Текст книги "Ранчо «Неизвестность» (ЛП)"

Автор книги: Хайди Каллинан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Хочу тебя трахнуть.

Лавинг тоже приподнял голову и, тяжело дыша, посмотрел на меня.

Он лежал подо мной, такой теплый и податливый. Когда я сверху, то обычно действую со злостью. Но только не с ним. Не сегодня.

– Хочу тебя трахнуть, – повторил я. – Хочу тебя трахнуть, Трэвис.

Тот кивнул, закрыв глаза:

– Шкаф в ванной. Верхняя полка.

Я поковылял к сортиру. Дырку нещадно саднило. Порывшись в шкафчике, нашел вазелин и смазал наружное кольцо мышц. Возвращаясь к кровати с презервативом, я попытался не думать о своей заднице, а вместо этого сосредоточиться на Трэвисе.

Тот заметил мою неказистую походку:

– Тебе действительно больно. Это я виноват.

– Ерунда, не обращай внимания. – Я подполз к нему и погладил по бедру. – Можно, ты будешь на четвереньках?

Уж очень мне хотелось ухватиться за его задницу. Она казалась почти такой же мягкой, как и живот; просто подумал, что мне это понравится. Сам я худой и жилистый, но у Трэвиса такой шикарный сдобный задок. И, о да-а, столь приятно ощущается в руках.

Я не спешил. Не будь он таким узким, я бы все равно понял по сигналам его тела, что тот никому не давал свой зад. Большое упущение, потому что объезжать его – сплошное удовольствие. Я двигался неторопливыми толчками, словно наездник родео на диком мустанге. Покачивая бёдрами, делал ими выпады вперед, а сам, выгибаясь, откидывался для равновесия назад. Даже держался за ягодицу одной рукой, словно за луку седла, а другую несколько раз поднимал вверх, потому что это было прикольно.

Жарко. Жарко, тесно и гладко. Нежный жар. Он сжимался вокруг моего члена, высасывал его, брал. Но в третий раз мне не кончить. Усталость и натруженная задница давали о себе знать. Но для Трэвиса я сил не жалел и хорошенько раскрутил маховик. Когда я потянулся ему под живот, нащупывая великолепный толстый член, тот был в полной готовности и истекал влагой. Я стал дрочить ему в унисон с движениями своих бедер, подстрекая непристойностями: «О да. Да. Да, детка. Вот так. О да». И это сработало, потому что в результате на мою ладонь брызнула сперма. Он рухнул на постель; перевернув его, я улегся рядом и прильнул к расслабленному телу. Поцеловал, провел языком вдоль линии подбородка.

Трэвис остановил меня прикосновением руки, затем взял за шею и притянул мою голову к себе на плечо.

– Скажи мне, – произнес он ровным голосом, – что нужно для того, чтобы мы занялись этим снова раньше, чем через четыре месяца. – Пальцы рассеянно поглаживали кромку моих волос. – Желаешь хранить все в секрете? Хочешь быть инициатором? Назначить какие-то определенные дни? – Рука напряглась, выдавая его волнение. – Скажи, что мне сделать, на что согласиться?

Клянусь, я всю ночь подспудно ожидал чего-то подобного. Однако мне было плевать, потому что даже при всех возможных вытекающих последствиях, я теперь сам этого хотел. Просто боялся, что Лавинг попросит постоянных встреч. Но того интересовал секс. Потрясающий, первоклассный секс, надо заметить. Он прав. Таким образом, мы оба могли исключить поездки в Рапид-Сити. Оптимальное решение проблемы, если только не заходить дальше простого траха.

Но надо было обговорить некоторые моменты:

– На ранчо никто не должен об этом знать, – ответил я. – Ни Тори. Ни кто-либо другой. Не в моих правилах выставлять свою сексуальную жизнь напоказ. – Я погладил его ключицу. – И работа сама по себе. Во время работы никакого перепихона.

– С такими условиями я смогу мириться. – Казалось, он испытал настоящее облегчение, как если бы решался вопрос о заключении серьезной сделки.

– Подожди, я еще не закончил. Не вижу смысла что-то менять и потом. Так что следи за собой и в остальное время будь осторожен. Просто спроси, свободен ли я вечером или что-то в этом роде. Я пойму, о чем речь. Твоя очередь, выкладывай свои условия.

– По–правде говоря, нет никаких особых условий, кроме одного: «иметь тебя в постели столько, насколько меня хватит».

– Ну, тогда у меня последний пункт. – Я поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. – Я хочу получить доступ к твоей кухне. В любое время суток. – Он расхохотался. Мне же было не до смеха. – Ага, конечно, тебе весело, но не думай, что это лишь мелкая прихоть с моей стороны. Кухня – крайне важный параграф нашего договора, мистер Лавинг.

Он перестал смеяться:

– Хорошо. Кухня твоя. Я бы тебе и так разрешил ею пользоваться, но теперь без оплаты не пущу.

Я тоже усмехнулся:

– Мы можем заняться сексом в кухне.

Тот застонал:

– О нет, не сейчас. Если я и в состоянии передвигаться, то только до джакузи.

Я вскинул брови:

– У тебя есть джакузи?

– Да, у меня есть джакузи.

– Тогда займемся сексом в джакузи. – Я уронил голову ему на плечо. – Позже.

Он поднял одеяло, укрыл нас обоих и удобнее устроил на подушках. По-моему, я начал привыкать к тому, что он меня обнимает. Это должно казаться странным, но почему-то не казалось. Долго лежать в таком положении неудобно – шея точно затечет, – но мне было слишком хорошо.

Трэвис зарылся носом в волосы у меня на макушке, я закрыл глаза и прислушался к ощущениям.

– Жаль, что ты не видел себя с той штукой внутри, – прошептал он, не отрывая губ от моей макушки. – Ты был красив. У меня аж зубы заныли от этого прекрасного зрелища.

И я почувствовал, что правда красив. Измучен, устал, но красив. И не одинок. Больше не одинок.

А потом меня сморил сон, и остаток ночи я проспал на его плече; шея у меня действительно болела. Как и натертая задница. Но боль – ничто, по сравнению с тем, что я получил.

* * *

На следующее утро меня поначалу не покидало чувство неловкости. Нахождение в постели Трэвиса никак не отменяло того, что я работаю на его ранчо и собираюсь смешать работу и секс. Я и вчера ночью об этом не забывал, но все же не настолько противился, чтобы отказаться, потому что на самом деле очень хотел секса с Лавингом.

Лавинг. Трэвис. Было довольно трудно осознать, что я начинаю думать о нем как о Трэвисе. Вот почему я всегда искал партнеров для траха в городе, подальше от места, куда нанимался. И, как правило, никого дважды не выбирал. А теперь подписался на регулярный секс не только с одним и тем же парнем, но и с парнем, который платит мне зарплату.

Хотя бы кухня теперь моя – и то дело.

Потирая затекшую шею, я выскользнул из постели, справил в ванной нужду и спустился голым на первый этаж, чтобы подобрать брошенную там с вечера одежду. Была суббота. Никто из рабочих не выходил ни по субботам, ни по воскресеньям, но я всегда с утра проверял, как там овцы.

Натягивая вещи, я думал о сене, дожде, урожае, почве и об овцах. Но краем глаза невольно поглядывал на кухню и наконец решил, что все это может чуть-чуть подождать. Просто вспомнил, как ночью Лавинг пил кофе, а значит, он должен быть где-то здесь. И направился туда.

Все последнее время ограниченный одной жалкой конфоркой и крошечным холодильником, я как во дворец попал. Да, такой кухней не каждое ранчо могло похвастать. Выложенный толстой серой плиткой пол. Гранитные столешницы, поблескивающие приборы. В раковину свободно влезла бы целая свинья средней упитанности. Добротные шкафы из массивной древесины. Девственно пустые.

Я обнаружил только несколько чашек, тарелок, случайную упаковку лапши с соусом, ну и, конечно, чайные пакетики и кофе в зернах. То, что нужно. Обычно я не лазаю по чужим полкам, но на этот раз не сдержался. Меня так и разбирало любопытство: есть ли здесь хоть что-нибудь съестное. И, ей-богу, во всех шкафах – шаром покати, кроме банки печеных бобов. У меня в кладовке и то больше всякой всячины, чем у него.

Кофеварка на несколько минут вогнала меня в ступор. Дьявольский аппарат предназначался для запуска ядерной ракеты, не иначе – у меня от количества кнопок в глазах зарябило – подумать только, даже кофемолка встроенная. Я, нахмурившись, глядел на это чудо техники. С ней надо было канителиться, а я не люблю канитель. Свежие зерна, разумеется, лучше, но они дорого стоят, и возни с ними не оберешься, а хрень из банки тоже можно пить. Однако кроме упаковки кофейных зерен, наверняка обжаренных в местном магазине, никаких жестянок с растворимым «Фолджерс» нигде не наблюдалось. Канитель. Столько канители из-за кофе.

Но я таки разобрался и вскоре уже варил себе яванский. Замешкался перед холодильником, набираясь духу, и только спустя минуту открыл дверцу: все обстояло именно так, как я и боялся. Яйца, сыра нет. Молоко с истекшим сроком годности. Бутылки с пивом, среди которых затесалась диетическая содовая. В морозилке, погребенные под слоем снега, – мороженое, несколько пакетиков смерзшихся в бесформенные комки овощей да пара стейков. Ну, хоть чем-то можно насытиться, и они единственные оказались завернутыми в плотную пергаментную бумагу. Наверное, ими он и питался, с печеными бобами на гарнир. Овощи, конечно, – тоже еда, но пустая.

Пока готовился кофе, я сунул ноги в ботинки и вышел, чтобы проверить овец.

Причина проблем Лавинга состояла в том, что, желая придерживаться органических технологий, он неизбежно застревал в сопутствующих проблемах. Хотя занимался этим делом давненько и уже должен был уяснить, что недостаточно просто выгнать животных, особенно овец, в поле и смотреть, как те жуют травку. Надо как следует во все вникнуть, подрезать им поврежденные копыта, перегонять на новые места. Я внес много новшеств. Уделял больше внимания копытам, вдвое чаще менял пастбища. Тори хорошо разбирался в содержании крупного рогатого скота, знал, как предупредить неприятности, но овец они с Лавингом оставляли без внимания, пока жареный петух не клюнет, и только потом начинали суетиться.

Вот почему я взял на себя труд каждый день проверять своих подопечных. Они узнавали меня, с удовольствием тянулись к моим карманам за гранулами из люцерны, не слишком заботясь о том, что с ними делают – стригут или осматривают копыта. В общем, я пользовался популярностью.

Заметив у одного барана травму, приманил его шариками корма под ближайший куст, промыл рану и перевязал. Мне хотелось убедить Лавинга проводить скоту профилактику от столбняка и других болезней. Cделав несколько звонков, я удостоверился, что даже с его радением за чистоту, некоторые прививки органическим сертификатом допускаются.

По пути назад я завернул к себе и совершил набег на кладовую. Набив пакет из «Волмарта» продуктами, устремился прямо в кухню, где планировал по-настоящему закатать рукава.

Лавинг уже поднялся и сидел за столом, потягивая кофе. Увидев его, я заколебался. Кажется, мне обрадовались, хотя, если честно, в мои планы не входили свидетели. Выпроваживать хозяина я посчитал грубостью, поэтому просто пожелал ему доброго утра.

Он кивнул в ответ и принялся наблюдать за моими действиями. Я боялся, что меня начнут лапать, но тот оставался на своем месте и, слава богу, никак не комментировал происходящее, только смотрел. Я налил себе кофе и выпил.

– Да ты, как погляжу, не шутил насчет кухни, – сказал Лавинг наконец.

Я кивнул и вернулся к плите.

– Омлет? – спросил он, когда я стал взбивать яйца.

Я снова кивнул:

– На твою долю тоже.

– Спасибо.

Разжиться особо было нечем. Ветчина, сыр, немного лука и перца. Я люблю омлет с беконом, но отложил его для тостов. Наверное, этот бекон не столь великолепен, как на ферме у моих родителей, но бекон – он и в Африке бекон, так же, как и кофе. Однако Лавинг, напротив, думал, что у нас намечается настоящий пир:

– Если бы ты так хорошо не разбирался в овцеводстве, я бы взял тебя поваром, – с набитым ртом проговорил он.

Я кинул на него мрачный взгляд. Что за глупость!

Однако тот уже закусил удила:

– Серьезно, ты не хотел бы заниматься этим чаще? А то я могу устроить тебе кредит в гастрономе.

– Ешь свой бекон, – хмуро отозвался я. Мне не нравилась идея делать для него покупки за его деньги. Вот еще – я ему что, жена? Наверное, зря я включил в договор кухню. Взгляд упал на омлет – пропечённый как надо и не подгорелый. Его ничего не стоило поджарить, когда кругом так просторно и все под рукой, поэтому я решил не заморачиваться, только оставаться настороже, так сказать.

К счастью, Лавинг понял, что я не одобряю направление его мыслей, успокоился и доел. Подобрал с тарелки все до последней чертовой крошки. И даже выгнал меня с кухни, настояв, что посуду вымоет сам. Лучше бы он этого не делал; не находя себе места, я пошел бродить по дому.

Необжитые, пустые комнаты. Мебель стояла лишь в некоторых. В гостиной, где мы накануне удовлетворили первый сексуальный голод, были шикарный кожаный диван, глубокое кресло и телевизор, под ним – радиоприемник, музыкальный центр. Полки с книгами. Камин у противоположной стены, но вот посидеть перед ним не на чем. Пустая столовая, еще одна пустая комната. Подвал отделан, но там валялись только коробки. В другую комнату я не смог войти. Заперто – наверное, там хранились какие-то вещи. Наверху располагались три спальни. Одна принадлежала Лавингу, во второй обнаружилась гостевая кровать, а в третьей – ничего.

Угнетающе, однако.

Зато закрытая терраса просто поражала уютом. Чтобы попасть на нее, надо было пройти через гостиную и пустую комнату. Вот где сразу ощущался настоящий дом. Шезлонг, три стула, кресло-качалка, ковер, картины на стенах, развешенные по всему периметру светильники. Даже растения в кадках.

И джакузи.

Нехилого такого размера. Не знаю, какое количество людей оно могло вместить реально, навскидку примерно человек шесть или больше, если очень постараться. Хотя лично меня нисколько не прельщала перспектива нежиться в джакузи вшестером, пусть и с парнями. Но двоим здесь с лихвой хватило бы места для дополнительных развлечений. Я приподнял один уголок покрытия и заглянул внутрь. Пахнуло хлоркой. Когда я ударился о бортик, темная поверхность воды слегка всколыхнулась. Я представил там нас с Трэвисом и немного возбудился.

– Ну давай, снимай совсем, раз уж начал, – послышалось из-за спины. Я подскочил, и пленка упала на место, но Лавинг подхватил ее и взялся за дело сам. Сложив квадрат за квадратом, убрал и повернулся ко мне.

Я не шевелился, а сердце чуть ускорило ритм. По его глазам без всяких намеков, кредита в магазине и прочего легко читалось, о чем он думает. В моей все еще чувствительной заднице потеплело от волн предвкушения, но член заглушил эти позывы, напоминая, что есть и другие части тела, которые тоже хотят поиграть.

Трэвис указал на воду:

– Раздевайся и залазь.

Член запульсировал в штанах, посылая по позвоночнику сладкий гул.

– Да, сэр.

Я за тридцать секунд выскользнул из одежды и встал посреди ванны, ожидая дальнейших инструкций. Но тот лишь нажал на кнопку, чтобы пустить струи, и махнул рукой:

– Садись и расслабься. Я сейчас. Только кое-что сделаю.

Я примостился в углу, но там потоков оказалось больше, и они с силой били мне прямо в зад, так что пришлось пересесть. В другое время меня это наверняка привело бы в восторг, только не сегодня. Елозя по дну и наблюдая за дверью, я обследовал все джакузи. Тело гудело от томительного ожидания.

Однако я никак не предполагал, что Лавинг вернется с веревкой.

Еще он принес маленькую сумку, но мое основное внимание привлекла веревка. На первый взгляд – обычный нейлоновый бельевой шнур, разве что аккуратно разрезанный на куски, которые, как мне подсказывал опыт, идеально подходили для связывания рук и лодыжек. А раз Трэвис отсутствовал недолго, то достал все из закромов уже готовым к использованию.

– Кажется, кто-то был бойскаутом, – заметил я, кивая на принадлежности.

Он усмехнулся:

– Ага. Хоть я и городской мальчик, но природу всегда любил.

– В Рапид-Сити ты почему-то не захватил этот милый скаутский наборчик, – отозвался я.

Он раскладывал предметы на маленьком столике сбоку, но предусмотрительно передвинул горшок с цветком так, чтобы я не мог видеть, что он там делает.

– Я не беру с собой в разъезды подобные вещи.

– Чтобы вы с Тори случаем не поддались искушению позабавиться, да? – Кажется, я позволил себе лишнее, но уж очень хотелось приоткрыть завесу таинственности.

Лавинг отвлекся и посмотрел на меня:

– Я приехал сюда не один, а с любовником. Мы тогда планировали управлять «Неизвестностью» вместе, но он решил, что у него к этому не достаточно призвания. А мне стало ясно, что мое желание жить на оторванном от мира ранчо в Небраске пересиливает стремление быть с ним.

Рассказывая, он осторожно подбирал слова, и я догадался, что это далеко не вся история, но не торопил события. По тому, как Лавинг говорил, я понял, что он относится ко мне по-особенному, тем более, раз показал свои игрушки и мы трахались прямо в его доме. Не могу сказать с уверенностью, как я все это воспринял, времени на раздумья не было. Я вытянулся у края ванны и постарался отдаться расслабляющему воздействию теплой воды и пузырьков.

Наконец Трэвис управился со своим реквизитом и тоже разделся. Я смотрел шоу, откинувшись назад и свесив руки за бортики; по мере того как его тело обнажалось, гул в моей крови усиливался. Прежде чем присоединиться ко мне, Лавинг взял две веревки.

– Встань и повернись.

Я сделал, как тот велел.

– Наклонись и возьмись за поручень.

По бокам для удобства имелись металлические поручни. Едва только мои ладони ухватились за один из них, как вокруг запястья обвилась веревка и я оказался крепко привязан к поручню. Все произошло так быстро и ловко, что у меня в животе все ухнуло и затрепыхалось.

Закончив с первой рукой, Лавинг взглянул мне в лицо:

– Я не забыл, что для тебя означает слово «нет».

– Ты просто застал меня врасплох, вот и все. В Рапид-Сити я не заметил за тобой подобных увлечений.

– Раньше было дело, но только с одним человеком, и мы в основном устанавливали собственные правила. Не знаю, чего именно хотел бы ты. Я давно этим не занимался. – Он перешел на другую сторону и стал привязывать вторую руку. – Мы… ну… не очень часто так играли. Пару раз возникали напряженные моменты. Так что я не настаиваю.

Он снова посмотрел на меня, но я решительно сверкнул глазами:

– А никто и не говорил «стоп». Ты по любому слишком отличаешься от всех остальных.

Я слишком поздно спохватился, что сморозил глупость, но мое признание задело его гораздо меньше, чем я ожидал.

– Потому что я твой босс?

– Вроде, кто-то говорил, что мой босс Тори, – парировал я. Хотя мне пришлось потрудиться над улучшением его настроения.

Я оказался не готов к тому, что он схватит меня за затылок, дернет назад и накинется на мой рот, будто собрался проглотить. Это было настолько сильно и неожиданно, что я тут же растаял и сразу впустил его язык. Когда Лавинг поднял голову, у меня уже по-настоящему стояло.

Он прихватил зубами мою нижнюю губу:

– Мальчик, сегодня твой босс я.

Его голос отозвался во мне мелкой дрожью:

– Да, мистер Лавинг.

Еще раз укусив, тот пригнулся, подлез под мои руки и сел на скамью как раз между ними. Он взял меня за бедра, а я, оставаясь привязанным к поручням, расставил ноги, чтобы оседлать его. Лавинг рывком опустил меня к себе на колени; глаза с вожделением шарили по моему телу, пальцы блуждали по груди.

– У тебя на лице написана куча вопросов, – произнес он наконец. – Давай, я хочу послушать.

Черт его подери. Опять эти разговоры.

– Вопросов не так уж много, как и того, что мне непонятно, – сказал я. – Например, я не разберусь, то ты весь из себя правильный, то, как теперь, настоящий извращенный ублюдок с сумкой, доверху набитой игрушками и мечтающий запихать ко мне в задницу свой кулак.

Он выглядел почти разочарованным:

– Правда? Тебя так мучит, почему я могу быть и тем и другим? – Его тон безошибочно говорил мне, что он ожидал чего-нибудь поинтереснее.

– Я не совсем это имел в виду, – поспешно возразил я. – То есть, я хочу сказать, что иногда ты создаешь впечатление настоящей невинности. А потом вдруг становишься полной противоположностью. – Я понял, что на самом деле не изменил смысл сказанного. – Ладно, забудь.

Его руки продолжали гладить мою кожу, словно невзначай задевая соски.

– Это одна из причин, по которой я больше не стремился преподавать. А хотел заняться чем-то вроде ранчо, где не нужно подстраиваться под общественные нормы. – Он рассеянно сжал пальцами сосок. – Впрочем, может, я просто неправильно тебя понял. Может, во мне сохранилось слишком много от прошлого. Раньше ведь я очень упорно работал над тем, чтобы никто ничего не заподозрил о моей темной, как я тогда думал, стороне. Я настолько прочно свыкся со своей ролью, что сам частенько себя обманывал. Для меня секс с парнями всегда был жестким, даже в фантазиях. С женой я занимался любовью, как с хрупкой вазой, а в мечтах вжимал в постель мужское тело, впивался ногтями в его плоть, вбиваясь в него членом. Это помогало мне верить, что желать мужчину неправильно и у меня в голове просто выверт.

Мысль о его уязвимости, даже в прошлом, неприятно кольнула.

– Ты все делал правильно, – сказал я. – Да, ты временами бываешь груб и слегка повернут, но в хорошем смысле. Твои игры никогда не переходят черту безопасности. В них можно свободно отпустить себя.

Его глаза потемнели, губы дернулись в улыбке:

– Спасибо. – Руки плавно скользнули вниз вдоль моих боков. – Значит, ты считаешь меня извращенцем?

– Угу, – подтвердил я и слегка потерся об него. Тот резко ущипнул мой сосок, заставив задохнуться.

– Извини. Не расслышал. – Он сжимал пальцы с каждой секундой все сильнее.

Я пытался отдышаться, пока не смог ответить:

– Да, сэр.

Давление чуть ослабло. Свободной рукой Лавинг нежно огладил изгиб моей задницы:

– Поцелуй меня, мальчик.

Я подался вперед и мазнул губами по его губам, но пальцы, теребившие сосок, начали сжиматься снова так, что я охнул и тут же приоткрыл рот, позволив чужому языку проникнуть внутрь. Властные, глубокие, эти поцелуи делали меня мягким и гибким. Еще совсем немного, и я дотянулся бы до Лавинга, но мне и так было чудесно. Наши налитые члены терлись друг о друга, и я жалел, что со связанными руками не могу обхватить их ладонью. А вода лишь добавляла сексуальности, плескаясь вокруг нас, покрывая пеной грудь. Бедрами я ощущал, как волосы на ногах Трэвиса щекочут и покалывают кожу.

Он изменил угол поцелуя и каким-то образом превратил его в нечто совершенно невообразимое, как умеет только он – с широко раскрытым ртом, с губами и языком, – не нахожу слов для описания, но это было жарко. Наши рты неистово набрасывались друг на друга, языки высовывались, переплетаясь в бешенном танце. Губы вообще не смыкались, дыхание тоже смешивалось, и все это в горячей воде и клубах пара. Я чувствовал, что вот-вот воспламенюсь.

Лавинг разорвал поцелуй и прикусил мочку моего уха. Потом, поднырнув под рукой, со всплеском шлепнул меня по заднице, встал и отошел, преспокойно начав рыться в своей сумке.

Я поднялся из воды, чтобы хоть немного остудить тело. Мне пришло в голову, что нам не следовало так резвиться в горячей воде, хотя, по правде сказать, Лавинг не подогревал джакузи до такой степени, как некоторые на моей памяти. Я подергал запястья, проверяя узлы на крепость. Да, из таких без посторонней помощи не выпутаться. Стоило об этом подумать, как по спине пробежала холодная дрожь: если бы на месте Трэвиса был кто-то другой…

Я потряс головой, отгоняя страшную мысль. Про себя я продолжал попытки снова называть его «Лавинг», но бестолку. Он уже прочно укоренился в мозгу как Трэвис – человек, который в момент моего душевного раздрая взял меня с собой на родео, оттрахал так, что я забыл обо всем на свете, потом заставил выговорить его имя, предложил открыть кредит в магазине, привязал меня к джакузи и зацеловал до изнеможения. И я хотел, хотел произнести это имя прямо сейчас, хотел… хотел…

Ошеломленный, я дико вскрикнул и отчаянно забился в путах, не осознавая, что делаю, пока не почувствовал мягкое прикосновение его рук и не услышал успокаивающий шепот. С одной стороны, это только усугубляло мою панику, но с другой – помогало собраться и возвратиться к относительно нормальному состоянию. Тем не менее, когда тот потянулся к узлам, я отрицательно покачал головой:

– Все в порядке. – Хотя я вовсе не был так уверен. Даже испытал неконтролируемое желание встать, одеться и уйти. Проблема состояла в том, что часть меня действительно стремилась убраться. Требовала, чтобы я отказался во всем этом участвовать и поскорее валил отсюда. Прочь, прочь, прочь…

Я опять инстинктивно рванул веревки, но на сей раз, несмотря на мои убедительные заверения, что все в норме, он развязал меня. Я сразу почувствовал облегчение и в тоже время странную обездоленность, словно сейчас здорово облажался. Я не спускал с него глаз, пока тот помогал мне выбраться из ванны, как какому-то немощному калеке, однако, когда мои ноги ступили на пол, я быстро понял, что недалек от этого сравнения. Меня лихорадило, голова кружилась. И, очевидно, горячая вода тут была ни при чем. Я даже испугался своей реакции – вдруг подхватил какую-то болезнь?

Трэвис закутал меня в полотенце и усадил на стул. Сам сел напротив, тоже завернувшись в полотенце:

– Не хочешь объяснить причину такой панической атаки?

Я честно не знал, что сказать. Поэтому просто пожал плечами как ребенок, за что тут же возненавидел себя. Выругался и потянул полотенце наверх, сцепив концы на макушке. Но в тишине мы оставались недолго, несколько минут, не более.

– Веревка?

Я покачал головой, прячась под своим укрытием. Нет. Я знал, что не из-за веревки. Ну, или считал, что знаю, но это не имело никакого чертова значения. Я расстроился, потому что думал о нем как о Трэвисе. Что собирался произнести это вслух.

– Вода? – Я опять мотнул головой. На мгновение повисла тяжелая тишина, потом он осторожно сказал: – Какие-то тюремные воспоминания?

Я быстро сдернул полотенце и вытаращился на него. Он разозлил меня. И напугал.

Лавинг примирительно поднял руки:

– Эй, я лишь навел некоторые справки. Не смотри на меня так, будто я распотрошил ящик с твоим нижним бельем. Я имею право знать, кому выписываю чеки.

Он действительно имел такое право, но от этого на душе стало только паршивее. Я не подтянул полотенце, а начал пристально интересоваться ковролином под моими босыми ногами. Мне не нравилось, что Трэвис узнал о моем заключении. Только не так. Ведь я понятия не имел, что он обо мне думает, что я сделал или не сделал. Хуже того, до меня дошло, что, глядя на то, как я упорно работаю и задавая мне свои вопросы, он все время знал, что разговаривает с человеком, отсидевшим срок. Он должен смотреть на меня не как на трудолюбивого Монро Дэвиса, парня, который хорошо разбирается в овцах, а как на бывшего зека.

Жгучий стыд съедал меня изнутри. Я бросил взгляд сначала на дверь, потом на одежду. Но заметив, что он за мной наблюдает, поспешил закрыть глаза.

Послышался беспомощный вздох:

– Ро, я же разрешил Тори тебя нанять, так? И ни разу не упомянул о твоей отсидке, потому что мне без разницы, преступил ты закон или нет. Сейчас я просто пытаюсь выяснить, что тебя так вывело из равновесия.

Мои руки судорожно сжали полотенце.

– Никакой причины нет. Это точно не хренова тюрьма. Там было не так уж плохо. Просто долго, нудно… и одиноко… вот и все. Я не лгу. И ничего не скрываю. Понятия не имею, с чего вдруг сорвался.

Ну хорошо, конкретно здесь я покривил душой. И, черт возьми, он поймал меня.

– Ро? – В тоне звучала угроза.

Я сглотнул и покачал головой:

– Просто не спрашивай, ладно? Забей. Это не связано с сексом, как ты думаешь, нет никакой душещипательной повести о том, как кто-то причинил мне боль, связав. Это моя тупая голова виновата. – Гнев подступил словно ниоткуда, но я крепко стиснул челюсти и не дал ему вырваться. – Из-за этого я нигде не задерживаюсь надолго и не схожусь… с людьми

К моему удивлению, Лавинг положил руку на мое колено, я вздрогнул, но он слегка погладил меня, и я, сам не зная почему, стих. Поднял взгляд, что было ошибкой, потому немедленно утонул в его глазах – мягких, темных, добрых и уверенных.

– Не уезжай, Ро.

Я снова посмотрел в сторону.

– Мне надо к себе. Меня ждут… дела. – Окунуться, что ли, головой в унитаз и не выныривать, пока не захлебнусь или не приду в чувство?

Он убрал руку, но с явной неохотой. Я поднялся, поплелся к своим вещам, кое как залез в них. Мне так и не удалось обсохнуть, поэтому они упрямо не хотели натягиваться; ну, вы понимаете, о чем я, если когда-нибудь пытались надеть джинсы на мокрое тело. Торопиться не имело смысла. Это было бы глупо, потому что я знал – он ничего со мной не сделает и не остановит, но проблема вовсе не в нем. А в моей голове, как я уже говорил. Мне срочно требовалось где-нибудь спрятаться, чтобы выплеснуть все это.

Остаток выходных я носа не казал из своей квартиры. Всю субботу провалялся в кровати, обнявшись с подушкой и вперившись в экран телевизора невидящими глазами, а в воскресенье сплел около шести браслетов из кожи.

Когда меня что-то сильно тревожит, я плету ожерелья или браслеты, иногда просто длинный шнурок. Я научился этому в церковной школе, когда еще был ребенком, и у меня довольно быстро стало хорошо получаться. Все просили меня сплести им браслеты. Я тогда неделю только и занимался, что плетением. Было классно. Теперь я делаю их, если нужно чем-то занять руки. Когда накопится слишком много, отношу в корзину для благотворительности. Работа очищает мой разум. А в тот день я плел без передышки, но в итоге, как обычно, все-таки добился нужного результата.

Хотя все же не до конца. Зияющая дыра в нутре затянулась не полностью, потому что я хотел остаться. Не хотел уезжать. То есть, уехать хотел, но не так сильно, как остаться. Это нервировало меня. Заставило, озираясь по сторонам, запереть на ночь дверь и спрятать голову под подушку. Не знаю, почему – просто я иначе не мог. И в то же время какой-то слабенький внутренний голосок – совсем как ангельский – нашептывал мне, что я должен остаться и тогда ничего плохого не случится.

Не думаю, что ангел и правда снизошел бы до моей персоны. Я попытался убедить себя, что это, скорее всего, происки хитрого дьявола, но сразу же почувствовал, что ошибаюсь. Голос нес с собой безграничный мир и покой; совсем непохоже на нечистого, который просто не способен на такую искренность.

И я остался.

Глава 5

Остался, но, как следовало ожидать, на сексуальном фронте у нас с Трэвисом снова установилось затишье, а посему шикарная кухня опять оказалась вне моей досягаемости. Трахаться все же хотелось. Однако меня мучили опасения, как бы Лавинг не завел разговор об отношениях, которых я тщательно избегал.

Я давно дал себе зарок, что секс – вещь приятная, но второстепенная, не более. Ну, если уж приспичит – пошел, потрахался и забыл. Так, иногда. Кто-то без сексуальных партнеров жить не может, а кому-то пофиг. То есть, лично мне был вообще никто не нужен, и меня это устраивало. Поняв, что не желаю, чтобы мной кто-то помыкал или выедал мне мозг, я прекратил всякие дружеские посиделки, совместные походы в кино, и стало действительно проще. Ну а после тюрьмы я уже нигде надолго не оседал, никогда ни к чему и ни к кому не привязывался. Ни уз. Ни причин для треволнений. Ни страданий. Ни нависших над головой потрясений.