Текст книги "Судьба. Книга 3"

Автор книги: Хидыр Дерьяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Да благословит бог! – поднёс ишан руки к лицу.

– Да благословит бог! – повторила толпа ритуальный жест.

Новый хан был избран. Поддерживаемый с одной стороны Бекмурад-баем, с другой – арчином Мередом, он важно двинулся с базара. Галдящая толпа повалила за ними.

Когда четверо приятелей остались одни, Клычли. подмигнул Сергею:

– Ну, как, нашёл осёл своего хозяина?

– Таким хозяевам лучшего осла не надо, – скупо улыбнулся Ага Ханджаев.

– Далеко ли уедут на нём баи – вот в чём вопрос, – заметил ишан Ной. – Сухан Скупой только притворяется глупым, а по упрямству с любым ослом потягается.

– Далеко ли им ехать? – возразил Сергей. – Где сели, там и слезут. Только и будет, что ослиного рёву.

Все засмеялись. Клычли кивнул на Карагёз-ишана.

– Ишан Ной, однако, сегодня тоже громко кричал. До сих пор у меня в ушах звенит, думал, оглохну. И откуда только у вас голос такой взялся, а, Ной? Обычно вы говорите так тихо, что прислушиваться надо, а тут – прямо совсем другой человек кричал, не вы.

Сдержанная улыбка чуть тронула губы Карагез-ишана.

– В ослином стаде, парень, и верблюд ишаком кричит. Посмотрел бы я, как ты закричишь, стань ханом Бекмурад-бай.

– А Сухан-то, Сухан раздулся как, заметили? – не унимался Клычли, весьма довольный исходом дела. – Наверно, радовался, слушая, как за него Карагёз-ишан старается. Не ждал он поддержки с этой стороны. Как бы он и впрямь себя ханом не почувствовал.

– Не почувствует! – уверенно сказал Ханджаев. – Шакал хотел барсом зареветь, да помер, надорвавшись с натуги. Сухан Скупой, может быть, лучшее, что нам мог дать этот сход.

– Всё-таки выигрыш сомнителен, – покачал головой Сергей. – Хан он и есть хан. Как говорится, и маленькая свинья для себя хрюкает и большая – тоже.

Карагёз-ишан покосился на него.

– Кто знает… Не избрав хана, они всё равно не разошлись бы. А Сухана мы знаем хорошо – он и сам инициативы не проявит и советов по упрямству и трусости своей слушать не станет. Во всяком случае, товарищ Сергей, мы выиграли время. Когда вернутся наши части с Бухарского фронта, мы с этими ханами другим языком разговаривать станем. Впрочем, объясняю я тебе то, что ты и сам прекрасно понимаешь – сам ведь предложил обходный манёвр. Или не так?

– Так, товарищ Ной, очень даже так! – Сергей тепло обнял Карагёз-ишана за плечи, помял его крепкие мускулы. – На тебя, гляжу, голод не действует: силища – хоть в кузню молотобойцем ставь. Или, может, ты исподтишка у вдовушки какой богатой подкармливаешься?

Карагёз-ишан мягко, но решительно снял с своего плеча руку Сергея, подержал её, не выпуская, неулыбчиво глядя на Ярошенко и как бы сквозь него,

– Извини, – смущённо сказал Сергей, поняв, что допустил бестактность, – я не хотел тебя обидеть, Ной

– На друзей не обижаются, – ишан Ной отпустил его руку, – да и не на что, собственно, обижаться. А думаю я, Сергей, о том, что главные испытания поджидают нас где-то впереди – из Ашхабада вести тревожные просачиваются.

* * *

Новый текинский хан со своей свитой вышел на главную марыйскую улицу. Влиятельные баи, которые раньше ни во что ставили Сухана Скупого, теперь теснились к нему поближе, искательно заглядывали в плоское лоснящееся лицо.

Хан был надменен, как и подобает хану. Но не потому, как думали окружающие, что сознавал силу, тяжесть и ответственность полученной власти. Просто события свалились слишком неожиданно на голову Сухана Скупого, и он шёл, как в полусне, не слыша под собой ног, не видя ничего вокруг.

– Эх, вы, хоть бы приличную папаху надели на голову хана-ага, – тучный седобородый старик протискивался сквозь толпу. – Возьмите вот мою папаху – совсем новая, наденьте на хана-ага!

Бекмурад-бай резко оттолкнул протянутую папаху.

– Хан-ага не нуждается в ваших обносках, дивал Рахим! Если б ханом становился тот, у кого хорошая папаха, здесь нашлось бы немало людей, могущих поспорить с тобой, дивал Рахим!

Время стирает из памяти человека и хорошее и плохое, но Бекмурад-бай до сих пор был зол на судью за то, что тот осмелился выступить против него, когда возник спор об Узук и арчин Меред пытался отобрать её у рода Бекмурад-бая. Хе, просчитался ты, дивал Рахим! Потянулся за чашкой – опрокинул миску. Посмотрим, за кого ты теперь станешь говорить в суде!

Услыхав весть об избрании нового хана, горожане высыпали на улицы, спрашивали друг у друга:

– Кто такой хан? Где он?

Им отвечали:

– Знамя видите? Под ним хан идёт.

Горожане удивлялись:

– Этот оборванный грязнуля и есть хан?!

Не верили:

– Почему туркмены избрали своим ханом самого жалкого человека?

– Наверное, потому, что умный, – высказывали мысль наиболее догадливые.

– Что же он так плохо одет?

– Видно, не имеет хорошей одежды.

– Купить бы надо, коль в ханы шёл!

– А если бедный – где деньги возьмёт?

– Бедного, небось, не изберут ханом! Глаза людям замазывают – вот что!

– По нынешним временам могут и бедного избрать.

– Рядилась змея в новую кожу, да всё змеёй оставалась!

– Очень странный хан! Почему такого избрали?

На этот вопрос не могли ответить не только горожане, но и сами баи, только что избравшие себе предводителя. В самом деле, почему его?.. Какое затмение сошло на головы умных людей?!.

На следующий день Сухану Скупому показали один из дворов, расположенный поблизости от старого базара. Здесь будет ханская резиденция, здесь он будет принимать прошения и выслушивать жалобы просителей.

Во дворе уже установили казаны для пищи и большие, трёхведёрные самовары. Был назначен и специальный повар – на эту должность определили одного хивинца, торговавшего на базаре обедами. Некоторые баи, подхалимничая перед новым ханом и ожидая от него особых милостей, привозили баранов, рис, морковь, дрова. За несколько дней навезли столько, что Сухан Скупой только рот раскрывал от радостного изумления: вот что значит быть ханом!

В доме, застланном коврами и узорными кошмами, негде было повернуться от обилия гостей. Беспрерывно разносили миски и блюда с едой, чайники с наваристым ароматным чаем. Сытые, довольные баи не спеша попивали чай. толковали о разном, но преимущественно разговоры велись вокруг Каушут-хана. Вспоминали с подробностями, – если их не знали, то тут же придумывали, – как Каушут-хан наголову развил хивинского хана Мадэмина, как истребил в Мары всех каджаров, предводительствуемых Хамза-мирзой. С оживлённым сожалением припоминали, как, после разгрома Каушут-ханом персидского войска, подешевели невольники на базарах Бухары и Хивы – это только подумать, здоровый раб стоит только один туман!

Привезённые баями продукты были съедены. Вместе с ними кончились и разговоры. Баи поняли, что каких-нибудь решительных действий от нового хана ожидать не приходится, и разъехались по домам. Сухан Скупой, поначалу упивавшийся вниманием знати, как ребёнок, получивший новую затейливую игрушку, тоже устал от постоянного шума и суеты. Конечно, почтительность окружающих – это приятно, однако надо немножко и отдохнуть, Да и торговые дела запущены.

– Слава аллаху, что избавились от дармоедов, – сказал он Бекмурад-баю, – а то и присесть негде было.

Бекмурад-бай не разделял настроения Сухана Скупого. Он был раздосадован: выборы хана, на которые делалось так много расчётов, оказались пустым жребием. Хан есть, но ничего по сути дела не изменилось, всё осталось как и до хана. Так стоило ли выбирать, тратить на эту бесполезную затею время, силы, деньги?

В ответ на реплику Сухана Скупого он сердито сказал:

– Чему радуешься? Теперь поплетёшься, волоча за собой палку, как тот пастух, у которого волки порезали всех овец? Не выйдет из тебя хана, если не можешь вести себя с людьми, как хан! Каждый съел что принёс и домой ушёл – он мог бы это и дома съесть!

Не поняв скрытого смысла слов Бекмурад-бая, Сухан Скупой торопливо ответил:

– Ай, Бекмурад-бай, если людей кормить надо, тогда я совсем не смогу быть ханом!

– Без расхода не будет и прихода, – хмуро сказал Бекмурад-бай. – Если бы ты встречал приходящих почётом и уважением, вокруг тебя всегда были бы верные люди. С ними можно было посоветоваться и о сборе, налогов, и о конных джигитах… С кем теперь советоваться станешь?

– Куда конных джигитов? – спросил Сухан Скупой.

– Ты хан и обязан иметь своё войско! – внушительно сказал Бекмурад-бай. – Хан без войска всё равно, что арба без колёс!

Сухан Скупой помотал пальцем.

– Э, нет, Бекмурад-бай! Где я коней возьму, где возьму оружие для джигитов? А их ещё и кормить надо, поить надо. Откуда столько еды возьму? Никакой мне пользы от джигитов нет, совсем не надо их набирать.

Бекмурад-бай тяжело глянул на Сухана, с трудом давя закипающий в груди гнев.

– Значит, по-твоему, кто будет ткать, а кто – прясть?

– А мне всё равно, – ответил Сухан Скупой. – Чем впутываться во всякие суетные дела, я лучше пойду в халатный ряд и выручу несколько рублей. По крайней мере польза сразу видна.

– Не к лицу текинскому хану торговать халатами! – взорвался Бекмурад-бай. – Не позорь ханское звание!

– Кормить меня ты будешь? – не без ехидства упросил Сухан Скупой. – Ханское звание почётно, да зубом его не укусишь. Ты – чурек кушаешь, барашка кушаешь, чай пьёшь. Я тоже хочу кушать и пить.

– Ладно! – как-то разом вдруг сникнув, устало согласился Бекмурад-бай. – Иди, торгуй! Наживай рубли, если тебе своих мало!

Сухан Скупой проворно повернулся к собеседнику.

– Ты считал мои рубли? – быстро спросил он. – Считал? Или, может быть, у тебя меньше?

– Дерзок ты стал не в меру и непочтителен, Сухан-бай, – словно в раздумье сказал Бекмурад-бай, – Помнится, раньше в тебе больше уважения было к обычаям нашим… Ну, да ладно, иди и торгуй, только сюда больше уж не приходи… хивинский хан!

Сухан Скупой выплюнул обкусанные с бороды волоски, непритворно удивился:

– А чего ходить? Я думал, что всё время сюда тащить будут, как в первые дни. Тогда была причина ходить – ешь яства, какие душа просит. Хоть разговоры которые велись здесь, были не очень интересными – о торговле никто даже не заикнулся, – но зато блюда готовились очень вкусные. Вот я и сидел до сегодняшнего дня, в ущерб себе сидел, – прямо говорю! Теперь все поели, выпили, никто ничего больше не приносит. Пустой двор караулить мне мало интереса.

Бекмурад-бай поморщился, как от горького.

– Хватит разговоров. Заплати повару и за аренду дома – и торгуй себе на здоровье халатами.

– Не стану платить! – вскочил на ноги, как подброшенный пружиной, Сухан Скупой. – Я дом не арендовал, повара не нанимал! Кто нанимал, тот пусть и платит!

Глядя ему вслед и потирая ладонью затылок, Бекмурад-бай подумал: «Хорошо, если игрок понял, – что проиграл…»

Кривой кол вбивают кривой колотушкой

Двадцать пятого марта Совет народных комиссаров Закаспийской области и эмир Бухарский заключили перемирие. Вместе с красногвардейскими отрядами вернулись и туркменские джигиты-добровольцы. Несколько дней спустя после их возвращения Марыйский Совет направил Байрамклыч-хана обучать туркменские конные войска, базирующиеся в районах Кушки и Тахта-Базара.

Усиленный после перевыборов большевиками, Совет чувствовал себя значительно увереннее. Успешно проходило предпринятое в целях безопасности разоружение контрреволюционных и неустойчивых элементов. Конечно, далеко не все сдавали оружие, но во всяком случае серьёзного сопротивления разоружаемые не оказывали. Разве только в Байрам-Али была сделана попытка контрреволюционного переворота, однако её ликвидировали быстро и без потерь.

Больше всего беспокоило, марыйский Совет положение в Теджене. Эзиз-хан, обосновавшийся в местечке Агалан, продолжал накапливать силы, доведя количество своих конников до нескольких сот человек. Больше того, от посулов и угроз, он начал переходить к открытым действиям. Пока они заключались в том что Эзиз-хан уничтожал неугодных ему людей, но не было никакой гарантии, что действия его со дня на день могут принять более широкий характер.

Спасая свою жизнь, многие люди бежали из Теджена в Мары. Тедженский Совет оказался перед лицом серьёзной опасности. Следовало ожидать, что, ликвидировав его, Эзиз-хан не остановится на этом, а возьмётся за марыйский Совет. В сущности он был опасен не столько своими всадниками, сколько слепой поддержкой беднейшей части дайханства, приобретённой им за счёт непомерного раздувания своей славы «народного освободителя» и героя.

На закрытом заседании марыйского Совета был поставлен вопрос о ликвидации угрозы, нависшей над Тедженом. Предложений было много, но в основе своей они сводились к физическому уничтожению самого Эзиз-хана. Если бы предполагаемый мятеж носил массовый, народный характер, убийство Эзиз-хана, конечно же, ничего не изменило бы в сложившейся ситуации – на его место встал бы и другой, и третий, и пятый. Здесь же держалось всё именно на авторитете, на личности Эзиз-хана. Вначале ставленник крупнейших туркменских баев, он своим властолюбием и жестокостью оттолкнул от себя многих из них. Не вникая в подробности его разрыва с байской верхушкой, простой народ воспринял это так, как он мог воспринять: если Эзиз-хан не с баями, значит он с народом. Это и было одной из причин того, что бедняки слепо верили Эзиз-хану и шли за ним, но в то же время не слишком доверяя его ближайшему окружению. Таким образом смерть или даже арест Эзиз-хана могли полностью ликвидировать инцидент. Организовать эго было поручено Сергею Ярошенко.

Смешно было бы предполагать, что в Мары нет лазутчиков и шпионов Эзиз-хана. Поэтому первым условием Сергей поставил полную секретность готовящейся акции. Поручено ему – он и станет выполнять. Кого привлечь, кому доверить – дело его личное, докладывать он будет только после, выполнения задания. С его мнением согласились, хотя и не без споров.

Возвращаясь с заседания домой, Сергей размышлял о порученном деле. Справиться с ним было очень труд, но, следовало тщательно и ещё раз тщательно: продумать каждый шаг. Эзиз-хан – враг коварный, хитрый и умный. Он стремится к неограниченной власти и для достижения этой цели не щадит никого и ничего. Окружённый десятью – пятнадцатью ближайшими единомышленниками, он доверяет только; им да и то не полностью. Что же касается всех остальных, то они находились под подозрением. Малейшее сомнение в их верности Эзиз-хану – и следовал немедленный приказ: «Проводить от собак!» Тот, кто этот приказ получал, знал его тайный смысл: провожаемый не видел больше ни собак, ни своих родственников, вообще ничего. Пулю в спину – вот что значил приказ «проводить от собак».

Ладно, решил наконец Сергей, либо меня от собак проводят, либо я его провожу куда следует. По внешности я за туркмена легко сойду, вот только бы язык не подвёл. Одно слово не так сказал – и, как говориться, два по боку и ваших нет. А идти надо самому – послать некого, дело слишком рискованное, чем меньше людей будут знать о нём, тем лучше.

Возле своего дома Сергей увидел осёдланного коня. Мгновенная насторожённость сменилась радостным волнением, когда Сергей пригляделся.

– Это конь Берды! – сказал он вслух и уверенно повторил: – Ну конечно же, это конь Берды! Заявился-таки, чёртушка!

Берды действительно сидел в комнате и, обильно потея и отдуваясь, с наслаждением пил чай. Сергей был так рад его приходу, что вопреки всем туркменским правилам крепко обнял и расцеловал друга. Берды тоже был счастлив и весь сиял, как новый пятак, однако поцеловать Сергея не решился, только прижал его к груди так, что у того кости затрещали.

– Вижу, вижу, что выздоровел! – засмеялся Сергей, похлопывая Берды по плечам. – Совсем зажила рана твоя?

– Зажила, – сказал Берды.

– И то, в больнице ты порядком провалялся.

Они сели, глядя друг на друга и улыбаясь.

– Приехал-то давно?

– Только что. Нина-джан чай мне дала и побежала за тобой в город.

– Значит, разминулись мы с ней.

– Ничего, сейчас вернётся… Какие тут у вас новости? Дурды где?

– Дурды, брат, в песках, на хивинской дороге.

Берды недоумевающе поднял брови.

– Что он там делает, в песках? Или здесь ему делать нечего?

– Там у них серьёзное задание, – многозначительно сказал Сергей.

– Варанов ловить? – фыркнул Берды, расплескав поднесённый к губам чай.

– Там, брат, звери водятся немножко опаснее, чем вараны. По этой дороге наши торгаши, понимаешь, оружие Джунаид-хану сплавляют. Совет решил прикрыть эту лавочку – оружие нам самим понадобится да и резона нет врагов вооружать.

– Правильно сделали! – сказал Берды, утирая лицо рукавом халата. – Кто там из наших, на дороге?

– Все наши. Дурды, Аллак, Меле, Торлы – четверо орлов.

– Мало. Надо ещё послать.

– Пока справляются вчетвером. Мало будет – ещё пошлём, хотя людей у нас, прямо скажем, кот наплакал.

– Какой кот? – не понял Берды русской поговорки.

Сергей махнул рукой.

– Это присказка такая. Мало людей у нас, каждый человек на учёте.

– Совсем не мало! – возразил Берды. – Дайхане всё больше к нам идут.

– Верно, – согласился Сергей, – идут, да кто их знает, что каждый из них за пазухой несёт. Я говорю о проверенных людях, которым любое серьёзное дело доверить можно.

– А где Байрамклыч-хан? – помедлив, спросил Берды.

– Он в Тахта-Базаре. Командует отрядом.

Берды отставил пиалу и подвинулся ближе к Сергею.

– Я наблюдал за ним, как ты мне велел. Ничего дурного не заметил. По-моему, Байрамклыч-хан хороший человек – отважный, решительный, справедливый, о людях заботится. Правда, туркмены говорят, не давай оценку человеку, не пожив с ним по соседству, не посеяв вместе, не побывав с ним в пути, не испытав его в трудном испытании. Однако я поверил бы Байрамклыч-хану в любом случае и пошёл бы с ним на любое дело.

– Это хорошо, когда человек не вызывает сомнений, – кивнул Сергей. – Мы, как видишь, тоже верим ему.

– А вот некоторым людям верить нельзя, – со вздохом сказал Берды, выцеживая в пиалу остатки из чайника. Привязанная к ручке крышка соскочила, звякнув, о пузатый бок чайника. Берды вяло покрутил её в пальцах и так и оставил висеть на нитке.

– Это кому же нельзя верить? – насторожился Сергей.

– Ай, многие сторонятся правды и живут на лжи! На марыйский базар пойди – что ни торгаш, то лгун. Особенно которые ослами торгуют.

– Ты вон о чём! – облегчённо сказал Сергей. – Торговля, брат, без обмана не бывает. Не обманешь, говорят, не продашь.

– Человек не должен обманывать! – возразил Берды строго. – Нечистое мясо человека, но чистое слово, так говорят старые люди и так должно быть. Человека следует расценивать по тому, как он держит данную им клятву, и коли сказал да, пусть будет да, сказал нет, пусть будет пет.

– Не спорю, – согласился Сергей, – обещанное следует выполнять. Если боишься – не говори, сказал – не бойся.

Берды снова вздохнул.

– А если весь мир мешает человеку, тогда как?

– Постой, – сказал Сергей, – ты, брат, не темни, говори прямо что думаешь. О ком речь идёт?

– Обо мне речь идёт, – признался Берды. – Дал я слово Узук, что отниму её у Бекмурад-бая, отомщу за всё. До сих пор моё слово – как эхо в пустом колодце, до сих пор не выполнил его. В Чарджоу в больнице лежал – всё время думал об этом. Умру, думал, от раны, так и останусь клятвопреступником. Однако не умер, выздоровел. Надо выполнять.

После продолжительного молчания Сергей сказал:

– Ты, конечно, прав, Берды, и дело твоё правое. Но так уж неумело устроен мир, что против правды обязательно стоит неправда, против справедливости – произвол, против радости – печаль. На две части разделены люди, и у одних неправое дело становится правым, жестокость облекается в халат справедливости. У других же наоборот, правда становится ложью, радость– горем, добро – несчастьем. Сила нужна, мой друг, силе надо противопоставлять силу – только тогда всё обретёт своё истинное значение!

– Разве мы сейчас не сильны?

– Мы сильны, мы победили, но уничтожить до конца стоящую против нас чёрную свору пока не в состоянии. Потому, брат, и слово твоё, данное Узук, остаётся только словом.

– Я бы уже выполнил его, – возразил Берды, – да вы же мне срочное задание дали.

– К сожалению, это так. Боюсь, что и сейчас тебе предстоит не менее срочное задание.

– А в чём дело?

Сергей коротко ознакомил Берды с создавшимся в Теджене положением и в заключение сказал:

– Придётся тебе, дружище, снова повременить с личными делами. Задача, которая стоит перед нами, первостепенной важности, и решить её надо во что бы то ни стало: нужно обезвредить Эзиз-хана!

Берды долго молчал, покручивая свои грозные чёрные усы, Потом спросил:

– Как обезвреживать станем? Вдвоём против его пятисот джигитов?

– По-моему, выход один: где слаба сила, там сильна хитрость. Мы с тобой пойдём простыми джигитами и Эзиз-хану, а уже на месте видно будет, что предпринять дальше. Ты – меткий стрелок, Эзиз-хан сразу возьмёт тебя, когда узнает об этом.

– Тогда и Дурды нужно взять – он ещё лучше меня стреляет.

– Возьмём и его, если потребуется.

Берды задумался, поглаживая и покручивая усы. Сергей заварил свежий чай, разыскал в шкафчике кое-какую закуску, а он всё думал. Наконец поднял глаза и решительно сказал:

– Ладно, сделаем! Только ты не должен ехать к Эзиз-хану!

– Это ещё почему? – удивился Сергей.

– Дело опасное. Насколько я понимаю, надо, идя на него, быть готовым к смерти.

– Ну и что же? Если придётся погибнуть, погибнем вместе. У меня одна голова, а у тебя две, что ли? Вместе пойдём и вместе действовать будем!

– Не пойдём! – упрямо сказал Берды и покрутил головой. – Нет, Сергей, вместе мы не пойдём! Не хочу я зря из-за тебя жизни лишаться прежде времени.

– Объясни свои слова!

– Ай, что объяснять, и так всё понятно. Русского Эзиз-хан не возьмёт? Не возьмёт. Значит как туркмен пойдёшь? Ладно, иди, ты по-нашему хорошо говоришь, не отличишь от туркмена. А когда спать ляжешь, тогда как?

– Не понимаю, – пожал плечами Сергей. – Причём здесь «спать»?

Берды улыбнулся.

– Ты во сне разговариваешь по-русски.

– А ты откуда знаешь?

– Сам слышал. Нина-джан мне говорила, И слова-то у тебя не простые, даже если не во сне. Скажешь что-либо о политике – сразу разоблачат. Вот потому и не надо тебе идти к Эзиз-хану.

– Чёрт его знает, может ты и прав, – задумчиво сказал Сергей. – На молоко дуешь – на воде обожжёшься. Скверно получается!

– Зачем скверно? – возразил Берды. – Я сделаю что надо!

– А справишься?

– Когда в Каган посылал – не спрашивал! – обиделся Берды. – Почему не справлюсь? Парней наших можно взять. Отобрать у них винтовки – и пусть идут, как дайхане, наниматься в джигиты. Помогут в случае чего.

– Можно, – подумав, сказал Сергей. – Хотя они здесь тоже нужны, но можно.

– Ты вот что, – Берды приподнялся, – ты мне Байрамклыч-хана дай! Пусть отберёт из числа всадников десяток верных ему людей и примкнёт к Эзиз-хану. От него большая польза может быть.

– Вреда бы не было, – усомнился Сергей. – Ты ему по-настоящему веришь?

– Я верю, что среди сухих дров и сырая палка пламенем вспыхивает!

– Как бы она не вспыхнула с того конца, за который держаться будешь.

– Если веришь мне, верь и ему! – твёрдо заявил Берды. – Я жизнью рискую, а не ты!

В глазах Сергея блеснул холодный огонёк.

– Ты меня не упрекай, что не рискую!

– Да я не то хотел сказать! – смешался Берды, почувствовав в голосе Сергея металлические нотки.

– Риск должен быть трезвым! – жёстко сказал Сергей. – В. омут головой и баран может броситься! Семь раз отмерь – потом режь!..

* * *

Войско Эзиз-хана пополнилось новыми джигитами. Ни оружием, ни одеждой, ни поведением они не отличались от остальных конников. Разве только избегали принимать участие в сомнительных развлечениях, время от времени устраиваемых скучающими воителями Эзиз-хана. Но даже и в этом они были не одиноки – немало дайхан, опоясавшихся саблей Эзиз-хана, сторонились его буйных головорезов.

Выполнить порученное дело оказалось труднее, чем это думалось вначале. Хан был осторожен, как старая лиса, побывавшая в двух капканах. Постоянно окружённый телохранителями, он казался недосягаемым. Берды терпеливо ожидал подходящего момента, чтобы схватить Эзиз-хана, но момент этот всё не наступал. По крайней мере, Байрамклыч-хан, которого Эзиз почтил своим доверием и которому таким образом выпала основная роль в предстоящей игре, в ответ на вопросы Берды только усмехался в усы, напоминая, что торопливость оправдывает себя лишь при ловле блох, но никак не при похищении хана.

Время шло.

Однажды Эзиз-хан, позвав к себе Байрамклыч-хана, вручил ему распечатанный конверт.

– Ты среди русских жил, понимаешь их язык – прочти-ка мне это письмо. Их язык, наверно, сам шайтан придумал, для мусульманина он не подходит.

Справедливости ради, Эзиз-хан мог бы сказать, что он вообще неграмотен.

Байрамклыч-хан взял письмо, бегло пробежал его глазами. Ничто не дрогнуло в его каменно спокойном лице, когда он начал читать вслух:

«Эзиз-хан Чапык, шлём вам горячий привет! Я радуюсь вашей славе. Мы уничтожили большевиков от Ашхабада до самого моря. На днях с десятитысячной армией двинемся в Мары. Долго задерживаться не станем. Захватив Чарджоу, пойдём дальше, за Аму-Дарью. Будьте готовы… Недавно мне стало известно, что к вам присоединился Байрамклыч-хан. Если так, то это очень хорошо. Он кадровый офицер, прекрасно знающий своё дело. Такие люди нам нужны. Удержите его у себя всеми мерами.

Полковник Ораз-сердар.»

Пока Байрамклыч читал, Эзиз-хан не спускал с него прищуренных рысьих глаз. Но ничто в лице Байрамклыч-хана не говорило о его чувствах. Закончив читать, он протянул письмо Эзиз-хану.

– Не понимаю, почему господин полковник написал письмо по-русски и… зачем ему было так лестно отзываться обо мне.

– Ничего, ничего, это очень хорошо, что он написал такое письмо, – одобрительно сказал Эзиз-хан. – Рекомендация Ораз-сердара стоит десятка других… Садитесь. – Он налил в свою пиалу чай – знак почтения и уважения, – протянул её Байрамклыч-хану.

Они поговорили о новостях, сообщённых Ораз-сердаром, о будущих успехах его войск, а заодно и своих. Потом Байрамклыч-хан попросил разрешения уйти. Эзиз-хан милостиво попрощался с ним, однако попросил далеко не отлучаться: скоро должен собраться военный совет и присутствие на нём такого опытного офицера, как уважаемый Байрамклыч-хан, будет весьма желательным. Байрамклыч-хан спокойно кивнул: да, он будет на военном совете и по мере своих сил постарается оправдать рекомендацию полковника.

Берды, проведавший о вызове Байрамклыч-хана, ждал его с волнением. И едва тот подошёл, быстро спросил:

– Зачем хан вызывал? Какие новости?

– Плохие новости, – спокойно ответил Байрамклыч-хан, глядя на Берды в упор и поигрывая плетью.

– Нас касаются?

– Касаются и нас. Меня, в частности. Полковник Ораз-сердар прислал Эзиз-хану письмо, в котором сообщает, что я большевик и что меня следует немедленно расстрелять. Вот так!

– Эх, ты!.. – вздрогнул от неожиданности Берды. – Как же тебе удалось уйти? Или хан тебе поверил, а не Ораз-сердару?

– Он тени своей не верит, не только мне, – сказал Байрамклыч-хан. – Удача помогла. Письмо почему-то по-русски написано было, а личный толмач Эзнз-хана в отъезде, он и попросил меня прочесть.

– И ты прочитал?!

– Прочитал. Только там, где меня касается, по-своему прочитал.

– Ай, молодец! – восторженно воскликнул Берды. – Умная голова, сразу догадался! И голос у тебя не дрогнул?

– Нет, – усмехнулся Байрамклыч-хан, – не дрогнул.

– Неужели ты не волновался?

– Почему нет – волновался, только всякое волнение можно держать в узде, как норовистого жеребца,

– И не побледнел?

– Моему лицу бледность нейдёт – не заметна на нём.

– А я бы побледнел, – чистосердечно сознался Берды, с уважением глядя на Байрамклыч-хана. – Значит, всё в порядке?

Низкое закатное солнце высветило верхушки барханов, сделав их как бы прозрачными. По белесовато-голубому небу тихо скользили лёгкие невесомые облачка. Нагретый за день воздух был неподвижен, но в нём уже ощущалась вечерняя свежесть. Ничто в природе не предвещало грозы. Вечер был наполнен запахом саксаулового дыма и жарящегося мяса, спокойными голосами людей и негромким дружелюбным ржанием коней.

– Удаче редко сопутствует удача, – ответил Байрамклыч-хан на вопрос Берды. – Едущий в седле случая рискует спешиться посреди дороги. Завтра вернётся толмач, и Эзиз-хан обязательно даст ему прочесть письмо.

– Тебе нужно бежать сегодня же! – сказал Берды.

– Дело не только во мне. Эзиз-хан наверняка приметил всех, кто пришёл к нему в одно время со мной. Мой побег станет вашей гибелью..

– Но если мы уйдём все, значит задание останется не выполненным?.. Куда уехал толмач?

– Насколько я понял, в Теджен.

– Я этой ночью выйду на дорогу и буду ждать его, – сказал Берды. – И если встречу, дам прочесть письмо из дула вот этой винтовки! Ведь он может и ночью вернуться?

Забрав в кулак бороду, Байрамклыч-хан задумчиво копал песок носком сапога. Плеть в его опущенной руке нервно подрагивала.

– Я думаю, сделать надо так, – сказал он. – Твои парни пусть уходят немедленно. Один из них, кому больше доверяешь, скажет Совету, что в Ашхабаде переворот и Ораз-сердар с большим войском собирается идти на Мары. А сам карауль толмача. Дождёшься его или нет, но сюда не возвращайся, иди прямо в Мары.

– А ты? – вырвалось у Берды. – Как же ты?

– Я со своими людьми постараюсь завтра испытать своё счастье. Нас остаётся вполне достаточно для дела. Если же ждёт неудача, то… В общем, своё мнение я тебе высказал.

– Что ж, – подумав, сказал Берды, – я с тобой согласен.