска, упущенная выгода и все такое. Они многое поставили, отделались малой кровью, но все еще может перемениться. Логично, что сейчас время заползти в глубокую нору и там переждать.

– Да, это все верно, – согласился Бес, не отрываясь от созерцания двойника в отражении. – Но все равно…

Он с силой ударил по столу, выдохнув:

– Все же так хорошо пошло!..

– Ладно, теперь что? – прогудел Мохито. – Твой план?

– Только один, – зло выдохнул Постников, оторвавшись, наконец, от стола.

– И?.. – протянул Глинский, все так же глядя на Постникова через плечо.

– Драться.

– Драться, – повторил инструктор. – А как?

– Насмерть.

Бес поднялся, переступил с ноги на ногу, расправил плечи как боец перед новым раундом.

– Покойник оставил нам бизнес-план… то есть карту действий, – коротко, деловито начал кибернетик. – Мы знаем, что делать.

– У тебя нет денег, – напомнил Глинский. – Даже эта розовая дрянь, именуемая конторой, твоя всего на несколько часов.

– У меня есть синдикат, который вправе вести коммерческую деятельность. А значит, есть возможность набрать кредитов.

– Под дикие проценты, – скривил бровь Кадьяк.

Бес поднял сжатый кулак и выговорил сквозь зубы, с неподдельной решимостью и злобой:

– Да. Но все равно есть. И я это сделаю. А затем по джек-лондоновски, все в один удар. Пан или пропал. Либо «комса» попрет, либо не будет ни синдиката, ни меня.

Постников развернулся к спутникам.

– Вы со мной?

– Знаешь… – начал было с неопределенной интонацией Кадьяк, однако его вдруг перебил Глинский.

– Какая же ты тварь, – медленно, задумчиво, с каким-то почти зоологическим интересом вымолвил стрелок.

– Что?

– Какая же ты омерзительная тварь, – повторил Глинский.

– Ну, так вали нахер отсюда, – огрызнулся Бес. – Дверь найдешь.

– Ты все-таки не шпион, ты агент, задумчиво сообщил Глинский. – А у них башка под одно заточена, хватать и бить. Так что ты сделал пару ошибок. Но мне хватило.

– Да ну?

– Именно. Я ведь тебя знаю. Может не как мать родная, но все же знаю. И подумалось мне, что неплохо было бы глянуть, с чем ты сюда добрался? Откуда пришел? Какой след оставил?

– Ну, так ищи. Бешеной собаке семь верст не крюк.

– А я и поискал. Там поспрашивал, здесь справку навел. Припомнил твои обмолвки. Вчера все новости в кулачок собрал и даже удивился малость.

– И что же нашел? – с тщательно отмеренным безразличием спросил Бес, чувствуя, как струйка ледяного пота стекает вдоль позвоночника.

Глинский откинулся на спинку, так, что объемное пузо колыхнулось под рубашкой, выложил на стол широкие ладони, будто припечатывая слова.

– Виктор Васильков по кличке Василь. Генеральный директор кооператива «Затон». Знакомое имя?

– А по-русски теперь можно? – очень вежливым тоном спросил Кадьяк. – Или на любом понятном языке.

– Можно, – оскалил зубы в мрачной гримасе инструктор. – Наш энергичный друг, полный амбициозных планов, тварь и негодяй.

– Как и все мы, – поджал губы наемник. – Например, два индийца сейчас уже осели на дно в виде мясокостной взвеси. Я их убил и не переживаю по этому поводу.

– Они знали, на что шли. А вот Василь, который подобрал нищего «торпика» по прозивищу «Бес», пулю в благодарность явно не ждал. Директор был ограблен. И застрелен.

– А-а-а… – протянул Кадьяк. Помолчал и добавил с неопределенной улыбкой. – Так вот где ты взял недостающие деньги.

– Очевидно, их не хватило, – дернул плечом Глинский. – Пришлось добирать на стороне. Кристина Толчина по прозвищу Кицунэ, гейша. Такую помнишь?

– Возил пару раз, – стеклянным голосом отозвался Постников.

– Убита в ту же ночь, примерно двумя часами позже. Перелом шейных позвонков. Судя по силе и точности удара, били хорошим протезом, возможно никелем. Что, не хотел светить пушку, из которой кончил Василя?

Бес ничего не сказал, молча прожигая Глинского темным зрачком единственного глаза, впрочем, инструктору, похоже было плевать на зловещие взгляды кибернетика. Кадьяк прекратил улыбаться.

– Ограблена. Убийца обыскал домик и забрал все сбережения. Не тронул ценности, только нал и ЭЧК.

– Так… – Кадьяк постучал двумя пальцами о столешницу, выбив короткий ритм. – Это интересно, да.

– Вроде из кооператива ты больше никого не приморил, – продолжил инструктор. – Но тут я вспомнил, как один сталевар крутил портрет Фирсова. А чего ты точно не умел, так это рисовать, значит, выучился уже после. Недавно. И тогда я сделал запросец по мазилкиным Хабаровска. Как думаешь, что же я узнал?

– Петр Евсеев, преподаватель живописи, – усмехнулся половиной рта Постников. – Убит при попытке уличного ограбления.

– Забит насмерть куском трубы, – поправил Глинский. – Перелом черепа и почти мгновенная смерть.

– Я не знал, как все повернется. А старик видел, что я пытался воспроизвести по памяти рожу Фирсова. Нехороший след.

– Куда бы ты ни пошел, остается кровавый след.

– Как за всеми нами, – безрадостно усмехнулся Бес. – Ты тоже не одних лишь капиталистов отстреливал. Даже он, – кибернетик указал на Мохито. – Скольких конкурентов превратил в овощ, перегрузив хром в башке? Но если не в субботу, то и не считается. Правда?

– У всякого греха есть своя мера, – отозвался граф, печально и мудрено.

– Я бы с тобой согласился, – серьезно и с каким-то даже пониманием вымолвил Глинский. – Если бы ты грохнул одного Василя. Да, поступок блядский, как ни поверни, но и сам директор был той еще скотиной. Послевоенные спекуляции, пенсионерские квартиры, деньги в рост под сто процентов… Можно сказать, судьба за ним долго шла, давая время покаяться. Но гнилого бандоса только могила исправит, и могила к нему пришла, наконец. Но Толчина? – тихо, почти шепотом спросил Глинский. – Двадцать один год девчонке был. Студентка в затяжном академе, копила на восстановление и чтобы брата пристроить по жизни. А ты ее убил. Даже не по приказу. Просто, чтобы не осталось свидетеля. Сколько денег ты с нее взял? Стоило оно того? В карманах приятно зашуршало?

Постников дернул шеей, наклонив голову, как пес, отрывающий кусок мяса, и промолчал.

– Хотя это я тоже понимаю, – сообщил Глинский. – Не одобряю, но понимаю. Девчонку жаль, но когда трешься с разными подонками бок о бок, можно огрести просто так. Рядом оказался в плохой момент – и все. Ладно, бывает. Но Евсеев? Старик семьдесят лет прожил, на войне побывал, причем добровольцем, от натовских «тактиков» по штабам не прятался. Хотя мог бы, все-таки категория «В». А ты его как падаль последняя…

Глинский поморщился с не наигранным отвращением.

– Как падаль, – повторил он.

В изолированном помещении царила тишина, лишь едва заметно шуршала система кондиционирования и фильтрации. И еще тихонько гудел шлем архитектора, подключенный к внешнему аккумулятору.

Кадьяк несколько раз стукнул по столу металлическими пальцами, словно щелкал бензиновой зажигалкой. Это был редкий случай, когда наемник не надел перчатки, так что в неярком свете искусственные руки производили впечатление высохших культей мертвеца.

– Как говорил один литературный персонаж, «упаси меня боже осуждать человека за то, как он зарабатывает себе хлеб или тем более мешать ему в этом», – негромко поведал иностранец, глядя куда-то в сторону. Затем перевел немигающий взгляд искусственных глаз на Постникова. – Но я бы сказал, этот вопрос требует прояснения.

– А тебе не все равно? – со злостью бросил директор синдиката. – Наемникам платят. Я заплатил. Откуда деньги – не твоя забота, пока соблюдается договор.

– Видишь ли… – Кадьяк ненадолго задумался. – Ты прав, за кровь положено платить. С одной стороны. С другой, я всегда считал, что есть разница между mercenaire и терроризмом. Я не работаю с террористами.

– Да ты человек высокой морали! – деланно восхитился Бес.

– Нет. Просто у меня есть принципы.

– Надо полагать, если бы я порешил девчонку и рисовальщика за деньги, что-то изменилось бы.

– Я не знаю, что такое «порешил»… или «порешал», но смысл понятен. И ответ «да», – серьезно вымолвил Кадьяк. – Это была бы работа. Ее… как это сказать… aspects moraux… моральные аспекты, вот. Да, их можно было бы обсуждать. Но здесь нечего обсуждать. Ты не наемник. Ты обычный грабитель и убийца.

– Да, – согласие Постникова прозвучало на удивление тихо, без прежних эмоций.

Кибернетик встал, подошел к окну и сумрачно глянул на полуденный город. Постников смотрел, однако не видел, поневоле возвратившись в те уголки памяти, которые считал надежно запертыми. Он вспоминал, не желая того, как наркоман, презирающий себя за уродливую потребность, однако неспособный порвать с ней.

– Я не хотел, – глухо сказал Бес, прижимаясь лбом к теплому стеклу, которое даже сильный кондиционер не мог охладить.

– Но сделал, – сурово напомнил Глинский.

– Да, – согласился Постников, не оборачиваясь. – Я никого не хотел убивать. Хотел оставить в живых Ки… Кристину. Хотел отдать ей деньги… потом. И вообще не думал про учителя. Но… когда все вдруг оказалось так близко, так решаемо…

Бесу неожиданно вспомнилось, как он уже стоял так, прижавшись лбом к стеклу, ожидая пулю в затылок от арбитров. Кибернетик отшатнулся, как ужаленный, сделал пару шагов обратно к столу, подальше от окна.

– Когда все завертелось, я понял, как легко может упасть разогнанное колесо.

Бес пытался найти слова, которые объяснят все, позволят собеседникам осознать подлинные мотивы его действий. Кибернетик не искал оправданий, он лишь хотел, чтобы его поняли верно. И с каждым словом все отчетливее понимал, как жалко звучат со стороны его потуги объяснить.

– Я не мог рисковать. Я колебался до последней минуты, секунды. Я почти ушел от Кристины… но…

Это «но» повисло в воздухе, звуча и после того, как затихло последнее колебание воздуха. Как трупный запах, что нельзя смыть и вывести долгие дни, а то и месяцы.

– Ты сделал выбор, – печально высказался Глинский. Теперь стрелок больше не походил на обвинителя, и в словах ветерана звучала неприкрытая скорбь.

– Как обычно. Знаешь, Алекс…

Стрелок выбрался из-за стола с непривычной грузностью, и Бес подумал, что Глинский стареет. А может просто утомился, очень, очень устал.

– Ты всегда выбирал самый простой путь. И он всегда пролегал по трупам. Я думал, что тебе просто не везет, судьба такие карты швыряет. Потом засомневался. А сейчас вижу – нет, это не вопрос везения. Ты сам своя судьба.

Почему ты не сбежал от такого удела, Алекс? Потому что не захотел. Ты вел жизнь, полную удивительных приключений, а потом и денег, при умеренном риске. Ты, наконец, стал значимым человеком, и тебе это очень нравилось.

Постников сжал зубы, слова Глинского отдавались в голове набатом, вызывая из памяти то, что говорил Фирсов, совсем недавно и будто столетия назад.

– Я добыл деньги, – прорычал Бес, похожий на ощетинившегося вервольфа. – И я создал синдикат!

– Это факт, – не стал оспаривать Глинский. – Добыл. И создал.

– Что теперь? – спросил Бес, опустошенно, побледнев, как мертвец. – Устроим дуэль? Решим, кто из нас негодяй при двух секундантах?

– Пожалуйста, без этих эксцессов, – попросил Кадьяк. – Или за дополнительное вознаграждение. Суды чести мне никогда не нравились, в них есть что-то казенное, армейское, а я космополит и презираю военную службу.

– Презираешь? Ты же сам служил, – полюбопытствовал Мохито.

– Именно поэтому, – объяснил Кадьяк.

Собравшиеся вокруг стола мерили друг друга внимательными взглядами, словно прощупывали артиллерийскими радарами. Бес и Глинский стояли строго напротив друг друга, прочие сидели, однако в напряженных позах.

– Что теперь… – процедил Глинский. – А ничего, пожалуй. Сейчас во всяком случае. Ты тоже спасал Матвея, так что просто разойдемся.

– Сейчас, – Постников сразу отметил главное. – А после?

– Знаешь… – Глинский вздохнул и поджал губу так, словно разгрыз горошину острейшего перца. – В какой-то мере я тебя привел в этот мир. Я тебя выучил. Кровь тех, кого ты убил… она и на моих руках тоже.

– Вендетта? – спросил Бес.

– Называй, как хочешь. Но я тебя остановлю, – закончил инструктор с непреклонной решимостью. – Не будет ни тебя, ни твоего синдиката.

– Смело… – Бес машинально положил руку на пистолет за поясом. По комнате будто пронеслось эхо – Кадьяк и Глинский почти без задержки взялись за оружие.

– А можно без этого? – попросил через голосовой синтезатор Мохито. – По крайней мере, сейчас. Я тут, чтобы за деньги поговорить, а не пулю схватить.

– С ним понятно, а ты? – уточнил Бес, наклонив голову так, чтобы видеть Кадьяка, не выпуская из поля зрения Глинского.

– Нас не связывают сложные отношения прошлого, – проговорил наемник, явно тщательно подбирая слова чужого языка. – Так что мстить тебе я не стану. Не за что. Но и работать с тобой не буду.

– Даже за большие деньги?

– У тебя нет денег, – напомнил Кадьяк. – У тебя лишь временная печать синдиката и большой красивый ноль на счету.

– И план, – возразил Постников. Кибернетик демонстративно убрал пальцы с рукояти, поднял руку, демонстрируя миролюбие и нежелание устраивать мексиканскую дуэль.

– Хороший план, как это ноль превратить во что-то более весомое.

– Да, у тебя есть план, – согласился Кадьяк. – Но ты нечестный партнер. Когда нужно шагать дальше, ты бьешь в спину тех, кто больше не нужен и складываешь их себе под ноги.

– Так поступают все, – с непреклонной уверенностью сказал Бес.

– Возможно. Но я не работаю с теми, за кем отмечаю такие привычки.

– Я не стану тебя уговаривать, – Постников зло поглядел на коллег, в мгновение ока ставших врагами. – Никого из вас не стану. Идите к чертовой матери!

– Дружище? – Глинский посмотрел на Матвея, и «мичуринец» словно ждал этого, качнул головой в отрицательном жесте.

– Но… – кажется, инструктор на мгновение замешался. – Но как?

Матвей по прозвищу «Коллега» повторил молчаливый отказ.

– Он же тебя продаст, – с искренним непониманием выдохнул Глинский. – Если понадобится, самолично разделает и продаст в розницу.

Матвей поднял руку, демонстрируя внутреннюю поверхность предплечья. Сервоприводы медицинского станка тихонько гудели. Ниже запястья кожа чуть-чуть изменила цвет и выглядела уплотнившейся.

– Опухоль… – догадался Глинский. – Черт возьми…

– Побочный эффект разгона биологии, – печально улыбнулся искусственный человек. – «Порог Медавара». Улучшенная регенерация приводит к быстрому накоплению суммы клеточных мутаций. Слишком быстрому. Можно сделать идеального человека, но нельзя сделать идеального долгоживущего человека.

– Что-то можно исправить? – казалось, Глинский забыл и о Постникове, и о непростой диспозиции. Постников на мгновение почувствовал укол горькой обиды. О кибернетике так беспокоиться было некому. Разве что Кицунэ, но…

Бес отвернулся, скрывая гримасу, что перекосила на мгновение худое лицо.

– Да, – все так же печально сказал Матвей. – Рекомбинантная терапия, подавляющие протеины, нейтрализация свободных радикалов. Этилметансульфонат и производные.

Казалось, он хотел добавить еще что-то, однако замолк. Впрочем, Глинский все понял и без пояснений.

– Но стоит это немереных денег?

– Да. Я хочу прожить дольше. Но башмалы надо столько, что не поднять никакими заказами. Для этого надо быть коммерсом. Так что…

Последовал кивок в сторону Беса.

– Ты в доле, как и договаривались, – быстро подтвердил Постников.

– Что ж…

Глинский подошел к решетчатому скелету, в котором был заперт «мичуринец», и протянул руку.

– Прощай, друг, – вымолвил инструктор, тяжело сглотнув. – Прощай.

– Прощай, – эхом отозвался Матвей. – Надеюсь, больше мы не встретимся.

– Это вряд ли, – грустно предположил инструктор. – К сожалению, вряд ли.

– Но не сегодня, – подвел итог Матвей и крепко пожал руку Глинского.

– А ты? – Постников решил, что пора заканчивать стихийные прения и посмотрел на Мохито. архитектор повернул голову, так, что мертвые окуляры уставились на сталевара.

– Пожалуй, я с вами.

– Уверен?

– Последний взлом дался тяжеловато. Пора вытаскивать электронику из головы, пора идти в ногу со временем. Я с тобой, пока ты платишь.

– Кроме субботы.

– Если быть точным, шаббат длится от заката пятницы до заката субботнего дня. Но я думаю, мы что-нибудь придумаем.

– А комитет? – Бес решил не оставлять недосказанностей. – Твои другие работодатели?

– Это мое дело, – Мохито сразу дал понять, что не расположен останавливаться на этом вопросе.

– Если ты работаешь на меня, ты работаешь только на меня, – обозначил Постников.

– Да, – коротко согласился архитектор.

Постников немного поразмыслил. Кадьяк тем временем встал и одернул неизменный плащ, затем натянул перчатки.

– Что ж, – подвел итог наемник. – Это было интересно. А теперь…

Он коснулся пальцем лба, будто обозначая касание несуществующей шляпы.

– До встречи, – с холодной непреклонностью пообещал Бесу Глинский.

Матвей лишь шевельнул рукой в прощальном жесте. Архитектор промолчал и ничего делать не стал.

«И вот нас осталось трое» – подумал Постников, глядя на свое крошечное воинство.

* * *

Небольшая речушка, точнее канал с частично обвалившимися стенками, был чудовищно грязен и вонял дохлятиной. Воды как таковой в нем не наблюдалось, ее заменял какой-то кисель, в котором бултыхался мусор любых мыслимых разновидностей. Кадьяк не сомневался, что если постоять на мосту чуть подольше, внизу проплывет покойник-другой. Индийцы не утруждали себя дорогостоящими похоронами. Берега традиционно обросли лачугами, контейнерами, лавками, чуть дальше поднимались строения посолиднее. Разумеется, и тут все переливалось огнями реклам, экранов и неоновых трубок. Все напоказ, и нищета, и богатство.

Два белых без сопровождения и видимого оружия в иных обстоятельствах стали бы отменной добычей, но было в них что-то… нехорошее. Что-то, заставляющее местных даже не ступать на мост, пока на нем расположились Глинский и Кадьяк. Наемник в своем плаще выглядел сюрреалистично на декабрьской жаре и оттого казался особенно зловещим. Многочисленные детишки, похожие на старых обезьянок, молча и сосредоточенно вылавливали мусор из потока, косясь на чужаков.

Глинский вытянул из кармана одноразовый телефон и быстро по памяти набрал код. На той стороне взяли трубку почти сразу.

– Бельды? – уточнил Глинский.

– Кто говорит.

– Значит, Бельды. Привет национальным меньшинствам от старшего брата.

– Доболтаешься, урод. Кто говорит, кому язык в жопу заколотить?

– Ты меня не знаешь. Но я про тебя слышал.

– И че с того?

– А еще я слышал, где найти одноглазого, который кончил Василя и зашкварил ваше объединение с «Затоном».

Пауза.

– Ну, рассказывай.

– Значит, интересно, чудь белоглазая?

– Чудь в финской ССР, кретин необразованный. Говори.

– Я перезвоню.

Глинский выкинул «стольню» и посмотрел, как одноразовый аппаратик тонет в грязном потоке. Сразу двое или трое маленьких добытчиков постарались вытянуть ценную вещицу с помощью бредней на телескопических удилищах.

– Возможно, было бы проще вернуться и пристрелить его? – спросил Кадьяк.

– Да. Возможно проще, – отозвался Глинский, думая о своем.

– Тогда в чем дело?

– Один против двоих, – пояснил инструктор. – Я могу при кое-каком везении перестрелять кого-то одного. Но не обоих. А ты вне игры, поскольку человек принципов и работаешь за деньги, верно?

– Да, – чуть улыбнулся Кадьяк. – Приятно видеть столь понимающего человека.

– Кроме того я не хочу валить Матвея, – честно признался Глинский. – По крайней мере, сейчас. Тем более, что непонятно, кто кого, если бы дошло до края.

– Он хорош, – согласился Кадьяк. – Даже сейчас хорош. И рука у него все время лежала на пистолете.

– О чем и речь.

Кисельные потоки наползали на бетонные опоры моста. Кадьяк проводил взглядом труп какого-то животного, кажется собаки, что мирно дрейфовал лапами кверху. И предположил:

– Ты хочешь мстить. Не просто убить. Слишком личное отношение.

– Да. Это очень личное, – прямо сказал Глинский. – Хочу, чтобы дело его жизни рассыпалось у него же в руках, как песчаный домик. Для этого просто пары стволов недостаточно. Понадобятся хорошие деньги. И специалисты.

– Кажется, ты их нашел, – с той же интонацией заметил Кадьяк.

– Думаю, да. Когда будет нал, ты в деле?

– Когда будет нал, обращайся, обсудим. Контакт я дам.

– Договорились.

Кадьяк помолчал, но красноречиво, так что Глинский навострил уши, ожидая продолжения. И не напрасно.

– Еще я дам скидку. Хорошую скидку, – решительно пообещал наемник.

– Ой, что это, кажется личное отношение? – прищурился Глинский. – А как же холодный профессионализм?

– Хорошо, не дам, – согласился Кадьяк. – Ты прав, серьезная работа должна оплачиваться по соответствующей стоимости.

– Эй-эй! – Глинский понял, что переборщил с иронией. – Я пошутил!

– Я тоже, – скромно улыбнулся наемник, и осталось непонятным, к чему относилась шутка, к скидке или ее отзыву.

Стрелок и кибернетик пожали друг другу руки, а после разошлись, каждый по своим делам с вполне четко определенными целями. Опасных чужаков провожали десятки настороженных и алчных взглядов, однако никто не решился на большее.

* * *

Бес пошел в ванную, чтобы умыться. Точнее, выиграть немного времени, успокоить мысли, избавиться от гримасы, которая словно приросла к лицу, перекосив его в злобную рожу. Сталевар набирал воду в искусственные ладони, щедро расплескивая, тер физиономию, царапая кожу сочленениями суставов.

«Что же делать?.. Что теперь делать!?»

Мысли бились, как птица в тесной клетке. Постников был готов ко всему, во всяком случае, так ему казалось, от ожидаемого успеха до феерического провала и встречи с карательным отрядом «Правителя». Как обычно, действительность вырулила в неожиданный и непредсказуемый разворот, поневоле заставивший вспомнить древние притчи. «Не желай, а то сбудется» и прочее в том же духе.

Итак, Постников обрел синдикат, причем в единоличном пользовании. Никаких совладельцев, никаких заклятых друзей, партнеров и прочих акционеров. Жертвы оказались не напрасны, более того, для закладки серьезного коммерческого предприятия они были ничтожны. Однако сталевар не испытывал по этому поводу ни капли радости. Не было ни счастья, ни разочарования, лишь нарастающее чувство опустошения и немой вопрос «а дальше то что?..»

Вода струилась из крана, разбивалась о фаянс раковины, будто символизировала течение времени, которое нельзя обернуть вспять и заставить вернуться в никелированную трубку. Постников тер лицо до жжения в покрасневшей коже, понимая, что тянуть нельзя. Сейчас придется выйти к двум коллегам и начать действовать. Делать первые шаги в долгой и жестокой партии, которая поднимет синдикат к успеху. Или наоборот.

Тянуть нельзя… Но Бес не представлял, что делать дальше. Все планы и наметки подразумевали хоть какой-то стартовый капитал и прикрытие могущественных покровителей. Жизнь у новорожденного синдиката обещала выдаться нелегкой и кровопролитной, но первые шаги ему предстояло сделать под чутким присмотром.