Текст книги "Лезвия и кости (ЛП)"

Автор книги: Хизер К. Майерс

Соавторы: Фрэнки Кардона
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

13

Сиенна

“Н" у… это было неожиданно".

Я едва слышала Донована со своего места на трибуне. Я с недоверием наблюдала за тем, как Адриан внезапно вступил в драку с игроком из команды соперников. Это было похоже на то, как будто кто-то другой надел майку Адриана. Его кулаки летали со свирепостью, которая была нехарактерна для спокойного, собранного игрока, которого я знал. Он был неумолим, его язык тела излучал некую сырую, неконтролируемую агрессию, которая, казалось, отражалась в каждом его ударе. Бой был очень напряженным, толпа вокруг меня реагировала на него со смесью шока и возбуждения. Люди вставали на ноги, аплодируя. Судьи быстро вмешались, пытаясь разнять двух игроков, но ярость Адриана была ощутима, его обычное самообладание рассыпалось в пылу момента.

Я повернулся к Доновану. "Что случилось?" спросил я. "Почему он так поступает?" Это был не тот Адриан, которого я знала, тот, который подходил к любой ситуации с расчетливым спокойствием.

Донован казался безразличным, почти равнодушным. "Может быть, Адриан такой, какой он есть, – небрежно сказал он, не отрывая глаз от катка. "Он просто так долго сдерживал свой гнев, что он обязательно должен был вырваться наружу".

Я все еще пыталась осмыслить слова Донована, когда он схватил меня за руку. "Я закончил смотреть эту игру", – объявил он, вставая. "Пойдем домой".

Его голос не оставлял места для споров, а отсутствие беспокойства по поводу нехарактерного поведения брата на льду показалось мне странным. Когда мы выходили с трибун, я не мог не оглянуться на лед, где в штрафном боксе сидел Адриан, склонив голову, – одинокая фигура среди хаоса, который он устроил.

Я колебалась, разрываясь между беспокойством за Адриана и не желая снова расстраивать Донована. "Я бы очень хотела закончить просмотр игры", – сказала я, надеясь, что он поймет меня.

Донован посмотрел на меня, и в его взгляде ясно читались раздражение и разочарование. "Сегодня вечером мне нужно кое-что изучить", – сказал он, в его тоне слышалось разочарование. "Но я действительно думал, что мы сможем провести некоторое время вместе. Я скучаю по тебе, Сиенна. Особенно после того, как ты сделала выбор, который разлучил нас. Но если ты хочешь быть такой, выбирая хоккейный матч, а не время, проведенное со мной, я не собираюсь тебя останавливать".

Его слова задели меня, и я почувствовала укол вины. Я не хотела отвергать его, но моя забота об Адриане на мгновение затмила все остальное.

"Нет, все в порядке, я пойду", – быстро сказала я, отступая назад.

Но Донован покачал головой, выражение его лица ожесточилось. "Нет, я больше не в настроении", – сказал он. "Я никогда не думал, что ты так меня отвергнешь".

"Прости", – сказала я, в моем голосе прозвучало сожаление. "Я просто беспокоилась об Адриане. Этого больше не повторится"

Ответ Донована был твердым. "Лучше не надо", – сказал он. "Не забывай – ты и Адриан вместе, даже если ты ничего не делаешь, для меня это все. Между нами все кончено. И я говорю об этом серьезно, Сиенна. Не испытывай меня, потому что тебе не понравится, если ты это сделаешь".

Я поджала губы и кивнула. Я ненавидела это. Я с нетерпением ждала, когда же Адриан начнет играть. Я не могла оторвать от него глаз. Он завораживал.

Но я также была девушкой Донована. Я должна была отдавать предпочтение ему и его чувствам, даже если я с этим не соглашалась.

Поэтому, когда Донован встал и ушел, я быстро последовала за ним.

Пока мы шли, я не могла отделаться от чувства тревоги. Слова Донована эхом отдавались в моей голове, напоминая о хрупком равновесии, которое я пыталась сохранить в наших отношениях. Я знала, что должна быть осторожной, учитывать чувства Донована, но в то же время не могла избавиться от беспокойства за Адриана. Пройти эту грань было непросто, и, когда мы ехали домой, я чувствовала себя еще более запутанной и противоречивой, чем когда-либо.

Поездка домой прошла в тишине, единственным звуком был тихий гул автомобильного двигателя и редкие звуки проезжающих мимо машин. Снаружи небо было темным полотном, городские огни слабо светились на фоне бескрайних просторов. Атмосфера в машине была тяжелой, каждый из нас погрузился в свои мысли, напряжение было ощутимым, но невысказанным. Ночь приобрела мрачный оттенок, волнение от игры стало далеким воспоминанием. Уличные фонари мелькали мимо, отбрасывая мимолетные тени на машину, отражая мимолетные мысли, которые проносились у меня в голове.

Когда Донован заехал в гараж, я взглянула на него. "Хочешь, я приготовлю что-нибудь поесть?" предложила я, надеясь преодолеть пропасть, образовавшуюся между нами за вечер.

Донован захихикал, выходя из машины. "Ты готовишь?" – спросил он. "Не уверен, что я в настроении быть таким смелым".

Не дожидаясь ответа, он направился в дом и поднялся по лестнице, оставив меня стоять в фойе.

Мне следовало бы обидеться, но на самом деле я все еще думала об Адриане. Заметит ли он наше отсутствие? Что-то кольнуло меня в груди.

Мне не следовало уходить с Донованом. Я знала это. Но я не знала, что еще делать. Он был моим парнем, а Адриан…

Я не знала, кем был для меня Адриан, и отказывалась анализировать это прямо сейчас.

Я направилась на кухню, пытаясь выкинуть Адриана из головы. Я заметила разбитую тарелку, лежащую на полу, и нахмурилась. Что случилось?

Вздохнув, я наклонилась, чтобы убрать осколки – они были холодными и острыми в моих руках. Это занятие, как ни странно, было терапевтическим – способ навести порядок в ночном хаосе. Осторожно подбирая каждый осколок, я размышлял о событиях, которые произошли, о сложных эмоциях, которые были всколыхнуты.

Без предупреждения один из острых краев уколол мне палец. Резкая боль пронзила меня, а затем из небольшого пореза потекла кровь. Я замерла, глядя на капельку крови, странно очарованная. Это была осязаемая боль, совсем не похожая на то эмоциональное потрясение, которое я испытывала. Ее физическая природа странным образом успокаивала. К моему удивлению, боль от пореза оказалась не такой сильной, как я ожидал. Она была, острая и четкая, но бледная по сравнению с тем, что я ожидал.

Я выбросил осколки разбитой тарелки в мусорное ведро, и звук, с которым керамика ударилась о дно корзины, вывел меня из состояния меланхолии. Переместившись в ванную, я порылась в аптечке в поисках пластыря и аккуратно намотала его на палец. Закрепив пластырь, я позволила себе немного подышать, чтобы отвлечься от эмоциональных порезов, которые не так легко забинтовать.

Вернувшись на кухню, я взяла веник и совок, намереваясь подмести все оставшиеся осколки тарелки. Подметая, я обнаружил крошечные осколки керамики, сверкающие под светом кухонного освещения почти как драгоценные камни. Я также вытерла маленькие капельки крови, оставшиеся на полу. Каждый взмах тряпки был похож на попытку стереть следы моего минутного нарушения контроля. Кровь, разбитая тарелка, молчаливая поездка домой, отстраненное поведение Донована – все это складывалось в яркий портрет вечера.

Я направилась наверх, мои шаги были медленными и нерешительными. Дойдя до комнаты Донована, я поняла, что, несмотря на мои лучшие намерения, мой разум все еще занят мыслями об Адриане. Все ли с ним в порядке после того, что случилось на игре? Не в силах избавиться от беспокойства, я отодвинула его в сторону и осторожно постучала в дверь Донована. Может, он спал, а может, это был шанс восстановить наши отношения после напряженного вечера.

"Войдите", – раздался приглушенный голос Донована.

"Донован?" тихо позвала я, входя в комнату. Разочарование, которое я испытывала из-за своей неохоты, было трудно игнорировать. Вот она я, наконец-то с парнем, которого я так долго хотела, и все же я воспринимала это как должное, а мои мысли витали где-то в другом месте.

Донован не поднял глаз, когда я вошла; он был поглощен работой за своим столом. "Я знаю, что сказал, что хочу провести время вместе, но я понял, что не закончил кое-какую работу по контракту", – сказал он, не поворачиваясь. Возможно, мне предстоит стажировка в "Джаред и Фолк", крупном спортивном агентстве. Мне нужно, чтобы это заявление было идеальным, а значит, нужно сосредоточиться на учебе, а не на хоккейных матчах, даже если там будут потенциальные клиенты".

Я слушал, не обращая внимания на нахлынувшее облегчение. "Это здорово, Донован", – сказала я, заставляя энтузиазм звучать в моем голосе.

Он наконец повернулся ко мне лицом, выражение его лица было извиняющимся, но отстраненным. "У меня нет времени, чтобы потусоваться сегодня вечером", – сказал он. "Прости, Сиенна, но мне нужно сосредоточиться на этом. Я сделаю это завтра после занятий".

"Только если ты будешь помогать мне с проектом", – сказала я. "Завтра в три часа у меня снова будет лед".

"Конечно".

Я задержался в дверях, ожидая…

Я не знала.

Это было похоже на какой-то трюк.

Покачав головой, я отошла и направилась по коридору в свою комнату.

Оказавшись внутри, я села за стол и открыл ноутбук, чтобы проверить почту. Среди новых сообщений я обнаружила одно от одного из моих консультантов, в котором сообщалось, что я в паре с несколькими студентами буду посещать уроки катания на коньках, назначенные на 14:00 следующего дня. Я мысленно отметила эту встречу и добавила ее в свой календарь. Как бы мне ни хотелось получить большее предупреждение, я понимал, что, будучи студентом-стипендиатом, одной из моих обязанностей является преподавание импровизированных уроков катания. Не было смысла расстраиваться по этому поводу. На самом деле возможность преподавать катание на коньках была мне очень по душе. И я знала, что это будет приятным отвлечением.

Но когда я пыталась сосредоточиться на планировании урока, мои мысли постоянно возвращались к Адриану. Закончилась ли уже игра? Удалось ли им вырвать победу?

Образ Адриана, охваченного гневом на льду, запечатлелся в моей памяти. Я никогда раньше не видел его с другой стороны, в этот момент он проявил глубину эмоций, о которой я даже не подозревал. Контраст между его обычным спокойным, стратегическим поведением на льду и яростью, которую он проявил, был поразительным. Я задавался вопросом, что могло вызвать такую реакцию, что могло подтолкнуть его к этой грани.

И часть меня…

Нет.

Я не хотела думать об этом.

О той части, которая согревалась его первобытной энергией.

Та часть, которая сжималась в моей душе, наблюдая, как он теряет контроль.

Это напомнило мне о нем с той девушкой, как в ту секунду, когда он поймал меня, что-то щелкнуло, и холодный взгляд безразличия исчез.

Мне нравилось это в нем.

Я… я хотела, чтобы он потерял контроль.

Черт, это было нехорошо.

Несмотря на мои отношения с Донованом, несмотря на мои попытки сосредоточиться на том, что я должна делать, Адриан все еще оставался в моих мыслях. Это сбивало с толку, тревожило. Я всегда воспринимала его как брата Донована, не более того.

Но теперь между нами возникла неоспоримая связь, тяга, которую я не могла игнорировать.

Когда я закрыла ноутбук, тишина в комнате стала еще более ощутимой. Я улегся на кровать, уставившись в потолок, перебирая в голове все мысли и ничего не находя.

Нужно было убираться отсюда, пока меня не настигло нечто худшее. То, что я не могла игнорировать.

Пробежка.

Я могла бы пробежаться.

Физическая активность, надеялась я, поможет очистить мой разум, давая передышку от непрекращающегося круговорота мыслей о Доноване, Адриане и обо всем на свете. Натянув на себя одежду для бега, я почувствовала целеустремленность, желание стряхнуть с себя тяжесть, которая навалилась на меня.

Я собрала свои клубничные светлые волосы в тугой хвост и закрепила его заколкой. Схватив телефон, я мысленно проверила маршрут, по которому пойду, – там, где я смогу потерять себя в ритме шагов и ровном биении сердца. Ночной воздух будет прохладным, освежающим контрастом по сравнению с теплом дома и жаром эмоций, которые кипели внутри меня. Мне нужна была эта пробежка, и не только для физической нагрузки, но и для душевной ясности, которую она сулила.

Я подошла к комнате Донована и тихонько постучала. Открыв дверь, я просунула голову внутрь. "Я выхожу на пробежку", – сообщила я ему, ожидая, возможно, слов предостережения или краткого проявления беспокойства, учитывая час.

Он едва оторвал взгляд от своей работы, и с его губ сорвалось рассеянное "Хорошо". Отсутствие внимания задело больше, чем я ожидал. Было почти девять вечера, а его, похоже, даже не волновало, что я отправляюсь в путь одна. Его безразличие ощущалось как увеличивающаяся пропасть, как растущий разрыв между нами, который я не могла понять или сформулировать.

Тот факт, что я и так почти не бегала, даже не заставил его задаться вопросом, зачем я вообще шла.

Чувствуя смесь разочарования и покорности, я вышла из его комнаты и направилась в фойе. Выйдя на улицу, я почувствовала, что прохладный ночной воздух резко контрастирует с теплом дома. Я остановилась на мгновение, вдыхая тишину района. Первоначально я планировала пройтись по своему обычному маршруту, по которому я бегала в те разы, когда пытался бегать, что давало ощущение знакомости и комфорта.

Но когда я начала бежать трусцой, мои ноги понесли меня в другом направлении, почти по собственной воле.

Каким-то образом я обнаружила, что иду обратно в сторону Крествуда.

Я знала, что должна повернуть назад.

Я знала, что Донован не шутил, когда ставил мне ультиматум о том, что я не должна находиться в одном пространстве с Адрианом.

Тем не менее мне нужно было увидеть его, и на этот раз меня ничто не остановит.

14

Адриан

Игра переросла в ожесточенное сражение на льду. Я принимал самое активное участие в игре, организовывая передачи и намечая стратегические маневры. Мы хорошо противостояли "Садовым волкам", наши игры были четкими и целенаправленными.

Но по ходу игры стало ясно, что "Волки" приехали подготовленными, чтобы использовать даже самые маленькие слабости. Несмотря на все наши усилия, они оставались на шаг впереди, их нападение с точностью прорывало нашу защиту. Дэмиен и Эрен играли с неподдельной страстью, внутренним стремлением сделать все возможное для победы, а Кент и Генри были надежны в обороне, но неустанному давлению "Волков" было трудно противостоять. Лиам совершил несколько невероятных сэйвов, но даже его мастерства не хватило, чтобы остановить каждый бросок.

Напряжение на льду ощущалось по мере того, как сокращалось время. Мы упорно сопротивлялись, бросая в игру все, что у нас было, но "Волки" наседали на нас на каждом шагу. С каждой игрой надежда переломить ход матча становилась все меньше, но мы не сдавались. Толпа была вовлечена в игру не меньше, атмосфера была накалена до предела. Каждый пас, каждый удар, каждое спасение были критически важны. Но, несмотря на нашу решимость и старания, "Волки" сохранили свое преимущество.

Когда прозвучал финальный гудок, возвестивший об окончании игры, меня захлестнула волна разочарования. Мы проиграли с разницей в один гол, и это была горькая пилюля после такого упорного матча.

Волки" праздновали свою победу на льду, а мы впитывали поражение в себя, и чувство поражения было свежим и острым. Команда уходила со льда с высоко поднятыми головами, но с тяжелыми сердцами. В раздевалке царило чувство коллективного разочарования и размышления. Дэмиен даже опрокинул мусорный бак. Мы выкладывались на полную, но сегодня этого было недостаточно.

Через несколько минут вошел Морган в своей фирменной кожаной куртке. Он стоял перед нами, выражение его лица было суровым, разочарование было пропечатано в каждой черточке его лица. В комнате воцарилась тишина, когда он заговорил.

"Слушайте, мать вашу", – начал он, сканируя глазами комнату и встречаясь взглядом с каждым игроком. "Сегодняшнее выступление было неприемлемым. Это было, блядь, хуже, чем мусор. Разве Крествуд такой? Разве мы мусор? Потому что эти чертовы сучьи волки вынесли нас. Мы допустили ошибки, которых никогда не должно быть на этом льду, особенно во время домашнего открытия". Его слова были резкими, это был явный вызов нашему выступлению. "Большинство из вас – чертовы драфт-пикировщики, но, клянусь, я чувствовал себя так, будто тренирую гребаную команду Хауса. И это оскорбление для команд Хауса, потому что эти сопляки хотя бы хотят выходить на гребаный лед. А вы, ребята? Я ожидаю большего от каждого из вас. Вы представляете Крествуд, и такой уровень игры мы не потерпим. Мы тренируемся усерднее, играем умнее, и я знаю, что каждый из вас лучше этого".

Он повернулся к Леви. "Я не знал, что ты единственный чертов игрок в этой команде, Кеннеди", – твердо заявил Морган. "Ты эгоистичный ублюдок. Ты знаешь, что такое командный спорт? Или я должен заставить клещей учить тебя? Ты должен передавать шайбу, когда это необходимо. Что за гребаная концепция. Если ты слишком долго держишься за нее, пытаешься быть единственным человеком – это не помогает гребаной команде. Это только вредит нам. Нам нужно, чтобы ты думал о том, как лучше сыграть для команды, а не только для себя, засранец".

Затем он обратил свое внимание на Эрена. "Мерсер, ты, блядь, больше заботишься о том, чтобы завершить свои удары, чем о том, чтобы следить за шайбой. Гребаный гопник. Да, физические качества важны, но не ценой потери из виду цели игры. Ты знаешь, что это такое? Ты пропустил решающие матчи, потому что был слишком сосредоточен на ударе. Мы не можем позволить себе такой гребаный отвлекающий фактор. Вам нужно балансировать между агрессией и осознанностью. Или это слишком сложно для тебя?"

"Картер, я не знаю, пугает ли тебя Хэллоуин или еще что, но ты слишком быстро избавлялся от шайбы, когда она попадала к тебе. Ты убегал от нее так же, как убегаешь от гребаной подружки на одну ночь, которая хочет еще трахаться. Вместо того чтобы самому войти в зону, ты передавал ее, как будто это была шлюха. Нам нужно, чтобы ты был, блядь, уверен в себе, вытащил голову из своей сраной задницы, сделал эти игры и погнал шайбу вперед, блядь. Твоя нерешительность стоила нам ценных, блядь, возможностей. У тебя есть навыки, теперь тебе нужно использовать их и брать на себя ответственность, когда этого требует момент".

С каждым замечанием Моргана воздух в раздевалке становился все тяжелее, в нем проступала реальность наших недостатков.

"Черт, это же элементарное дерьмо! Не думал, что мне придется, блядь, говорить вам это. Разберитесь с этим дерьмом или не приходите на тренировку в пятницу. Есть парни, которые, блядь, убили бы за то, чтобы быть там, где ты сейчас, и они точно не стали бы совершать ошибки новичков. Блядь".

Команда сидела в тишине, впитывая тяжесть его слов.

"А теперь убирайся с глаз моих долой. Мне невыносимо видеть тебя". Когда он закончил свою речь, его взгляд остановился на мне. "Виндзор, тащи свою снобистскую задницу в мой кабинет. Сейчас же". Его тон был ледяным, не терпящим возражений.

Встав, я молча кивнул и направилась в его кабинет. Идти пришлось дольше обычного, каждый шаг был тяжелым от предвкушения предстоящего разговора. Мне было все равно, будет ли он кричать. Я бы предпочёл это. Но почему-то я знал, что речь идет не о нашей потере, а о моей.

Кабинет Моргана был суровым и несерьезным, что отражало его подход к игре. Стены украшали фотографии прошлых успехов хоккейного клуба "Крествуд" в рамке – свидетельство наследия, которое мы все стремились сохранить. Его стол был большим и внушительным, загроможденным стопками игровых книг и стратегических заметок, свидетельствовавших о бесчисленных часах, проведенных за анализом и планированием. На полках стояли трофеи и награды с различных турниров и чемпионатов, сверкающие под жестким флуоресцентным светом. Даже фотография его сына, Николаса Моргана, в день драфта.

Заняв место перед столом Моргана, я перевел дыхание. Морган опустился в кресло с тяжелым вздохом, его взгляд был прикован ко мне. Это был долгий, ищущий взгляд, но на меня он не повлиял, и я сохранял нейтральное выражение лица. Через мгновение, которое затянулось дольше, чем нужно, Морган наконец нарушил молчание.

"Что, черт возьми, это было?" – спросил он, его голос был спокойным, но твердым.

Я отвел взгляд, и на моем лице промелькнула неловкость. "Я не знаю, о чем ты говоришь", – ответила я.

"Не говори мне эту чушь, Виндзор", – резко ответил Морган. "Я тебя знаю. Ты не из тех, кто ввязывается в драки; ты слишком боишься сломать свои наманикюренные ногти. Тебя что-то вывело из себя, и я хочу знать, что именно".

"Мне не слишком понравилось, что игрок толкнул Эрена", – сказал я.

Морган насмешливо хмыкнул. "Эрен умеет держать себя в руках и ведет себя как чертова угроза", – сказал он. "Дело не в этом". Он откинулся в кресле, его глаза сузились, когда он наблюдал за мной. "Я знаю, что дело не в том, чтобы перепихнуться. У каждого в этой команде есть чертова репутация. И я знаю, что дело не в деньгах. А ты, блядь, мозговитый, так что дело не в школе". Он нахмурил брови. "Это из-за твоего брата?"

При упоминании Донована я напрягся.

"Да, не так ли?" Морган вздохнул, наклонившись вперед. "Послушай, парень, у всех нас бывают проблемы с братьями и сестрами. Черт, моего брата несколько лет назад обменяли в "Чайки", и он играет в профессиональный хоккей, а я из-за проблем с сердцем тренирую гребаный колледж. Думаешь, у меня нет проблем с ним? Он с любовью всей своей жизни и собирается сделать предложение. Я просто знаю это. Но если я завидую его счастью, это не значит, что я хочу разбить кому-то лицо, даже если мне этого хочется".

"Я не ревную к Доновану", – настаивал я, мой голос был тверд, но даже произнося это, я понимал, что правда гораздо сложнее. Я не мог до конца осознать, что это за клубок эмоций, и проницательность Моргана оказалась очень близка к цели.

Глаза Моргана еще больше сузились, его взгляд стал пронизывающим. "Нет, – согласился он, – у тебя маленький засранец в качестве брата. Думает, что он какой-то крутой спортивный агент, потому что не смог справиться с ролью игрока. Но, может, это… ты завидуешь тому, что у него есть. Разве он не встречается с той розоволосой девушкой? Как ее зовут? Она ведь получает стипендию, верно?"

Я сжал челюсти от его слов, внутри меня поднялся всплеск эмоций, но я молчал.

"Послушай, парень, – продолжил Морган, его голос стал более серьезным. "Я не знаю, что ты должен делать. Драться с братом. Трахни его девушку. Но что бы это ни было, ты должен это понять. Потому что ты начинаешь трещать по швам. И ты будешь срываться снова и снова, пока не разберешься со своим дерьмом".

Я сидел неподвижно, ощущая тяжесть его слов. Я не хотел этого признавать, но, возможно, он был прав.

Морган откинулся в кресле, выражение его лица слегка смягчилось. "Помни: если в тебе течет кровь, это еще не значит, что она течет одинаково. Но эта команда там? Они будут рядом с тобой и в худшем, и в лучшем случае. Это и есть определение гребаной семьи. Я не могу рассчитывать на то, что мой собственный гребаный ребенок навестит меня в больнице, когда мне нужно заменить батарею кардиостимулятора, но вы, блядь, появились. И тебе никто не нравится. Черт, даже Син, блядь, Клэр приходил. Может, чтобы пофлиртовать с медсестрами, но все равно. Когда ты так теряешь контроль, ты подводишь их. Как старший игрок, собирающийся уехать в НХЛ, я ожидаю, что ты будешь примером для младших ребят. Понимаешь?"

Морган еще раз окинул меня долгим взглядом, прежде чем окончательно отстраниться. "Иди в душ", – сказал он с легким намеком на юмор в голосе. "От тебя чертовски воняет, Виндзор. Должно быть, это из-за модных духов, которыми ты пользуешься"

Я уходил последним, что меня не удивило. Лиам предложил подождать, но я послала его подальше. Мне нужно было побыть одной.

Пока я сидел, погрузившись в размышления, дверь в раздевалку открылась. Я поднял голову, не ожидая увидеть кого-то в такой час, и увидел, что там стоит Сиенна. Моя реакция была инстинктивной, я почувствовал что-то сродни голоду, когда увидел ее. Она была одета так, словно вышла на пробежку. Но это не имело смысла, потому что она ненавидела бег.

Я сел прямо, мое удивление было очевидным.

Сиенна тяжело сглотнула, в ее позе чувствовалась нервозность, когда она стояла передо мной. "Ты в порядке?" – спросила она, в ее голосе прозвучала искренняя забота.

Ее вопрос застал меня врасплох. "Ты проделал весь этот путь, чтобы спросить?"

"Я не могла дождаться, когда ты вернешься домой", – объяснила она. "Доновану не понравится…"

"Последний человек, о котором я хочу говорить, – это мой брат", – прорычал я.

Сиенна посмотрела на меня долгим взглядом зеленых глаз. Ее взгляд сузился на моих руках, на свежих порезах на костяшках пальцев.

"Что случилось?" – спросила она низким голосом.

"Я видел, как Донован поцеловал тебя", – признался я, и слова полились из меня с честностью, которая удивила даже меня. "И я потерял сознание".

Ее глаза расширились. В ее взгляде мелькнуло понимание, может быть, даже общие эмоции.

Но в нем было и желание.

Я бы узнал его где угодно. Я тоже его почувствовал.

"Тебе не следовало этого делать". Она подняла мою руку, чтобы осмотреть костяшки пальцев.

Ее прикосновение было нежным, пальцы прослеживали слабые синяки на моей коже. От этого прикосновения меня пронзило электричеством, разгорелся огонь, которого я не чувствовал уже много лет. Как будто наши души переплелись в тот момент, связанные общей тоской.

"Я ничего не могла с собой поделать", – пробормотал я, мой голос едва превышал шепот. "Видеть его с тобой… это сводит меня с ума".

Ее прикосновение было нежным, но в нем чувствовалось нечто большее. Словно она хотела исцелить не только мою раненую руку, но и боль, которая снедала меня с тех пор, как я увидел их вместе. С нежностью, отражавшей ее взгляд, она наклонила голову и встретилась с моими глазами.

Под влиянием эмоций, которым я не мог дать названия, я потянулся к ней, и мои руки нашли ее бедра. Нежно притянув ее к себе, я поставил ее между своих ног. Мой голос был просто шепотом, когда я произносил ее имя, мои глаза горели в ее глазах с такой интенсивностью, которую я никогда не позволял себе раньше.

Мои руки прошлись по ее рукам, обхватили шею и притянули ее ближе. В этот момент все остальное исчезло – напряжение, конфликт, правила, по которым мы общались. Я наклонился и поцеловал ее.

Сначала поцелуй был мягким, почти нерешительным, словно пробуя неизведанные воды. Изначальная неподвижность Сиенны затянулась на мгновение, ее реакция была неуверенной.

Но потом, сначала почти незаметно, она начала целовать его в ответ.

Это был едва заметный сдвиг, нежная уступчивость, которая постепенно переросла в нечто более глубокое. Ее губы прижимались к моим с нерешительным нетерпением, тихо отдаваясь моменту, который мы разделяли. Это был тонкий танец эмоций, каждый из нас неуверенно осваивал эту незнакомую территорию.

По мере того как наш поцелуй становился все глубже, мир вокруг нас превращался в калейдоскоп ощущений. От прикосновения ее губ к моим по позвоночнику пробегали мурашки, электризуя каждое нервное окончание в моем теле. Мне хотелось прижаться к ней, но я не хотел отпугнуть ее. И я знал, что так и будет.

То, что она даже позволила мне поцеловать ее, было не тем, чего я ожидал.

Время остановилось, застыв в пузыре желания и уязвимости.

Я должен был попробовать ее на вкус.

Я должен был узнать, каково это…

Как только мой язык коснулся ее языка, она отстранилась, словно я обжег ее.

"Я… прости, я не должен был…" Она поднесла пальцы к губам. "Мне нужно идти".

Она чуть не споткнулась, когда спешила выйти из раздевалки.

Мое сердце болезненно сжалось.

Морган ошибался. Даже если бы я трахнул Сиенну, этого было бы недостаточно. Не после того поцелуя.

Я никогда не буду удовлетворен, если она не будет принадлежать мне полностью.