Текст книги "Судьба. Книга 1"

Автор книги: Хидыр Дерьяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Из пасти пса кость не вырвешь

Зима, вступившая в свои законные права, бесцеремонно оттесняла осень, жёстко хлестала по Ахалу порывистым северным ветром. Словно состязаясь с ней, усатый азербайджанец фаэтонщик непрерывно подхлёстывал своих коней.

– Э-эх, вы! Чортовы кабэл! – покрикивал он азартно и его кнут, пересвистывая ветер, вился и щёлкал над спинами упитанных серый коней. Кони, закусив удила, рвались из упряжи, колёса фаэтона, казалось, неслись по воздуху, не дотрагиваясь до земли.

– Харош кабэл! – фаэтонщик обернулся к седокам. – Раз мигнул, два раза мигнул – сэло Авэзмамед прышол!

– Ай, спасибо, дорогой усатый хан, на том ж том же ломаном языке ответил Бекмурад-бай. – Я один раз мигнуть не успел – село доехал.

Фаэтонщик понял насмешку, обиделся. Отвернувшись от седоков, рванул кнутом поперёк конских спин.

Рядом с Бекмурад-баем сидел толстолицый, толстоносый человек и с любопытством таращил по сторонам круглые кошачьи глаза. Густые брови его бы-ли удивлённо приподняты, раздуваемая, от бешеной скачки бородища веером рассыпалась по широкой груди. Он приходился родственником Бекмурад-баю, звали его Сарбаз-бай. Ходили слухи, что он гораздо богаче Бекмурад-бая, однако жил постоянно в глухих песках и проверить это предположение было трудно. Утвердительный ответ могло дать только то обстоятельство, что, появляясь время от времени на людях, он не считал денег.

Сарбаз-бай был до смешного невежествен, на страшно любопытен. На его непрерывные вопросы, иногда наивные и бестолковые, чаще отвечал человек с жидкой бородкой на удлинённом лице и плутовато: шустрыми глазами. Говоря, он вытягивал губы трубочкой, и создавалось впечатление, что человек собирается ущипнуть собеседника словом, что, между прочим, и было на самом деле.

– Вели-бай, слушай меня, – обратился к нему толстоносый пустынник, – Старые люди говорили, что тучи тоже устают от бесконечного хождения по небу и отдыхают на вершинах гор. Верно говорили! Смотри, вон одна тучка присела на отдых, а другая уже отдохнула, видишь, пошла дальше? Правильно старые люди понимают. Они говорят: туча к морю спускается, воду набирает, а потом идёт и дождь сеет. Верно, а?

Бекмурад-бай захохотал он частенько потешался над невежеством этого каракумского Креза, хотя и не брезговал при случае одолжить у него солидную сумму без отдачи. К чести Сарбаз-бая, в долг он давал всегда, а на смех не обижался – привык.

Сощурясь от резкого ветра, Вели-бай сказал:

– Не тот много знает, кто много жил, а тот, кто много ходил. Ходить надо, уважаемый Сарбаз-бай! А то ты засел в Каракумах, как барсук в норе, и караулишь помёт своих овец. Не бойся, не пропадёт он, все шарики целы останутся.

– Не все! – без тени шутки возразил Сарбаза бай. – Много жуки поедят. Знаешь, такие… нос у них как кетмень? Они большие шарики из маленьких катают и кушают. Видел?

Бекмурад-бай снова засмеялся, а Вели-бай вытянул губы трубочкой.

– Слышишь, Сарбаз-бай, наши охотники ловят тучи на вершинах Копст-Дага, во-он-он там! Подкрадутся к старой туче, которая быстро убежать не может, и ловят её. На базарах Ахала сколько хочешь туч продают…

– Что-то я в прошлый раз не видел! – усомнился Сарбаз-бай.

– Ты не попал в тучный ряд. А может, улова тогда не было. Хочешь, купим тебе кусок тучи? Привезёшь домой, выпустишь её в кибитке – вот тебе и дождик собственный.

– Ба… В кибитке будет моросить?

– Бу-бу-будет…

– А большую тучу купить можно? Чтоб на пастбище её во время засухи выпускать…

Бекмурад-бай и Вели-бай, схватившись за животы, покатились со смеху. Бородатый Сарбаз-бай невозмутимо смотрел на них круглыми глазами и с доверчивостью ребёнка ждал, когда они насмеются.

– У тебя де… у тебя денег не хватит… – выговорил наконец Вели-бай. Сарбаз-бай самоуверенно похлопал себя по карману.

– Хватит! На три тучи… на пять туч хватит!.. А молоденькие тучи не продаются?

Нахохотавшись до боли в скулах, Вели-бай обратился к Бекмурад-баю:

– А как он вчера среди ночи разбудил нас: «Ой, вставайте, ой, поезд сейчас свалится!»

– Как знать… – вздохнул Сарбаз-бай. – Я проснулся ночью, а он тарахтит, весь трясётся, качается из стороны в сторону, словно терьяка накурился. Долго ли с железок ему соскочить? Железки, они в два пальца шириной всего!

– А чего ты за полку хватался?

– Ай, помирать неохота – за всё схватишься… Надо было сказать человеку, который в чёрной голове с дымом сидит, чтобы гнал полегче. Дело ночное, в темноте того и гляди споткнёшься. Днём пусть себе погоняет, сколько хочет, днём дорога хорошо видна. Да и днём гнать не надо. Он, наверное, думает, что. мы торопимся. Куда нам торопиться? Не сегодня доедем – завтра доедем. Зачем спешить?

– А ты думаешь, человек в «чёрной голове» послушался бы тебя?

– Почему не послушался? Обязательно послушался! Я бумажку покупал, деньги платил. Покажи ему бумажку… А зачем я её покупал, если он меня слушать не станет?

Хмурый фаэтонщик, хранивший упорное молчание, повернулся, ткнул кнутовищем, сердито сказал:

– Вон сэло… Какой кибытка ехал?

– Дом Овезмамеда знаешь? – спросил Бекмурад-бай.

– Знаем… Мы всо знаим… – ответил фаэтонщик, сдерживая коней и поворачивая их налево, з промежуток между большой чёрной кибиткой и европейского типа домом. – Вот Авэзмамэд!.. Платы денга!

Хозяин дома – статный, красивый мужчина средних лет – встретил приезжих радушно. Было видно, что он искренне рад гостям.

– Бекмурад-бай! Вели-бай! Добро пожаловать, дорогие! Оказывается, и вы можете забраться в нашу глухомань… Проходите, пожалуйста… То-то мне сегодня никуда отлучаться не хотелось, с самого утра глаз дёргало, а это верная примета, что быть встрече. Вот она и оправдалась! Не знал я только, что такая радость меня ожидает, думал, из наших кто-либо наведается… Проходите, проходите, вот сюда!..

По случаю приезда дорогих гостей Овезмамед велел зарезать самого жирного барана, пригласил некоторых своих знакомых. После сытного угощения приезжие гости стали рассказывать о марыйских новостях, хозяева – о своём житьё-бытьё. Бекмурад-бай не часто навещал Овезмамеда, но в его доме чувствовал себя легко и свободно, словно в своём собственном.

Непринуждённая беседа затянулась далеко заполпочь. Наконец, местные гости стали расходиться по домам. Остались только ишан Мамедораз, доволь но известный в округе человек, и ярый законник ахун Сапаркули. Хозяин дома предупредил их, что приезжие нуждаются в умном совете.

– Разрешите сказать? – спросил Бекмурад и, получив согласие Овезмамеда, обратился к ишану и ахуну. – Затруднение у меня, уважаемые, хочу ваши слова выслушать… Моего младшего брата зовут Аманмурад. Он не так уж молод, по и не стар, кровь ещё не остыла… Не посоветовавшись со мной, он увёз из одного аула девушку. Если бы я знал, конечно, не допустил бы такого беззакония. Из-за девушки возник большой спор, её односельчане подали в суд. Дело сложное, сразу не разрешилось и до окончательного решения мы согласились отдать девушку на временное жительство в незаинтересованную и уважаемую семью. Отдали её ишану Сеидахмеду, знаете такого?

– Знаем!

– Слышали о святости этого человека…

– Так вот, оказалось, что девушка раньше встречалась с одним подпаском из своего аула. Подпасок пробрался к ишану и ночью увёз нашу невестку. Да-да, она по закону обвенчана с Аманмурадом, является его законной женой… Мы узнали, что мать подпаска родом из соседнего с вами села, с той стороны железной дороги. Думаем, что беглецы должны приехать в это село, больше им деваться некуда, разве что на небо влезть пли под землю провалиться…

– Кто же мать подпаска? – стал вспоминать Овезмамед. – Какая девушка могла попасть в Мары?

– Многие могли, – сказал ишан. – Например, дочка Менгли. Сестра этого… как его, дай бог памяти… сестра Нурмамеда!

– Очень верно вы угадали, ишан-ага, – польстил Бекмурад-бай. – Подпасок является племянником Нурмамеда, это мы разузнали… Вот теперь скажите нам, ишан-ага, и вы, ахун-ага, скажите, падёт ли на нас по закону вина, если мы убьём негодяя, укравшего чужую жену?

– Прелюбодея – убей! – изрёк ишан. – Этот подпасок преступил священный закон и вы вправе лишить его жизни посредством тех способов, что ука заны нашим пророком, да будет над нами молитва его.

– И невестку мы имеем право забрать?

– Конечно, – подтвердил ахун, но так как он считал себя гуманистом, то добавил:

– Убить можно, но зачем вам девушка? Это всё равно, что искать дохлого ишака, чтобы снять с него подковы[79]79
  Искать дохлого ишака… – пословица, означающая никчёмность затеянного дела: ишаков вообще не подковывают.


[Закрыть]. Не лучше ли просто дать этой опозорившей себя женщине развод – и пусть живёт, как знает?.

Ишан возразил:

– Что твоё, то принадлежит тебе. Она обвенчана – и должна быть возвращена мужу, независима от того, что какой-то проходимец задрал ей подол.

– Подол опустится, ишан-ага, да позор останется.

– Это дело её мужа и повелителя. А кроме того, как вы предлагаете оставить безнаказанным явное попрание закона! Опозоренную жену можно развести, но и поганых проходимцев необходимо сурово наказывать в назидание поучающимся.

Ахун опустил голову, подумал, пожевал губами и согласился:

– Ваша правда, ишан-ага… Мы ошиблись и берём своё предложение обратно.

– Хорошо, уважаемые, я доволен вашими советами, – сказал Бекмурад-бай. – Но помогите мне ещё в одном деле. Как мы сумеем узнать, приехали беглецы в дом Нурмамеда или нет? Нам это очень важно, потому что у Нурмамеда большая родня…

– Так-так, – подтвердил ахун, – большая…

– Вот об этом я и говорю. Если они не успели добраться, мы схватим их по дороге. Но в противном случае они получат много защитников, не так-то просто их заберёшь. Я слыхал, что Нурмамед, хотя и очень беден, но и очень упрям, не признаёт никаких законов.

– Законы-то он признаёт, – пробормотал ахун, – что упрям, так это верно, три ишака не переупрямят Нурмамеда.

– Я хочу просить вас, ахун-ага, и вас, ишан-ага, чтобы вы помогли нам своим авторитетом. Вы люди уважаемые, вас народ послушает. Может быть, вы лично вмешаетесь в это дело и скажете своё слово Нурмамеду, если он станет противиться?

– Конечно, поможем? – ахун вопросительно посмотрел на ишана.

– Нарушителям и осквернителям нет пощады! – сказал ишан громко и, понизив голос, добавил: – Но даром и в Бухаре ничего не дают…

– Да-да – торопливо подхватил Бекмурад-бай, – сухая ложка в рот не лезет… Мы отблагодарим, в долгу не останемся…

– Не нам благодарность, – поморщился ишан, крикунам рты замазать надо… А помочь поможем обязательно. Это наш святой долг.

– Можно узнать, приехали они или нет, – вмешался в разговор хозяин дома. – Наша Нурбиби выдана замуж в то село. Сегодня она гостит у пас, а завтра мы направим её домой и поручим разузнать все новости. Она женщина расторопная, быстро сообщит нам, если приехали.

– А вдруг они ещё в пути и приедут только сегодня ночью – сообразил ахун. Надо бы кому-то: покараулить на дороге.

– Не беспокойтесь, уважаемый ахун-ага, мы позаботились об этом, – усмехнулся Бекмурад-бай. – Если они ещё не слезли с сёдел, у дома Нурмамеда ие слезут.

Под общий разговор Сарбаз-бай уснул и заливисто выводил носом немыслимые рулады.

Есть родня и у муравья

У холма на краю села, греясь под последними лучами невысокого солнца, сидели пятеро мужчин и играли в дуззим[80]80
  Дуззим – распространённая народная игра.


[Закрыть]. Осенняя страда закончилась, овощи и фрукты были собраны, и теперь люди могли побаловать себя коротким отдыхом.

Когда кон закончился, один из наблюдавших за игрой сказал:

– Хватит с тебя, Нурмамед! Дай-ка и я попробую сразиться…

Названный встал, отряхнул полы халата и, улыбаясь ясными чистыми глазами, полез на вершину холма. Его приветливое лицо не портила даже реденькая, неудавшаяся бородёнка, торчавшая чёрной дикобразовой щетиной откуда-то прямо из шеи. Если бы незнакомый человек предположил, что Нурмамед с открытым сердцем идёт ко всем людям и что люди его очень уважают, он не ошибся бы, этот незнакомец.

Взобравшись на вершину холма, Нурмамед окинул взглядом окрестность. Прохладный ветер, уже наполненный острыми иглами зимы, приятно обдувал лицо, покалывал раскрытую грудь, северный ветер, родившийся где-то на далёком Арале. А на юге, у подножья Копет-Дага вытянулось большое село, неторопливо шевелящееся праздными мужчинами и хлопочущими по хозяйству женщинами. Мир и покой, и неясная радость овладели душой Нурмамеда.

Но – что это за всадники скачут к селу со стороны Душака? Почему они так безжалостно погоняют коней? В село едут? Да, вот развилка дороги, и они, не замешкавшись, повернули к селу. Дальше дороги нет, значит, гости к кому-то из аульчан.

Всматриваясь в приближающихся всадников, Нурмамед удивился: «Ба, да один из них, кажется, наш племянник Берды! Почему же он не поездом приехал? И где он такого доброго коня добыл? И одежда на нём прямо-таки байская!»

Не переставая удивляться, Нурмамед сбежал с холма и вышел на дорогу. Всадники остановились. Берды спрыгнул на землю, уважительно протянул дяде обе руки, Узук продолжала сидеть в седле, от смущения забыв даже поздороваться.

– «Бывают же такие красивые парни!» – взглянув на неё, подумал Нурмамед и повёл гостей к своей кибитке. Подбежавшие мальчишки приняли поводья.

У порога Узук задержалась. Ей было стыдно войти в мужскую компанию, но и к женщинам в такой одежде пойти – за сумасшедшую примут. Она вопросительно посмотрела на Берды. Тот улыбнулся ей одними глазами, тихо шепнул на ухо:

– Не показывай вида… Идём! Помни, что Чопан-ага тебе сказал.

Запыхавшись, торопливо подошёл дедушка Берды, обнял внука за плечи, поцеловал его в лоб.

– Жив-здоров, сынок? А вот Гозель… мать твоя, не полюбуется… на тебя.

Старик с трудом сдерживал слёзы. Дочь его умерла в очень тяжёлых условиях, и каждый раз, встречаясь с внуком, дед вспоминал её и расстраивался.

– Не надо, дедушка, – попросил Берды.

Старик шмыгнул носом и повернулся к Узук.

– Здравствуй, сынок! Как твоё здоровье?..

Через минуту в кибитку набилось столько народу, что негде было виноградине упасть. Все родственники, близкие и знакомые, прослышав о приезде Берды, спешили поздороваться с ним.

К Берды протолкалась высокая смуглая женщина.

– Приехал, племянничек мой? Погостить собрался? А зачем же через пески ехали? Замучились, наверное? Надо бы поездом и быстрее и удобнее. Как там, в Мары, все здоровы?

– Все, – ответил Берды, – салам свой прислали.

Тётка всхлипнула.

– Ах, пока жива была бедная Гозель, часто мы друг друга навещали. А как умерла, так и совсем не видимся… А что это за паренёк с тобой приехал? Вах, какой красивый йигит!..

– Тётя Огульнар, выйдите на минутку, – попросил Берды, – мой товарищ вам два слова скажет.

– Идём, хан мой, от тебя можно и все десять слов послушать…

– Что нового в Мары, племянник, как народ живёт? – спросил Нурмамед, проводив взглядом жену и Узук. – Несколько лет я уже не бывал в Мары. Изменилось, наверное, многое…

– Что там могло измениться дядя! Как был город, так он и остался. По разному люди живут. Кое-кто плов и чектырме[81]81
  Чектырме – национальное кушанье, род мясного соуса.


[Закрыть] кушает, а большинство бедствует.

– Ай-я-яй… – покачал головой Нурмамед. – А такой большой и богатый город. Когда же люди перестанут па судьбу жаловаться?

– Когда у верблюда хвост до земли дорастёт, – невесело пошутил кто-то.

– Верно! – поддержали в толпе. – Когда вода выше головы, всё равно – на один вершок или на десять. Бедняк что в большом городе, что в маленьком ауле – везде бедняк.

…Во дворе Узук спросила у своей спутницы:

– Где ваша кибитка, тётушка?

– Вот эта самая, откуда мы вышли.

– А рядом – чья?

– Рядом младшая сноха живёт.

– Пойдёмте в её кибитку!

В кибитке не было никого, кроме здоровенной краснощёкой девахи, испуганно отвернувшейся к стене при виде незнакомого мужчины.

– Вы только не пугайтесь, тётушка, – слабо улыбнулась Узук и сняла тельпек. Две тяжёлые чёрные косы упали вниз.

– Вай! – вскрикнула Огульнур.

Обернувшись на восклицания, краснощёкая девица растерянно уставилась на Узук, прикрыв рот рукой.

– Помоги мне сапоги снять, – попросила её Узук. Она попятилась.

– Давай я помогу, – сказала опомнившаяся Огульнур. – Она ещё не научилась сапоги с джигита снимать. Вот отдадим её за восемьдесят верблюдов с золотом да семьдесят верблюдиц, гружённых халатами, тогда она быстро всю науку женскую постигнет.

Девушка хихикнула.

Узук развязала пояс, скинула халат, брюки, рубашку и осталась в алопламенеющем платье.

– Ну, как, теперь я не похожа на мужчину?

Догадливая Огульнур – недаром сорок лет на свете прожила – достала откуда-то бёрук[82]82
  Бёрук – громоздкий женский головной убор.


[Закрыть], протянула неожиданной гостье. Узук надела его на голову. Огульнур накинула на неё сверху бархатный пуренджик. Только после этого краснощёкая хозяйка кибитки осмелилась подойти к Узук.

– Вай, до чего же я простая, до чего недогадливая! – изумлялась она. – Даже косы увидела – и то не поверила, что вы не мужчина.

– Простота говорит о добром сердце, – похвалила её Узук.

А тем временем Огульнур, смеясь, вернулась в свою кибитку.

– Молодец, племянничек! – закричала она ещё с порога. – Теперь у тебя не два глаза, а все четыре? Молодец! Вы, люди, слышали новость? Нет, так послушайте. Наш племянник привёз с собой не товарища, а девушку! Вон, пойдите посмотрите, в женском платье джигит сидит!

Заахав, все девушки и женщины ринулись в соседнюю кибитку, окружили Узук, затормошили её. Одни называли её сестрицей, другие – племянницей, третьи – тётушкой. Смутившаяся было Узук сразу почувствовала себя в этом весёлом шумном сборище, как в родной семье.

Пока Берды рассказывал дяде свою историю. Нурмамед то одобрительно крякал, то средито морщил редкие брови, то весело смеялся.

– Хорошее дело сделал, племянник, чтоб не сглазить, – подытожил он. – Теперь мне понятно, почему вы через пески ехали, а не по железной дороге. У кого, говоришь, отнял свою невесту?

– У Бекмурад-бая, я же вам сказал…

Нурмамед задумался: он хорошо знал Бекмурад-бая и понимал, что такое дело добром не кончится. Но сдаваться не собирался.

Через некоторое время во дворе началась весёлая суматоха.

– Свадьба! У нас будет свадьба! – завопили босоногие девчушки и кинулись наряжаться в свои нехитрые наряды.

Нурмамед послал младшего брата за муллой. Средний брат, чиркая ножом по бруску, пошёл к глинобитной клетушке, где ещё с весны откармливалась пара добрых валухов. Женщины стали разводить огонь в наружных оджаках, собираясь готовить чектырме. Некоторые побежали переодеваться. Словом, суматоха была полная, и только к вечеру всё было готово для свадьбы.

Осенние вечера быстро переходят в ночь. Пока собирались приступить к венчанью, стало совсем темно. Но Нурмамеда беспокоила не темнота. Он поторапливал женщин по другой причине. И когда один из племянников сунул, голову в кибитку, где вокруг, муллы собрались несколько старших мужчин, и сказал: «Дядя, Нурмамед, выйди во двор, к тебе приехали», он ощутил лёгкий нервный озноб. То, чего он ждал, не миновало его дома.

Шестеро всадников, спешившись, стояли у лошадей. Нурмамед поздоровался, пригласил их в кибитку, почтительно пропустил гостей впереди себя. Их усадили на самое почетное место, перед каждым поставили чайник и пиалу. Последовали традиционные вопросы приветствия – о здоровье, жизни, делах, семье.

Двое из вновь прибывших носили большую чалму. Их знали – это были ишан и ахун. Знали люди и Овезмамед-бая. А вот остальные трое были чужими, и только один Нурмамед был знаком с волчьим взглядом Бекмурад-бая.

– К нам приехали гости из Мары, – сказал ишан. – Вот его зовут Бекмурад-баем, это очень почтенный человек, один из самых знатных и уважаемых баев Марыйского уезда… Вот это его ближайший родственник Вели-бай, тоже знатный человек. А это уважаемый Сарбаз-бай, в песках нет никого равного ему по богатству… Очень знатные люди почтили нас своим присутствием…

Ишан сделал паузу, обвёл глазами сидящих.

– Марыйские гости приехали по важному делу… Нехорошее случилось дело. Да, люди, очень нехорошее, но всё равно надо говорить о нём. В вашем селе прячутся парень и молодая женщина, невестка вот этого почтенного Бекмурад-бая. Парень, что приехал с ней, пастух. Он в пустыне потерял человеческий облик, да падёт на него кара аллаха, он украл невестку Бекмурад-бая! Это преступление перед законом и перед богом. Никто не должен защищать проходимцев, готовых на всякую пакость, не признающих ни шариата, ни совести. Таких негодяев надо изгонять, убивать их камнями! Встать на защиту проходимца – всё равно, что самому сделаться участником его преступления. Защитник сам превращается в безнравственного подлеца, виновного перед верой!

– Кто яшули этого села? – хмуро спросил Бекмурад-бай.

– Пожалуй, можно сказать, что мы яшули, – ответил Нурмамед.

– У кого остановились беглецы?

– У нас. Гостеприимство – священный долг каждого мусульманина.

– Знаю. Никто не собирается нарушать долг. Проводите их на дорогу!

– Мы их не звали, они сами пришли. По своему желанию они и уедут, а мы им приказывать не можем.

Бекмурад-бай вопросительно посмотрел на ишана. Ишан сердито повернулся к мулле.

– Мулла Ораз, зачем вы пришли сюда?

Смущённый неожиданным поворотом событий, мулла молчал.

– Я вас спрашиваю, мулла Ораз: зачем вы здесь?!

– Нас попросили обвенчать молодых.

– Вы знали, кого собирались соединить перед лицом бога?

– Парня и… девушку…

– Теперь вы знаете, какая это девушка и какой парень. Будет законным ваше венчанье?.. Отвечайте, когда вас спрашивают, мулла Ораз! Будет законным, если вы обвенчаете чужую жену с проходимцем?

– Мы ошиблись, ишан-ага… Просим простить нашу невольную вину…

– Мы можем простить, но простит ли бог?

– Ошиблись мы… ошиблись, ишан-ага… – И мулла попятился к выходу.

– А вы, Нурмамед, если являетесь яшули этого ряда, немедленно распорядитесь вывести нарушителей серы на дорогу.

– Хорошо, – неожиданно согласился Нурмамед. – Если вы, ишан-ага, настаиваете, я прикажу вывести их. Но перед всеми собравшимися дайте слово, что если прольётся их кровь, она падёт на вас!

– Мало ли кто кого убивает в народе! вмешался ахун. – Ишан-ага не может брать на себя ответственность за каждое убийство. Пустое вы говорите.

– Я дело говорю, ахун-ага! Если не можешь отвечать, то и вмешиваться не надо в чужие споры. Этот парень – мой родной племянник. Да будь он хоть десять раз незнакомцем, но, если он попросил моей защиты, я не выдам его палачу.

– О каком палаче вы говорите? – удивился ишан.

– Тот, о котором я говорю, сам знает. Я не святой человек, но вижу, как на ноже палача алеет свежая человеческая кровь. А вы, ишан-ага, к богу же, неужели для вас это является тайной?

Бекмурад-бай с хрустом сжал кулаки, метнул на Нурмамеда испепеляющий взгляд. Ахун примирительно сказал:

– Намёки тут ни к чему…

– Я не знаю, что такое намёк, и не умею говорить намёками! – перебил его Нурмамед. – Я говорю только правду. Не мне спорить с ишанами и ахунами. Они люди учёные. Мне трудно доказывать, где нарушен устав веры, где – не нарушен. И карман у меня набит не так туго, как у других, я не имею возможности пригласить для спора своего ишана и ахуна. На арбе, как говорят, зайца не поймаешь. Но я живу среди людей, вижу и хорошее и плохое. Хорошее я называю хорошим, плохое – плохим. Так я понимаю шариат! Я не признаю такой шариат, который разрешает Бекмурад-баю только потому, что он силён и богат, отнять у родителей единственного ребёнка. Наш ишан не раз повторял нам слова священного писания: «Воистину аллах велит творить справедливость и добро, шариат не может требовать от человека злых поступков». Нет в нашем шариате ничего подобного!

– Не забывайте, что всё делается по воле бога! – попробовал вмешаться ишан, Нурмамед не дал ему договорить.

– О боге не мешало бы вспомнить тому мулле, который насильно обвенчал бедную девочку, не сжалился над её горькими слезами. Может быть, вы не из таких мулл, вы – добрые люди, у вас есть человеческие чувства. Давайте сходим к девушке, и она скажет вам, что её, помимо её воли, украли родственники Бекмурад-бая и без согласия обвенчали с его братом.

– Не сбивайте людей с пути истины своими неверными речами! – снова вмешался ишан. – Молодых венчают на глазах у многих свидетелей, все люди слышат, как девушка называет доверенного человека. Ведь без этого никто не станет совершать обряд венчания! Раз их обвенчали и никто не возразил, значит доверенное лицо было названо!

– Кем названо?!

– Невестой, конечно, кем же ещё…

– А может, кто другой, вместо невесты, назвал?

– Глупости вы говорите! – рассердился ишан.

– Кто за меня может моё желание высказать! Конечно, согласилась девчонка! И теперь брак не может быть расторгнут, если ей в голову пришла блажь спутаться с другим человеком. Даст муж согласие на развод – тогда другое дело.

– Ишан-ага, вы. носите чалму и полосатый халат, как представитель бога, а сами кривите душой.

– Верблюд не видел, что у него шея. кривая, и упрекал змею, что у неё такая, – съязвил ахун.

– Я знаю, что у меня кривое, что прямое, – возразил Нурмамед, – а вот вы, пожалуй, забыли, что верблюд тоже посещает Мекку, но ходжой[83]83
  Ходжа – почётное звание у мусульман, обычно даётся тому, кто совершил хадж – паломничество в Мекку к гробу пророка Мухаммеда.


[Закрыть] не становится.

– Вы забываетесь, Нурмамед!

– А вы не заставляйте меня говорить то, чего я никогда бы в жизни не сказал. Вы сами знаете, как можно устроить венчанье без согласия невесты, и в то же время отвергаете такую возможность.

– Мы не отвергаем, – пробурчал ишан.

– Тогда скажите, действителен, законен ли такой обряд?

– Вы задаёте праздные вопросы и путаете…

– Не праздные! – раздались возмущённые голоса присутствующих. – Какие праздные, если от них судьба человека зависит!

Ишан глянул на Бекмурада, опустил голову, перебирая чётки.

– Отвечайте хоть вы, ахун-ага, – настаивал Нурмамед. – Вы знаете все законы и можете напамять прочесть любое положение шариата. Ответьте по справедливости: будет законным брак без согласия невесты?

Не поднимая глаз, ахун с трудом выдавил:

– Не будет… Такое бракосочетание недействительно.

Бекмурад-бай кипел гневом на своих незадачливых помощников. Вели-бай уже двадцать раз вытягивал губы трубочкой, но так пока и не решился ущипнуть никого. Сарбаз-бай, удобно развалясь па подушках, подрёмывал, время от времени открывая то один глаз, то второй – поочерёдно. Ему было скучно, но он со своим обычным терпением ждал конца этого нудного разговора. Что говорить? Бросали бы деньги на платок. Не поможет – за саблю берись. А то – журчат, журчат, как ленивая вода в большом арыке…

– Значит, венчать можно только по обоюдному согласию? – продолжал допытываться Нурмамед. – Объясните нам, потому что мы люди неграмотные, никто из нас книги в руках не держал, а вы, можно сказать, спите на книгах, священное писание для лёгких снов под голову подкладываете.

Гул одобрения пронёсся по кругу.

– Да-да, объясните.

– Хотим знать, так это или не так.

– Человеческая жизнь решается, – говорите.

– Только по обоюдному согласию, – вынужден был наконец сказать ишан.

– А вы, ахун-ага, тоже подтверждаете эти слова? – не отставал Нурмамед, ловя краем глаза свирепый взгляд Бекмурад-бая и усмехаясь в душе.

– Подтверждаем, – согласился сникший ахун.

– Тогда всё в порядке, – сказал удовлетворённый Нурмамед. – Перед нами пример обоюдного согласия. Только большая любовь могла привести юношу и девушку от Мары до нас через Каракумы. Девушка была обвенчана с другим, но вы сами признали обряд недействительным. Значит, она вольна распоряжаться своей судьбой, и она вручает её моему племяннику Берды. Мы, все здесь присутствующие, громко и несколько раз спросим у псе согласия стать женой Берды и её доверенное лицо. А чтобы не было никаких лишних кривотолков, их обвенчает сам ишан-ага. Правильно я говорю?

Восхищённые находчивостью Нурмамеда аульчане закричали:

– Верно сказал!

– Давайте больше не медлить!!

– Начинайте венчание.

– А кто у них будет пияда-кази?

– Давайте начинать!

– Не можем мы венчать их, – вяло возразил ишан.

– Не имеем права, – пробормотал ахун.

– Как же так «не можете», «не имеете права»? спросил Нурмамед, прекрасно понимая двусмысленное положение ишана и ахуна, попавших между законом и желанием услужить Бекмурад-баю, как зёрна пшеницы между жерновов. – Может, вы сомневаетесь, что девушку принудили? Тогда выберите себе доверенных женщин и пусть они убедятся, сколько кровавых шрамов осталось на теле бедной девочки. Каждый из этих шрамов – живой свидетель насилия. Кому же вы поверите: этим святым ранам ш и словам палача, который до смерти не насытится человеческой кровью? Вы, ишан-ага, святой человек, вы, ахун-ага, законы превыше всего почитаете, я тоже правду люблю…

– Правда правде рознь, – вставил ахун.

– Ну, пет уж! – вскричал Нурмамед. – Правда не собака, ей уши не обрубишь! И если вы того захотели, я вам скажу, что не правду вы защищаете, а её двоюродного брата. По желанию Бекмурад-бая вы готовы не только парня с девушкой погубить, но и тысяче людей жизнь отравите. Для вас это не труднее, чем ишака погонять. Вот, где ваша правда!.. Ну, что ж, не хотите венчать, будьте свидетелями. Мы найдём человека, который не носит белой чалмы и полосатого халата, он ходит в простых чарыках[84]84
  Чарыки – кустарная обувь из сыромятной кожи, носят её обычно только бедняки.


[Закрыть] и старом чекмене, на умеет венчать.? Моего племянника и его невесту соединит не ишан, не ахун или мулла, а простой человек.

– Ваш племянник – подлый вор! – зло выкрикнул Бекмурад-бай. – Он увёл дорогих коней, которые стоят сотню туманов, знайте это!

Нурмамед немного смешался. Сам он за всю свою жизнь не взял чужой щепки. Обвинив Берды в воровстве, Бекмурад-бай косвенно обвинял и Нурмамеда.

Ишан оживился, поднял голову.

– Священный коран указывает: «Вору и воровке отсекайте руки в воздаяние за то, что сделали они, в назидание от бога»!

– Зачем же руки! – сердито сказал Нурмамед. Кони никуда не делись. Вон они стоят ваши кони, в конюшне. В целости и сохранности стоят. Заберите их. Если потребуете плату за то, что их использовали, мы заплатим. Если найдёте, что кони исхудали, загнаны, никуда не годятся, мы возместим вам их полную стоимость, хотя, по правде говоря, их хоть сейчас на скачки. Но мы заплатим, мы согласны заплатить сразу, пока вы ещё не уехали, называйте вашу цену.

– Конечно, заплатим!

– Со всех дворов деньги соберём!

– Сколько скажете, столько и будет! – поддержали Нурмамеда односельчане.

– Не думайте, Бекмурад-бай, что мы упрямы, как ослы, – снова заговорил Нурмамед. – Мы не соглашаемся только с ложью, а правду мы признаём любую, самую неприятную для нас признаем, если она правда.

Поперхнувшись от поспешности, ахун сказал:

– Не всю правду… кха-кха-кха… не всю правду признаете… О конях вам… кха-кха-кха… возражать было нельзя… Кха-кха… Фу ты, господи… С конями вас Бекмурад к стенке припёр. А вот племянника вы зря оправдываете… кха-кха… Он вор и проходимец, защищая его… кха-кха-кха… вы перед шариатом грешите!..