Текст книги "С тобой навеки (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Лиезе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Я обмякаю на стуле, ожидая катастрофы. Дверь открывается, и входит Уилла, протягивающая Акселю ладонь для жеста «дай пять». Я вскакиваю, натянув рукава на ладони, и обнимаю её. Она дарит мне тёплое объятие в ответ, затем осматривает меня и мои руки в рукавах.
– Холодно? – спрашивает она.
Я киваю.
– Да! Немножко! Аксель разведёт огонь.
Ой блин. С рукой в кармане?
– Эмм, попозже, имею в виду. Мне совсем чуточку холодно. Но потом наверняка будет холоднее.
Уилла странно косится на меня.
– Ты опять выпила слишком много кофе?
– Ээ, да. Ага. Слишком много кофеина. Заходите! Мы как раз доедали суп.
Аксель смотрит в потолок, умоляя о божественной помощи, и закрывает дверь. Райдер обменивается с ним каким-то замысловатым рукопожатием – слава Богу, Аксель правша.
– Привет, Руни, – говорит Райдер. Затем он косится на Акселя, который (небрежно) прислоняется к косяку, до сих пор держа руку в кармане. – Всё в порядке? – спрашивает он.
– Да! – хором отвечаем мы.
Уилла переводит взгляд между нами, затем наклоняет голову набок, уставившись на меня.
– Извини, что так внезапно приехали. Я только что вернулась, и мы ездили по делам. В последнюю минуту выбрались и… – она пожимает плечами. – Я просто ужасно рада, что теперь могу это сделать – вот так заскочить к тебе.
Аксель безмолвно качает головой. «Это всё ты виновата», – произносит он одними губами.
Я закусываю губу. Я не рассмеюсь.
– Я тоже! – говорю я ей совершенно искренне. Мне нравится жить ближе к Уилле, хотя с её занятым расписанием мы не так много виделись. – Я рада, что вы приехали.
– Итак, – Райдер опускается на диван и вытягивает ноги. – Что нового?
Уилла плюхается рядом с ним.
– Да, чем вы занимались?
– О, – я опускаюсь обратно на стул за столом и тереблю кольцо под столом. – Ну, я абсолютно ничего не делала. Было здорово.
– Правда? – Уилла улыбается. – До сих пор? Нормально себя чувствуешь?
– Да, хорошо. Оказывается, сбавить обороты Кролика-Энерджайзера очень даже здорово.
Она кивает.
– Хорошо. Тебе давно пора отдохнуть, и я рада, что здесь тебе это удалось.
– Как наш хозяин обращается с тобой? – спрашивает Райдер, покосившись на Акселя, который до сих пор мрачно стоит в углу.
– Я был исключительно гостеприимным, – холодно говорит Аксель.
Райдер улыбается.
– Непременно.
– Это правда, – говорю я ему. – Мы решили, что мы друзья.
Губы Акселя подёргиваются, и он выгибает бровь.
«Друзья, которые целуются взасос, – так и говорит его лицо. – Друзья, которые собираются затрахать друг друга до смерти, если нам наконец-то выдастся ночь безо всяких помех».
Мои бёдра сжимаются под столом.
– Расскажи про свою игру, Уилла, – пока она отвечает мне, и мы болтаем с Райдером, Аксель наименее небрежным жестом проводит рукой по своим сырым волосам, видимо, пытаясь намочить кольцо, чтобы то слезло. После нескольких неудачных попыток он дёргает сильнее и ударяется локтем о дверь, отчего Уилла и Райдер косятся в его сторону.
– А я тут котёнка приютила! – восклицаю я слишком громко, пытаясь привлечь их внимание обратно ко мне. – Аксель позволил оставить её в его студии.
Райдер опешивает. Косится на Акселя.
– Ты? Котёнок? В твоей студии?
Аксель пытается скрыть то, чем занимался, переплетя руки за головой и откинувшись назад. Это самое не-акселевское поведение, что я за ним замечала.
– Просто пока Руни не уедет. Потом Паркер и Беннет возьмут её себе.
– Хотите с ней познакомиться? – спрашиваю я.
– Конечно! – отвечает Уилла.
Я иду первой и открываю дверь в студию, включаю свет, затем жестом приглашаю их внутрь. Когда они оказываются спиной ко мне, я делаю последнее, что мне приходит в голову – сую палец в рот и хорошенько сосу, смачивая кольцо и крутя его зубами. Наконец, кольцо соскакивает, и в идеальный момент, потому что я успеваю выплюнуть его и убрать в карман прямо перед тем, как они поворачиваются.
Уилла делает лицо «О божечкиииии», выпучивая глаза.
– Она такая очаровательная. Рай, нам стоит завести котёнка.
Скугга играет на публику, демонстративно вытягиваясь в своём гнезде из драпировки и выскакивая оттуда.
Райдер хмуро смотрит на неё.
– Она выглядит как комок пыли.
– Эй, – говорю я ему. – Этот комок пыли – моя малышка.
Уилла пронзительно пищит, когда Скугга проворачивает то же, что она делала с Акселем – вытягивается и ставит лапки на её лодыжки.
– Райдер, пожааааалуйста.
– Неа, солнце, ни за что, – он качает головой. – Это я буду постоянно дома, выгребая её дерьмо и следя, чтобы она ничего не поцарапала. И коты – жуткие мелкие мудаки, – Скугга атакует его шнурки. – Вот видишь! Она нападает на меня.
– Она оттачивает свои охотничьи навыки, – возражает Уилла. – Кроме того, она может быть уличной кошкой. Будет есть амбарных мышей.
– У нас нет амбара, – напоминает он. – Или мышей. У нас есть бунгало.
– И что? Ты сам сказал, я часто уезжаю. У тебя будет компания. Коты – хорошие компаньоны.
Райдер кривится.
– Хорошие компаньоны? Кто тебе такое сказал?
Аксель теперь уже на пороге, прямо позади меня, всё ещё держит руку в кармане. Я оборачиваюсь к нему и быстро пытаюсь сказать одними губами: «Пососи его».
Он хмуро смотрит на меня. Уилла и Райдер до сих пор увлечены своими безобидными перепалками, так что я начинаю изображать жестами. Аксель выпучивает глаза.
– Это что такое, бл*дь? – бормочет он.
– О! – восклицаю я достаточно громко, чтобы Уилла и Райдер услышали. Они лишь отвлечённо косятся в нашу сторону. Уилла взяла Скуггу на руки и строит Райдеру большие грустные глазки, выпрашивая кошку. – Я только что вспомнила, Аксель, тебе надо взглянуть на унитаз. Он издавал такой странный звук прямо перед их приездом.
Я затаскиваю его с собой в туалет, сую его палец себе в рот и сосу.
Аксель резко выдыхает и упирается ладонью в стену для опоры. Мой язык кружит вокруг его кольца, после чего я аккуратно сжимаю ободок зубами, слегка поворачиваю его ладонь и стягиваю кольцо.
Аксель смотрит на меня с приоткрытым ртом, и его глаза темнеют, пока я выплевываю кольцо и споласкиваю в раковине.
– Могла бы просто сказать.
– Извини, – я выглядываю за него, где Уилла и Райдер всё ещё разговаривают, затем смотрю ему в глаза. – Я пыталась тебе сказать, но времени было мало.
Я убираю кольцо в его карман и невольно замечаю, что бугор в его паху заметно увеличился.
– Иди отсюда, проблема, – говорит он, мягко выпихивая меня из туалета, затем выразительно закрывает за мной дверь.
Я спешу обратно к нашим гостям, и моё лицо горит.
И во всей вселенной нет такого количества холодного картофельного супа, которое могло бы охладить мои пылающие щёки.
Глава 23. Аксель
Плейлист: Hozier – Movement
– Фух, – Руни приваливается к двери, закрыв глаза, и её лицо расслабляется от облегчения, пока звук отъезжающего от дома Субару Уиллы и Райдера стихает вдали.
Я смотрю на её губы, розовые и слегка приоткрывшиеся. Я до сих пор не могу развидеть то, как мой палец скрылся у неё во рту, а потом вышел обратно с долгим, влажным причмокиванием.
Иисусе, я снова твёрд.
Я поворачиваюсь обратно к столу, собирая карты.
– Как забавно узнать, что моя жена – шулер, – ворчу я.
Она злобно гогочет, затем отталкивается от двери.
– Как забавно узнать, что мой муж не умеет проигрывать.
– Просто азартен, – бурчу я, тасуя карты, затем аккуратно складывая их.
– Юкер не должен быть безжалостным, Аксель. Это расслабленная игра, чтобы просто развлечься в компании.
– С тобой играли два Бергмана. Все игры безжалостны.
Она улыбается, и Боже, это вызывает яркую и горячую ноющую боль в груди.
– Что ж, безжалостно там или нет, но вам, мальчикам Бергманам, надрали задницы. Мы с Уиллой размазали вас по стеночке.
Я убираю карты в коробочку, затем кладу на полку. Огонь потрескивает в камине, заливая полы и мою кровать оранжевым свечением. Так легко представить то, чего я ждал, желал с голодом, гложущим мои кости: уложить Руни на мою кровать, медленно раздевать, пока не останется лишь её мягкая кожа, купаемая в отсветах пламени.
Я никогда не хотел кого-либо столь сильно, столь абсолютно, что аж дрожат руки, а дыхание в её присутствии, разговоры с ней, взгляды на неё – всё это ощущается как какая-то мучительная прелюдия.
– Всё в порядке? – спрашивает Руни.
Я перевожу взгляд на неё, внезапно поражённый глубиной своего отрицания. Я реально думал, что могу дать себе одну ночь с ней, и этого будет достаточно. Но когда я представляю её подо мной, на мне, образ продолжает прокручиваться во времени, и он опасно детальный. Вот Руни наклонилась над столом, окружённая бумагами и ноутбуком, читает то, чем там юристы занимаются по работе, Скугга на её коленях, Гарри у её ног, а дверь моей студии открыта, чтобы я мог наблюдать за ней, пока я тоже работаю. Вот я держу её за руку, пока мы идём в поход и смотрим на рассвет, пока я прижимаю её спину к своей груди, вдыхаю её запах и знаю – это всё, что мне нужно: солнце, поднимающееся над горизонтом, и очередной день становится даром, потому что в нём есть она.
И абсурдно представлять такие вещи с моей чисто платонической женой, которая уже одной ногой за порогом.
– Эй, – её ладонь проскальзывает в мою, выдёргивая меня из моих мыслей. Она стоит, купаясь в отсветах пламени, которые делают её светлые волосы бронзовыми.
– Извини, – я сжимаю её ладонь, затем отпускаю. – Что ты сказала?
Она мягко улыбается.
– Я спросила, в порядке ли ты. Это был весьма сильный стресс.
– Ага. Да. Но я в порядке.
– Как только я перестала испытывать ужас по поводу того, что мы выдадим всё происходящее, я правда повеселилась. А ты?
Веселье? Испытал ли я веселье?
Хорошие моменты определённо были. Смотреть, как Руни улыбается и смеётся после их победы, как она становится особенно игривой и расслабленной со своей лучшей подругой. Видеть, как ей так комфортно в моём доме, как она готовит чай и попкорн для Уиллы и Райдера, устроившись за столом напротив меня.
Но я не могу сказать, что повеселился, чувствуя, как обручальное кольцо прожигает дыру в моём кармане, подавляя эрекцию из-за того, что каждое движение Руни возбуждало меня, при этом молясь, чтобы Райдеру не понадобилось захватить что-нибудь из шалаша, потому что тогда мне пришлось подвезти его, и всё всплыло бы на поверхность.
– Всё было… нормально.
Её улыбка меркнет. Она отводит взгляд, и я начал понимать, что этот жест означает последнее, что я хотел бы в ней вызывать: разочарование, уныние. И понимание, что я вызвал в ней такие чувства, ощущается как физический удар.
– Я не имел в виду… – я делаю шаг ближе, обхватывая ладонью её локоть. Моё горло сдавило, грудь сдавило ещё сильнее. Я ненавижу те моменты, когда делаю это. Когда я честен, и честность оказывается не лучшей тактикой; когда сказанное мной не означает всё, что я имел в виду.
Вот почему мой круг общения такой маленький. Потому что с незнакомцами и случайными знакомыми я не могу рассчитывать на презумпцию невиновности, на понимание, что пусть я стараюсь изо всех сил, перевожу испытанное в чувства, а потом выражаю их другим, это всё равно даётся сложнее самой суровой утренней прогулки. С людьми, которые плохо меня знают, нельзя ожидать терпения, когда мне нужно время, чтобы разобраться с этим мысленно и набраться храбрости попробовать ещё раз. Есть лишь недопонимание и раздражение.
Но Руни показывает мне то, что я уже знал. Что с ней безопасно. Что она слушает.
Она поворачивается ко мне лицом, слегка запрокинув голову.
– Я не имел в виду, что это вообще не было весело, – выдавливаю я. – Я просто… отвлекался на всё, что может пойти не так. Я чувствовал… тревогу.
Она совсем поворачивается ко мне, и её лицо смягчается.
– Сложно наслаждаться происходящим, когда ты тревожишься. Тревожность – такая засранка, не так ли? На повторе прокручивает всё, что может пойти не так. Мне жаль.
Меня затапливает облегчением. Она понимает.
– Именно.
– Ну, хочешь посидеть перед огнём и немного расслабиться? – спрашивает она. – Я могу приготовить нам ещё чаю. Плеснуть туда немножко виски. Устроим терапевтические обнимашки с животными и отключимся от всего.
В моей груди разливается тепло. Я киваю.
Её улыбка возвращается.
– Ладно. Хорошо. Где Гарри?
– Он придёт, – я подхожу к двери и открываю её, тихо посвистывая и чувствуя, что воздух резко сделался холоднее. – Он имеет привычку бродить по вечерам, но он придёт домой, чтобы согреться ночью.
Руни наполняет чайник, затем включает конфорку и улыбается, когда Гарри галопом залетает в дом и пробегает мимо меня к ней.
– Я тоже рад тебя видеть, – бурчу я.
Он подпрыгивает, и она обнимает его, позволяя ему лизать её подбородок, смеётся, когда ему удаётся лизнуть её в ухо.
– Гарри Стайлз! – вопит она. – Веди себя прилично.
Скугга стремительно выбегает из студии и набрасывается на мои шнурки с крохотным, свирепым «Мяу!».
Я поднимаю её, затем держу прямо перед моими глазами.
– Оставь в покое шнурки.
Крохотный комок шерсти наклоняет голову набок, совсем как Руни мгновение назад.
– Мяу, – говорит она.
Я вздыхаю и сажаю её на кровать. Она пробегает по ней, затем сваливается с края, гонится за одним из своих шариков с пёрышками и скрывается обратно в студии. Это ощущается странно знакомым и… домашним.
Я никогда не думал, что совместное проживание с кем-то может быть таким. Только не после детства в семье, которую я люблю, но их уровень шума и хаоса держал меня в постоянном состоянии сенсорного раздражения. Живя один, я впервые начал испытывать продолжительное умиротворение и спокойствие в своём доме. Я никогда не думал, что так может быть в компании другого человека.
С ней.
Когда чайник начинает свистеть, Руни наливает нам чай.
– Тебе Sleepytime7, верно? – спрашивает она.
Я киваю.
– Спасибо.
Она улыбается, не отводя взгляда от своей задачи. Я снова в физическом аду, смотрю на неё, на то, как она машинально прикусывает губу, как заправляет прядь волос за ухо, обнажая длинную линию шеи. Которую я хочу целовать, посасывать, пробовать на вкус…
«Чёрт».
Я отворачиваюсь и добавляю ещё одно полено в огонь. Тогда-то вокруг нас эхом разносится первый раскат грома. Руни поднимает взгляд.
– Воу. Это пришло из ниоткуда. Грозу обещали?
– Я не смотрел прогноз. Теперь, когда крыша починена, я перестал об этом беспокоиться.
Она достаёт телефон и открывает приложение погоды, параллельно макая пакетик чая в кружке.
Затем поворачивает телефон, показывая экран, сверкающий теми же цветами, что и огонь – насыщенно-красный, окружённый жжёно-оранжевым, затем рамкой жёлтого.
– Нам вот-вот надерут задницы, – говорит она.
Раздается ещё одна вспышка белого света, за которой следует раскатистый грохот.
А потом отключается электричество.
***
– Океееей, – произносит голос Руни с кухни. В доме темно, единственный слабый свет исходит от огня. Я действую быстро, нахожу свечи, которые держу в шкафу, и фонарик. – Итак, это случалось прежде? – спрашивает она.
– Да.
Судя по звуку, она ставит чайник обратно.
– Со мной такого не случается. И… Слушай, не смейся.
– Я в принципе обычно не смеюсь, так?
– Справедливо, – отвечает она. – Так вот… возможно, я чуточку боюсь темноты. Знаю, это абсурдно, но это так.
– У меня есть опыт с подобным, – подойдя к ней с фонариком, я протягиваю ей руку. – Вигго тоже боится темноты. Не говори ему, что я тебе сказал.
Я слышу её улыбку.
– Его секрет в безопасности со мной.
– Иди сюда, – с помощью фонарика я вывожу её с кухни, и Гарри скулит позади неё. – Гарри тоже с тобой в одной лодке, – говорю я, когда мы опускаемся на пол перед огнём.
Руни разводит руки в стороны, и Гарри ползёт к ней и ложится на её бёдра. Она гладит его по голове в медленном, размеренном ритме. Её руки дрожат.
– Грозы ты тоже боишься? – спрашиваю я.
Она смотрит на Гарри.
– Мне не нравится, как от них становится темно. Моя мама всегда позволяла мне приходить к ней в постель во время грозы. У неё была гирлянда, которую она включала и развешивала по изголовью, и если бы ты знал мою маму, то понял бы, что это весьма забавно, потому что всё в ней, её одежде, домашнем декоре – это высокая мода, но она хранила эту дешёвую гирлянду, которую включала только для меня, когда было темно, и я боялась.
Скугга бросается через всю комнату, неуклюже перебираясь через наши ноги, и бежит на кухню, явно наслаждаясь властью над всем домом и совершенно не боясь грозы снаружи. Руни смотрит ей вслед, улыбаясь, и тогда я вижу влагу в её глазах.
– Ты грустишь, когда говоришь о маме.
Руни тяжело вздыхает, потирая уши Гарри. Я тоже кладу ладонь на его спину, чувствуя его дрожь и надеясь, что вес моего прикосновения успокоит его. Он вздыхает, совсем как Руни.
– С моей мамой всё сложно. Нас разделяет расстояние, особенно теперь, когда она живет в Позитано с её мужем Пауло.
– Когда она приезжает в гости?
– О, она не приезжает. Мне всегда будут рады, но поскольку я с первого курса колледжа практически не получала передышки, то сложно найти время погостить в Италии.
Я смотрю на неё и пытаюсь вообразить мир, в котором моя мать не гонялась бы за мной, не вызванивала бы меня, чтобы я сел на самолёт и прилетел повидаться. Я не знаю, что сказать.
– Всё хорошо, – говорит Руни, прочитав моё обеспокоенное выражение. «Всё хорошо». Это рефрен, который я начинаю ассоциировать с её «я-в-порядке-но-на-самом-деле-нет» улыбкой. – Я понимаю, почему она не приезжает. Здесь она не была счастлива. В браке без любви, практически в одиночку воспитывая своевольного, энергичного ребёнка с постоянными вопросами о вегетарианстве, планетоведении и правах животных. Я бы тоже захотела ранний выход на пенсию и итальянского любовника.
– Но ты скучаешь по ней? – спрашиваю я. – И ты бы хотела, чтобы она приехала в гости, не так ли?
Руни смотрит на меня и улыбается сквозь слёзы.
– Да. Я скучаю по ней. И я бы обрадовалась, если бы она приехала в гости.
– Ты говорила ей об этом?
– Нет. Я… Я не говорю маме те вещи, которые, как мне кажется, могут её расстроить. Она не приезжает в гости, и я беспокоюсь, что если скажу ей, что мне этого хотелось бы, то она почувствует себя виноватой и расстроится.
– Звучит так, будто ты ответственна за её чувства. Разве не все мы сами несём ответственность за свои чувства?
Её выражение делается задумчивым.
– Хорошо подмечено. Я никогда не думала об этом в таком плане. Наверное, просто такова наша динамика. Я научилась скрывать от мамы свои проблемы, потому что она и так была достаточно несчастна, а я должна была стать её счастьем. Но… думаю, это не очень здоровое поведение, – она смотрит в огонь. – Уилла говорит, что мне надо пойти к психологу, и она права.
– Психотерапия – это непросто, но иногда это именно то, что нам нужно.
Ладонь Руни находит мою. Она берёт мою руку и держит, водя пальцем по моему безымянному пальцу без кольца.
– Ты ходишь к психологу?
– Не очень часто, – признаюсь я. – Но да. Это психолог предложил сообщить моей семье через электронную почту. Психотерапия непросто мне даётся. Понять, что я чувствую, и найти для этого слова – для меня это сложный процесс, часто сопровождающийся задержками. И мне также очень сложно говорить о своих чувствах с незнакомцем. Так что я пришёл к выводу, что мне лучше всего не ходить слишком часто. Я записываюсь на приём, когда чувствую необходимость осмыслить, и когда готов выразить эти чувства.
Она поднимает на меня взгляд.
– Что ты имеешь в виду, говоря про понимание своих чувств?
Я смотрю на неё, и моё сердце гулко стучит. Мне требуется какое-то время, чтобы набраться храбрости, найти слова и объяснить.
– Я просто… иногда не знаю, что я чувствую. Такое ощущение, будто эмоции находятся глубоко внутри меня, и я не вывожу их на поверхность так же быстро, как другие люди. А иногда мои эмоции прямо на поверхности, и они так ошеломляют меня, что слова заполоняют мой мозг, и я не могу усмирить их достаточно, чтобы сосредоточиться и выбрать нужные. Знаю, иногда может сложиться такое впечатление, но я не безэмоциональный. У меня есть чувства.
– Конечно, есть, Аксель, – её ладонь крепче сжимает мою. – Просто ты испытываешь их иначе.
В моём горле образуется горячий и крепкий комок. Я никогда не чувствовал, чтобы меня настолько хорошо понимал человек, от которого я в последнюю очередь ожидал понимания того, каково это – быть мной.
– Да.
Этот комок в горле рассеивается, пока она смотрит на меня, и её ладони обхватывают моё лицо. Руни оставляет мягчайший поцелуй на моём лбу, затем на моём виске, затем на моих губах, и я таю рядом с ней. Я легонько спихиваю пса с её коленей, затем притягиваю её в объятия. Я чувствую себя таким открытым и облегчённым, дрожу от адреналина в крови.
Руни вздыхает, проводя пальцами по моим волосам, когда наш поцелуй углубляется.
– Я хочу тебя, – с придыханием произносит она, когда мои губы проходятся по её шее.
У меня вырывается согласное хмыканье, поскольку это единственный звук, который я способен издать, пока её ладони скользят под моей рубашкой, лёгким шёпотом проходятся по джинсам спереди.
Я встаю с ней, наши поцелуи становятся голодными, касания – дикими. Моя рубашка слетает прочь. Её толстовка тоже. Мы с синхронными стонами падаем на матрас, и кровать издаёт стон ещё громче нашего.
Я поднимаю голову.
– Ты это слышала?
Руни качает головой.
– Нет. Почему ты остановился? Не останавливайся.
Я наклоняюсь к ней, глубоко целую, моя ладонь скользит вниз по её животу, нежно прикасается к ней там, где она тёплая и влажная. Я теряюсь в ощущении прикосновения к ней и её прикосновений, потираюсь об её сладкое податливое тело, тепло между её бёдер, и потому говорю себе игнорировать следующий стон кровати, когда я запускаю руку под её спину, подтаскиваю её выше на постели и тяжело опускаю наши тела на матрас.
Руни подгоняет меня, и мы лихорадочно трёмся друг о друга, слишком преисполнившись нетерпения, чтобы снять одежду или сделать что-нибудь, помимо гонки за разрядкой. Но после особенно сильного толчка моих бёдер кровать стонет ещё громче, зловеще скрипит…
И ломается прямо посередине.
Глава 24. Аксель
Плейлист: Saint Motel – Happy Accidents
Матрас под нами начинает медленно проседать. Руни смотрит на меня широко распахнутыми глазами, пока мы продолжаем съезжать в долину проломленной кровати.
– Мы только что сломали твою кровать? – шепчет она.
– Эээ. Да.
У неё вырывается смех.
– Извини. Это не смешно. Это очень отстойно. Но… вроде как смешно.
Гром прокатывается по небу, и её руки крепче обхватывают меня.
Я рывком поднимаю её с кровати, оттолкнувшись от матраса и заставив её вскрикнуть.
– Божечки, ну и мышцы, – она моргает, глядя на меня. – Думаю, мы знаем, кто сломал кровать. Эта штука вообще рассчитана на человека твоих размеров?
Я прищуриваюсь.
– Кровать прекрасно выдерживала мой вес, пока не появилась ты.
– Прошу прощения! – ахает она.
Полено перекатывается в камине, приглушая свет. Руни, может, и раздражена на меня, но льнёт ещё ближе.
– Дай мне заново развести огонь, – я отстраняюсь от неё, добавляю ещё одно полено и раздуваю угли, пока пламя не разгорается ярче. Затем поворачиваюсь и оцениваю урон. Мой дом намеренно компактный. Мне не нужно много пространства. Достаточно высокие потолки, чтобы не испытывать клаустрофобии, и продуманная планировка. Но это означает, что когда моя кровать ломается, с этим нужно что-то делать. Сегодня ночью мы не сможем заняться тем, что запланировали.
– Ладно, – вздыхаю я. – Время перестановки.
***
Разбираться со сломанной кроватью – это потная работа, потому что основание состоит из цельной древесины. Но, видимо, недостаточно прочной.
Сломанное основание кровати оттащено в студию, матрас теперь лежит на полу. Мы с Руни оба вспотели, а моя поясница ощущается напряжённой и сильно болит, ибо побаливала уже несколько дней. Я не могу поверить, как сильно мы вспотели, вот только эту кровать сюда затаскивали Райдер, Паркер, Беннет и я, а сейчас мы с Руни выволокли её вдвоём.
Мой пот теперь уже ощущается сырым и холодным на коже. И я ненавижу это ощущение. Я оттягиваю футболку от груди, абсолютно страдая.
Руни плюхается на матрас на полу.
– В бойлере осталось достаточно горячей воды на два душа, верно? – спрашивает она.
Я отпускаю футболку.
– Наверное. Хочешь помыться?
Она косится в мою сторону и улыбается.
– Ты хочешь помыться. Я вижу, что тебе неприятно. Иди в душ. Со мной всё будет хорошо. Огонь горит ярко, и я могу побыть большой девочкой.
– Ты уверена?
– Конечно, Акс. Иди.
– Я быстро. Ты сможешь принять душ после меня.
– Звучит здорово, – наполовину приподнявшись с матраса, она застывает. – Чёрт, – Руни вскакивает окончательно и шарится в чемодане, стоящем у двери. – Я забыла, что моя одежда в стирке. У меня есть… джинсы и футболка с «Радугой-Читальней».
– Сейчас, – я подхожу к своему комоду и роюсь в ящиках. Убрав палатку и выбрав вещи, которые мне хотелось взять с собой в шалаш, я оставил немного поношенной одежды здесь. Тут есть старая толстовка и спортивные штаны, видавшие лучшие деньки. Я бросаю их на матрас рядом с Руни. – Прости. Они весьма поношенные, но это всё, что есть. Большинство моих вещей не здесь.
– Нет, это идеально. Лишь бы это не была жёсткая уличная одежда.
– Я тоже так считаю, – я нахожу себе старые спортивные штаны, поношенную выцветшую футболку и потёртую толстовку с круглым вырезом под горлом. – Скоро вернусь.
Мой душ получается максимально быстрым, чтобы для Руни осталась горячая вода. Мы меняемся местами, и пока она в душе, я осознаю, что мне нужно что-то предпринять с нашими спальными местами.
Или… может, я хочу этого?
Наверное, можно просто бросить одеяло на пол и умыть руки, но что-то во мне вызывает желание сделать это особенным для неё. Особенным и… уютным?
Что со мной происходит?
У меня нет ответа на этот вопрос, но я как будто не могу себя остановить. Я просто продолжаю. Я шарю в шкафу, нахожу старую палатку – более компактную, чем та, в которой я спал снаружи в первые несколько недель. Гарри ходит за мной по пятам и тихо скулит.
– Всё хорошо, дружок, – я похлопываю его по боку. – Просто дождь. Это пройдёт.
Он снова скулит, затем плюхается прямо перед огнём, а я ставлю палатку поверх матраса – достаточно близко к огню, но так, чтобы не рисковать пожаром. Снаружи выглядит странно, но внутри весьма многообещающе. Но не совсем уютно. Внутри слишком темно, хоть и поблизости горит огонь.
Я шагаю обратно к шкафу, нахожу светодиодную гирлянду на батарейках, которую Фрейя подарила мне на новоселье «на случай, когда тебе захочется дополнительной искры в жизни». Я ярко помню, что это выражение заставило Райдера хрюкнуть, а Фрейя врезала ему кулаком по руке. Я распутываю гирлянду, продеваю через проём палатки, затем булавками закрепляю на самом куполе палатки. Это… определённо сделано на скорую руку. Зато светло и уютно.
Надеюсь, это поможет Руни почувствовать себя в безопасности. Потому что она помогает мне чувствовать себя в безопасности.
Голос Паркера эхом отражается в моей голове. «Ты правда не думаешь, что можешь испытывать к ней чувства?»
О Боже. Нет. Я не могу.
Но тогда что за сцены я представлял себе в мыслях буквально несколько минут назад, воображал её здесь, как часть моей жизни, где она чувствует себя как дома у меня дома? Почему я не могу остановить себя от признания, что одной ночи никогда не будет достаточно?
Половица скрипит, выдёргивая меня из мыслей, и я поворачиваюсь. Руни стоит у огня, руки переплетены перед собой, волосы мокрые, но расчёсанные, и она утопает в моей одежде. Её глаза встречаются с моими, и этот момент ощущается как новый мазок цвета по холсту моего сердца. Я никогда не мечтал, что это осчастливит мою жизнь, потому что я даже не догадывался о существовании такого.
Теперь я не могу вообразить, как моя жизнь выглядела бы без этого.
Тогда-то я и понимаю. Когда на каждый мой вопрос дан ответ, и я знаю, что это скручивающее, ноющее, ужасное и прекрасное нечто, которое выросло и углубилось во мне за недели – это чувство, и это чувство к ней, и я ни к кому такого не испытывал.
И это чувство… любовь.
Я люблю её.
Срань Господня. Я люблю её.
Пребывая в блаженном неведении, Руни улыбается мне и приподнимает толстовку.
– Боб Росс, да?
Я заворожённо смотрю на неё. Не считая лица знаменитого художника на ней, толстовка того же цвета слоновой кости, что и вязаное платье, которое она надела в день нашей свадьбы. По какой-то причине это кажется намеренным… как подмигивание от вселенной.
– Я любила это шоу, – говорит она. – Я сидела и расслаблялась, слушая его, наблюдая, как он рисует пейзажи, которые… ну, они вроде как напоминают мне здешнюю природу.
– М-мне тоже, – наконец выдавливаю я.
– У него были такие хорошие высказывания. «Мы не смеёмся потому, что нам хорошо; нам хорошо, потому что мы смеёмся». Естественно, я обожаю эту фразу, – Руни смотрит на толстовку и хмурится. – Но была ещё одна, которую я не помню полностью. Начиналось с «Нет ошибок…», – она поднимает взгляд на меня. – Ты помнишь, как дальше? «Нет ошибок…»
– …«только счастливые случайности», – тихо говорю я, тронутый правдивостью этих слов. Так и есть. Обстоятельства, которые привели её сюда, заставили нас столкнуться, свели наши пути… это не ошибки, даже если это ощущается так; это счастливые случайности.
Которые подарили мне её.
Её улыбка делается шире.
– Точно.
Я всё ещё смотрю на неё, ошеломлённый, пребывающий в шоке. Я… влюблён. И это немного пугает. Всё равно что стоять перед пустым холстом, когда я изнываю от желания писать, краски наготове, кисть в руке. Мне надо лишь подготовиться к полному поглощению.
Любить её – это подобно написанию картин? Подобно строительству этого дома? Подобно пробежке? Нечто захватывающее, поглощающее, так интенсивно завладевающее моими мыслями, энергией, временем?
Мне это нравится? Или я возвращаюсь к страху? Кто же знал, что любовь такая сложная.
Её ладонь проскальзывает в мою, и все мысли растворяются. Тогда, может, любовь не сложная. Может, любовь простая. Может, это люди делают её сложной. Может, я могу просто быть – здесь, сейчас, прикасаться к ней, теряться в этом моменте и в каждой секунде с ней.
Может, этого может быть достаточно.
– Куда ты ушёл? – тихо спрашивает Руни.
Я сжимаю её ладонь.
– Просто… думаю.
Взглянув на палатку, она как будто впервые замечает её.
– Это что? – она улыбается, затем приседает и приподнимает клапан на входе. – Ты повесил гирлянду.
– Тебе не нравится темнота.
Она снова встаёт, подходит ближе и обвивает меня руками. Её голова покоится на моей груди.
– Аксель, – она вздыхает и оставляет медленный поцелуй поверх моего гулко стучащего сердца. – Что же мне с тобой делать?
