Текст книги "Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!"

Автор книги: Игорь Подгурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Верю, но это не совсем то, – начштаба потер подбородок. – Есть одна задумка. До или после, неважно, бомбометания, хорошо бы сбросить вымпел. Пусть германцы знают, кто у них в тылу шурует.

Поплавкова осенило:

– Сейчас дежурит по отряду прапорщик Денисов. Когда мы отмечали тезоименитство его высочества, – Аким замялся. Тогда Денисов смешал разведенный спирт с клубничным вареньем, объявив красную жидкость с плавающими в ней раздавленными ягодами коктейлем «Шасси в воздух». – У нас еще патефон сломался. Так вот, он пел Лили Марлен на немецком. Наверное, знает.

– Предположим, патефон не сломался, а его разбил поручик Гаравский, когда собрался с ним ехать в полковой лазарет к медичкам, – поправил его штабс-капитан. Он не любил неточностей и предпочитал называть вещи своими именами. – Помню. Я тогда на следующий день запретил полеты, чтобы вы в воздухе лбами не столкнулись. Слышал вашу песню. Душевно поете. Значит, говоришь, Денисов. Голос хороший, а вот слуха нет. Хороший летчик. Выше всех похвал. Вот только форму носить не умеет. – Без всякого перехода начштаба громко рявкнул: – Дежурный, ко мне!

Глотка у начштаба была луженая. Настоящий командирский голос. В полуоткрытую дверь просунулась голова дежурного:

– Вызывали, господин штабс-капитан? У меня на проводе корректировщики.

Прапорщик Денисов был верен себе. Портупея скособочена, пряжка где-то на боку. Шлейка, пропущенная под погоном на правом плече, перекручена.

– Подождут, – отмахнулся начштаба. – Зайдите, батенька. Говорят, вы немецкий знаете? Песни на нем поете. Самородок вы наш.

Дежурный по штабу улыбнулся.

– Есть такое дело. Немного, – он незаметно показал Акиму кулак.

– Не надо скромничать, – серьезно сказал Буслаев, – и знаки нехорошие показывать товарищу по оружию тоже не надо. Так что с немецким?

– Учил в университете.

– Долго?

– Отчислили со второго курса, в самом конце второго семестра.

– То, что надо, – начштаба радостно потер руки. Было непонятно: он радуется, что того отчислили или что он знает немецкий. – Просто чудно! – Не надо смущаться, как красна девица. В авиации грамотные люди до зарезу нужны, – Буслаев показал, как нужны, проведя ребром ладони по горлу. – Садитесь, батенька, на мое место. – Он встал из-за стола. Подошел к поручику и поправил портупею.

Перед молодым человеком на столешницу лег вымпел – треугольный кусок белой ткани со свинцовым грузом на конце.

– Надо написать какую-нибудь гадость про Вильгельма. Да позабористее, чтобы проняло и надолго запомнилось. Сможете, голубчик?

– Это судьба… – поручик облизнул вмиг пересохшие губы. – Меня со студенческой скамьи вышибли за то, что написал ругательство на доске в лекционной аудитории на перемене. Я не успел закончить фразу, что это Васька из второй группы, э-э… скотина эдакая. Профессор не поверил. Решил, что это про него. За это меня и отчислили. Давно мечтал повторить.

– Судьба, – эхом повторил Аким.

– Что хоть написали, лингвист вы наш? – неподдельно заинтересовался начштаба. – Переведите.

– Простите, не могу. Язык не поворачивается сказать вслух, – Денисов густо покраснел. – Могу написать.

– Тогда пишите, – штабс-капитан сунул летчику в руку синий химический карандаш.

Недоучившийся студент начал старательно выводить буквы на белом полотне. От усердия даже язык высунул. Фуражку сдвинул на затылок, чтобы не сползала на глаза. Он старательно выводил острые буквы готического шрифта. Слова складывались в длинные предложения. Похоже, Денисов поскромничал про ругательство, адресованное неизвестному Васе. Текст послания не уместился на одной стороне вымпела. Военлет расписался. Буквы становились меньше, текст изощреннее. О его содержании можно было лишь догадываться. Если уж профессора, закаленного постоянным общением со студентами, проняло, то уж немцам точно мало не покажется.

– Второй вымпел дать? – озаботился штабс-капитан.

– Не надо. Я уже закончил, – Денисов отложил карандаш.

– Молодец, – начштаба сунул вымпел Поплавкову. – Не забудь сбросить.

– Господин штабс-капитан, когда война закончится… – Денисов запнулся, – как вы думаете, когда мы победим, меня возьмут обратно в университет?

– Даже не сомневайтесь, батенька. Я лично напишу на вас ходатайство к ректору. А для верности подпишем у командующего армией. В этом деле нам поможет командир отряда. Мне он точно не откажет. Я умею убеждать. Правильно, Поплавков?

Прапорщик кивнул. Что да, то да, умеет убеждать.

– Ничего уточнить не хотите, господин прапорщик?

– А надо? – Поплавков по лицу начштаба догадался, что тот что-то недоговаривает.

– Батенька, надо будет сделать небольшой крюк до переправы. Совсем небольшой.

– Куда? – прапорщик следил взглядом за Буслаевым. Он не сел обратно за стол, заваленный картами и бумагами. Офицер широко шагал по кабинету, меряя шагами расстояние от стены до стены.

– Соседи из двенадцатого корпуса слезно попросили снять вторую линию немецких окопов. Фотографии первой линии есть, а второй нет. Им сегодня наступать. Желательно с минимальной высоты. Представляешь, как ты подразнишь немчуру. Сначала фотосъемка, потом переправа. Вернешься из полета – проси что хочешь!

– Новый самолет! – неожиданно для себя выпалил Аким. Он сам не успел подумать, а слова уже слетели с губ. Очередная выходка подсознания.

Начальник штаба наигранно сурово погрозил пальцем:

– Я же сказал, проси что хочешь. Про невозможное я ничего не говорил.

Офицеры попрощались. Штабс-капитан тряхнул Поплавкову руку на прощание и вернулся за стол. Проще самому слетать на боевое задание, чем разобраться в ворохе документов, скопившихся в папке с надписью «На доклад».

Когда прапорщики Поплавков и Денисов вышли из кабинета, начальник штаба тяжело вздохнул. Он хорошо понимал, что сейчас творится в душе у прапорщика. Все планы, которые строят военные в действующей армии, – всего лишь теория. А что будет на практике, остается только догадываться, уповая на благоприятный исход дела. Ему не раз приходилось отправлять подчиненных военлетов на трудные задания. Не все вернулись из полета целыми и невредимыми на родной аэродром.

Третьего дня он лично объяснил полетное задание по авиаразведке двоим прапорщикам. «Слушаюсь», – коротко ответили летчик Зеленов и летчик-наблюдатель Кондратьев. Откозыряли и ушли. Больше он их не видел живыми.

Они даже не долетели до линии фронта. Стал давать перебои мотор. Зеленов начал планировать к земле. При посадке самолет клюнул носом. Удар о землю, скапотировал, перевернулся несколько раз и превратился в груду обломков, перевитую проволокой и тросами. Летчик и наблюдатель погибли сразу. Тела офицеров были так изуродованы, что Зеленова и Кондратьева с трудом опознали. Военлетов хоронили в закрытых гробах. Дожить до конца войны – такой шанс выпадает не каждому. Жизнь диктует свои правила игры.

Выйдя из штаба, Аким уныло побрел к своему «Ньюпору». Через полчаса на взлетку выехал автомобиль. Два унтер-офицера с эмблемами саперов осторожно извлекли из кузова «парочку бомбочек»… Каждая весом по девять килограммов. Саперы, которые по возрасту годились летчику в отцы, с нескрываемым восхищением смотрели на прапорщика. Лихие парни служат в авиации. Все им нипочем.

Прапорщик ошалело смотрел на стальные чушки, выкрашенные в защитный зеленый цвет. Широкие юбочки стабилизаторов, острые конические носы, оканчивающиеся жалами взрывателей. Предохранительные колпачки уже сняты. Он не знал, что сказать. Слова застряли в горле. Страшно принять такой груз на «Ньюпор», тем более задул сильный боковой ветер. Отказаться тоже нельзя. Он уже дал согласие начштабу. Еще подумает, что Поплавков празднует труса. Он решил взять, но только одну бомбу.

У молодого прапорщика в новенькой летной форме было много энтузиазма и мало опыта.

Запустил мотор. Аким уселся на место и знаками попросил подать опасный гостинец. Положить его было некуда, кроме как на колени.

Смертоносный груз давил на ноги, мешал сосредоточиться. Ноги намертво припечатало к полу кабины. Укладывая бомбу на колени, Поплавков не учел одного обстоятельства: пока аэроплан стоял на земле, девятикилограммовая смерть пригревшейся гадюкой уютно устроилась у самого живота. При взлете самолет принял горизонтальное положение. Тут-то прапорщик понял свою ошибку.

Как только при подъеме приподнялся хвост самолета, бомба покатилась вперед и толкнула ручку управления. Ручку резко на себя. Если бы Аким моментально не среагировал, самолет неминуемо скапотировал бы, а это верный «гроб».

Прапорщик летел, обливаясь холодным потом.

Самолет постепенно карабкался в небо, набирая высоту. Каждый оборот пропеллера приближал линию фронта. Под крылом мелькнули кукольные домики безымянной деревни. Перемахнули две линии окопов, разделенные нейтральной полосой, изрытой оспинами воронок.

Поплавков летел и ждал – вот-вот что-то случится…

По данным разведчиков-пластунов из пехоты, противник усилил зенитную артиллерию. Узнав об этом, летчики решили летать на высоте полтора километра. Самая безопасная зона для аэроплана во время обстрела. Выходя на цель, снижались для фотографирования, пролетая над линией траншей.

Уже над первой линией вражеских окопов Аким почувствовал всю силу зенитного огня. Вокруг вспышки. Стреляли бризантными снарядами. Вот и вторая линия фортификационных укреплений. Надо снижаться. Снимки приказали сделать с минимальной высоты. Дымки разрывов становятся гуще, все плотнее сжимаясь вокруг самолета. Если снаряд разрывался ниже «Ньюпора», машину, как щепку, подбрасывало вверх. Верхние разрывы толкали к земле.

Немецкие зенитчики изменили тактику: впереди самолета образовалась сплошная стена вспухающих взрывов. Присмотрелся: большинство снарядов рвется чуть выше. Мелькнула мысль: спуститься еще ниже. Опасность прямого попадания меньше, чем от стального дождя осколков. Обдумывать и взвешивать все «за» и «против» не было времени. Аким потянул ручку на себя и пошел на снижение. Боялся в этот момент лишь, что из-за резкой смены высоты снимки получатся нерезкими.

Самолет проскочил полосу огня. Минуту-две слышен был лишь ровный гул мотора. Неожиданно несколько разрывов расцвели траурными цветками в опасной близости. Воздушной волной самолет швыряло то в одну, то в другую сторону. Казалось, «Ньюпор» вот-вот развалится в воздухе. Грохот разрывов заглушает рев мотора. Мелькнула мысль: немедленно повернуть назад, вырваться из-под обстрела. Уйти к своим. На душе сразу стало противно, словно сделал какую-то гадость тайком. Скулы занемели от страха, прапорщик невольно втянул голову в плечи, как будто это могло защитить его от осколков. Самолет упрямо продолжал полет. Левая рука автоматически через равные промежутки продолжает нажимать грушу фотоаппарата.

Но как ни был силен обстрел с земли, не он был главной опасностью для летчика. Разрывы зенитных снарядов гарантировали Акима от встречи с неприятельскими самолетами. Бой с ними в воздухе для военлета намного опаснее.

Снаряды рвутся то ниже, то выше. У зенитчиков нет специальных приборов, определяющих с земли точную высоту летящего аэроплана. Прицельность заградительного огня низкая. Все зависит от наводчика, его глазомера и опыта.

Задул встречный ветер. Уменьшилась и без того небольшая скорость тихоходного «Ньюпора». Акиму показалось, что он так медленно летит, будто его привязали в воздухе на месте и хотят не спеша расстрелять, как мишень.

Ничего, скоро должна появиться переправа. Ошибиться невозможно. Он засек внизу приметный ориентир: вот церковь на холме. Купол-луковица зияет пробоинами дыр. Крест уцелел, непоколебимо осеняя окрестности. Рядом деревенька. Недолго осталось лететь до реки.

Перед самой переправой его встретил новый шквал огня. Снаряды беспорядочно разрывались в воздухе. Казалось, они прыгают по небу черными осьминожками, стараясь дотянуться короткими щупальцами до летчика. Нестерпимо захотелось сбросить единственную бомбу на голову зенитчиков. И вдруг все разом стихло. В первое мгновение показалось, что враг убедился в неуязвимости «Ньюпора» и прекратил стрельбу. Но нет, батарея осталась позади. Аким вышел из зоны огня.

До переправы осталось лететь несколько минут. Одиночный разрыв справа. Послали вдогонку снаряд на пределе дальности. Должно быть, очень близко. Слишком близко. Аэроплан резко бросило в сторону, и в то же мгновение что-то обожгло шею. «Ранен! Зацепили гады», – подумал Поплавков. Боль почувствовал позже, когда он уже выровнял аэроплан. Схватился за шею рукой. Кровь. На перчатке смазанное бурое пятно. Осколок чиркнул по касательной. Ничего страшного. Не рана, а глубокая царапина. И странно, осознание того, что ранен неопасно, придало Акиму новые силы. Словно ничто больше не угрожало ему. Летчик вытер кровь с кожаной перчатки о борт кабины. На светлой фанере остался смазанный красный след, будто художник пробовал на холсте краску.

По шее за шиворот потекла теплая струйка. Похоже, рана неглубокая, но какой-то сосудик перебило. Поплавков осторожно покрутил головой. Вроде нормально, лишь немного жжет рану.

Свободной рукой обмотал шарф несколько раз вокруг шеи вместо бинта.

Пора снижаться. Высота триста метров. Вот и переправа. По ней марширует колонна черных муравьев. Упрямые человечки, подгоняемые злой волей командиров, двигаются в сторону фронта. Стрелять, рубить, колоть. Среди них мелькают ездовые упряжки артиллеристов. Игрушечные лошадки тянут орудия и зарядные ящики со снарядами. Аким заложил крутой вираж, заходя на боевой разворот.

Черная змея пехоты, поблескивая на солнце ежиком штыков, извиваясь, ползла к линии фронта. Эту неудержимую мощь не остановить. Такое не по силам летчику-одиночке, хоть бы притормозить.

Пришло время готовиться к бомбометанию.

Прапорщик решил так: левой рукой положит бомбу головкой на борт, стабилизатор пока останется на коленях. В нужный момент перекинет через край кабины.

Выполнить то, что задумал, оказалось нелегким делом. Напряг все мышцы, чтобы приподнять левой рукой бомбу к краю. Одновременно надо следить за управлением. На какую-то секунду он ослабил внимание, не удержал ручку – и самолет дернулся.

От толчка все усилия пошли насмарку. Скрежетнув, бомба сорвалась с борта, стукнулась о колени и скатилась вперед, под ноги.

Летчик так и не понял, откуда у него взялись силы, чтобы предотвратить неминуемый штопор…

Поплавков несколько раз глубоко вздохнул. Надо успокоиться. Взять себя в руки. Бешено колотящееся сердце, казалось, пробьет грудь изнутри. Главное – спокойствие. Он опять начал двигать бомбу к борту. Кажется, она стала еще тяжелее. Сколько ни старался, никак не удавалось запрокинуть ее на борт.

Высота все меньше. Скоро переправа. Сейчас заметят с земли и откроют заградительный огонь. Исполинский змей втянулся на мост, возведенный за одну ночь. Голова колонны уже была на противоположном берегу. Как он вовремя успел. И всего одна бомба. Второго шанса не будет.

Идти второй заход – потерять фактор внезапности. Аким решился на последнее. Бросил управление и обеими руками вцепился в бомбу. Перевалил на борт. Толкнул.

Все это произошло в какие-нибудь две-три секунды. Этого хватило, чтобы аэроплан, лишенный управления, клюнул носом и начал заваливаться в штопор.

Бомба понеслась вниз, разворачиваясь взрывателем к цели. Ветер весело засвистел в оперении стабилизатора, радуясь новой игрушке. Следом за бомбой полетел смятый вымпел. В воздухе он расправился и, крутясь, как кленовое семечко, устремился вниз.

Сбросив смертоносный груз, прапорщик мертвой хваткой схватился за ручку управления. И вовремя. Задержись на мгновение – и вряд ли удалось бы выровнять самолет.

Под крылом распустился огненный цветок взрыва. С опозданием донеслось буу-у-ум. Смельчакам всегда везет. Первый блин оказался не комом. Судьба военного переменчива. Сегодня она одарила летчика благосклонной улыбкой, а не повернулась, как обычно, спиной. Бомба с ювелирной точностью попала в зарядный ящик. Боезапас сдетонировал. На месте переправы остались обломки бревен и досок, плывущих по течению. На месте взрыва с тяжелым вздохом разошлись волны. На берегу обезумевшие от страха, посеченные осколками лошади рвали постромки, калеча не успевших увернуться солдат…

С набором высоты Аким уводил «Ньюпор» подальше от реки, стараясь укрыться в облаках. Сейчас опомнятся и решат поквитаться с летчиком. Отлетев на безопасное расстояние, прапорщик перевел дух. Можно немного расслабиться после пережитого.

Настроение отличное. Жаль, солнце все ниже и ниже. Стыдливо собирается спрятаться за горизонт. Надоело смотреть на грешную землю. Скоро сумерки начнут сгущаться. Ничего, он успеет до темноты вернуться на аэродром.

Курс домой. Поплавков снизился, выходя из облаков. Надо искать ориентиры на земле. По ним он доберется до аэродрома, как мальчик из сказки, который крошил хлеб, чтобы не заблудиться. Вот и церковь, и деревня, над которой он уже сегодня не раз пролетал. На месте игрушечных домиков дымились пепелища. Даже на высоте летчик почувствовал запах гари, неприятно щекотавший ноздри.

Аким представил, как начштаба Буслаев меряет шагами кромку взлетки: пятьдесят метров в одну сторону, пятьдесят обратно. Штабс-капитан, если сам не был на задании, никогда не уходил с аэродрома, пока не возвращался последний летчик из полета. Терпеливо и тревожно ждал возвращения подчиненных. В первую очередь они его боевые товарищи. Для него отряд – одна семья. Ходил взад-вперед и страшно волновался, когда кто-то запаздывал. Невозвращение с вылета в лучшем случае сулило вынужденную посадку. Но обычно это значило, что где-то появится земляной холмик с пропеллером наверху.

Воображение Поплавкова рисовало картину, как он вылезает из кабины и идет по взлетному полю. Мысленно рапортует: «Господин штабс-капитан, ваше задание выполнено. Переправа уничтожена». Начштаба в ответ улыбнется и скажет: «Батенька, я в вас не сомневался. Побольше бы таких военлетов. С такими орлами не пропадем…»

От приятных мыслей его отвлек новый стрекочущий звук. Он назойливо лез в уши. Мешал сосредоточиться.

Далекий стрекот понемногу уходил. Прапорщик наконец углядел вдалеке черную точку. Точка, басовито гудя, приближалась, на глазах превращаясь в аэроплан. Самолет летел с нашей территории.

«Наконец-то! Пусть и с опозданием, но послали прикрытие».

Самолет приближался. К своему удивлению, Аким узнал в нем немецкий «Фоккер». Что он делает в нашем тылу? Тут он вспомнил, что в сводке, циркулярно разосланной по армии, сообщали, что истребители из Четвертого авиаотряда захватили «Фоккер». Немец в горячке боя расстрелял все патроны. Его взяли в «клещи» и посадили на нашей территории. Эта мысль успокоила, значит, этот «Фоккер», видимо, и послали в воздушный патруль.

Что предположение Акима правильно, доказывало и поведение аэроплана. Он, держась на той же высоте, что и прапорщик, начал описывать вокруг «Ньюпора» большие круги. Это не внушало подозрений, но в душе военлета робко тренькнул внутренний колокольчик тревоги. Так потерпевший кораблекрушение чувствует приближающуюся опасность, не видя в глубине акулы-людоеда, нарезающей круги. Жизнь на войне приучает к осторожности. Поплавков решил не терять из поля зрения темный силуэт самолета.

Ровно гудит мотор, успокаивая внимание. Через некоторое время прапорщик автоматически отметил, что круги «Фоккера» становятся уже. Быстро сообразил, что он приближается в тот момент, когда находится сзади «Ньюпора» и когда летчик его не видит. Это показалось прапорщику подозрительным. Колокольчик тревоги надрывался изо всех сил. Прапорщик стал ловить его маневр. Как только истребитель оказался сзади него, он развернулся на сто восемьдесят градусов. «Фоккер» скользнул ему под хвост. Заметив, что его обнаружили, круто развернулся и отлетел дальше. Этот маневр повторился несколько раз.

Поплавков резко пошел на снижение. То же сделал истребитель. Прапорщик поднял «Ньюпор» на четыреста метров. «Фоккер» повторил маневр. Теперь он настолько приблизился, что Аким видел фигуру летчика в черном защитном шлеме и очках.

«Фоккер» снова сзади. Аким пошел на снижение, одновременно резко повернул самолет. Мотор взвыл на высоких оборотах, но машину вытянул. «Ньюпор» подчинялся так, как хороший конь с полуслова подчиняется наезднику.

Поплавков не успел закончить маневр, как над головой у себя услышал треск пулемета и мимо него пронесся «Фоккер». Прапорщик среагировал мгновенно, выпустив вслед ему очередь из «Кольта». Неудобно стрелять одной рукой, и точность попадания от этого страдает. Все равно лучше, чем когда они летали без пулеметов.

Раньше из оружия был лишь пистолет в кобуре на боку. Ощущение такое, будто голый вышел на улицу. С пулеметом-то надежнее, чувствуешь себя увереннее.

Ответная стрельба охладила пыл немца. Он не рискнул сразу же вторично атаковать.

«Фоккер», используя свое преимущество в скорости, преследует Акима. За сотню метров до него он развернулся и снова дал очередь. Прапорщик не стал задерживаться с ответом. С трудом удается поймать вражеский аэроплан в перекрестье прицела, кольт, как живой, бьется во время стрельбы, плюясь пулями. «Фоккер» повторил маневр. Зная, что под носом у него мертвая зона и он не будет стрелять, Аким ушел со снижением. К его сожалению, расстояние между машинами снова быстро сокращается. Вот он стал разворачиваться влево. Но не успел летчик закончить маневр, как Поплавков развернул свой аэроплан тоже влево на сто восемьдесят градусов и атаковал в лоб. «Фоккер» пронесся над ним. Пулеметная очередь хлестнула по левому крылу. Аким почти в упор разрядил в него полдиска из кольта. Тук-тук-тук… пулемет частил, как швейная машинка в умелых руках швеи. Очередь оборвалась с громким металлическим щелчком… пулемет заело. Военлет свободной рукой несколько раз резко дернул затворную рукоятку. Надо устранить задержку. С третьей попытки получилось. Щелк! Заклинивший патрон золотистой рыбкой с остроконечной головкой выскочил из затворной рамы. Задержка устранена, можно стрелять!

За это время, пока пилот возился с капризным пулеметом, «Фоккер» успел зайти ему в хвост. Поплавков со скольжением сделал резкий поворот. «Фоккер» оказался на прицеле. Прапорщик, затаив дыхание, плавно нажал спуск. «Кольт» грохотнул короткой очередью в три патрона и умолк. Немец, видимо, понял, что пулемет заело, развернулся и идет в лоб.

«Теперь не вывернуться, – пронеслось в голове. – Отлетался. Конец». Аким зубами стянул перчатку с левой руки. Дергает затвор, пытаясь устранить задержку, одновременно успевая сделать поворот влево. «Фоккер», ревя мотором, проносится влево. Так близко, что удалось рассмотреть лицо летчика в защитном шлеме и очках.

«Ньюпор» дернулся, как необъезженная лошадь. Что такое? Чувствуется, что самолет сильно заворачивает вправо, так что его трудно держать на прямой. Поплавков посмотрел на правое крыло и оторопел: правая плоскость изрезана пулями, как ножницами. В стенке кабины справа две большие дыры. Немец стрелял разрывными пулями. Удивительно, как он не сбил Акима!

От встречного ветра, который задувал в разрывы обшивки, крыло надувалось, как мешок. Что будет, если сорвет полотно? Тросик, фиксирующий элерон, тоже перебит. Трудно объяснить, как старый аэроплан выдерживал развороты. Ветеран, как и военлет, не собирался сдаваться.

«Этого еще недоставало, – выругался прапорщик, в очередной раз вручную выщелкнув цилиндрик патрона. – Мы еще посмотрим, кто кого!»

В воздушном бою, как и в любой другой схватке, все сводится к простой дилемме: либо ты успеешь убить первым, либо убьют тебя.

Между тем «Фоккер» шел прямо на него. Оторваться не получится. Немец быстроходнее «Ньюпора» – догонит, в упор расстреляет. «Фоккер» совсем близко, но не стреляет, должно быть, встретился опытный летчик, хочет действовать наверняка.

Было хорошо видно, как немец грозит ему кулаком и что-то кричит. Не слышно из-за рокота мотора. Хотя и так ясно, что ругается.

Аким повел самолет навстречу. Лоб в лоб. У кого первого сдадут нервы. Первым не выдержал немец. Отвернул. В лоб он не принял боя «русфанеры», полез в высоту и стал пытаться заходить сзади. Подпустив его метров на полтораста, Поплавков вновь развернулся и полоснул короткой очередью. Немец ответил, огрызнувшись, очередью и вновь, скользнув на крыло, исчез в облаках.

Этот маневр он повторял всякий раз, когда прапорщик разворачивался и встречал его самоубийственной лобовой атакой. Разворачивался он так круто, что, казалось, старичок «Ньюпор» не выдержит, развалится на куски. Но раз за разом самолет слушался военлета, а не встречай он «Фоккера» в лоб, скорее всего, давно уже грохнулся бы на землю, прошитый пулеметными очередями.

Долго так продолжаться не могло. Воздушная круговерть измотала обоих летчиков. На очередном заходе Аким одной рукой перекинул кольт на правый борт. Расходясь на встречных курсах, одной длинной очередью выпустил все патроны. На этот раз кольт не подвел. Сухо щелкнул боек, когда диск опустел. Все, или пан, или пропал.

«Фоккер» скользнул на крыло, теряя высоту. Самолет вошел в пике и врезался в землю.

«Ура-а-а! – закричал Аким. – Влет срезал пруссака!»

Первый воздушный бой и первая победа! Живой! Но, как оказалось, свой лимит везения на сегодняшний день прапорщик исчерпал. Мотор начал «чихать», работая с перебоями. Явственно потянуло дымком. Запах гари быстро усиливался. Может, дотянет «Ньюпор» до аэродрома, а может, нет? Пули издырявили не только обшивку самолета, одна пробила маслопровод. Военлет еще не знал, что мотор работает на пределе.

Удача, с какой Аким вышел из воздушного боя, окрылила его. Придала больше сил. Но по теплоте на спине было понятно, что рана опять закровила. Шарф вместо бинта помогал плохо. Капля за каплей выходила жизнь из уставшего тела.

От пережитого напряжения и потери крови начало подташнивать. Нельзя расслабляться. Дашь слабину – считай пропал. Немного осталось до аэродрома. Надо дотянуть, главное, чтобы старичок «Ньюпор» не подвел.

Аэроплан все хуже поддавался управлению. Летчик прекрасно понимал: еще немного – и верная машина перестанет его слушаться. Посмотрел на приборы. Альтиметр показывает высоту триста метров. «Успею ли дотянуть до земли?» Прапорщик свободной рукой сорвал шлем. Голову обдало струей ветра. Сразу стало легко. Он успел обеими руками схватить ручку управления и выровнять самолет, который уже начал сваливаться в полуштопор.

Главное – не потерять сознание, наглотавшись чадного дыма, все гуще валившего из горящего мотора.

Самолет снизился и летел на высоте двадцати-тридцати метров. Судя по звуку мотора, отказал в работе один цилиндр. Тянуть до последнего, надеясь на то, что, если станет совсем худо, он успеет выключить мотор и сесть. Обидно, столько пережить и погибнуть в последний момент при посадке. Аэроплан насилу тащился, теряя метр за метром высоты.

«Ну не везет мне сегодня. Хотя почему не везет? Немчуру на „Фоккере“ вогнал в русскую землю…»

Мотор чихнул напоследок и приказал долго жить. Сердце аэроплана не выдержало перегрузок и остановилось. Акима это не смутило, планировать без мотора не представляло трудности. Не в первый раз. Сейчас главная задача военлета – скорее сесть на землю. Появилось противное чувство, как к горлу подкатывает тяжелый комок, спирает дыхание. Поплавков открыл рот, жадно глотая воздух. Над головой как могильная плита нависла. Сейчас главное – в землю не воткнуться.

Внизу расстилалось поле с редкими телеграфными столбами, с порванными проводами.

Снижаясь по спирали, прапорщик стал заходить на посадку. Вдруг видит, что ветер снес его от выбранной полоски земли и он «мажет» прямо на телеграфные столбы, линия которых по диагонали через поле. Надо немедленно развернуться по ветру Другого выхода не было. Почти у самых столбов Поплавков успел сделать этот маневр, но ветер со всей силой бросился на аэроплан. Самолет на большой скорости чиркнул о землю правым крылом. Перевернулся, ударился левым, перевернулся еще раз, другой… На месте «приземления» вместо «Ньюпора» осталась куча обломков с летчиком внутри. Уцелели винт, который при остановке мотора застыл в горизонтальном положении, и кабина с летчиком. По счастливой случайности она уцелела лишь потому, что при вынужденной посадке удары пришлись на крылья. Зря Аким мысленно жаловался сам себе, что сегодня не везет. Все могло закончиться куда хуже. Профессиональный риску военного на войне всегда зашкаливает. Это не приказчиком в скобяной лавке суетиться, обслуживая покупателей.

«Переправу разбомбил. „Фоккер“ сбил. Разве плохо? Самолет в дрова, а он все еще жив, разве этого мало? Немало…»

Навалилось ощущение, что он участвует в спектакле, где всего один актер. Играет в декорациях к постановке про невероятные приключения в мрачное время. Военлет один на сцене. Совсем один. И в зале, скрытом в темноте, сидит один зритель. Один актер, один зритель с косой в руке. Смотрит на актеришку и думает, дать занавес или объявить антракт. Сделать перерыв перед следующим действием.

Похоже, перерыв заканчивается. Опустится занавес, второй раз не поднимут. Военлет тряхнул головой, прогоняя непрошеное наваждение. Привидится же такое и, как всегда, не вовремя. Надо выбираться. На четвереньках, ползком, «на зубах», но подальше от самолета.

Ему уже не узнать, что пробила пуля: маслопровод или магистраль подачи бензина. Чадно дымивший в полете двигатель сейчас загорелся.

Погребальные костры из ладей «драккаров» были в почете у викингов. Последняя дань уважения настоящим ратоборцам. Огненный пропуск в Валгалу – рай для воинов. Аким не так представлял свои последние минуты. Он считал себя русским и никогда не был среди скалистых фиордов. Еще есть неоконченные дела на земле. Какие? Неважно, есть и все. Актер моноспектакля сам будет писать пьесу. Зрителю придется подождать, когда будет последний акт. И это будет не сейчас. Не сегодня.

От удара о землю и потери крови военлет так ослабел, что не мог вылезти из кабины. Перехватило дыхание, в голове помутилось. Прапорщика окутала приятная темнота беспамятства.

Сознание вернулось к Поплавкову одновременно с мыслью: «Вылезать! Покинуть самолет как можно быстрее. Может быть пожар или взрыв».

Из-под раскуроченного двигателя тянуло дымом. Там, где пропеллер крепился к мотору, показались робкие огоньки. Ветер, налетевший на обломки, перебросил огонь на остатки корпуса. Сухое дерево весело полыхнуло. С двигателя пламя перемахнуло на изломанные крылья, подбираясь к баку с бензином. Ветер играючи перебросил огонь с крыльев на хвост. К бензобаку бежали веселые, маленькие огоньки. Скоро самолет станет для летуна погребальным костром. Прапорщик попытался вылезти из пилотного кресла. Шея отозвалась резкой болью. По телу прокатилась ослепительная волна. Перевалиться через борт не смог. Руки в крови… Жаром дыхнуло в лицо. Левую скулу ожгло, лизнул язык пламени, словно пробуя на вкус человека. Затрещали сгорающие волосы, торчащие из-под летного шлема. Собрал силы, перевалился-таки через борт и мешком вывалился на близкую землю. Над головой горело. Огоньки перебрались на правое крыло и оттуда потянулись к хвосту. Еще немного – и рванет бензобак. Пламя жадно глодало деревянную конструкцию. Глухо ухнул топливный бак. Столб пламени устремился вверх, а затем рухнул вмиг гудящей волной огня.