Текст книги "Четвертый под подозрением"

Автор книги: Хьелль Ола Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 29

Сидя в машине, Франк Фрёлик читал материалы архивного дела 1998 года об ограблении дома Инге Нарвесена. «Сплошные загадки», – подумал он, откладывая бумаги и заводя машину, чтобы прогреть мотор. Кража со взломом. Пятьсот тысяч крон в маленьком домашнем сейфе. Взломщикам не удалось вскрыть сейф на месте, поэтому они забрали его с собой. Собственно говоря, из дома в Ульвёйе вынесли только сейф. Тогда его поразило, насколько чисто была проделана вся работа. Кроме сейфа, больше ничего не пропало: ни столовое серебро, ни украшения. На дорогостоящей технике фирмы «Банг и Олуфсен» ни царапины, ни одна безделушка не сдвинута с места. И никаких проявлений вандализма. Воры не оставили ни надписей на стенах, ни других распространенных в их кругах «визитных карточек»; никто не нагадил в банку с вареньем. Вынесли только сейф, в котором хранилось полмиллиона норвежских крон. Воры действовали достаточно смело и необычно; у членов следственной группы, в которую входил и он, версий оказалось совсем немного. Конечно, Нарвесен мог инсценировать кражу, чтобы получить страховку. Но, поскольку в сейфе не хранились, например, драгоценности, его содержимое оказалось незастрахованным. По словам потерпевшего, в сейфе лежали только наличные. Свидетельница уверенно указала на Ильяза Зупака, который в числе прочих выходил в тот вечер из дома Нарвесена. А где же в ту ночь был сам Нарвесен? Далеко. Судя по материалам дела, он проводил отпуск на Маврикии.

Фрёлик постарался припомнить, какие мысли приходили ему в голову тогда, несколько лет назад. Во-первых, он почти не сомневался в том, что кража – не инсценировка. Как часто случается, бдительную соседку встревожила необычная суета в саду у Нарвесена. Кроме того, в окне горел свет, а ведь ей было доподлинно известно, что хозяин уехал в отпуск. Она вызвала полицию, но стражи порядка приехали поздно. Соседке показали фотографии нескольких известных взломщиков, и она опознала Зупака. По ее словам, он и его сообщники вышли из дома Нарвесена, сели в машину и уехали. Вначале Франк Фрёлик еще думал, что деньги украл кто-то из окружения Нарвесена. Кто-то из тех, кому было известно о деньгах и о том, где находится сейф. Естественно, злоумышленник знал, что Нарвесена дома не будет и путь открыт. Однако арестованный Зупак не проронил ни слова. Он ничего не сказал об ограблении и не выдал своих сообщников.

Трогаясь с места, Франк Фрёлик вздохнул. Стоял пасмурный декабрьский день. Облака, накрывшие Экеберг, напоминали кучу грязных промасленных тряпок. Он поехал по Моссевейен в Ульвёйе, не зная, дома ли Нарвесен и что он ему скажет.

На мосту в Ульвёйе он проехал мимо пожилого рыбака в берете и шерстяном пальто и решил, что это неплохой способ маскировки. Достаточно забросить удочку в воду, и можно стоять на холоде хоть целый день, наблюдая за всем, что происходит вокруг.

Фрёлик повернул на Мокевейен, затормозил и остановился за «порше-каррерой». Оглядел дорогую машину. Если она принадлежит Нарвесену, значит, Нарвесен еще больший фигляр, чем кажется. За оградой высился внушительный особняк послевоенной постройки. Судя по всему, недавно хозяин вложил в ремонт и переустройство кругленькую сумму. Фрёлик открыл кованые ворота, поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка. Изнутри послышался звонкий лай. Женский голос что-то прокричал. По паркету застучали когти. Дверь открылась. Фрёлик очутился лицом к лицу с красивой азиаткой лет тридцати, с длинными волосами цвета воронова крыла. Ее ослепительная улыбка сделала бы честь голливудской статистке. На лице у нее Фрёлик заметил большой шрам, сантиметра три, идущий от подбородка к щеке. Шрам никоим образом не уродовал ее – даже, пожалуй, наоборот: невольно хотелось присмотреться к обладательнице такой отметины. Шрам придавал восточной красавице некую загадочность. Она придерживала за ошейник поджарого английского сеттера. Пес вилял хвостом, требуя к себе внимания.

– Здравствуйте, – сказала красавица и посмотрела на собаку: – Успокойся, успокойся. Поздоровался и можешь отдыхать. Ну-ка, иди в дом! – Она схватила пса за ошейник и, приподняв, втолкнула за широкую дверь, которую тут же захлопнула. – Здравствуйте, – дружелюбно повторила она. – Чем могу вам помочь?

Франк Фрёлик подумал, что красотка вполне сочетается с «порше». Он не стал ничего придумывать.

– Я полицейский, – ответил он. – Когда-то… лет шесть назад… я расследовал произошедшую здесь кражу…

– Инге сейчас нет дома.

– Очень жаль.

Пес скулил за дверью, царапая лапами пол. Женщина снова улыбнулась. Шрамик в углу рта исчез в ямочке.

– Он просто хочет поиграть. Что вы с собой сделали?

Фрёлик ощупал пальцами кровоподтеки на лице и сказал:

– Несчастный случай на работе. Когда он вернется?

– Часов в восемь.

Они стояли и смотрели друг на друга. Красавица сделала рукой неопределенный жест. Ей явно не терпелось закончить разговор и вернуться в дом.

– А вы ему?..

– Мы живем вместе, – ответила красавица и протянула тонкую руку: – Эмилия.

– Франк Фрёлик.

Он не сказал ей, зачем пришел. На ней были легкая одежда, сандалии на босу ногу. Должно быть, она мерзла, стоя в открытых дверях.

Как будто прочитав его мысли, Эмилия слегка вздрогнула.

– Жаль, что вы его не застали. – Она опустила взгляд и спросила: – Что ему передать? Может, оставите свой телефон?

– Нет, нет, – покачал головой Франк Фрёлик и сразу приступил к делу: – Деньги, которые украли у него шесть лет назад, нашлись, но ему уже об этом сообщили. У меня к нему всего несколько вопросов. Вам что-нибудь известно про то происшествие?

Она покачала головой:

– Мы с Инге знакомы всего два года. Вы лучше поговорите обо всем с ним самим.

– Когда к нему в дом забрались воры, он отдыхал на Маврикии, – сказал Фрёлик. – Улетел туда в отпуск. Вы не знаете, он путешествовал один или с кем-то?

Красавица уже не улыбалась.

– Мне об этом ничего не известно. Извините… – сдержанно ответила она.

– Что ж, приеду попозже, – бросил Фрёлик и пошел прочь.

У калитки он оглянулся. Эмилия не двинулась с места – все время смотрела ему вслед. По-видимому, совсем забыла о любимце за дверью. Фрёлик решил: она забыла и о том, что замерзла.

Глава 30

На свидание Гунарстранна, как всегда, опоздал. Они договорились вместе поужинать в японском ресторанчике на Торггата. Туве любила суши, она могла питаться ими каждый день. Ресторанчик был неприметный; расположенный на втором этаже, он терялся среди других многочисленных заведений этнической кухни. Но Туве имела к нему пристрастие, потому что здесь, по ее словам, можно было отведать блюда «настоящей японской кухни». И в отличие от фешенебельных суши-баров в Акер-Брюгге или во Фрогнере сюда ходили нормальные люди, а не какие-нибудь хипстеры или биржевые брокеры, способные думать только об индексе Доу-Джонса.

Гунарстранна посмотрел на часы. Каждый раз они разыгрывали друг друга. Оказывается, он опоздал на десять минут! Он поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и огляделся. Не увидев Туве, подозвал метрдотеля в черном, с виду похожего на японца.

– Столик у окна, забронирован на семь часов, – сказал Гунарстранна, снимая пальто. Туве так играла. Он понятия не имел, забронировала она столик или нет, и самое главное – какое имя ему назвать. Он знал только одно: если они ужинают в городе, Туве никогда не резервирует столик на его или свое настоящее имя.

Метрдотель сверился с журналом.

– Рарсен? Столик на четверых?

Гунарстранна покачал головой.

– Столик на двоих? Кар Риней?

Гунарстранна кивнул:

– Точно, Карл Линней. Дама уже пришла?

– Еще нет.

Метрдотель взял два меню и повел его к столику.

Едва он успел сесть и сделать заказ, как в дверь вошла Туве и прямиком направилась к нему. За ней тянулся шлейф холодного зимнего воздуха.

– Извини, никак не могла найти место для парковки.

– Ты и на этот раз победила!

Она широко улыбнулась и села.

– Я уже сделал заказ, – сообщил Гунарстранна.

Они посмотрели друг на друга. В глазах Туве плясали смешинки – когда она была в таком настроении, ей без труда удавалось заставить его забыть обо всех горестях.

– Но почему Линней – естествоиспытатель, ботаник? Если так пойдет и дальше, боюсь, в следующий раз ты назовешься Хелен Келлер,[6]6
  Келлер Хелен (1880–1968) – слепоглухая американская писательница, преподаватель и общественный деятель.


[Закрыть] – заметил он.

– Я что, по-твоему, похожа на Хелен Келлер?

– А я что, по-твоему, похож на Карла Линнея?

– Иногда ты очень увлеченно говоришь о цветах… Ну и потом, мне показалось, что ты будешь польщен.

Официант принес им на подносе суши.

– Ты будешь еще больше похож на Линнея, если изменишь прическу. Можно купить накладку, а не зачесывать пряди сбоку, – продолжала Туве. – Парики с хвостиками – очень сексуально.

– Может, я тогда и буду больше похож на Линнея, – возразил Гунарстранна, – но сексуальнее точно не стану.

Она снова широко улыбнулась.

– Так что признавайся, какую фамилию ты припасла на следующий раз!

– Нет, сам выбирай. – Туве задорно подмигнула. Она знала, что Гунарстранна терпеть не может такие игры.

– Мерил Стрип, – предложил Гунарстранна.

– Спасибо, но не думаю, что метрдотель тебе поверит, – ответила она. – Кстати, почему ты не ешь? Не хочешь?

Он посмотрел на кусочек нерки, закрывающий цилиндрик риса. Сходство было устрашающим.

– Вчера умер Калфатрус, – сказал он, тут же спохватываясь и поднимая глаза к потолку.

Туве никак не могла успокоиться. Она так хохотала, что подавилась, и потом долго старалась отдышаться.

Глава 31

Франк Фрёлик нашел в Интернете домашний номер Инге Нарвесена. Дождавшись половины девятого, он позвонил.

– Эмилия слушает.

– Это опять я – Фрёлик, полицейский.

Микрофон накрыли ладонью. Едва слышные голоса на заднем плане. Эмилия сказала:

– Инге сейчас занят. Он может вам перезвонить?

– Дело займет всего две секунды.

Она снова накрыла микрофон рукой. Снова послышалось бормотание. Потом он услышал раздраженный мужской голос:

– Чего вы хотите?

– Меня интересуют некоторые подробности ограбления, совершенного шесть лет назад.

– Почему?

– Хотелось бы кое-что прояснить.

– Вы сейчас в отпуске. И что именно вам неясно, меня совершенно не интересует.

– Я просто хочу уточнить некоторые детали, на которые вы способны пролить свет.

– Ничего подобного! Вы рыщете рядом с моим домом и пристаете к близкому мне человеку.

– Что значит «пристаю»?

– Задаете Эмилии вопросы о том, чего она и знать не может! А главное, занимаетесь инсинуациями.

– Нет, я пытаюсь рассмотреть тогдашнее ограбление в свете того, что деньги нашлись.

– Не стоит, – сухо ответил Нарвесен. – А сейчас, по-моему, пора прекратить этот разговор.

– Пожалуйста, позвольте мне договорить. Украденные деньги оказались у человека, которого мы тогда даже не подозревали. Скорее всего, дело извлекут из архива и направят на повторное расследование.

– Вы сейчас работаете как частный сыщик, не обладая на то никакими полномочиями! К тому же дело заново не открывали!

– С чего вы взяли?

– Мне сказал ваш босс. Так что давайте не будем притворяться. И, раз уж вы позвонили, Фрёлик, позвольте дать вам совет: держитесь подальше от моего дома!

– Воры вели себя в вашем доме просто идеально, – не сдавался Фрёлик. – Они не тронули ничего, кроме сейфа с деньгами.

Нарвесен замолчал.

– Кто-то знал о крупной сумме, знал, где хранятся деньги, и знал, что в доме никого не будет. Скорее всего, Ильяз Зупак и его подельники приехали к вам по наводке. Они дождались, пока вы улетите в отпуск.

– Где вы живете, Фрёлик?

– Что значит – где я живу?!

Вместо ответа Нарвесен нажал отбой. Франк Фрёлик еще долго стоял, глядя в стену. Не лучший способ заканчивать разговор. Но перезванивать не было смысла.

Перед тем как лечь, он сел на кровать и посмотрел на вторую подушку. На белой наволочке отчетливо виднелся длинный черный волос Элизабет. «Книга стихов, – подумал Фрёлик, – закладка, волосок». Он открыл книгу на том же месте: «Я не забываю тех, кого целую». Поднял с подушки волосок и осторожно положил его на страницу, как тонкую закладку. Потом в который раз подумал: «Длинные трубчатые кости на пепелище загородного домика…» Попытался представить себе ее лицо. Но картинка расплывалась и исчезала. «Я сентиментальный идиот», – подумал Фрёлик и пошел в ванную.

Когда он чистил зубы, в дверь позвонили. Он посмотрелся в зеркало, выключил воду и положил зубную щетку. Бросил взгляд на часы: первый час ночи.

Снова звонок.

Он вышел в прихожую и посмотрел в глазок. Никого! Открыл дверь. На площадке никого. Подошел к двери, ведущей на лестницу, и распахнул ее. Никого. Он долго прислушивался, но ничего не услышал.

Фрёлик вернулся в квартиру. «Наверное, какие-нибудь сопляки позвонили и сбежали. Только вот время для таких шуток явно неподходящее. Глубокая ночь». Он посмотрел на трубку домофона и замялся в нерешительности. Потом все же снял трубку и спросил:

– Да?

Тишина и треск помех.

Он повесил трубку, пошел в гостиную и выглянул в окно. Если шутники стоят у подъезда, отсюда их не разглядишь. Сверху все казалось обычным, таким, как всегда: ряд припаркованных машин, редкое движение по Третьему кольцу. Вдруг он заметил, что у одной из машин горят фары. Мотор работал на холостых оборотах.

Ну и что, подумаешь? Всякое бывает… И все же Фрёлик сходил в спальню и взял со шкафа бинокль. Машина оказалась «джипом-чероки», но регистрационный знак невозможно было рассмотреть. И стекла тонированные – не видно, кто сидит внутри.

Фрёлик постарался обо всем забыть, дочистил зубы и лег в постель. Лежал, глядя в потолок, пока не понял, что усталость постепенно овладевает им. Он выключил свет и повернулся на бок.

И тут зазвонил телефон.

Он открыл глаза, прислушался. Телефон звонил и звонил. В конце концов он схватил трубку и крикнул:

– Алло!

Тишина.

– Алло! – повторил Фрёлик.

Треск помех – и короткие гудки. Тот, кто ему звонил, оборвал связь.

Глава 32

Спал он плохо и проснулся под звон будильника совершенно разбитый. В голове крутилась единственная мысль: поскорее покончить со сгоревшим домиком. А для этого необходимо поехать в Вестре-Слидре и все увидеть собственными глазами. Он отправился в путь рано, в седьмом часу утра, и в восемь добрался до Стейнсхёгде. На отрезке до Хёнефосса он старался не нарушать скоростной режим и прибавил газу, только когда покатил по берегу Лейры в долине Бегны. Из магнитолы доносился голос Криса Ри, который исполнял The Road to Hell. Очень актуально, подумал Фрёлик, прибавляя громкость.

В долинах залегли тени. На горных вершинах сияло солнце. По обе стороны дороги тянулись вверх сосны, похожие на флагштоки. Он попытался представить себе лицо и тело Элизабет, но в голову лезла одна мысль: «Длинные трубчатые кости…». Кто-то поджег хютте и ее. Кто-то стоял возле домика ночью и наблюдал за тем, как дощатую обшивку пожирает пламя. Кто-то прикрыл рукой лицо, защищаясь от жара. Кто-то слушал, как с треском лопаются стекла, а огонь завывал все громче, пожирая дерево… Кто-то старался дышать ртом, чтобы в желто-черном дыму от горящей дранки на крыше не вдыхать запах горящей плоти, горящих книг, шерстяных пледов и керосиновых ламп, которые, взрываясь, рассыпали снопы искр. Языки пламени поглощали пуховые одеяла, кухонную утварь, поленницу в сарае; от жара расплавилось сиденье биотуалета, а потом он весь сгорел вместе с хютте и перевернутым огарком свечи. Человеческая кожа вздувается и чернеет; плавится и горит подкожный жир; волосы сгорают сразу, еле слышно потрескивая…

Его снова бросило в жар. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Он понял, что должен затормозить и выйти из машины. Заехал в карман, вывалился наружу, хватая ртом воздух, как будто карабкался по отвесной скале с тяжелым рюкзаком за плечами. «Что же происходит? Черт побери, что со мной такое?»

Да, он должен съездить на пепелище. Должен собственными глазами взглянуть на останки. Он прислонился к машине, чувствуя себя беглецом из американского боевика. Его мутило, но не вырвало – в желудке было пусто. Мимо проехала машина; водитель с изумлением посмотрел на человека, прижавшегося к машине. Опомнившись, Фрёлик выпрямился и сделал глубокий вдох. Когда наконец дыхание восстановилось, сел за руль и тронулся с места. На сей раз он глушил тоску латинским роком: группа Mana – альбом Unplugged. Подходящее количество гитарных риффов, эмоции тоже соответствующие и, поскольку по-испански он не говорил, совершенно невозможно понять, о чем поют. Еще до полудня он добрался до центра Фагернеса. Его терзали голод и тревога. Он купил фруктов в большом киоске и поспешил дальше. Дни в декабре короткие. Светло будет в лучшем случае до половины четвертого. Фрёлик спешил на север; на сей раз компанию ему составлял Джонни Кэш, который исполнял The Man Comes Around с трескучими гитарными риффами. Композиция подействовала на него, как комплекс витаминов: сил прибавилось. Он свернул в сторону Вестре-Слидре и поехал по Панорамавейен к горнолыжному курорту Васет. Снег на самых высоких вершинах был по-зимнему голубоватым. По обе стороны дороги щетинились голые березы. Он добрался до Васета. Теперь ему предстояло подниматься вверх по лесистому склону. Он ехал и ехал, пока не увидел впереди скопище разномастных загородных домиков и коттеджей. Постоянно притормаживая, он поехал под гору, к месту пожара.

Посреди черной груды углей, как обелиск, торчала труба, метров пяти высотой.

«Так вот где ты пряталась. Вот где тебя нашли. Вот где ты кричала, звала на помощь…»

Пепелище обнесли красно-белой заградительной лентой. Пахло сажей и дымом. Фрёлик огляделся. Никаких красивых видов. Сгоревший загородный домик стоял в небольшой лощине. И хотя от соседних хютте его отделяло всего двадцать-тридцать метров, никто не мог увидеть, что здесь творится, так как домик окружала густая березовая роща, похожая на подушечку для булавок. Фрёлик пнул ногой угли и задел обгоревшую банку из-под краски, которая откатилась в сторону. Вокруг банки валялись полурасплавленные, почерневшие проволочные кольца. «Вот здесь, на этом месте, должно быть, стояла кровать».

К горлу снова подкатила тошнота, закружилась голова.

Выпрямившись и глядя на угли, Фрёлик вдруг понял, как ему все надоело. Насилие. Пожар. Смерть. Он отвернулся, сел в машину и завел мотор. У него тоже есть хютте. Туда он и поедет.

По пути в Фагернес он успокоился. Заехал на заправочную станцию. Стоя со шлангом в руке, услышал, как кто-то окликает его по имени. Фрёлик обернулся, но не сразу узнал позвавшего его человека. Наконец до него дошло, кто к нему обращается: багрово-красное лицо, рыжие волосы, властный вид. Пер-Оле Рамстад по кличке Клюква!

– Эй, Пер-Оле! – крикнул Фрёлик в ответ.

Клюква вышел из здания заправки и поманил его к себе. Фрёлик жестом показал, что сначала должен заправиться.

Они вместе с Пером-Оле учились в полицейском колледже. Клюквой его прозвали за рыжие волосы и густой румянец. Пер-Оле служил в управлении полиции Нур-Эурдаль. Непоколебимый дух в прочном теле. Типичный провинциальный полицейский – хорошо знаком со всеми на своем участке, добрый, но справедливый. Завинчивая крышку бензобака, Фрёлик вздохнул, заранее готовясь отвечать на непростые вопросы. Потом пошел расплачиваться.

– Слыхал я, ты попал в переплет, – заметил Пер-Оле после первых вступительных фраз.

– А поточнее? – буркнул Франк Фрёлик, засовывая в карман сдачу.

– Говорят, ты связался с дамочкой, которая сгорела на пожаре в загородном домике в Васете.

– А что еще?

Пер-Оле ухмыльнулся:

– Я слыхал и о том, что ты в отпуске, об убийстве охранника, о том, что ваших подозреваемых освободили за недостаточностью улик. В общем, мне все известно. Ну а сам-то ты как? – На лице Пера-Оле отражались забота и неподдельное сочувствие.

Франк Фрёлик шумно выдохнул.

– А как я выгляжу?

– Похоже, тебе. Франки, после твоего так называемого отпуска придется хорошенько отдохнуть!

– Угадал. Я уже две недели пытаюсь отдохнуть.

– Ну а сейчас что? Побывал там, наверху? – Пер-Оле мотнул головой. – На пепелище?

Фрёлик кивнул.

– А хочешь, открою тебе секрет? – спросил Пер-Оле. – Я только что получил показания, которые определенно заинтересуют твоего босса. Ты слышал о девице по имени Мерете Саннмо?

Фрёлик снова кивнул.

– Так я и думал. Видишь ли, из Осло прислали ее портрет и приметы. В общем, эту Саннмо видели в Фагернесе в тот же день, когда случился пожар.

– Точно?

– Точно, – медленно ответил Пер-Оле. – Она была в ресторане отеля. А больше я тебе в самом деле ничего сказать не могу.

– Она была одна?

Пер-Оле покачал головой:

– Она обедала в отеле с каким-то мужчиной.

– Остановилась в отеле?

– Нет.

– Кто ее спутник?

– Неизвестный. Правда, твой босс – не помню, как его фамилия, – такой вспыльчивый, лысоватый, он еще так смешно зачесывает на лысину боковые пряди… Так вот, он прислал нам по факсу целую кучу снимков. Может, задержишься у нас на пару дней, – предложил Пер-Оле. – Сходили бы вместе в горы, порыбачили в Веллерсе. Наловили бы жирных форелей, закоптили и поели с капелькой спиртного. Для подзарядки нет ничего лучше!

– Пер-Оле, то, что ты предлагаешь, очень соблазнительно, но…

– Что «но»?

– Я собираюсь съездить в свой загородный домик. Кстати, я как раз туда направляюсь – в Хемседаль.

По лицу бывшего однокашника Фрёлик догадался, что тот видит его насквозь. Но Пер-Оле был человеком чутким. Он ничего не сказал.

– Порыбачим вместе в другой раз, – пообещал Фрёлик. Сейчас он был не в самом веселом расположении духа. – Тяжко пришлось, я имею в виду там, на пожарище.

* * *

Когда он подъехал к фамильному загородному коттеджу, уже стемнело. Фары выхватывали заросли сосен по обе стороны дороги; от этого казалось, будто вся Вселенная превратилась в узкую тропу, обсаженную соснами. Соседских домиков и ферм не было видно; в этих краях водилось много дичи и птиц. Фрёлик приезжал сюда несчетное число раз. «Может быть, это-то и плохо. Я смотрю на происходящее как будто из окошка машины. Вижу только то, что выхватывают из темноты лучи фар. Может быть, пора поменять угол зрения, отдохнуть и взглянуть на все по-другому?»

Как обычно, сначала в доме ему показалось холоднее, чем на улице. Он открыл все окна и двери, чтобы выпустить застоявшийся воздух, а сам отправился за водой к колодцу. Правда, колодцем названное сооружение можно было назвать лишь с большой натяжкой. Это был ручеек, который чуть дальше впадал в мелкую речушку. Они с отцом подкопали слой дерна и сделали достаточно большой резервуар, в котором скапливалась вода, прошедшая через природный песочный фильтр. Потом они опустили в резервуар бетонное кольцо, купленное у фермера в деревне. У них получился колодец глубиной метра полтора, который никогда не пересыхал летом и не замерзал зимой. Фрёлик вырезал из шифера крышку по размеру бетонного кольца, приладил к ней петли и рукоятку. Оставалось лишь сдвинуть крышку в сторону и набрать полное ведро кристально чистой, вкусной минеральной воды.

Как всегда, он вначале напился всласть и только потом медленно зашагал к дому с полным ведром. Вернувшись, закрыл двери, окна и затопил старую дровяную печку. По опыту он знал, что просторное помещение с высоким потолком будет прогреваться довольно долго. Поэтому вышел на веранду и отпер сауну. Дровяная печь, которая там стояла, накалялась меньше чем за час. Фрёлик захватил со двора березовой растопки, нарвал коры и с ее помощью зажег огонь. Когда пламя занялось, он подбросил в печку березовых поленьев и стал смотреть, как они горят. Убедившись, что тяга хорошая, закрыл дверцу. Теперь оставалось только ждать.

Выйдя на веранду, Фрёлик посмотрел на озеро. Оно еще не успело замерзнуть. Он сходил в сарай за спиннингом и прихватил две блесны и нож в ножнах. Потом осторожно спустился к озеру. Надо же как-то убить время! Луна на небе напоминала белый китайский фонарик. Листва на всех березах облетела. Луна отражалась в воде; над темной поверхностью озера поднимался парок. Фрёлик решил, что для рыбалки сейчас слишком холодно. Даже кувшинки уже подготовились к зиме. Он несколько раз забрасывал спиннинг; катушка скрипела, леска вспарывала поверхность воды, словно плавник форели. Клева не было, но он не сдавался, а забрасывал снова и снова. Холодно; наверное, вся рыба ушла на глубину. Он решил забросить подальше, насадив свою любимую блесну – с красной кисточкой и красными пятнами. И вдруг – есть! Мощный рывок ни с чем невозможно спутать. Форель! Она дернулась, он подсек. Рыба билась; Фрёлик принялся осторожно сматывать леску. Тяжелая рыбина – наверное, с полкило. Идеальный размер. Такую неплохо поджарить на сковородке.

Рыба сменила курс и метнулась к берегу. Фрёлик продолжал сматывать леску. Форель снова дернулась, и через полминуты он вытащил добычу. Форель извивалась как бешеная. Вырвавшись у него из рук, она упала в куст можжевельника. Он схватил ее обеими руками, быстро переломил ей хребет и взвесил. Подняв глаза к небу, он вдруг сообразил, что с тех пор, как начал рыбалку, не думал ни о чем, а просто радовался всему: темноте, озеру и луне.

Фрёлик направился к домику, думая, что сауна уже достаточно прогрелась. Но термометр, висевший на стене, показывал всего шестьдесят градусов. Он подбросил в печку еще немного березовых поленьев и можжевеловую ветку. Сухой можжевельник занялся быстро, как спичка; вскоре жар усилился. Фрёлик еще раз сходил к колодцу за водой. Когда он в следующий раз взглянул на небо, его заволокло облаками. Стоя на веранде, он пил виски прямо из горлышка – у него осталось полбутылки «Аппер Тен». Температура в сауне дошла до 80 градусов; с неба упали первые капли дождя.

Он разделся и лег на полок. Вскоре его прошиб пот. Он думал об Элизабет. О ее руках, которые порхали по его телу, как испуганные белки. Он плеснул воды на камни. Камни зашипели; его обволок горячий пар. Он обжигал кожу, но вместе с тем и очищал. Фрёлик заставлял себя не шевелиться. Наблюдал за пламенем через стеклянное окошко в печи и думал о пламени, которое опалило длинные трубчатые кости. Скоро жар станет невыносимым…

Температура приближалась к девяноста градусам. Он выбежал из сауны и сел голый на пень под дождем. В этом заключалась половина удовольствия от сауны: чтобы жар смыло дождем – всего на пару градусов теплее снега. И все-таки ему по-прежнему было жарко. Он уже не понимал, где дождь, а где – его пот. Дождь приносил облегчение, но, лизнув руку, он почувствовал соленый привкус пота. Капли дождя падали на него, ползли по животу, бедрам, падали на листья клюквы, где и оставались. Поднялся ветер, который словно ласкал его. Новая форма существования…

Немного остыв, он с трудом встал и спустился к озеру. Раздвинув кувшинки, бросился в ледяную воду и поплыл. Потом вылез из воды и, дрожа от холода, побежал назад, в сауну, в невыносимый жар. Лег на полок и стал соображать, как бы повкуснее приготовить себе ужин. Пожалуй, он поджарит форель с солью, перцем и грибами, которые привез с собой, и со сливками, запьет рыбу пивом или белым вином – в подполе остался запас. Лежа на полке, он снова подумал про Элизабет. Жаль, что он так и не свозил ее сюда, не показал ей то место, где становится самим собой…

Его снова прошиб пот. Он уже собрался выйти, как вдруг услышал какой-то шорох снаружи. Он поднял голову и прислушался. Должно быть, что-то упало, хотя падать там нечему. Или все-таки?.. Наверное, спиннинг. Или пол-литровая бутылка виски. Он встал и толкнул дверь. Она не поддалась. Он навалился на нее всем телом. Дверь как будто заперли снаружи. И вдруг до слуха донеслись другие звуки: удаляющиеся шаги. Он сел на полок. Голый, потный, готовый лопнуть. Посмотрел на термометр: девяносто восемь градусов. Там, снаружи, – свежий воздух. Прохлада, ключи от машины, одежда, деньги. Кто-то запер дверь. Что происходит?! Фрёлик встал и толкнул дверь плечом. Она не поддалась. Кто-то запер его… Но как? Он снова толкнул дверь. Она затрещала, но выдержала. Он задрал голову, посмотрел на окошко под потолком. Нет, слишком маленькое – пятнадцать на тридцать сантиметров. Через него не пролезть. Понимая, что долго так не выдержит, он со всей силы ударил в дверь плечом. Напрасный труд. И тут он почувствовал запах гари.

Он выглянул в окошко. Сомнений не оставалось. Языки пламени лизали стены веранды. Кто-то хочет сжечь его заживо! Он вытер пот, заливавший глаза. Желтая дверь дрогнула, начала расплываться. Он пнул ее – без толку. Желто-серый дым заползал в щели между половицами. Половицы теперь стали теплее, чем были две минуты назад. Ему уже обжигало ступни. «Длинные трубчатые кости…» Он уже видел перед своим мысленным взором газетные заголовки: «При пожаре в загородном доме обнаружен обгорелый труп мужчины». Он разбежался и со всей силы бросился на дверь. Плечо заныло, зато дверь треснула. «Да ведь речь идет обо мне, – пронеслось в голове. – Черт побери, здесь мой дом! Никто не смеет жечь его!» Он снова бросился на дверь. Дым ел нос и глаза. Он ничего не видел; поскользнувшись, упал прямо на раскаленную печку. Закричал от боли, услышал, как шипит обожженная кожа. Зато ожог отрезвил его. Он снова разбежался и ударил в дверь. Раздался громкий треск. Филенка не выдержала. Набрав полную грудь проникшего внутрь воздуха, он напряг мышцы до максимума и постарался вложить в следующий удар остатки сил. На этот раз филенку удалось выбить. Ободрав до крови костяшки пальцев и предплечье, просунул наружу руку и нащупал ручку.

Лопата для уборки снега! Кто-то просунул черенок в ручку двери, а полотно придавил двумя стоящими на веранде столами.

Но те, кто пытался его убить, не знали, что дверь сауны хлипкая. Сестра, известная скряга, купила на распродаже дверь с филенкой из клееной фанеры, так что главное – просунуть руку наружу.

Фрёлик нащупал черенок лопаты, дернул и распахнул дверь. Жадно хватая ртом воздух, выкатился на веранду и отбежал к стене, вытирая глаза, слезящиеся от дыма. Он думал, что на него сейчас набросятся. Но этого не случилось.

Фрёлик огляделся. Огонь под сауной развели довольно неумело, сложив в кучку куски старого кровельного картона и полусгнившие поленья, валявшиеся у сарая. Схватив одежду, Фрёлик принялся сбивать пламя. Он сражался с огнем голышом, в декабрьский день в горах. Но все же пожар потушил – ему помог дождь. Потом он задумался, отчего гнилушки так хорошо загорелись. Потянув ноздрями, он уловил запах бензина и только тогда почувствовал, как замерзли босые ноги. До того он ничего не замечал, все его силы ушли на борьбу с огнем. Теплую куртку, конечно, теперь оставалось только выбросить.

Фрёлик все больше злился. Уходило драгоценное время. Ноги совсем онемели. Окровавленный, черный от сажи и голый, он наконец надышался и пошел осматривать ущерб. Оказалось, все не так страшно. Лишь обуглилась наружная стена сауны да почернела оконная рама. Пол, конечно, сгорел. И все же радости его не было предела. Дрожа от холода, он кое-как натянул на себя мокрую одежду. Потом сообразил, что представляет собой легчайшую на свете добычу для любого злоумышленника.