Текст книги "Проект «Повелитель»"
Автор книги: Игорь Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Игорь Гор
Проект "Повелитель"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мой знакомый археолог, участвовавший в раскопках древнего поселения на границе Росси и Казахстана, нашел некую рукопись. Рукопись была сшита из тетрадных листов в клеточку, заполненных мелким забористым почерком, завернута, в целлофановый пакет, уложена в глиняный горшок и залита воском. Не смотря на то, что горшок был найден при раскопках и без сомнения принадлежал именно к тому периоду, когда поселение процветало. А это предположительно за 2000 лет до н. э. Находку сочли не сенсационной и выдающейся, а глупой мистификацией. Именно из-за этой находки мой знакомый чуть не лишился работы и ученого звания. Поэтому имени его я не упоминаю, он и так уже натерпелся от своих коллег. Помаялся он со своей находкой изрядно и, поскольку её признали лишенной какой либо исторической ценности, отдал мне. Рукопись, не смотря на ухоженный внешний вид, была составлена, а скорее восстановлена из разрозненных фрагментов некогда целого дневника. Судя по всему, составлял и сшивал её человек грамотный и знающий, по крайней мере, некая последовательность в отрывках прослеживается. Сами же тетрадные листы обтрепаны и оборваны. Текст выцветший. Листов целых мало. В основном половинки и даже четвертинки листа. Повествование на листах начинается без начала и зачастую так же внезапно обрывается. Более пристально изучая обложку тетрадки, удалось выяснить некую странность. Завода её выпускавшего, а именно Верхнеземского целлюлозного комбината, в природе не существует, и никогда не существовало, а уж тем более в 2005 г. как проставлено на обложке. Что меня несколько смутило. Но я почему-то уверен, что и целлофановый пакет черного цвета, в котором хранилась рукопись, так же ни одним известным заводом не выпускался.
Что же касается содержимого рукописи, то оно дает такой простор для фантазии, что я не удержался и превратил её в некий фантастический роман. Текст рукописи я оставил без изменений, вставляя её фрагменты, выделенные курсивом, в своё повествование.
* * *
Взрыв я ощутил спиной. Такой пронзительный жар, что одежда на мне вспыхнула. Вспыхнул забор у дома, вспыхнула листва на деревьях. Живым факелом я перепрыгнул через забор и упал в лужу, грязная вода в ней показалась мне вершиной блаженства. Потом я встал и пошёл искать своих. Они должны были успеть уехать на поезде. В городе никого не было, никого, ни единого живого человека. Лишь кое-где я встречал обугленные головёшки, бывшие когда-то людьми, да старые брошенныё автомобили черно коптящие жжеными баллонами. Пустые дома смотрели на меня оплавленными глазницами окон.
Правительство готовилось к войне и зная, что удары будут нанесены в первую очередь по крупным городам и населённым пунктам, постаралось эвакуировать население. Люди разъехались, куда глаза глядят, на машинах, поездах, самолётах. Прочь от города. Я знал, что после такой дозы долго не живут, но я хотел умереть спокойно, зная, что мои жена и сын спаслись. Эпицентр взрыва был где-то за городом, но чем ближе я подходил к вокзалу, тем больше было разрушений. Это был ад … Дома пылали. Каждый дом как факел. Чёрный непроглядный дым застил небо. Вокзала не было, лишь груды железобетонных конструкций. А когда я вышел на перрон то увидел это… Вагоны смятые как консервные банки и откинутые взрывом с путей. Полные вагоны людей… Они сочились, истекали кровью… Из разбитых окон вывалились изувеченные, спрессованные тела… Я плакал, плакал от горя и от бессилия, что ничего не смогу сделать, не могу ничего изменить, не могу даже найти своих среди тысячи спрессованных в вагонах тел… мясо из которого торчали обломки костей… Я дал себе слово, что никогда этого не забуду.
* * *
Раскачался от лестницы и прыгнул, уцепившись за какую-то скобу. То ли 2-ой этаж, то ли третий… Что это за здание когда-то было, не определить, то ли торговый центр, то ли какой цех или завод. А сейчас это просто бетонные стены с ржавой арматурой. Я прыгун по кличке Толстый. Прыгун это не профессия, это способ выживания, хочешь выжить научись прыгать далеко и лазить высоко. Тот, кто ходит по земле долго не живёт. Вообще не живет. Не хорошо сейчас на земле. Вот я и прыгаю, толкаюсь ногами, раскачиваюсь на руках и перелетаю от стены к стене, цепляюсь за что придётся за разные скобы, просто выпуклости, куски арматуры торчащие из стен, за кабели и тросы лифтов. Могу на одних руках подняться по тросу с подвала до крыши, поэтому руки у меня о-го-го, толщиной как ноги и поэтому и погоняло мне дали Толстый.
Хотя на самом деле я не толстый, а мясистый, это и хорошо и плохо. Очень долго висеть на скобе я не смогу, хотя усталости пока не чувствую. Сколько прошло? Пять минут?
Провисеть на этой скобе могу ещё часа два, но меня беспокоит, что погоня идёт по следам и нет никакой гарантии, что меня не учуют. И тогда соберутся кучкой и будут ждать сидя на земле и высунув языки, час, два, три… пока я не созрею и не свалюсь от усталости как спелое яблоко им на ужин. Хорошо было легендарному Мухе, он по рассказам был худ неимоверно и мог вот так запросто засунуть руку или ногу на излом в скобу и проспать пару суток как летучая мышь башкой вниз, ни один зверь столько ждать не будет. Разойдутся все не солоно хлебавши. Брешут конечно, мне один знаток говорил, сколько б человек не весил, но кость на излом не выдержит, сломается, да и больно это очень … я сам как-то раз проверял когда сил держатся не осталось руку с дуру сунул … боль такая хрен уснёшь, а тут пару суток… брехня. Хорошо Косой подоспел и арканом меня вытащил, схряпали бы меня гаврики… косточки бы не осталось.
Однако, надо что-то делать… Погоня всё ближе, затылком чую. Мной овладело смутное беспокойство… И скобу покидать жалко, сроднился я с ней как голубь с гнездом, не достанут меня тут сто пудов, а … вдруг засаду устроят? И на этаж перебираться не охота.
На этаж, значит наследить, запах им свой оставить, и будет ли ещё такое уютное местечко, кто его знает. И тут сидеть долго не смогу, Толстый я и этим всё сказано … и руки хоть и сильные, но бесконечно вес держать не смогут. Эх, и чего я не Муха ногу в скобу бы засунул и спать башкой вниз… Вот нервы у человека были, там грызня в низу идёт, его мясо делят а он спит. Нет, не буду ждать дольше… надо сваливать отсюда пока не поздно. Сменил руку, уцепился двумя пальцами правой, а теперь подобрал правую ногу под себя уперся в стену и … полетели. Хлоп и я на этаже. Довольно удачно приземлился, тихо и без пыли. Обследовал этаж. Ничего интересного. Всё мало-мальски полезное сперли ещё до рождения моего деда, а может и до рождения деда моего деда.
Кто его сейчас разберёт. Говорят и твари нынешние не твари вовсе были, с одними мы вроде дружили… бред конечно, взгляните на торков, они толпой ходят, меньше трёх особей не бывает и схарчат тебя чихнуть не успеешь, не то что здравствуй сказать или матушку их помянуть. Другие из тварей маленькие были и безобидные, что птицы их склевать могли…
Это я удачно зашёл … Этаж внезапно кончился. Другая сторона здания отсутствовала напрочь. Из стен торчали трубы и толстые и тонкие верёвки. Верёвки я с детства любил, как на них раскачаешься как прыгнешь… Да и привязаться к ним всегда можно.
Так. Пока нет никого, можно обследовать местность на предмет съестного, краснеет там в углу кто-то подозрительно. Кого-то не дожрали, а раз кровь красная, для еды не опасная.
Этому с детства учат. И тут неважно, твоего собрата и врага, главное чтоб он послужил на благо. Не успел я добраться до мяса, как заявились его хозяева. Оба, на!
Торки, трое, как и говорил. Помянёшь торка, и он тут как тут. Они, конечно, меня учуяли и двинулись вперёд, стуча клешнями. А я тем временем уцепился рукой за ближайшую верёвку, ведущую к крыше, и стал неспешна подниматься. Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл, а от тебя бестолковый торк и подавно уйду. На крыше я от них конечно не спасусь, они и туда залезут, но есть у них одна особенность. Стоит оказаться у них за спиной, и ты в безопасности. Почему так неведомо, но торки никогда не возвращаются назад и практически не оборачиваются… То ли зрение у них плохое, то ли нюх. Хотя если ты надумаешь сховаться от них на их глазах, не выйдет… Главное выпасть из их поля зрения. А для этого надо хорошенько раскачаться на верёвке как я сейчас и внезапно выпустить верёвку. Оп, ля! Здравствуй жопа новый год!
Членистоногие всё ещё скребут к стене, где меня видели а передо мной выросли не очень приятные рожи… кто такие? Почему не знаю? Но они кажись, знают меня. Дело у них есть для Толстого. На высотку полезть надо … а зачем надо не говорят, ага значит силишек у самих нет, и не всё так просто, и засада там полная, жопой чую… и обратно поклажу тащить.
Вот значит, как … А не пошли бы вы незнакомые морды … сами! Вот значит, как… Уважаемый Толстый только может! Ещё бы, я конечно не Муха, Муха с его костями вряд ли такой подъём бы осилил, или осилил бы за месяц а им позарез сейчас надо…
Надо соглашаться, так понимаю, по крайней мере, накормят и проводника дадут.
А там видно будет. Да же трёх проводников дадут? Это что-то?
Одна пара от нас сразу откололась и пошла на подъём с другого конца здания.
Я со своим проводником начал приглядываться к этой стене. Внутрь ни-ни, там такая бяка, что детей малых перед сном пугают. Одним словом неведомая и невидимая, а кто увидел уже не расскажет.
… … … Вот и близится долгожданный краешек… Но что-то мне проводник не нравится, как в том анекдоте не нравится – не ешь. Суетной становится, глазенки прячет, и где наши подельники и чем в данное время занимаются то же непонятно и это настораживает.
А была не была! И вот проводник мой летит вниз аки птица, расправив крылья, орёт и гадит. Шучу, конечно, не мог я такого позволить, чтоб он нашумел сильно, и больно ему было. Свернул я ему шею по-тихому, а потом в полёт отправил. Скажем несчастный случай, не повезло парню, сорвался. Там наверху меня двое ждут, а двое не трое… ещё посмотрим, чем дело кончится.
* * *
На крыше здания меня ждал сюрприз. Крышу венчал охрененый шпиль. Шпили на доме не такая уж редкость, редкость была махина, нанизанная на него как голубь на шампур.
Нда… до вершины шпиля шагов тридцать и примерно посередине она и застряла. Побитая ржавчиной, как шуба молью, со следами зелёной краски и двумя подвесными пулемётами. Вот это лакомый кусочек! Я прилёг отдохнуть, подождать подельников, и заодно обмозговать как туда забраться. Через пол часа появились напарники с угрюмыми рожами и языками на плечах. Отсутствию своего товарища они даже не удивились. Душевные ребята. К этому времени я уже знал, как туда залезть, только не знал, как живым уйти, когда всю эту красоту им отдам. Нет, вы подумайте! Взять и за здорово живёшь отдать оружие в руки придурков, эт всё равно, что дикому псу горло подставить. А что мне мешает добраться до пулемётов, завалить из них дурней а потом свалить отсюда подобру, поздорову? Если они конечно не заржавели, если конечно смогу их открутить, если конечно… Короче, куча сомнений, кроме одного – как туда залезть, и я туда залезу! Поэтому сразу отверг советы товарищей по поводу закидывания кошек на агрегат. Гнилой он ненадёжный. Шпиль конечно крут, ни стыков, ни скоб, взглядом зацепится не за что, гладкий как девичья коленка. Но и я не пальцем делан. Как лезут по верёвке? Ручками и ножками. По дереву – аналогично. А если его не обхватить? А вот для этого есть верёвка, перекидываешь её вокруг дерева и уменьшая петлю передвигаешься вверх. Так я и сделал. Запасную верёвку прихватил с собой и попёр наверх.
Тяжек труд борцов, страшно далеки они от вершины. Придумать всегда проще, чем сделать. За полчаса я порядком выдохся и взмок, пока наконец уцепился руками за открытый люк и забросил измученное тело в чрево машины. В бок больно упёрлась сумка с инструментами, у поясницы здорово мешала фляжка, и ещё что-то колкое мешало спине.
Я обернулся. Э… да это не иначе покойничек, вернее его остов и лежу я сейчас позвоночник на позвоночнике. Рядом жизнерадостно скалится череп с выразительной дыркой во лбу. Невдалеке небрежно валяется предмет, которым такие дырки и делают.
Очень полезный предмет, нужный в хозяйстве. Это мы приберём, а пока пару глотков из фляжки. Предмет оказался не только невзрачен на вид но и не боеспособен, обойма не вытаскивалась, и сам он не взводился, прикипел насмерть. Вздохнул и, заткнув его за пояс прикрыл рваным свитером. Надо будет навестить одноглазого Хаймовича, он по таким делам дока. Снизу подали голоса любопытные.
– Эй! Ну что там? Что, нашёл? Есть что?
Я выглянул вниз. Поистине любопытство одно из самых сильных эмоций оно даже придаёт выразительность этим скучным мордам.
– Есть, жмурик… Его правда давно покоцали, но можете погрызть, если хотите.
И кинул им берцовую кость.
– Придурок! Мать твою, Толстый! Полезное есть что? Ты не спи, давай пулемёты скручивай!
– Сейчас отдохну, поем и займусь. Тут быстро не управишься, ржавое всё…
Не собирался я отдыхать, и поесть я мог по ходу дела. Мне нужно было время обыскать кабину и прибрать всё самое ценное. Они внизу это то же понимали, но помешать мне не могли, что злило их до невозможности. Засунув за щёку кусок вяленого мяса, полез в кабину и там обнаружил ещё одного покойника в рваном пилотском кресле с характерными дырками в спинке сиденья. Дырки были и в лобовом стекле, и с боку, и снизу, и через них задумчиво свистел ветер. Непроглядная сера мгла на горизонте сменялась тяжёлыми свинцовыми тучами. Где-то на окраине города, за последними видимыми отсюда домами уже шёл дождь. Совсем скоро здесь станет неуютно. Я поёжился представив, что видимо придётся провести здесь ночь, под пронизывающим холодным ветром и дождём. Пистолет у второго покойника оказался исправен, что радовало. Не мешало бы стрельнуть из него для проверки, но двоим внизу совсем не обязательно знать, о моей находке. А вот автомат, проржавевший до самого затвора я им, пожалуй, подарю. То-то бедолаги обрадуются. Пока прожевал кусок, посреди десантной кабины уже возникла небольшая горка находок. Возникла она в основном из вещмешка, который я вытряхнул на пол. Так … Будем делить. Вздутые консервы им, таблетки из аптечки им, ампулы из аптечки мне, сухарики мне, куртку мне, носки им, штаны мне, трусы им, бритвенные лезвия мне, коробку от них им, нож складной им, штык нож мне, автомат ржавый им, бейсболка с дыркой им… Не обделил ли я их часом? А – а – а, есть ещё форма на скелете, дырявая правда вся и расползается по ниткам, ну так и быть им отдам. А вот планшетку с картами я пожалуй возьму себе. Жаль, что не разбираюсь я в них.
Ну, да Хаймовичу покажу. Он такие вещи страсть как любит, порадую старика.
Стоп! Что-то я пропустил, что-то блестящее мелькнуло на мгновение, я ухватил это боковым зрением и тут же упустил из виду, узрев целый вещмешок. А вот оно – армейский жетон, что болтался на позвонке скелета и рядом с ним в паре какая-то загогулина. Цепочка паянная, не порвёшь, пришлось снимать через голову. На жетоне и хреновине какие – то, то ли знаки, то ли надписи. Дед потом прочитает.
Меж тем приятели мои занервничали:
– Толстый! Ты что там уснул?! Или обосрался? …
– Вот сейчас доберусь до пулемёта и дам очередь, посмотрим кто из нас обосрётся..
Внизу хихикнули, но как то натужно, видимо такая перспектива их не радовала.
Хотя сам я в свои слова уже не верил, было понятно, что дождь и время сделало своё дело.
И пулемёт можно использовать как оружие, только уронив кому-нибудь на голову.
Но дело есть дело, болты с гайками покрутим, а привод придётся обрезать, для этого целая ножовка припасена с двумя сменными полотнами. Привязавшись сам и подстраховав веревкой пулемёт, принялся за работу. Не могу сказать, что дело спорилось, потому как вертолёт благодаря моему весу и стараниям получил крён на правый борт, отчего я висел почти вниз головой, обхватив ногами станину. Гайки откручиваться не хотели, ключи гнулись, один ключ выскользнул из руки и зазвенел по бетону. Было бы жарко, если б не усиливающийся северный ветер. Где то рядом громыхнуло, потом ещё раз и уже ближе. Не уж то старею, с тоской подумалось мне, ведь какие то пять лет назад, я завязал узлом две арматурины, протянувшиеся друг к другу от домов, посредине улицы этот узелок на высоте добрых пятнадцать шагов. Чтоб все знали, на что способен Толстый!
Болт щелкнул и полетел вниз, следующий… Внизу скучали и зябко ежились двое.
– Толстый, ты бы поспешил… Кажется дождик начинается…
Запрыгавший мячиком по крыше болт, был им ответом.
– Это вам не шубу в трусы заправлять, это гораздо сложнее…
И вдруг я услышал, явственно услышал: «Достал уже этот бычара, груз донесёт и валим на месте, сам нож в бок суну, чтоб не болтал, падла…» и ещё что-то невнятное, образное, «теплая хата, женщина и свежее истекающее соком жареное мясо…». Непроизвольно сглотнул слюну и посмотрел на покойничков прохлаждающихся на крыше. Вот значит как, мысли читаю, проснулся во мне мутант, а я уж думал, что первое поколение мутантов давно сдохло и других не будет.
Хаймович говорил, что уроды, рождённые после великой войны долго не жили и потомства после себя не оставили, потому как сами были нежизнеспособны, не то что звери, те такое потомство дали, что любо – дорого посмотреть. Сороконожка в локоть длиной, говорят с палец была… Н-да, неожиданно это как-то… Непонятно. А может, и проводника я придушил, что мысли услышал, только среагировал быстрее, чем понял.
Да пошли они на хутор бабочек ловить! Чего это я тут горбачусь, если хавкой рассчитываться никто не собирается. Последний болт прощально пискнул и простился с головой.
Пулемёт повис на верёвке. От пришедшей в голову мысли я повеселел:
– Вот, что бродяги… а пулемёт я вам, пожалуй, не отдам.
– Ты, что братан рамсы попутал?
– Ты, что борзеешь в натуре! Да мы тебя на ремешки пустим!
– Кого кинуть собрался фраер? Мы на Джокера работаем, он обид не прощает…
Выслушав непродолжительную тираду и подождав пока они замолкнут, я продолжил:
– Короче у вас такой выбор, либо я сейчас кидаю верёвку, вы привязываете мне обещанную жратву и тихо мирно получаете пулемёт, который спущу на той же верёвке. Либо я режу верёвку и вы получаете пулемёт в виде металлолома.
– Ты с кем торговаться вздумал? До места донесешь, как договаривались, а там и рассчитаемся…
– Знаю, как Джокер рассчитываться любит, нож в бочину, и да здравствует шашлык!
Короче, считаю до пяти и режу верёвку.
– Э, э… ты погодь, да нет у нас с собой столько и ты до места нести не помог…
– Давайте, что есть и сваливайте.
– А второй пулемёт?
– А второй, скажете Джокеру заржавел напрочь, в хлам… поэтому и возится не стали.
Вы меня знаете, я от своего не отступлюсь. Считаю, пять … четыре…
– Подожди, кидай конец …
Бродяги зашушукались, и зашуршали в рюкзаках. Упали первые тяжёлые капли дождя, ливень будет сильный, но недолгий. Прищурился и внутренним ухом услышал разговор.
– Всю хавку не давай, перебьётся, подкараулим его как спустится и завалим. Джокеру скажем, что второй пулемёт не смог Толстый свинтить, сорвался, погиб смертью храбрых.
Ты запоминай Дюбель, о чем базарю, Джокер допрашивать будет, чтоб слово в слово совпало, неточностей он не любит. – Да запомню я, Штырь, – вяло отнекивался Дюбель, а в голове его отчётливо плыли образы тепла, женщины и мяса. Да он никак под кайфом, догадался я. Дождь врезал разом без прелюдий. Молнии прорезали небо кривой арматурой.
Братки стояли, втянув головы в плечи, по щиколотку в воде.
– Толстый! Мать твою, тяни быстрее!
На счёт пять тощий мешок был у меня. Через непродолжительное время Штырь с Дюбелем и пулемётом в обнимку скрылись за чердачной дверью.
А дождь поливал от души. Я промок до нитки, но мне было как никогда хорошо, свободно. Там за спиной меня не ждала женщина, тепло и мясо, а была почти сухая кабина пилотов со свободным креслом, почти новый камуфляж, сухарики забытых времён и фляжка второго пилота с ароматным и крепким напитком. А впереди была вся жизнь и весь мир огромный и прекрасный. Таким как Джокеры, Дюбели и Штыри места в нём не было.
А мне было! И на мгновенье мне показалось, что захоти я сейчас – раскроются на спине крылья и я полечу между молний, утону в тучах, и может быть увижу солнце, солнце которое никто не видел после войны.
– Эге-гей! – заорал я в небо от избытка чувств.
– Совсем у Толстого крыша съехала, – уловил я чью то мысль, скорее всего Штыря, Дюбель жевал сало и о нём только и думал.
* * *
Ночь прошла тягостно и беспокойно. Ветер свистел через дыры, раскачивал утлую посудину, железо скрипело под порывами ветра, тёрлось об бетонный шпиль. Я метался в бреду на загаженном голубями кресле, и мерещилось мне та тёмная пелена, что ходит в доме подо мной из угла в угол, незримой сетью дрейфует по комнатам, и каждый раз после её прохода, что-то неуловимо меняется. И я силился понять, что, но так и не понял. Одно я знал точно, попасть в сеть – верная смерть. Виделись мне в здании, какие-то машины и они работали, как-то не правильно… но работали. Ползали какие-то существа, мелкие и незначительные, тараканы, мокрицы, двухвостки, – не знаю, я не мог их определить. И ещё видел я как по кабелям, откуда-то глубоко из земли идёт энергия к неправильным машинам. Слышал шепот Штыря с Дюбелем а потом видел их сны, и раздражало это неимоверно и я ворочался, пытался найти удобную позу,… а точнее способ отключится от всего этого и уснуть. Что за наказание, чувствовать присутствие других? Конечно, я и раньше не спал бревном, всегда чувствовал приближение опасности, но чтоб так…
Утомительно это слишком! Коньяк поначалу вырубил меня почти насовсем, пил я в своей жизни раза три – четыре, но хмель прошёл оставив сухость во рту и тяжелый вонючий запах. Умылся дождевой водой, скопившейся лужицей в днище. Светало. Ветер стих.
Пора в путь. Завязав веревку хитрым узлом, спустился на крышу. Узел показал мне в своё время Косой, любой вес выдержит, а как спустишься резко дёрнул и верёвка падает к твоим ногам. Просто и со вкусом, а так ведь никаких верёвок не напасешься.
Я спешил к Хаймовичу, торопился похвастаться своими находками. Больше мне идти было не к кому. Мать пропала, когда мне было лет десять, а отца я никогда не знал. Может, и сгинул бы тогда вслед за матерью, если б не прибился к ватаге таких же, как я бедолаг. Вместе мы излазили все развалины, вместе ходили к Хаймовичу, он уже тогда был мудр и стар, таскали ему свои находки, а он учил нас всему, что знал. Вместе ставили ловушки на крыс, вместе убегали от тварей, вместе на них нападали. Вместе ходили к проститутке. А потом я вырос и стал Толстым. Конечно я хотел стать ловким и смелым, неуловимым одиноким охотником, одним словом Мухой, легендарным прыгуном и скалолазом и верил тогда, что у Мухи были присоски на пальцах и именно по этому он мог ползать по потолку. А Хаймович с усмешкой говорил, что у меня не та мутация, и что это всё глупости и небылицы, не было у Мухи никаких присосок. Но я верил, истово верил в своё предназначение, что смогу, добьюсь, и всё у меня получится. Может поэтому я и откололся от своих, прыгал, тренировался, залазил в такие места и на такие вершины, где казалось ни кто до меня не был и никто кроме меня залезть не мог. Может, и получился из меня не слишком удачливый охотник, но как прыгуну мне нет равных в городе.
А друзья детства теперь не со мной, теперь это банда Косого.
По-быстрому спустившись с мутного дома и оставив своих подопечных далеко позади, я пробирался через Рваный квартал. Это конечно было глупо, тут сплошь руины и в случае чего и спрятаться негде, но я торопился тем более, что зверья тут много отродясь не было. Его видимо изначально разнесли так, что поживится не чем. Но по мере продвижения к центру мною начало овладевать смутное беспокойство. Что-то большое и неподвижное таилось за виднеющимся впереди каменным, гребнем. И оно это что-то было недовольно и голодно. Я сбавил ход, обдумывая с какой стороны лучше обойти. Предательский ветер дунул мне в спину. Он учуял меня и перевалил через холм весь сразу.
Мама, дорогая! Мишка! Я их только на картинках видел, но узнал сразу. За какой малиной он сюда припёрся? Ему что в лесу шишек мало? Ноги мои ноги, уносите мою попу!
Давненько я так не бегал. Хотя бегом это назвать трудно, скорее перепрыгивание с места на место, потому как по битым камням и завалам шибко не разбежишься. В кровь разбил пальцы и пару раз подвернул ступню, казалось, косолапый уже дышит мне в спину.
Впереди дом, милый дом… такой же зачуханный как и все остальные, но в нём есть окна, а входные двери с другой стороны. Не раздумывая и почти не касаясь подоконника влетаю в ближайшее окно первого этажа и слышу разочарованный рык за своей спиной. Ага, толстожопый, а тебе слабо! Косолапый обижено скребся с той стороны стены.
Меж тем я почувствовал, как к месту действия приближаются две знакомые сущности с тяжелой ношей в виде пулемёта. Блин, как вовремя то! Вот пусть дядя Миша с ними наперегонки побегает. Словно услышав мою просьбу косолапый заспешил прочь.
И то дело. Отдышавшись, я двинулся в путь. Близилась развилка, названная в народе штаны. В обще-то это был то ли какой-то указующий знак, то ли вывеска, какая, но поскольку она имела схожесть с сохнущими на верёвке штанами, то это название за ней так и закрепилось. А от штанов пару километров оставалось до цели.
* * *
.. тогда я ещё думал, что умру … и лёг умирать рядом с вагоном. Была страшная слабость, першило горло от гари, тошнило от запаха крови, запаха смерти… Я уснул, а может и умер, не знаю, мне было плохо. Потерял счёт времени, приходил в себя и опять терял сознание. Потом я очнулся от нестерпимой вони… И ушёл оттуда, чтобы вернутся через пару лет собрать все кости и похоронить. Через год, я понял, что возможно не умру никогда.
* * *
Старый Хаймович жил на первом этаже наполовину обвалившегося дома.
Обвалившаяся половина надёжно запечатывала вход в его квартиру, решётки на окнах защищали от проникновения посторонних. Через окно дед и общался с людьми. Пацанами мы недоумевали, как он может жить полностью замурованный? И рассказывали по ночам страшные истории о том как вечный дед жил там ещё до войны, и том как дом обвалился а он остался навсегда замурованный там со своими родными и близкими… Вот он проголодался и съел свою бабку, потом дочку, потом внучку… А сегодня он вылезет через решётку и съест тебя-я-я!!!! Страшно, аж жуть! Тайна так и осталась бы тайной, если б не Ящерка, пронырливый и хитрый пацан. Пронюхал он, как дед вылезает из своей берлоги через верхнюю квартиру. Ящерка скоро погиб, порвала его стая диких собак, на наших глазах порвала… Но он успел перед смертью рассказать мне и ещё одному человеку про то что узнал. А мы, поразмыслив поклялись никому об этом не говорить… мало ли у старого врагов, проникнут и замочат дедулю. Хаймович ведь был нашим учителем, рассказывал про мир до войны, объяснял многие неизвестные нам вещи. Тем более что многие тащили к нему хабар, кто на ремонт, а кто и просто на опознание, поскольку не знали что им с находкой делать.
И у деда, судя по всему, была полна хата сокровищ. Мы часто обсуждали эту тему, приписывая деду обладание несметными богатствами. Пока однажды с товарищем в тайне от остальных, не решили проведать эту сокровищницу. Изведали… Изведали сначала крепость старческих рук… Хаймович чуть не пришиб нас насмерть, пока не узнал. Потом чаем напоил. Но никаких несметных богатств мы не увидели и были весьма разочарованы.
Ну кому скажите на милость нужна целая комната битком набитая старыми бумажными книгами? Кому на фиг нужны всякие бесполезные железяки именуемые инструмент?
И никакого арсенала из ружей, пистолетов и т. д. и т. п.? Были конечно неопределённые предметы, ну как мы не примерялись к оружию отношение не имели, ни в глаз дать, ни по башке стукнуть. Это потом гораздо позднее подружившись со стариком узнали многое из того, что он ими изготавливал. Делал он в частности крысоловки и рано поутру ходил их проверять и набирать воды. Делал хитрые петли на собак. Да много чего полезного, всего и не обскажешь. Но самое ценное оказалось в подвале, наковальня и механический горн, дым выходил через отдушину на самую крышу. Вот в кузне молотобойцем я и поработал, но всё это было уже гораздо позднее… а сначала качал меха…
Что это я ударился в воспоминания? Не к добру это. Вспоминают то, что уже в прошлом и никогда не случится, а нам со старым ещё работать и работать.
Вскарабкавшись на второй этаж по водосточной трубе, условным стуком постучался в хлипкую дверь встроенного в стену шкафа. Это она на вид хлипкая, а на самом деле стальная, с круговым замком, обклеенная как и шкаф трухлявой фанерой. За миг до того как щелкнул засов, я уже знал, что старик дома. Не знаю как, но почувствовал.
Надо не забыть рассказать Хаймовичу о вновь открывшемся таланте… …
Дед заседал в библиотеке уставившись в книгу единственным глазом и весьма напоминал при этом некую птицу, такой же клюв, подумал я. Не отрываясь от книги он махнул мне рукой, мол, проходи, располагайся. Не теряя времени стал выкладывать на стол перед ним свои находки, военную форму, два пистолета, ножи, ампулы неведомых лекарств, трусы, носки, куски вяленого мяса, бритвенный набор, ржавый АК, пакет сухариков и под конец пустую плоскую фляжку из нержавейки, замялся но всё таки положил её на стол. Вот фляжка в первую очередь его и заинтересовала. Он повертел её в руках:
– В старые времена в таких емкостях содержали спиртные напитки. Судя по амуниции, что вы принесли молодой человек, тут могла содержаться водка, в крайнем случае спирт.
Хаймович открутил колпачок и поднёс его к своему выдающемуся носу.
– О-о-о! Надо признать, что старый Хаим ошибся, пахнет коньяком, значит, либо вы нашли останки генерала, либо я ничего не понимаю в этой жизни. Судя по запаху коньяк был замечательный, жаль что выдохся… Или вы тому поспособствовали?
Хаймович поднял взгляд на меня. Я кивнул. Да, мол поспособствовал. Кровь прилила к щекам, и отчего-то стало некуда девать руки. Здоровый детина, а теряюсь перед стариком как малый ребёнок, его манера говорить всегда вышибает меня из колеи. Ещё эта его манера поворачивать голову боком, скрывая повязку на правом глазе, и как бы вытягивая голову из плеч на длинной худой шее. Тут я перебил Хаймовича и опуская детали выдал ему всю историю. По мере рассказа старик преображался, глаз сверкал как драгоценный камень, ноздри раздувались, особенно его заинтересовал мой сон, где незримая пелена бродит по зданию…
