Текст книги "Круги Данте"

Автор книги: Хавьер Аррибас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 57

Как только Данте вышел на улицу, дверь резко закрылась за его спиной. Так закончилась помощь старого слуги, который должен был теперь возвращаться, облегченно вздыхая, к своему теплому убежищу на кухне. Он слышал, как закрылась решетка где-то в глубине дворца. Данте стоял перед стеной другого дома. Он снова почувствовал вкус горькой доли изгнанника. Он оказался один в опасном месте, без помощи, заплутавший в этих улочках рядом с дворцом, в котором праздновал триумф наместник, которому нужно было задержать поэта, чтобы написать достойный эпилог своей пьесы. Сырые объятия воздуха заставили его закутаться в плащ, он стремился поскорее уйти отсюда, но не знал, куда ему идти. Город был огромной ловушкой, теперь гораздо более опасной. Поэтому он двигался скорее по инерции, не зная точно, какое направление выбрать. Случайность, добрый или злой рок, небесные светила в этот час влияли на судьбу Данте больше, чем его собственные размышления.

Начался дождь, который становился все сильнее. Слабый свет превратился в серый полог. Скоро набрались большие лужи, в которые с силой падали капли, составляя тысячи струй, брызгами отскакивающих от луж. Данте шел между этими лужами, двигаясь пока что в основном на север, не имея никакого плана, кроме желания уйти подальше от дворца. Переливающееся через край небо очищало эти улицы, не так давно залитые кровью. В сущности, вместе с этим дождь отмывал и совесть флорентийцев. Данте чувствовал, что солнце следующего дня осушит остатки вины, позволяя Флоренции утешиться, снова замкнуться в своей гордыне и рабочем однообразии. Поэт остановился и прислонился к стене. Балкон над головой уберегал его от водяных струй. Сердце поэта возбужденно билось, но Данте пытался мыслить ясно. Если его целью был побег, то, чтобы выйти из города, ему следовало искать поддержку у тех, кто вел подпольный образ жизни: контрабандистов, мошенников ― преступников, которые миновали ворота Флоренции легче, чем какой-нибудь честный торговец шерстью. И поэт решил пойти в самое сердце мятежа, на Санта Кроче, где нищета и злодейство были обеими сторонами городской монеты. У него было немного денег, если бы понадобилось купить расположение и помощь, но ему стоило подумать о том, как распорядиться таким скудным состоянием, пообещав, может быть, большую часть отдать в будущем. С другой стороны, чужое корыстолюбие могло предпочесть убить его, чтобы без проволочек завладеть кошельком с небольшим количеством монет.

Данте стряхнул воду с лица и продолжил путь из своего бывшего убежища к улице, где Бенчи основали свои дома. Водяной занавес скрывал его неуклюжие отчаянные движения, но одновременно открывал его на всеобщее обозрение, потому что улицы были пустынными, и это превращало его в странного прохожего. Он осмотрелся по сторонам, но никто больше не пытался соперничать с бурей. Вскоре из-за его спины стали доноситься голоса и стук лошадиных копыт. Повинуясь инстинкту, он снова прижался к стене, желая стать невидимым. В следующий миг из-за угла показались несколько человек: оборванные бродяги бежали как сумасшедшие и поднимали столбы воды на своем пути. Один из них обернулся и бросил два камня во врага, которого Данте еще не мог увидеть. Потом он снова побежал, так быстро, как только мог, присоединившись к остальной группе. Они пронеслись мимо поэта, обрызгав его, но даже не посмотрели на него, будто он не существовал. Поэт содрогнулся от страха, когда наконец стали видны преследователи, а стук копыт стал еще громче. Это было четверо каталонских наемников графа; на плечах у них были арбалеты, в руках ― обнаженные шпаги. Они неслись за бродягами, крепко сжав зубы, их лица были обезображены гневом. Кони скользили, почти плыли по затопленной мостовой или вязли в грязи. Это затрудняло охоту, злило загонщиков и воодушевляло беглецов, которые кричали им что-то оскорбительное издали и убегали по узким улочкам, где было сложно проехать на лошадях.

Данте стоял, объятый паникой. Он боялся, что эти разъяренные воины схватят его, что они обрежут под корень его побег. Поэт молился, чтобы они не обратили на него внимания так же, как те бродяги. Почти так и случилось: всадники тяжело промчались мимо, облив его грязной водой, не забывая о том, кто был их целью и не теряя времени на остановку. Но один из них прицелился в сторону Данте и выпустил в него стрелу, которая просвистела под дождем, подобно хлысту. Поэт отскочил в сторону. Этого было достаточно, чтобы спасти жизнь. Стрела, отскочив от стены, скользнула по его одежде, разорвав бок, который беглец тут же прикрыл. Всадник, напавший на него, даже не повернулся, чтобы посмотреть на результат своего выстрела. Все они исчезли, проскакав бешеным галопом в водяной туман. Они превратились в четыре расплывающиеся фигуры, словно вестники апокалипсиса.

Поэт был испуган: он понял, что во Флоренции идет большая охота. Кровавое убийство невинных людей и жестокое линчевание виновных развязало руки жестокости властей. Граф де Баттифолле воплощал в дело свои слова о подчинении города, он покорял его и укрощал по собственному разумению. Это уже не были просто подозрения Данте. Сорвавшиеся с цепи солдаты имели приказ атаковать мятежников и даже казнить их на месте. Развивающиеся события не слишком отличались от тех черных дней, когда в ноябре 1301 года во Флоренцию вошел Карл де Валуа. Если Данте не был свидетелем того зрелища, то теперь он увидел все воочию. Он пересмотрел свой план. Теперь было не просто трудно встретить на этих небезопасных улицах кого-то, кто мог бы помочь ему, но и, может быть, было вовсе невозможно сохранить собственную шкуру. Те, кто мог бы помочь ему, должны были спрятаться в своих убежищах. И если было трудно найти их, то получить к ним доступ было еще труднее.

Тайные места… «Таверна!» ― подумал он с внезапно проснувшейся надеждой. То жалкое место, которое они посещали с Франческо, давало пристанище большому числу негодяев, так что стоило пойти туда. Данте собрал все свои силы, чтобы добраться до нее. Это был тяжелый и тягостный путь. Он был способен найти таверну, но он не знал, будет ли удача на его стороне, после того как выпущенная стрела чудесным образом пролетела мимо. Он шел так быстро, как мог, все время на север, неизвестность страшила его. Он выбирал улочки, в которых мог избежать встречи с кем-либо. Он преодолел грязные ручьи под ногами. Иногда он слышал ― или думал, что слышал, ― голоса; он принимал гром за звуки погони или барабанный бой. Поэт прятался, если ему казалось, что он различает среди дождя фигуры или далекий блеск факела. Он оборачивался, глядя на темную извилистую улицу, когда слышал вдалеке лай собак, и представлял себе, что это часть отряда, высланного на его поиски. Он несколько раз спотыкался и поскальзывался, падал в воду, опрокинутую с неба на Флоренцию. Оборванный плащ теперь был насквозь мокрым, Данте был похож на мокрого кролика ― таким он видел себя в порыве горечи и боли. Но он продолжал бороться с этим черным путем, который увеличивал боль в груди. Тут он увидел перед собой это место, тревожно пустынное, рядом с площадью Санта Мария Маджоре. Отсюда было совсем близко до того участка на улице Буиа, где скрывался притон, такой желанный для него. На миг Данте показалось, что он обманулся. Теперь, когда он подошел совсем близко, дождь почти закончился, и поэт беспокойно искал вход, напрягая память, а потом он стал нервничать и задыхаться перед тяжелой дверью, темной и с окошечком на уровне глаз. Это была та же самая дверь, тот же дом с закрытыми окнами, сомнений не было. Но одновременно что-то изменилось: он не слышал ни голосов, ни приглушенного шума, которые выдавали присутствие таверны. Несмотря на все это, Данте решил постучать. Никто не откликнулся на его стук. Он продолжал стучать, пока окошечко со скрежетом не открылось.

– Какого черта тебе надо! ― прокричал изнутри хриплый и недовольный голос. Данте заметил пару злобных глаз в окошечке.

– Открой мне! ― ответил он, подражая требовательной наглости Франческо, которая так впечатлила хозяина таверны. ― Мне нужно войти!

– Что ты несешь, ублюдок? У нас ничего нет для нищих, ― проорал с отвращением хозяин таверны. ― Возвращайся в свое болото!

Данте с досадой представил себя в мокрой одежде простолюдина.

– Открой! Я уже был здесь. Я знаю, что у тебя тут таверна, ― настаивал безнадежно поэт. ― Я тебе заплачу.

Трактирщик ответил хриплым смехом и кашлем. Трактирщик кашлял грубо и душераздирающе, прежде чем уйти, он крикнул поэту с презрением:

– Заплатишь мне? Проваливай, нищий, если не хочешь, чтобы я вышел с палкой и отделал тебя!

Потом он закрыл окошко, давая понять, что больше просить нечего. Поэт понял, что внутри дома действительно никого не было. Предусмотрительный и испуганный трактирщик должен был в это трудное время прикрыть свое заведение и отваживать подозрительных посетителей, которые могли скомпрометировать его перед властями. Данте обессиленно прислонился к стене. Его колени подгибались. Сердце колотилось и казалось готовым выскочить из груди, оно агонизировало, готовое распрощаться с его бессмертной душой, так как на горизонте не было никакой другой надежды. Данте чувствовал себя обманутым, смешным шутом, дрожащим от холода, завернутым в саван в виде плаща слуги. Само небо, казалось, смеялось над ним раскатами грома, оно было беспощадным, потому что холодный дождь начался с новой силой. Ему хотелось плакать, омыть свое лицо болью и так излить свою горечь, но слезы, выступившие на его глазах от усталости, были смыты дождем, который смешался с ними и уронил их на землю. Поглощенные лужей, они поплыли вниз по улице как часть большого потока. Поэт представил, как поток равнодушно отнесет их в Арно, смешав с другими пролитыми слезами. Он поднял голову и заметил на улице еще одну фигуру. Поэт протер глаза, чтобы вернее рассмотреть этого человека. Бегство и оборона не входили теперь в его планы. Обессиленный, утомленный дорогой, он мог только рассмотреть того, кто был перед ним. Он стоял лицом к лицу с этим высоким человеком, одетым в темный плащ, с капюшоном на голове. В правой руке человека был обнаженный кинжал, приготовленный для нападения.

– Действительно, с вами непросто, ― сказал человек, и его голос прозвучал странным эхом сквозь шум дождя. ― Особенно учитывая ваше обыкновение менять обличье, ― добавил он шутливо.

– Это я тоже должен был предвидеть, ― ответил Данте с отвращением. ― Кто лучше мог бы выполнить эту работу и так хорошо все завершить?

Он чувствовал себя побежденным, смирившимся со своей участью. Поэт подумал, что его кровь, смешанная со слезами, попадет с этим огромным потоком в реку, которая делит надвое его родину. Он опустил взгляд, отводя глаза от Франческо де Кафферелли.

Глава 58

Франческо снял свой капюшон, не обращая внимания на сильный дождь. Он с любопытством рассматривал усталую и обессиленную фигуру Данте.

– Похититель, охранник и, наконец, палач, ― продолжал поэт беспомощно, с горечью думая о том, что был готов считать этого человека своим другом. ― Прекрасный неожиданный конец этой шутки, в которой главным героем был глупый поэт Данте Алигьери.

Франческо без какого-либо определенного выражения посмотрел на свою правую руку. Казалось, только теперь он понял, чем угрожал ― тем самым кинжалом, которым пролил кровь неудачливого Бирбанте. Медленно он убрал оружие под одежду, машинально вытирая клинок мокрым плащом. Потом он снова уставился на этого внезапно постаревшего человека с опущенной головой, сильно отличавшегося от надменного Данте Алигьери, гордого даже в своих несчастьях, с которым Франческо познакомился несколько дней назад.

– Если граф в чем-то и прав, говоря о вас, так в том, что вы постоянно норовите попасть в переплет, ― неожиданно произнес Франческо.

Поэт поднял голову, взглянув с изумлением и досадой.

– В переплет? ― спросил он, частично возвращая себе потерянную надменность. ― А кинжал ― это символ дружбы?

– Вы могли бы расценить его как средство обороны, ― ответил Франческо. ― Я всегда носил его с собой, когда ходил с вами, и никогда он не причинил вам никакого вреда. Почему вы решили, что теперь будет иначе?

– Тогда почему ты здесь? ― нерешительно спросил Данте. ― Тебе ведь не нужно больше быть моим телохранителем, и нет никакого расследования…

– Возможно, потому что меня тоже интересует ваше нахождение здесь и то, что вы тайком вышли из дворца, подвергнув себя очевидной опасности на улицах. Возможно, потому что я думаю, что вы бежите от чего-то или кого-то.

– А если и так? ― вызывающе спросил поэт. ― И если моя жизнь оказалась в опасности, и именно это заставило меня бежать? Это что-то меняет?

– Если так, ― ответил он просто, ― я искал вас, чтобы помочь.

– Помочь мне против воли своего хозяина?! ― воскликнул поэт и скептически покачал головой.

Франческо стиснул зубы. На его лице напряглись все мускулы, это было почти незаметно под дождем, но Данте знал, что это так. Казалось, ему больно, что его несправедливо подозревают.

– Ты хочешь убедить меня в том, что ничего не знал? ― настаивал Данте, смягчившись. ― Ты хочешь сказать, что ты тоже был невежественной пешкой в этой шахматной партии, которую разыграл граф Баттифолле во Флоренции? В это трудно поверить, Франческо…

Кафферелли еще больше напрягся. Было видно, что его терзает что-то похожее на гнев. Молодой человек чувствовал, что его обманули. Как же хорошо его понимал Данте!

– Я уже однажды говорил вам, что не являюсь духовником графа, ― сухо произнес Франческо. ― А об этом деле я знал столько же, сколько и вы… возможно, даже меньше.

– Все равно, Франческо, ― настаивал поэт, ― что это может изменить? Мессер Гвидо де Баттифолле ― человек, который умеет успокоить совесть верных ему людей.

– Моя верность не предполагает предательства или несправедливости, ― ответил юноша с яростью.

Данте был смущен, он почти открыл рот от удивления. Он остолбенел под дождем, изумление было написано на его лице. Поэт не мог сказать ни слова. Все было так запутанно, так абсурдно непостоянно! Само безрассудство поселилось во Флоренции, пропитало ее жителей. В результате все смешалось: почтенные и мирные горожане за несколько часов сошли с ума и превратились в кровожадных зверей; кроткие кающиеся в действительности оказались не кем иным, как кровавыми убийцами; наместник, чтобы умиротворить мятежный город, сплел заговор, в результате которого во имя общего блага были истреблены невинные. В этом безумном городе ничто не было тем, чем казалось или хотело казаться. Никто не думал вести себя предсказуемо. И в этом абсурдном действии теперь принимал участие даже воспитанник графа де Баттифолле, открыто выступивший против своего хозяина, чтобы помочь поэту. Эта поддержка свалилась на голову Данте неожиданно, подобно дождю, который промочил его до костей. И как своевременно это случилось! Помощь пришла именно тогда, когда поэт был брошен на произвол судьбы. Данте подумал с возрождающейся верой в лучшее, что он не хотел бы иметь другой родины, кроме Флоренции. Франческо стряхнул воду с лица, провел рукой по волосам и посмотрел на небо, словно до сих пор не был уверен в том, что оно находится над его головой.

– Вы можете продолжать мокнуть здесь или принять мою помощь, ― неожиданно сказал он, взяв ситуацию в свои руки.

– Помощь даже в том, чтобы покинуть Флоренцию? ― спросил Данте.

– Да, если это то, чего вы хотите… ― ответил Франческо.

Не ожидая ответа, молодой человек позвал поэта за собой, словно вливая силу в его дрожащие мышцы. Не обращая внимания на усталость, Данте последовал за ним. Идти пришлось недолго, всего пару улочек на север. В маленькой галерее можно было рассмотреть в сумраке силуэты двух человек и трех лошадей. Когда Данте с юношей подошли, люди, дородные и закутанные в плащи, вроде того, что был на Франческо, отступили с лошадями назад и освободили место для спутников. Несмотря на то что они были так укутаны, поэт с удивлением узнал одного из них. Это был Микелоццо, этот крупный грубоватый человек, который был в группе, привезшей поэта во Флоренцию. Данте почувствовал странную радость, словно встретился со старым знакомым. Поэту показалось, что этот человек мимолетно улыбнулся ему ― это можно было принять за приветствие и за знак симпатии. Стало быть, простак Микелоццо не был злопамятен, несмотря на то что Франческо убил его друга и земляка. Он, видимо, понимал смысл решений, которые иногда должен принимать человек: бороться до победы или умереть достойно в той игре, в которой всегда прав победитель. Данте чувствовал смущение, потому что сам не всегда был способен понять Франческо де Каферерелли, который, кроме всего прочего, следил за его безопасностью и был верен себе, спасая поэта.

– Подождите меня здесь, ― сказал Франческо, как только они оба вошли под крышу.

Он направился к своим людям, и Данте был свидетелем их разговора. Это был почти монолог, хотя слов поэт не слышал, и главную партию исполнял Франческо. Без сомнения, подумал поэт, он давал указания или приказания другим. Потом молодой человек стал что-то искать в мешках, привязанных к седлам коней; вытащив темную ткань, с ней в руках он направился снова к поэту.

– Будет лучше, если вы избавитесь от этой одежды, ― сказал он, передавая Данте то, что в итоге оказалось однотонным плащом, вроде тех, что носили он и его люди.

Плащ, плотный и теплый, из хорошей ткани, а главное сухой! Данте тут же надел его; но телу разлилось ощущение тепла и уюта.

– Они вывезут вас из города и доставят в Верону, ― сказал Франческо, имея в виду двух человек, которые ждали в стороне. ― Вы поедете на моем коне. Думаю, что возвращение будет менее тягостным и опасным, чем дорога сюда.

– А ты? Что будешь делать ты? ― спросил Данте, глядя прямо в глаза Франческо, ожидая, может быть, увидеть в них промелькнувшие чувства.

– У меня нет другого города, в который я мог бы уехать, ― ответил юноша спокойно. ― Я переживаю изгнание в собственном городе.

– Как я могу отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал? ― спросил Данте.

– Просто думайте, что я исполняю, что мне поручено, ― ответил Франческо, ― я был ваш им проводником и телохранителем. Возможно, вы были правы, и я просто следую по пути, который сам же выбрал.

Франческо имел в виду тот разговор, который они вели в таверне, куда некоторое время назад не смог попасть Данте.

– И ты можешь быть уверен в том, ― сказал поэт торжественно, ― что твои дела оказывают честь твоему имени и твоему роду. Твой отец может гордиться тобой, наблюдая из небесного града, куда его взял Создатель.

Данте видел, как Франческо беспокойно пошевелился; это было нервное движение, которое поэт расценил как проявление сильного волнения. Теперь, когда все было готово к отъезду, поэт понял, что до этого момента его разум желал побега, потому что был подавлен только плохими представлениями о Флоренции. Им управляли воспоминания, которые оправдывали его презрение и его бегство, его желание никогда больше не возвращаться в родной город. Мучимый негодованием и ужасом, он не был готов к тому, что встретит тут и хороших людей. Честные люди, которые по случайности оказались во вражеском лагере. И этот молодой храбрец, агрессивный, но следующий собственным нравственным законам, этот Франческо де Кафферелли, который принял его с такой враждебностью, оставлял теперь в его душе глубокий след. Данте почувствовал тоску по этому человеку, который превратился в его очень любимого друга и которого он должен был покинуть именно тогда, когда его дух многим хотел поделиться с ним. Поэт ощутил нежность и, не сдерживая себя и не оставаясь каменным под каменным фасадом галереи, он обнял молодого человека, как сына. Франческо не сопротивлялся, и, хотя оставался пассивным, как всегда, стараясь не демонстрировать свои чувства, Данте понял, как высоко молодой человек оценил этот порыв. Отстранившись от юноши, он снова посмотрел в его лицо; спокойствие духа, которое отличало его облик, теперь исчезло. Он колебался, словно боролся с чувствами, которые стремились вырваться наружу. Не расточая слов, Франческо засунул руку под плащ, вытащил лист бумаги, сложенный вдвое, и протянул его поэту.

– Я написал это много лет назад… в начале моей новой жизни в изгнании, ― сказал он со стыдливой робостью. ― Я хочу, чтобы вы сохранили его, и вспоминали обо мне, когда будете брать его в руки…

Данте взял листок и из уважения к юноше спрятал, не прочитав, не попытавшись даже развернуть. Франческо сделал своим людям знак приблизиться. Они помогли поэту сесть в седло, а он, смущенный, был не в состоянии что-либо сказать. Стоя рядом с лошадью, как при обычном расставании, Франческо произнес:

– Удачи, поэт!

Потом его лицо совершенно изменилось, стало необычным: Данте увидел широкую улыбку, открытую и приятную, которая изменила это суровое лицо, сделав Франческо похожим на ребенка. Перед поэтом стоял тот веселый и доверчивый парень, которым он был, наверное, за несколько дней до того, как узнал, что изгнан из родного города. Два его спутника пришпорили лошадей и выскочили под дождь не слишком быстрой рысью. Когда Данте повернулся, Франческо де Каффарелли уже исчез, и сама Флоренция исчезала, расплываясь в воздухе под сильным дождем.