Текст книги "Оптимистка (ЛП)"
Автор книги: Холден Ким
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Ким Холден
Оптимистка
Понедельник, 22 августа
Кейт
– Ну как дела, красотка?
– Гм, знаешь, я провела за рулем тридцать часов, или что-то около того. Я сбилась с пути. Я не спала два, а, может, и все три дня. Я залила в себя две дюжины Ред Булов и пятнадцать литров кофе. Так что, все, как всегда.
Он смеется.
– Подруга, наверное, в тебе течет кровь дальнобойщика.
– Сукин сын.
Он снова заливается смехом.
– Потрясающе! Наверное, мне стоит сменить твое прозвище с Оптимистки на Сучку.
Наша беседа течет плавно, так естественно, на что я и надеялась. После того, как мы с Гасом решили пойти разными путями в Сан Диего несколько дней назад, я не знала чего ожидать от этого звонка.
А потом настал черед неловкого молчания.
За все девятнадцать лет, что я его знаю, у нас никогда такого не было.
– Так, что, Миннесота?
– Ага.
– Остановишься у Мэдди?
– Да.
– Как ты? – спрашивает Гас.
– Все путем.
Господи, разговор так и не клеится. Может, в его голосе и чувствуется скука, но я прекрасно понимаю, что он чертовски нервничает. Интересно, почему я еще не слышала, что он прикуривает сигарету. И тут же слышу щелчок зажигалки и такой знакомый звук, издаваемый при первой затяжке.
– Ты бы…
Он обрывает меня на полуслове.
– Мне надо идти, Оптимистка. Я, наконец, добрался до Робби, судя по всему, группа уже собралась. А я как обычно опоздал. Они ждут меня.
Я разочарована, но понимаю, что невозможно остановить жизнь других людей только потому, что этого хочется Кейт. Поэтому натягиваю свою самую лучшую улыбку и отвечаю:
– Да, конечно. Ты будешь свободен завтра вечером? Я позвоню тебе.
– Я планирую покататься на серфе после работы, но все равно звони.
Его дыхание выравнивается благодаря тому, что он так сосредоточенно курит, пытаясь успокоиться с помощью никотина и сигаретного дыма.
– Хорошо. Я люблю тебя, Гас.
Мы всегда говорим друг другу «Я люблю тебя». Он привык слышать эти слова от своей матери каждые пять минут, просто потому что она все это чувствовала на самом деле. Для нее это было естественно. Я же никогда не слышала ничего подобного от своей матери. Никогда. Для нее было естественно именно это. Ей было безразлично. Я чувствовала это каждый день. Всей своей сущностью. Думаю, поэтому мне так нравилось слышать эти слова от Гаса и его мамы, Одри. Было бы странным закончить разговор с ним и не сказать этой фразы.
– И я тоже, Оптимистка.
– Пока.
– Пока.
Я собираюсь остановиться у Мэдди. Мэдди – моя тетя, сводная сестра матери, гораздо младше ее. Мать даже не знала о ее существовании, пока они не встретились на похоронах дедушки (их общего отца) три года назад. Дедушка не общался с матерью практически всю ее жизнь. Он ушел из семьи, когда ей было около десяти лет. Просто исчез и, судя по всему, у него была другая семья. Он снова вошел в ее жизнь за несколько лет до смерти. Я встречалась с ним несколько раз, и он мне нравился. Не могу судить его за то, что он сделал, потому что не знаю, на что была похожа его жизнь.
Короче, Мэдди появилась на похоронах, и у моей матери случилась истерика, когда Мэдди объявила, что она ее сводная сестра. Что тут сказать... Моя сестра Грейс и я были поздними детьми. Грейс получилась случайно, а я была лишь слабой попыткой удержать мужчину, который не хотел ни ее, ни нас. Ей было тридцать девять, когда родилась Грейс и сорок, когда подошла моя очередь. Мэдди же двадцать семь, она всего лишь на восемь лет старше меня, что означает, что моя мама на тридцать семь лет ее старше. И если сложить два плюс два, то становится очевидно, что дедушка был тот еще сексуально озабоченный старикашка. Но, повторюсь, не мне судить.
Теперь у меня есть тетя, о существовании которой я не имела представления и которую едва знаю. Она останавливалась в нашем доме в Сан-Диего на неделю всего лишь раз, и это было два года назад. Поэтому, как только я узнала, что меня приняли (и дали стипендию) в Грант, маленький колледж в крошечном городке с таким же названием, на окраине Миннеаполиса, то позвонила Мэдди и спросила, могу ли я пожить у нее недельку пока не начнутся занятия и можно ли мне не оформлять комнату в общежитии. Она колебалась так, как будто я прошу у нее как минимум почку, но, в конце концов, согласилась. И вот я здесь, в гостевой комнате. Прошел всего лишь час, а я уже ощущаю себя паразиткой, злоупотребляющей ее гостеприимством.
Я распаковываю чемодан и складываю зубную щетку, пасту, шампунь, кондиционер и бритву в огромной гостевой ванной комнате. У Мэдди действительно отличная квартира. Не уверена, каков прожиточный минимум здесь, в Миннеаполисе, но она выглядит дорогой и поражает воображение. Знаю, некоторым людям нравятся все эти полеты дизайнерской мысли, но по мне так это слишком. Мне нравится простота, как в квартире в Сан-Диего, по которой я очень скучаю. Раньше это был гараж, который переделали в жилое помещение. Я арендовала ее у мистера Ямашита, который раньше работал у нас садовником. Он даже умудрился устроить маленькую ванную комнату. Кухня была оборудована мини-холодильником, микроволновкой, варочной панелью. Раковины не было, посуду приходилось мыть в ванной. Квартира была маленькой и темной, поэтому мы поднимали гаражную дверь для дополнительного освещения. Тем не менее, я очень любила ее. Она была простой, без изысков. Настоящий дом. Грейс и я переехали в нее около года назад. Мы искали жилье и мистер Ямашита, будучи очень приятным пожилым мужчиной, предложил нам настолько дешевую арендную плату, что я не могла отказаться. У нас была одна двуспальная кровать, столик для игры в карты и два кресла, которые выполняли функции обеденных, а также стол для настольных игр. В квартире практически не было свободного места, но было очень уютно. Она располагалась на углу, в квартале от океана, поэтому мы могли любоваться им в любую погоду. Каждый день, после ужина и вечерней ванны Грейс мы поднимали гаражную дверь, садились на край кровати и смотрели на закат. И как только солнце практически совсем уходило из виду, и горизонт окрашивался в оранжевый цвет, Грейс брала меня за руку, поднимала вверх наши переплетенные пальцы и кричала: "Время шоу!". И я вторила ей: "Время шоу!" Она крепко держала мою руку обеими руками, удобно устроив их на своем бедре до поздней ночи. Темнота вызывала у нее чувство радости, она начинала аплодировать, и я присоединялась к ней. Грейс говорила мне: "Это был лучший вечер, ведь так?" Я соглашалась каким-то образом действительно так и считая. Потом я опускала дверь, поднимала ноги Грейс на кровать так, чтобы она могла лежать. Накрывала, целовала ее в лоб и говорила: "Спокойной ночи, Грейси. Я люблю тебя. Крепких снов" А она на это отвечала: "Сладких снов. Я тоже тебя люблю, Кейт", а потом целовала в лоб. Я так скучаю по всему этому.
Разложив вещи в своем временном пристанище, я пошла бродить по квартире. Хотела поговорить с Мэдди, но та висела на телефоне, поэтому я направилась на кухню, предварительно получив от нее рассеянный кивок, разрешающий залезть в холодильник. Она потихоньку хихикает в телефон. На другом конце провода, должно быть, парень. Женщины хихикают подобным образом только при разговоре с тем, с кем спят, или страстно желают.
Ее маленькая собачка, Принцесса, следует за мной повсюду. Не знаю, что за порода, но, если моргнешь, то открыв глаза, с трудом обнаружишь ее, настолько она крохотная. Она очень общительная и нравится мне, но я вынуждена постоянно напоминать себе, куда иду, чтобы не дай бог не оступиться и не раздавить ее как муравья.
Тащусь в кухню, скользя ногами по плитке на полу, не имея никаких сил нормально передвигать ими. Открываю кладовую и обнаруживаю коробку мак энд чиз, банку говяже-овощного супа и протеиновый батончик настолько твердый, что, скорее всего, его срок годности истек в прошлом веке.
Достаю кастрюлю и начинаю кипятить воду для мак энд чиз. Напеваю себе под нос, пытаясь тем самым приглушить разговор Мэдди, доносящийся из соседней комнаты. Жаль, что у меня нет с собой Ipod, он в спальне, а это целых двадцать шагов. Боюсь, что если я соберусь силами и пойду за ним, то роскошная, манящая кровать все-таки соблазнит меня. А мне надо обязательно поесть. Последний раз я делала это несколько штатов назад, в Небраске, по-моему.
Как только я помешала макароны и начала разрывать пакетик с сыром, Мэдди прекратила телефонный разговор и забрела в кухню.
– Ты голодна, Мэдди? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами. – Думаю, да.
Мы молча едим, ну если не считать ее жалоб на количество жира в мак энд чиз и как они ужасны на вкус. Хотя я обратила внимание на то, что она все съела и практически вылизала свою тарелку. По мне, так они были восхитительны, очень сложно испортить это блюдо.
Я ждала до окончания нашей трапезы, что она как гостеприимная хозяйка начнет беседу, но в итоге поняла, что инициатором буду я.
– Мэдди, как давно ты здесь живешь? Квартира просто отличная.
– Чуть больше года. Да, она нормальная.
Чувствуется, что ей скучно, поддерживать разговор – слишком тяжелая работа для нее.
– Нормальная? Боже, да она великолепная. Многоэтажный дом на окраине города, модный район, много ресторанов и магазинов. В здании есть подземная парковка и охрана, гимнастический зал и бассейн. Ты должна быть счастлива, Мэдди.
Она пожимает плечами.
– На первое время сойдет. Я подыскиваю квартиру в другом месте. Хочу район получше, чтобы было больше удобств и квадратных метров побольше. Но я только что подписала договор аренды на шесть месяцев, так что, думаю, что мне придется пока остаться здесь.
Она недовольно надувает губы.
Я киваю. Сойдет на первое время? Господи, я стараюсь не судить, но, чем дольше нахожусь рядом с ней, тем больше мне не по себе. Понимаете, людям свойственно чем-то заполнять внутреннюю пустоту, список этих так называемых наполнителей может быть длинным, хорошим или плохим. У меня такое чувство, что для Мэдди – это, прежде всего деньги, одежда, материальные блага. Она все в поисках чего-то лучшего, когда может просто наслаждаться тем, что уже имеет. Грустно. Как в детской сказке о пауке и мухе. Жадность, деньги, накопительство – это паук, а Мэдди – муха. Направляю разговор в другое русло.
– Как твоя работа? Ты ведь юрист? – Пытаюсь откопать в измученной голове воспоминания о ней. Все-таки прошло два года с момента ее единственного визита к нам.
– Да. В Розенштейн и Барклай. В пригороде Миннеаполиса.
– Замечательно, – полагаю, я сама должна поддерживать разговор. – Ты, наверное, очень занята, но все-таки у тебя есть хобби? Что тебе нравится делать в свободное время?
В этот момент в ней как будто загорается лампочка, такое ощущение, что я затронула тему, которая ей действительно интересна.
– Мне нравится ходить по магазинам, делать маникюр, укладывать волосы, еще я хожу в солярий несколько раз в неделю. – Она быстро озвучивает свой список и осматривает меня с ног до головы. Совершенно очевидно, что, по ее мнению, у нас нет ничего общего, так как на голове у меня непонятный узел, ногти обкусаны, а штаны и футболка с надписью Manchester Orchestra застираны до дыр. Я загорелая, но не благодаря солярию, а свежему воздуху, и ей это известно.
– И да, мне приходится тренироваться каждое утро, – выражение, с которым она произносит слово «приходится» немного настораживает.
– Ты тренируешься в гимнастическом зале в холле? Я обратила на него внимание по дороге сюда. Возможно, завтра я тоже загляну туда побегать на дорожке.
Она так вскрикнула, как будто я предложила ей откусить бутерброд с дерьмом.
– Боже, что ты. Это отвратительное место. Я занимаюсь в частном зале недалеко от офиса: Миннеаполис Клаб.
Ну, конечно же, хотелось мне сказать, но я только киваю головой, пока она не успокоилась.
– Отлично, Мэдди, – отодвигаю стул и убираю со стола свою тарелку. – Думаю, мне пора в кровать. Спасибо за мак энд чиз. Завтра я схожу в магазин, а то сегодня слишком измотана.
– Ты могла бы купить мне обезжиренный ежевичный йогурт? – спрашивает она. Я складываю тарелки и кастрюлю в посудомоечную машину. Настоящую посудомоечную машину!
Я в таком восторге от нее, что практически не слышу, что говорит Мэдди. Меня разрывает на части от желания встать на колени и поцеловать ее.
– Да, конечно. А у тебя есть кофейник? Мой не пережил переезд сюда, а я не могу жить без кофе.
Слышу ее "Гм!" из соседней комнаты и у меня такое впечатление, что я каким-то образом оскорбила ее. Когда я прохожу мимо Мэдди по пути в спальню, в которой планирую спать как убитая как минимум семнадцать-восемнадцать часов, она качает головой и смотрит на меня так, как будто у меня появился третий глаз.
– Зачем мне кофейник? В соседнем доме Старбакс.
– Ой, конечно, ты права, – киваю головой и мысленно делаю пометку купить кофейник завтра, когда буду делать покупки. – Спокойной ночи, Мэдди.
– Спокойной ночи? Ты же не собираешься еще спать? Только пять часов вечера, – она уперла руки в бока. – Я думала, что мы пойдем куда-нибудь выпить.
– Как-нибудь в другой раз, дорогая. Можно сходить завтра вечером. Я должна была пожелать себе "сладких снов" еще прошлой ночью, но влила в себя столько кофеина, что не смогла заснуть. Поэтому прямо сейчас собираюсь насладиться крепким сном и за вчера, и за сегодня. Увидимся завтра.
Вторник, 23 августа
Кейт
Я проснулась в 10.37 утра в чертовски хорошем настроении. В последнее время я могу позволить себе роскошь поспать подольше, что было чуждо мне практически всю жизнь.
Мэдди должна быть на работе, поэтому я вытаскиваю свой ноутбук и пытаюсь найти адрес близлежащего продуктового магазина. Есть один совсем недалеко, я могу дойти до него пешком. Спускаюсь на лифте в гимнастический зал и тридцать минут бегаю на дорожке, потом иду в душ, беру кошелек и телефон и направляюсь за покупками. На выходе из здания обнаруживаю, что вывеска Старбакс тянет меня к себе, как бабочку на огонь. Я не особо люблю все эти модные кофейни. Мне нравятся маленькие, семейные заведения. Тем не менее, я уже в дверях. Заказываю большую кружку черного кофе. Знаю, это раздражает их. Предполагается, что я должна использовать какое-то претенциозное название. Но я вечность не была в подобных местах и отчаянно хочу кофе. У меня нет времени изучать их гигантское меню, чтобы сделать такой заказ, который понравится им.
Мне задают стандартный набор вопросов:
– Молоко, соевое молоко или сливки, не содержащие молока?
– Нет, спасибо.
– Аромат?
– Нет, спасибо. Просто черный кофе.
В ожидании, перекатываюсь с пяток на носок. Когда мне, наконец, подают кофе, так и хочется сказать «ну, давай, иди к мамочке», но вместо этого говорю:
– Огромное спасибо, – особо выделяя слово «огромное».
Наконец, добираюсь до магазина и закупаюсь необходимыми продуктами. По счастью, у них оказался маленький кофейник на две чашки, который достался мне со скидкой за пятнадцать долларов. По дороге обратно держу мешок с продуктами в одной руке, а в другой крепко сжимаю кофейник с таким видом, как будто это Святой Грааль.
Вернувшись домой к Мэдди, решаю немного прибраться. Полагаю, она много работает и ей некогда, потому что в квартире чертовски грязно. Я, конечно, тоже не Мисс Чистюля, но думаю, это меньшее, что я могу для нее сделать. Прошлась пылесосом и привела в порядок кухню и ванные. Закончила около пяти, как раз, когда Мэдди вернулась с работы.
В пять пятнадцать она заявила, что умирает с голоду, так как у нее с утра не было ни крошки во рту и что я просто обязана попробовать суши в баре, находящимся вниз по улице. Я не фанат суши. Знаю, это святотатство в некоторых кругах, к тому же, я вегетарианка. Этот факт существенно снижает разнообразие выбора, а если принять во внимание и мою нелюбовь к рису, то становится понятно, что делать мне там нечего. Но, естественно, я не хочу выглядеть неблагодарной, все-таки я – гость, поэтому говорю ей:
– Отлично, пойдем.
Ресторан набит под завязку, но Мэдди знает метрдотеля по имени, так что нам быстро находят свободный столик.
– Ты часто сюда приходишь? – спрашиваю, потрясенная от такого обслуживания
– Нет, только два раза в неделю.
Киваю головой. Я уже начинаю привыкать к тому, что просто киваю, будучи в шоке от ее образа жизни. Моя мать прожила так всю свою жизнь, поэтому, полагаю, мне не стоило бы так удивляться, все-таки они сестры. Должно быть, тяга к роскошной жизни передается по наследству, хотя мы с Грейс определенно избежали этого.
Начинаю изучать меню в поисках чего-нибудь съедобного и вдруг понимаю, что Мэдди заказывает нам мартини. Мои глаза расширились по пять копеек, но она уже уставилась в меню.
– Что ты будешь заказывать?
Я нагибаюсь и шепчу ей:
– Мэдди, мне всего лишь девятнадцать. Подруга, мне нельзя употреблять спиртное. – Не то, чтобы я совсем не выпиваю, но определенно не настроена на это сегодня. К тому же, у меня даже нет фальшивого удостоверения личности на случай, если официант решить проверить его.
Она прерывает меня взмахом руки.
– Я здесь частый гость.
Это что, типа все объясняет? Я пожимаю плечами и поднимаю брови.
– Хорошо.
Когда принесут выпивку, я отдам ее Мэдди. Что-то подсказывает мне, что она не откажется.
–Ну что, вернемся к еде. Что тебя заинтересовало? – Мэдди радостно пожирает глазами меню.
– Вообще-то, я вегетарианка. Какой у меня есть выбор? – Я быстро пробегаю по ассортименту в попытке найти хоть что-то с овощами.
Она опять отмахивается от меня со словами:
– Я закажу на двоих.
В это время официант приносит наши напитки.
К тому моменту, как официант заканчивает расставлять тарелки с заказанными блюдами на столике, я понимаю, что весь стол заставлен длинными тарелками с разноцветными роллами, ярко-розовой и белой рыбой и кучей васаби. Я в шоке.
– Мэдди, тут какая-то ошибка. Здесь слишком много еды.
– Нет, это все наше.
Я хмурюсь.
– Но здесь как минимум шесть тарелок, а нас только двое.
Она пожимает плечами и смотрит на меня так, как будто я изъясняюсь по-японски.
– В суши мало калорий. К тому же, ты не знала, что выбрать, так попробуй всего понемногу.
Я опять киваю, наверное, уже в сотый раз.
–Хорошо. Мэдди, скажи какие из них без мяса, а то для меня они все одинаковы.
Она начинается смеяться так, как будто я сказала что-то ну очень смешное.
– Думаю, вот эти две тарелки тебе подойдут.
– Ты думаешь или знаешь? Мой желудок не готов к испытаниям.
Она морщит нос.
– Кейт, это отвратительно.
– Извини, я просто говорю, как есть. Если неподходящая еда попадет мне в желудок, реакция будет незамедлительной.
Она все еще морщит нос.
– Просто попробуй суши вот с этих двух тарелок. Все будет в порядке
Я доверяю ее выбору лишь на тридцать процентов. К сожалению, все блюда на столе пахнут для меня рыбой, поэтому я решаю последовать совету Мэдди. Откусываю небольшой кусочек. Непонятный вкус. Я не могу определить, где тут рис, а где рыба. В любом случае, с каждым куском мне приходится сдерживать рвотный рефлекс. Съедаю три куска, запивая каждый большим количеством воды.
Мэдди приканчивает оба мартини и огромное количество суши. Когда нам предлагают взять с собой оставшуюся еду, она отказывается. Я не шучу. Если бы эти суши не пахли так погано, я бы растянула на два дня то, что она сейчас собирается просто выбросить.
Когда приносят чек, она достает кошелек, а потом аккуратно бьется головой о стол. У нее явно тяга к драматизму.
– О боже, я, должно быть, забыла кошелек дома. – Она смотрит на меня щенячьими глазами и становится очевидным, что платить придется мне. – Без проблем. Я заплачу. – Все-таки я ее гостья и это меньшее, что я могу сделать за то, что она позволила мне пожить у нее несколько дней.
Она толкает мне счет. Я в ужасе. Сто семьдесят три доллара! У меня в кошельке только три бакса, поэтому протягиваю свою единственную кредитную карту. Ту, которую берегла на непредвиденный случай. Ту, которую стараюсь вообще не использовать. Я довольно экономна с деньгами, и не потому, что скряга, а потому что каждый месяц мне нужно оплачивать счета. Никто другой за меня этого не сделает.
Я всегда оставляю немного денег на развлечения или чтобы помочь друзьям, попавшим в затруднительное положение. Но вот сейчас я просто выбросила эти деньги на ветер, потратив их на ужин. Убеждаю себя, что все в порядке, так что к моменту возвращения официанта, я примирилась с тем фактом, что эта ситуация – еще один жизненный опыт и когда-нибудь я, скорее всего, просто посмеюсь над этим.
Мэдди извиняется и удаляется в уборную, пока я расписываюсь в квитанции. К моменту ее возвращения, мой желудок начинает издавать булькающие звуки. Это напоминание о том, что очень скоро мне придется платить за то, что я только что съела.
Мы несемся домой, и я едва успеваю дойти до ванной, чтобы не уделать штаны. Кульминационный момент моего суши-опыта носит яростный, взрывной характер.
Закончив тщательно прочищать свой кишечник, решаю просто поваляться в кровати и почитать. С девяти тридцати, начинаю смотреть на часы каждые пять минут. В десять начинаю ходить из угла в угол. К десяти тридцати я практически протерла дорожку на ковре. Руки все мокрые от того, что я вцепилась в телефон мертвой хваткой. Смотрю на него вот уже пятнадцать минут. В Калифорнии все еще рано. Говорю себе, что, скорее всего, он на пляже. Но что, если он пришел домой и просто избегает меня, потому что вчера мы оба чувствовали себя не в своей тарелке. Черт, Кейт, да позвони ты ему и все узнаешь, иначе неизвестность сведет тебя с ума. Нахожу его номер и нажимаю на кнопку вызова.
На экране появляется фотография смеющегося Гаса с длинными, обесцвеченными палящим солнцам волосами, свисающими на один глаз. Второй же, кажется, подмигивает мне. Когда я набираю его номер, то всегда сначала смотрю на снимок, перед тем, как приложить трубку к уху. Таким образом, он вроде как приветствует меня в своей особой, свойственной только ему, манере. Я начинаю улыбаться и расслабляюсь. Раздалось уже четыре гудка, и я ожидаю, что после пятого включится голосовая почта, но он отвечает на звонок.
– Пожарная станция. У телефона Гас. Вы поджигаете, мы тушим. – Он прерывисто дышит.
– Эй, чувак, где горит?
Гас делает несколько вдохов, пытаясь успокоить дыхание.
– Прости, выгружал из машины свою доску для серфинга. Я слышал, что звонит телефон, но чертова дверь оказалось заперта.
– Я думала, что на твоей машине сломаны замки.
– Так и было. Но, как видишь, теперь это не так. Не понимаю, что происходит. Наверное, где-то что-то замкнуло.
– Может, тебе стоило бы поменять машину? – вношу свое предложение, только потому, что знаю, оно вызовет дискуссию.
– С чего бы это? – Он притворяется оскорбленным до глубины души. Мы развлекаемся так, по меньшей мере, раз в неделю.
– Ну, не знаю, наверное, потому что твой грузовик 1989 года выпуска. Или потому, что у него на спидометре больше 300000 миль. Или потому, что в нем постоянно что-то ломается. – Я буду безумно расстроена, если он избавится от него. Мне нравится эта машина, главным образом потому, что она представляет из себя кусок дерьма. Но он так печется о ней, что я с наслаждением подшучиваю над ним.
– Подруга, к ней просто нужно приноровиться. У моей малышки есть характер. – Его защитная речь эффектна.
Я смеюсь.
– Знаю. Мне нравится твой грузовик и его нрав. – А потом я меняю тему разговора.
– Как волны?
– Хреново. Полагаю, туристы и все, кому не лень в округе взяли в аренду доски, и пошли покорять волну. Это полный капец. Почему люди думают, что если они посмотрели пару фильмов о серфинге, то уже можно пытаться встать на доску, чтобы поубивать здесь всех. Знаешь, когда мне было шесть лет, и я попал на родео, то мне до ужаса понравился парень, катающийся верхом на быке. Но при всем этом мне же не пришло в голову самому запрыгнуть на животное, чтобы повторить. Ведь есть же какие-то правила, этикет, черт возьми.
– Да.
– Как прошел твой второй день в Миннесоте?
– Неплохо. Вечером мы с Мэдди наелись суши.
– Суши? Ты же терпеть их не можешь. – Как приятно знать, что где-то там есть тот, кто знает о тебе все.
– Ага. Ну не то, чтобы и я им понравилась. Мэгги перепутала, какие из них с рыбой, а какие без.
– Подруга, только не говори, что тебя посетил мясной понос. – В его голосе слышится беспокойство за меня на пару с весельем. Гас, так же, как и я, уже много лет не ест мясо, поэтому прекрасно знает, что может натворить с пищеварительной системой даже маленький кусочек мяса.
– Так и есть. Было просто отвратительно.
– Капец. Мне жаль, – говорит он, сам смеется тем грудным смехом, который мне так нравится.
–Тебе смешно только потому, что не ты был тем, кто практически наделал в штаны перед тетей, которую едва знает. – Я тоже смеюсь, радостная от того, что мы нормально общаемся, а не молчим как вчера.
Он начинает смеяться еще громче, а потом делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
– Прости, Оптимистка. Мне было необходимо расслабиться.
Гас еще несколько раз хихикает, а потом замолкает. А я опять начинаю нервничать.
– Гас? – Пытаюсь как-то сдержать эмоции, но голос выдает меня с головой.
– Да, – протяжно говорит он, как будто уже зная, о чем пойдет разговор.
– Давай будем честны друг с другом? Это... произошло. Мы не можем делать вид, как будто ничего не случилось. Нам нужно поговорить.
Он громко выдыхает.
– Согласен.
На какое-то время возникает пауза, никто не хочет начинать первым. Наконец, Гас открывает рот.
– Послушай, знаю, мы были пьяны, как бы избито это ни звучало, поэтому произошло то, что произошло. У меня не было грандиозных планов напоить и соблазнить тебя.
Он что, пытается поступить по-рыцарски? Нам все равно нужно обо всем поговорить.
– Я не была пьяна. Я выпила два стакана вина за четыре часа. Ты тоже выпил едва ли больше меня. Ты зол? Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность. Знаешь, я тоже этого не планировала.
– Да, я знаю. – Определенно он говорит искренне.
Некоторое время мы молчим.
– Ты еще здесь? – спрашиваю я.
– Ага.
– Так, что мы будем делать? Не думаю, что для таких случаев есть какая-нибудь инструкция. – Мой голос спокоен, но внутри все трясется. Ненавижу это состояние. Обычно, я ничему и никому не позволяю волновать себя. Уже несколько месяцев я не чувствовала себя подобным образом.
А потом он тихо, робко спрашивает:
–Ты сожалеешь?
С шумом выдыхаю воздух из легких. С ним уходит и небольшая часть моей нервозности.
– Ты что, действительно меня об этом спрашиваешь? Гас. Ты же знаешь меня. Мой девиз: – Никаких сожалений. – Сожаление ведет к сомнениям, злости, огорчению, а я не могу себе позволить ничего из этого.
–Да.
Мы опять молчим несколько секунд. Я жду, что он продолжит, но Гас всегда молчалив, когда что-то обдумывает, поэтому я просто даю ему время.
Когда сил терпеть уже не остается, я спрашиваю:
– А ты сожалеешь?
Он фыркает, и мне не понятно, то ли от раздражения, толи от чего-то еще. Но когда Гас начинает говорить, я понимаю, что ему смешно.
–Оптимистка, мне, черт возьми, двадцать один год. У нас был секс. Как ты думаешь?
Он прав. Но я хочу четких ответов. А не еще больше вопросов.
– Но это был секс со мной!
– Подожди. – Я слышу щелчок зажигалки и то, как он глубоко вдыхает сигаретный дым, делая первую затяжку.
– Тебе нужно бросить курить, – тихо ворчу я. Это привычка. Я постоянно ругаю его за то, что он курит. Даже, если не вижу и не чувствую запаха табака в воздухе, все равно должна сказать об этом.
Гас делает еще одну затяжку и я слышу, как он выдыхает.
– Я знаю, но давай не будем сейчас об этом. – Неожиданно его голос становится грустным. Я немедленно прекращаю нападки и даю ему возможность докурить, потому что это его успокаивает. Так же, как меня игра на скрипке. На сегодня я прощаю ему эту слабость.
– Прости, – извиняется он. – Я не знаю... это была ты, но это было... То, что случилась несколько дней назад... я не знаю...
Я не произношу ни слова, потому что знаю, что он пытается подобрать правильные слова. Гас всегда был таким. Он – творческий человек и никогда не разбрасывается словами. Поэтом я жду. Я всегда была терпеливой.
– Я могу поговорить с тобой как просто парень, а не друг? Так, как будто ты тут ни при чем? —Сейчас на другом конце трубки спокойный, разумный, честный Гас.
Мой Гас.
– Ну, если так нужно…
–Та ночь была невероятна. – Его голос звучит оживленно. Обычно он говорит так, когда демонстрирует мне новую песню или, когда ловит гигантскую волну, которая несет его до самого берега. – Может, это и звучит слащаво, но ты перевернула мой мир. – Тут он прав, действительно слащаво. Но это же Гас. Я знаю, что это идет от чистого сердца, потому что он никогда не смущался говорить со мной обо всем. – У меня было много, очень много девушек, но эта ночь была другой. Не случайной. Это было... не знаю… единение душ. У меня никогда такого не было. Я не мог насытиться тобой. – Он вздыхает и его голос становится тише. – А потом все закончилось, и ты уехала из города.
– Гас, – говорю я, пытаясь ободрить его, и себя заодно. Потому что я была согласна со всем, что он только что сказал.
Слышу, как он прикуривает еще одну сигарету.
– Знаю, знаю, – говорит он. Я молча ожидаю, потому что не совсем понимаю, куда ведет нас этот разговор. Но я абсолютно уверена, что человек на другом конце провода, и дружба с ним для меня – весь мир. Он мой лучший друг. Всегда им был. Он все, что у меня есть.
– Оптимистка, я не хочу обманывать тебя. Знаю, мы не можем быть вместе. Черт, я даже не уверен, хочу ли этого вообще. Ты знаешь, я против отношений. Без обид. Не хочу оскорбить тебя. Просто... ты была моей лучшей подругой целую вечность. Мы все делали вместе. Мы вместе прошли через такое дерьмо. А потом... бац! Ты переезжаешь за тысячу километром, меня ожидает непонятно что со звукозаписывающей студией, да еще то, что мы занимались сексом. Лучшим сексом в моей жизни. С тобой, моей лучшей подругой. И я чувствую себя так, будто... не знаю... как будто... всему конец. Но я не могу потерять тебя. Мне нужна моя лучшая подруга.
Он даже не представляет, насколько прав. Иногда я думаю, что он читает мои мысли.
– Проклятье, Гас. И когда ты только успел стать философом?
Я хотела сделать ему комплимент, но он, конечно, все неправильно понял. Ненавижу телефоны. При разговоре необходимо физическое взаимодействие. Мне нужно видеть собеседника, его телодвижения и невербальные сигналы. Мне нужно, чтобы видели меня.
Так же, как и Гасу. Он раздражен, несмотря на то, что выговорился.
– Оптимистка, давай без шуток. Блять, я пытаюсь быть честным с тобой.
– Я не шучу. Я абсолютно серьезно. – Терпеть не могу недопонимания. —Черт, мне бы так хотелось видеть тебя сейчас. Нужно зарегистрироваться в скайпе или чем-то подобном, потому что эта фигня по телефону совсем не то. – Я раздраженно фыркаю. В наших отношениях это в порядке вещей. Мы настолько хорошо друг друга знаем, что можем общаться просто посредством фырканья, вздохов и мычанья, передавая, таким образом, сообщения и эмоции, которые большинство людей выражают словами. И мне это очень нравится.
