Текст книги "Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!"

Автор книги: Игорь Подгурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Впереди ехал старик, показывая дорогу. Китаец, опустив поводья, вполглаза дремал в седле. Проводник безошибочно выбирал путь в паутине многочисленных троп, исполосовавших вдоль и поперек широкую речную долину.

Старик ехал впереди, покачиваясь в седле. В голове крутились мысли, похожие одна на другую. «Слезть бы с седла, размять ноги. Убежать в густой колючий кустарник. Затеряться. Спрятаться от них. – Он воровато оглянулся на своих спутников, и его охватил холодный страх. – Ой, не та дорога и люди не те! Пропаду я с ними, пропаду!»

Холодные глаза инквизитора, казалось, смотрели прямо в душу старику. Так равнодушно смотрит варан на тушканчика перед тем, как им перекусить.

«Он… он все видит. Все знает! Не уйти, не обмануть этого страшного человека в красной кожанке, – обреченно размышлял проводник, и его захлестнула острая ненависть к этим двоим, ритмично качающимся в седлах позади. – Моя жизнь всегда в чужих руках».

Инквизитор недобро улыбнулся старику и демонстративно расстегнул клапан кобуры, висящей на бедре. Достаточно только посмотреть на такого – и даже не нужно уметь читать мысли. Сразу видно, что он печется лишь за сохранность своей шкуры, чтобы не появилось лишней дырки в старом теле. Мечтает вернуться к своим баранам…

Когда солнце встало в зените, прожигая землю насквозь, остановились на привал. Остаток дня и всю ночь отдыхали, а утром выступили в поход.

Речная долина сменилась степью, на взгляд Акима, названа степью по недоразумению. От ее зеленого покрова осталось лишь воспоминание: траву начисто выжгло солнце. Лишь кое-где виднелись редкие пятна неприхотливой верблюжьей колючки. Но даже колючка побурела, не выдержав зноя.

Ни ветра, ни облачка. Раскаленный воздух насыщен мельчайшей лессовой пылью. Она покрывает все вокруг желто-серой пеленой, лезет в глаза, уши, скрипит на зубах, смешивается с потом, грязными струями течет по лицам, проникает за воротник. Увеличили интервалы в колонне, чтобы меньше глотать пыль. Аким ехал вторым за стариком. Замыкал шествие китаец. Спутники инквизитора не отличались особой разговорчивостью, а он не собирался навязываться своим попутчикам.

Впереди гигантским озером заискрились солончаки. Мираж был настолько реалистичным, что даже бывалый проводник невольно заторопил своего коня. И вот под копытами уже похрустывает белоснежная корочка. Соль так мелка, что, как пыль, клубами поднимается вверх. От нее слезятся глаза, а тело нестерпимо зудит.

Наконец из белой дымки вынырнула привычная степь с потрескавшейся от жары землей. Изнурительный пятичасовой марш через солончаки завершен. Привал. Скоро степь закончится и начнутся барханы Мертвой пустыни. Надо отдохнуть перед броском в неизвестность…

* * *

Шестой день они ехали по Мертвой пустыне. С восходом солнца температура стремительно росла. Хорошо, что они были на лошадях. К полудню песок пек даже через подошвы сапог. Но не этот жар и не сухость воздуха были причиной мучений. С утра поднимался сухой, колючий ветер. Он нес тучи песка, такие густые, что днем солнце, казалось, было в тумане. Раскаленный песок сек лицо и руки, набивался в глаза, в уши – всюду, куда можно. Он вызывал зуд на коже, и без того воспалившейся от сухого, горячего ветра.

– Начальник, смотри туда, – проводник показывал рукой в сторону.

Инквизитор приложил руку к козырьку, прикрывая глаза от солнца. Крупный стервятник, сложив крылья, сел на верхушку ближайшей песчаной дюны. Он направил коня в ту сторону.

– Поглядим, что птичка нашла, – Аким тронул поводья, задавая скакуну направление.

Спутники своих лошадей не торопили, двигаясь следом. И так понятно, что найдут. Поглядеть было на что или на кого?

Страшна участь тех, над кем начинали кружить черные птицы. Они безошибочно определяли, что время, отпущенное их жертве, истекало. Они не охотники. Могильщикам из поднебесья сладка падаль, зловоние которой долетает до небес, распространяясь по всей пустыне. Никто среди барханов не мог укрыться от их глаз. Живые – условно мертвые. Грань между жизнью и смертью тонка, не толще волоса. И проходит совсем рядом.

Отвратительные твари с голыми вытянутыми шеями. Те же крысы, только с крыльями. Задрав голову к небу, часто можно было увидеть стервятников. Они кружили в вышине, расправив широкие крылья, паря на восходящих потоках теплого воздуха. Крылатые вестники смерти кормились мертвечиной, а пустыня исправно снабжала их пропитанием.

Два трупа лежали на песке в изломанных позах на расстоянии метров пяти друг от друга. Почти скелеты без кистей и ступней. От цветастых халатов остались лишь лохмотья. Завяленные на солнце куски мяса свисают с объеденных костей. Головы обклеваны и объедены падальщиками так, что обнажились лицевые кости.

Наглядная иллюстрация зыбкости бытия: утром ты скачешь по пустыне, а вечером ты корм для падальщиков. Близость смерти обостряет все чувства, а заодно настраивает на никому не нужные философствования…

Третьего погибшего нашли под барханом, на который уселся стервятник. Этот был одет в белый пустынный костюм. Светлые волосы под кепи указывали на европейское происхождение. Он лежал навзничь на земле. Руки вытянуты вдоль тела, левая нога прямая, правая немного согнута. Положение мертвеца свидетельствовало о его внезапной гибели на ходу. Куртка на спине изорвана птичьими когтями, сквозь лохмотья мяса видны лопатки. Помешался от страха, вот сердечко и не выдержало.

Старик не стал слезать с лошади. Лишь поцокал языком:

– Плохой зверь. Людей убил, ноги-руки кушал. Плохо! Чем ближе Мертвые пески, тем хуже. Еще не поздно повернуть назад. Живые останемся.

Инквизитор промолчал, не стал отвечать. К чему слова, и так ясно: не к теще на блины едут.

Поплавков в отличие от обычного человека не испытывал никаких чувств, кроме профессионального интереса, от вида растерзанных трупов.

Так, что мы имеем. У двух трупов нет кистей, третий умер на бегу, бросив оружие. Значит, не надеялся на него. С кем же они столкнулись? Пока сами не увидим – не узнаем.

Рядом с телами лежали винтовки и сломанная сабля. Обоймы в винторезах пустые. Все патроны расстреляли, а перезарядить не успели. О чем это говорит? Нападавший приблизился вплотную, и началась бойня.

Судя по почерневшей коже и тошнотворно-сладкому запаху, они здесь лежат суток двое-трое, не больше…

– Давай показывай дорогу, – только и сказал инквизитор проводнику. Тот собрался начать причитать, взывая к небесам. Но столкнулся взглядом с Акимом и передумал. Отряд вытянулся в привычную колонну. Старик впереди. Инквизитор с китайцем следом.

Подул ветер, и песчинка за песчинкой стало заносить трупы. Если стервятники не поторопятся, скоро от них не останется и следа. Ветер окажет мертвецам последнюю услугу, укутает их в шуршаще-песчаный саван. Так было, так есть, так будет…

Поднявшееся из-за горизонта солнце быстро раскалило поверхность пустыни. Кони взобрались на вершину очередного огромного бархана. Проводник показал рукой на точку, темнеющую у самого горизонта, и сказал:

– В той стороне находятся развалины Старой крепости.

– Не очень ты разговорчивый! – обронил Аким. Щурясь от солнца, он посмотрел в бинокль, но точка так и осталась размытым пятнышком, несмотря на мощную оптику.

Во все стороны простирались высокие барханы, абсолютно лишенные растительности. Вечные песчаные волны рядами уходили вдаль, сколько хватало взгляда. Даже если смотреть в бинокль, то все равно не увидишь ничего, кроме Мертвой пустыни, равнодушно уходящей за горизонт.

Трое людей давно потеряли счет километрам, пройденным среди барханов. Вдруг неожиданно их глазам открылась фантастическая картина. С вершины низкой каменной гряды, на которую они взобрались, во все стороны виднелась сплошная волнистая равнина сыпучего песка, совершенно лишенная всяких следов растительности. Высокие барханы – вечные волны песчаного моря – рядами уходили вдаль. Поплавков взглянул в бинокль, висящий на шее, и не смог увидеть ничего, кроме мертвого сухого песчаного моря. Однообразная желтая равнина уходила за горизонт. «Хоть бы мираж какой появился! Одно и то же! Действительно, жизнь здесь невозможна», – подумал он.

Гибель всему живому, не только людям, сулили эти голые сыпучие пески, переносимые ветром. Единственными признаками жизни в море подвижного нагретого песка были ленточки следов на барханах. Это были следы мелких ящериц и крупных насекомых. Рассказы, слышанные инквизитором в эшелоне, о больших караванах, засыпанных песком, теперь не казались преувеличением. Вода заканчивалась; бурдюки с водой отзывались на тряску громким полупорожним всплеском. Солнце пекло немилосердно.

Вдалеке, почти у зыбкой дрожащей линии горизонта, появилось небольшое облачко. Аким опять взялся за бинокль. Мощная оптика приблизила картинку. Раскаленный песок месила группа всадников. Конники неторопливо двигались в такт медленному, неясному дыханию пустыни. Время отсчитывалось огромными песочными часами барханов: так было, так есть, так будет…

– Караван! – объявил спутникам инквизитор.

Ван с проводником, ссутулившись, сидели в седлах.

– Почудилось тебе, начальник. Нет здесь караванов, – тихо просипел проводник. Пересохшее горло саднило. Говорить было больно. – Здесь лишь миражи… одни миражи.

Ни слова не говоря, Аким подъехал к нему:

– Посмотри сам. На! – инквизитор протянул старику бинокль.

– Ничего не вижу, – монотонно протянул проводник, водя биноклем из стороны в сторону. Он приложил к глазам бинокль обратной стороной.

Инквизитор досадливо поморщился и бесцеремонно перевернул бинокль, больно ткнув окулярами в лицо.

– О-о-о! – удивленно протянул проводник, вглядываясь.

Когда густое облако пыли в направлении, указанном Поплавковым, оседало, в оптику были видны всадники.

В караване их заметили. Густое облако пыли изменило свой курс и резво направилось к ним.

Когда всадники подскакали ближе, стала различима сбруя коней. Сами верховые были одеты, несмотря на жару, в пестрые ватные халаты по местной моде. У каждого на боку висела кривая сабля или шашка. За плечами винтовки.

Поняв, что их все равно заметили, инквизитор помахал им рукой. В ответ на приветствие всадники выхватили сабли из ножен и, пришпорив коней, помчались к ним. Огненное солнце угрожающим блеском сверкало на обнаженных клинках.

Инквизитор и пулеметчик спешились. Сподручнее стрелять, чувствуя под ногами твердую поверхность. Лошадь испугается грохота выстрела. Следующая пуля уйдет в «молоко». В том, что им придется принять бой, никто не сомневался.

За их спинами раздалось громкое ржание. Проводник быстро удалялся от них, нахлестывая нагайкой коня. Мчался во весь опор, но не в обратную сторону, откуда они пришли. Он скакал по большой дуге, обходя с правой стороны развалины Старой крепости.

Китаец вскинул «льюис»:

– Отставить, – гаркнул инквизитор.

– Он же враг, – Ван нехотя опустил ствол ручного пулемета. С оружием он никогда не расставался, даже в седле. Ручник всегда был у него под рукой, лежа поперек седла. – Дезертир.

– Враг, – согласился Аким. – Струхнул оставаться с нами. Мы с ним позже разберемся. Вернемся и разберемся. Я этим лично займусь.

Ван с досадой сплюнул на песок. «У него еще хватает сил плеваться, – с завистью подумал Поплавков. – У меня во рту не язык, а кусок наждачной бумаги».

На улепетывающего проводника басмачи не обратили внимания. Оставили на закуску? Да какая разница. То, что это басмачи, Аким не сомневался. Может, это даже были бойцы Интернациональной бригады. Но когда в пустыне нет свидетелей, разница между обычным бандюганом и интербригадовцем стирается. В пустыне, здесь и сейчас, все решает сила.

Маленький отряд оказался на вершине бархана, к которому быстро приближалась кавалькада в три десятка с гаком сабель. Инквизитор и пулеметчик. Два бойца – это все равно отряд… который не хочет умирать.

Китаец раздвинул сошки на конце пулемета и залег на верхушке бархана. Идеальная огневая позиция. Стремительно приближающиеся всадники видны как на ладони.

Впереди всех скакал всадник в белой чалме. Низко пригнувшись, он гнал коня, охаживая его по бокам камчой. Ему хотелось дорваться до двух иноверцев первым. Напоить верный клинок вражеской кровью. Стяжать славу самого быстрого наездника и лихого рубаки…

Аким вскинул карабин к плечу. Хлестко щелкнул одиночный выстрел. Самый быстрый умер первым. Тупая пуля калибра семь шестьдесят два миллиметра проделала аккуратное входное отверстие в груди. Зато выходное в спине было размером с кулак. Чалма упала на песок. Следом за ней кувыркнулся через шею скакуна ее хозяин.

– Шанго, – оскалился китаец, нажимая на спуск пулемета.

Свинец обильно поливал конную лаву, несущуюся на них во весь опор. Ван расстрелял диск в несколько длинных очередей. Кавалеристов выкашивало пулеметным огнем. Но конники упрямо перли на них. Когда Ван менял пустой диск на новый, Аким успел расстрелять лишь одну обойму.

«Клац!» – щелкнул полный диск с патронами, вставая на место. Ван передернул затвор и короткой очередью скосил вырвавшегося вперед. Не везло сегодня прытким.

Кавалеристы во весь карьер, оставляя пыльный след, приближались.

– Ал-ла-а-а! – закричал один из всадников. Его тут же поддержали громким свистом и улюлюканьем.

– Собака! Шакал! – вопил в ответ китаец, одновременно стреляя по кавалеристам. – Ходи сюда, скоро ходи. Скоро-скоро убивать буду.

Ругался пулеметчик без малейшего акцента и исключительно в единственном числе. Инквизитор отметил про себя, он не кричал: «Ура-а!»

«Неужели пулемет их не остановит?» – обеспокоился Аким, лихорадочно меняя пустую обойму в карабине. Минутой раньше Ван сменил очередной диск и теперь лихорадочно опустошал его. Гильзы, курясь синеватым дымком, падали под пулемет, росли горкой. Он повернул хобот пулемета влево и в недоумении замер. Там, впереди, суматошно мелькали всадники, поблескивая саблями. Капельки горячего, едкого пота заползли в глаза Ван Ли, на секунду затуманив их. Он поспешно стер пот рукавом гимнастерки.

Одна пустая патронная сумка для пулеметных дисков сиротливо валялась на песке, отброшенная за ненадобностью. Вторая, тоже небездонная, была под правой рукой пулеметчика. Пустые блины дисков Ван просто отбрасывал в сторону. Не стоит их беречь, все равно нет патронов россыпью, чтобы их снарядить по новой.

Инквизитор ощутил под ногами едва заметные подземные толчки. Может, такая дрожь земли – предвестник землетрясения? Кони начали беситься, и всадники с трудом держали их в повиновении.

Аким повернул голову. Там, где лежали убитые всадники, опередившие товарищей, и раненая лошадь вспахивала песок окровавленной ногой, пытаясь подняться, никого не было. Ни конников, ни их верных боевых скакунов. Будто корова языком слизнула. А может, не корова? Там, где только что лежали тела людей и животных, лишь осыпался песок в воронку, расширяющуюся и углубляющуюся на глазах. Зыбучие пески? Вот удача, на которую никто не рассчитывал. Поплавков рано обрадовался.

Песок начал проседать под басмачами. Несколько секунд – и всадники беспомощно крутились верхом в центре глубокого песчаного кратера. Солнце висело почти над головой, а в кратере царило удушливое безветрие. В центре послышались крики: песок завибрировал, засасывая лошадей сначала по живот, затем полностью. Спешившиеся всадники тоже стали погружаться в сухую, зыбучую трясину.

Басмачи пытались ухватиться руками за поверхность, но в ладонях остались лишь горсти песка. Желтые шелестящие волны сомкнулись над истошно кричащими людьми. Из глубины доносилось довольное урчание. Голодное существо проснулось и теперь разминало челюсти, пережевывая человеческую плоть. Было видно, как под слоем песка перекатывается что-то огромное.

– Вперед! На бархан! – крикнул инквизитор. Он вцепился в пулеметчика, ушедшего в песок по пояс, и сумел-таки выдернуть его. – Наверх! – заорал Аким. Лошади и всадники один за другим исчезли в волнующемся песке, остальные бросились на штурм песчаного кратера.

Песок уходил из-под ног, и через каждые три отчаянных шага люди сползали вниз на два. Гигантская песчаная воронка стремилась затянуть людей, расправляясь попутно с брошенными лошадьми.

Под слоем песка ворочалось невидимое чудовище.

Со склонов барханов потекли тоненькие песчаные ручейки. Они на глазах превращались в потоки, устремившиеся к центру воронки. Песок уже не тек вниз, он обваливался пластами, увлекая за собой целые лавины. Словно некая могучая сила заставляла песок течь вниз, образуя ручейки, сливавшиеся в причудливые песочные змейки.

Там, где еще несколько мгновений назад, играя клинками на солнце, наметом заходили на них всадники, творилось невероятное. Гортанные вопли «Ал-ла-а-а!» наступающих врагов сменились криками ужаса, заглушаемыми громким конским ржанием.

Если бы рядом был ускакавший проводник, он поведал бы, что конский топот разбудил стража Мертвой пустыни. Он поджидает свои жертвы в толще песков, время от времени пробуждаясь от многолетнего сна.

Чудовищных размеров червь моментально выкапывает в песке воронку. Лежит, затаившись на дне, и раскрывает огромную пасть, чтобы насытиться. Он шевелится, сокращая мышцы исполинского тела, песок осыпается ко дну, и жертвы падают прямо ему в пасть. Пробуждается же он, когда чувствует вибрацию от движения живых существ.

Инквизитор и пулеметчик, увязая в песке, бежали подальше от края смертоносной воронки. Прочь от гиблого места. Со дна воронки донеслось сытное, довольное урчание. Песок перестал осыпаться. Насытившееся чудовище утихомирилось.

Подул ветер, и песок принялся упорно заносить воронку. Вскоре от нее не останется и следа. Так было, так есть, так будет…

Их лошадей нигде не было видно, как ни крутился Поплавков, осматривая пустыню. Бинокль не помог. Видать, кони, напуганные грохотом боя и песчаной тварью, умчались куда глаза глядят. В горячке боя было не до них. Так инквизитор и красноармеец стали безлошадными.

Дальше им предстояло идти вдвоем. Впереди Аким, сзади Ван с тяжелой трубой пулемета на плече. Инквизитор предложил нести «льюис» по очереди, но упрямый китаец лишь отрицательно мотнул головой.

Две человеческие фигурки, как заведенные игрушки, шли километр за километром. С бархана на бархан. Руины Старой крепости, виденные в бинокль, стали казаться миражом, манившим в самое пекло пустыни.

Инквизитор и пулеметчик медленно брели по Мертвой пустыне. Ноги тащат по земле на автомате. Скоро фляги показали дно. Жажда мучила немилосердно, и теперь не осталось ничего важнее, чем просто переставлять ноги: левая – правая… левая – правая… Развалины Старой крепости приближались очень медленно, потихоньку.

В пустыне тень материальна. В ней можно полежать, ненадолго получить иллюзию прохлады, искупавшись в тени, как в воде. Аким и Ван шли, загребая ногами песок, к Старой крепости, надеясь найти тень и отдых. Главное – добраться до развалин и укрыться в тени. Удушливый жар заполнил все вокруг. Тело человеческое в таких условиях бессильно, только воля и упрямство заставляют переставлять ноги и двигаться к цели.

Инквизитор посмотрел в бинокль. Между двумя большими барханами было хорошо видно изломанную линию – контуры остатков крепостных стен. Как далеко! Неизвестно, сколько еще времени предстояло идти, а они уже совсем выбились из сил.

– Жа-а-арко! – тяжело процедил сквозь зубы Ван.

– Разве это жарко, – невозмутимо отозвался Поплавков, щурясь из-под козырька фуражки. – Вот когда ты один против стаи оборотней, тогда действительно жарко. Аж дым из ушей валит. – По шее скатилась капля пота, но, не достигнув воротника, испарилась, не оставив после себя даже небольшого пятнышка соли. Это был самый главный и страшный признак обезвоживания… Заветная цель, казалось, отодвигалась от утомленных людей.

Еле волоча ноги, они в конце концов преодолели расстояние до развалин. Перед ними раскинулись занесенные песком остатки разрушенных стен со сглаженными ветром углами. Когда-то стена замыкала крепость в кольцо, сейчас она зияла проломами: большими и совсем крошечными.

Наступила долгожданная передышка. Оба, не сговариваясь, пошли в благословенную тень под стеной. Они лежали в тени, они купались в ее блаженной прохладе.

– Надо идти дальше, – флегматично подытожил инквизитор и угрюмо добавил: – Только вперед!

Далеко идти не пришлось. Сразу за остатками крепостного вала открывалась неожиданная картина…

Шедший впереди инквизитор забрался на верхушку очередного бархана. Вместо привычного спуска вниз он рухнул, словно у него подкосились ноги. Ван ускорил шаг. Может, что случилось? Нет, командир показывал ему жестами, чтобы он шел пригнувшись. Пулеметчик приблизился, согнувшись, и тут же залег рядом на раскаленный песок.

– Гляди-ка! – Аким осторожно показал рукой.

Внизу в просвете между двумя барханами стали хорошо видны нагромождения обвалившейся крепостной стены. Они добрались до конечной точки маршрута, обозначенной в записках художника Верещагина. Хорошая новость, если бы не одно «но»: их опередили, хотя и ненамного.

Между барханами и развалинами было относительно свободное пространство, куда не намело песчаных дюн. Развалины прикрывали это место от ветра, не давая воздушным потокам наносить песчаные горы. Идеальное место для… полевого аэродрома.

Хвостом к стене стоял английский аэроплан «Фарман». В его тени прятался часовой. Загоревший до черноты, рослый европеец в белой пустынной форме с винтовкой на плече. Невдалеке еще один полуразобранный или недособранный самолет? Четыре столитровые бочки, похоже, с топливом. И больше ни души на весь лагерь. Хотя кому захочется истекать потом в адской жаре безводной пустыни? Наверное, все в палатках, пережидают зной.

Лагерь и полевой аэродром поражали безлюдьем. Не было видно ни людей, ни патрулей, не считая одного часового. Похоже, чужая экспедиция была уверена в своей безопасности. Сомнений в том, что здесь ищут конкуренты, у инквизитора не было.

На песчаной прогалине было установлено несколько больших взводных палаток, выгоревших до белизны на солнце.

Ван залег рядом с Поплавковым. Молчком расставил сошки у пулемета. Поменял тонкий диск на диск с большим количеством патронов. Повел стволом из стороны в сторону, примериваясь к сектору обстрела. Вопросительно посмотрел на Акима, но тот лишь отрицательно покачал головой. Еще не время.

Инквизитор с удивлением рассматривал открывшуюся взору картину. Увиденное вызвало у него легкую оторопь и глухое раздражение. Расклад не устраивал Поплавкова, и надо было использовать обстановку в свою пользу.

Между двумя стальными штырями, глубоко воткнутыми в песок, натянута стальная цепочка. К импровизированной коновязи были привязаны оседланные лошади. Ровно дюжина скакунов.

Это называется Мертвые пески? Проходной двор, а не пустыня.

Катализатором дальнейших событий стал черный столб дыма, поднимающийся за развалинами крепостной стены. Ветер донес ужасное зловоние сгоревшего мяса.

Лагерь сразу стал похож на муравейник, в который сунули горящий факел. Роль факела играл дым от костра, скрытого в развалинах. Между палаток сновали солдаты в белой форме, вооруженные винтовками. Среди них мелькали люди в халатах. Особняком стояли двое в форме, похожей на офицерскую, пустынного покроя и с ними один в бухарском дорожном халате, расшитом золотистыми узорами. На одном из командиров инквизитор приметил высокие кожаные летные ботинки со шнуровкой на крючках. Все остальные были одеты в сапоги с короткими голенищами – оптимальная обувь для пустыни. Они в три голоса отдавали приказы, управляя разномастным воинством. Из развалин донеслось заунывное пение, приглушенное расстоянием: «У-а-а, У-а-а!»

Аким с Ваном переглянулись. Если они рискнули бы прочесать пулеметным огнем палатки, то непременно попали бы в переплет. Безлюдный на первый взгляд лагерь оказался полон народа. Все как на подбор рослые, жилистые, как гончие, привыкшие загонять зверя.

Все, кто был в халатах, вскочили на лошадей и нестройной кавалькадой умчались, ориентируясь на столб дыма, тянущийся к небесам. Пехотный отряд численностью до взвода под командованием двух офицеров быстро построился в походную колонну и двинулся следом. Люди перешли на бег, ступая по песку, взрыхленному лошадиными копытами. В лагере остался маячить один часовой.

Наблюдая эту кутерьму, инквизитор похвалил себя за выдержку. Атакуй они палаточный городок, и неизвестно, как сложилась бы их судьба. Народ здесь подобрался, видать, тертый и бывалый. Это не бандитов в пустыне стрелять. Рассредоточились бы среди барханов. Их прижали бы перекрестным огнем к песку, чтоб головы не поднять. Обходной маневр с флангов, и взяли бы их тепленькими. В такую экспедицию отбирают самых подготовленных с многолетним боевым опытом как раз на такой местности.

В конце колонны пылил пулеметный расчет. Двое тащили станковый пулемет «кольт-браунинг» на треноге. За ними, пригибаясь, шагал высокий солдат. В руках по две открытые коробки с пулеметными лентами. Уже открыты. Достаточно поставить треногу на песок, заправить ленты в приемник, передернуть затвор, и оружие к бою готово. Пулеметные сошки заранее разведены в стороны. Все говорило о том, что небольшой отряд выдвигается на заранее готовые огневые позиции, которые совсем рядом.

Вдали в солнечной дымке высокие зубчатые стены крепости. На месте ворот зиял огромный провал. Деревянные створки давно сгнили и рассыпались в прах. В некоторых местах стены обрушились от старости. Ухаживать за ними, замазывать трещины раствором уже некому было несколько веков. В этот провал втянулась колонна, словно в глотку доисторического зверя.

Вскоре с той стороны, куда ушел отряд, сухо треснул выстрел, потом другой, третий. В частую винтовочную стрельбу вклинились пулеметные очереди. «Кольт-браунинг» резал тишину торопливой стрельбой. Судя по неожиданно вспыхнувшей стрельбе, где-то внутри Старой крепости шел настоящий бой с серьезным противником. Патронов не жалели.

Поплавков дал знак китайцу «за мной», махнув рукой. Они, пригнувшись, безмолвными тенями скользнули вдоль полуразвалившихся глинобитных стен, покосившихся от времени домов. За крепостной стеной начиналась городская черта, застроенная одноэтажными коробками зданий. Стены зияли безглазыми провалами окон. От крыш остались одни воспоминания. Потолочные перекрытия давно сгнили и провалились внутрь. Они шли на грохот выстрелов, соблюдая максимальную осторожность.

Инквизитор и Ван осторожно крались среди древних развалин. Дверные проемы и дыры окон раскрыты, как рты покойников.

Двое шли среди развалин, стараясь выдерживать направление в сторону, откуда слышали стрельбу. Шли, как полагается, на некотором расстоянии друг от друга: китаец впереди, инквизитор за ним.

Аким с китайцем двигались между двумя полуразвалившимися стенами. Раньше здесь, наверное, была улица, сейчас они шли по песку, нанесенному ветрами. Будь здесь мостовая, они услышали бы конский топот, но песок надежно глушит звуки.

Вдруг из-за угла на них выскочили два всадника. Один из них, толстяк, судя по богато расшитому халату и сверкающим золотом ножнам кривой сабли, был важной птицей. Аким вскинул карабин и с первого выстрела срезал толстобрюхого. Второй круто повернул коня, но и его настигли меткие пули. Китаец короткой очередью из «льюиса» выбил его из седла. Ловить ускакавших коней не стали.

Поплавков присел на корточки и выглянул из-за угла. Китаец зря времени не терял, обыскивал убитых. Из внутреннего кармана вытащил массивную печать.

Обычно невозмутимое лицо желтолицего пулеметчика расплылось в довольной улыбке:

– Бека резать больше не надо. Сдох собака. Зря старик сбежал. Сейчас бы радовался.

– С чего такая уверенность? – инквизитор оглянулся. Он не переставал следить за проулком, откуда появились всадники. Где двое, там и еще могут быть басмачи.

– Его печать. Он любил вешать бумажки с печатью на грудь казненных пленных. Власть свою показывал, – китаец смачно плюнул в лицо убитому. Сгусток слюны застрял в рыжей, ухоженной бороде, крашенной хной по местной моде.

– Красные нукеры остались без поощрительного отпуска, – сказал инквизитор и пояснил: – Выпускникам командирской школы за его голову обещан двухнедельный отпуск домой.

Аким внимательно рассмотрел руки сопровождающего бека. Кожа вокруг ногтей темно-бурая, словно в корке запекшейся крови. Помощник по особым поручениям? Телохранитель и по совместительству личный палач? Хотя какая уже разница. Через несколько часов трупы раздует на жарком солнце. Лица почернеют и покроются шевелящейся коркой от вездесущих мух. Даже здесь в безводной пустыне они появляются из ниоткуда, почуяв запах крови. Хозяина и его верного подручного – мастера заплечных дел можно будет отличить лишь по одежде. Перед смертью все равны…

– Надо башку резать, – китаец вытащил клинок из ножен на поясе. – Отпуск не надо. Премия давай.

– Э-э, хрен с ней, с башкой, – отмахнулся инквизитор. – Таскай ее с собой. Лишняя обуза, да и вонять будет. Для доказательства печати хватит. Скажу, чтобы тебе премию выписали. Чем тебе, баранами или опиумом?

– Опиумом, – без колебаний выбрал пулеметчик. – Башку все равно отрежу. Высушу, трофей будет. Моя уметь. Дед учил. Он много сражался с мандаринами. У нас дома две полки голов над очагом. Старый стану, память будет. Внукам буду говорить. Трубку курить, дым пускать.

– На обратном пути отрежешь, – Аким принял компромиссное решение. – За мной. Двинули.

Неожиданно стрельба стихла как по команде.

Они вышли из-под прикрытия осыпающихся стен.

Когда-то широкая, а сейчас занесенная толстым слоем песка улица выходила к площади, в центре которой высилась башня. Там, где улица выходила на площадь, лежали в ряд четыре обугленных трупа со связанными проволокой руками и ногами. Тела несчастных обуглились до костей. В воздухе стоял удушливый запах горелой плоти и хлопкового масла.

Видимо, их принесли в жертву, чтобы выманить, а если повезет, задобрить стражей Мертвой крепости. Выманить удалось, а вот задобрить не получилось. Приманка сработала, а дальше что-то пошло не так. Не по плану.

Куда ни кинь взгляд, везде лежали растерзанные тела людей и лошадей. Вперемешку с песком валялись отгрызенные руки, головы, ноги. К запаху гари примешивался металлический запах крови. Сюрреалистическая картина, безжалостная, будто ночной кошмар.

Среди изодранных людей лежали туши безобразных животных. Толком и не разглядеть. Полностью перемазанные в крови, словно купались в ней. Аким заметил ряды острейших зубов, торчащих из раскрытой пасти одного из чудовищ. Туши истерзаны пулевыми попаданиями.