Текст книги "Проект «Повелитель»"

Автор книги: Игорь Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Я так и не был до конца уверен, что получил разрешение на посещение улья, но то, что мы беспрепятственно выйдем, сомнений не вызывало. Я вытер вспотевшие ладони о штаны и заспешил к Хаймовичу.

– Усё готово шеф! – выпалил я ворвавшись в святая – святых бункера, а именно в пункт управления.

– Вот и славненько, – отозвался дед, не отрываясь от экрана. На экране чудища кидались на тебя, навстречу им поднимался ствол автомата и разил их на повал.

– Что это?

– Да так, – игрушку детства нашел. Серьезный Сэм называется.

* * *

Смеркалось, под густой листвой деревьев это было особенно заметно. Но здесь у голубого озера с темно-синей глубиной ещё было светло. Руслан с наслаждением окунулся в озерную гладь, разгоняя рыбную мелочь, брызнувшую в разные стороны от него. У камышей плюхнул потревоженная рыбина. Круги разошлись по воде. Крупная рыбешка, подумал Лис, провожая взглядом Руслана. Б-р-р! Вода то холодная, как он может так резвиться?

Лис это только, что испытал на себе. Студеная вода свела судорогой ноги, и он кинулся назад, изо всех сил вытягивая ноги, чтоб побороть судорогу. Руслан плыл назад, погружаясь в воду с головой и фыркая. Выдра, как есть выдра. Черные густые волосы прилизало водой назад, а смешливые настороженные глаза дополняли сходство.

– Темнеет Рус, а нам до дома ещё …

– Ага, – отозвался Руслан, выходя из воды, и отряхиваясь, как собака. Крупные капли достигли Лиса и он поморщился.

– Ябеда куда делся?

Лис повертел головой, но спутника не обнаружил.

– Да леший его знает? Только что здесь был.

– Нехорошо. Ты куда смотрел?

– На тебя.

– Я не девка, чего на меня пялился? Ябеда куда ушел?

Лис поднялся на ноги, оглядывая прибрежную траву.

– Туда, – махнул он рукой в сторону поселка.

– Хм, – отозвался Руслан, натягивая на мокрое тело одежу. – А мясо он гаденыш бросил.

Теперь самим тащить.

– Да, ладно.

– Оно конечно, но это не есть хорошо…

Разделив ношу, друзья продолжили свой путь. Руслан шел, высматривая следы Ябеды.

Следы доходили до самых кустов начинавшегося подлеска и внезапно пропадали. Лис уставился на кусты, но не листка, ни сломанной веточки, ни примятой травы, ничего… Словно Ябеду унесла птица. Ха! Это ж, какая должна была быть птица? Соколов таких не бывает. Лис с Русланом многозначительно посмотрели друг другу в глаза, и между ними состоялся безмолвный разговор.

«– Ты что-нибудь понимаешь?

– Не фига.

– А ты?

– Аналогично.

– Может он…?

– Да, ну!

– А если?

– Да кто его знает, не замечал».

– Нда, – сказал Руслан в слух, – Что общине скажем?

– Да кто знает, что он с нами ходил? Не знаем, не видели…

– Так не пойдет, был с нами, мы за него в ответе. Надо рассказать.

– Про ящера тоже расскажешь?

– Не знаю, – помрачнел Руслан, скрипнув зубами. – Наверное, расскажу.

– Ты, что сдурел? Тебя ж за это изгнать могут? Это ж только детям неразумным прощается?

– Закон, есть закон. – Вздохнул Руслан, – Я приму любое решение совета.

Дальше они пошли молча, думая каждый о своем. Лису почему-то стало отчаянно жалко Руслана, хотя поначалу он злился на него. Вот ведь дуб, только что не зеленеет, думал Лис. Испортит себе жизнь просто так, из глупости. И девку справную потерял из глупости. Ну не приглянулся родителям, так украл бы, как некоторые делают, и жил бы с ней припеваючи. Она ж не против была? Да, с такими принципами жизнь у Руслана грозила быть тяжелой и недолгой. Изгнанные из общины люди долго не выживали, в другую общину их не принимали, а в одиночестве они быстро опускались и вскоре пополняли ряды Ворлоков.

* * *

Я стоял на лестнице. По мне ползала особь, потирая время от времени лапки. Впереди по лестничному маршу ещё несколько особей лениво переползали по ступенькам. Сердце колотилось. Быстрее! Ещё быстрее! Я знал, что за моей спиной прошли уже почти все. Роза задержалась на минутку, шепнув на ухо:

– Я не уйду без тебя, пошли.

– Иди без меня. Я догоню вас наверху, там, у старого торка, мы и встретимся. Иди! Ради бога, иди! За меня не бойся. Меня не тронут, клянусь!

И совсем тихо добавил: – я люблю тебя дурочка…

Роза слегка прикоснулась к моей шее, от её прикосновения побежали мурашки по спине, и я почувствовал запах её волос. Они пахли ромашками.

– Я тоже тебя люблю. Жду.

И она ушла вслед за остальными. А я всё ещё сомневаясь в своем решении шагнул на ступеньку выше, потом ещё на одну… Я шел на четвертый уровень, где обосновался рой. Защита больше не включится, никогда не включится, Хаймович это клятвенно обещал. Сломал, все-таки старый эту машинку. Честь ему и хвала. Значит, я всегда смогу вернутся назад, не опасаясь застрять между силовыми полями. Гул меж тем усилился. Неприятный и незнакомый запах щекотал ноздри. Шел я медленно, стараясь не побеспокоить моего седока и провожатого, ориентируясь по его скудным эмоциям. Но пока он не возражал и на меня никто не обращал внимание. Вот уже и четвертый этаж. К моему удивлению улья там не было, насекомые так же осторожно как я ползали по коридору, ощупывая стены хоботками. Ну, конечно, как я сразу не сообразил! Между четвертым и пятым, тоже была стена! Теперь её нет, и новые постояльцы пришли сюда только сейчас почти одновременно со мной. Это прошлый раз они сломя голову кинулись вниз и осыпали нас дождем из обгоревших трупиков. Вот и славно! Я то думал, что мне придется пробираться сквозь них. Это я удачно зашел! Ускорив шаг, я сновал по кабинетам в поисках некой ценной вещи. И вскоре мои поиски увенчались успехом… Только вот я не ожидал, что их будет так много и разных. Какие брать, какие не брать? Вот задача? На размышления времени не было, и я набил полную сумку и карманы. На обратном пути решился все-таки навестить улей. Переборов себя и почти не дыша носом, я поднялся на пятый этаж. Хоть одним глазком, да гляну, решил я для себя. К моему изумлению улей не был забит дохлятиной и пористые его граненые стенки ни чем не напоминали тяжелый и жирный пчелиный воск.

Серые легкие, ажурные стены. Они как полочки ровными рядами от пола до потолка пропадали в сумраке коридора. Между двумя рядами сот оставалось небольшое пространство, в которое я мог пройти бочком. Но идти в тесноте под сердитым гулом расхотелось. Насекомые сновали по сотам, на первый взгляд сонно и бессмысленно. Но я уже знал, что ничего лишнего, а уж тем паче бессмысленного они не делают. Ряды бойцов слетающихся с верха таскали еду матке. Рабочие чистили и выносили мусор. Я коснулся рукой сот и ощутил сухую, легкую, шероховатую поверхность. Бумага? Может и не бумага, но, похоже, очень. Хотя… минуточку. Из стенки выглядывал клочок чего то знакомого. Так и есть! Кусок целлофана. Спрессовали они свои стены, похоже, из всего, что попадалось под лапу, или под крыло. Но вот на белом фоне явно проступали какие-то знаки… Буквы? Разобрать было сложно, и я в задумчивости отломил краешек сотов. Из отвалившегося краешка выглянула проволока, как арматура из разрушенного здания. Краешек расслоился под моими пальцами. На одном из слоев я увидел надпись. «проект Повелитель..» Вот и всё, что мне удалось разобрать.

А теперь назад. Меня ждут. На третьем этаже я осторожно снял с себя наездника, поставив его на пол, и припустил по коридору, догоняя своих.

Они далеко не ушли, это я понял когда забрался в нору и услышал доносящиеся до меня шорохи и обрывки разговоров. Из разговоров были сплошь нехорошие междометия.

Нагрузились мы тяжело. Мужчины продовольствие не брали, только патроны и как можно больше. Так настоял Косой и с ним никто не спорил. Женщины взяли соответственно всё остальное. Им было тяжело. Особенно Луизе с ребенком. Поэтому их постоянно подсаживали, подтягивали, в общем, всячески помогали. Поэтому ползли мы в два раза дольше, да и нора показалась несказанно длиннее. Но как я не старался, догнать их не смог. Выбрался я на поверхность уже тогда, когда они переоделись в сухое и ждали меня. Куча грязных вещей горкой возвышалась у входа. Жадно хватая воздух ртом я вывалился из норы.

Роза подбежала помочь.

– Да брось ты… Я сам.

– Вот сухое уже разложила, переодевайся…

– Долго ты что-то возился, – хмуро выдал Косой.

– В улей заглянул.

– И что там?

– Представляешь, они соты из бумаги сделали как… На осиное гнездо похоже. Спрессовали из всего, что нашли.

– И ещё вот, – и я достал из кармана стеклянные ампулы с клеймом ввиде мухи на донышке. Хаймович, мельком бросив взгляд, обомлел и кинулся ко мне, заключив в объятия. И совершенно не обращая внимания, что я мокрый, грязный, с головы до ног облепленный глиной. А мне стало неловко.

– Дорогой ты мой! Ты даже не представляешь, что ты сделал! Что ты для всех нас сделал!

Это же жизнь! Долгая жизнь и здоровье! И много ты взял?

– Да вот ещё в сумке, – сказал я, смущенно вытряхивая ампулы с осколками из сумки. – Подавились, правда, половина, пока полз…

– Господи! – Хаймович всплеснул руками, – Это не просто долгая жизнь! Это… это … это.

От волнения он стал заикаться.

– это бессмертие… – наконец вымолвил он.

* * *

Дождь влупил внезапно. Тяжелая багровая туча, вылезшая неведомо откуда, закрыла небо, от чего в лесу сразу стало темно. И струи дождя как кинжалы пробились сквозь густые поросли и достигли земли. Руслан с Лисом прижались спинами к густой пихте, пытаясь укрыться. Но вездесущая вода настигла их и здесь.

– Эх, топорики не взяли, – вздохнул Лис, – сейчас бы шалашик срубили …

– Ты сам на прогулку звал, вот и прогулялись.

– По быстрому думал.

– По быстрому, только зайцы..

– А ты сам умный, да? Топорик не взял?

– С кем поведешься от того и наберешься..

– Рус, ещё слово и ряд зубов.

– А зубов моих не боишься? – хмуро улыбнулся Рус. И Лису на миг показалось, как в темноте блеснули желтым светом глаза с вертикальными щелями зрачков.

– Слушай, Руслан, а кем это ты перекинулся? Сроду такого урода не встречал и не слышал.

– А я знаю? Говорю же тебе, первый раз со мной такое. Просто выдумал такого зверя, чтоб волкам не по зубам.

– Не бывает такого, чтоб не было. Вот дети малые в кого при опасности перекидываются?

В кошку и как чухнут по дереву, а потом сидят и ревут, попробуй, сними оттуда.

– Ага, а кто постарше в лиса и давай у соседей кур тащить.

– Ну, да. Но факт, что в небывалое ещё никто не превращался..

– Много ты знаешь…

– А что?

– Есть у старейшины книжица одна, там много чего тайного да непонятного написано.

– Расскажи.

– Думаешь, он мне её давал читать? Сам случайно увидел, да пробежал мельком. Слов много, что русские вроде, а смысла не имеют.

– Так не бывает.

– Я тоже думал, пока не прочитал.

Дождь внезапно начавшийся стихал, словно туча вытекала вся, без остатка. Светлее в лесу не становилось. Сумерки почти мгновенно перешли в ночную тьму.

– Так про что книжица?

– Не понял, но была там такая фраза, что человек может быть кем угодно, любой тварью жившей на земле, хоть сгинула уже та тварь во мгле веков, но человек её помнит.

– Ха! Брехня, какая! Я вот совсем не помню!

– Там не про тебя сказано.

– А про кого?

– А я знаю? Может про отца прародителя, он до сих пор где-то скитается. Говорю непонятная книга. Вот если б её почитать вдумчиво… Но старейшина не дозволит.

– Рус, темно уже, может, здесь заночуем? Вон кедр выберем, да ветки потолще.

– Я тебе курица? На ветках спать? И где ты в чащобе такой кедр найдёшь, добрые кедры на полянах растут.

– А я тебе сова в темноте бегать?

– Не дрейфь Лис, тут недалеко осталось, добежим. Вот и капать перестало. Пошли!

И друзья, оторвавшись от ствола дерева, растворились во тьме.

* * *

Шустрый сидел на берегу и кидал камешки в реку. Камешек с шипением входил в воду, и над местом его падения поднималась тонкая струйка дыма. Круги нехотя разбегались по воде и гасли. Хаймович уставился на реку, подняв козырек кепки. Рот он уже закрыл, но легче нам от этого не стало. Моста не было. Не совсем конечно, начало его было и первая опора, стоявшая на берегу ещё существовала, а дальше как ножом обрезало вплоть до противоположенного берега. Ни опор в самой речке, ни глыб разрушенного моста из воды не показывались. Чистая ровная гладь, переливающая всеми цветами. Одно слово, Мазутка.

– Чего делать то будем? – хмуро спросил Федор.

– Жилье надо искать, на ночлег, где остановится, – кивнул я в сторону облезлых высоток.

Построенные перед самой войной буржуйские высотки пустовали. Ни мебели, ни жильцов. Цены на жилье там были заоблачные, вот и не заселил никто. Хаймович говорил, что жить с видом на реку было престижно. Но сдается мне, что на неё не то, что смотреть, дышать рядом вредно для здоровья. Мост она сглодала без остатка. На том берегу ещё виднелись сухие искореженные деревца ив, за спинами, которых поднималась мощная густая поросль вековых деревьев. С этой стороны берег был уложен бетонными плитами, и травинки негде было прижиться. В пустых хатах ночевать не хотелось, голый пол постель не важная. Мы с Розой уже успели привыкнуть к холодному скрипучему дивану. Хаймович тем временем поднял кепку и почесал макушку.

– Ночевать мы тут не будем. Пойдем вдоль берега. За чертой города должны остаться дачные домики… Там и мостик когда-то был, навесной, правда. Сомневаюсь, что уцелел но километров через пять от него можно попытаться в брод перейти.

– Перейдем, если ты дед меня на плечах понесешь, – с недоверием хмыкнул Сережка, – я в эту отраву не полезу.

– Дерзок ты не по годам отрок, – осерчал Хаймович.

Мишка отвесил Шустрому подзатыльник, и тот недовольно обернулся.

– Чего стоим? Двинулись! – Скомандовал Косой.

И мы двинулись гуськом вдоль берега. Я, Федор и Хаймович впереди, женщины посередине, замыкающими шли Мишка с Шустрым. Мы глазели во все стороны. В этих местах я не был давненько. Вроде ничего существенно не изменилось, но кое-какие перемены я заметил. Густо проросла травой брусчатка, некогда ровная она где просела, а где вспучилась подталкиваемая снизу корнем еще не выросшего дерева. Прибавилось дыр в жестяном заборе, отгораживающем высотные дома. Да грязи на дороге тоже прибавилось. Словно само время засыпало город землей, взявшейся неведомо откуда. Но вот кончились высотки.

Потом пятиэтажки. Кончился фасад города, начался пригород с домами и домишками, кое-где вросшими в землю. Грязные кривые улочки запетляли по пьяной слободке. Видать с пьяна строили да и жили грязно. Горы мусора и шлака заросшие бурьяном и крапивой.

Огороды, целиком захваченные лопухами. Мы сбились в кучку, места эти издавна облюбовали дикие собаки. Обветшалые дома смотрели на нас мутным взором замызганных окон. Мне чудилось, что смотрит за нами кто-то. Недобро смотрит, но не нападает. Я щупал внутренним взором окружение, но ничего существенного не находил. Ну была кое какая мелочь, за обветшалыми заборами и сараюшками. Торки ползали неподалеку своей странной семьёй. Собака со щенятами приютилась под соседним домом, вырыв нору под завалинкой. Кошки обживали чердаки, охотясь на приютившихся там голубей. Но ничего опасного и непосредственно нам угрожающего я не видел. Заголосил, заканючил Максимка младший, и мы остановились на минутку. Тут минуткой не обойтись, определил я, обделался пацан. Выбрали двор с лева. Зашли. Калитка не открылась, а отвалилась. Двери скрипнули, и заброшенный дом дохнул пылью и теплом. Вот ведь чудно как получается, не живет никто, а иной дом встречает теплом и уютом. Другой такой же, холодный, словно и не жили в нем люди никогда. Хотя тряпья и вещей хватает и в том и в этом.

Мальчишку перепеленали, и Луиза присела на краешек кровати покормить. Мы с Мишкой вышли назад во двор. Он жевал сорванную у дверей травинку.

– Моя, похоже, тоже того… – проронил Мишка.

– Это которая то твоя?

– Ленка, то же в положении..

– А с Мартой ты все что ли?

– Зачем все… – замялся Миша, – она вроде тоже..

– А, так ты теперь отец молодец?

– Ага, – радостно кивнул он. – Только боюсь, они друг другу волосья скоро драть начнут.

– С чего бы это?

– Ну, чей ребенок лучше…

– Детей ещё родить надо, а он переживает. – Сказал я, хотя видел, что не переживает Мишка ни сколечко, похвастаться ему надо было, только и всего, гордость его распирала.

Ну пусть порадуется, то радость хорошая, нашей семьи прибыло.

Небо начало сеять мелкие капли дождя, я встал под крыльцо. Промокнуть всегда успею.

С конца огорода, где за забором протекала Мазутка, прибежал Сережка.

– Толстый, Ангел вы на речку то гляньте, что делается!

– Чего раскричался, – выглянул из-за двери Косой, – малой засыпать начал.

– Идите быстрее посмотрите, что делается! – Крикнул Шустрый и умчался к реке.

Мы нехотя двинулись к забору. На крик вслед за нами вышел Хаймович. Протопав меж лопухов по едва заметной тропинке, посмотрели на реку. Мазутка, она и в слободке Мазутка. Ничего примечательного. Те же грязные разводы и пустые берега, с редкой и жухлой травой.

– И чего? – спросил Косой.

– Да смотрите лучше, видите! – нервничал Сережка. – На речку смотрите, её дождь не касается!

И действительно мелкие, моросящие капли не касались воды, они пропадали, не достигнув поверхности. Словно невидимый колпак накрыл реку. Хаймович откашлялся.

– Химика бы толкового сюда. Ну-ка, подойду поближе.

И старый перемахнул через невысокий забор как мальчишка.

– Поосторожней, там Хаймович, берег глинистый, ещё нырнешь ненароком! – крикнул я и полез следом, придержу если что. Но Хаймович нырять и не собирался, он вплотную подошел к реке и присев на корточки протянул руку над самой поверхностью.

– Ерунда какая-то получается, – заявил он, – Ни выделения теплоты, ни поглощения не заметно. Значит, активные химические процессы отсутствуют. Температура воды.

Тут Хаймович макнул в воду кусочек ветки и осторожно коснулся пальцем.

– Практически равна температуре окружающей среды. Однако, капли действительно не долетают до поверхности, где то сантиметров пятнадцать не долетаю. Вот, руку поднимаю и она мокрая, а ниже нет. Тут, похоже, не химия, тут физика получается. Силовое поле неощутимое. С другой стороны, закон сохранения энергии. Ничто не берется из ниоткуда и в никуда не девается. Значит тут дело в пространстве, времени. Если б это была банальная кислота или щелочь. А впрочем… Сережа, будь добр захвати какую-нибудь посудину воды зачерпнуть.

Шустрый умчался до дома, и приволок в ту же секунду эмалированный тазик.

– Впрочем, – бормотал Хаймович уже сам себе, – ерундой я занимаюсь. Пробовал же не раз, пробовал. Обычная вода, грязная только очень.

Однако воды он зачерпнул и подал тазик мне. Я осторожно, словно на крыше балансируя, понес его к дому. Не успел поставить, как Сережка кинул в него камешек и брызги попали мне в лицо.

– Ну, придурок, – утер я лицо, – сейчас дам по башке, голова в трусы упадет!

Шустрый тут же пропал из виду, спрятавшись за гаражом. Лицо, не смотря на опасения, не жгло. Рукав куртки не дымился и ничем кроме воды не пах. Камешек, упокоившись в тазике, тоже не дымился. Да, что за фигня такая?

Косой, набравшись храбрости, макнул в тазик палец и понюхал. Мишка повторил за ним.

– Ничего не изменилось, – вздохнул Хаймович, – так же и двадцать лет назад было, и тридцать, и сразу после войны… Тут дело не в воде, дело в самой реке. Течет она и у нас и не у нас. В этом видать и загвоздка.

– Это как?

– Она видимо сразу в нескольких временах течет, или пространствах, поэтому дождь до неё не доходит, течет и не переполниться,… а другие предметы покрупнее просто поглощает. Затрудняюсь, сказать, куда они деваются, но видимо, деваются.

– А нам от этого что? – влез в разговор Миша.

– Ничего, – грустно ответил Хаймович, – только перейти реку мы сможем там, где она течет в нашем времени или пространстве…

– Пошли в дом, – сказал Косой, – женщины там на стол собрали, да и вообще им здесь понравилось. Может здесь заночуем?

– Заночуем, – как-то сразу согласился Хаймович, придавленный какой-то своей тайной мыслью. – Тут и дровишки есть, можно печь растопить да обсушится.

Стемнело быстро. За мелкими хлопотами и бездельем прошло время. Печь разогрелась и разогнала сырость и застоявшийся нежилой дух. В трех комнатах места хватило всем. Но мне не спалось, за окном была непроглядная темень. Где-то тоскливо завыла собака или волк, я их не различаю. И тут же кто-то подхватил её вой ближе. Совсем рядом за тявкали на разные голоса собаки. Стая, однако, подумал я отстраненно. Мне с некоторых пор стало казаться, что какие бы преграды и препятствия перед нами не возникали, мы все сможем преодолеть, из любой выпутаться. Я не просто был уверен, я знал, что мы обязательно найдем брод или мостик и дойдем до нашего пункта назначения. Только вот уверенность эта не придавала мне радости. На душе было пусто. И пустоту эту не могла закрыть ни уверенность в себе, ни любовь. Роза сладко спала, положив голову на моё плечо. А мне почему-то хотелось завыть как та незнакомая собака и побежать в ночь. Наверное, потому, что где-то в глубине души я и чувствовал себя собакой, загнанной торками собакой. Мне никогда не приходилось отступать. Перед обстоятельствами да. Перед людьми нет. А тут стая Джокера заставляет меня отступать, бежать неизвестно куда.

И вместо того, чтобы идти и открутить ему голову, я бегу, спасая свою шкуру. Потому, что руки коротки, не дотянутся мне до него через головы его бойцов. Не подойти на выстрел. Умом я понимал, что это не трусость, но сердце пылало местью. Распалив сам себя и вспотев от печки, я осторожно поднялся, стараясь не разбудить Розу. Но она встрепенулась тут же:

– Ты куда?

– На двор.

Скрипя половицами и переступая через спящих, вышел на крыльцо. На крыльце стоял Хаймович и пускал дым из тонкой палочки с красным огоньком на конце.

– А, Максим… – протянул он, выпуская изо рта дым, – тоже не спится?

– Ты чего это Хаймович? На дурь подсел? – удивленно уставился я на него.

– В каком-то смысле это наркотик, – спокойно ответил дед, – Но совсем не то, что ты подумал. Это не канубис, это табак. Нашел тут пачку сигарет и не удержался. Вспомнил старые, добрые времена. Старый добрый табак. Хотя доброго в нем мало. Разве только ритуал, покурить в ночь, посмотреть, как мерцают звезды. Послушать звуки ночи.

– Слушай, Хаймович, тут места хорошие, чего нам здесь не остановится? Кто нас тут найдет?

– Найдут. Обязательно найдут. Не те, так Другие… Раньше сюда и сунуться было страшно.

Это сегодня я рискнул.

– Какие другие?

– Слободка Максим, это не только вотчина диких собак. Мутантов тут прорва раньше была. Потом они куда-то делись. По крайней мере, не видно их стало. Но я не уверен, что совсем их нет. Так, что ты приглядывайся по сторонам и будь начеку. Я будь мая воля, лучше через реку бы рискнул, чем сюда. Но выхода не было.

– А припоминаю, ходили сказки про каких то чудишь. Убийцы-кровопийцы? Трехногие, четырехрукие? Брехня – думаю.

– Трех – глазых, если мне память не изменяет, тебе встречать доводилось?

– Это да, – вздохнул я, и на душе пробежал нехороший холодок. Упаси боже ещё раз под такого попасть. Скажет тебе зарезаться, и ведь зарежешься.

– Но не мутанты меня сейчас беспокоят, – продолжил Хаймович. – Река, вот загадка. Чем больше я думаю, складываю, суммирую из того, что известно, тем больше непонятного нахожу. Есть некоторые вещи, которые никак нельзя списать на глобальную катастрофу.

То, что пропало солнце необъяснимо. Эта вечная облачность, действует на меня крайне удручающе. Нельзя все списать на глобальное потепление и парниковый эффект. Ладно зима, но лето? Сухое, пыльное, с пыльными бурями и серостью вместо неба. Что это пепел от взрывов до сих пор не осел? Не верю. Река вот. А может, сфинкс уже рассмеялся, и времени больше не будет? Может, матушка земля уже собрала нас в скатерть как грязную посуду, свернула, связала узлом и выкинула в иновременье…

Я покосился на деда. Сдавалось мне, что все-таки дурь он курит. Но из уважения к старости, я ничего не сказал, только покосился. А дед, видимо опомнившись, стал оправдываться:

– Боже мой, о чем я говорю! Разные поколения не способны понять друг друга, разные ценности, взгляды. Мир меняется и изменяет всё и всех. Только духовные ценности, как бы их не отрицали, не отказывались, не втаптывали в грязь, остаются, вечны и расцветают на грязи как роза на навозе.

– И причем тут мая Роза и навоз?

– Да, притом, что любите вы друг друга, и это видно. Любовь духовная ценность, которая будет существовать вечно, пока существует человек.

– Ладно, Хаймович, хватит курить, пойдем спать, – и я взял деда за плечи, собираясь идти спать. Ну, не могу я серьезно разговаривать о любви. Думать могу, а вслух говорить, что с голой жопой ходить, и поддувает и перед людьми неудобно. Именно поэтому включаю дурака. Но тут вдруг где-то далеко загрохотал пулемет. Насчет пулемета я сразу сообразил, у автомата рожок бы давно кончился.

– Сработал, однако, – загадочно сказал Хаймович.

– ?

– Я, что, по-твоему, только могу сказки рассказывать? Внес я изменения в программу, теперь он срабатывает на объект размером полкуба.

– Чего?

– Ну, чуть больше кошки.

– Они думают, что мы ещё там?

– А, то! – Поднял Хаймович указательный палец.

Я обнял деда за плечи, наш человек!

* * *

Снился мне сон странный и жуткий. Облезлая, какая-то склизкая рожа смотрит на меня через окно. Нехорошо так смотрит. Не то чтобы зло, а как-то неодобрительно, словно делаю я что-то нехорошее. Словно пайку от братвы прячу. Глаза белесые как бельмами заросшие и зрачки размытые нечетко очерченные. Знаю, что есть они, а рассмотреть не удается. А лицо течет. Сначала я подумал, что это вода так с неба обильно поливает, что лицо как стеклом покрыто. Пригляделся, ан нет, кожа вся на голове играет и меняется, как яйцо разбитое растекается. Облик сам водой исходит. Волосенки на голове жидкие и длинные до плеч, водой прилизанные. Такая на меня брезгливость напала, словно слизняка руками схватил. А тут он вдруг зашипит как змея, и я проснулся.

В ногах Хаймовича Душман выгнулся дугой и шипел, уставившись в окно. За окном мелькнул размытый образ и пропал. Светало. Хаймович открыл очи.

– Ты чего? Душманушка? Увидел кого?

– Я, кажется, знаю, кого он увидел… Мне он тоже во сне примерещился.

– Т-с-с-с! Ребенка разбудите, – прошептала Роза.

Ребенок тут же отозвался, недовольным кряхтением.

– Баю, баюшки, баю, ты усни а я спаю… – завела канитель Луиза.

– Какие там баюшки, парень по нужде хочет, – фыркнул Мишка.

– Ах, какие мы умные! Сначала своих заведи, а потом советуй!

– Ну, так, что тебе примерещилось Максим? – Спросил Хаймович.

– Вот и заведу! – ответил Мишка.

– Ты чего на Мишу кричишь? На своего мужика покрикивай! – влезла Лена.

Видя, что день начался как обычно в нашей дружной семейке, я Хаймовичу ничего не ответил, и вышел во двор.

Следы под окном все-таки были. Такие же нечеткие и размытые как сам слизняк. Словно ноги он по грязи переставлял, а потом волочил. Такое бывает, когда в ногу ранен. Но не в обе же? Четких границ они хоть и не имели, но определенные ассоциации все же вызывали. Широкие, как доски к ногам привязали. Пальцев и пятки вовсе не видать. Следы вели в конец огорода. Мне уже не надо было идти по ним до конца. Я и так знал, куда они приведут. С замиранием сердца я все-таки прошел по ним до конца. Следы обрывались у самой воды, как я и предполагал. Оперевшись руками на штакетник, я всматривался в отпечатанные в глинистом берегу следы совковой лопаты. Вот, что это мне напоминало.

– Так, так, – донеслось из-за спины, – Был таки гость. И как он выглядел Максим?

– Паршиво он выглядел..

– А поподробнее?

– Скользкий весь, лысый, водой исходил. Сопливый как слизняк.

– Понятно…

– А мне нет. Ты вот скажи Хаймович, если в реке ничто жить не может, как он там живет?

– Значит, я ошибался.

– Хм, ты вроде никогда не ошибался, сколько тебя помню.

– Если б я никогда не ошибался, – вздохнул Хаймович, – то смотрел бы на мир двумя глазами, а не одним.

– И как это было?

– Я не люблю об этом вспоминать… – ответил Хаймович и поправил повязку на глазу.

– Так, что с лысым?

– Не знаю, – пожал Хаймович плечами, – Может питомец той лаборатории, помню, были там с рыбьими хвостами.

– Не, не такой был, – покачал я головой, – Я тоже про тех в колбах вспомнил. Но то, что не ноги у него ты верно подметил. Сроду таких следов не видел. И странность одна есть…

Не чуял я его… Сдается мне, что и вчера за нами присматривали, только вот засечь я их не мог.

– Максим, меня всегда интересовал вопрос, как ты видишь живое? Какие мы? Да и все остальные…

– По разному… Но люди как теплый шарик со своим фоном. Ну, там мысли, чувства. Общий эмоциональный фон. Звери по инстинктам и мыслям. Они прямые и бесхитростные.

Почти бесхитростные.

– А трупы?

– А причем тут трупы? Кусок мяса.

– Да ладно, это я просто так спросил, – смутился Хаймович, теребя мочку уха, пряча какую-то затаенную мысль.

– Надо собираться в путь, пойду, потороплю, наших.

– Стронуть с теплого места их будет трудно. Печка, дом, крыша над головой.

– Угу.

Когда я прошел пол огорода, дед все ещё подпиравший забор крикнул мне вслед:

– Про утопленника не забудь им рассказать!

* * *

Ночь наполнилась шорохом крыльев. Руслан бежавший бодрой трусцой внезапно остановился и остановил Лиса.

– Летят! Воск доставай! И ищи ветки покрепче!

Лис вынул из кармана комок воска и, разделив его пальцами на две половинки, скатал две горошины и заткнул ими уши. Руслан подобрал две ветки покрепче, обломал и протянул одну Лису. Уши свои он тоже запечатал. Но тошнотворный вводящий в стопор писк всё же приглушенно доносился через воск. Правда, не настолько, чтоб это стало опасно. Главное тут не останавливаться и успевать отмахиваться. В темноте попасть тяжело, поэтому лучшее средство, чем быстрые ноги не придумаешь. Но и бежать по лесу в потемках, без глаза остаться и ногу подвернуть плевое дело. Хорошо, что Луна из-за тучи вылезла и смотрит волчьим оком. Большая поляна подвернулась очень кстати. И друзья припустили со всех ног, тяжело пробивая ногами густую траву. В лесную чащу, они уже ворвались, запыхавшись и нацепляв репейников на полы курток.

– Прогулялись! Мать твоя волчица! – В сердцах выругался Руслан. Лис все равно не слышит. Вроде оторвались. Друзья остановились, выковыривая из ушей воск.

– Чуешь? Дымком тянет. Деревня близко. – Потянул носом Лис.

– Верно. Не время расслабляться. Пошли! – Махнул рукой Руслан.

Вскоре они уже вышли к деревне и, не прощаясь, разошлись по своим домам.

* * *

Староста сидел за столом и шевелил губами читая тонкую книжицу в зеленой и тонкой как лист дерева обложке. На вошедшего Руслана он среагировал не сразу и нехотя.

– А … здравствуй Руслан.

– Здравствуй и ты Михаил Александров сын, – чуть качнулся Руслан в поклоне.