Текст книги "Зимний зной (СИ)"

Автор книги: Иден Бар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 37

Разрыв

Антонина

Издалека завидев приближающегося ко мне Даню, радостно взмахиваю ему рукой. Он идет не один. Судя по всему, с охранником, которого я прежде не видела.

Ну да, конечно, его свадьба это ж почти сенсация, а мы как-то даже не подумали о том, что можем случайно нарваться на фанатов или журналистов в загсе!

Запоздало думаю о том, что Даня никак не отреагировал на мое приветствие.

Да и вообще, он выглядит немного странно. Мое сердце болезненно сжимается как от предчувствия.

Они подходят вдвоем, и я целую Даню. Он вздрагивает, отстраняется.

– Добрый вечер, – из вежливости говорю охраннику. Тот кивает в ответ.

С тревогой, я вглядываюсь в нахмуренное лицо Дани, эмоций на котором ноль.

И сам он весь как будто застыл, заморозился. Боится посмотреть на меня?

– Что случилось? – тихо спрашиваю.

Силится улыбнуться:

– Кажется, плохие приметы сегодня все-таки перевесили. Ты была права, Тонечка.

Его слова падают как камень. Но я все ещё ничего не понимаю.

На минуту замолкаем. Даня по-прежнему смотрит в асфальт, и от этого почему-то страшно.

Только сейчас я замечаю свой чемодан в руке охранника. Он подчеркнуто, неспешно выставляет его на асфальт между мной и Даней.

Торопливо обхожу чемодан, подходя к Дане поближе. Волнуясь, заглядываю ему в глаза, уточняю:

– Так что, идем?

Киваю на козырек загса. Будто лишенный дара речи, он только молча, отрицательно качает головой.

– Дань, что происходит? – спрашиваю.

– Прости меня, пожалуйста, если сможешь, – в его голосе сквозит отчаяние.

Даня колеблется, прежде чем добавить:

– Мы никуда не едем. Со мной связался продюсер, это я должен уехать! Прямо сейчас. Всему конец.

Облегченно выдыхаю. Да и фиг с ним, с тем загсом! И с Бали заодно.

– Ладно, надо так надо, поехали, – разворачиваюсь к своему чемоданчику.

Берусь за него, удлиняя для удобства ручку.

– Нашел, из-за чего расстраиваться! – добавляю весело.

Однако с ним творится что-то непонятное. Не отрывая взгляда от асфальта у себя под ногами, Даня бубнит панически и монотонно:

– Нет! Я поеду один. Так надо. И ты одна. К себе домой…

Не верю своим ушам.

Взглянув на охранника, внимательно следящего за ходом нашего диалога, я задаю Дане простой как двери вопрос:

– Кому надо?

– Так будет лучше, – следует странный ответ.

И пояснение:

– Мы расстаемся!

Бросив чемодан, я снова подхожу к нему.

Легонько встряхиваю, хватая за локти, заставляя взглянуть на себя. Мне это удается.

В глазах Данила – вселенская боль.

На миг, я даже забываю о том, что хотела сказать, и весь мой воинственный запал разом гаснет.

Но уже в следующую секунду он закрывается от меня, отводя глаза, убирая за спину руки. Как трус. Это жалкое зрелище. Я не узнаю его, не понимаю, мне кажется, что передо мной незнакомец!

– Звучит не очень убедительно, – говорю как есть, – тебя вызвали на работу, и поэтому мы расстаемся?

– Не имеет значения, – его голос вдруг обретает былую твердость, – сейчас наши пути расходятся, тебе лучше вернуться в свой родной город…

– Для тебя, может, и не имеет! – перебиваю сердито.

«Если ты дебил», добавляю про себя в сердцах.

Хотя, на самом деле, мне сейчас очень больно. Он говорит еще что-то.

Слова Дани теперь доносятся до меня как сквозь вату, в ушах стоит звон.

– Вот возьми, пожалуйста, деньги! – тянет мне пачку долларов.

Как, почему, когда я заслужила на такое обращение?!

Я думала, что больнее меня уже невозможно ударить, но нет. Все возможно. При желании.

Непонятно одно, какого черта я до сих пор стою тут и все это выслушиваю?

Почему я не вызвала полицию в тот день, когда он появился, и снова начал преследовать меня?

– Ты платишь мне за то, чтобы я уехала, или по доброте душевной? – не удерживаюсь от ядовитого вопроса.

И Даня замирает, сбивается. Но только чтобы затем снова начать также невнятно и бессмысленно уверять меня, что нет, просто так будет лучше. Он заработает еще.

Стою как истукан, глотая ненавистные, глупые, беспомощные слёзы. Потом разворачиваюсь к маячащему за моей спиной охраннику:

– Простите, вы не могли бы...

– Не мог бы, девочка, – отрезает тот, – давай, бери уже деньги и вали отсюда! Он все сказал. Вы расстаетесь. Езжай уже в свою Тьмутаракань.

Покачнувшись от ужаса, я вижу, как Данил неожиданно бросается к нему и наносит удар. Между ними завязывается ожесточенная драка.

Я отшатываюсь от них, разворачиваюсь и бегу, не разбирая дороги, не желая больше ни видеть, ни слышать Даню.

И мне неважно, чем у них там все закончится. Мне важно то, что сегодня, только что закончились мы!

Петляю, как заяц, незнакомыми улицами.

В какой-то момент, не выдержав темпа, останавливаюсь, чтобы отдышаться. С трудом прихожу в себя и вспоминаю, что мой чемодан остался там.

Придется возвращаться. Не понимая толком куда идти, далеко не сразу нахожу нужную улицу.

Как ни странно, мой чемодан стоит на месте нетронутый. Торчит как островок посреди броуновского движения людей, спешащих куда-то мимо него по своим делам.

Я устало сажусь прямо на бордюр, приваливаясь к чемодану боком. Замечаю на плитке тротуара кровь, много крови!

Меня мутит, но сил опять бежать куда-то нет. Никто не замечает ни меня, ни эти кровавые пятна. Это Москва, детка.

Какое-то время бесцельно сижу так, сложив руки на коленях. Впадаю понемногу в то оцепенение, из которого все сложнее выбраться.

Я просто пытаюсь разобраться.

Если все, что он сказал, правда… Но невозможно же так играть, глядя в глаза, говоря такие серьезные вещи, и в постели, особенно в постели?!

Значит, играл.

Если играл, то мне, возможно, повезло. Потому что, в таком случае Данил Зимин психопат, способный на все. Убить, расчленить, вынести мое тело из дома по частям в пакетах.

Ведь не секрет, какой ничтожный процент нормальных, адекватных родителей в общей массе тех, кто сдает своих детей в детдома. А дети наследуют дурные гены родителей.

Если все так, то Даня даже не виноват, что он такой. Ему нужно серьезное лечение, но это уже, конечно, без меня.

Если же то, что произошло, не просто чистое безумие, а продуманная месть за прошлое, целью которой было оставить меня одну, с чемоданом посреди Москвы, или банально уложить в постель по доброй воле и так далее, то все равно он ненормальный!

Значит, все же вариант свезло, и легко отделалась.

Только откуда тогда ощущение, что жизнь потеряла все краски, будь он даже трижды психопат, и больше мне ничего не хочется?!

Неужели Данил добился своего, и вот в этом, конкретно в этом заключалась его конечная цель – чтобы я умерла от тоски по нему?

Ведь то, что я чувствую сейчас, означает одно. Я ничего не чувствую. Он победил!

Почему здесь так много крови? Даня разбил нос этому, пусть недалекому, но человеку, который всего лишь осмелился озвучить вслух его собственные мысли?

Он ударил первым, я видела. И, наверное, получил хорошую такую ответочку от своего же охранника. Хотя, все это не имеет значения.

Имеет значение только то, что Даня от меня отказался.

Мне больше не хочется искать причину, думать или бороться, мне не хочется ничего. Разве что сморгнуть и проснуться.

Но – нет! Не все так просто.

Теперь главное, чтобы Данил больше никогда мне не встретился.

Иначе придется покупать какой-нибудь травмат, оформлять на него разрешение (благо, дядя Ваня с этим поможет), и объяснять с оружием в руках. Предметно и наглядно, чтобы уходил быстро и молча! Впрочем, лучше с незаряженным, а то вдруг еще выхватит и шмальнет в меня, с него станется…

Погрузившись, таким образом, в бредовые, но грустные и злободневные размышления, совсем забываю, кто я и что я, а самое главное, где. На улице почти ночь.

– Девушка, – вдруг слышу, словно очнувшись.

Мир не без добрых людей. Продолжаю сидеть и просто смотреть на нее, своего ангела, свою спасительницу.

– Девушка, вы меня слышите? Вам плохо? – отзывчивая женщина средних лет со спаниелем на поводке пытается растормошить меня.

Да, мне плохо! Но я улыбаюсь.

– Скорую, наверное, нужно, – бормочет она озадаченно.

Тут же вскакиваю и уверяю ее, что нет, что со мной все в порядке. Благодарю за участие.

Еще немного и меня, чего доброго, примут за бомжа!

Я беру чемодан и ухожу, не желая стать легкой добычей для воришек или кого похуже, тех же бомжей, к примеру.

Хочешь не хочешь, а придется включать голову и отставлять эмоции. Поплакать о своей печальной участи можно будет потом.

Это если я не передумаю.

К счастью, на улицах все еще довольно многолюдно. Я иду быстрым шагом, расспрашивая всех встречных и поперечных о том, как добраться до ближайшего железнодорожного вокзала. В голове быстро созревает план.

Там я смогу купить билет на поезд и, в самом деле, поеду пока домой. К родителям, зализывать раны.

Если что, переночую на вокзале в зале ожидания, и вообще буду находиться там до самого поезда. На вокзале безопаснее, чем на улице.

В любом случае, денег на гостиницу у меня нет. Подозреваю, что впритык на билет, а хорошо бы, если бы еще на бутылку воды, булку и какой-то форс-мажор хватило. Если же нет, попрошу родителей или дядю Ваню скинуть мне на карту в долг.

Мне пока не везет – никто не может толком сориентировать меня. Решаю дойти наобум до первой попавшейся остановки общественного транспорта, и поспрашивать там.

Но надо поторопиться! Сгустившаяся над городом мгла пугает меня, я чувствую себя как никогда уязвимой.

Глава 38

Американские горки

Антонина

Каким-то чудом я все же добираюсь до вокзала через пару часов автобусами, ведомая, наверное, одной только силой воли и упорством. Там сразу устремляюсь к кассам. Заставляю себя сосредоточиться на том, чтобы выработать маршрут домой.

Потревоженная сонная кассирша флегматично, но четко отвечает на мои вопросы. Наконец, я покупаю билеты до нашей с ZIMMA родной Тьмутаракани, как изволил выразиться его охранник. Правда, ехать придется только завтра, с пересадками и в плацкартах.

Хотя, все это такая пыль в сравнении с тем, что сегодня тебя растоптали и разрушили!

Я пытаюсь порадоваться хоть чему-нибудь, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Например, тому, что меня сегодня не ограбили, не стащили чемодан, пока бегала незнакомыми улицами, или не пристали какие-нибудь социально неблагополучные, пока долго сидела как бомж прямо на тротуарном бордюрчике.

Поводы приободриться, прямо скажем, за уши притянутые, но мне удается немного переключиться. Улыбаюсь своим мыслям.

Присаживаюсь в одно из жестких деревянных кресел в полупустом зале ожидания, в который и пускают-то на ночь, оказывается, только по билету. Осматриваюсь, устраиваясь поудобнее.

Плакать не время, на всякий случай строго напоминаю я себе. Потом встаю и бреду в ближайший киоск за кофе и шоколадкой под тихий перестук чемоданных колесиков.

Там неожиданно покупаю кофе, который обычно не покупаю, и шоколад тоже. Перезагружаться, так по полной!

Возвращаюсь в зал. Многие пассажиры сидят, уткнувшись в свои электронные книжки и ноутбуки. Я сажусь на ближайшее свободное место возле какой-то девушки.

Невольно скашиваю глаза в монитор ее ноутбука. Увиденное заставляет мысленно застонать – она смотрит клипы в ютюбе.

Пожалуйста, только не клипы, я уже так удобно устроила чемодан и пью кофе! Если сейчас зазвучат песенки Зимина я, пожалуй, не выдержу и закачу истерику, и тут меня, конечно, загребут в каталажку, то-то будет веселье!

Поспешно перебираюсь от соседки в другой конец зала. Сажусь и разворачиваю шоколад, в попытке немного расслабиться. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих!

Продолжаю пить кофеек. Он приятно-горячий как я люблю, и на вкус ничего. Снова пусть маленькое, но везение.

Итак, нужно позвонить мамочке, пока еще не слишком поздно. На часах уже девять вечера.

Она поднимает трубку сразу. Стараясь говорить бодро, я здороваюсь и радостно сообщаю, что скоро приеду к ним погостить, или вернее, очень скоро.

Какое все-таки счастье, что мне хватило мозгов не рассказывать о свадьбе! Вот ровным счетом ничего, даже никакой предыстории. Поудивлявшись немного моей внезапности, мама вдруг говорит:

– Тонечка, а у нас тут как раз дядя Ваня в гостях! Трубку вырывает. Поговоришь с ним?

– Эээ… а с чего это он, соскучился? – начинаю бормотать, – так увидимся скоро…

Только не сейчас! Это родителям я могу наплести что угодно, а вот бывшего следака дядю Ваню так просто не проведешь.

Он и по телефону сумеет провести мне допрос на любую тему, причем в сжатые сроки.

– Здравствуйте, – обреченно произношу я в трубку, заслышав его веселый зычный голос:

– Привет, Антонина! А ты чего в наши края так неожиданно?

Сникаю. Стараюсь говорить нейтрально.

– Да вот, решила отдохнуть, родителей навестить! А вы чего у нас так поздно?

– К папке твоему по делу заехал, ухожу уже. Что же там у тебя, с новой работой не срослось? Питер покинула, мне не звонишь давно.

– Не срослось, – вздыхаю, – но вы не переживайте, у меня хорошо все.

– Ну, тогда, может, поболтаем минутку? Я тут на балкончик отошел перекурить, твои все-равно не услышат.

Мне кажется, он улыбается.

– Колись, давай, – продолжает, – случилось что?!

– Вот вы, какой дотошный, дядь Вань.

– Считай, профдеформация. Помощь нужна? Только честно, – допытывается.

И тут я сдаюсь!

Мне просто необходимо выплеснуть эти эмоции на кого-то, поделиться своим горем хоть с кем-нибудь. Наверное, чтобы просто не сойти с ума. Не взорваться.

Да и если хорошо подумать, то больше некому ведь.

– Помощь не нужна! Спасибо вам, – выдыхаю с горечью, – но в одном вы оказались правы. Я уезжаю домой из-за Данила Зимина, помните такого?

– Отчего ж не помнить, – спокойно откликается.

– Он нашел меня, – продолжаю.

Воцаряется небольшая пауза.

– И? – нетерпеливо уточняет мой дядька.

– И уничтожил, – собравшись с духом, озвучиваю.

Именно в этот момент на моем телефоне начинает мигать вторая линия. Я смотрю на нее и не верю своим глазам: Даня!

Поднять или нет?

Какие-то очень долгие секунды просто слушаю эту настойчивую вторую линию, и «але» дяди Вани в трубке. До меня доносится его короткое:

– Конкретнее!

Вздрагиваю, мигом стряхивая с себя оцепенение. Ну конечно, ответить!

Шмыгнув носом, приняв решение, я быстро говорю дяде:

– Подождите, перезвоню вам через минутку.

Не дожидаясь реакции, тут же переключаюсь на Данила:

– Але?

– Тонечка. Ты в порядке? Где ты? – слышу его взволнованный голос.

Ничего не понимаю. Мне все приснилось, что ли?!

– Я в порядке, – с трудом выдавливаю из себя.

– Где ты?! – повторяет Даня вопрос.

Не спешу отвечать.

– А почему ты спрашиваешь?!

Мне так хочется, чтобы он сказал, что я все не так поняла, чтобы я возвращалась.

Хотя с тоской понимаю – этого не будет. А если и будет, то так неправильно, нельзя!

Сердце мое болит и кровоточит, и саму меня разрывают такие два полярных желания – поверить в любой бред, лишь бы вернуть все как было, или бежать, немедленно. Бросив трубку и стерев его номер из телефона, и из памяти.

– Стоп. Ты хочешь сказать, что, – я говорю первой, не выдержав затянувшегося молчания, но намеренно не заканчиваю фразу.

Пусть скажет сам.

– Нет! Мы расстались, это неизменно, – отвечает он, и мне больно, очень больно. Сжимаю телефон покрепче.

– Зачем же тогда…

– Но я люблю тебя, и это тоже неизменно! – продолжает.

Звучит так искренне, но совершенно нелогично. Готовые вырваться слова застревают у меня в горле. Трудно дышать.

– Пойми, нам пока нельзя быть вместе. Ты слишком рискуешь из-за меня, а я не могу этого допустить. Но если ты согласишься подождать меня, все изменится!

– Что изменится?

Я, правда, не понимаю. Но, против воли, какая-то нечаянная радость, как спичка, вдруг вспыхивает во мне и разгорается диким пламенем.

Пламенем, в котором покорно сгорают моя гордость и моя боль, подобно клочку сухой, никому не нужной бумаги. Я не могу ничего поделать с этим, я могу только молчать об этом.

– Все будет как прежде. Нужно только подождать, пока я решу проблемы, из-за которых мы не можем быть вместе! – говорит он настойчиво.

Я мучаюсь, раздумывая. Кусаю губы.

– Не знаю, – отвечаю честно, – все так неопределенно у тебя. Какие проблемы?

– Не могу сказать! Значит, не любишь?

– Что толку тебя любить, Даня. Если у тебя семь пятниц на неделе.

– Тонь, я так попал, это… Это мой косяк! Пожалуйста. Не могу сказать больше. Можно потом, когда-нибудь? Дождись, я все решу. Скажи, ты веришь мне, ну хоть немножко?!

Все еще не могу говорить, яростно вытирая повлажневшие щеки. Однако чуть-чуть успокаиваюсь.

– Тебе нужна моя помощь? – спрашиваю.

– Мне нужно, чтобы ты меня ждала.

– Сколько?

– Не знаю, – отвечает коротко.

Но даже сквозь разделяющее нас расстояние я чувствую его сомнения и страх. Как будто Даня сам не верит в это, или действительно ничего не знает?

– Скажем так, однажды! Пусть даже через сто лет.

– У меня нет ста лет. Люди не живут столько.

– У меня тоже, – усмехается, – значит, будет раньше. Где ты сейчас, скажешь?!

– Ты хочешь приехать?

– Хочу, но не смогу. Приедет мой друг. Он привезет тебе кое-что от меня.

– Что?

– Записку, и еще кое-что. Назови адрес.

Я немедленно называю ему вокзал и номер зала ожидания. Может быть, ответ в записке?

Даня радуется.

– Спасибо, Тонечка. Ты будешь ждать меня? Скажи! – требует.

– Буду.

И я позволяю этому пламени радости и счастья разгореться по полной, захватить меня всю без остатка. Я снова счастлива, как дурочка.

– Удали мой номер. До этого дня мы не сможем общаться. Но помни, я всегда думаю о тебе! Ты будешь ждать в нашем городе? – спрашивает он.

– Да, если ничего не поменяется.

– Хорошо. Я найду тебя в любом случае. Пожелай нам удачи!

– Удачи нам обоим, – шепчу, обессилев.

– Теперь все будет хорошо. Люблю тебя. Пока, – ласково произносит Даня, и отключается.

Примерно с минуту после я сижу в неподвижности, а затем, не дрогнув, удаляю его номер. Как договаривались. Отрезаю от себя всякую возможность звонить или писать ему.

И тут же вздрагиваю от звонка. Вот черт. Дядя Ваня!

Глава 39

День рождения на Мальдивах

Данил

Разговор с Тонечкой ободряет и успокаивает меня. Выводит из транса полнейшей безнадёги. Но главное, помогает не наломать дров, после которых Тимуру останется только убивать меня.

Потому что больше я не готов быть бессловесной марионеткой в руках всесильного кукловода. Тем более, такого как он!

Уж лучше вернуться домой, и там начинать с нуля. Но только с ней вместе.

Оба гребаных продюсера достают меня звонками с разницей в несколько минут. Морщась от боли, я тянусь к телефону. Этот Ратмир, чурка Урусова, неслабо так вломил мне. Хоть дрался я почти насмерть, но за малым этого и чуть не случилось.

Беру телефон, усаживаюсь прямо на пол. Сил доползти до дивана из ванной уже нет. Зато там я обработал все раны.

Пол приятно тёплый и ровный. Приваливаюсь к стенке, закрываю глаза.

– Але?

Номер неизвестен.

– Жив, курилка? – насмешливый голос Урусова.

В бессильной ярости, я крою его, чем только можно, правда, не вслух. Ему достаётся лишь короткое:

– Чего еще?!

– Значит, живешь и здравствуешь, – резюмирует тварь, – в больничку тебе не надо?

– Разберусь.

– Ну окей, давай, набирайся сил. Ты мне завтра нужен.

Примерно пару часов назад он даже подвез меня до дома, и выгрузил где-то под парадной. Впрочем, травмы мои реально несущественны. Уверен, что скоро отойду.

– Зачем?

– Заедешь, паспорт завезёшь. Закажем тебе билеты.

– Куда билеты?

– На Мальдивы, остров Ган. Вилла закрытого типа, двенадцать дней. Все включено, все оплачено.

Оба мы замолкаем. Я ожидал услышать, что еду в гастрольный тур или что-то вроде, но никак не такое. Похоже на горячечный бред.

Поэтому тревожно смаргиваю несколько раз, проведя по лицу рукой. Неужели мне хуже, чем кажется? Или Тимур так своеобразно издевается?!

– Не понял, – реагирую.

– К девочке поедешь на день рождения, – также спокойно ответствует он.

Понятнее нихера не становится.

– К какой девочке?

– К сестре моей, Екатерине, с которой ты коллаборации мутил, припоминаешь? Повеселитесь, отдохнете там! А за это время мои юристы подготовят твой контракт. Я закончил, вопросы?

Глухая злоба снова с головой накрывает меня. Путает мысли.

– Спасибо, не заинтересован! – я стараюсь говорить без эмоций.

– Мне твой интерес до ж*пы, Даня. Завтра к часу дня чтобы был в моем офисе с документами!

– А если не буду, то что? Бить будете?

– Учить. Борзый ты слишком!

– Так может, сами и поучите, без помощников?! – предлагаю, потому что уж очень хочется.

Решаю подлить масла в костерок – нецензурно интересуюсь, не боится ли он меня. Однако в ответ никакой истерики. Даже удивительно.

– Ты дебил, – просто усмехается Тимур, – смысл мне бить тебя самому, если у меня для этого есть специально обученные люди?

– Не поэтому, – усмехаюсь также, – а потому что ты сволочь и трус!

– Придется, видимо, вернуться, Даня, не запомнил ты урок! – исходит он желчью.

Ну, неужели зацепил наконец-то?

– Значит, перед каждым концертом бить будете?! – ржу. Знаю, нервное, но ржу в трубку.

– Заткнись, малый. Короче! Завтра с паспортом ко мне.

– Я не поеду. Что мне там делать?

– Екатерину Александровну развлекать будешь, – хмыкает.

– В каком смысле?

– В прямом. Ты, правда, совсем дебил?!

Обмираю. Это то, что я думаю?

– Я не эскортник!

– Ты хуже, Даня. Или лучше. Зависит только от тебя! Включай мозг, начинай крутиться по жизни. Если мы будем довольны тобой, ты же только в наваре будешь, че тут непонятного?!

Не выдерживаю, срываюсь:

– Тимур, ты сам хуже любой проститутки! И философия твоя…

Но он отключается. И мой поток невысказанных ругательств истощается, уходит впустую.

– С*ки! – в последний раз произношу я с чувством, засовывая телефон в карман.

Они оба больные – и он, и Катя!

Осторожно тащусь в гостиную, там укладываюсь на диван. Почти сразу звонит Вирмантас.

После Тимура он для меня, конечно, пыль. Что орешек для Золушки.

– Даник, привет, – задыхается, – ты… это ты деньги из сейфа взял?!

– Я, – признаюсь, – здрасьте, Юрий Шмильевич.

И вкратце объясняю своему первому рабовладельцу финансовые последствия односторонней передачи живого человека другому Карабасу Барабасу.

Вымещаю на нем весь свой нерастраченный гнев против Тимура, впрочем, делая это вполне цензурно и даже деликатно.

Грожу судом, и привлечением к этому делу СМИ, что, несомненно, поставит жирный крест на его деловой репутации. Меня несёт, я расписываю его невеселые перспективы с наслаждением.

– Да я тебя! С потрохами! – восклицает Юрий Шмильевич непривычно писклявым голосом. Теряется.

– А вы контрактик-то наш почитайте! – предлагаю вкрадчиво.

Второй его легитимный экземпляр, естественно, у меня. Более того, уже давно в надежной банковской ячейке.

Напрягаюсь, припоминая, чему учила меня Маша, когда напутствовала по этой теме. После разговора с ней я даже все это где-то записывал.

– Тот раздел, где про расторжение и особые условия! Или давайте забудем о выплатах, и ограничимся той суммой, которую я взял? Подпишу вам какое-нибудь допсоглашение произвольной формы о расторжении контракта, и об отсутствии с моей стороны претензий, – эффектно добавляю.

Вирмантас рычит. Что-то рявкает о контракте секретарше. Терпеливо жду, пока ему принесут злосчастный контракт, и он убедится в моих словах.

Недолго ревет раненым медведем, и вот тут я вворачиваю ещё один козырь. Который, конечно, и не козырь вовсе, а, по сути, чистый блеф.

Тот момент, когда мне уже на все и на всех пох! Если начнут грызться между собой, то и пусть перегрызутся.

– Мне Тимур Эльдарович разрешил, чтобы быстрее закрыть вопрос, – нагло заявляю, – так что это к нему! И вообще, теперь по всем, связанным со мной вопросам, обращайтесь туда.

Неожиданно пыл Вирмантаса гаснет, и сам он затухает как свеча.

Само собой, расчёт был именно на это. Едва ли он захочет конфликтовать с Тимуром, тем более что Тимур наверняка заплатил какие-то деньги за мой переход к нему.

Итак! Это означает, что все дороги ведут к Екатерине. Это ей я обязан такой жесткой во всех смыслах переуступкой меня, горемычного, от одного маститого продюсера к другому, и всеми связанными с тем приключениями. Сорванной свадьбой. Разбитой рожей. Полным крахом…

Юрий Шмильевич заявляет, что он согласен на мои условия. Да и вообще, с чего вдруг мы так разгорячились, и какие могут быть счёты между старыми друзьями?

Мирно, хоть и скомкано прощаемся. Оба понимаем, что это навсегда. Встретимся разве что случайно на каком-либо светском мероприятии. И ведь встретимся! Я кладу трубку.

Принимаю решение поехать на Мальдивы, на день рождения Кати Урусовой.