Текст книги "Пристань Мертвого Дома (ЛП)"

Автор книги: Иан Эсслемонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Я же сказал. Отатараловая пустыня.

– И где она?

– В стране Семи Святых Городов. Слыхал?

– Да уж, слышал. – Танцор учил весьма грубый вариант географии. Страна Семи Городов лежала далеко на север от Фаларского архипелага, который сам был к северу от Квон Тали. Они каким-то образом зашли – или были занесены – очень далеко. Он гадал, какие силы смогут вернуть их назад, особенно теперь, когда Келланвед повредился в уме.

Отряд пересек несколько дюн, прошел среди утесов из обнаженного темного камня, оказавшись на раскаленном плато. Вдалеке показался неровный палисад. – Там что? – раздраженно спросил Танцор.

– Добро пожаловать в рудник Черепной Чаши, – провозгласил провожатый, указывая на прочные ворота в стене.

– Да ну. И что вы добываете?

Потрескавшиеся губы скривились. – Редкую руду.

Ворота открылись, и Танцора провели внутрь. Он понял, что палисад, весьма длинный, ограждает большую открытую яму. В нижней части крутых склонов виднелись мрачные устья тоннелей. Между палисадом и ямой кучились хижины и казармы.

– Окажи другу милость, оставь его здесь, – сказал проводник. – Мы устроим достойные похороны.

– Нет. А как тебя звать?

– Ломовик. Ну, положи друга и сними все снаряжение.

Танцор опустил Келланведа и встал, держа руки по бокам. – А если нет?

Ломовик оглянулся на сопровождение. – Тогда мы утыкаем тебя болтами и всё равно возьмем своё.

Танцор склонил голову, признавая логику. Начал расстегивать перевязи. Сердце болело от необходимости разоружиться, но он сказал себе, что все вернет через несколько дней, когда сбежит.

Бросив оружие, он занялся магом. Седельные сумы пропали в буре. Мужчины тем временем подобрали его вещи. Ломовик указал на узкую грязную рампу, что вела вниз, к темным тоннелям. Танцор подхватил Келланведа и пошел туда.

Не успел он спуститься, как внизу собралась толпа. На первый взгляд, там были сплошь оборванные, изнуренные мужчины и женщины преклонного возраста. Танцор понял, что легко одолеет всех, если придется драться.

Вперед протолкался некто мускулистый, широкоплечий. Ткнул пальцем, указывая на Келлаведа. – Что случилось?

– Поднял садок, когда пришел сюда.

Все собрание поморщилось и заморгало. Мужчина покачал лысой, сожженной на солнце головой: – Лучше отпусти его, парень. Надежды нет.

– Я буду заботиться о нем. Если вы не против.

Коренастый провел рукой по влажному лицу. – Ну, по правде, нам плевать. Мы тут тяжело трудимся, каждый должен дать долю руды. Нет выработки, нет еды. Понятно?

– Буду работать за двоих.

Мужчина фыркнул: – Нет нужды портить здоровье. Он помрет через пару дней, даю гарантию. Или очнется совсем безумным.

– Это моя проблема.

Узкие глазки еще сильнее сощурились. – Следи, чтобы так и было. Как зовут?

– Танцор. – Мужчина недоверчиво хмыкнул. – А ты?

Тот улыбнулся алчно и жестко. – Зови меня Хохолком.

Танцор глянул на лысину и тоже фыркнул. Поднял Келланведа, спросив: – Есть тут хижина или пещера для нас?

Сборище уже разошлось, все были слишком забиты и голодны, чтобы сохранять любопытство. Хохолок указал на стену, где в мягком камне были вырезаны альковы. В некоторых лежали груды тряпья, другие были закрыты полотнищами. Танцор оглянулся на подъем и, подумав "Прости, Угрюмая", начал выбирать пещерку.

***

Картерон, Угрюмая. Арко и Прощай стояли в ряд на пирсе, изучая «Закрученный». Вблизи Картерон был еще сильнее испуган жалким состоянием корабля. Все борта ниже ватерлинии были сплошь облеплены ракушками.

– Поглядите, – воскликнул Арко. – Вот доказательство, что дерьмо не тонет.

– Не так и плохо, – возразила Прощай.

– Почему?

– Не утонул.

Угрюмая глянула на Картерона; он заметил, что она тщательно скрывает реакцию. – Ты главный. Пусть его вытащат и почистят.

Картерон потер шею, почти зажмурив глаза от громадности предстоящих дел. – Придется заменить гнилые доски, проконопатить, просмолить изнутри, перебрать палубу, заменить все паруса... а где взять монету на такие работы?

– Выжмем из новых владений.

«Придется попотеть», подумал Картерон. – Это будет нелегко.

– Мне все равно. Вот наш билет с убогого острова. Почини его.

– Ладно... присмотрю, чтобы его вытащили.

Женщина обернулась к его брату. – Арко, ты с Прощай будете охранять его днем и ночью. Не хочу чужого вмешательства.

Арко хмуро согласился: – Да уж. Постараются поджечь, это вернее Бездны.

– Следи, чтобы у них не получилось. – Угрюмая отошла, Картерон за ней. Предполагался приватный разговор.

– Хоть слово от наших нанимателей?

Она застыла. – Нет.

– Есть идея, когда они вернутся?

– Нет. – Она помялась, поджимая тонкие губы. Наконец выдала, вздыхая: – Могут вообще не вернуться.

Картерон поднял брови. – Неужели? Что же они творят, ради всего святого?

– Судя по былому? Или кого-то убивают, или что-то крадут.

Картерон прокашлялся. – Ага, вижу. А что нам делать?

– Продолжаем, не обращая на них внимания.

Он снова потер шею. – Ну ладно. Но как узнать, стоит ли...

– Не важно, – оборвала она. – Просто делай что велено.

Угрюмая ушла. Картерон смотрел вслед, медленно покачивая головой. Любой другой на ее месте ощутил бы лишь облегчение, избавившись от придворной чинности... но, увы, ей по-прежнему было трудно. Моряк вернулся к брату. Тот все еще осматривал судно, схватившись рукой за подбородок.

– Не хочу, чтобы меня видели на палубе этого корыта, – наконец выкрикнул он.

– Надень шляпу, – посоветовала Прощай.

– Чтобы его вытащить, нужна не одна лошадь, – сказал Картерон нейтральным тоном.

– На острове нет лошадей, – буркнул Арко.

– Значит, мулов. Или ослов.

– Этих тут полно.

Прощай подавилась смехом и прыгнула, разворачиваясь, вынимая меч. Глаза были устремлены к грудам грузов за спинами мужчин.

Арко и Картерон тревожно зашевелились. – Что такое? – спросил Арко.

– Кажется, я что-то слышала... – Женщина шагнула к рядам бочек, перевязанных веревками тюков с провизией, сизалевых корзин. – Здесь! – завопила она, пиная бочонок.

Волосатая тварь порскнула, заставив Прощай взвизгнуть. Арко присел, бранясь; Картерон отскочил. Тварь прыгнула с причала и мигом оказалась на борту.

– Что это было? – пропыхтела Прощай, хватаясь за горло.

– Без понятия, – сказал Арко, смотря на нее. – Ты что, визжала?

– Заткнись! Это от удивления, понял?

Картерон потер подбородок. – Кажется, я замечал зверя в конторе нашего нанимателя.

Глаза Прощай расширились. – Что, он вроде фамильяра? Какого-то демона?

– Может быть.

Женщина схватила висевший на шее амулет и прижала ко лбу, защищаясь от всяческого зла и невезения.

Арко лишь фыркнул. – Похоже, хозяин послал его пометить имущество.

Разумно, решил Картерон. – Будем поддерживать байку, будто корабль одержим духами. Поможет держать в стороне незваных гостей.

– Оно так и есть, – сказала Прощай.

Картерон яростно потер подбородок. – Говорю тебе....

Прощай качала головой, рука то дело сжимала потертую рукоять меча. – Не начинай. Корабль проклят. Ясно как день.

Он поднял руки. – Чудесно. Сдаюсь. Мне все равно.

– А мне не все равно, – чуть слышно буркнула Прощай. Арко согласно кивнул.

Картерон махнул на них. – Идем. Нужно найти еще ослов, кроме вас двоих.

***

Остров Семи Руин, что около арки полуострова на южном окончании Генабакиса, не имел постоянных поселений в точном смысле этого слова. Единственный городок, скорее скопище лачуг и хижин, притулился на вершине утеса, ниже виднелись разрезавшие глубоководную гавань пирсы – подлинная причина останавливаться у Семи Руин.

Лишь один остров мог бы соперничать с Руинами зловещей славой населенного призраками.

Ларс Индрифт сидел в заведении "Полные Паруса", когда появился чужак. Услышал его еще на улице: пришелец звучал не как обычные жители и гости острова. Ноги ступали неспешно, тяжело и уверенно – отнюдь не шаги побитого жизнью пьяницы и неудачника вроде самого Ларса.

Нет, гость шагал по дощатому настилу с явной убежденностью в собственном величии. Когда он вошел, все подняли головы: и Ларс, и сиделец Фунел, и семеро с трех корсарских кораблей, коим случилось пристать для починки и пополнения запасов. И, конечно, суетливый убийца, недомерок Козырь.

Незнакомец – для Семи Руин уже великая небывальщина – оказался стариком, лицо бороздили морщины и шрамы. Волосы и борода отросли, стали серыми как железо. Даже глаза отблескивали бледно-оловянным светом. Однако самым поразительным был его наряд: из какой затхлой могилы этот тип достал столь древние доспехи? Плотная кольчуга была такой длинной, что оборванные края волочились по полу; сапоги укреплялись железными носками, на жилистых руках были кожаные краги.

Отличным дополнением к костюму служил нелепо огромный железный клинок у бедра.

Все уставились на пришельца.

Откуда он вообще взялся? Ни один корабль – не считая трех корсарских – не причаливал у острова.

Гость обвел взором всех в зале, поглядел на Фунела и жестом показал, что хочет пить. Фунел заморгал, опомнившись, и притащил каменную кружку с элем. Лицо гостя почти лишилось примерзшей гримасы недовольства, когда он осушил кружку. Лязгая ржавой кольчугой и стуча подкованными подошвами, он подошел к главному столу. Сидевшие с любопытством смотрели на чужака снизу вверх.

– Мне надобен транспорт с вашего острова, – сказал он с необычным, грубым акцентом.

Корсары озадаченно переглянулись. Один прокашлялся, сел прямее. – Мы тебе не паромщики, старикан.

– Я заплачу.

Губы корсара искривились. – А я говорю, мы не наймиты.

Пришелец порылся в поясе и вынул кошелек, перевернул над столом. Сверкающим каскадом яркие рубины, изумруды и сапфиры запрыгали и зазвякали на столешнице. Сокровище, которого Ларс в жизни не видел и не надеялся увидеть. Вся пивнушка застыла, раззявив рты, прикипев к скамьям не хуже галерных рабов.

– Всё это тому кораблю, что меня возьмет, – сказал мужчина.

Торет с "Блестящего Копья" угрюмо скользнул взглядом по Милке с "Налетчика"; та схватилась за роговую рукоять ножа у пояса.

Шов с "Бури" внезапно протянул руку, пытаясь разом загрести все камушки. Мутный с "Налетчика" вонзил ему нож в ладонь, пришпилив к столу. Милка ударила Торета, но тот блокировал выпад и сдавил ей горло. Шов вырвал нож из руки и метнул в Мутного, но тот отстранился столь резко, что упал затылком вниз. Смердяк с "Блестящего Копья" пнул его в висок.

Тем временем Козырь, повсюду разыскиваемый убийца, наконец сообразил, что чужак греховно богат – и прыгнул ему на спину, проводя ножом по глотке. Однако чужак выказал недюжинную ловкость и силу, перехватив руку Козыря и бросив через весь зал.

Стол перевернулся, камешки полетели сияющим дождем; корсары сцепились в кучу, молотя кулаками и полосуя ножами. Фунел, справедливо осудивший гостя за беспорядок – или, подобно Козырю, решивший, что тот слишком богат – вынул из-под стойки самострел и пустил болт. Отскочивший от плотной кольчуги.

Чужак крякнул, отступив на полшага, потом подскочил к Фунелу, схватил за голову и ударил лицом по стойке. Фунел опустился вниз, оставляя яркий кровавый след.

Козырь где-то успел раздобыть меч, кривой, с серповидно расширенным концом – иные назвали бы эту штуку фальшионом – и с воплем ринулся на чужака. Он не любил суетиться понапрасну.

Гость взялся за комически большой двуручник и легко сумел отразить бешеные замахи и выпады Козыря. Ларс поразился тому, насколько мастерски орудует старик этим гигантским куском железа; возможно, длина рукояти давала ему необходимый рычаг силы.

Двое корсаров, Милка с "Налетчика" и Тампур с "Бури", кружили по залу. И мужчина, и женщина истекали кровью из множества мелких ран, тяжело и наружно пыхтели.

Чужак взмахнул мечом так мощно, что смел фальшион Козыря, и сам сделал выпад. Древнее оружие сразу нашло цель, добрая треть железяки торчала в груди убийцы, высунувшись из спины. Коротышка упал на колени. Старик поставил ногу ему на грудь и надавил, снимая с клинка.

Тампур зажимал рукой шею, алая кровь текла между пальцев, по предплечью, капала с локтя. Он двигался все медленнее, дыхание походило на хрип. Милка давила его, перекидывая нож из руки в руку, загоняя в угол. Оказавшись в ловушке, у стены, он забулькал: – Чтоб тебя! – и присел. Милка блокировала вялый выпад и вогнала острие в грудь. Пират упал, она нагнулась над ним...

Ларс встал за спиной Милки и обеими руками ударил в спину длинным ножом. Женщина повалилась на Тампура.

Чужак очищал свой клинок одеждой Козыря. Ларс упал на карачки, начал собирать драгоценности. Раненые корсары тянулись к нему, прося помощи – он лишь отбивал немощные руки.

– На каком корыте служишь, моряк? – спросил незнакомец.

Ларс торопливо размышлял. – Сейчас ни на каком, милорд. Но готов посредничать с любым капитаном, чтобы купить вам проезд. Какое судно желаете?

– Самое достойное.

Ларс перевернул Торета, вынимая камешки из-под спины. Мужчина схватился было окровавленными пальцами, но Ларс оттолкнул его. – Ага. Назову "Бурю", милорд.

– Отлично. Обеспечь мне проезд.

– Уже спешу.

Подкованные сапоги страшного типа загремели по полу. Ларс обежал стойку бара, перешагнув умирающего Фунела, и схватил денежный ящик. – Иду, милорд! – крикнул он уходящему воину. Догнал чужака и указал вперед. – Сюда.

– Путь мне ведом. – Казалось, чужак забавляется происходящим.

Как ни странно, заметил на бегу Ларс, следы незнакомца вели не от пристани. Нет, он явно спустился с высот острова. Очень странно. Там не было ничего, кроме развалин, давших острову имя. Там, согласно легендам, была столица и пустая гробница древнего воеводы, столетия назад наводившего ужас на весь юг Генабакиса. Остров был его твердыней, яростные катаклизмы войн породили все овеянные славой воинские ордена Элингарта.

Далеко внизу, за извивавшейся меж скал тропой лежали три корсарских корабля, нежась в синих водах природной гавани.

– А куда вы направляетесь, великий вождь? – спросил Ларс, безостановочно думая о чудесном богатстве, покоившемся под рубахой и нежно гревшем живот. – В Элингарт? Даруджистан?

Мужчина поднял к небу тощий, острый как нож подбородок и еще пуще нахмурился. Железно-серые усы и длинная неопрятная борода колыхнулись. – На запад, – решил он, глядя в названном направлении. – Что-то происходит на западе.

Ларс припрыгивал у него за спиной. – Ах да, милорд. А как ваше имя?

Чужак оглянулся и встал. Ларсу стало очень не по себе от зловещего неотрывного взгляда мертвых глаз. Наконец чужак выронил: – Мое имя Каллор. Оно тебе что-то говорит?

Ларс покачал головой. – Нет, милорд. А должно?

Мужчина неспешно отвернулся и продолжил схождение по каменистой тропке. Вскоре Ларс услышал, как он бормочет себе под нос: – Время, вот кто самый безжалостный разрушитель.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 8

Танцора разбудил лязг молота о железный гонг, местный сигнал тревоги. Он открыл глаза и остался лежать под резким солнечным светом, уже утомленный, с ломотой во всех костях; впрочем, рано или поздно ему придется выйти в зной, заставляющий рубашку приклеиваться к телу.

Ассасин свесил ноги с каменной полки и проверил Келланведа.

Маг то ли спал, то ли лежал в коме, понять было трудно. Уже несколько дней конечности его не шевелились, хотя грудь вздымалась и опадала – едва заметно, как у птички. Танцор напоминал себе, что это молодой человек его возраста, хотя думать так было невозможно. Маг даже в беспамятстве сохранял иллюзию почтенного возраста. Все в шахте считали его ветхим старцем и ждали, когда он умрет; один Танцор втайне надеялся на силы юности, которые смогут вытащить друга.

Взяв из ниши горлянку с водой, он вытащил пробку и осторожно влил несколько капель драгоценной влаги в губы приятеля. Жидкость исчезла. Хотя был ли в ней толк? Ему не давали дополнительного питания на мага, ведь тот не работал. Затем он спрятал воду и отдернул драный полог. Нарастающая дневная жара едва не повалила его на колени, пришлось ухватиться за изрубленную каменную стену. Танцор оглянулся на бесчувственного партнера. Сколько еще получится удержать его в живых?

Но... если бы роли их изменились, сколь долгого упорства ожидал бы он от Келланведа?

Столь долгого, сколько выдержит сердце человека. Пусть Келланвед способен доводить до бешенства, он, как ни удивительно, оказался лучшим другом из тех, что у него были. А может, и единственным, если не считать Уллару.

И не ему суждено стать тем, кто предаст партнерство. Если хорошенько подумать, здесь имеется и личный интерес. Если малыш-маг реально способен хотя бы на половину штук, которые ему грезятся... да, вложения будут выгодными.

Крепясь, он вышел, чтобы прожить очередной день. По утрам открытая яма Черепной Чаши была почти все в тени, что не спасало узников от жара окрестной пустыни. Танцор пошел к укрепленной постройке, в которой обитала стража, чтобы получить тонкую полоску меди, как бы счет за прошлый день. Нет счета, нет завтрака.

Уже выстроилась очередь. Танцор изучал товарищей по несчастью. Почти все жители Семиградья: тощие, не очень рослые, с темными волосами, кожа сохраняет золотистый оттенок даже под безжалостным местным солнцем. Похоже, по большей части это мелкие преступники с примесью сосланных магов и жрецов-раскольников. Есть тут и политики, и горстка простых, занесенных на остров чужаков.

Впереди стояла старушка с космами пыльных волос. Он спросил, повинуясь импульсу: – Что вы сделали, чтобы заслужить такое?

Она оглянулась, удивленная, что с ней говорят. Ощерилась. – Ничего! Вся вина на Яфе! Я должна была занять трон Фалах"да! Мои толкования Семи Святынь ничем не хуже их собственных! – Тут она подчеркнуто отвернулась, возможно, не заинтересованная вести беседы с иноверцем.

У решетки он взял просунутую полоску и направился к кухонным шатрам. Пустынное солнце как ломом ударило по голове и плечам, пока он пересекал открытое пространство. Пот уже тек по спине. В этой части ямы построили закутки для кур и овец. Дальше шли орошаемые по ночам огороды – уход за ними служил самой милосердной работой для совсем ослабевших. Седобородые старцы опирались на заступы и вилы, следя за ним усталыми взорами, ибо он был отнюдь не типичным гостем сей юдоли: в три, а то и в пять раз моложе других.

Здесь, у северной стены блестел бирюзой бассейн, но даже высохшие от жажды люди, даже животные не касались воды. Она лежала, ненатурально гладкая и недвижимая, маня наполнить горящие глотки и ссохшиеся желудки... но была она непригодной для питья. Зловещая синева выдавала истинный характер бассейна – губительную щелочь.

В кухне он получил миску, половник каши и совсем высохший хлеб. Иногда тут давали вареное мясо черепахи или рыбу, но ходили слухи, что черепахи почти уже повывелись.

Он поел, скорчившись в скудном клочке тени, затем встал, чтобы влиться в строй и найти пару на день. Оказавшись около стражников, получил в руки молот с длинной ручкой. Плечи опустились: снова забой. Этот проклятый труд его убивал.

– Прости, приятель, – прогудел мрачный голос. Он оглянулся, увидев приземистого некрасивого мага, Хохолка. Пот уже обильно оросил медного оттенка, лысую как булыжник голову.

Стражник сунул Хохолку бронзовое кайло и велел идти дальше. Хохолок вел напарника в лабиринт тоннелей. Чуть отойдя от стражи, замедлил шаги и сказал: – Нет перемен в состоянии твоего друга?

– Нет.

Хохолок понимающе хмыкнул. Они шагали по узким переходам, пока не уткнулись в тупик. Здесь маг начал лупить кайлом по стене, а Танцор горбился, дробя упавшие камни – штрек был для него слишком низким, чтобы махать молотом через плечо.

Между звучными, оглушающими ударами Хохолок сказал: – Знаешь ведь, он не поправится.

Танцор, сжав зубы от натуги, проскрипел: – Посмотрим.

– Дело в пыли. Его разум или дух – иные назвали бы это Ка – распался. Потерялся. Бродит ныне по Садкам как призрак.

– Как она действует?

– Пыль?

– Да.

– Ну, никто не знает в точности. Она подавляет магию. Высасывает.

Костлявый седовласый старик, который клал камни в корзину, выпрямился и подошел ближе. – Подумай о воде, – начал он.

Танцор пошевелил молот, подумал о сухом горле. – Лучше не надо.

Старик снисходительно улыбнулся: – Вода течет свободно, да? Но, замерзая, держит форму. Понятно? Кое-кто думает, что руда замораживает магию. Или металл. Расплавленный, он течет. Потом застывает. Отатарал охлаждает магию.

– Спасибо за лекцию, Эфен, – закатил глаза Хохолок.

Эфен лишь воздел седую бровь. – Уверяю, здесь бескрайнее поле для исследований.

Хохолок махнул ему рукой. – Ну, не имею ни малейшего сомнения.

Старик поднял корзину и удалился. Хохолок презрительно бросил вслед: – Ученые!

Танцор взялся за молот. Сделав несколько ударов, спросил: – Что же это за место?

Коренастый маг пожал плечами: – Доходное. В частных руках.

– Не тюрьма?

Маг смерил его взглядом. – Не совсем. Фаларийские пираты, что здесь заправляют, берут деньги за то, чтобы кое-кого убрать с глаз.

– Вроде ученых и нарушителей спокойствия?

Улыбка мага была широкой, как у лягушки. – Ага. Вроде того. Чтобы забрать меня, понадобились двое фалах"дов и один поборник Святого Города. Только в таком месте можно спрятать людей вроде меня.

– Магов. Тюрьма для магов.

– И политиков, и воров. Но не для хитрых уток вроде тебя.

Танцор снова принялся измельчать породу. – Вроде меня?

Хохолок оскалился, показав гнилые зубы. – Я за тобой присматривал. Это место тебя не удержит. Не по тебе создано. Полагаю, дружок твой долго не протянет... и тогда ты сделаешь ноги.

– Да ну?

– И заберешь меня с собой.

– С чего бы?

– Ты же хочешь выбраться с острова, а? – Маг огляделся, убеждаясь, что они в одиночестве. – Я знаю, где спрятаны лодки.

Танцор разочарованно потряс головой. – Здесь нет своих лодок. Лодки снабжения привозят еду и воду, увозят руду. И всё.

– Так говорит стража. Но я тут уже давно и кое-что слышал.

Танцор вернулся к измельчению камней. – Например? – спросил он между ударами.

– Острова вообще-то принадлежат вольным племенам. Прямо сейчас их требуют вернуть досийцы. Если какой-то из фалах"дов сцепится с Досин Пали, здесь все наизнанку вывернут. Вот почему стражники припрятали лодки.

– Ладно. Но почему ты не ушел?

– Не получается. Не умею лазать по стенам, не слажу и с одним стражником. Но ты... – он улыбнулся лягушачьим ртом и подмигнул, – в тебе есть нечто особенное. Я точно знаю.

Танцор молчал. Продолжал молотить камни, хотя ладони уже пылали огнем. – Я не уйду без партнера.

Хохолок весело кивнул. – Буду ждать. Уже недолго осталось.

Остаток дня Танцор трудился в молчании. Когда вечерний звон возвестил перемену, он вернулся наверх, сдал инструмент и получил новый жетон – на ужин.

Ел он в своей нише. Плечи и руки содрогались, их едва можно было поднять ко рту. Масло с каши он сохранил для Келланведа, протолкнул в губы, не ведая, глотает парень или нет. В сумраке ему казалось, что тело мага стало полупрозрачным, будто образ или тень плоти. Прищурившись, он протянул руку и ощутил грубую ткань рубахи. Покачал головой, шлепнувшись на приступок, дабы обрести беспамятный сон голодных и переутомленных.

Пробудил его стук кулака по камню. Танцор поднял голову. – А?

– Привет. Это я, Эфен. Могу войти?

Танцор спустил ноги. Было темно, пустыня за ночь промерзла; он туго натянул на плечи единственное одеяло. – Входи.

Полог откинулся, вошел тот дряхлый старик. – Прости за вторжение. Удивишься, если я попрошу дозволения осмотреть твоего друга?

Танцор не видел препятствий. – Давай. Но ты знаешь, на что смотреть?

– Поистине да. Я из таноанцев. Странник Духа. Тебе это о чем-либо говорит?

Танцор пожал плечами. – Нет.

Сухая улыбка тронула губы старца. – Спасибо. Ты лекарство от тщеславия. И правильно. Вам всем нет причин помнить имя Танно и понимать, что оно означает.

Он поглядел на Келланведа; Танцор заметил, как переменилось выражение лица – брови взлетели от удивления, старик отпрянул и поднял руку, словно защищаясь. В желтушных воспаленных глазах Танцор читал восторг. – Прошу, скажи... каковы были обстоятельства вашего, гмм... явления здесь?

Танцор рассказал.

Эфен кивнул. – Так. А его садок – Рашан, правильно понимаю?

– Нет. Меанас.

Таноанец был искренне поражен, не сразу обретя дар речи. – Разбитое Королевство. Весьма необычно. Итак, он провел тебя сквозь Тень.

Танцор подумал и покачал головой: – Не совсем. Мы прошли через врата Тени в...

Странник Духа что-то прошипел и сел на уступ ниши. – Третье Королевство? Опиши же его!

Танцор пожал плечами. – Там было темно и безжизненно. Поля пепла – как будто там пронесся огненный шторм, испепелив всё и вся.

Старец прижал ладонь ко лбу. – Стонущие Равнины? – удивленно пробормотал он, взирая на Келланведа. – Итак... дух его растянулся над тремя мирами: нашим, Тенью и так называемым Шрамом. Потом был взят Отатараловой пустыней... – Эфен сел прямее, сверкая глазами. – У нас, таноанцев, есть один ритуал... смертельное испытание. Если ты решишься рискнуть своей сутью, своим разумом, ты идешь в Пустыню и поешь – призываешь наши версии Садков – и принимаешь преображающие силы. Это почти самоубийство. Но немногие, что возвращались... возвращались измененными. Способными на небывалое... – Он отвел глаза, склоняя голову над Келланведом. – Знаешь, это корень нашей силы. Странствие духа. Говорят, погружение в Меанас сводит с ума. Если твой друг успел закалить рассудок против причуд Садка, тогда, может быть... удар отатарала... вдруг есть шанс... – Он воздел руки.

– Ясно. Благодарю тебя.

Старец встал, кряхтя. У порога обернулся: – Не бросай его. Даже если сочтешь мертвым. Шанс еще есть.

Танцор кивнул. Сел, вытянув ноги, будто готовясь к долгому ожиданию. – Увидим.

***

Хорст Грифелл из Ринса, что в Итко Кане, вожатый каравана и купец, пребывал в нехарактерно приподнятом настроении. На его глазах обретало форму скопление фургонов и телег, по традиции собравшееся в полях южнее стен Хенга.

Город вновь открылся для торговли, и товары западных земель, ремесленные изделия Квона и Тали стекались на рынки. Превосходное положение для деловых людей. Южане буквально стенали, требуя талианских кож и филигранных серебряных украшений, квонских спиртных напитков. Если все части сойдутся в нужное время в нужном месте, именно его большой караван первым привезет Итко Кану все названные, ох как необходимые товары.

И не только это радовало его. Были основания не беспокоиться о безопасности месячного путешествия, несмотря на слухи о бандах мародеров – бывших солдат побитой и рассеянной армии покойного Чулалорна, о почуявших поживу разбойниках Даль Хона. Он заручился службой самой уважаемой женщины из числа караванной охраны, победительницы бойцовских турниров. Да, характер у нее странный, все согласны, но зато репутация безупречна.

Итак, он почти посмеивался, обходя границы сборного поля, приветствуя старых знакомых и отвечая на вопросы сыновей, определявших, кто за кем едет, рассчитывавших плату и так далее и тому подобное. Бывалые люди, не раз пересекавшие с ним земли Кана с юга на север и обратно, удивлялись, видя Хорста приветливого и почти беззаботного, надеясь, что он не успел пристраститься к ржавому листу или д"байангу.

Почти на закате младший сын подошел и доложил, что к каравану желает присоединиться последний фургон.

Хорст махнул рукой, прогоняя его. – Мы слишком разжирели. Потому и выходим так рано.

– Этот тип настойчив. И выглядит опытным мечником.

Хорст покачал головой. – У меня хватает стражи. Здесь не дом призрения для безработных солдат.

Севелл поднял руки. – Ну... он говорит, что все равно поедет следом...

Хорст прервал обход, повернулся к сыну, упершись кулаками в бока. Горячий темперамент вызвал бурление в животе. – Ради любви... – Но тут он передумал. Уже пришлось отказать трем семьям с детьми, надеявшимся уехать на юг под защитой каравана: среди них он увидел людей слишком бледных, потных – с явными признаками лихорадки. Заразы.

Да, гостей поместят в карантин перед въездом в Кан, но нет смысла лукавить: зачумленные могут оказаться в караване еще до отбытия. Он-то с сыновьями в безопасности – на шеях ладанки с водой, благословленной в храме Полиэли – но твердая рука может понадобиться любой из повозок. Хорст вздохнул. – Ладно. Пойдем поглядим.

То был слишком широкий, безвкусно-яркий, красно-золотой фургон с двумя лошадьми – обе выглядели сильными и ухоженными, что уже внушало оптимизм.

Рядом стоял единственный путник – юноша в длинной рубахе, густые черные волосы рассыпались по плечам, у пояса длинный меч. И он был дальхонезцем, по крайней мер наполовину. Оптимизм Хорста угас: он привык видеть дальхонезцев исключительно размахивающих кривыми клинками. Купец сложил руки на груди, озирая юнца с ног до головы.

– Хочешь с нами?

Юноша чуть склонил голову. – Точно так.

Хорст показал на пеструю повозку. – Это что такое? Самый маленький бордель континента?

– Это моя бабка. Хотела в паломничество, но возраст берет свое. Последняя ее воля – лечь рядом с предками в Малазе.

Хорст хмыкнул: он повидал немало таких бабушек и тетушек на путях паломников. Палец нацелился на север: – Почему не сесть на баржу? Будет куда быстрее.

Парень покачал головой. – Она страшится воды.

Хорст наморщил лоб:– Э... боюсь, что несу нерадостные вести, но Малаз – это остров.

Чуть поднялись и опустились плечи, на зависть широкие и мускулистые. – Тут может оказаться полезным фляжка вина.

– Ответ на любые проблемы, – пробормотал Хорст. И кивнул. – Отлично. Но даже если ты умеешь драться, придется оплатить защиту. Понял?

– Я согласен.

– И последнее слово за начальницей охраны. – Он обернулся к Севеллу. – Зови Косу.

Сын убежал исполнять приказание.

Пришлось подождать. Когда Коса подошла, Хорсту не пришлось оглядываться – он все понял по удивлению и напряжению новичка. Лишь ощутив, что она встала рядом, окинул стройную женщину взором, с ног до тугой каштановой косы на голове и, конечно, до странной причудливой маски, облекавшей верхнюю половину лица.

Скрытые за маской глаза устремились к юноше. Хорст указал на него: – Этот парень желает влить свою повозку в наш строй. Вы требовали согласования любых перемен. Что скажете?

Она подошла к новичку, который, надо отдать ему должное, не выказал ни насмешки, ни страха перед чудаковатой женщиной. Скорее Хорст ощутил тревогу, когда Коса почти надавила грудью на паренька. Еще никто не смог столь долго выдерживать пристального внимания чужестранки, даже сам купец, ее наниматель.

Да и странно было, насколько они оказались похожими: и он и она в длинных, скромного фасона рубахах и брюках, жилистые и тощие, на поясах простые утилитарные клинки – у него один, у нее парные.

После напряженного молчания Коса отвернулась, не опустив глаз, и вернулась к Хорсту. Прошла мимо, чуть заметно кивнув. Хорст ощутил, как сипло выдыхает, хотя сам не знал, что затаивал дыхание. Он хлопнул в ладони, согреваясь. – Замечательно. Выходим утром. Имя?