Текст книги "Маска майя"

Автор книги: Хуан Марторель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

27

Между городами майя Караколем и Наранхо, 628 год н. э.

Они шли так быстро, как только могли выдержать их натренированные тела воинов. Им следовало бы двигаться медленнее, выслав вперед наблюдателей с эстафетой, которые могли бы предупредить о возможных засадах, но, как подчеркивал король перед выступлением, фактор внезапности – это лучшее оружие, которым они располагали. Войско Наранхо, конечно же, не более многочисленное или лучше подготовленное, было все-таки лучше вооружено, потому что сюда доставляли из Теотиуакана обсидиан. Тольтеки торговали со всеми королевствами майя, но все же они были союзниками Тикаля, их врага.

Впрочем, Караколь рассчитывал и на другое преимущество, но его секрет знали только трое: король К’ан И, которому сообщил об этом Белый Нетопырь, сам шаман и Балам. Даже Улилю, военачальнику, не открыли, кто станет необычным проводником, на которого его войско сможет полагаться во время марша на Наранхо. Утром, когда солнце еще было на линии горизонта, проведя короткое совещание с монархом и своим учеником, халач виниквновь переселился в тело большой летучей мыши и поднялся над зеленым морем сельвы.

Улиль получил инструкции от короля:

– Ты будешь командовать и принимать решения, но при случае Балам будет указывать тебе направление, в котором тебе следует отправиться со своими воинами. Не обсуждай это и следуй его указаниям, как если бы приказ исходил из моих уст. Он будет знать то, что останется для тебя тайной. – Улиль лишь склонил голову перед К’аном II, не выказывая при этом ни малейшего удивления.

Сейчас предводитель Ордена Шакалов шагал впереди своих воинов так быстро, что никто бы не догадался, сколько ему на самом деле лет. Быстрый темп ходьбы, казалось, даже придавал ему сил, а на лице его была написана холодная решимость.

Рядом с ним шел Балам, внимательно следящий, не появится ли Белый Нетопырь, хотя для этого было еще рано, и за ними спешили воины Караколя, каждый из которых нес оружие и боеприпасы. Улиль знал, что бросок через джунгли будет стремительным, и постарался максимально облегчить груз своих воинов: немного провианта, щиты и то оружие, которым каждый из них владел. Среди них были копьеносцы, лучники, метатели пращи, воины с палицами, однако каждый имел при себе короткий меч, пригодный для ближнего боя. Воинские подразделения возглавляли начальники – члены боевого ордена, которые, в свою очередь, подчинялись командиру каждой двадцатки.

Всего их насчитывалось около шестисот, но лесная тропинка была настолько узкой, что колонна растянулась на значительное расстояние. Глядя на них, лесные обитатели молчали, изумляясь этому непонятному зрелищу.

Ночной лагерь был разбит раньше, чем все погрузилось во тьму. Улиль остался доволен тем, как далеко они сумели продвинуться, и предпочел дать хороший отдых своему войску. Он прекрасно знал, что день, который начнется через несколько часов, окажется решающим, и хотел, чтобы каждый из его людей был завтра в наилучшей форме.

Уже ночью, когда лишь лунный свет едва рассеивал сплошную тьму, Белый Нетопырь явился к Баламу. Огромная летучая мышь села на ветку рядом с местом, где находился молодой майя, и издала приглушенный свист, чтобы привлечь его внимание. Поняв, что Балам ее увидел, она снова взлетела в воздух и скрылась в чаще. Ученик шамана поднялся и пошел следом за летучей мышью. Вскоре он снова встретил ее на маленькой прогалине, вдали от любопытных взоров.

Условные знаки, о которых они договорились тем же утром, позволили Баламу понять, что пока путь был свободным и воины Наранхо еще не выступили им навстречу. Все шло, как предполагалось, но они были убеждены, что на следующий день люди из Наранхо все-таки двинутся им навстречу. Черный Свет отправил послание своему отцу, королю Большому Скорпиону, и, хотя в Наранхо еще ничего не знали о реакции Караколя на последние события, войско было приведено в максимальную боевую готовность.

Белый Нетопырь проводил Балама обратно в импровизированный лагерь. Никем не замеченный, он устроился на верхушке дерева и тоже заснул, однако на следующий день, прежде чем взошло солнце, странное животное светлого цвета снова устремилось в небо, еще хранившее краски ночи.

Войско Караколя шло уже чуть более трех часов, когда большая летучая мышь пролетела над дорогой, издав хорошо различимое посвистывание. Она кружила перед головой колонны, и Балам не мог ее не увидеть. Молодой майя попросил Улиля отдать приказ сделать привал, а сам направился за поворот тропинки, куда умчалась летучая мышь. Он восхищался слепой преданностью военачальника своему королю. Улиль не задал ни одного вопроса по поводу неожиданной остановки, и если присутствие белой летучей мыши его и удивило, то он никак не выказал этого.

Нетопырь ожидал Балама на видном месте и не стал медлить с рассказом о том, что он видел. Он использовал условные знаки: движения крыльев и рисунки на земле. Балам повторял вслух то, что сумел понять, и летучая мышь кивала. Когда молодой человек набросал план действий, Белый Нетопырь снова кивнул в знак согласия. В этих странных глазах, смотрящих на него, Балам не мог разглядеть ничего, кроме любви.

План атаки, разработанный еще до выхода из города, был простым: как только халач виникобнаружит наблюдателей и вражеское войско, небольшой отряд воинов Караколя отправится им навстречу, обнаруживая себя и создавая видимость, что их больше, чем есть на самом деле. Тем временем основные силы, сделав крюк и двигаясь по пути, который им укажет Белый Нетопырь, доберутся до Наранхо с северо-востока, стараясь, чтобы их не заметили. Отряд, отвлекающий внимание, получил приказ не вступать в бой и изобразить бегство, уводя противника от города.

Улиль внимательно слушал указания, которые Балам ему давал, а затем поспешно отдал распоряжения своим четырем помощникам. Вскоре семьдесят человек продолжили свой путь к Наранхо, в то время как остальные, подождав, пока те скроются, сошли с тропы вправо.

Эти воины никогда не узнали, что их вождем стала огромная летучая мышь неописуемого серебристого цвета.

Дважды воинам под предводительством Улиля приходилось останавливаться, пока Балам ожидал указаний от Белого Нетопыря, но затем они продолжали двигаться в сторону Наранхо, и никто не выходил им навстречу. Ни один наблюдатель не смог подать сигнал, поскольку летучая мышь провела воинов вдали от них.

Близость города стала заметной, когда постепенно густые заросли стали уступать место расчищенным участкам, предназначенным для земледелия. Некоторые из них были заброшены, потому что почва истощилась, однако на других можно было видеть обрабатывавших их мужчин и женщин, которые, завидев войско Караколя, или скрывались в чаще, или же спокойно наблюдали за ним с отрешенностью тех, кто осознает свое бессилие и неспособность изменить свою судьбу.

Балам бывал в Наранхо лишь раз, три года назад в составе торговой экспедиции. Он отправился туда вместе с Синей Цаплей и Чальмеком, поскольку Белый Нетопырь решил, что его ученики должны познакомиться с другими городами. У него остались не слишком ясные воспоминания об этом походе, хотя теперь он был рад, что город, уже показавшийся вдали, не казался ему совершенно незнакомым.

Войско Караколя теперь перешло на бег, устремившись к центральному акрополю, где находилась резиденция королевской семьи. Приказ был ясен: как только дворец и его службы будут захвачены, город Наранхо падет.

Несколькими минутами ранее Улиль устроил последний привал и на некоторое время уединился со своими помощниками. Веткой он нарисовал на земле задачу для каждого из них. Все они хорошо знали город, а потому лишь молча кивали головой, не задавая вопросов. Сейчас воины Караколя, словно клещи, сжимались вокруг своей цели. Треть войска оставалась в арьергарде, не теряя контакта с основными силами, готовая прийти туда, где она будет необходима.

С первыми признаками сопротивления столкнулось крыло, которым командовал Улиль и в котором шел Балам: послышался свист стрел, пронизывающих воздух. Щиты поднялись, закрывая тела, хотя не всем было ясно, откуда на них напали. Раздались звуки падения деревянных копий, резкие и частые, сопровождаемые порой криками боли.

Балам увидел, как невозмутимый Улиль указал на место, откуда их атаковали, – высокое здание, скорее всего казарма, и громким голосом отдал приказ.

Группа лучников заняла позицию для контратаки, в то время как остальные по команде Улиля и своих непосредственных начальников продолжали двигаться к цели.

Решение оказалось правильным, ибо замысел противника заключался в том, чтобы выиграть время, пока войско, защищавшее акрополь, соберется снова. Воины Караколя фактически взяли город, когда Улиль со своими солдатами прорвался за его стены, потому что основная часть сил Большого Скорпиона находилась в сельве, преследуя призрачное войско, а те, кто остался, были не в состоянии оказать серьезное сопротивление, хотя, как предполагал Улиль, это были в большинстве своем представители королевской гвардии, отборные, наиболее подготовленные солдаты.

Клещи сомкнулись на акрополе, и сопротивление стало бессмысленным. Когда осажденные увидели, что по приказу Улиля группа, остававшаяся в арьергарде, ворвалась на улицы, ведущие к Большой площади, и подавляющее превосходство нападавших стало очевидным, командир защитников города приказал прекратить сопротивление и громко объявил, что сдается.

Улиль также отдал своим воинам приказ остановиться и, еще раз демонстрируя свою легендарную отвагу, отправился к позициям неприятеля, даже не надев доспехов. В обоих лагерях воцарилась полная тишина, пока люди наблюдали за этим великим военачальником, украшенным атрибутами Ордена Шакала, в одиночестве пересекающим нейтральную территорию.

Несколько секунд спустя на верхних ступенях лестницы показалась фигура, тоже одинокая. Этот человек также отличался высоким ростом и крепким телосложением. Его роскошный плюмаж и ожерелья из цветов показывали, что это был воин Ордена Ягуара. В правой руке он держал обнаженный меч с обсидиановым острием.

Улиль ждал, не двигаясь, скрестив руки на груди, пока его противник не подошел к нему. Молчание зрителей позволило всем услышать слова воина Наранхо.

– Ты победил, и сделал это с честью. Мы уже с тобой однажды встречались, Улиль, и в прошлый раз эта встреча не была для меня такой печальной. Возьми мой меч и располагай моей жизнью, потому что так угодно богам. – Держа оружие за острие, он протянул его воину Караколя.

Улиль взял меч и некоторое время рассматривал его. Потом он взглянул в глаза человека, стоящего перед ним. Лица обоих колоссов казались высеченными из камня.

– Да, Кос, [53]53
  Это слово на языке майя означает «сокол».


[Закрыть]мы с тобой знакомы и уважаем друг друга. Мы даже состязались в лучшие времена. [54]54
  Улиль имеет в виду бескровное соперничество между членами различных военных орденов.


[Закрыть]Нет ничего более тяжелого для воина, чем признать поражение, но ты сделал это мудро, заботясь больше о своих людях, чем о своей гордыне. Если бы вы продолжили сопротивление, здесь лежала бы груда бездыханных тел. – Чуть заметная улыбка скользнула по губам Улиля. Склонив голову, он вернул меч воину Наранхо. – Поверь мне, Кос, ты здесь храбрее всех, и пусть боги тебе даруют жизнь, а не царство мертвых. – Сделав шаг вперед, он протянул руку своему противнику, а тот ответил жестом воинского приветствия.

Балам не понял, откуда раздались первые радостные возгласы, – из лагеря противника или из его собственного. Или же они прозвучали одновременно? Но несколько мгновений спустя акрополь и вся обширная площадь, которая его окружала, огласились хвалебными криками в честь обоих военачальников, и таким образом, в этой схватке оказалось гораздо больше победителей, чем побежденных.

Балам наблюдал за тем, как на город опускается вечер, сидя на одной из террас акрополя. Он был погружен в глубокие раздумья, и душа его пребывала в меланхолии, созвучной краскам заката, расписавшим небо над деревьями.

Никте в городе не оказалось. Не нашли также и Большого Скорпиона, Черного Света, никого из членов королевской семьи мужского пола. Женщины же оставались в своих помещениях, а высшие чиновники двора – в различных дворцовых службах.

Кос сообщил им с легким оттенком презрения в голосе, что король с небольшой свитой покинул город за несколько часов до атаки войск Караколя; их сопровождал эскорт воинов королевской гвардии.

– Уже не в первый раз Большой Скорпион предчувствует то, что должно произойти, – сказал им Кос. – Похоже, у него есть осведомители среди богов… или в потустороннем мире. Мне он не дал никаких объяснений, но потом я узнал, что он сказал Человеку с Высоким Жезлом, будто речь идет о давно запланированном путешествии. Он назначил его главой тех, кто остался в городе, с приказом оказывать сопротивление вашим воинам, если вы появитесь, но не объяснил при этом, какие у вас могут быть причины для нападения на нас. Он никому не сказал, куда направляется. И поверьте мне, это все, что я знаю. – Потом он повернулся к Баламу, чтобы ответить на его вопрос. – Да, девушка, которую ты имеешь в виду, уехала с ними.

Человек с Высоким Жезлом тоже не смог ничего добавить к сказанному Косом. Это был пожилой мужчина, которого больше беспокоила его судьба, чем сохранение собственного достоинства. Но никто не сомневался в том, куда именно направились беглецы: в город Тикаль.

– Действительно, королю больше некуда деваться, – констатировал Улиль. – Без сомнения, быстроногие посланники уже помчались к нему, чтобы сообщить о захвате Наранхо. Он попытается вовлечь в конфликт Тикаль и добиться того, чтобы войско Черепа Зверя вернуло ему город.

– Ему это удастся?

– Кто знает… У нас есть сведения, что Череп Зверя уже стар и болен, а потому вряд ли предпримет военную экспедицию. Но он может приказать совершить ее. Хотя полагаю, что Калакмуль его разубедит. Я уже позаботился, чтобы новости о нашей победе дошли до их короля.

Балам кивнул. Перед тем как переселиться в тело животного и вылететь по направлению к Наранхо, Белый Нетопырь сказал ему, что днем раньше их гонцы отправились в город Калакмуль, чтобы проинформировать о приближающихся событиях. Сам К’ан II вручил им послание, которое они должны были передать. Союзный город находился далеко, но гонцы были тренированными бегунами, необычайно быстрыми. Отношения между Тикалем и Калакмулем десятилетиями были неприязненными, но две могущественные державы всегда относились друг к другу с уважением, и не так легко было спровоцировать одну из них на враждебные действия в конфликте, не затрагивающем ее непосредственно.

– Кроме того, я знаю, что ты этого не допустишь, любовь моя, – пробормотал Балам, когда солнце уже садилось за горизонт. Он с печалью вспоминал Никте, пока на город опускалась ночь, и это лишь усиливало его чувство одиночества.

Он захотел, чтобы рядом с ним была Синяя Цапля… и Чальмек… слушать, как его друзья подбадривают его, пытаясь убедить, что все образуется. Он улыбнулся, вспомнив предсказание Синей Цапли, утверждавшей, что судьбы Балама и Никте переплетутся, и принялся умолять богов, чтобы оно сбылось и не замедлило осуществиться.

А еще он тосковал по своему учителю. Шаман мог бы дать юноше совет, подарить уверенность в себе, в которой тот так нуждался в этот момент. Он представил, как Белый Нетопырь возвращается в Караколь уже в человеческом обличье, докладывает своему королю и готовится к заслуженному отдыху. Потому что никто не трудился так много, как его учитель, с первого дня нового года, который сейчас уже казался далеким, хотя именно с него начались все эти события.

Несколькими часами ранее Балам стал свидетелем возвращения воинов Наранхо, ранее покинувших казармы в поисках врага, которого они так и не нашли. Их было много, и юноша не мог не задать себе вопрос: чем закончилось бы прямое столкновение?

Они шли по городу молча, с опущенным оружием в знак покорности, но держали строй и шагали в ногу, дабы показать, что их гордый дух не сломлен.

Люди Наранхо, которые спрятались, когда Улиль со своими воинами ворвался в город, начали понемногу показываться на улицах, и под вечер уже целая толпа собралась вокруг акрополя, желая услышать новости.

Сейчас, когда стемнело, Балам спустился со своего наблюдательного пункта и направился туда, где собирался переночевать. Он хотел лечь пораньше и хорошенько выспаться, поскольку на следующий день должен был уйти с первыми лучами солнца. Решение было принято, и он сообщил об этом Улилю в знак уважения, хотя никто не смог бы его остановить.

Балам собирался в Тикаль, потому что там находилась Никте.

28

Пирамида Каана, древний город майя Караколь, 2001 год

В маленькой комнате воцарилась полная тишина. Лишь камера Пьера издавала слабое жужжание, которое прекратилось, когда француз закончил съемку и выключил освещение. Каждый из присутствовавших смотрел по сторонам в поисках ответа, который голые стены, похоже, не намеревались им давать. Аугусто Фабрисио расположился напротив глифа, изображавшего бога Преисподней, и ощупывал пальцами его очертания, однако вскоре повернулся, пожимая плечами.

– Вспомните числа. – Голос Жана прозвучал словно откуда-то извне. – Вы думали, что в них и заключается решение.

– 9. 11. 10. 14, а потом 3. 11 и 3. 14. – Николь повторила их как заклинание. – Я много думала о них, и единственное, что я заметила, – 11 и 14 повторяются дважды. Хотя я полагаю, что вы все это заметили.

– Имеют ли они отношение к ступенькам пирамиды? – Пьер вмешивался редко, но сейчас он сделал это весьма решительно. Возможно, воспоминания об утомительном подъеме до сих пор не давали ему покоя.

– Не вижу никакой связи. – Фабрисио провел платком по лбу. – Известно, что их девяносто девять, если я правильно помню, и что это девять раз по одиннадцать, первые два числа, но вряд ли это нас к чему-нибудь приведет.

– Кроме того, рисунки на лестнице в Наранхо указывали на комнату, в которой мы находимся, а не на ступеньки пирамиды, – заметил Хулио Ривера.

– Но возможна взаимосвязь, – вмешалась Николь. – А вдруг количество ступенек не случайно?

И снова в помещении воцарилось молчание. Солнце стояло в зените, и в дверь проникало немного света, но все детали маленькой комнаты можно было легко различить. Николь заставила себя рассмотреть их еще раз: потолок, покрытый штукатуркой, три стены, одна из них – с глифом в центре, вход, ведущий на вершину пирамиды, и пол, облицованный плиткой. Все это находилось в жалком состоянии после тысячелетней заброшенности.

Ее взгляд скользнул по полу, поскольку она помнила, что в смежной комнате под ним обнаружили небольшую камеру. Она изучала прямоугольные плиты, швы между которыми были уже едва видны. Неужели им придется копать? Для этого понадобятся специальное разрешение и убедительные причины. И время, много времени.

Внезапно ее сердце забилось чаще, и она вернулась к тому, о чем ее предупредило подсознание. Николь пересчитала плиты: от входа до конца помещения их оказалось одиннадцать.

Взволнованная, она пересчитала и плиты, лежащие поперек, от левой стенки до правой. Она сделала это, наступая на них, потому что коллеги закрывали ей обзор.

Закончив, она глубоко вздохнула. Их было четырнадцать?!

– Они образуют прямоугольник, одиннадцать на четырнадцать! – воскликнула Николь. – Плиты! – пояснила она, заметив непонимающие взгляды четырех мужчин.

Все они тут же опустили глаза, и гватемальский археолог сделал шаг назад, словно боясь наступать на пол.

– Система координат! – сказал Жан, тоже воодушевившись. – 9. 11. 10. 14 могут означать какую-то определенную плиту. И 3. 11. 3. 14 – другую. Хотя… не знаю, – засомневался он, – возможно, это поспешный вывод.

– Может быть, может быть. – Аугусто Фабрисио улыбнулся ему. – По крайней мере, у нас есть кое-что, имеющее смысл.

– Откуда начинать считать? – спросила Николь. – Майя писали так, как и мы, или нет? Слева направо? Это для четырнадцати плит, а для одиннадцати? Начнем от двери или от задней стенки?

– Несомненно, от двери. – Хулио Ривера взглянул на своего товарища из Гватемалы в поисках поддержки. – При счете майя начинают снизу и идут вверх.

– Тогда это будет плита 1.1, – сказала Николь, становясь в левом ближнем углу комнаты. – Дальше!

Вскоре первоначальная эйфория сменилась разочарованием. Эти две плиты ничем не отличались от остальных. И результат не изменился после того, как они выбрали другую точку отсчета. Они не увидели никакой возможности поднять плиты, не нашли никакого паза для рычага.

– Я бы сказал, что тут швы более чистые, – высказался Хулио Ривера о первых двух из выбранных ими плит. Хотя всем вначале показалось, что он прав, позднее они уже не могли различить, соответствует ли это действительности или является плодом их воображения.

Николь вышла из комнаты и присела на ступеньках лестницы, расположенной между двумя дверями. Жан последовал за ней и устроился рядом. На юге открывался великолепный вид на пышную рощу, окружавшую развалины Караколя.

Девушка словно бы любовалась этим чудесным пейзажем, хотя нахмуренные брови указывали на то, что ее мысли блуждали далеко отсюда.

– Тебе знакомо это ощущение, Жан, когда мысль, или воспоминание, или даже просто слово готово вот-вот появиться в сознании, но так и не дается? Я сейчас именно это и испытываю: я чувствую, как что-то от меня ускользает. – Николь сделала вид, что пытается обхватить воздух. – Но я все-таки надеюсь на озарение.

– Конечно же! До сих пор так и было. – Жених нежно обнял ее за талию. – Мы уже здесь, и не похоже, чтобы рисунки лестницы Наранхо указывали на какое-то другое место.

– Надписи… Возможно, Жан, мы слишком рано обрадовались. Только что произошло это событие с Ги, и мы нервничали. Кроме того, мы торопились. – Ее взгляд устремился вдаль. – Ты помнишь их?.. Изображение небольшого здания с двумя дверями… коленопреклоненная фигура перед той, которая справа… четыре пары чисел… Потом шли другие рисунки, занимающие всю ступеньку, но Аугусто и Хулио говорили, что они относились к посторонним темам, к воспоминаниям о военной победе или о чем-то подобном. Но последний глиф, вырезанный ниже сочетания чисел, – ты его помнишь?

Жан пожал плечами.

– Смутно. Это были какие-то фигуры, не так ли?

– Да. Два стоящих человека. Я их хорошо помню. Они смотрели вперед, в нашу сторону.

– Может быть, но это нам ни о чем не говорит. Или говорит? – Его голос изменился, когда он увидел, что в глазах его невесты появился блеск.

– Жан, они находились в разных плоскостях. Я не отдавала себе отчета… Одна фигура выдвинута вперед по сравнению с другой. А пол, на котором они стояли, не был гладким! Он был как бы решетчатым!

– Решетчатым… Из плит? Ты выдумываешь…

– Может, и выдумываю, может, все это глупости. – Она посмотрела на жениха, вставая. – Однако что нам мешает проверить?

Николь посмотрела на четырех мужчин, поднявшихся с ней на вершину пирамиды, как будто взвешивала их взглядом. В конце концов она остановилась на гватемальце, который в это время выходил из маленькой комнаты.

– Аугусто, сделай мне одолжение. Встань на первую из двух плит, на ту, которую мы обозначили как 3.3. Ты понял? Остальные, – она повернулась к ним, – оставайтесь снаружи и не смейтесь, если ничего не произойдет. А тебе, Пьер, не хочется заснять все это?

Сотрудник Французского телевидения лишь улыбнулся, хотя Николь краем глаза заметила, снова входя в комнату, как он поднял камеру на плечо.

Гватемалец уже стоял на плите и ждал, скрестив руки на груди и весело поглядывая своими кругленькими глазками.

Николь встала на другую плиту – 9.10 – и повернулась ко входу. Она увидела, что Пьер начал съемку, а Жан и Хулио смотрели на них в напряженном ожидании.

Вначале ничего не происходило, но вскоре послышался глухой шум. Николь почувствовала, что он зарождался под ней, как будто исходил изнутри пирамиды.

Внезапно пол стал медленно уходить у нее из-под ног. Она чуть было не перепрыгнула на соседнюю неподвижную плиту – опускаться начала лишь та, на которой она стояла. Да, и плита Аугусто Фабрисио тоже, в чем она смогла убедиться, повернувшись к гватемальцу. Его руки все еще были скрещены на груди, но он явно оцепенел от изумления.

– Спокойно! – крикнула Николь, когда Жан и Хулио бросились к ним, в то время как Пьер продолжал снимать. Она была уверена, что если они войдут, их вмешательство все испортит. А этого ей не хотелось.

Обе плиты продолжали опускаться, и вскоре голова Николь оказалась на уровне пола. Ее фигура терялась в полумраке, но было ясно, что они опускались в камеру, вырубленную в пирамиде.

– Спасибо, что подождал, Аугусто, – прошептала она в тот момент, когда они оба окончательно исчезли из виду.

Спуск продолжался еще несколько секунд, пока плиты не остановились с гулким стуком. Вскоре они услышали голос Жана, а Николь увидела его голову, показавшуюся над одним из образовавшихся проемов.

– Николь! Аугусто! С вами все в порядке?

– Да, да! – заставила себя выкрикнуть девушка, хотя ее голос дрожал. – Сейчас мы вам расскажем, что мы видим.

– Я надеюсь, что это великолепные вещи, – тихо прошептал ее друг, заставив ее улыбнуться.

Николь потянулась рукой к своему фонарю, но первым вспыхнул фонарь гватемальского археолога.

Обе плиты лежали на неровном полу, и электрические лучи выхватили из мрака стены комнаты, более просторной, чем та, которую они только что покинули.

Аугусто и Николь шагнули на пол почти одновременно, в то время как их фонари тщетно пытались рассеять окружавшую их тьму.

И тут, освободившись от груза, два импровизированных лифта начали подниматься обратно на поверхность.

Николь попробовала помешать подъему, но, положив руку на движущийся камень, поняла, что это бесполезно. Вскоре после этого прямоугольные проемы в потолке снова герметично закрылись.

– С вами по-прежнему все в порядке? Вы меня слышите? – Голос Жана теперь стал совсем далеким, хотя его слова вполне можно было разобрать.

– Да, да! – Николь тоже постаралась, чтобы ее голос звучал погромче. – Все в порядке!

Два фонаря освещали теперь каменные цилиндры, служившие опорой для плит, снова покоящихся на своих местах.

– Это невероятно! – пробормотал Фабрисио, проводя рукой по отшлифованной поверхности одного из них. – Это поршни, которые поднимаются и опускаются под давлением.

– Совершенная система противовесов, я бы сказал, – прозвучало за спиной Николь, и она чуть было не взвизгнула. Ей удалось сдержаться только потому, что этот акцент показался ей знакомым.

– Ги? – спросила она, поворачиваясь и направляя фонарь туда, откуда раздался голос.

Она увидела, что из-за колонны появился какой-то человек. Он также зажег фонарь и направил его на собственное лицо. Игра света и теней придала ему зловещее выражение, однако Аугусто Фабрисио и Николь сразу же узнали Лаланда.

Археолог, за жизнь которого они боялись, находился теперь рядом с ними. И, судя по его виду, целый и невредимый. Ги Лаланд даже позволил себе криво улыбнуться.

– Вы заставили себя ждать, хотя я знал, что вы все-таки приедете. Три великих ума, без сомнения, смогли разгадать загадку, с которой я легко справился. – Он жестом заставил Аугусто Фабрисио замолчать. – Скажите тем, кто находится наверху, что цикл системы составляет более тридцати минут. До этого времени бесполезно пытаться опустить плиты.

– Но Ги, – перебила Николь, – с тобой все в порядке? А твои похитители? Как ты сюда добрался?

– Да, я полагаю, что должен объясниться. – Француз погасил фонарь. – Сядьте, пожалуйста. – Он указал на какие-то камни, лежащие рядом с одной из колонн, подпиравших плиты. – Похоже, больше нам заняться все равно нечем.

– А маска?

– В этой комнате ничего нет, Аугусто, если ты это имеешь в виду. Вы сами можете убедиться. – Француз достал рюкзак из-за колонны и извлек из него газовую лампу, которой члены экспедиции пользовались по ночам. – Можете выключить ваши фонари, – добавил он, зажигая лампу.

Ее белесый свет не был сильным, но он позволил Николь составить более ясное представление о том месте, в котором они находились. Комната была прямоугольной, по размерам чуть больше верхней. Единственное, что в ней бросалось в глаза, – это два каменных цилиндра, служившие опорами для плит. Возле стен располагались другие колонны, которые, возможно, тоже являлись частями механизма, а в центре южной стены, прилегая к ней, находилось нечто вроде алтаря или выступа, на котором были высечены какие-то изображения.

Ги Лаланд снова зажег фонарь и направил его на стену, расположенную слева от него.

– По этим желобам, – объяснил он, – можно проследить, как система двигает плитами. Сейчас огромные каменные глыбы возвращаются постепенно на свое место. Пока они не остановятся, плиты вновь не опустятся. Скажите тем, кто наверху, чтобы они пока попили кофе, – добавил он с иронией, – но лучше не упоминайте обо мне.

Николь и Аугусто обменялись взглядами. Девушка пожала плечами, а археолог только кивнул. Именно ему удалось докричаться до тех, кто остался в верхнем помещении.

– Ги, – Николь внезапно пришла в себя, – как ты спустился? Нужны два человека, не так ли?

– Да. И примерно одинакового веса. – Он с улыбкой смотрел на маленького гватемальца. – Вы сидите на тех, кто сопровождал меня в этом путешествии. Слава богу, что большие камни нашлись прямо на вершине пирамиды и мне не пришлось спускаться за ними.

Николь обратила внимание на ироничный тон своего соотечественника. Она знала, что это был заносчивый и сложный человек, но почувствовала, что сейчас он старался выглядеть уверенно, однако без особого успеха.

– А твои похитители?

– Вы прочитали о них в записке? Мне сказали, что ее оставили вам. Они сопровождали меня до Караколя и охраняют пирамиду днем и ночью. Мне было сказано, что меня разыщут и убьют, если я вздумаю унести с собой маску. Или просто попытаюсь бежать.

– Тогда они знают, что мы прибыли сюда. – Николь и Аугусто посмотрели друг на друга. – Мне не кажется, что эта новость их обрадует. Кто они?

– Я точно не знаю. Предполагаю, что они работают на Флоренсио Санчеса.

– Но ты уже находишься здесь целый день, не так ли, mon ami. [55]55
  Мой друг ( фр.). ( Примеч. пер.)


[Закрыть]– спросил гватемалец. – Они подумают, что ты умер или бежал.

Лаланд поежился.

– Не знаю. Непросто догадаться, что эти люди могут подумать. Я рассчитывал на то, что, убрав эти проклятые камни, заставлю плиты подняться и спрятать меня. Но они это сделали сами.

– Я кое-чего не понимаю. – Николь постаралась, чтобы в ее голосе не звучало обвинение. – Похищение произошло ночью, не так ли? И мы еще не видели лестницы с надписями. Но ты там был, правда? И еще. Откуда они знали, что ты расшифровал эти надписи?