Текст книги "Маска майя"

Автор книги: Хуан Марторель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Последние фразы директор выпалил на одном дыхании. В конце он перевел дух и посмотрел на Николь.

Девушка тоже молчала. Она даже приблизительно не могла представить себе ничего подобного и принялась подыскивать разные предлоги, чтобы сказать «нет».

– С вашей телевизионной программой у вас не возникнет проблем. – Лазерр заговорил прежде, чем она успела открыть рот. – Наоборот, они в восторге, поскольку именно они будут передавать ваши выступления. С Полем Жакэ, директором вашего департамента, я уже побеседовал, и он тоже не против. О продолжительности вашего пребывания в Мексике нам предстоит договориться, как и о сумме, которую наши спонсоры готовы заплатить вам. Желаете узнать сколько?

Николь хотелось сказать многое, но не получалось ничего. В конце концов она утвердительно кивнула головой.

– Сорок тысяч франков, чтобы вы согласились, и шесть тысяч за каждую неделю, которую вы проведете в составе экспедиции. Разумеется, оплачиваются все расходы. Кроме того, вы будете продолжать получать свою зарплату, это понятно, и вы также не потеряете того, что вам платят на телевидении.

– Нет… дело не в деньгах, доктор Лазерр. Просто не знаю, что вам ответить. Поймите, я никогда не ожидала ничего подобного, и мне нужно время, чтобы переварить это.

– Понятно, понятно… Но чтобы подбодрить вас, я покажу вам фотографии, на которых запечатлены иероглифы в целом. Уверен, вы согласитесь со мной, что они выполнены превосходно. У меня есть также несколько снимков места, где они были обнаружены… Храма, затерянного в сельве.

Директор достал несколько фотографий из центрального ящика стола и протянул их Николь. Они были большие, яркие, великолепного качества. Рассматривая их, Николь ощутила то же, что она чувствовала в детстве, глядя на снимок Говарда Картера, [8]8
  Говард Картер – выдающийся английский археолог и египтолог, раскопавший гробницу Тутанхамона. ( Примеч. пер.)


[Закрыть]проникающего в гробницу Тутанхамона. Тогда она приняла решение посвятить свою жизнь археологии. Она снова почувствовала, что словно бы совершает путешествие во времени, созерцая фотографии храма майя, похороненного на протяжении веков в джунглях. Николь почудилось, что ее кожи касается влажный воздух этого места, а ее уши, казалось, различают шорох тропической сельвы.

Когда она, сделав над собой усилие, подняла глаза, то обнаружила перед собой улыбающееся лицо доктора Лазерра, чьи глаза весело сияли. «Черт, – подумала Николь, – этот человек знает, как дела делаются».

– Не стану отрицать, что ваше предложение… – произнесла она неуверенным голосом, – ужасно привлекательное. Я дам вам ответ очень скоро.

– Да, прошу вас, доктор. Подумайте, мы не можем откладывать решение. Мы должны воспрепятствовать любым попыткам затянуть его. Если вы мне ответите, скажем, завтра, экспедиция отправится к месту назначения через неделю или чуть позже.

– Так скоро! – Николь снова почувствовала легкое головокружение. В ее голове одна за другой быстро промелькнули образы, относящиеся к ее текущей работе, а затем возник Жан, ее будущий муж. До свадьбы оставалось всего ничего, а им предстояло еще многое сделать!

Ее взгляд упал на фотографию, лежащую на столе поверх остальных. Маленький храм был едва виден среди гигантской растительности, окружавшей его, хотя можно было ясно различить дверной порог в центре фасада, указывающий на место входа в это сооружение.

Дверь на фотографии выглядела темной, словно находилась в тени, что сильно контрастировало с яркими цветами снимка. Но Николь почувствовала ее зов: так черный провал колодца притягивает нас в снах. Она ощутила привкус тайны, скрытой за ней, и приключений, которые она обещала. Однако прежде всего она смогла ощутить присутствие тех, кто много веков назад напряженно трудился над этой маленькой постройкой на благо давно исчезнувшей культуры.

И Николь поняла, что дверь в тени была входом в загадку, пришедшую из других времен, которую ей надо было попытаться разгадать.

Взгляд девушки снова встретился со взглядом директора. Тот продолжал улыбаться, удобно устроившись в своем кресле, приняв позу человека, знающего, что выиграл игру.

– И есть кое-что еще, уважаемая доктор. Ги Лаланд открыл мне, с определенными оговорками, что иероглифы могут указывать на нечто спрятанное и, возможно, представляющее археологическую ценность, но я не думаю, что речь идет только о сокровищах. Он считает, что майя придавали тайнику чрезвычайное значение, хотя и другого рода, скорее духовного. Он дает понять, что, согласно этим надписям, существует нечто, обладающее огромной властью. – Доктор Лазерр пожал плечами. – Предмет, который достался людям от богов, согласно первому приблизительному переводу. Мне, однако, представляется, что, как и все, касающееся власти, он может оказаться потенциально опасным.

3

Город майя Караколь, 610 год н. э.

Шел третий день вайеб, [9]9
  Вайеб, или девятнадцатый месяц календаря майя хааб, состоял всего лишь из пяти дней, завершающих год, который, включая остальные восемнадцать месяцев по двадцать дней каждый, насчитывал, таким образом, 365 дней.


[Закрыть]и ничто не должно было нарушать спокойствия в городах майя. Те пять дней, из которых состоял последний месяц года, назывались «спящими», и всякого рода деятельность следовало свести к минимуму, поскольку это были дни дурного предзнаменования: не стоило привлекать внимание богов и провоцировать их гнев. Посевные и уборочные работы прерывались, как и любой ручной труд; старались даже лишний раз не разводить огонь. Мало кто рождался в вайеб, а те, кому выпало несчастье появиться на свет в это время, считались носителями проклятия, которое будет сопровождать их в течение всей оставшейся жизни.

Поэтому человек, сидевший у двери своего дома и размышлявший с закрытыми глазами, удивленно поднял голову, когда услышал шум. Гул голосов усиливался, приближаясь к тому месту, где он находился. Вскоре он уже видел многочисленную группу людей, явно возбужденных, направлявшихся к его дому.

Человек поднялся, и тогда стало видно, как он высок, намного выше всех остальных людей его города. Ему было примерно тридцать пять лет, его блестящие черные волосы частично закрывали плечи, а в его темных проницательных глазах отражалась уверенность человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись.

Его звали Белый Нетопырь, [10]10
  Белый нетопырь – cak mcoo’mcна языке майя. Апостроф в словах майя указывает на то, что при произношении в этом месте нужно делать паузу.


[Закрыть]он был халач виник, верховный жрец города Караколя.

Он смотрел на приближающихся людей весьма неодобрительно. Однако, хоть они еще находились далеко, он подсчитал, что их было около сорока человек, и вскоре увидел, как другие горожане, встревоженные шумом, начали выходить из своих домов и присоединяться к шествию. Он перестал хмуриться, поняв, что должна быть какая-то причина, оправдывавшая подобное поведение, и стал пристально вглядываться в тех, кто возглавлял процессию.

Один из них нес в руках нечто похожее на мешок среднего размера, а шедший рядом с ним прижимал к груди маленького ребенка.

Халач виникпонял, что эта группа искала именно его, и, скрестив руки, выпрямился перед дверью своего жилища. Шум голосов превратился почти в шепот, когда его заметили, а затем воцарилась полная тишина.

Наконец они остановились на почтительном расстоянии, в то время как два человека, возглавлявших шествие, сделали шаг вперед.

–  Халач виник, – сказал тот, кто нес ребенка, склонив голову в знак уважения, – четверо погибли сегодня на северной дороге, ведущей к Шунантуничу и Наранхо, недалеко от нашего города. Мы не опознали ни одного из них. Мы оставили их там до принятия тобой решения, поскольку их смерть произошла при странных обстоятельствах и, возможно, при вмешательстве богов. – Он кивнул в сторону своего товарища. – Возле них мы нашли этот мешок… и этого ребенка. Как видишь, он ранен и его рана продолжает кровоточить, но, я думаю, он не умрет.

Говоривший оторвал ребенка от груди и показал его мудрецу. Тот осматривал его несколько секунд, не произнося ни слова. Он прикинул, что мальчику было около двух лет, и его удивило то, что ребенок не плакал. Особое внимание привлекала та напряженность, с которой малыш смотрел ему в глаза, а также зрелость этого детского лица. В остальном он был похож на любого другого ребенка такого же возраста: с черными прямыми волосами, смуглой кожей и большими темными глазами; орлиный нос, характерный для его расы, только начинал формироваться. На правой ноге, в верхней части бедра, у малыша была татуировка, изображавшая соединенные между собой солнце с расходящимися лучами и луну, уменьшившуюся на четверть.

Шаман подошел, чтобы вблизи осмотреть рану, и снова слегка нахмурился. Не потому, что порез выглядел серьезным, хотя он был глубоким и продолжал кровоточить, а потому, что в нем он заметил нечто очень странное и в то же время знакомое. Кровь, пульсирующая в ране, была одновременно светлой и темной, как будто два разных оттенка хотели смешаться, чтобы стать одним. Пальцы мудреца прошлись, против его воли, по шраму на его собственной левой руке, и в это мгновение живые, яркие образы возникли в его памяти.

С большим усилием он оторвал взгляд от ребенка и обратился к стоящему перед ним человеку:

– Расскажи мне, что знаешь.

Пока тот описывал сцену, которую они застали, другой, державший мешок, высыпал его содержимое перед верховным жрецом. Там находилось то, что обычно брали с собой в путешествие через джунгли, а еще – кожаная сумка, которую тоже открыли. Когда то, что было внутри, рассыпалось по земле, у наблюдавших, которых становилось все больше и больше, вырвались возгласы удивления. В сумке было столько семян какао, что любой из присутствовавших мог считать себя богачом.

Даже рассказчик замолк – его удивленный взгляд был прикован к этому богатству. Наконец он заставил себя закончить – …и, халач виник, я не настолько уверен, чтобы утверждать определенно, но, кажется, женщина и один из мужчин были убиты двумя другими, а последних прикончил большой зверь, наверное, ягуар, хотя мы не обнаружили его следов.

Жрец оценил услышанное, а затем кивнул. Он доброжелательно обратился к тем, кто возглавлял группу:

– Несмотря на характер этих дней, вы сделали то, что полагается. Я оповещу королевского распорядителя, чтобы он занялся трупами и расследованием. Вы можете сопроводить его. – На губах жреца появилась улыбка. – Я должен поблагодарить вас. Что касается ребенка, – жрец стал снова искать мальчика глазами, – он ранен, и его нужно лечить. Оставьте его мне, я позабочусь о нем.

4

Город майя Караколь, 626 год н. э.

Белый Нетопырь наблюдал за четырьмя молодыми людьми, работавшими в открытом дворе на свежем воздухе. Отсутствие крыши было необходимо для того, чтобы пары, исходящие из котлов, стоящих на огне, могли подниматься прямо в небо. В тот день молодые люди учились готовить отвар, успокаивающий мышечные и ревматические боли, и были полностью сосредоточены на своем занятии. Белый Нетопырь спокойно изучал их, зная, что они не обращают на него внимания; его брови слегка нахмурились, пока он думал о каждом из них.

Эти четверо были его учениками, и один из них должен был занять место верховного жреца Караколя, когда его не станет. Халач виникбыл уже близок к концу своего жизненного цикла [11]11
  Два календаря майя, астрономический, или хааб, состоявший из 365 дней, и ритуальный, или цольк’ин, включавший 260 дней, совпадали через 52 солнечных года (минимальный общий множитель для обоих чисел). Этот период времени считался циклом жизни человека.


[Закрыть]и, хотя у него не было проблем со здоровьем, знал, что немногие переживают этот возраст.

Одного из четырех звали Чальмек. Он приходился жрецу племянником, сыном его сестры Дождевой Тучи, и Белый Нетопырь смотрел на него с любовью. В нем не было ничего вызывающего: он ничем не выделялся внешне, а по характеру был спокойным и вежливым; он всегда выполнял то, о чем его просили. Его манера поведения никогда не привлекала внимания, но Чальмек всегда оставался верен своим принципам и своим близким. Шаман занимался его обучением с самого раннего возраста, лепя его характер. Он старался сделать из него то, что он хотел бы видеть в своем сыне, которого у него не было. Хотя временами он задавался вопросом: не впитал ли он сам при этом характер своего племянника, превращая его в мрачный слепок с самого себя?

«Он еще молод, – подумал жрец, – и время сделает из него того, кем он должен стать».

Рядом с ним, помешивая содержимое котла и добавляя к нему какие-то белые порошки, находился второй ученик. Его звали Черный Свет, [12]12
  Бокс Сасна языке майя.


[Закрыть]и шаман еще раз подумал, что это имя ему прекрасно подходит, как будто бы сами боги подобрали его. Его ум был блестящим и быстрым, как сияние, излучаемое богом Солнца, но в то же время он мог быть темным и замкнутым, как сверхъестественные существа, которые жили, как им заблагорассудится, в королевстве ночи.

У Черного Света были блестящие, как гагат, волосы, оливковая кожа и глубоко посаженные глаза, не выражавшие никаких эмоций. Четвертому сыну Большого Скорпиона, [13]13
  Чак Дсек (Большой Скорпион), король Наранхо с 610 года н. э.


[Закрыть]короля Наранхо, в это время исполнилось девятнадцать лет.

Он приехал в Караколь пятнадцатилетним подростком, официально – для обучения у Белого Нетопыря, чья слава перешла границы его собственного государства. Однако на самом деле он был заложником, взятым Караколем, чтобы гарантировать себе доброе расположение Наранхо. Оба королевства враждовали с незапамятных времен, но в торговых делах они нуждались друг в друге, а потому на практике применяли обычай майя обмениваться заложниками. Поэтому сын К’ана II, короля Караколя, вот уже четыре года жил при дворе Большого Скорпиона, якобы изучая астрономию у звездочетов. [14]14
  Эк’ Пульяк(Звездочет) или Ах К’иноб(Господин Дней) – обращение майя к астрономам.


[Закрыть]

Черный Свет быстро осваивал науку мудреца и мог наизусть безошибочно перечислить ингредиенты различных напитков. Однако делал он это без удовольствия, даже с тоской, как будто на самом деле полученные знания не имели для него ни малейшего значения. Халач виник видел, что он оживлялся, лишь когда речь шла о государственных делах, на придворных собраниях, где ему подобало бывать… и в присутствии Синей Цапли.

Девушка была третьей из его учеников и в этот момент шинковала какие-то корни на полочке, висящей на стене. Она стояла к нему спиной, но все равно бросались в глаза изящество ее фигуры, облеченной в некрашеную одежду, и ореол невинности, окутывавший ее.

Синяя Цапля была дочерью одной из сестер короля К’ана II, а значит, внучкой королевы Нефритовые Глаза, чей дар в искусстве магии и предсказаний все еще с почтением вспоминали в городах майя.

Белый Нетопырь провел с королевой много часов; это были моменты общности, во время которых они обменивались своими знаниями. Мудрец еще и теперь содрогался при воспоминании о том, на что была способна огромная власть Нефритовых Глаз.

Девушке едва исполнилось семнадцать лет, и шаман сознавал, что в ней скрыты те же силы, что сделали ее бабку выдающейся женщиной. Вопрос заключался только в том, чтобы узнать, когда и до какой степени они смогут развиться. Когда Нефритовые Глаза приехала в Караколь, чтобы стать королевой, ей тоже было семнадцать и ее способности еще не проявились.

Однажды, еще в раннем детстве, Синяя Цапля отправилась к своему дяде-королю и сказала ему нежным детским голоском:

– Тебе придется подметать во дворце. Завтра будет очень грязно.

Все засмеялись, и К’ан II с улыбкой поднял ее на руки. На следующий день сильнейшая буря обрушилась на город Караколь и порывы ветра, сопровождавшие ее, покрыли город и территорию дворца ковром из листьев, веток и даже мертвых птиц.

В другой раз, когда ей было двенадцать лет, Синяя Цапля погрузилась в тоску, которой, казалось, не будет конца. Она плакала три дня, и никто не мог выпытать у нее причину ее слез. Наконец, прибыли вестники с новостью, что близкая подруга девочки, дочь одного из представителей знати Караколя, внезапно умерла в городе Шунантунич. И это произошло в тот самый день и час, когда горе овладело душой Синей Цапли.

Несколько месяцев спустя сам К’ан II предстал перед шаманом, держа девочку за руку.

– Ты хорошо знал мою мать, халач виник, – обратился он к нему с подобающим почтением, – и знаешь, что боги отметили ее своим вниманием. Ее внучка, Синяя Цапля, – девочка склонила голову, услышав свое имя, – очень похожа на свою бабку, как ты уже, несомненно, заметил… и не только внешне. Ты также знаешь, что совсем недавно к нам приехал Черный Свет, – продолжал К’ан II своим зычным голосом, – сын Большого Скорпиона, короля Наранхо, чтобы учиться у тебя, пока он будет жить среди нас. Я хотел бы попросить тебя, чтобы ты принял и мою племянницу под сень своей мудрости. Возможно, наставление двоих одновременно не потребует от тебя двойных усилий – ты будешь обучать как бы одного.

Последняя фраза была скорее оправданием, до которого король мог опуститься, обращаясь с просьбой, и Белый Нетопырь поблагодарил за нее, склонив голову.

– Это будет для меня честью и удовольствием, повелитель. – Он улыбнулся девочке, которая застенчиво отвернулась от него.

С того момента прошло уже четыре года и те, кто прибыл к нему детьми, превратились в молодых людей в самом расцвете сил. Синяя Цапля была миниатюрной, как ее мать и бабка, и обладала безмятежной красотой. Волосы, разделенные пробором на две части от самого лба, обрамляли овальное лицо с тонкой и светлой кожей, а ее сердце переполняли только самые добрые чувства.

Рядом с девушкой, хотя и несколько в стороне, находился четвертый из учеников Белого Нетопыря, на которого он смотрел с любовью и гордостью, как смотрят на сына. Если с Чальмеком он заставлял себя обращаться так, как подобает внимательному отцу, то с Баламом это получилось само собой с первых дней их знакомства, случившегося почти шестнадцать лет тому назад.

Мудрец и его жена Иш Таб взяли на себя заботу о ребенке, которого доставили к ним с раной на щеке после странного инцидента, происшедшего в сельве. Они о нем ничего не знали – ни его имени, ни имени его родителей, ни откуда он появился, – но с самого первого момента между жрецом и ребенком возникла сильная взаимная симпатия. Когда Белый Нетопырь взял его на руки в тот день, теперь уже далекий, намереваясь заняться его раной, малыш обнял его за шею и приложил здоровую щеку к щеке шамана. Из раны вытекла капля крови и упала на руку мужчины. Он почувствовал внезапное тепло в том месте, где кровь коснулась его тела, как будто бы у животворящей жидкости малыша была собственная жизнь.

Его назвали Балам Кимиль, [15]15
  Балам Кимиль – Вечный Ягуар.


[Закрыть]и, поскольку мудрец никогда не позволял обсуждать свои действия, ни у кого не возникло сомнения в его праве оставить ребенка у себя.

Семена какао, попавшие в Караколь вместе с ребенком, были отданы Человеку с Высоким Жезлом, [16]16
  Гражданское лицо, исполнявшее обязанности мэра в городах майя. Он размечал и распределял земледельческие участки среди семей, выступал как судья в спорах и устанавливал порядок церемоний. Символом его власти был длинный жезл с верхушкой в виде головы змеи, увитый лентами, концы которых горожане брали в руки и целовали, когда он проходил мимо.


[Закрыть]который хранил их, ожидая, что за ними кто-то придет. Через некоторое время Балама объявили полноправным хозяином семян и отдали ему их. Таким образом мальчик стал богатым человеком.

Хотя ему, по всей видимости, еще не минуло восемнадцати лет и он мог еще вырасти, Балам уже сейчас был выше ростом большинства жителей города. В этом он походил на своего приемного отца, и, как и у того, в его поведении и манере держать себя было нечто, казавшееся окружающим грубым и отталкивающим. У него был высокий лоб и тонкие брови, большие темные широко расставленные глаза, а его нос, вполне характерный для майя, имел плавную горбинку и не казался слишком выступающим. Цвет его кожи, несмотря на то что он постоянно находился под солнцем, был не темнее, чем у девушки, стоявшей рядом с ним; юноша даже казался бледным в сравнении с Черным Светом.

Балам был поглощен своим заданием и не замечал взглядов, которые время от времени бросала на него маленькая Синяя Цапля. Казалось, она тоже увлечена своим занятием, однако ее глаза время от времени поднимались, как будто жили собственной жизнью, и, поблуждав несколько секунд, в конце концов останавливались на лице ее товарища.

Мудрец улыбнулся. Он уже не единожды замечал эти взгляды и не сомневался насчет их значения. Ее взор на некоторое время останавливался на лице юноши, а затем она быстро отводила глаза в сторону, как бы боясь, что ее на этом поймают. Несмотря на ее застенчивость, было видно, что она испытывает к Баламу искреннюю нежность.

Шаман вспоминал, как он смотрел так же на Иш Таб, прежде чем они стали мужем и женой, и чувство, которое он испытывал, когда его глаза встречались с ее глазами. Это был взгляд влюбленного человека.

Белый Нетопырь вошел за загородку и приблизился к своим ученикам. Он поговорил с каждым из них некоторое время, как имел обыкновение это делать, интересуясь предметом их занятий. Он заметил, что Черный Свет раздражен или озабочен, по всей видимости, тем, что взаимоотношения между городами Караколь и Наранхо переживали не лучшие времена, но не обнаружил в юноше ничего другого, кроме обычной вежливости, всегда немного отстраненной, как будто вызванной холодной снисходительностью.

С Баламом он тоже побеседовал о напитке, который готовили ученики, хотя их глаза обменялись другим сообщением. Этим же утром, когда рядом с ними никого не было, халач виникпредупредил приемного сына, чтобы он был готов, когда стемнеет. Они встретятся на окраине города, и никто больше не должен знать об этом.

– Постарайся немного поспать вечером, потому что ночь может оказаться долгой, – сказал ему отец. – Сейчас я не имею права тебе больше ничего говорить. Могу лишь добавить: возможно, тебе придется пережить то, что изменит твое представление о нашем мире и о тебе самом.

Юному Баламу пришлось сделать над собой заметное усилие, чтобы не задавать вопросов, но он хорошо знал, как совладать с собой, и ограничился лишь легким кивком.

Сейчас, когда его губы говорили о корнях и растениях, их глаза встретились. Взгляд юноши был напряженным, и его значение было понятно мудрецу: «Я там буду, отец. Сгораю от нетерпения узнать, что ты для меня приготовил».

Близилась ночь, когда Балам пришел в условленное место. Его приемный отец велел ему явиться к дороге, ведущей на юг, туда, где находился пьедестал, предназначенный для статуи бакаб, [17]17
  260 дней ритуального календаря ( цольк’ин) были результатом комбинации периодов по 13 и 20 дней, имевших у майя религиозное значение. Каждый из этих дней имел свой знак ( бакаб), соответствующий и посвященный какому-нибудь сверхъестественному существу. Случалось так, что день цольк’ин, соответствующий первому дню года, совпадал с началом одного из восемнадцати месяцев астрономического календаря ( хааба), каждый из которых состоял также из двадцати дней. Майя давали новому году название этого начального дня (знак «носитель года»). То, что в последнем астрономическом месяце вайебебыло только пять дней, приводило к тому, что следующий год начинался с другого ритуального дня, отличающегося от предыдущего «носителя года» (счет перескакивал через пять месяцев). По истечении четырех лет бакабснова повторялся, так что только четыре из двадцати литургических дней могли совпасть с первым днем астрономического года. В интересующее нас время четырьмя возможными знаками были акбаль, ламат, бени эцнаб, которые не всегда были одними и теми же на протяжении истории королевств майя, потому что астрономы, знающие, что год длится несколько больше 365 дней, вносили корректировки через определенные периоды времени.
  Каждый ритуальный день и его соответствующий знак, или бакаб, помимо религиозных и эзотерических характеристик имел определенный номер и цвет. В первый день года торжественная процессия доставляла к главному входу в город и устанавливала статую, соответствующую знаку «носитель года», каждый раз новую.


[Закрыть]которую устанавливали там в годы, соответствовавшие ее знаку.

Юноша скорее догадался о присутствии шамана, чем почувствовал его: тот уже ждал Балама на месте. Казалось, Белый Нетопырь появился из ниоткуда, окутанный тьмой, и лишь глаза горели на его лице.

– Приветствую тебя, Балам, сын мой. Теперь следуй за мной и не отставай, потому что ночью сельва может сделать так, что ты вдруг не обнаружишь того, кого рассчитывал видеть рядом с собой.

Молодой майя не удивился, что жрец не дает больше никаких объяснений. Он знал, что таков характер того, кого он считал своим отцом. И был уверен: все, что ему необходимо знать, ему сообщат в нужный момент.

Ночь наступила быстро, и, когда они сошли с дороги, чтобы войти в сельву, мрак, окружавший их, стал почти непроницаемым. Время от времени лунный свет указывал им путь среди густой растительности, освещая то тут, то там ствол дерева, заросли кустарника или маленькую прогалину. Это были причудливые бесплотные силуэты, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись за несколько мгновений до этого.

Балам ощущал ритм своих шагов – единственный звук, нарушавший тишину, которая в противном случае была бы полной. Юноша знал, что сельва полна жизни, ибо днем чаща без умолку болтала разными голосами своих многочисленных обитателей, и поэтому его изумила эта разительная перемена. Он никогда не отваживался входить в сельву после заката солнца, поскольку хорошо знал, что такая прогулка могла завершиться печально. Легко было потеряться, сделав несколько шагов в сторону; более того, существовал риск наткнуться на одно из созданий, которые, будучи хозяевами потустороннего мира, каждый раз завладевали землей, когда солнце начинало свое ночное странствие.

Поэтому он с изумлением смотрел, как верховный жрец, его приемный отец, за которым он следовал, шел с обычной скоростью, обходя непролазные места, не теряя при этом ни секунды на сомнения и указывая жестом или словом, произнесенным шепотом, когда какая-нибудь низкая ветка или лиана могла помешать их продвижению.

Он прекрасно видел шамана даже в тех местах, где было особенно темно, как будто его белая туника излучала бледное сияние. Казалось, луна пропитала своим светом ткань, чтобы уподобить ее себе.

Юношу также не тревожило возможное присутствие духов ночи, поскольку вера в отца и спокойствие, которое тот демонстрировал с самого начала, были вполне способны унять его страхи.

Балам не мог с уверенностью сказать, как долго они шли и в каком направлении, когда наконец-то вроде бы оказались у цели. Старший из них остановился и повернулся к младшему с чуть заметной улыбкой на губах.

Но глаза Балама были прикованы к окружавшему их пейзажу. Сельва, стоящая стеной, расступилась вокруг четко очерченной прогалины, почти совершенно круглой. Луна в это время находилась в самой высокой точке неба, и ее сияние заполняло всю поверхность этого круга. Слабый, мягкий свет, тем не менее, резко подчеркивал темноту, окружавшую их. Юноша почувствовал, как мурашки пробежали по телу, когда он понял, что это место, без сомнения, было священным.

Белый Нетопырь взял его за руку и осторожно подвел к центру прогалины. Указав на один из поваленных стволов, беспорядочно разбросанных по поляне, шаман сказал:

– Садись, сын мой, и освободи свой дух. Ночь и тишина помогут тебе сделать это. Ты вскоре почувствуешь, как магия этого места проникнет в тебя.

Балам подчинился и, сев на ствол, сомкнул веки, отдаваясь своим ощущениям в привычной для себя манере, как он уже много раз делал раньше. Вскоре он заметил, как его чувства обострились и он стал самим восприятием, растворяясь в окрестностях и в той властной силе, которую они излучали. Голос шамана дошел до него издалека, но каждое слово было понятно.

– Балам Кимиль, хоть мы и не знаем точной даты твоего рождения, у меня нет сомнений, что твой возраст приближается к восемнадцати годам. Как ты прекрасно знаешь, имя тебе выбрал я на следующий день после того, как тебя принесли к нашему дому. Ягуар спас тебе жизнь, поэтому тебе и дали его имя. У меня также не было тогда сомнений, что вмешательство зверя было неслучайным. Один из наших вечных богов, должно быть, поспособствовал этому… Или, возможно, это и был сам бог, решивший позаботиться о твоем будущем. Ты ведь знаешь, какой сегодня день? – спросил Белый Нетопырь после паузы.

– Да, конечно. Сегодня седьмой акбаль. – Юноша открыл глаза и с любопытством посмотрел на собеседника. В храме, где ученики каждый день работали, а также у входа в помещение, предназначенное для астрономов, ежедневно меняли мозаику, которая указывала не только ритуальный день, но также и астрономическую дату.

– Это правда, – согласился жрец. – И если ты подумаешь, то поймешь, что речь идет об одной совершенно конкретной дате. Сейчас у нас год акбаль, [18]18
  Белый Нетопырь ссылается на то, что начальным днем’ этого астрономического года (626 н. э.) был день акбальи таким же должен быть первый день каждого из оставшихся восемнадцати месяцев астрономического календаря. Следующий год, поскольку в месяце вайебенасчитывалось только пять дней, будет годом ламат– по названию того ритуального дня, который совпадет с первым днем нового года.


[Закрыть]и сегодня день того же знака. Именно тот, у которого номер седьмой из тринадцати. Все это должно тебе кое о чем говорить.

Балам позволил бы себе улыбнуться, если бы он не находился под властью магии, которую излучало это место. Его отец и учитель имел привычку задавать бесконечные вопросы без всякой подсказки, заставляя своих учеников искать ответы и размышлять над ними.

– Разумеется, сегодня бог Ягуар должен принимать дань уважения от всех прочих богов, – ответил молодой майя, поразмыслив немного. Блеск, замеченный им в глазах жреца, подтвердил, что тот ожидал именно такого ответа. – Акбаль – это день, посвященный ему, а семь – его число, – закончил он твердо.

– Ты прав, сын мой, ты прав. – Лицо мужчины казалось серебряным при свете луны. – Этот день предназначен для того, чтобы бог Ягуар стал не только самым великим из великих, но и более доступным для нас, смертных. – Его вопрошающий взгляд на некоторое время остановился на лице ученика. – Королева Нефритовые Глаза как-то рассказала мне одну историю, которую можно считать пророчеством, – продолжал шаман, резко меняя тему. – Все, что она предсказала, свершилось, а то, что еще не произошло, рано или поздно произойдет. Что до пророчества, о котором я упомянул, я тебе когда-нибудь его открою, когда придет время… если так будет нужно. Сегодня же мы должны выяснить, до какой степени бог Ягуар заинтересован в тебе.

Белый Нетопырь положил руку на сумку, свисавшую с его пояса, и достал оттуда маленькую бутылочку, аккуратно закрытую деревянной пробкой и завернутую в тонкую навощенную материю.

– Вот напиток, который позволит твоему духу совершить путешествие отдельно от твоего тела. Это будет посильнее того, что ты мог ощущать во время медитации… и поэтому опаснее. Прежде всего потому, что путешествие будет реальным, а не просто сном, вызванным опьяняющим напитком. Тебе нужно принять точную дозу, так как в противном случае дух твой может больше никогда не найти пути назад, в покинутое им тело. И если так случится, тело умрет… Это экстракт из кожи морской жабы и различных трав, большинство из которых тебе известны, – ответил он на вопросительный взгляд Балама. – И не беспокойся. Я тоже его выпью и смогу сопровождать тебя в путешествии, которое ты совершишь.

Халач виникналил небольшое количество жидкости в узкий стакан, который тоже достал из сумки.

– Пей его медленно, но одним глотком, расслабься и настойчиво вызывай образ бога Ягуара. Посмотрим, ответит ли он тебе.

Балам выпил содержимое стакана, и его сердце учащенно забилось. Слова его учителя, чары маленькой прогалины и ее магическая аура довели его до состояния, в котором все его чувства полностью пробудились. Он ощутил горький привкус во рту и смог различить одну из трав, которую обычно использовал для приготовления напитков, хотя все остальные компоненты не узнал. Шаман же, вновь наполнив маленький стаканчик, тоже принял порцию настоя.

Балам, следуя полученным указаниям, закрыл глаза и прогнал все мысли, не имевшие отношения к богу Ягуару. Он видел его в скульптурах и на фресках, украшавших внутренние стены пирамид, посвященных его культу. Бог имел голову этого сильного зверя, а тело его выглядело как человеческое, хотя на руках и ногах торчали острые когти. Уши всегда стояли торчком, как будто он каждую минуту был начеку. Скульпторы и художники майя раскрашивали его глаза ярко-желтым цветом.

Внезапно Балам почувствовал легкое головокружение, и образ бога прояснился в его сознании. Он ощутил тошноту и был вынужден открыть глаза. Юноше пришлось приложить усилия, чтобы рассмотреть то, что его окружало, хотя полностью это сделать ему не удалось. Напротив него сидел учитель, весь белый под этим ночным светом, таким ярким на темном фоне сельвы, и при этом казалось, что его очертания расплываются и дрожат, как будто бы его изображение отражалось в зеркале. Балам тогда подумал, что ему это снится, несмотря на предупреждение учителя, что все пережитое им будет реальным. Внезапно фигура учителя раздвоилась у него на глазах: в то время как шаман продолжал сидеть на поваленном стволе практически без движения, летучая мышь начала пробиваться из него и обрела плоть в застывшем воздухе прогалины. Это видение длилось лишь несколько секунд. Летучая мышь появилась снова, на этот раз отчетливо, выйдя, очевидно, из тела человека, и какое-то время махала крыльями, прежде чем сесть на тот же ствол, где замер в полном оцепенении шаман. Зверь был большим и казался серым при свете луны. Его блестящие глаза пристально уставились на молодого майя.