Текст книги "Уничтожить Париж"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Его ищут и часа через два найдут – даже раньше. Не думаю…

Во время непрерывного потока слов Порты я торопливо натягивал одежду. Жаклин внезапно бросилась ко мне, обняла и расплакалась, перебив Порту с его последними, жизненно важными сообщениями.

– Свен! Не уходи! Продолжать сражаться – это безумие. Мы все понимаем, что вы проиграли войну… Останься, я тебя спрячу! Пожалуйста, Свен!

– Не могу, – ответил я. – Я уже объяснил. Предаваться мечтам время от времени не вредно, но нельзя путать их с действительностью.

– Действительность? Что такое действительность? – спросила она, обливаясь слезами. – Кровь, грязь, жестокость и смерть за дело, в которое ты не веришь?

– Да, – ответил я.

Порта, ковырявший в ухе задним концом чайной ложечки, бросил ее на стол и взглянул на меня в искреннем недоумении.

– Чего она выплакивает глаза? У нее есть дом, совершенно целый, так ведь? Достаточно жратвы, достаточно денег, чтобы покупать кофе на черном рынке? – Он с презрением плюнул. – Аж зло берет. Ей надо быть довольной тем, что есть, как думаешь?

– Заткнись или убирайся! – отрывисто сказал я.

Я повернулся к Жаклин, но она отказалась сказать мне «до свидания». Потом вышел, не оглядываясь, с мыслью, что мечты могли бы иногда иметь более приятный конец, но проливать слез по этому поводу не собирался.

Рота уже построилась на деревенской площади, и проскочить незаметно на свое место было невозможно. Генерал-майор Мерсель [46]46
  Из генералов германской армии со схожей фамилией был только генерал-майор Зигфрид Марсель (Siegfried Marseille), который возглавлял 324-ю комендатуру на Восточном фронте. Но он погиб в СССР 29.1.1944. – Прим. ред.


[Закрыть]тут же увидел меня.

– Где был, черт возьми? Думаешь, из-за тебя приостановят войну?

– Не напускайтесь на него так, – попросил Порта. – Если б вы занимались тем же, что и он…

Из строя раздались громкие, непристойные возгласы одобрения. Я состроил донжуанскую улыбку, и генерал взъярился на всех.

– Кончайте галдеж! Это вам что, пантомима? Демонстрация волшебного фонаря? – Ты. – Он снова повернулся ко мне. – Ты арестован! Становись в строй, и чтоб я не видел твоей глупой рожи, пока не потребую к себе… Обер-лейтенант! Быстро очистить площадь!

Генерал сел в свою машину, хлопнул дверцей и скрылся в туче вьющейся пыли. Обер-лейтенант Лёве сдвинул каску на затылок и кивнул мне.

– Стань в строй, паршивый бабник… Рота, смирно! Напра-во!

Он критически оглядел нас, стоящих в строю неподвижно, четкими рядами. В следующую секунду Лёве едва устоял на ногах, когда сто восемьдесят человек в диком беспорядке бросились к ждущим танкам. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы увлечь пьяного Малыша с собой внутрь. Он изъявлял желание ползать с криком вокруг башни, и потребовались усилия троих, чтобы затолкать его вниз головой в люк. Там, к счастью, он заснул; мы притиснули его в угол и забыли о нем.

Двадцать пять «тигров» двинулись из деревни с чудовищным грохотом.

– Прямо, – приказал Старик. – Пока не доедем до главной дороги. Зарядить пушки. Проверить все системы.

С поразительной внезапностью я ощутил острую тоску по той сказочной стране, из которой меня так грубо вытащили. И апатично стал выполнять приказ Старика, нажимать кнопки, проверять оборудование. Мои мысли были заполнены цивилизацией. Женщинами, домами, горячими ваннами и настоящим кофе. Постелями, садами, солями для ванны и сахаром. Нежной плотью и ароматом роз…

– Это мой глаз, чертов болван!

– Извини, – сказал я, убрал палец с глаза Порты и с силой упер его в нужную кнопку.

Я опустил взгляд в темный интерьер танка. Там пахло машинным маслом, горячим металлом, человеческим потом и скверным дыханием. Это была действительность. Хорошая ли, плохая, но действительность. Сладкие мечты о какой-то другой жизни определенно сведут тебя с ума.

Малыш открыл покрасневший глаз, увидел меня и доверительно подался ко мне. Икнул, и от перегара мне стало душно.

– Слушай, Свен! – Он похотливо усмехнулся и ткнул меня пальцем в пах. – Я слышал, чем ты занимался. Какая она, а?

Я приблизил лицо к его лицу.

– Иди знаешь куда!

Когда слева появился тот холм, я неотрывно смотрел в смотровую щель. И был доволен этим последним видом. Жаклин, стоя у изгороди, махала нам рукой.

Когда деревня была еще видна, нам сообщили, что в семистах метрах справа танки противника. Мы приготовились к бою, и я оказался снова безжалостно брошен в гущу действительности. Тревога оказалась ложной – у обочины дороги стоял остов танка с двумя обгорелыми телами под ним, – но это окончательно положило конец моим грезам.

Вскоре наступила ночь, в небе то и дело показывалась из-за туч бледная, призрачная луна. Танки шли вперед, сотрясая дома до оснований. По всему пути люди просыпались от шума, отдергивали занавески; появлялись испуганные глаза, блестевшие в лунном свете. Люди смотрели, куда мы движемся, кто мы такие – как узнать наверняка в конце войны? Это могли быть как друзья, так и враги – американцы или немцы.

Три батальона тяжелых танков шли через тьму, чтобы застать англичан врасплох. Грохочущие «тигры» занимали дорогу во всю ширину. Из выхлопных труб вылетали метровые вспышки яркого пламени. Рокот моторов гремел в ночной тишине; в нескольких домах, когда мы проезжали, вылетели стекла. Некоторые строения пострадали еще больше: они стояли на пути, поэтому были попросту разрушены.

– Приди, приди, приди, о Смерть, – бодро напевал Легионер за перископом.

Малыш содрогнулся и обратился к Порте:

– Меня дрожь пробирает. Есть что-то выпить?

Порта великодушно протянул ему бутылку наилучшего шнапса, которую недавно стащил на одном из продовольственных складов. Изначально шнапс предназначался какому-то командиру дивизии, но, к несчастью для него, Порта появился там первым. По словам Порты, он чуял спиртное за несколько километров и шел на запах.

Малыш, набросившись на шнапс, как и на все прочее, с жаром и смаком, вылакал полбутылки. Потом рыгнул, плюнул в смотровую щель против ветра, получил все обратно в лицо, злобно выругался и утер лицо промасленной тряпкой. Наши поездки обычно оживлялись такими мелкими курьезами.

Мы ехали час за часом к позициям противника. Теперь все чаще попадались следы войны. Сгоревшие машины, остовы танков, английских и немецких, обгорелые трупы на них и под ними. На обочине валялась целая колонна пехотинцев в причудливых позах смерти.

– Поработали «джабо» [47]47
  От нем. Jagdbomber – охотник-бомбардировщик (штурмовик). – Прим. авт. По-немецки правильнее будет звучать «йабо». – Прим. ред.


[Закрыть], – равнодушно сказал Порта.

Эти зрелища нас не трогали: мы на них уже насмотрелись.

– Помните старую песню танкистов, которую одно время передавали по радио? – неожиданно спросил Барселона непонятно с какой стати.

Он повернулся к нам и негромко запел песню, которую мы все часто слышали в сороковом году. Слова ее теперь казались не особенно уместными:

 
Сотня танков несется вперед грозным строем,
Шельда, Рейн и Маас позади!
Слава фюрера черным гусарам-героям,
Что французов идут покорить!
И под крики «ура!», что грохочут прибоем,
Танки мчат, и вокруг все дрожит!
 

Банальная – в лучшие времена – песенка теперь казалась совершенно нелепой. В нашем танке и в других раздался презрительный смех: радио мы оставили включенным, и вся колонна наслаждалась ностальгическими воспоминаниями Барселоны.

– Заткнитесь! – раздался по радио хриплый голос Хайде. – Что это с вами, тупые охламоны? Сейчас не время для таких вещей!

Бедняга Хайде! Он слишком тяжело воспринимал ход войны. Все остальные смеялись до одури. Сотня танков и черные гусары фюрера больше не мчались под крики «ура!», а отчаянно вели арьергардный бой против наступающего противника.

Наш смех оборвался при виде бредущей по обочине странной, беспорядочной группы. Я не мог понять, кто это. Может, пленные? Нет, пленных не охраняли бы монахини; внезапно я увидел, что причудливые, похожие на летучих мышей, носящиеся туда-сюда женщины исполняют роль медсестер и тщетно пытаются восстановить порядок в своей группе. Кто в ней? Я сощурился за темными стеклами очков.

– Это сумасшедшие! – прошептал мне на ухо Малыш. – Психи из дурдома!

Он был совершенно прав: психиатрическую больницу возле Кана эвакуировали, и появление длинной колонны танков вызвало панику среди без того сумбурно ведших себя пациентов. Они метались во все стороны; одни хлопали в ладоши и улыбались, другие бесились и выли, как дикие звери. Некоторые безучастно стояли посреди дороги, вяло поводя головами и свесив руки. Один несчастный идиот бросился под танк и был раздавлен. Монахини отчаянно вопили, вскидывая руки, но безумная толпа, казалось, стремилась покончить с собой. Внезапно из темноты угрожающе направился к нам врач в белом халате.

– Остановитесь! – крикнул Старик, предвидя несчастье. – Ради Бога, остановитесь!

Радио оставалось включенным. Приказ услышали три батальона, и вся колонна танков медленно остановилась. Почти сразу же мимо нас пронеслась машина генерала Мерселя, заставляя монахинь и сумасшедших бросаться в кювет. По радио раздался его яростный голос:

– Какой кретин приказал остановиться? Кто бы он ни был, его ждет трибунал за эту преступную глупость! Возобновить движение, мы ни из-за кого не останавливаемся!

С мучительным скрежетом тяжелые танки тронулись снова. Один проехал прямо через группу сумасшедших. Механик-водитель, очевидно, перепугался, потерял над собой контроль, и тяжелая машина встала посреди дороги, заставив нас вновь остановиться. Раздавленные тела лежали по обе стороны совершившего наезд танка. Одна старая монахиня неистово бросилась к нему и заколотила кулаками по броне.

– Убийцы! Все вы убийцы и больше никто!

На нее не обращали внимания. Генеральская машина со сварливым скрежетом тормозов остановилась; Мерсель, грозный, ужасный в гневе, высунул из окошка голову. На правом глазу неприятно поблескивала черная повязка.

– Этому идиоту нельзя доверять игрушечную машину, не то что танк! Посадите за рычаги кого-то другого, черт возьми! А что касается тебя, – он свирепо посмотрел на злополучного лейтенанта, нервозно поднимавшегося из люка, – с тобой разберемся попозже! Надо ж оказаться таким непроходимым глупцом… – Тут, к счастью, ему не хватило слов. Он повернулся к нам и жестом велел колонне двигаться дальше. – Вперед и без остановки! Мне плевать, если вы увидите самого Христа, идущего по дороге; мы ни из-за кого не останавливаемся – совершенно ни из-за кого! Ясно? Если кто окажется на дороге – сам виноват. Впредь будет осторожнее.

Тут – до того, как генеральская машина тронулась – появилось несколько машин с красными крестами, безуспешно пытавшихся обогнать нас. Несмотря на их требование дороги, мы стояли неподвижно и вынудили их съехать в кювет. «Тигры» ни из-за кого не останавливаются; «тигры» никому не уступают дороги.

Мимо нас пробежал лейтенант-пехотинец, за ним следовал офицер из полевой жандармерии, чей значок-полумесяц зловеще блестел в темноте [48]48
  Имеется в виду горжет в форме полумесяца, который фельджандармы носили на шее. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он выхватил револьвер и, казалось, моментально утерял способность к цивилизованным формам разговора. Я услышал, как он орет на ходу:

– Это вредительство! Кое-кто за него поплатится! Какой болван командует этим сборищем идиотов?

Он был очень уверен в себе. Люди, носившие форму полевой жандармерии, обычно не боялись ни человека, ни дьявола, ни даже самого фюрера. Обыкновенный генерал был для них легкой добычей. К счастью, обыкновенным генералом Мерсель не был. Он тоже не испытывал страха ни перед человеком, ни перед самим дьяволом, и думаю, к фюреру особого почтения тоже не питал.

– «Тигры»! – раскатился вдоль колонны его громовой голос. – Я отдал приказ: возобновить движение! Мы ни из-за кого не останавливаемся! А что до тебя, – он повернулся к тем двоим, оттолкнул жандарма и обратился к лейтенанту, – советую убрать с дороги свои жалкие инвалидные коляски, если не хочешь, чтобы их раздавили. К тому же, – добавил он, – возвращайся назад по кювету. Думаю, выяснишь, что так безопаснее.

«Тигры» покатили вперед. Немного проехав, мы нагнали еще одну колонну людей, почти столь же причудливую, как сумасшедшие из Кана. Прежде всего, на всех была форма немецкой армии, но состояла колонна из половины народов Европы. Там были русские, украинцы, боснийцы из мусульманской дивизии, эльзасцы, венгры, поляки, итальянцы. Мало того, у всей колонны в ее многонациональном сознании была явно всего одна мысль – бегство. Они беспорядочно бросились к нам со странной смесью страха и решимости. Мы подняли веселый шум, когда авангард этой бегущей толпы пронесся мимо нас.

– Немецкая армия! – злорадно заорал Порта. – Да благословит ее Бог! Если б только Адольф мог это видеть… – Указал на быстро бегущую группу солдат из десантного полка. – Если б только это мог видеть Герман [49]49
  Имеется в виду Геринг. – Прим. пер.


[Закрыть]!

– Может ли быть, – весьма напыщенно спросил Барселона, – что мы проигрываем войну?

– Ни в коем случае! – крикнул Порта.

Наш хохот звучал в танке безумно.

– Эй! – крикнул, выглянув снова, Старик. Это кто нас нагоняет?

То был кавалерийский отряд. Всадники налетели яростным галопом, грозили саблями дезертирам и рассыпались широкой лавой, чтобы окружить всех. По красным воротникам мы узнали в них казаков-власовцев [50]50
  «Гитлер… в сентябре 1943 распорядился разоружить все добровольческие части и отправить их в угольные шахты, затем переменил: перевести добровольческие части на Атлантический вал, против союзников». Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. М.: Инком НВ, 1991. С. 181. – Прим. пер.


[Закрыть], мастеров таких дел. Они неслись как демоны, стоя в стременах; ноздри их маленьких, сильных лошадей были в пене. Раздались резкие команды по-русски, засверкали сабли. За несколько минут казаки с дикими криками окружили всю колонну. Некоторые из них спешивались, врывались в мятущуюся гущу тел и рубили направо и налево, пока мы не увидели в отдалении реки крови. Никто из дезертиров не оказывал сопротивления. Может, были чересчур перепуганы, может, побросали оружие в начале панического бегства.

Продолжать двигаться «тиграм» было невозможно. Мы наблюдали эту сцену с отвращением и ненавистью. Только такой жестокости и можно было ожидать от казаков. На наш взгляд, немецкая армия могла бы вполне обойтись без их помощи. Мы видели, как офицер из полевой жандармерии похлопал по плечу русского командира, очевидно, поздравляя с хорошо выполненной работой, и наш гнев тут же возрос. Многие русские повели коней к протекавшей неподалеку речушке и теперь, лежа на животах, пили воду бок о бок с ними. Зрелище было не особенно удивительным, в казачьих полках человек и конь – ровня.

Танки были вынуждены временно остановиться. Теперь казаки шли к нам, их маленькие черные глаза безумно блестели. Один, крепко сложенный, с лычками на погонах, остановился у нашего «тигра». От него несло перегаром. Сабля у него была в ножнах, нагайка в руке.

– Привет, господа!

Он поднял на нас взгляд и засмеялся. Я чувствовал, как мои друзья пышут ненавистью.

– Эй, товарищ! – Порта внезапно подался к нему. – Тебе когда-нибудь предсказывали будущее?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я предсказатель. Хочешь, предскажу?

– Зачем?

Порта пожал плечами.

– Оно может быть любопытным.

– Почему? – спросил русский с присущей им приводящей в бешенство флегматичностью.

– Боишься? – язвительно усмехнулся Порта. – Ничего удивительного. Многие боятся. Не смеют взглянуть правде в лицо – вдруг она окажется неприятной.

Казак нахмурился. Подошел поближе и протянул широкую, короткопалую ладонь.

– Я не боюсь. Но .знать будущее не всегда приятно.

– Поглядим.

Порта схватил его руку и крепко держал, пока казак ее не отдернул; на лице нашего остряка появилось выражение, как мне казалось, полнейшего слабоумия. Видимо, недалекий казак и воспринимал его таким, но он, разумеется, не знал Порту так, как я.

– Гммм… э… ммм… Да! Мне все ясно. – Порта задумчиво пососал единственный зуб. – Ты был ефрейтором у дядюшки Сталина, верно? Носил каску с красной звездой. Верно? И нес службу в гарнизоне в… Майкопе. Я прав?

Казак кивнул, челюсть его отвисла. Эту удачную догадку мог бы сделать любой, воевавший на Восточном фронте и встречавший столько казаков на немецкой службе, сколько мы, но начальный успех Порты собрал небольшую группу удивленных русских; они хмурились, в глазах поблескивало смутное опасение.

– Вот, видишь! Я прав! – торжествующе сказал Порта.

Казак перекрестился и хотел отнять руку, но Порта ее крепко держал.

– Погоди! Я скажу, что вижу у тебя в будущем… Вижу пыльную дорогу, никуда не ведущую и тянущуюся без конца… Ни махорки, ни воды, ни пищи… Длинную колонну людей в такой же форме, как ты… все они из власовской армии. Ага, вот оно! Хватит у тебя мужества выслушать правду? – Он взглянул на стоявшего внизу казака и затараторил, пока его не остановили. – Я вижу многих американских генералов, сидящих за столом со многими русскими генералами. Они пьют виски… и водку… курят большие сигары… Вот они подписывают документы и обмениваются рукопожатиями. – Порта зажмурился, словно в безмерном страдании. – Вижу еще кое-что! Адольф пал, и казаков возвращают на родину… Вижу… вижу… – Порта издал громкий мучительный вопль. – Товарищ! Ты, конечно, знаешь, что такое Дальстрой [51]51
  Распространенное название Государственного треста по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы, образованного 13.11.1931. В октябре 1932 г. район деятельности Дальстроя был выделен в самостоятельную территорию, входившую в Дальневосточный край. Одна из самых печально известных систем советских исправительно-трудовых учреждений. – Прим. ред.


[Закрыть]? Ну, вот… – Он кивнул с глубокомысленным удовлетворением. – Вот что, товарищ, я вижу! Хорошего мало, а?

Казак вырвал руку и отскочил назад, в его лице смешались ярость и сомнение. Прошипел что-то по-русски так быстро, что я не успел разобрать, но тут Малыш спрыгнул с танка прямо на него. Потом поднял громадной лапищей и затряс.

– Грязный русский крестьянин, смени тон, а то я погоню тебя до полпути на Дальстрой твоей же нагайкой!

Снова поток русских слов. Явно брань, почти наверняка непристойная. Когда дело доходит до сквернословия, ни один язык не сравнится с русским. Изучить его стоит уже хотя бы ради этого.

Малыш только усмехнулся и презрительно отшвырнул казака. Тот бросился к своей лошади, вскочил в седло и поскакал вслед за товарищами, которые благоразумно исчезли, едва услышав слово «Дальстрой». Обернулся, угрожающе взмахнул саблей, выкрикнул в нашу сторону еще несколько ругательств, но на Малыша это ничуть не подействовало.

– Проваливайте, грязные крестьяне! – прокричал он.

Казачий полк, гнавший неудачников-дезертиров, постепенно скрылся вдали, и к нашему танку подошел лейтенант Лёве, выражавший всем своим видом неодобрение.

– Обер-ефрейтор Порта, я не разрешаю своим подчиненным дурачить наших союзников… особенно если это добровольные союзники. Один из русских офицеров только что пожаловался мне на тебя.

– Прошу прощения, – с самым серьезным видом сказал Порта. – Этот человек захотел, чтобы ему предсказали будущее; я предсказал, вот и все.

– О? Не знал, что ты обладаешь даром ясновидения. Что же ты сказал ему?

– Только правду, – ответил уязвленный Порта.

– Какую?

– Что он окончит свои дни на родине, томясь в Дальстрое. Это мог бы предсказать любой дурак.

– Хоть бы изредка держал на привязи свой болтливый язык, – раздраженно сказал Лёве. – Ты сам скоро окажешься в Дальстрое, если не побережешься как следует!

– Да, очень может быть, – согласился, вздохнув, Порта.

Явно недовольный лейтенант ушел. Колонна тронулась снова, ее сопровождало уханье сов в недалеком лесу. Ночь кончалась, переходила в туманное утро. Мы в танке готовили завтрак – заваривали эрзац-кофе на спиртовке с риском загореться и взорвать «тигр». Нарезали на ломти жесткий кирпич хлеба, считавшийся в армии буханкой, и чтобы сделать его более съедобным, намазали свекольным джемом, который Порта прихватил вместе со шнапсом.

Наконец наступил день, серый, неприятный. Колонна на время остановилась. Откуда-то появился полк гренадеров, все они непристойно ругались и были в отвратительном настроении. Установили зенитную батарею. Порта подлил масла в огонь, язвительно упрекая зенитчиков, что они не смогут даже с пяти метров попасть в находящийся на земле строй бомбардировщиков. К счастью, до того, как могла начаться драка, нам снова приказали трогаться в путь.

Тяжелые «тигры» протестующе скрежетали, двигаясь впритык друг за другом. В небе появились два самолета противника, сбросили на колонну, не целясь, несколько бомб и улетели совершенно невредимыми, несмотря на яростный зенитный огонь.

Наконец мы достигли заданных позиций. Поступил сигнал к атаке [52]52
  Здесь и далее: автор в очередной раз «геройствует», допуская массу преувеличений. Особенно это касается всего, связанного с уничтожением вражеских танков. – Прим. ред.


[Закрыть]. «Тигры» построились в боевой порядок, вновь став убийцами. Под каждым камнем, за каждым кустом, каждым деревом, в каждой складке местности неосторожных поджидала смерть в виде танков и гранатометов, пушек, магнитных мин и огнеметов. Мы видели в перископ вражеские позиции. Для пехотинцев полномасштабная атака тяжелыми танками – сущее зверство, и наблюдатели противника следили за нами давно. Снаряды уже сыпались на нас градом, но мы шли вперед со скоростью сорок километров в час, и ничто не могло остановить эту атаку.

– Закрыть люки, – приказал Старик. – Башню чуть вправо. Расстояние семьсот метров. Тщательно замаскированное противотанковое орудие.

Передо мной плясали черточки и квадратики. Старик похлопал меня по плечу.

– Обнаружил?

– Нет еще. Вижу только несколько кустов и груду развалин.

– Там оно и установлено, – сурово сказал Старик.

Внезапная дульная вспышка открыла местонахождение замаскированного орудия. Снаряд пролетел в нескольких сантиметрах от нас. Я вновь торопливо принялся за дело, цифры задергались, запрыгали: шестьсот метров, шестьсот пятьдесят… точки сошлись, линзы прояснились.

– Стреляй, – нервозно сказал Старик.

Я выстрелил. Волна сжатого воздуха ударила нас, словно кулак, раскаленная гильза упала на пол. Щелчок, и пушка вновь готова к действию. Но сейчас в ней не было нужды: в воздух полетели обломки, и мы поняли, что снаряд попал в цель. Противотанковое орудие вышло из строя; то, что могло от него остаться, быстро оказалось размятым нашими гусеницами.

– Башню вправо! Расстояние пятьсот метров. Огонь прямой наводкой.

Мотор заревел, башня повернулась, и я сразу увидел цель: «черчилли», их легко было узнать по длинному корпусу и низкой башне. Танков было шесть, они стояли в ряд один за другим.

Мы остановились. На ходу ведут огонь только неопытные новички, и элемент быстроты был очень важен, чтобы полностью использовать преимущество положения. Стоящий танк представляет собой, так сказать, сидящую утку. Малыш открыл одну из боковых панелей, чтобы наблюдать за происходящим, но Старик тут же рявкнул на него:

– Закрой сейчас же!

– Не нужно паниковать, – спокойно ответил Малыш. – И, пожалуйста, не забывай, что я обер-ефрейтор, становой хребет немецкой армии.

Старик выругался и обратился ко мне, как к более податливому:

– Первым делом подбей последний, затем стреляй по первому. Ясно? … Огонь!

Из длинного ствола вырвался язык пламени; я успел увидеть, как «черчилль» пошатнулся от удара. Потом я повернул башню и выстрелил в находившийся во главе колонны танк. На сей раз я с удовольствием увидел, как весь танк взлетел в воздух осколками металла.

– Сменить позицию!

Порта отъехал задом в углубление, я навел на оставшиеся четыре «черчилля» перископ. Выбрал один из них, прицелился и выстрелил. На сей раз я оказался не столь удачлив – снаряд отскочил от башни. Английские танкисты, должно быть, пережили несколько очень неприятных секунд, после которых стали открывать люки и выпрыгивать. Хайде тут же скосил их из пулемета, и по нам дали ответный залп. Снаряды, к счастью, не долетели, но Малыш снова укрылся в танке, утирая пот со лба.

Я навел перископ на следующий «черчилль». Длинный снаряд попал в цель, однако танк остался на месте. Я пришел в недоумение, потом увидел поднимающуюся от него тонкую, белую спираль дыма. Через несколько секунд раздался взрыв. Изнутри взметнулось пламя и заплясало, жадно ища все, что может гореть.

– Сменить позицию! Через развалины! Башню вправо. Расстояние триста метров… Огонь!

Оставшиеся два «черчилля» оказались легкой добычей. Малыш то и дело порывался выскочить из танка и нарисовать на башне шесть колец победы. Видеть гнев Старика было жутко, но Малыш не имел понятия о дисциплине, и угрозы были пустым сотрясением воздуха. Он и Порта, очевидно, были рекордсменами по части нарушений.

Позади нас открыла огонь полевая артиллерия, мы находились под его прикрытием. Противник прочесывал всю позицию № 109, канадские пехотинцы фанатично сражались всем, что попадется под руку. Один сержант даже швырял в нас камнями за отсутствием чего-то более смертоносного.

Мы, как обычно, совершенно утратили чувство времени. Не имели понятия, ведем ли бой один час или двенадцать. Он всегда казался нескончаемым. Однако наконец все кончилось, для «тигров» наступила долгожданная остановка, и нас окутала странная тишина. Слышалось только потрескивание пламени.

Мы скованно спустились на землю, горло и легкие у нас саднило от дыма. Порта с угольно-черным лицом почти сразу же обнаружил неподалеку многообещающие развалины. Возможно, утрем это был населенный дом: теперь он представлял собой груду битых кирпичей и обугленных балок. Но Порта зашагал к ней так оживленно, словно это был отель «Риц» – и уверенность его, как всегда, оправдалась. В том, что касалось еды и выпивки, интуиция никогда его не подводила: через несколько минут он вернулся с полными руками жестяных баночек с пивом. Бросил их со стуком и лязгом к нашим ногам, затем, не переводя дыхания, побежал обратно и крикнул на ходу:

– Там его целый ящик! Это пиво победы, и, поверьте, отличная штука… Я уже выпил литр!

Малыш издал победный клич и побежал вслед за Портой. Они вдвоем принесли этот ящик; однако прежде, чем мы успели насладиться их добычей, какой-то безмозглый любитель пострелять взрыл землю у наших ног пулеметной очередью.

– Гады! – крикнул Малыш, когда мы бросились в укрытие.

Хайде выдернул чеку гранаты и бросил ее через гребень холма в неизвестного стрелка. Почти сразу же после взрыва на гребне появился человек в хаки, помедлил секунду, потом покатился к нам, оказавшись возле нас уже мертвым. Видимо, он был один, потому что нас больше не тревожили. К сожалению, перед смертью он причинил нам максимальный ущерб: драгоценные банки с пивом были продырявлены пулями, и оно у нас на глазах впитывалось в землю. Порта подошел к ящику и злобно пнул его.

– Проклятая война! – прорычал он.