Текст книги "Сплетение (ЛП)"
Автор книги: Хизер Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Когда все ушли бальный зал показался таким пустым.
– Вам не стоило все вот так обрывать, – сказала Азалиия, – вечер уже почти закончился.
Фейрвеллер задрапировал последнее окно.
– Ваши сестры, мисс Азалия.
Азалия вздохнула. Очередное фиаско. Опять Король будет сердиться, как в прошлом году, кушать придется в спальне и никаких уроков танцев, по крайней мере, целую неделю. Уставшая Азалия повела Фейрвеллера к елкам. Он отодвинул одну из них в сторону, царапая подставкой мраморный пол, и увидел девочек.
Они спали, прижавшись друг к другу, как детеныши лебедей, усыпанные пустыми чашами из-под пудинга и ложками. В качестве одеял они использовали широкие тканевые гирлянды и выглядели по-ангельски. Совсем на них не похоже.
Не двигаясь, Фейрвеллер уставился на них. Он открыл было, рот, но потом закрыл его. Он закрыл глаза, потом открыл. Затем резко развернулся и зашагал по танцполу, на ходу отбрасывая в сторону кочергу. Она со звоном покатилась по мрамору. Премьер-министр ушел, захлопнув за собой двери.
Замерцали лампочки на люстре.
– Это было странно. – Азалия удивленно посмотрела ему в след.
Она повернулась к охапке спящих девочек. Повсюду были разбросаны шали, ярко окрашенная вата, шелковые елочные украшения. Она улыбнулась и вдруг поняла, что безумно хочет спать.
– Проснись! Проснись! Проснисьпроснисьпроснисьпроснись!
Азалия застонала, чувствуя, как десять пар рук пихают ее, пытаясь разбудить. Она настолько устала прошлым вечером, что даже не дошла до кровати. Вместо этого она уснула прямо в бальном зале со своими сестрами, используя елочные гирлянды как подушку.
– Остановитесь, остановитесь, стоп, – простонала она. – Вы даже не представляете, как пуговицы этого платья впиваются в позвоночник.
– Бедная малышка Азалия, – говорила Брэмбл, ярко рыжие волосы запутанным клубком лежали на ее коленях, – бедная маленькая крошечная малюсенькая малышка.
– Уже Рождество, Лия, – сказала Флора. – Рождество!
– У нас будут апельсины!
– И колбаски!
– И, и, и даже книги от Короля!
– Рождество! Рождество! Рождество!
– Я знаю! – ответила Азалия, когда девочки помогали ей подняться. Она вытащила елочное украшение, застрявшее в ее волосах. Бальное платье мешало ей двигаться – Помедленнее! – запротестовала она. – Я едва хожу!
Крича от дьявольского восторга, девочки с умопомрачительной скоростью помчались в комнатку, где, как они ожидали, будут рядами расставлены на столе все их подарки и апельсины. Азалия, спотыкаясь, едва поспевала за ними через холл и створчатые стеклянные двери. Прибыв последней, она увидела сестер, они столпились вокруг стола и таращились на него широко открытыми глазами.
На столе ничего не было.
Фейрвеллер стоял спиной к ним в другом конце комнаты, рассматривая шторы, покрывающие стеклянные стены.
– Наши апельсины, – произнесла Айви*, изумленно глазея на стол.
*(«Ivy» – в переводе с англ. «плющ». прим. перевод.)
– Наши книги, – послышалось от Евы.
– Вот блин! Наш переполох! – предположила Брэмбл.
У девочек навернулись слезы. Азалия, теперь уже окончательно взбодрившаяся, скрестила на груди руки.
– Где Король? – спросила она суровым тоном наследной принцесссы. – Министр!
– Он ушел, – ответил Фэйрвеллер, – покататься верхом.
– Утром в Рождество?
Фейрвеллер не ответил.
Азалия улыбнулась и повернулась к девочкам.
– Держу пари, подарки наверху у Матушки. Вы же знаете, как она любит Рождество.
Они засопели и стали утирать слезы. Фейрвеллер что-то пробормотал.
– Простите, министр? – переспросила Азалия.
Фейрвеллер отвернулся от занавесок.
– Я сказал, что ваша мама умерла. – он снова посмотрел на шторы. – Она умерла прошлым вечером.
ГЛАВА 3
Азалия накинулась на Фейрвеллера и так сильно ударила его, что ее ладонь запульсировала от боли. Она выбежала через старую кухонную дверь в укутанный снегом сад, ледяной морозец утренней зари пощипывал ей щеки.
Как он смеет! Как смеет Фэйрвеллер такое говорить! Ведь он знает, как больна Матушка! Азалия должна найти Короля. Теряя равновесие, Азалия шла по садовым тропинкам вдоль заснеженных изгородей и выстриженных разными фигурами кустов, через луг в замерзший лес, шла по следам копыт Дикенса, отмеченных на снегу зияющими пятнами грязи. Король все исправит. Он скажет ей правду и...
Но ты же не пошла в комнату Матушки, шептал тоненький голосок в ее голове, прорываясь сквозь гнев и злобу. Ты не посмела...
– Сударь! – завопила Азалия, спотыкаясь на заросшей лесной дорожке, холод проникал в ее поношенные пуанты. – Сударь!
Лес ответил леденящим молчанием.
Над ней возвышались посиневшие в лучах утреннего света деревья. Азалия кашляла, морозный воздух обжигал ей горло. Перчатки были испачканы, тяжелое бальное платье порвалось, цепляясь за голые кусты. Она прислонилась к холодному дереву, ее колотила дрожь.
Она вспомнила белые губы...
– Сударь! – крикнула она снова.
Обжигающий запутанный клубок ярости внутри нее вырвался наружу. Азалия упала на колени и зарыдала. Отрывистые всхлипывания душили ее. Не в силах совладать с собой, она закрыла лицо руками. Каждый раз, пытаясь произнести "Матушка", слова застревали в горле. Матушка, несравненная Матушка!
Взошло солнце, сквозь тени деревьев проник золотой свет, искрясь в тумане и переливаясь на снегу. По-прежнему содрогаясь от рыданий, Азалия потихоньку возвращалась к реальности. Она достала из рукава платок, заигравший серебряными бликами в утренних лучах.
Платок Матушки. Азалия смутно припомнила, как покидая комнату матери, она спрятала его в свой рукав, думая при этом, что он слишком красивый, чтобы им пользоваться. Азалия крутила в окоченелых руках серебряный кусочек ткани. Когда Матушка отдала его ей, она сказала...
Позаботься о своих сестрах.
Девочки! Азалия бросила их одних в комнатке возле кухни. Вдруг они пытались угнаться за ней следом? Как они? И наконец – Азалия закрыла глаза, чувствуя утренний мороз – что с ребенком? Какая же она была эгоистка.
Позаботься...
Ощущение странного покалывания, едва лишь напоминающее ей оные прошлым вечером, мощной волной разлилось по ее телу к пальцам и горлу. Необъяснимым, почти волшебным, образом это немного заполнило образовавшуюся пустоту внутри нее. Азалия поднялась, сжимая серебряный платок .
Час спустя, все еще замерзшая и заляпанная грязью Азалия нашла девочек в дворцовой детской. Это была маленькая тесная комната на втором этаже, декорированная белым кружевом и множеством оборок. Няня вышла при появлении Азалии. Ее взору открылась душераздирающая картина: девочки сидели на полу среди кресел-качалок и обломков кукольного домика. Каждая обеими руками сжимала на груди апельсин и плакала. Они выглядели очень несчастными, и Азалия чувствовала себя так же.
– Ты за-замерзла, – заметила четырнадцатилетняя Кловия. Не мешкая, она подскочила к Азалии, в своих теплых ладонях сжимая окоченелые руки сестры. Ее глаза были красными от слез, а золотистые волосы сильно запутаны. Как и все девочки, она все еще не переоделась со вчерашнего дня.
– Простите меня, пожалуйста, – сказала Азалия. – Я не должна была вас оставлять.
Услышав это, Брэмбл резким прыжком вскочила на ноги и запустила в Азалию апельсином. Он попал Азалии в плечо и ударился об пол.
– Ты не должна была! – воскликнула она, выхватывая у Флоры апельсин и бросая его. Азалия не шелохнулась, фрукт попал ей в голову и отскочил на отделанный оборками плед.
– Как ты посмела бросить нас так?! – Брэмбл уже кидала апельсин Златы*, который опять задел плечо. Брэмбл вновь разразилась слезами.
*(«Goldenrod» в переводе с англ. «золотарник»,прим.перевод.)
– Ну хоть попытайся увернуться! – выдавила она.
Двумя шагами Азалия подошла к Брэмбл, притягивая ее к плечу. Брэмбл всхлипывала. Девочки столпились вокруг Азалии, самые младшие цеплялись за ее юбку, все вместе образовывая покрытый складками холмик.
– Ты вся промокла, – заметила Брэмбл, икая.
– Я знаю, – сказала Азалия. С ее волос падали капли.
– Л-Лия, – позвала Кловия. У нее всегда были трудности с речью, будто каждое слово давалось ей с неимоверным усилием. Она попыталась улыбнуться. – Мы... хотим тебе... что-то... что-то показать. С-смотри.
Плетеная колыбель, отделанная рюшем, стояла в центре комнаты, и Кловия подвела к ней Азалию. Внутри лежал крошечный сверток кружевного одеяльца и черных кудряшек.
Это был самый маленький младенец, которого видела Азалия, а она их повидала немало, ведь она старшая теперь уже из двенадцати детей. Казалось, он мог поместиться в ее ладонях. Снова девочка, судя по малюсенькому кружевному чепчику. Азалия стянула мокрые перчатки и дотронулась до скрученных детских пальчиков.
– Значит, она будет на "Л", – сказала Азалия. Всем ее сестрам давали имена в алфавитном порядке, поскольку Король во всем любил порядок и организованность. В отношении этого он был крайне щепетилен. Даже банки с вареньем в кладовке были пронумерованы.
– Матушка н-назвала ее, – произнесла Кловия. – Лилия*
*(англ. Lily).
– Лилия, – выдохнула Азалия.
Утонченно, изысканно. Малышка напоминала ей цветущие в снегу белые садовые лилии. Матушка всегда знала как лучше.
– М-Министр сказал, что Матушка... д-держала Лилию, – продолжала Кловия, – перед тем как...
Кловия заплакала по-новому. Опять отовсюду послышались рыдания и всхлипывания. Азалия растерялась, словно исполняя жете*, прыгая в никуда и бесконечно падая, ее выворачивало наизнанку от ожидания удара о землю, которой там вовсе не было. Она вытащила платок из рукава, серебряная ткань вспыхнула.
*(франц. jeté, от jeter – бросать)
Обещай мне...
Ее пальцы ощутили сильное покалывание.
Азалия глубоко вздохнула и встала в четвертую позицию, затем вынесла ногу вперед и согнула колено. Танец всегда успокаивал ее. Она вытерла крошечные мокрые мордашки Жасмин и Кейл и прочистила им носики
– А знаете ли вы, что мы еще не сделали? – спросила Азалия, направляясь к Айви.
Айви покачала золотистыми локонами.
– Мы до сих пор не представились Лилии, – Азалия выдавила улыбку. – Это ее первый день здесь, а мы только и делаем, что плачем перед ней. Так не пойдет.
Брэмбл скривилась.
– Ох, Аз, ну, в самом деле...
– Давайте, – продолжала Азалия. Она стояла с протянутыми руками. – Возьмитесь за руки и отведите левую ногу назад, принимая вторую позицию для реверанса.
Никто не шелохнулся.
Азалия не сдавалась. На лицах девочек отразились вперемешку шок, удивление, возмущение, когда она опустилась в пятую позицию реверанса, опуская правое колено, а левую ногу выставляя перед собой так, что ее можно было видеть под испачканным подолом ее платья. Когда она выпрямилась, выражения сестер смягчились.
– Твой наклон был неустойчивым, когда ты переносила центр тяжести с одной ноги на другую, – сказала Брэмбл.
– Вводный курс в науку королевского реверанса. – Азалия протянула руку Брэмбл. – Никто не балансирует лучше тебя.
Брэмбл сжала губы тонкой красной линией, но она приняла руку сестры и встала. Взмахивая длинными рыжими волосами, она опустилась в глубокий реверанс одним гибким движением. Она взмахнула в сторону колыбели.
– Теперь назад пути нет, малышка, – сказала Брэмбл. – Добро пожаловать в королевскую семью.
Азалия взяла руку пятилетней Айви и наклонилась. Айви покружилась под ладонью Азалии и присела перед Лилией. Жасмин, держа Азалию с другой стороны, сделала реверанс одновременно с ней. После этого все девочки с опухшими от слез глазами взялись за руки. Танец струился внутри, и они кружились в едином водовороте. Кровь прилила к щекам Азалии, согревая их. Ступни вместе, шаг назад, взмах вперед, касание, наклон – всё изящными умелыми движениями.
Они подняли головы и замерли, стеснительно глядя друг на дружку, будто не совсем понимая, что это на них нашло.
Это была... магия. Но не такая, которая оживила чайный сервиз. Прошлой зимой, когда Азалия окончательно поняла, какую роль сыграет парламент в ее будущем замужестве, Матушка причесала ей волосы, вытерла ей слезы и отвела в танцевальный зал. Там она научила ее воздушной мазурке.
– Ты чувствуешь это? – спросила Матушка, когда Азалия блестяще исполнила головокружительное па. – Это теплое трепетное чувство, мерцающую частицу внутри себя? Это самое таинственное волшебство. Оно настолько непознанное, что даже не имеет названия. Но это все равно волшебство.
И теперь, хотя их глаза были красными и опухшими, сестры Азалии больше не плакали. Это было волшебство той самой, теплой мерцающей частицы. Им даже удавалось слабо улыбаться.
– Давай сейчас, Флора, – говорила Азалия, беря сестру за руку. – Посредственный ревера...
Суматоха внизу прервала ее. Хлопнула входная дверь, зашумели слуги, послышался раздраженный голос Короля. Глаза у девочек загорелись.
– Король, – сказала Флора.
– Он вернулся!
– Не торопитесь. – Азалия задержала младших сестер и пригладила им юбки и волосы. Потом дрожащими руками она закутала Лилию в одеяло и повела за собой всех в холл. Король! Наконец-то! Он знает, что надо делать. Он был самым здравомыслящим мужчиной из всех, кого она знала. И он еще не видел Лилию, наверняка не видел.
Коридор на втором этаже вел к мезонину, откуда было видно вестибюль. Король стоял в самом конце, низким голосом разговаривая с мистером Пудингом, отряхивающим его шляпу.
Как и все, Король не переоделся со вчерашнего вечера. Его парадная форма была грязная и мокрая, а некоторые из медалей оторвались. Кровь стекала по его лицу и тщательно подстриженной бороде. И несмотря на это, вид у него был надлежащий: строгий, официальный и королевский – как всегда.
– ... в библиотеке. У меня есть дела. Проследите, чтобы меня не беспокоили, мистер Пудинг.
– Да, господин, но принцессы, они очень хотели видеть вас, господин...
– Я их не вынесу, – резко сказал Король таким громким шепотом, что эхо раздалось по всему холлу. – Не смогу! Держите их от меня подальше, мистер Пудинг!
Азалия быстро перевела взгляд с Короля на запачканных испуганных девочек рядом с ней. Кловия прижала ладони к губам.
Азалия быстро справилась с потрясением, поджала губы, оборачивая одеяльце Лилии вокруг ее крошечной шеи, и плавно спустилась по ступенькам в вестибюль.
– Э-э-э... нет... мисс, я бы не делал этого, – предостерег мистер Пудинг, когда она уверено прошла мимо него к двери библиотеки.
Азалия постучала, но не стала ждать ответа. Она проскользнула в приоткрытую дверь. Король стоял возле стола, перебирая вещи в верхнем ящике. Он достал ключ.
– Сударь, мы ждали вас!
Король направился к двери, Азалия побежала навстречу.
– Взгляните, – сказала она, убирая одеяло с лица Лилии и показывая ему крохотный сверток в чепчике.
Он даже не остановился.
– Матушка дала ей имя, – продолжала Азалия. – Лилия. Мы подумали, вы...
Король схватил Азалию за плечи, развернул ее и немного резко направил ее к двери. Азалия попыталась смахнуть его железные руки.
– Сударь... вы же не... сударь...
Король вытолкнул ее в фойе.
Азалия развернулась и увидела как закрывается тяжелая деревянная дверь библиотеки. Слабый звук поворачиваемого ключа сообщил о том, что ее замкнули.
Азалия открыла было рот, но не издала ни звука, слова застряли у нее в горле.
Девочки смотрели на происходязее сверху, не произнеся ни слова.
– Это всего лишь предположение, – сказала Брэмбл, помешкав, – но, кажется, он не в настроении общаться с нами.
Только после того как Азалия уложила хныкающих сопящих сестер в их крошечной комнатке на третьем этаже, расчесывая им волосы и рассказывая истории, и убедилась, что Лилия устроилась с няней в детской, она позволила себе ускользнуть в матушкины покои. Традиции Исбери требовали, чтобы первую ночь дворецкий семьи сидел неподвижно вместе с покойным, однако, до Азалии периодически доносились прерывистые рыдания мистера Пудинга, и она присоединилась к нему в матушкиной комнате, наливая ему чай, пытаясь утешить.
У Азалии навернулись слезы при виде комнаты, усыпанной остролистом, сосновыми ветками и засушенными цветами. Пытаясь не смотреть на кровать, она до онемения сжала губы. Но она должна... Она взглянула и удивилась. Матушка лежала на кровати, вся в белом, цветы украшали ее золотисто-каштановые волосы.
Она казалась умиротворенной. Последние несколько месяцев ее лицо искажалось судорогами боли, в глазах читалось страдание. Теперь она отдыхала. Старый волшебный чайный сервиз на столе больше не изображал из себя собачонку. Его приборы осунулись на своих подносах.
Азалия присела на густо уложенную цветами софу Матушки, взяла серебряную чашечку и держа в руках перевернула. Серебро холодило пальцы. На дне чашки была гравировка: крошечный полумесяц с тремя символами поперек. DE. Метка Д'Иса.
Азалия припомнила портрет Его Королевского Величества Повелителя Д'Иса, который она однажды нашла во время уборки на северном чердаке. Лысый старый человек с обезображенным оспой лицом и темными глазами сердито смотрел с холста. Даже сейчас его образ в памяти заставил Азалию содрогнуться. Он силой захватывал и мучил людей, по собственной глупости отважившихся бродить по покрытыми колючками землям дворца. Истории о Его Величестве, в которых он разрывает жертву, силой выдергивая пальцы рук, ног и уши, а затем наблюдает, сколько бедняга еще протянет, преследовали Азалию в самых жутких ночных кошмарах.
Но самое страшное было в следующем: после смерти он удерживал их души. Тела жертв обнаруживали на городских улицах, но по ночам, когда окна дворца светились через колючие плети вьющихся растений, те же самые люди бродили по коридорам, отбрасывая силуэты в свете свечей.
Сплетенные.
Мысли об этом наводили ужас на Азалию. Тем не менее, впервые в жизни она была рада им. Если Его Королевское Величество брал в плен души, значит, у человека есть душа. Значит, внутри есть какая-то теплая мерцающая частица. Значит, Матушка больше не страдает. Азалия отчаянно ухватилась за эту надежду. Если это правда, Азалия готова поверить во что угодно.
ГЛАВА 4
В ту ночь Азалии снилось, что она тонула в ливне из волос, а проснувшись, обнаружила, что ее лицо заволокли пряди. Она слабо помнила, как разрешила Жасмин, Кейл и Айви забраться к ней в постель, когда вечером накануне они, не переставая, плакали, но никак не могла припомнить, когда Холли*, Злата, Ева, Дельфиния и даже Кловия с Брэмбл присоединились в поисках утешения. И все же, они все сгрудились вместе, а кто совсем не поместился на кровати, спал на рядом на ковре, прислонившись к матрасу.
*(Hollyhock – в переводе с англ. «шток-роза розовая» прим. перевод.)
Девочки медленно просыпались, неспешно умывались и причесывались, скорее по привычке, нежели по какой-либо иной причине. Они делили плотно обставленную спальню на третьем этаже в северном крыле дворца, квадратную по форме, с шестью кроватями, банкетками вдоль стен и большим камином в глубине. В комнате пахло пудрой, цветами и старой древесиной. После многочисленных маневров и снований туда-обратно они были готовы. Однако, сегодня, открыв свои сундуки, чтобы одеться, они очень удивились. В сундуках было пусто.
– Может, платья в прачечной? – предположила Флора, когда Азалия неслась вниз в вестибюль в ночной рубашке, а сестры семенили следом. – Возможно, сегодня день стирки.
– О, да. И горничные их стирают, – сказала Злата, близнец Флоры. Эти девятилетние близнецы напоминали Азалии парочку изящных воробушков, робких и заводных одновременно.
– Не может быть, чтобы стирали все платья сразу, – сказала Азалия. – Что-то не так. Миссис Грэйби!
Азалия обошла угол мезанина и направилась к лестнице, когда заметила внизу в вестибюле Фейрвеллера.
– Ой! – воскликнула Азалия. Фейрвеллер увидел ее и отвернул голову к входной двери. Азалия нырнула обратно в коридор, бешено краснея.
– Министр! – позвала она из своего укрытия. – Вы видели миссис Грэйби?
– Забудь о миссис Грэйби! – крикнула Дельфиния, сбегая вдоль перил. Ей было только двенадцать, и она совсем не беспокоилась, что Фейрвеллер увидит ее в ночной рубашке. – Где наши платья? У нас даже нитки нет надеть!
– Они все на кухне. Сохнут, как я полагаю, – ответил Фейрвеллер.
Азалия немного продвинулась вперед так, чтобы увидеть отливающий серебром вестибюль. Фейрвеллер стоял с опущенной головой, сосредоточенно поправляя свои черные перчатки. На его лице розовым зияло место ушиба.
– Видишь, мы были правы! – сказала Флора. – Их стирали.
– Окрашивали, – ответил Фейрвеллер. – Для траура. Доброго дня.
Фейрвеллер ушел до того, как девочки смогли подробно расспросить его. Едва хлопнула дверь, сестры повернулись к Азалии, на их лицах читалась озадаченность.
– Траур? – спросила Флора.
– Да... – ответила Азалия. Она уже и забыла об этих нюансах, связанных со смертью: уединение, часы, одежда, правила и... тишина... целый год. Теперь она вспомнила этот тяжелый груз. Она медленно выдохнула. – Траур.
Дельфиния вскрикнула, когда они обнаружили свои платья, словно черные тени, висящие на веревках, протянутых из кухни. Каждая петелька их одежды была окрашена до неузнаваемости.
– Это всего лишь цвет, – успокаивала Азалия Дельфинию, плакавшую над ее любимым когда-то розовым одеянием. – Все в порядке. Она помогла снять высохшие платья и аккуратно сложила их на хозяйственный стол отдельной стопкой для каждой девочки. Некоторые предметы одежды были все еще в огромном корыте – в черной краске вздымался мрак.
Сестры одевались прямо на кухне, возле кастрюли с горячей кашей, пока Азалия рассказывала им все, что знала о трауре.
Она поведала им о том, что балы, прогулки и ухаживания под запретом. И о том, что им теперь нельзя выйти даже в сад. О том, что окна теперь будут завешены на целый год, и им придется привыкнуть носить черное также целый год. А еще она рассказала им о часах, о том, как их остановят, а стрелки зафиксируют на времени смерти, и о том, что никакой музыки не будет тоже.
Ее повествование заняло некоторое время. Когда она закончила, девочки выглядели как черные поникшие жалкие цветы.
– А т-танцы? – спросила Кловия, запинаясь.
Азалия прикусила губу и отвернулась.
– Уух! – Дельфиния поднесла изящную ручку ко лбу, закрыла глаза и упала на деревянный пол. Бум-бум, бум.
Она лежала на полу, не шевелясь.
– Ой, вставай, Делфи! – сказала Брэмбл. – Во время обморока люди разбивают голову об пол. И это совсем не романтично.
– Целый год! – завопила Дельфиния. – Нам нельзя танцевать целый год! Я же умру без танцев!
– М-Матушка позволила бы нам танцевать, – вставила Айви.
При упоминании Матушки самообладание девочек, и без того подорванное, окончательно потерпело крах, и Азалия снова оказалась в эпицентре рыдающих сестер.
Азалии и самой хотелось расплакаться. Она ненавидела это ощущение, будто делаешь незнакомое па, постоянно ошибаясь и путая фигуры, а это происходила настолько редко – она отлично знала любой танец, – что сама мысль о неуклюжих движениях пугала ее.
В этот раз было в тысячу раз хуже. Дворец, известный своими высокими сводчатыми окнами, через которые свет наполнял комнаты и коридоры, окутал занавес, превращая день в непроглядную тьму. Их будут держать внутри, как в клетке, подобно тем любопытным птичкам в магазчике на Хамптон стрит, и выпускать лишь по Делам Королевской Важности, предстоящие невыносимо редко. Если бы только Матушка была здесь...
Горло у Азалии сдавило, подбородок задрожал – она презирала себя за эту слабость. Матушка бы знала, что делать. Прикусив губу, чтобы не заплакать, Азалия достала платок Матушки. Серебро заблестело на свету, являя то особенное чувство покалывания. Азалии полегчало, казалось, она может даже улыбнуться. Что-то было в этом платке, что-то неведомое ей.
Однако, Азалия точно знала одно: она была способным учеником. Когда она сбивалась, делая па, уже через мгновение она улавливала ритм и плавно выполняла движение. Если Матушка могла устранять трудности, то она может тоже.
Азалия помогла Дельфинии подняться с пола и посадила пятилетнюю Айви на стол, зачерпывая ей из кастрюли дополнительную порцию каши. Аппетит у Айви был ненасытный. Азалия нежно утирала слезы сестрам и утешала их.
– Ш-ш, – успокаивала Азалия. – Это только на один год. Я позабочусь о вас. Я обещаю.
Следующим вечером девочки накрыли на стол в столовой, настроение их было таким же мрачным, как и портьеры. Столовая располагалась в старом уютном помещении – длинный стол, шкафы с выдвижными ящиками и арочные дверные проемы, окаймленные занавесками. Огонь в большом камине освещал угрюмые лица девочек, не смирившихся с заглушенным дневным светом. Они слышали, как часы на башне пробили семь, и как столовое серебро звенело о тарелки.
– Они не могут остановить куранты, – сказала Дельфиния. – Для этого понадобится настоящий часовщик.
Азалия любила эти гигантские часы и скрипящие колокола на крыше дворца, сопровождающие бой часов ненастроенным перезвоном. От этого в замке чувствовалась жизнь, ощущение, которое так нужно было ей сейчас, когда все вокруг подавляло.
– Король не позволит остановить их, – сказала Азалия, помогая Кейл в ее детском стульчике. – Матушка слишком сильно их любила.
При упоминании Короля девочки затихли. Флора подняла аккуратный пальчик, будто она была на уроках.
–Лия, – обратилась она, – ты правда думаешь, что он действительно имел это в виду? Когда говорил, что...
– Конечно же нет, – ответила Азалия, ободряюще улыбаясь ей и ее близняшке Злате. – Он всего лишь очень расстроенный, как один из персонажей в книгах Евы.
– Я не уверена, – Ева уставилась себе в тарелку. – В сказках дети называют своих отцов Папа.– Она сняла очки и потерла глаза.
Азалия замешкала. Они никогда не были, как следует, близки с Королем, но, по крайней мере, он всегда приходил на завтрак и ужин. У них было правило – ужинать семьей. Теперь, эти несколько прошедших дней он запирался в библиотеке, посвящая себя Делам Королевской Важности, и полностью игнорировал дочерей.
– Он ни разу не сидел с нами за столом после Сочельника, – сказала Дельфиния. – И он совсем не выходит. Я чувствую себя сиротой.
Будто по сигналу, голос Короля эхом разлетелся по залам. Строгие слова были неразборчивы, но, совершенно определенно, доносились из библиотеки. Девочки устремились на выход, но Азалия удержала их.
– Поправьте юбки, все вы, руки на подоле. Кловия, придай им подобающий вид. Я и Брэмбл сходим за ним. Вести себя хорошо. – Азалия бросила на Дельфинию надменный взгляд. – Сироты, ради всего святого.
Идя через темные коридоры с выцветшими обоями и неудачными портретами, Азалия сжимала руку Брэмбл, которая с такой же силой сдавливала руку старшей сестры в ответ. Азалия считала, что она не скучает по Королю, его строгому следованию правил и всем этим формальностям, но волнение в груди доказывало обратное.
Войдя в вестибюль, они увидели Короля, беседующего с молодым человеком возле библиотеки. Джентльмен поднял глаза, когда вошли Азалия и Брэмбл. Даже учитывая, что помещение было очень слабо освещено, черные полотна покрывали окна, свет все же отражался в теплых карих глазах гостя. Лорд Брэдфорд!
Король тоже посмотрел на них и неодобрительно сдвинул брови. Его борода была идеально подстрижена, одет он был в свежий костюм, но выглядел полуголодным. Азалия ощутила благодарность за то, что у них на ужин были рыбные пироги. Они придавали сил.
– Наконец-то вы вышли! – сказала Брэмбл. – Давно пора!
– Мы ждем вас в столовой, – произнесла Азалия. – Мы не начнем без вас.
– Правило номер восемнадцать, – напомнила Брэмбл.
Лицо Короля стало еще более суровым.
– У меня важные дела, – сказал он. Холодно, официально, строго. – Этот молодой человек остановит куранты на время траура.
– Остановит куранты! – вспыхнула Брэмбл. – Что? Сударь, вы не можете! Матушка так любила их! Она даже придумала короткий танец для них – вы же помните! – Она схватила Короля за руку, на ее лице читалась мольба.
Брэмбл! Что же ты?,подумала Азалия. Взгляд ледяных голубых глаз Короля при слове "Матушка" стал еще более холодный и суровый.
– Все в порядке, – быстро сказала она, надеясь все исправить. – Я провожу его в башню. Вы можете отправиться ужинать.
– Очень хорошо. Вы можете отвести его. А вы, барыншня. – Король высвободился из рук Брэмбл, – отправитесь к вашим сестрам немедленно.
Сердце Азалии затрепетало от надежды, но Король прошагал мимо нее, взял с вешалки пальто и рывком открыл входную дверь вестибюля. Надежда обернулась негодованием. Он... он уходит! Перед тем, как он захлопнул дверь, Азалия, превозмогая боль, задержала ее, поставив ступню в проем.
– Вы не можете уйти, – отчаянно прошептала она. – И вы не можете вечно сидеть в библиотеке тоже. Это гораздо важнее Д.К.В.* Вы нужны нам!
*(Дел Королевской Важности – прим.переводчика)
Король отпустил резную дверную ручку и ушел. В приступе ярости Азалия с шумом захлопнула за ним дверь.
Почему Король так поступал? Он никогда не был таким, как Матушка, но и никогда не был таким, как сейчас. Обстоятельства были такими тяжелыми и запутанными, однако, Азалия чувствовала, что может справиться со всем, если Король будет рядом. Теперь же она ощутила себя покинутой.
Брэмбл, глядя на дверь, поджала подбородок. Потом она сглотнула и обрушилась на лорда Брэдфорда.
– Вы! – прорычала она, ее желто-зеленые глаза пылали. – Вы!
Она помчалась вниз по коридору, шурша черными юбками и ярко рыжими волосами. Эхом раздавались ее шаги.
Только теперь Азалия поняла, что сильно сжимает кулаки. Она медленно разжала их и в тусклом свете увидела на своих ладонях вдавленные серповидные отпечатки. Возле каждого из них свернулись кусочки кожи, будто Азалия вонзила ногти в кусок мыла, а не в собственные ладони.
Послышалось вежливое покашливание, и Азалия покраснела, вспоминив о лорде Брэдфорде. Она повернулась.
– Я не хотел... – произнес он глубоким грудным голосом, теребя край шляпы.
– Разумеется, – сказала Азалия. – Обстановка у нас здесь немного натянутая. Как ваша рука?
– Лучше, – торжественно заверил он. – Благодаря вам.
Верная своему слову, невзирая на терзания в душе, Азалия повела его по главной лестнице дворца. Она почти все время молчала. Говорил он, наполняя тишину спелым баритоном: о том, что содержит магазин часов на Серебряной улице и о том, что Король послал за часовщиком, но мистер Грюнингс отсутствовал, а он сам довольно хорошо знаком с часовым механизмом, поэтому и пришел вместо него.
– Я знаю, визиты запрещены во время траура, – сбивчиво произнес он. – Но я посчитал это Делом Королевской Важности... – Он помолчал. – Я хотел выразить вам свои соболезнования. По поводу вашей мамы. У нее был самый приятный смех из всех, кого я когда-либо знал.
Азалии захотелось разразиться слезами и кинуться ему на шею. Вместо этого, стоя на несколько ступенек выше него, она обернулась, рукой опираясь на полированные перила. Она внимательно посмотрела на его взъерошенные золотисто-русые волосы и быстрым движением пригладила их. Ей хотелось сделать это еще со Святок.
