Текст книги "Оптимистка (ЛП)"

Автор книги: Холден Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– Мне жаль.

– Да, она была замечательной. Я скучаю по ней. А какое твое любимое животное?

– Хм, кошки. Я всегда хотела сиамца по имени Мистер Мияги.

– Мистер Мияги?

– Ага. Ну знаешь, как тот пожилой чувак из оригинальной версии "Парень-каратист".

Келлер качает головой. Он не понимает, о чем речь.

– Ты что, никогда не видел этого фильма? – Я в шоке. Мы с Грейси практически выросли на маминой старой коллекции фильмов 80-х и могли бы продекламировать "Девушку в розовом" слово в слово.

– Нет. – Он не шутит.

– Ну, тогда ты просто обязан его посмотреть. У тебя явные пробелы в культуре 80-х.

Он улыбается.

– Явные.

– Ну а теперь, когда мы это выяснили, скажи, какое твое любимое животное?

– Судя по увлечению Стеллы, мне стоило бы сказать, что черепахи. – Келлер смеется и продолжает. – Но, на самом деле, это дельфины. Мне всегда хотелось поплавать с ними.

– А ты увлекался спортом в школе?

– Нет, я был ботаником. Но я бегал и много катался на велосипеде, только бы быть подальше от дома. А ты каталась на серфе. Что-то еще?

– Нет, музыкальные школы не делают особого упора на спорт. Так что только серфинг. И танцы.

Теперь очередь Келлера.

– Хорошо, следующий вопрос: Элвис – молодой или взрослый?

– О, это действительно хороший вопрос. Взрослый Элвис.

– Почему? – спрашивает он.

– Потому что молодой Элвис был красив, а взрослый – отлично пел. "Suspicious Minds" – его самая лучшая композиция. Ты ничего не видел в жизни, если не слышал ее запись в "живую". Он был великолепен. А что насчет тебя? Молодой или взрослый?

– Мне нравился взрослый Элвис, но в основном благодаря своим комбинезонам.

– О да, у него были замечательные сценические костюмы, – соглашаюсь я.

– А теперь следующий вопрос. Если бы тебе выпал шанс поехать в любую точку мира, то что бы ты выбрал?

– Хм. Однажды я хотел бы свозить Стеллу в Египет, посмотреть на пирамиды. Когда я был ребенком, то всегда хотел этого. Они казались чем-то необыкновенно волшебным. Да и до сих пор кажутся. Так что да, в Египет. А ты?

– Когда я была в седьмом классе, то видела документальный фильм о бухте Халонг во Вьетнаме. С тех пор она стало тем местом, на которое я мечтала взглянуть лично. Картинки не всегда отражают действительность. Мне нужно увидеть ее своими глазами и убедиться, что такая красота действительно существует.

Несколько секунд Келлер молчит и ерошит волосы. Я ничего не имею против, но его молчание немного раззадоривает мое любопытство. Я скатываюсь с его груди на подушку. Теперь мы лежим нос к носу. Он выглядит задумчивым.

– Что такое, малыш?

Он колеблется.

– Мы можем на время забыть о реальности и еще немного поиграть в вопросы? Я не хочу, чтобы ты грустила. Я просто хочу представить себе, что мы оба будем жить еще очень долго. Что все еще впереди.

Я улыбаюсь.

– Ты имеешь в виду, что я смогу немножко пожить в сказочном мире, где всегда светит солнце и сияет радуга?

Он расслабляется и тоже улыбается.

– И единороги.

– Ну, конечно же. Единороги. Я всегда о них забываю.

– В моей сказке прошел еще один год. Я заканчиваю учебу и прошу тебя выйти за меня замуж. Что бы ты на это сказала?

– А ты встанешь на одно колено? – даже не задумываясь, спрашиваю я.

– Без сомнения.

В груди нарастает волнение, как будто все и вправду происходит именно так.

– Я бы сказала "да". Черт, да.

Уголки губ Келлера растягиваются в улыбке, и он целует меня в нос.

– Ты даже не представляешь, насколько я счастлив.

Теперь моя очередь. Меня очень беспокоит этот вопрос.

– У нас были бы дети? Братик или сестренка для Стеллы?

– У нас были бы и мальчик, и девочка. И они были бы похожи на тебя.

– Так не честно. Я считаю, что у них должны быть твои волосы и глаза. И рост. Ах да, и губы тоже. – Я целую их.

Он в ответ тоже прижимается к моим губам и тихо спрашивает между поцелуями

– Тебе нравятся мои губы?

Я утвердительно мычу и углубляю наш поцелуй.

– Мммм, хммм.

Спустя минуту мне приходится прервать его, потому что я чувствую себя уставшей и мне тяжело дышать. На этой стадии секс просто нереален. Черт, даже поцелуи – уже слишком для меня.

Келлер все понимает и просто пристально смотрит мне в глаза.

– Твои дети были бы красивыми, талантливыми и умными. Но учить их водить было бы моей обязанностью.

Милая беседа и его подшучивание снова вызывают на моем лице улыбку.

– А я и не была бы против. Ты отличный инструктор. Но, несмотря на то, что наша семья была бы идеальной, я бы ни за что не позволила тебе налепить на заднее стекло нашей машины эти наклейки с изображением членов семьи.

Он смеется.

– Согласен. Никаких наклеек.

Мне сразу становится легче. Он преподнес мне замечательный подарок.

– Я люблю тебя, детка.

– Ммм, повтори.

– Я люблю тебя, детка.

– Я тоже люблю тебя, малыш. Всегда.

Суббота, 31 декабря

Кейт

Доктор Коннелл выдал мне инвалидный талон для машины. Я никогда им не пользовалась до сегодняшнего дня. Он лежит на приборной панели, потому что мы с Келлером молча согласились выставить его только в самую последнюю минуту.

Келлер паркуется поближе к терминалу, а потом ждет, когда я открою пассажирскую дверь, чтобы быстро передвинуть талон на ветровое стекло.

Я помогаю Стелле выбраться из детского кресла, а Келлер в это время достает из багажника мой чемодан на колесиках. Он отправит скрипку и остатки вещей – их не так уж и много – на адрес Одри в понедельник.

Я смотрю не терминал, он находится довольно близко. Несмотря на это, как черт возьми, я смогу пройти весь этот путь. Даже от того, что я вижу, мне уже тяжело дышать. Келлер видит мой настороженный взгляд и осматривается в поисках чего-нибудь, подходящего для передвижения.

– Кейти, почему бы тебе не сесть в машину, а я посмотрю, если здесь инвалидные коляски. Уверен, что мы можем одолжить одну, чтобы довезти тебя. – Он выглядит грустным, говоря это; как будто боится ранить мои чувства.

Я знаю, что мне не стоит возражать. Что нужно просто позволить ему найти эту чертову коляску. Но я не могу принять даже мысль об этом, поэтому просто встаю, выражая свой молчаливый протест. Он знает, как это для меня тяжело.

Келлер походит к Стелле и встает перед ней на колени.

– Эй, большая девочка, как думаешь, сможешь мне помочь?

Она с энтузиазмом кивает.

Он берет ее руку и подводит Стеллу к моему чемодану.

– Ты сможешь дотянуть его до аэропорта?

Она опять кивает и уверенно берется за ручку. Стелла наклоняет его, и ручка практически ударяется о землю, но малышка успевает опомниться и находит баланс.

Она поднимает взгляд и улыбается Келлеру во весь рот.

– Получилось. Готов, папочка?

Он улыбается ей в ответ.

– Почти. – Келлер поворачивается ко мне и присаживается на корточки. – Забирайся, детка.

Я не могу сдержать смех.

– Келлер, ты ведь не собираешься нести меня.

Он пожимает плечами.

– Я не собираюсь тебя нести; это называется катание на закорках. Разные вещи. Спроси Стеллу.

Малышка хихикает. Она думает, что это смешно.

– И в чем же разница, Стелла?

Хихиканье прекращается, но улыбка так и сияет на ее лице.

– Носят, когда так хочется спать, что не можешь идти. А на закорках катают, когда хотят повеселиться.

Келлер тоже улыбается.

– Хорошо сказано, Стелла. Вот видишь? Давай же, детка.

Ну как я могу оспорить столь логичное разъяснение.

Даже несмотря на то, что Стелла тащит чемодан, а Келлер – меня, мы быстро проходим регистрацию и прибываем в зону досмотра на пятнадцать минут раньше. Мы устраиваемся на сидениях, и Келлер отправляет Гасу смс с данными нашего местоположения.

Я не успеваю моргнуть, а Гас уже стоит передо мной. Я рада его видеть, но сама ситуация тяготит меня. Это еще один шаг вперед, к финалу. Я не очень хорошо реагирую на это.

– Привет, Опти. – Он садится на корточки и целует меня в лоб.

– Привет, Гас. – Я пытаюсь быть сильной, но меня начинает одолевать грусть.

Гас пожимает руку Келлеру, а потом Стелла забирается к нему на колени.

– Привет, Гас.

– Ну привет, мисс Стелла.

Она смотрит на него, моргая своими большими голубыми глазами.

– Кейти будет теперь жить с тобой и твоей мамочкой?

Он судорожно сглатывает и кивает. Ему тоже тяжело.

– Да.

– Папочка говорит, что она болеет.

Гас только и может, что кивнуть.

– Ты будешь хорошо заботиться о ней?

Он опять сглатывает и встречается взглядом с Келлером.

– Обещаю. Мы будем хорошо заботиться о ней.

Келлер кивает. Это его «спасибо».

Гас тоже кивает. «Рад стараться».

Гас встает и берет Стеллу на руки.

– Пойдем, купим что-нибудь попить. Я умираю от жажды. Как насчет тебя? – Они идут по коридору в направлении ларька с газетами и буфета.

Я смотрю на Келлера и не знаю, что сказать. Я испуганна и мне грустно, но я знаю, что он чувствует то же самое. Я хочу быть сильной для него, но ком в горле делает это практически невозможным.

Он берет мою руку, достает из кармана пальто маркер, снимает колпачок и пишет на ладони левой руки. Ты храбрая.

По моему лицу ручьем текут слезы, когда я говорю ему «Спасибо».

Келлер нежно обхватывает мое лицо ладонями. В его глазах тоже слезы.

– Нет, Кейти. Это тебе спасибо. За все. Ты самый храбрый человек, которого я знаю.

Спустя, как нам показалось, мгновение возвращается Стелла с бутылкой сока и Гас с пустыми руками. Он не хотел пить, просто давал нам время побыть наедине.

Гас смотрит на часы.

– Нам, наверное, пора идти, Опти. На досмотре длинные очереди.

Я киваю, а потом опускаю взгляд и вижу, что Стелла протягивает мне пальто.

– Кейт. – Она держит его на вытянутых над головой руках.

Мне бы так хотелось поднять ее, но у меня нет на это сил. Поэтому я становлюсь на колени и обнимаю ее. Она такая маленькая и сладенькая. Сегодня ее волосы пахнут лавандой.

– Веди себя хорошо, Стелла.

Она крепко прижимается ко мне.

– Обещаю. А ты будешь звонить нам по телефону или разговаривать по компьютеру?

Я еще сильнее сжимаю ее в объятиях.

– Обещаю. Каждый день. Я люблю тебя.

Стелла чуть откидывается назад и целует меня в губы.

– Я тоже люблю тебя.

С полными слез глазами я поворачиваюсь к Келлеру. Он прижимает меня к груди и просовывает руки под расстегнутое пальто, а потом под футболку и кладет их мне на поясницу. Медленно, круговыми движениями он гладит мою обнаженную кожу. Мне сразу же становится немного спокойнее. Я закрываю глаза и утыкаюсь носом в его шею. Его губы щекочут мое ухо.

– Позвони мне, когда вы приземлитесь, детка.

– Позвоню.

Он целует меня в ухо и шепчет.

– Я люблю тебя больше, чем ты себе можешь вообразить.

Я чуть-чуть отодвигаюсь и целую его мягкие и такие желанные губы. Келлер обхватывает мой затылок, притягивает меня еще ближе, и мы упираемся лбами друг в друга.

– Мое воображение не имеет границ, – говорю я. В наших глазах блестят слезы. Я обеими руками сжимаю его футболку. Господи, я не хочу его отпускать.

– Как и моя любовь. – Келлер улыбается и это одновременно и самая счастливая, и самая грустная улыбка, которую я когда-либо видела. Сложно себе представить, что две такие различные эмоции могут жить в одной улыбке. Но они могут. Он тому подтверждение. Этот момент – все, что сейчас имеет значение.

– И моя тоже. Я люблю тебя, малыш.

– Скажи еще раз, – шепчет он с закрытыми глазами.

– Я люблю тебя, малыш.

Стелла опять стоит рядом с Гасом и тянет его за футболку.

– Гас, ты должен покатать Кейт на закорках. Не потому, что она хочет спать. Просто ради веселья.

Гас ерошит ее волосы.

– Да я только за, ребенок. – Он поворачивается и присаживается. – Заползай, Опти.

Я забираюсь на него, а Келлер вручает Гасу мой чемодан.

– Спасибо, мужик.

Гас мажет рукой и делает несколько шагов задом в направлении зоны досмотра.

– Всегда пожалуйста, чувак. Всегда.

Гас поворачивается, и я оказываюсь спиной к Келлеру и Стелле. Я оглядываюсь назад и наблюдаю за тем, как они постепенно исчезают. Мы машем друг другу до тех пор, пока Гас не заходит за угол и их становится не видно.

Пятница, 13 января

Кейт

Я общаюсь с Келлером и Стеллой по скайпу каждый день, утром и вечером.

Занятия у Келлера начнутся только через неделю, поэтому, когда он не на работе, и я не сплю, мы так же разговариваем по телефону.

Я стала много спать. Тэмми, медсестра, которую наняла Одри, говорит, что ее работа заключается в том, чтобы я чувствовала себя комфортно. А комфорт для меня на данный момент – это оксикодон. С его помощью я не чувствую мучительную боль.

Подключение к аппарату с подачей кислорода тоже помогает. До него мне приходилось бороться за каждый глоток воздуха. Так что носовая канюля теперь у меня в любимицах.

Гас должен был отправиться в тур по Европе на прошлой неделе, но он отказался. Их тур-менеджер был ужасно зол. Гас стал называть его Гребаный Гитлер. Остальные члены группы на стороне Гаса, поэтому им пришлось перенести концерты. Я чувствую свою вину за то, что он откладывает свою жизнь "на потом". Но в то же время я счастлива, что он здесь, со мной.

Он проводит в моей комнате все двадцать четыре часа в сутки. Его присутствие неизменно, оно дарит покой. Мы слушаем музыку, играем в карты (и да, он разрешает мне мухлевать) или просто разговариваем (но по большей части предаемся воспоминаниям). Практически каждый день приходят Франко, Робби и Джейми. Иногда на несколько минут, а иногда на час. Все зависит от того, как долго я могу бодрствовать.

Раз в день Тэмми разрешает Гасу выносить меня на веранду, чтобы подышать свежим воздухом. Он тащит меня и тянет за собой тележку со всей необходимой аппаратурой (для капельницы и оксикодона). Я уже не могу ходить. Даже походы в туалет – в прошлом, отчего я чувствую себя такой несчастной. Мало мне катетеров, так теперь еще и мочеприемники в придачу.

Одри вернулась около часа назад. Она пока работает из дома, и через день ходит в офис на час или два. Помимо всех этих неприятностей со мной, ей еще надо вести свой бизнес. Не знаю, как она справляется.

Одри стучит в дверь с чашкой кофе в руках. Как и каждый день, в это же самое время.

– Привет, милая. Как дела?

Я улыбаюсь, потому что ничего другого у меня при взгляде на нее не выходит. Я всегда думала, что она ангел, но теперь даже не сомневаюсь в этом.

– Великолепно.

Она улыбается в ответ и целует меня в лоб.

– Рада это слышать. – С этими словами она вручает мне кружку с овощным бульоном.

– А теперь настало время поужинать. – Одри переводит взгляд на Гаса.

– Дорогой, я и тебе кое-что приготовила. Посмотри на кухне.

Гас хлопает рукой по кровати.

– Я быстро. – Ему не нравиться есть передо мной, потому что я, по правде сказать, уже практически не могу этого делать. Поэтому обычно он кушает один, на кухне. Клянусь, Гас просто вдыхает пищу, потому что максимум через пять минут, он снова в комнате.

– Не торопись, Гас. Мне нужно поговорить с Кейти. – мягко, но в тоже время строго говорит Одри.

Он кивает, а потом, подняв брови смотрит на меня.

– Подруга, думаю у тебя неприятности.

Я смеюсь. Последние несколько недель мы много веселились. Гас выглядит измученным, и я знаю, что он мало спит, но к нему вернулось его чувство юмора. Мне это нравится. Он немного расслабился. Я же чувствую себя как будто в коконе. Мне комфортно, я довольна. И спокойна, как никогда в жизни. Наверное, это из-за Ксанакса, который Тэмми добавляет в содержимое капельницы. Я настаивала на том, что не нуждаюсь в нем (у меня не было никаких приступов после панической атаке в Гранте в прошлом месяце), и она поняла мои чувства, но сказала, что так мне будет комфортнее. Поэтому я решила попробовать. Наркотики или нет, главное, что мне хорошо. Мне хорошо.

Одри садится на край кровати рядом со мной и, как в детстве, когда она пыталась утешить меня, потирает мне лоб. Она улыбается.

– Ты выглядишь сегодня получше. Даже щеки разрумянились.

– Я сегодня хорошо себя чувствую, Одри. Рада, что это видно. Как у тебя дела?

– Все хорошо, милая. – Она снова целует меня в лоб. – Не переживай обо мне.

Я так не могу. Я переживаю за всех. Эта ситуация высасывает из них все силы.

– Что случилось? У меня неприятности?

Одри смеется.

– Нет. Мне нужно обсудить с тобой несколько вещей. Думаю, мы больше не можем откладывать их "на потом". Мне жаль говорить об этом, но моя обязанность как матери состоит в том, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке.

– Спасибо. Так по поводу чего нам нужно пообщаться?

Она кладет бумаги, которые держит в руках, на прикроватный столик.

– Пей бульон, а я буду говорить.

– Хорошо. – Я так и делаю, несмотря на то, что он мне до ужаса надоел. Но в последние дни это единственное, что я могу есть.

– Ты выдала мне доверенность на то, чтобы я представляла твои интересы. Я хочу уделить внимание финансовым вопросам. Твоя медицинская страховка предполагает низкую франшизу. В прошлом году ты ее покрыла полностью. В этом – счета будут минимальные. После того, как ты выплатишь франшизу, все остальные расходы будут погашены на 100%. На твоем счету достаточно сбережений для этого. У тебя есть еще какие-нибудь еще долги?

Мне не хочется делиться с Одри этой информацией, потому что я знаю, что ей будет больно от того, что я не рассказала об этом еще несколько месяцев назад. Но я просто обязана сделать это.

– Только расходы на похороны Грейси. Я выплачиваю заем каждый месяц. Осталось около двух тысяч долларов. Я не знаю, хватит ли у меня средств, чтобы погасить эту сумму после оплаты всех медицинских счетов.

Она моргает, как будто ничего не понимает.

– Ты же сказала, что похороны Грейси полностью оплачены. Что у тебя остались деньги после продажи дома Дженис.

Я не могу смотреть ей в глаза.

– Я лгала.

– Господи, Кейти, почему ты ничего не сказала? Я бы с радостью помогла тебе.

Я продолжаю пялиться на покрывало.

– Поэтому я и не могла сказать. Грейси была моим обязательством. Она была моей сестрой. Я должна была сделать это.

Одри качает головой.

– Хорошо, не переживай по этому поводу. Я обо всем позабочусь. Что-нибудь еще?

– Ничего, кроме мобильного. Страховка на машину оплачена до апреля.

– Отлично. А теперь следующий пунктик из моего списка. Твое завещание. – Она пристально смотрит на меня и ее глаза наполняются слезами. – Извини, Кейт. Это тяжело.

Я слегка хлопаю ее по ноге.

– Все в порядке, Одри. Не думаю, что завещание так уж и необходимо. У меня же ничего нет. Я отдала машину Келлеру, хотя он до сих пор спорит по этому поводу. А скрипку, ноутбук и свою музыку я хочу оставить Гасу. Это все.

Она прочищает горло.

– Не совсем. Есть кое-что, о чем ты не знаешь.

Я приподнимаюсь на кровати, потому что на лице Одри появляется обеспокоенное выражение мамочки-медведицы, защищающей свое дитя. —

В прошлом месяце я разговаривала с твоим отцом.

– Ты что? – Я намеревалась произнести эти слова куда громче, чем вышло, но из меня как будто вышибли весь воздух.

– Несколько лет назад Дженис дала мне его имя, адрес и номер телефона на случай, если мне когда-нибудь нужно будет связаться с ним от имени Грейси или твоего. Я звонила ему только три раза: когда умерла Дженис, потом, когда нас покинула Грейси и в прошлом месяце, когда узнала о твоей болезни.

Я слышу, как что-то говорю, но у меня такое ощущение, что это не мой голос.

– Что он сказал?

Она склоняет голову на бок, и выражение ее глаз смягчается. Могу поспорить, что она раздумывает над тем, как сказать мне, что он бессердечный ублюдок.

– К смерти Дженис он, как мне показалось, отнесся безразлично. Он ничего не сказал по этому поводу, просто поблагодарил за то, что я дала ему об этом знать. Когда я позвонила по поводу Грейси, он расстроился. Я рассказала ему, когда состоятся похороны, и он прислал цветы.

– Я не видела их. Не было никакой карточки с его именем. – Я в шоке.

Одри качает головой, словно извиняясь.

– Он отправил их анонимно. Большой букет гвоздик.

Я горько усмехаюсь.

– Как символично. Грейси ненавидела гвоздики. Она говорила, что они воняют и больше подходят для бабушек. Она любила тюльпаны. Желтые тюльпаны.

Одри улыбается уголками губ.

– Я знаю.

Теперь я начинаю нервничать. Следующий звонок был по поводу меня.

– Что он сказал обо мне?

– Кейт ты такой замечательный человечек. Одобрение отца или его интерес к тебе никогда не значили…

– Просто скажи мне, Одри.

Она вздыхает.

– Он сказал, что это очень печальная новость и ему жаль, что он никогда тебя не знал. Я предложила устроить встречу или, чтобы он прилетел из Англии, но твой отец отказался. Мне очень жаль, дорогая.

Я не помню своего отца, поэтому на самом деле никогда и не скучала по нему. До сегодняшнего дня. Теперь я чувствую себя преданной и ужасно злюсь на то, что он предпочел нам другую семью.

– Он просто ублюдок. Ты согласна, Одри? – сжав зубы, бурчу я.

– Думаю это подходящее для него имя. Я бы могла предложить и другие, но ублюдок тоже не плохо. – Одри очень редко ругается. Она в бешенстве.

Я бы посмеялась, если бы не кипела от злости.

Она протягивает руку и берет конверт со столика.

– Он послал тебе это. Я уже открыла его. Надеюсь, ты не возражаешь. Мне хотелось быть уверенной, что содержимое не расстроит тебя.

Трясущимися руками я беру конверт. За долю секунду мой гнев сменяется испугом. Я раскрываю его и заглядываю внутрь. Никакого письма, только маленький клочок бумаги. Я хватаюсь за него большим и указательным пальцами и медленно вытаскиваю.

– Чек?

Одри кивает.

Я смотрю на сумму.

– Одри, тут пятьдесят тысяч долларов. Я никогда не видела столько нулей.

Она опять кивает.

Я убираю его на столик.

– Да пошел он на хрен, Одри. – Я снова зла. Я стараюсь не использовать это выражение перед ней, потому что знаю, оно ей не нравится, но не могу сдержаться. – Пошел на хрен он и его деньги. Отправь их обратно. Скажи, что я не хочу их.

Одри выглядит напряженной.

– В любое другое время я бы согласилась с тобой, Кейт и похвалила бы тебя за гордость и достоинство. Но я думаю, что сейчас, тебе стоит принять их.

Может, она и права.

– Забери их себе. Я перепишу деньги на тебя. Так я хоть как-то смогу отплатить тебе за то, что ты делала для меня все эти годы. – Во мне говорит не злость.

Я действительно так думаю, и она знает это.

– Кейт, я не могу их принять. Мы с Гасом никогда не испытывали недостатка в финансовом плане. Мы оба были очень удачливыми. Может, ты знаешь кого-то еще, кому они не помешают?

У меня не уходит много времени, чтобы принять решение. Я подписываю чек и отдаю его Одри вместе с особыми инструкциями. Потом я пишу короткую записку отцу.

Томас,

Спасибо за Грейс. Жаль, что ты ее не знал. Она была самым милым и невинным человечком на планете.

Несмотря на то, что от твоих денег попахивает чувством вины и мне бы не хотелось их принимать, я знаю, что они послужат благому делу.

И напоследок, я надеюсь, что ты хорошо относишься к жене и детям и каждый день говоришь им о своей любви. Детям это очень нужно. Одри Хоторн научила меня, что такое любовь родителя к своему ребенку. Она замечательная женщина. Я всегда чувствовала себя любимой. Надеюсь, эти слова принесут тебе облегчение.

Кейт.

После того, как я закончила писать записку и Одри ушла, решаю поговорить с Богом. Мне немного стыдно, потому что я уже довольно долгое время избегаю его.

Привет, Большой Человек. Я и правда думаю то, о чем написала Томасу. Я не знаю, могу ли просить тебя об этом, но все же попытаюсь. Пожалуйста, прости его. Я очень надеюсь на то, что он любит свою жену и детей, а они любят его. Спасибо тебе за то, что в моей жизни столько людей, которых люблю я.