Текст книги "Синдикат (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 20

Часть IV

На земле, в небе, под водой…

Глава 20

– Хороший… – с этими словами Фирсов провел рукой по гладкому боку «Птеродактиля» – Славный…

Костин улыбнулся, очень скупо, но в тоже время искренне. И спросил:

– Скучаешь?

– Что тут сказать… да, пожалуй.

– Не хватает рева движков за спиной, да? – одобрительно кивнул «флибустьер». – Знаю. Потому и купил.

– Так и думал, – в тон сослуживцу улыбнулся Фирсов. – При нынешнем то избытке предложения совать числовую станцию можно в любое летадло. А этот… во сколько обошелся, тысяч пятьсот?

– Семьсот пятьдесят плюс комиссия. И то лишь потому, что я эксклюзивно перебил ставку. Так влетел бы минимум в девятьсот, а может и в лимон круглым счетом.

Костин щелкнул пальцем по композитной пластмассе, заменяющей стекло в кабине. Материал отозвался глухим стуком, будто глотая звук, вбирая его в себя.

– И еще триста на переоборудование, угадал? – предположил Фирсов, садясь на корточки, чтобы заглянуть под брюхо машины.

Комитету принадлежало немало складских помещений в разных концах гигаполиса. Вчера изделие советских оружейников перегнали поближе к береговой линии, чтобы привлекать меньше внимания на перелете к заданному участку. Команда технического обслуживания, вывезенная из Африки, подготовила винтокрыл и провела тестирование. Машина была на полном ходу и готова к работе.

На расстоянии примерно семи километров Нах и Копыльский уже выводили в море с закрытого пирса субмарину TKMS-50 класса «Esel», типичную рабочую лошадку для придонных работ на малых глубинах. «Мудрецы» при этом наверняка говорили разные дурные словеса, потому что и без того вымотались, а силы организма были не беспредельны даже с поддержкой лучшей фармакологии. Однако выбора не оказалось – сложный план уже потихоньку ломался из-за необходимости состыковывать действия стольких разношерстных групп, от нанятых баронов до рядовых инженеров. Так что юристу и бухгалтеру пришлось взяться за дело, которым изначально должен был заниматься отдельный экипаж диверсантов.

Фирсову хотелось невзначай поинтересоваться, когда вертолетчики набрались опыта подводной войны и придонных диверсий, но по здравому размышлению он решил, что это было бы нескромно. Успеется потом. Или вообще не стоит.

Несколько часов после рождения синдиката казалось, что все с минуты на минуту полетит в тартарары. У Мохито не сопрягались числовые станции на субмарине и вертолете, протоколы «Див» конфликтовали с «Яровитом». В ротошюте засбоила система подачи газа на мини-турбинку. Запаздывала поставка N-образной секции, которую нужно было врезать в подводный трубопровод. Сборная команда ломщиков-графов на подхвате у Мохито едва не запорола серию второстепенных задач. Метеорологический прогноз неожиданно пообещал усиление ветра, что обещало крайне осложнить высадку. В довершение всего Коллега еще раз опробовал посадочное оборудование, и не сработала одна из телескопических «ног». Матвей отделался синяком, а случись это на боевом вылете, получил бы как минимум сильные ушибы, возможно и перелом.

Бедлам раскручивался центробежно до той минуты, пока в головах соорганизаторов не укоренилась мысль, что все пропало и надо сворачивать это покушение на негодную цель с негодными средствами. Тогда Постников наорал на всех и жестко постановил на правах директора:

– Все еще раз проверить

– Сломанное починить, оторванное прикрутить изолентой

– И оставить как есть

– Потому что тут либо повезет, либо нет

И получилось настолько убедительно, что все как-то дружно согласились с тем, что действительно, либо рискуем, либо нет. А башмалы потрачено уже столько, что отступать как-то невместно для серьезных людей.

– Двести пятьдесят и только на электронику, – уточнил Костин. – Добронирование и прочее надо будет отдельно считать, там все еще в процессе. Ходовую еще перебрали, кое-что износилось, пришлось пару деталей на заказ делать.

– Знаешь… – Фирсов подумал и честно признался. – По реву двигла за спиной не скучаю нисколько. Меня от вибрации всегда блевать тянуло.

– Этот помягче будет, – вставил Костин. – Амортизационную систему заменили полностью. Еще полтинник как с куста. Зато как в теплой ванне сидишь.

– В теплой ванне вашему графу сидеть до упора, – хохотнул Фирсов и сразу посерьезнел. – А вот снова подержаться за управление огнем…

Он не закончил, проведя кончиками пальцев вдоль блока из двух тридцатимиллиметровых стволов.

– Ну, так залезай, в чем проблема то? – искренне удивился Костин. – Все равно предполетный прогон надо бы сделать.

– Э-э-э…

Фирсов на пару мгновений замялся, будто не в силах поверить своему счастью, а затем торопливо полез в двойную кабину, на место «оружейника». Надо сказать, несмотря на возраст и десяток лишних килограммов, бюрократ справился на удивление быстро, ловко.

– Опыт не пропьешь! – гордо сообщил Фирсов, Голос звучал малость неразборчиво из-за остекления. – Знаешь, сколько лет хотел все забыть… А сейчас, наверное, годовое жалование с премиями отдал бы снова за то, чтобы выцелить какого-нибудь «Леоперда». И очередь, да на полный короб, чтобы всю обвеску с буржуя обдуло…

– Это тебе не «Леоперда» прямо в триплекс застрелить хочется, как белку в глаз, – снова, который уже раз улыбнулся Костин. Всегда немногословный, сдержанный и крайне вежливый, сейчас он казался непривычно веселым, эмоциональным и даже обращался на «ты».

– Это тебе хочется тридцатник с плеч скинуть. Чтобы снова двадцать лет в краснокожей паспортине и вся жизнь впереди.

– И то верно, – пригорюнился Фирсов и, хулигански прищурившись, щелкнул переключателем, подав питание на операторский комплекс, а затем и на кресло «оружейника». Пожужжал электроприводом, развернувшись на полный круг, синхронно с платформой оператора поворачивалась и пушка.

– Опа, – удивленно заметил оператор. – Да ты все зарядил?

– Ага, – довольно согласился Костин. – И еще контейнер с ракетой сейчас подвешу.

– Зачем?

– Глупый вопрос. Пусть будет.

– Да, в самом деле. Но тогда побольше надо бы. Пусть будет.

– Головой думай, – Костин постучал согнутым пальцем по лбу. – Это снарядов на складах хоть тылом жуй, еще на годы хватит. А старые ракеты давно или распроданы, или пошли в утиль, теперь это штучный товар задорого. Так что ПТУР пока только один. Зато у пушки двойной комплект.

– Ну да, – Фирсов даже устыдился собственной недогадливости. – Новое вооружение не бьется с управлением и частотами… Не подумал.

– Помогай. Затем всю автоматику прогоним и вперед, по графику.

– Что? – ответил вопросом на вопрос Фирсов, неистово надеясь, что все понял верно.

– Слушай, хорош тут в дурачка играть, – досадливо потребовал Костин. – На кой хрен я бы тебя иначе позвал? Красивой машинкой похвалиться? Случиться может все, что угодно. А где я найду «пушкаря», которого не надо учить работать с антиквариатом? Давай, за дело. Последовательность еще не забыл?

Фирсов закрыл глаза, поверив, наконец, что иногда чудеса случаются. И все так же, не открывая глаз, процитировал вызубренное наизусть много, много лет назад:

– Надлежит внешним осмотром проверить исправность, а также чистоту оптики и фотоконтрольного прибора, надежность крепления и зарядку. Состояние и чистоту прозрачных элементов бронирования. Проверить внешнюю исправность пульта управления машиной, арматуры управления пушечным и ракетным вооружением. Целостность и печати предохранительных колпачков на кнопках желтого сектора. Исправность цепей сигнализации и подсвета сетки прицела ПКВ…

Он открыл глаза и потрясенно выдавил:

– Слушай, все ведь помню… Как будто вчера последний раз делал…

Костин улыбнулся еще шире, по-настоящему и по-дружески.

– Вот сейчас верю, что, по крайней мере, с нашей стороны все будет нормально, – сообщил вежливый «мудрец». – Только фотоконтроля у меня нет, уж не обессудь.

Костин обошел боевую машину, хлопнул по намертво закрытому отсеку с электроникой. Эль Мохито утрамбовал внутрь два полноценных «Дива» и мощную радиостанцию с шифрованием, залил отсек амортизационной пеной и самолично заварил панель, сказав, что не хрен туда больше лезть, если что-то и сломается, починить все равно будет некогда и некому.

– Как думаешь, за сколько управимся? – спросил «флибустьер».

– По регламенту сорок минут, для очень хороших экипажей полчаса, – вспомнил Фирсов. – Но мы уже старенькие. Думаю, часа хватит. Еще минут тридцать докинем просто на всякий случай…

– И укладываемся с запасом, – закончил мысль Костин. – Тогда вылезай, бери шлем, сделаем все по правильному, предполетную подготовку от А до Я. Но сначала ракету.

– Слушай… – Фирсов хлопнул себя по лбу. – А мы ничего не забыли?

Комитетчик поднял бровь, огляделся, разворачиваясь всем корпусом, внимательно посмотрел на «Птеродактиля». В отличие от длинного «Шайенна» советский винтокрыл казался более плоским и широким, напоминал приземистый чемодан с обрубленными и сглаженными углами. Хотя он был спроектирован милевцами, двойной винт повторял типичную схему КБ имени Камова. Два толкающих пропеллера уместились за трапециевидными крыльями, у основания короткой хвостовой балки. На почтенный возраст машины указывало настоящее остекление кабины, без непрозрачных панелей с проекцией типа «гибкий экран». Ми-40М казался не очень большим, скорее очень «плотным», компактно собранным – за счет нетипичного для советской школы отказа от полноценного десантного отсека.

– Слушай, дурная шутка, – Копыльский повернулся к Фирсову, который вылез наружу и массировал пальцы. – Время то идет…

«Флибустьер» осекся.

– Ну?.. – ухмыльнулся Фирсов.

– Вот же… – от души чертыхнулся Костин. – «Гробик» для ротошютного чудилы не подвесили. Слушай, вот, что значит привычка… Ладно, сейчас сделаем.

Вертолетчики переглянулись и дружно без команды и повода, рассмеялись. Тепло, как старые друзья, никогда не расстававшиеся больше чем на пару дней.

– Это будет весело, – решил Костин, утирая выступившие слезы. – Как бы ни закончилось, точно будет не скучно. Ладно, время поджимает.

* * *

– У подводников жизнь необычна, мы об этом поем иногда… Тем, кто к трудным делам непривычен, не служить на морях никогда… – пробормотал себе под нос НуНах, стукнув по боку ящик «Симаргла». ЭВМ сердито завыла вентилятором.

– Эй, не трогай технику! – разволновался Мохито. Голый как Адам в момент появления на свет, он готовился лезть в гелевую ванну, чтобы не сварить себе мозги по ходу комплексного взлома.

– Это мое, – недовольно огрызнулся Нах. – Навигация.

– Все равно не трогай! – трагическим шепотом возопил граф.

– Как скажешь, – отмахнулся «флибустьер», ставший временным капитаном субмарины, и проворчал уже себе под нос. – Вот же… хотел в детстве побыть советским подводником и взорвать что-нибудь капиталистическое… Догнала мечта спустя сорок лет.

«Ослик» шел на самом слабом ходу, едва-едва шевеля лопастями винта, как ленивый аквалангист, подслушивая окружающий мир, как внимательный слепец, которому не нужно видеть, чтобы знать. Использование подлодки оказалось наиболее слабым местом в и так запутанной схеме – требовалось собрать опытную, но в то же время категорически не-болтливую команду. И сделать это не получилось, а без подводных работ нельзя подменить груз, без подмены груза… и так далее. Бес предложил навербовать индийцев, а затем просто убрать исполнителей (и поймал очередной странный взгляд Глинского), соорганизаторы внимательно рассмотрели предложение, однако решили, что выйдет чрезмерно сложно и непредсказуемо по последствиям. Нет, Кадьяк, разумеется, поубивает всех, не отрываясь от стакана воды, быстро и чисто. Тела пройдут через портативную мусорную машину и отправятся за борт в виде фарша, на радость рыбам, лучшим утилизаторам органического мусора. Но у местных всегда за спиной толпа родственников, а также прочих «друзей и знакомых Кролика». Кто-нибудь что-нибудь да запомнит, начнет искать пропавшего папу или дядюшку… и, как обычно случается, обмолвится в самый неподходящий момент самым неподходящим людям. Нет, не вариант. И снова пришлось импровизировать, полагаясь главным образом на высокую автоматизацию работ.

– Дывысь, яка кака намалевана, – процитировал Копыльский, передав капитану свежеотпечанную фотографию, оттиск с камеры перископа.

– Что у вас? – из открытого люка в металлическом полу заинтересованно выглянул Кадьяк.

До переоборудования рубки в ней могли бы поместиться человек пять, но сейчас, после всех трансформаций, места едва хватало для троих. Кадьяк уже натянул легкий скафандр, оставалось надеть шлем и залезть в облегченный экзоскелет с набором инструментов и баллонами, так что кибернетик даже не стал пытаться залезть в кабину.

– Херня там, – пояснил Нах. – Вот такая…

– Ого, – сказал Кадьяк, глядя на фотографию. Она отображала странную штуку, которая больше всего напоминала краба в тарелкообразном панцире с четырьмя лапами, обутыми в «тапочки»-поплавки. На снятом под таким углом и с большой дистанции изображении было трудно понять масштаб, однако, по-видимому «краб» был где-то по пояс взрослому человеку и действительно ходил по воде. Над панцирем торчала зонтичная антенна в полураскрытом положении. [8]

– Охренеть, – на хорошем русском вымолвил Кадьяк. – Что это?

– Понятия не имею, – честно ответил Нах. – Но три таких взяли в окружение остров с нашей мишенью. Смахивает на расширение периметра наблюдения за счет мобильных автоматиков. Кажется, новая сторожевая система будет посложнее, чем мы ожидали.

– Вот уроды, – скрипнул зубами Копыльский. – Мало им придонных датчиков…

Сеть маячков, отслеживающих вибрацию и еще с полдесятка параметров, была основной причиной, которая спустила в унитаз концепцию подводной высадки. То, что противник задумал еще какую-то пакость, оказалось неприятным сюрпризом. Очередным в списке, что с удручающим постоянством обновлялся который день подряд.

– Надо сообщить диверсанту, – предложил Кадьяк. – Может, стоит пробить числовые сети, проверить, чьи это… ходячие поплавки?

– Нельзя, – покачал головой Нах. – Придется поднимать антенну, еще слишком светло, заметят. А мы по маршрутному листу должны быть уже пятью километрами западнее.

– Можно попробовать вклиниться в промежуток между салютом и высадкой…

– И что дальше? Будем отменять? Или скажем десантнику, что может еще больше нервничать?

Кадьяк задумался и честно признал:

– Да, теперь только положиться на таланты нашего клона.

Нах покосился через плечо на Мохито, который дрожал от холода и заливал в свою ванну антисептический гель нежно-салатового цвета. Корыто и электроника графа слопали оставшийся резерв свободного места, зачеркнув желание Беса непосредственно поучаствовать в операции.

– Все, готовьтесь, – приказал Нах, концентрируясь на приборах. За отсутствием возможности нанять правильную команду, заговорщики постарались в кратчайший срок приспособить технику под свои навыки и потребности. Так что в тесной кабине подлодки стало еще теснее из-за присобаченных на скорую руку экранов и адаптеров управления. От Наха и Копыльского требовалось главным образом следить, чтобы синие и зеленые линии совпадали с красными, крутить ручки, добиваясь совмещения, и ничего не сломать. Остальное делали алгоритмы, написанные за двое суток пятью коллективами программистов от Сиэтла до Челябинска.

– Твою м-м-мать, – пролязгал зубами Мохито.

На подлодке было холодно, а граф поспешил раздеться, чтобы намазаться специальной мазью. Теперь он мерз, а ванна заполнилась пока лишь на две трети. О какой-то теплой накидке никто, разумеется, не подумал. Кадьяк посмотрел на трясущийся жирок графа, деревянный поддон, прислоненный в угол рядом с люком в машинное отделение. Кибернетик тихонько вздохнул и убрался назад, в отсек внешних работ со шлюзовой камерой. Спускаясь по короткой лесенке, наемник быстро вспомнил наиболее опасные, сшитые на живую нитку предприятия, в коих участвовал, и пришел к выводу, что эта операция не является пиком безумия, однако призовое место, безусловно, возьмет.

– Свитер возьми, – посоветовал графу Копыльский.

– Шерсть ку-кусается, – вымученно пробормотал Мохито. – И, по-моему, вы мне слишком мало платите. Я как Моисей, только круче и несчастнее, он, по крайней мере, не нырял на тридцать метров.

– Зато мы уважаем твой шаббат, – огрызнулся Нах, уставившись в экраны. Длинный секционный светильник, проходящий на всю длину рубки, давал неприятные блики, которые утомляли глаза и рассеивали внимание.

– И то верно…

– Все хотел спросить, – внезапно спросил Копыльский, сделав какую-то пометку в блокноте с магнитными держателями. – А почему все-таки «Мохито»?

– Хор-р-рошее место выбрал для исповеди!

– Потом снова забуду. Так почему?

«Флибустьер» ждал очередной отповеди, но граф неожиданно ответил:

– Мафоны «Снаяр» помнишь?

– А то ж, – фыркнул Копыльский.

– То же самое. Отец из командировки привез банку кофе «Maxim», я и прочитал как «Махит». Всем понравилось, кроме того, я Максим. Максим-Махит, потом мексы переиначили по-своему и с уважением, а дальше само пошло.

– Ясно. Спасибо.

– Хорош болтать, – приказал Нах. – Так что с «врезкой»?

Мохито критически оценил объем заполненности своей лохани так, будто мог что-то изменить – запас антисептика и хладагента все равно закончился. С усилием поставил на края ванны поддон, сколоченный из древесины четвертого сорта на скорую руку. Давным-давно сделанный сугубо на один раз, да так и прошедший с Максимом несколько лет, взлом за взломом, потому что предмет счастливый, приносит удачу.

– Ну, давай еще разик, последний-распоследний, – шепнул Мохито, проводя пальцами по доскам, которые годы и аппаратура сгладили, однако выровнять шероховатую занозистость до конца не сумели.

– Все, я полез в студень. Пять минут на подключение, девять на синхрон, еще пять на инвентаризацию. Докинем еще пяток на всякий случай. Итого двадцать пять и я на старте.

– Норма. Через тридцать будем на месте и выпускаем антенну, пока железная башка с обезьянами пилит трубу, – капитан снова сгорбился в кресле, неудобном и тесноватом для мастера приготовить хороший шашлык.

– Железная башка все слышит, – иронично сообщил Кадьяк, снова показавший голову из люка.

– Да и хрен с тобой, – бросил Нах. – Все, я начинаю отсчет.

– Закрываемся, – посерьезневший Кадьяк взялся за крышку, похожую на колокол. – Крутите винт у себя, мне снизу неудобно.

Нах на пять-шесть секунд закрыл глаза, прислушиваясь к субмарине. Ощутил едва заметную дрожь корпуса, настолько слабую, что ее легко было принять за обман осязания. Услышал исчезающе слабый гул работающих механизмов и вентиляции. Подумал, что все еще можно изменить и отменить. Несколько фраз, пара движений – и все закончится, не начавшись. Потрачены большие деньги? Не в первый и не в последний раз, никто не получает сплошные прибыли без убытков. Ненужные свидетели и лишние люди? Исчезнут без следа, опять же не с них началось и не ими закончится. Не нужно стараться прыгнуть выше головы и лезть в разборки трестов. Пусть большие корпорации мордуют друг друга за секреты и проекты планетарного масштаба, а Комитет продолжит скользить в мире серой экономики как морская змея среди кораллов.

Нах открыл глаза и посмотрел на Копыльского, прочитав в глазах товарища тень той же мысли.

Еще не поздно…

Затем Павел Романов по прозвищу НуНах сказал очень тихо, на грани шепота, словно вражеские акустики уже вышли на тропу войны, вооруженные лучшими шумопеленгаторами:

– Тишина в отсеках. Считайте, что мы на войне и вся «Семерка» над нами… [9] Потихонечку двинулись.

Если бы это был сериал, то дальше пошла бы клиповая нарезка раскручиваемых лопастей винтокрыла, залезающего в подвесной контейнер Коллеги etc., под соответствующую музыку. Но поскольку у нас не сериал, остается лишь ваша фантазия – и музыка

https://www.youtube.com/watch?v=TookCU1tnwY

* * *

[8] И опять-таки вполне реальный проект, шагающий разведывательный дрон для флота США, теоретически мог выдать до 30 узлов. За подгон традиционное спасибо Юрию Кужелеву. Смотрите его ЖЖ, там угара милитаристского кутежа и техноужастей еще много:

https://youroker.livejournal.com

[9] Имеется в виду Седьмой оперативный флот ВМС США, в зону ответственности которого входит западная часть Тихого океана и восточная часть Индийского океана.

Глава 21

Корпоративные войны, штурмы укрепленных баз, атаки небоскребов… Индустрия развлечений давно создала исчерпывающий и романтический образ настоящего преступника мира чисел, закрепив его на уровне «все знают!». В реальности ломщики и прочие бароны занимались главным образом не аферами ценой в миллиарды, а куда более скучными делами. Перехват почты, кража паролей, включение в линии связи, сбор записей с камер и так далее, и так далее. Но когда ты много лет крутишься в серой зоне, где непонятно как провести границу между еще законным и уже насквозь криминальным, это «и так далее» становится увесистым, значимым, многочисленным. Эль Мохито, которого редко называли по имени, а настоящую фамилию вообще никто не знал, со всем основанием считал себя одним из опытнейших «боевых» графов мира. И терпеть не мог свою работу. Хотя, с другой стороны, искренне ею наслаждался.

«Твою ж мать… И зачем я снова во все это впутался?!»

Максим вообще не любил работать, он предпочитал любить Бога, Тору, субботу и жену с дочкой. Но чтобы заниматься этим правильно, требовались денежные знаки, которые надо было где-то брать. Один Максим до ужаса боялся «графских» занятий, риска и вообще всего, что выходит за рамки легкого мухлежа с коммунальными счетами. Другой испытывал наслаждение, ломая неуязвимое, вскрывая несокрушимое и самоутверждаясь иными способами, которые подвластны лишь Мастеру Чисел. Причем деньги были, разумеется, полезны и приятны, однако главное – именно чувство победы. Великолепное и неописуемое ощущение, когда ты проломил цифровым тараном очередную «стену», на которой убилось множество менее удачливых и умных коллег.

Обе личности жили вполне гармонично, дополняя друг друга, как рассвет и закат. Мохито иногда задавался вопросом – как он при таких комплексах дотянул до положения «архитектора», то есть высшего сана в сложной и запутанной иерархии числовых преступников. Ответ неизменно был прост и очевиден – исключительно божьим попущением.

Сейчас, в последние минуты перед работой, власть перешла к первому Максиму, поэтому больше всего граф хотел выскочить из гелевой ванны с криком «выпустите меня отсюда, я хочу к маме и написать повинную!». Слегка дрожащими пальцами программист щелкал по клавишам, не обращая внимания на потеки слизи.

– Ага… – сказал тем временем Нах, очень тихо, почти шепотом. «Флибустьер» уставился на большой экран, один из установленных специально для операции. Три синих линии витиевато сплетались, заставляя подумать о сумасшедшем осциллографе, у которого приключилась шизофрения и размножение личностей.

– Что? – спросил Копыльский, поправляя очки. На самом деле нужды в оптике комитетчик не испытывал, у него было прекрасное зрение, а стекла в оправе не имели диоптрий. Но за много лет привычка стала второй натурой, а очки своего рода талисманом.

– Да вот не могу понять, – пробормотал бухгалтер. – Акустика показывает что-то чудное… Как будто дальнее эхо призрака.

– Эхо призрака, – мрачно повторил Копыльский, вспоминая, как предлагал нанять пару настоящих подводников, включая акустика, и посадить их на удаленное сопровождение субмарины. Послушай компания его совет и сейчас не пришлось бы (наверное) гадать, что значит хрень, отображаемая на приборах. С другой стороны контрдоводы тоже были весомы – для этого пришлось бы резервировать отдельный «толстый» канал, это минус к скрытности, а также стабильной передачи информации.

– Может быть те… водомерки? – уточнил он.

– Нет, – довольно решительно сказал Нах. – Эти вообще бесшумные. И они мне тоже не нравятся. Что-то напоминают, но понять не могу, что именно.

– Сейсмодатчики?

Нах быстро перебрал типовые сигнатуры, сверяя.

– Может быть… не похоже.

– Эхо. Район судоходный, акустические отражения.

– Может быть, – Нах изобразил сомнение.

– Ну, в крайнем случае, нарвемся на засаду, – оптимистично предположил Копыльский и поймал злобный, очень красноречивый взгляд Наха. Бухгалтер казался самым безобидным из всей компании «флибустьеров», но в юности прошел казанскую школу любителей японского аниме. А это, несмотря на формальную безобидность увлечения, была очень суровая закалка воли и духа – любителей «мультиков» не пытался обидеть только самый ленивый гопник. Так что даже молчаливый укор немигающего взгляда Наха мог быть крайне выразительным.

– Да ладно, – сгладил неловкость Копыльский. – Ну, получим торпеду втихую… Зато, какой опыт! Торпедами в нас еще не шмаляли.

Нах тяжело вздохнул, всем видом выражая смирение и христианскую благость человека, вынужденного терпеть клинического идиота. Взял коробку микрофона внутренней связи, щелкнув кнопкой, сказал:

– Мы на подходе.

Забавно, подумал Копыльский. Ощущение, что сейчас и в самом деле война, Страшный Октябрь восемьдесят шестого, когда американцы повели через Атлантику самый большой конвой. Будто ты настоящий советский подводник, и где-то рядом «Вильсон», последний авианосец, что прикрывает конвойную группу, а не плетется на буксире в ремонт или меряет глубину океана. Ты очень страшный, потому что на борту полная батарея «длинных рук», но слепой, ведь спутниковая группировка обеих сторон выбита начисто, как и самолеты ДРЛО. Так что надо или отстреливать боезапас без внешнего наведения, рассчитывая на скудные мозги ракет и пять процентов вероятности успеха, или всплывать – пятьдесят процентов и считанные минуты до того как прилетят «гарпуны» с американских эсминцев.

– J'ai compris, – отозвался после короткой паузы Кадьяк и сразу поправился. – Понял. К развертке готов. Заполняю шлюз водой.

Копыльскому понадобилось пара мгновений, чтобы понять о какой «развертке» говорит Кадьяк. Иностранец готовился применить модуль для сложного ремонта трубопроводов, используемый, когда требовалось изолировать довольно протяженный участок.

– Мохито? – спросил Нах, не оборачиваясь к графу. – Как наши дела?

– Я пошел, – лязгнул зубами Мохито, которого морозила и ванна, и предбоевой мандраж. Граф уже мысленно был в работе.

– Если не вернешься, мы будем считать тебя коммунистом, – ободрил его Копыльский. Мохито выдавил напоследок что-то невежливое и замолк.

«Merde» – подумал Кадьяк, герметизируя скафандр для подводных работ и представляя себя воином Старой Гвардии при Ватерлоо.

Наемнику приходилось работать под водой, причем не единожды, но, как правило, в контроле и прикрытии, то есть без демонстрации специфических навыков. Сейчас обстановка была совершенно иной, и хотя все уже обкатывалось на тренажере и в пробном заплыве, Кадьяк ощутимо нервничал. Не страшно, что дело может провалиться, это, конечно, нежелательно, однако таков путь le mercenaire. Нельзя победить во всех боях, нельзя выиграть во всех предприятиях. Главное – не стать тем, кто в итоге окажется виновным в провале.

Кадьяк еще раз мысленно перебрал инструменты, которыми придется воспользоваться. «Кокон» – хитрая конструкция, похожая на сдутый и скрученный дирижабль, которая позволяет развернуть подобие сухого дока вокруг трубы протяженностью десять-пятнадцать метров. Внутри очень тесно, все может схлопнуться в любой момент, а еще в процессе установки шумит компрессор, но без этого ничего не выйдет. N-образная секция, которой предстоит заменить вырезанный участок трубы. Снаряжение для резки и сварки. Две «обезьяны» – местные подводники, подряженные для черновой работы. Автоматики лучше, но достать или сделать роботов, способных помогать неквалифицированному диверсанту, оказалось невозможным. Ну и подводный пистолет СПП-7, чтобы решить вопрос «обезьян», которые в любом случае увидят слишком много.

– Я готов, – повторил он в микрофон и глянул на помощников.

– Выравниваем балласт, – отозвался в наушнике голос упитанного комитетчика с лицом добродушного гурмана и глазами прирожденного апаша. – Нужно будет уравновешивать растущую плавучесть по мере надувания «дока».

– Понял. Жду.

Вода заполняла камеру шлюза, крутясь водоворотами. «Обезьяны» выглядели спокойно и уверенно, лица за прозрачными щитками шлемов лучились энтузиазмом и жаждой денег. Индийцев наняли по фальшивому договору с бомбейским муниципалитетом на расчистку дна и частичную реконструкцию транспортной системы, которая формально принадлежала городской администрации. В кабину, разумеется, не пускали, чтобы дикари не увидели там лишнего и не запаниковали раньше времени. Но Кадьяк не обманывался – рано или поздно «обезьяны» сообразят, что оборудование и сама работа не слишком похожи на регламентное обслуживание трубопровода. Вопрос – что они будут делать тогда, на какой стадии это случится и соответственно как много наемнику придется доделывать одному?

Что ж, каждая группа в этой операции несла особенный, специфический риск. Еще раз взвешивая свой, Кадьяк положил руку на стену рабочего отсека и шлюзовой камеры «ослика». Корпус едва заметно подрагивал, выдавая осторожное маневрирование. Не разбили бы аппарат эти русские пираты… Придонные маневры всегда сложны. В шлюзе не было экранов, поэтому дно, которое уже совсем близко, сейчас видели только капитаны наверху при помощи камер и красных прожекторов – чтобы никто на поверхности не заметил свет. Конечно, на такой глубине и при такой загрязненности воды у дна можно хоть искусственное солнце зажигать, но все же…

Вода, тем временем, поднялась до груди.

– Есть. Висим. Ждем.

Кадьяк закрыл глаза и медленно вдохнул искусственную смесь, которая почему-то имела явный привкус талька. Да, теперь ждать недолго… Неподалеку идет большой теплоход, в урочное время на нем заиграет музыка, которая породит вибрацию. По расчетам этого будет достаточно, чтобы заглушить фоном звук раскладываемого «дока» и разделки трубы. Но действовать придется быстро, очень-очень быстро и не допуская ни единой ошибки.

Так…

Наемник приложил шлем к стенке, кибернетику показалось, что сквозь водную толщу и металл доносится отдаленный гул. Спустя мгновение электроника в голове, сопряженная со слуховым аппаратом, подтвердила изменение шумового фона.

– Работаем, – коротко приказал Нах. – Через десять минут мы выпускаем антенну.

Кадьяк ободряюще улыбнулся «обезьянам», те ответили осторожными улыбками, опасаясь как-либо огорчить белого господина.

«Значит, работаем» – подумал Кадьяк

* * *

Фирсов чувствовал, как искусственная кожа вертолетного кресла прижимается к спине. Анатомически выверенная конструкция обнимала, словно любимая женщина – с требовательной нежностью, одновременно и защищая, и открывая максимальный простор для работы. А вот бронежилет с эластичной вставкой – чтобы удержать внутренности, если ранение придется в живот – наоборот, ощутимо и неприятно давил.