Текст книги "Пробуждение любви"
Автор книги: Хизер Гротхаус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Они считают ее сумасшедшей, не так ли?
Микаэла сдержала отрицание, прежде чем оно вырвалось у нее, снова вспомнив ужасные вещи, которые сэр Хью рассказал про Дорис Шербон.
– Да, – наконец спокойно произнесла Микаэла. – Некоторые действительно так думают.
– Но не вы. – Слова Родерика стояли между ними, словно вызов.
– Она никогда, никогда не лгала мне. И она так искренне верит в это. – Микаэла заколебалась лишь на мгновение, затем опустила руку в разрез платья и извлекла цепочку. – Как только я родилась, она надела мне ее на шею.
Родерик несколько мгновений смотрел на нее и теплый металл между указательным и большим пальцами, потом поправил правую ногу и, укрепив себя с помощью трости, медленно опустился на землю рядом с ней. Не дожидаясь разрешения, он взял звено цепочки своими большими пальцами, его глаза рассматривали его, и в них отразилась туманность моря.
– Это кусочек послания?
Микаэла кивнула:
– Она сказала мне, что это подарок от главного лица, Охотника, и что я никогда не должна снимать ее.
Родерик снова внимательно рассмотрел кусочек металла, а Микаэла рассматривала его самого.
– Он старый, – определил Родерик. – Не английского происхождения. Выполнен очень изящно.
– Вы так думаете? – Микаэла пожала плечами. – Не знаю. И меня это не интересует.
Родерик кивнул, словно понял ее чувства, и позволил звену упасть на свое прежнее место.
– А. почему вы не должны ее снимать?
– О, что-то о двух предметах, находящихся во владении кого-то… Я почти все забыла, правда.
– Вы просто повинуетесь ей. Даже если это тот самый предмет, из-за которого, как говорят люди, вы прокляты.
Микаэла кивнула:
– Ялюблю ее.
Казалось, Родерик долгое время обдумывал что-то, глядя на Лео, игравшего среди камней. Один раз малыш оглянулся на них и помахал сжатым кулачком:
– Эо нашел уйтку!
Микаэла улыбнулась и помахала в ответ.
– А что за второй предмет? – неожиданно спросил Родерик.
– Простите? – Микаэла забыла, о чем они только что говорили, сидя так близко от Родерика, ощущая его тепло, когда холодный ветер гнал волны, слушая веселую болтовню Лео.
– Вы сказали, что там было две вещи.
– Это не важно, – отмахнулась Микаэла. – Вторую так и не нашли. Подозреваю, она была давно утеряна.
– Но что это была за вещь? – настаивал Родерик и протянул руку, чтобы снова извлечь кусочек металла из-под корсажа ее платья, при этом его пальцы коснулись пряди ее волос.
Микаэла затаила дыхание. Его присутствие, сама его личность пленяли ее. Его голова склонилась к ней так близко, что она видела каштановые и золотисто-каштановые пряди его волос, льдинки в его зеленых глазах. Как же ей хотелось растопить эти льдинки!
– Башмак! – прошептала она, и рука Родерика застыла у нее на груди, поверх сердца.
– Что?
Микаэла откашлялась и подумала, не собирается ли он снова поцеловать ее. Ей очень этого хотелось.
– Башмак. Сапожок моей матери. Она потеряла его той ночью, его долго искали, но так и не нашли.
Глаза Родерика были прикованы к металлической штучке, лежавшей на ладони.
– И вы не знаете, что случится, если этот металл и тот потерянный башмак снова соединятся?
Хотя по телу Микаэлы побежали мурашки, она попыталась засмеяться, но фрагмент ночного кошмара, который она пережила прошлой ночью, промчался по успокаивающимся серым волнам и когтями вцепился ей в волосы.
– Полагаю, что явится Охотник и унесет меня с собой. – Она склонилась к нему, зная, что это слишком смело с ее стороны, но она нуждалась в его силе, огромной мрачной силе, чтобы ее нелепые страхи отступили. – Вы защитите меня, Родерик?
Он взглянул в ее глаза, и что-то испугало ее в его взгляде, испугало сильнее остатков древнего суеверия. Жесткость, тяжелый груз, опасные обещания. Он выпустил из рук цепочку, которая упала ей на лиф платья, и взял подбородок Микаэлы в свою большую ладонь.
– Конечно, – сказал он, нахмурившись. – Конечно, Защищу. – Его глаза остановились на ее губах, он медленно наклонился и с нежностью поцеловал их.
Микаэла осторожно прислонилась к его груди, положив руку на переднюю складку его плаща, и, тая, отдалась его поцелую. Он не был похож на два предыдущих – не был ни нерешительным, ни настойчивым – он был настоящим.
И он становился все глубже. Микаэла ощущала запах кожи Родерика Шербона, ей хотелось коснуться его прекрасного лица, пробежать пальцами по его волосам. Здоровой рукой Родерик обнял ее за плечи, так что она оказалась словно прикованной к нему. Она скорее чувствовала, чем слышала низкий глухой рокот глубоко в его горле, говорящий о его возбуждении и желании, и сердце Мика-элы готово было выскочить у нее из груди.
Он хотел ее.
А он разве уже не покорил ее сердце? Этот прекрасный, удивительный, израненный мужчина с прошлым, темнее, чем сам Шербон? Шербонский дьявол, у которого нет близких друзей, кроме человека, которого девушка подозревала в том, что им движут скрытые, эгоистичные мотивы? Родерик, который держался в стороне от собственного сына? Было ли это вызвано тем, как с ним обращался его собственный отец? Или отсутствием матери, которая бы любила их обоих?
Жар пробежал у нее по телу, гусиная кожа изумительно покалывала; она услышала свое собственное мурлыканье…
И вдруг оба они оказались лежащими на земле – это Лео, радостно смеясь, упал на них.
– Цеовать! Эо тоже цеовать!
Родерик заворчал и тихо выругался, когда упал на правую руку, и Микаэла быстро перетащила малыша на себя.
– Лео, перестань пинаться! Ты расквасишь мне нос!
В ответ мальчик лишь весело рассмеялся, затем обеими ладошками, мокрыми и перепачканными в песке от игры, обнял лицо Микаэлы и запечатлел быстрый влажный поцелуй где-то около глаза.
– Эо цеовать эди Микэ-а!
Микаэла рассмеялась и поцеловала малыша в щеку.
– Ты такой замечательный, Лео, – вздохнула она. – Я люблю тебя.
Мальчик поднял на нее широко-широко раскрытые карие глаза:
– Да?
– Да, очень.
– Холосо, – решительно заявил Лео, кивая, словно она дала ему правильный ответ на загадку. – И ты убишь папу, да?
Микаэла взглянула на Родерика, который все еще оставался на земле, и было видно, что ему не по себе.
Микаэла улыбнулась малышу и тихо ответила, словно доверив ему секрет:
– Да, я люблю твоего папу.
– И я! – прошептал Лео.
И тут Родерик с поразительной быстротой вскочил на ноги. Не глядя на Микаэлу, он поднял свою трость с земли.
– Ядолжен вернуться в замок. У меня масса… – Он оборвал фразу, по-прежнему избегая встретиться с ней взглядом. – Приятной прогулки вам обоим.
Микаэла сидела, держа Лео на коленях, и у нее вырвался тяжелый вздох. Он снова убежал от нее. Убежал от сына. Не так надо было начинать строить семейную жизнь.
Она смотрела вслед Родерику Шербону, пока он не исчез из виду.
– Нет, – тихо сказала она себе. – Нет, я не допущу этого.
– Што ты говоишь, эди Микэ-а?
Микаэла встала, отряхнула юбки и взяла мальчика за руку:
– Пойдем, Лео, мы сейчас догоним папу.
Глава 18
– Милорд! – услышал Родерик голос Микаэлы, когда влачил свое тело через зал, и был несколько встревожен тем, что она последовала за ним. Неужели эта женщина не знает, когда нужно остановиться? Ему не хотелось видеть ни ее, ни Лео. Не хотелось разговаривать с ними. Он мечтал уединиться в своей комнате.
Он почти приблизился к лестнице и не замедлил шага.
– Милорд! Родерик!
Услышав это обращение, он остановился, повернулся к ней и прорычал:
– Да, леди Микаэла? Вдруг возникло неотложное и важное дело?
Она быстро шла к нему, сжав запястье Лео, который пытался помахать отцу. Мальчик улыбался. На лице Микаэлы не было и тени улыбки.
– Да. Возникло. – Она остановилась перед ним. В слабом свете зала она, казалось, вся светилась: ее кожа, волосы, глаза. Словно она была фигурой с одного из витражей в бесполезной часовне.
«Да, я люблю твоего папу», – вспомнилось ему. Родерик устремил на нее, как ему казалось, самый угрожающий взгляд.
– Итак? – проревел он.
– Вы обещали провести с нами час, – напомнила ему Микаэла. – И с вашей стороны было грубо покинуть нас так, как вы это сделали.
– Покинуть вас? – насмешливо повторил Родерик. – Вы определенно уже не ребенок, Микаэла, чтобы я не мог оставить вас и заняться делами замка. У вас есть Лео, а у него – вы.
– Но мы хотим побыть с вами, милорд, – настаивала Микаэла. Услышав это, Родерик не знал, смеяться ему или же чертыхнуться из-за того, что она такая дура.
Лео освободился от Микаэлы и сделал шаг к Родерику, протягивая к нему пухлый кулачок:
– Эо пинес уитку. Вот, папа.
– Она мне не нужна. У меня нет времени играть с грязнулями вроде тебя, Лео. – И Родерик вдруг услышал в своем голосе интонации Магнуса Шербона.
Личико мальчика сморщилось, глаза наполнились слезами.
– Папа не хочет уитку Эо?
Родерик почти физически ощутил волну гнева, исходившую от девушки, стоявшей перед ним.
– О, этого вполне достаточно, – процедила она сквозь зубы. – Пойдем, Лео, мы зайдем на кухню и посмотрим, нет ли у кухарки чего-нибудь вкусненького для тебя перед обедом.
Хотя Родерик и испытал некоторое облегчение, все же он был подавлен.
– До свидания, – сдержанно сказал он, когда Микаэла повернулась, крепко сжимая руку мальчика.
Она взглянула на Родерика:
– Я еще не закончила с вами, милорд. Когда найду кого-то, кто позаботится о Лео, присоединюсь к вам в вашей комнате.
– Не думаю, – мягко сказал Родерик. – У меня…
– Меня не интересует, какие воображаемые дела вы придумали себе в вашем укрытии. Мы должны поговорить.
– Не командуйте мной, леди Микаэла, – предупредил Родерик.
Она выгнула бровь, затем повела Лео к кухне, шелестя юбками, а ее слова были адресованы Родерику, когда она обращалась к мальчику.
– О нет, Лео, конечно, твой папа любит тебя. Он просто до смерти боится улиток.
Родерик снова повернулся к лестнице и начал подниматься наверх так быстро, как позволяла его искалеченная нога. Может быть, ему удастся добраться до своей комнаты и запереть дверь до появления леди.
Затем он сможет съежиться внутри, как жалкое, бесхребетное, несчастное существо, каковым он и являлся.
С сильно бьющимся сердцем Микаэла постучала в дверь комнаты Родерика.
– Это я, милорд. Пожалуйста, откройте. Ответа не последовало.
Она дрожала от страха и гнева. Существовала вероят-. ностьтого, что, бросив вызов этому непредсказуемому человеку, она обрекала себя на крушение собственных планов и надежд, но ради Лео – и ради их общего будущего в Шербоне – Микаэла должна быть храброй. Она еще раз постучала в дверь, другой рукой сжимая длинную тонкую полоску металла. Осмелится ли она воспользоваться ею?
– Милорд! Я не уйду, пока вы не поговорите со мной, так что вам лучше впустить меня.
По-прежнему никакого ответа.
Она взглянула на металлическую полоску, которую держала в руке. Ее ей дал сэр Хью, когда отправился в Торнфилд-Мэнор, – в случае если Лео закапризничает и закроется на щеколду в своей комнате. Микаэла была уверена, что тот и подуматьле мог, что она воспользуется ею, чтобы попасть в комнату лорда.
Родерик, несомненно, даст нагоняй сэру Хью по его возвращении.
– Я вхожу! – предупредила она, давая ему – а скорее, себе – последний шанс.
В припадке отчаянного гнева Микаэла просунула кусок металла в щель между дверью и стеной и покрутила его, словно мешала в горшке с кашей. Толкнула.
Ничего.
Она снова подвигала тонкой металлической пластинкой, услышала обнадеживающий щелчок, но прежде, чем она попыталась снова толкнуть дверь, та неожиданно распахнулась, вырвав пластинку из ее руки и потянув Микаэ-лу через порог, где она упала к ногам Родерика Шербона.
– Кто вам это дал? – спросил он, подозрительно глядя на длинную полоску металла, лежавшую на полу. Ворча, Родерик поднял ее, неприязненно оглядел, затем снова бросил на пол, пробормотав: – Хью.
Микаэла поднялась на ноги и проскользнула мимо Родерика, чтобы тот не выпроводил ее из своей комнаты, но, похоже, у него не было желания избавиться от нее, поскольку он захлопнул за ней дверь.
– Что вам нужно, мисс Форчун? – проворчал он, со вздохом опускаясь в кресло. – Праздника? Чтобы мы все играли в шашки или катались на пони? Боюсь, я не составлю в этом конкуренцию ни мальчику, ни женщине.
– Я хочу узнать, почему вы так плохо обращаетесь с Лео.
Родерик повернул к ней голову с таким видом, словно она спросила, почему вода мокрая.
– Почему я… – начал Родерик.
– И… – перебила его Микаэла, – и почему я вам то нравлюсь, то вы отталкиваете меня.
Мгновение Родерик пристально смотрел на нее, затем отвернулся, пробормотав:
– Вы полоумная. Не понимаю, чего вы ждете от меня.
– Вы разрываете сердце Лео – он вас так любит! И все, чего он хочет от вас, – это немного вашего, времени и ласки. Он должен знать, что вы его любите!
– Разве я не обеспечил ему дом? Не нашел людей, которые заботятся о нем? Разве он не находится здесь в безопасности? Его что, плохо кормят? Его не бьют, не так ли?
– Он не щенок, милорд! Он маленький мальчик, чье сердце разбито, потому что его отец притворяется, будто его не существует на свете!
– В жизни есть более страшные вещи, – сказал Родерик.
– Вы обращаетесь с ним так потому, что точно так же с вами обращался Магнус, когда вы были маленьким?
Родерик выбрался из кресла, схватил свою трость, но вместо того, чтобы опереться на нее, принялся размахивать ею, словно дубинкой, шагая прихрамывая к Микаэле.
– Нет! Если бы отец только игнорировал мое существование! Но он буквально преследовал меня, унижал. Я не выдержал и отправился в то проклятое паломничество, которое почти стоило мне жизни.
Микаэла заставила себя стоять прямо и твердо, несмотря на дрожь в коленях.
– То, как вы поступаете, столь же плохо. – Голос ее дрогнул.
– Уверяю вас, это не так. – Теперь Родерик возвышался над ней, его капюшон был откинут назад, спутанные волосы лежали поверх плаща, глаза горели зеленым огнем. – К тому же я не тот, кого Лео может идеализировать. Я не могу научить его ездить верхом, сражаться, быть мужчиной. Вы это хотели услышать, мисс Форчун? Вы так же, как и Магнус, настаиваете на том, чтобы я признал мои недостатки?
– Я не ваш отец. И на мой взгляд, у вас нет недостатков. – Микаэла произнесла все это на одном дыхании. Он сам не знает о своих достоинствах. Глядя на него в этом свете, на его большое, могучее, нависающее над ней тело, словно он готовился поглотить ее, Микаэла хотела лишь одного – чтобы Родерик снова поцеловал ее, как это случилось у моря.
Поцеловал – и даже больше.
Его губы тронула насмешливая улыбка.
– Вы или дурочка, или же обманщица.
– Может быть, дура, но не обманщица. Почему вам так трудно признать, что я нахожу вас приятным мужчиной? Почему вы считаете, что вас нельзя любить?
– Вы слишком уж стараетесь, мисс Форчун. – Родерик фыркнул. – Когда мы поженимся, вы получите вашу долю денег. Так что нет нужды ухаживать за мной как за девицей.
– Я вовсе не ухаживаю за вами, вы, упрямец! – выкрикнула Микаэла и топнула ногой. – Но вы не умрете, если поухаживаете за мной!
– Вы зря теряете время, ожидая этого от меня.
– А как насчет Лео? – нажимала Микаэла, взяв его за плащ, поскольку он собрался отвернуться.
Родерик попытался стряхнуть ее руку, размахивая кулаком, в котором была зажата его трость.
– А что?
– Неужели вы не можете быть ласковее с ним? Разве вы можете не любить его? Если я. всего лишь средство для достижения ваших целей, если вы никогда не сможете полюбить меня, умоляю вас: разбейте это наследство ненависти, доставшееся вам от отца, Родерик! Лео – ваш сын!
Родерик метнул свою трость в очаг, где она разбилась, словно во взрыве, на тысячи осколков.
– Он не мой сын!
В комнате воцарилась тишина. Теперь он стоял спиной к ней, и у нее голова пошла кругом. Что он имел в виду? Почему он не признает Лео?
– Не понимаю, вы говорите, что…
– Я говорю… – Голос Родерика звучал так, как Ми-каэла никогда не слышала раньше: устало, печально, слом-ленно. – Я говорю, что Лео не мой ребенок. В нем нет моей крови. Он не мой сын.
– Но… – Микаэле захотелось присесть, но она не в силах была дойти до ближайшего кресла. – Все говорят… Сэр Хью…
– Все думают, что он мой сын, именно так и должно быть. Ради Лео, – объяснил Родерик. – Я познакомился с матерью Лео, когда впервые прибыл в Константинополь. Ее звали Аурелия. Она была шлюхой. Я переспал с ней.
От этого признания сердце Микаэлы вновь бешено забилось, что было непонятно ей самой, поскольку она знала, что Родерик должен был заниматься любовью с матерью Лео. Микаэла удивилась, ощутив укол ревности.
– Но настоящий отец Лео находился в том городе прежде, чем туда прибыл я. Знайте, что я встречал его, – он сражался в моей роте, хотя в то время я не знал его имени.
– Он их бросил? Ау… Аурелию и ребенка?
– Нет. Он не вернулся к Аурелии и не узнал о рождении Лео. Его убили в Гераклее, там погибло много людей. Выжили только Хью, я и горстка других, те, что способны были быстро двигаться.
– Но как тогда Лео оказался с вами и с Хью? И почему вы объявили сына другого человека своим собственным?
– Когда меня ранили… хирург не думал, что я выживу. Он не мог ничего сделать и только дал Хью наркотик, чтобы облегчить мои страдания. Хью отнес меня к Аурелии, и она спасла мне жизнь.
– А потом она отдала вам своего сына? – Микаэла услышала недоверие в собственном голосе.
– Аурелия горячо любила мальчика. Она и не думала, что когда-нибудь они расстанутся. Но у нее не было выбора.
– Почему?
– Она была при смерти. – Родерик наконец отвернулся от очага и снова упал в свое кресло, словно силы покинули его. – Когда Хью принес меня к ней, она уже угасала. Она подцепила какую-то разновидность лихорадки, и та распространилась… распространилась… – Родерик замолчал на минуту. – Однажды она расстегнула свой капот – когда увидела, что я буду жить, а она – нет. Ее… груди были черно-багровыми и распухшими. Белки глаз пожелтели. Она знала, что доживет лишь до того момента, как мы покинем Константинополь. И кто тогда будет заботиться о незаконнорожденном сыне проститутки? Никто. Аурелия прекрасно понимала это. Лео останется сиротой, выброшенным на улицу того города, станет добычей торговцев рабами. Когда я уезжал, она умолила меня взять его с собой и заботиться о нем как о собственном сыне. Это была плата за подаренную ею мне жизнь, и я с радостью согласился. То, как родился Лео, не было его виной. Он был младенцем, невинным младенцем. К тому же сыном одной из самых красивых и добрых женщин, каких я когда-либо встречал.
И если сегодня утром Микаэла подозревала, что, возможно, влюблена в Родерика, теперь она была в этом уверена. Ее сердце разрывалось от сочувствия и жалости к Лео, его несчастной матери, к Родерику.
– Но почему вы назвали его своим сыном? Разве было недостаточно того, что вы взяли его с собой? Дали ему место в своем доме?
– Нет. Если я умру, у Лео не будет никаких прав на Шербон. Он окажется в том же положении, что и в Константинополе, а может быть, даже в худшем. Я обещал это Аурелии, зная, что она, вероятнее всего, умрет прежде, чем мы с Хью и ее сыном достигнем Англии, и я буду верен этому обещанию до конца своих дней. Я готов поклясться перед самим королем Генрихом, что Лео мой сын. Вот так.
Родерик Шербон умолк. Ничего подобного Микаэла даже представить себе не могла. Микаэле казалось, что перед ней совсем другой человек. Жертва, которую он принес ради той женщины и ее сына – очаровательного, невинного, прекрасного Лео. Да, мальчик был настоящим сокровищем, и Микаэла полюбила его, это правда, но то, что совершил Родерик, он сделал, зная, что если у него самого родится сын, наследником Шербона все равно останется Лео.
Родерик Шербон любил Лео больше, чем Микаэла могла себе представить. Какой счастливый, счастливый мальчик!
– Лео должен это знать, – спокойнопояснила она.
– Что он не мой сын? – Родерик покачал головой: – Не думаю, мисс Форчун.
– Он – ваш сын. Вы – его отец. Вот так. – Микаэла подошла, чтобы встать позади Родерика, и нерешительно положила руку на его правое плечо. – Но ему обязательно нужно знать, что вы любите его.
– Я забочусь о нем, – пояснил Родерик, слегка поворачивая голову, и Микаэла знала, что он смотрит на ее руку у него на плече.
Микаэла кивнула, хотя знала, что он не мог увидеть ее движение. Его душа была так ранена, что он не мог найти простых слов, чтобы описать свои чувства. Надо дать ему время оправиться. Родерика Шербона можно вылечить – и его тело, и его сердце.
Микаэла положила вторую руку на его противоположное плечо, слегка сжав его.
– А наступит ли день, когда вы поймете, что можете заботиться и обо мне, милорд?
Ее рука почувствовала, как он сжался.
– Возможно, – сказал он. – Но если вы ожидаете объяснений в вечной любви, можете убираться отсюда. Это не в моих привычках.
– Понимаю, – заметила Микаэла. Она разминала напряженные мускулы его шеи и плеч, испытывая трепет от ощущения его огромности и твердости. Под его свирепой внешностью скрывалось щедрое, уязвимое сердце. Микаэла была рада, что Родерик не видит ее лица, потому что на нем отразились все ее чувства и эмоции. Скорее всего он вышвырнул бы ее из своей комнаты.
Но, к удивлению Микаэлы, Родерик схватил ее руку. Она переплела их пальцы, левой рукой коснулась его волос, расчесывая их пальцами и отводя назад с висков.
– Но я попытаюсь, мисс Форчун. С Лео. Если это доставит вам удовольствие.
Микаэла расплылась в улыбке, наклонилась и коснулась губами уха Родерика.
– Мне это доставит огромное удовольствие, милорд. Благодарю. – Она прижалась губами к высокому, грубому выступу его щеки, но тут же отпрянула, а Родерик повернул к ней лицо.
Он склонился и поцеловал ее в губы, нежно, едва касаясь их, и Микаэла высунула язычок, чтобы попробовать его губы.
Она едва смогла вздохнуть, когда Родерик, отпустив ее правую руку, повернул ее через подлокотник кресла и посадил к себе на колени. Она обвила его шею руками, словно плети дикого винограда, когда-то хозяйничавшего в Шербоне, и Родерик поцеловал ее так, словно готов был целиком поглотить ее. Микаэла лежала в его объятиях, как в колыбели, а его руки обхватывали ее плечи и ягодицы. Она запустила пальцы в его волосы и привлекла к себе.
Ей хотелось оказаться во власти этого зверя, принадлежать ему. Он обхватил ее ягодицы, его рука скользнула по ее животу, коснулась груди, и он начал гладить ее, как делала она с его мускулами. Только прикосновения Родерика не были направлены на то, чтобы она расслабилась. Под своим бедром Микаэла ощущала твердость его эрекции, и интуитивно ей захотелось сесть верхом на его колено. Она ощущала себя так, словно внутри ее пылал огонь, и тело Родерика было единственным средством спасения…
После того, как он превратит ее в пепел.
– Я хочу вас, – сказала она, бормоча что-то, покусывая его, облизывая его. – Родерик, пожалуйста…
Его рука покинула ее грудь и начала скользить вниз, к тому месту, где платье было зажато между ее бедрами. Его ладонь проникла в это место, и когда он погладил ее там, через толстую шерсть, у нее внизу все сжалось.
– Да, – выдохнула Микаэла. – Родерик, возьмите меня в свою постель.
Он ничего не ответил, только вновь овладел ее губами, пока его пальцы собирали складки ее платья и медленно поднимали вверх тяжелую юбку, пока она наконец не собралась вокруг ее бедер. Его пальцы нащупали ее влажное лоно, и он снова тронул его, пока Микаэла выгибала бедра, шепча слова, смысл которых был непонятен даже ей самой. Он отвечал ей, но она тоже не понимала его. Через мгновение мир ее стал раскаленным добела, в ушах зазвенело, потом наступила мертвая тишина, когда пришел оргазм. Пережив высшую степень наслаждения, она покрыла лицо Родерика мелкими, с придыханием поцелуями, смеясь и, что было удивительно, вовсе не стесняясь того, что почти полуголая лежит у него на коленях.
Теперь положение дел в Шербонском замке должно коренным образом измениться, подумала Микаэла.
– Вы кончили? – спокойно спросил Родерик. Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на него.
– Милорд? – Она улыбнулась ему. – Почему? Должно еще что-то произойти?
– Боюсь, нет. Но возможно, теперь вы перестанете вести себя как кобыла в жаркую пору, бесконечно цепляясь ко мне. Вставайте, мисс Форчун, у меня затекли ноги.
Если бы ее ударили ножом в сердце, это было бы менее болезненно, и Микаэла быстро вскочила на ноги. Она оставалась стоять на месте, глядя на него в надежде, что он улыбнется и обратит свои слова пусть в бестактную, но все же шутку.
Но все, что он сделал, – это вытер руку о свои брюки. Затем взглянул на нее, его лицо было красным.
– Что-нибудь еще?
– Нет, – растерянно ответила она.
Родерик поднял одну бровь и многозначительно посмотрел на дверь.
Микаэла вздернула подбородок и вышла из комнаты с такой долей достоинства, которое ей могли позволить ноги, все еще дрожавшие после данного им облегчения. Но, очутившись в коридоре, за плотно захлопнутой Родериком дверью, она обнаружила, что не в состоянии двигаться дальше. Она прислонилась спиной к холодным камням стены, потом соскользнула на пол, никогда еще она не чувствовала себя такой униженной и ненужной. Она была так ошеломлена, что даже не могла плакать. Она сидела так, глядя на дверь, казалось, целый час, и дрожала, дрожала от того, как он поступило ней.
Затем раздался ужасающий звук разбитого предмета, заставивший ее подпрыгнуть и закричать, но ее крик невозможно было услышать в последующем грохоте. Все выглядело так, словно в комнате лорда разыгралась настоящая битва, – до нее доносились звуки расщепляемого дерева, разбитой посуды и резкие вопли самого Родерика. Скрежет мебели по камню; звон металла, когда он отскочил от неизвестного предмета.
Нет, не битва – настоящая война, в которой Родерик Шербон исполнял роль обеих армий.
Микаэла поднялась на ноги и приблизилась к двери, подпрыгнув, когда какой-то тяжелый предмет встретил свою гибель, ударившись о толстую дубовую дверью. Девушка стояла перед ней, медленно подняв руку и положив ладонь на дверь, словно пытаясь почувствовать человека за ней.
Через несколько минут, удивленная тем, что шторм продолжает бушевать, когда, казалось, уже не осталось ничего, что можно было разбить, она отступила от двери и медленно пошла по коридору, мысли путались, причиняя ей боль, звуки душевных мук Шербонского дьявола преследовали ее, словно привидения.
