Текст книги "Уничтожить Париж"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Лейтенант Брандт напряг мышцы. И прыгнул. Разрывающий барабанные перепонки взрыв заглушил колокольный звон. Взметнулся язык пламени… Мы бросились вперед. Клаусу оторвало обе ноги. Одна лежала рядом с ним, другая улетела Бог весть куда. Все его тело было в ожогах, но он все-таки пребывал в сознании.

Старик сразу же сделал ему укол морфия. Мы с Портой наложили жгуты на кровоточащие культи. Мундир его был изорван, пахло горелой плотью. Клаус сжимал, сколько мог, зубы, но потом боль стала невыносимой, и его мучительные вопли смешались с веселым перезвоном.

– Еще морфия! – крикнул Малыш, очнувшийся после удара Порты.

– Больше нет, – негромко ответил Старик.

Малыш напустился на него:

– Что это, черт возьми, значит – нет?

Пауза.

– То, что говорю, – ответил Старик, раздраженно отбросив шприц. – Нет больше морфия.

Что могли мы поделать? Ничего. Только сидеть возле лейтенанта и мучиться вместе с ним. Кто-то вставил сигарету в его уже посиневшие губы.

– Все будет хорошо…

– Полежишь в госпитале…

– Ты не умрешь, это конец войны…

– Все будет хорошо, когда донесем тебя до базы…

– Слышишь колокола? Это конец войны!

Конец войны… Вскоре настал и конец жизни нашего лейтенанта. Он умер меньше чем через минуту, и мы пошли по минному полю по своим следам, между белыми вехами, которые он помогал устанавливать, неся его на плечах; похоронная процессия под торжествующий звон колоколов. Малыш шел первым. Порта замыкал колонну, играя печальную мелодию на своей флейте. Называлась мелодия «Полет диких лебедей»; она была одной из тех, которые Клаус любил больше всего.

3

Русский лейтенант Гаранин из Четыреста тридцать девятого Восточного батальона сделал со своим взводом татар [22]22
  Видимо, автор имеет в виду части власовской армии. Но 439-й Восточный батальон был корпусным и во власовскую армию не входил. – Прим. ред.


[Закрыть]поразительную находку: в американской машине вместе с тремя мертвыми офицерами лежал набитый бумагами портфель. Гаранин сразу же схватил его и помчался к командиру роты; тот так же быстро решил, что разбираться с документами следует генералу Марксу, командующему Восемьдесят четвертой армией [23]23
  Генерал артиллерии Эрих Маркс командовал 84-м армейским корпусом; на этом посту он и погиб 19.7.1944 близ Сент-Ло, в Нормандии. Кстати, именно он разрабатывал в 1940 г. основные положения плана «Барбаросса». – Прим. ред.


[Закрыть]. Поэтому оба офицера отправились к генералу, прихватив драгоценный портфель.

Генерал сразу же оценил находку Гаранина и, не теряя времени, сообщил о ней в штаб Восьмой армии. Там, к его удивлению и негодованию, рассмеялись и сказали, что он несет чушь [24]24
  Любой на их месте также рассмеялся бы и послал Маркса куда подальше: 8-я армия в это время вела упорные бои на Украине, отходя с боями на Запад, и никакого дела до Франции ей не было. 84-й же корпус входил в состав 7-й армии. – Прим. ред.


[Закрыть]. Разгневанный генерал был способен лишь сидеть, кипя от злости; адъютант тактично встал рядом с ним и сам стал просматривать содержимое злосчастного портфеля. Оба были твердо убеждены, что документы подлинные.

– Герр генерал, не считаете, что секретная служба…

Генерал считал. Секретная служба должна быть немедленно поставлена в известность. Документы, вне всякого сомнения, были чрезвычайной важности. Затем он связался с генерал-фельдмаршалом Рундштедтом [25]25
  В 1942—1945 гг. начальник штаба западной группы войск. – Прим. ред.


[Закрыть]и сообщил, что у него, генерала Маркса, есть совершенно секретные планы вторжения союзников в Нормандию. Планы недвусмысленно подтверждали истину того, что до сих пор было лишь догадкой: недавняя высадка представляла собой лишь прелюдию к полномасштабному вторжению, которое все прогнозировали в течение последних четырех лет.

– Ерунда! – завопил фон Рундштедт и швырнул трубку.

Генерал-фельдмаршал был непреклонен. Эти планы – фальшивка. Умышленная подделка. Подброшенная, чтобы достаться в руки такому легковерному болвану, как генерал Маркс. Если на то пошло, сами высадки имели цель ввести в заблуждение. У фон Рундштедта были свои взгляды на этот предмет. Разумеется, союзники планировали вторжение, это знал любой идиот, но высадки в Нормандии не были прелюдией к нему. Они проводились как тщательно продуманный отвлекающий маневр.

– Снять генерала Маркса с должности! – раздраженно приказал фон Рундштедт. – Он идиот, фантазер и не вправе командовать армией. К черту его.

ГОЛГОФА

Стояла ночь. Мы возвращались тремя колоннами по главной дороге на позицию № 112. Сырой туман Северного моря забирался нам в горло, под одежду, проникал до самых костей. Мы шли в хвосте одной из колонн. Авангард давно скрылся в тумане. Его существование мы просто принимали на веру.

Порта на сей раз не вел речь о еде. Он возвратился ко второй теме своих разговоров и рассказывал одну из бесконечных историй о шлюхах. Старик, замыкая колонну, флегматично шел, втянув голову в плечи; из уголка рта торчала неизменная трубка, каска свисала на подбородочном ремешке с винтовки. Мы всегда называли его Стариком. С самого начала. На самом деле он был фельдфебелем Вилли Байером, командиром нашего отделения. По армейским представлениям, он не был идеальным солдатом: сапоги его были велики на два размера, мундир – потрепанным, щеки покрывала недельная щетина; зато он был лучшим командиром отделения, какого я знал.

Мы свернули с дороги и пошли по тому, что, видимо, несколько дней назад было довольно обширным лесом. Но теперь деревья были повалены, земля изрыта танковыми гусеницами; повсюду землю густо устилали подбитые танки, брошенные джипы, опрокинутые грузовики. Не менее густо лежали груды человеческих тел.

– Господи, сколько же убитых! – пробормотал Малыш, впервые в жизни испытывая почти благоговейный ужас.

Порта сострадательно прервал на секунду рассказ о шлюхах.

– Крупнокалиберные снаряды, – сказал он.

– Это новый тип минометных мин, – возразил Хайде, всегда бывший в курсе последних новостей. – Они испаряют мундир и сжигают человека.

– О, превосходно! – сказал, захлопав в ладоши, Порта. – Жду не дождусь, чтобы испытать это на себе.

Действительно, обожженных тел на земле было много. Были и другие бросавшие в дрожь зрелища. У древесного ствола стоял голый парень без ног. Оторванные руки и ноги валялись повсюду. Малыш наткнулся на оторванную голову, все еще в каске, и с силой пнул ее, словно футбольный мяч. Легионер, обычно самый невпечатлительный из нас, прижал руку ко рту и отвернулся.

– От некоторых вещей, – сказал он, – меня выворачивает наизнанку. Зрелище катящейся по земле человеческой головы – одна из них.

– Здесь как в мясной лавке, – заметил Грегор, чье воображение отправилось в полет. – Разделанное мясо висит повсюду.

– По-моему, больше похоже на адскую кухню, – сказал Порта. – Держу пари, лежащего здесь жареного мяса хватит, чтобы целую неделю кормить половину немецкой армии.

– Заткни свою грязную пасть! – неожиданно рявкнул Старик.

Мы смущенно умолкли. Внезапно, едва Порта стал спрашивать, «рассказывал ли я вам о…», земля под нами загудела и затряслась, раздался оглушительный взрыв. Мы все инстинктивно упали на колени.

– Рота, рассыпаться!

Мы поспешно рассыпались. В небо взметнулся яркий столб огня. Должно быть, стреляла «Дора», реактивная установка с двенадцатью направляющими [26]26
  Автор смешал воедино немецкую реактивную установку 21cm Nebelwerfer 42 (правда, у нее было всего шесть направляющих) и суперпушку «Дора» (калибр 800 мм; о ней см. прим. далее). – Прим. ред.


[Закрыть].

Гуськом, низко пригибаясь, мы двинулись в укрытие за одной из сложенных без раствора стен, которых много в этой части Франции. Противник осложнял нам жизнь тем, что менял позиции после каждого залпа, старательно перетаскивая орудия на новое место и паля в нас с неожиданных точек.

– Пошевеливайтесь! – прошипел Старик. – Снаряды падают все ближе. Вот-вот нас накроют.

В подтверждение его слов прямо позади нас взметнулась туча густого дыма, пронизанного темно-красным пламенем. Судя по страшным вою и крикам по другую сторону тучи, пострадали многие бедняги.

Мы поспешно укрылись за стеной. Защиту она оказывала более психологическую, чем практическую, но, к счастью, тогда никто об этом не думал. Из снарядной воронки внезапно появился наблюдатель, лейтенант-артиллерист, и злобно напустился на нас. Он был весь в крови и грязи, с кровоточащей раной на лбу.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – спросил лейтенант. – Кто командует этой сворой кретинов?

Обер-лейтенант Лёве, сменивший покойного Брандта, затрясся от гнева.

– Кого ты называешь кретинами?

Лейтенант в отчаянии вскинул руки.

– Вас, конечно! Убирайтесь к черту отсюда, вы навлекаете на нас огонь противника!

Сидя за стеной сухой кладки, мы следили за этой дискуссией с обычным своим интересом.

– Этот тип хочет получить пинка в задницу, – громко заявил Порта. – Что он здесь делает? В «блошки» играет?

Реактивная батарея находилась на позиции в нескольких сотнях метрах за дорогой. Мины летели густо и часто, языки пламени освещали туманный воздух на много километров вокруг.

Мы оставались в иллюзорном укрытии за стеной, сгрудясь в кучу, каждый плотно прижимался к товарищам. Пламя было уже недалеко от нас. Противник по ту сторону дороги наращивал силы и наверняка собирался наброситься на нас и смять. Лейтенант Лёве приказал продолжать движение колонной по одному, подчеркнув, что имеется в виду идти один за другим, а не лезть всем вперед.

Мы послушно тронулись в путь. Пройдя немного, я оглянулся и увидел волны пламени, катящиеся через дорогу к стене, которая служила нам укрытием. На фоне света возник силуэт человека, он медленно вскинул руки и упал навзничь в огонь. Это был надменный лейтенант-артиллерист. Не потрать он столько времени, пытаясь поставить Лёве на место, то мог бы уцелеть. Но, как весело напомнил мне Порта, такова жизнь.

Мне вспомнился другой эпизод, когда дело обернулось хорошо для нас и плохо для других – правда, то была чистая случайность, – и Порта отпустил то же замечание. Наша группа укрывалась в лесу вместе с несколькими саперами. Шел проливной дождь, и вскоре мы вымокли, как на открытом месте. Малыш, как всегда, пришел в раздражение от долгой бездеятельности.

– С меня хватит! – заявил он. – Может, пойдем?

Мы пошли и едва удалились на пятьдесят метров, раздался громкий взрыв; деревья и саперов разнесло на кусочки.

В другой раз мы разместились в брошенном доме в какой-то деревне – не помню, где это было, – и стали играть в карты с артиллеристами из противотанкового дивизиона. Порта по чистой случайности обратил блуждающий взгляд в тот угол, где были видны идущие вдоль плинтуса провода.

– Погодите, – сказал он. – Что это там?

Будучи подозрительными по природе и горькому опыту, мы тут же бросили карты и пошли вдоль проводов. Артиллеристы остались на местах и бранили нас за то, что мы прервали игру. Через несколько секунд провода вывели нас в заднюю дверь; а еще через несколько, не успели мы дойти до их источника, дом взлетел на воздух в пелене пламени.

Но такова жизнь.

Наконец мы дошли до позиции № 112 и сменили тех, кто находился там. Это были эсэсовцы из Двенадцатой танковой дивизии «Гитлерюгенд». Все они, кроме офицеров, были не старше семнадцати лет, но за последние три дня эти молчаливые, высокомерные ребята превратились в стариков: щеки их ввалились, головы ушли в плечи, глаза стали тусклыми, задумчивыми. Больше половины их роты погибло в бою.

При нашем появлении ребята молча собрали вещи и выстроились в ожидании команды к отходу. Даже убрали свои стреляные гильзы. Они были образцом совершенства, и это было самым печальным на свете зрелищем. Мы смотрели им вслед и озадаченно покачивали головами. Только на Хайде они произвели благоприятное впечатление.

– Вот это дисциплина! – восхитился он. – Ну и солдаты эти мальчишки! Заметьте, у них у всех… Не видели? У каждого из них Железный крест первого класса… Господи, чего бы я ни отдал, чтобы стать у них командиром отделения!

– Пожалуйста, – лаконично сказал Порта. – Это просто жуть, на мой взгляд.

– К черту треклятых героев, – добавил Малыш.

Мы стояли и смотрели вслед уходящим «старичкам»; они шли колонной по два, переваливали через гребень холма и скрывались из виду. Мундиры их были безупречными, выправка – строевой, вычищенное снаряжение блестело сквозь туман – и это после трех дней тяжелых боев! Для всех нас это зрелище было почти невыносимо трогательным. Хайде оно представлялось образцом совершенства. Глаза его восторженно сияли, и он, казалось, не мог понять наших чувств.

– Ну, иди за ними, если так хочется, – проворчал Порта. – Кто тебя держит, чертов солдафон?

Слова Порты не тронули Хайде. Скорее всего, он даже не слышал их. Его обуревали мечты о славе. Мысленно он был уже офицером в первоклассном полку. Рука его поднялась к горлу, наверняка нащупывая Рыцарский крест, который со временем его украсит. Малыш с отвращением покачал головой. Раздраженно схватил два прутика и связал их в форме креста.

– Вот, держи! Примерь!

Хайде уставился на Малыша пустыми глазами и одарил его приятной, но совершенно бессмысленной улыбкой. Малыш отвернулся и плюнул.

Начался дождь, холодные капли уныло скатывались по нашим каскам и стекали по спинам. Что за отвратительный климат в этой части страны! Туман, дождь, ветер, грязь – прежде всего грязь. Шагу ступить было нельзя, не измазавшись ею. Густая, липкая красная глина упорно приставала к одежде, к снаряжению и оставляла на всем малиновую корку.

Незадолго до рассвета противник начал атаку. Он не знал, что эсэсовцев, которые три дня удерживали позицию, сменили, а мы не подпускали его настолько близко, чтобы он это узнал. Под огнем у нас появлялась железная дисциплина, давшаяся горьким опытом боев на Восточном фронте.

Противостоял нам, казалось, в основном канадский полк. Мы питали особую ненависть к канадцам с их садистскими замашками. Говорили, они связывают пленных колючей проволокой и привязывают к танкам, и мы знали наверняка, что, если попадешь к ним в руки, лучшее, на что можно надеяться, – это пуля в затылок [27]27
  Автор вообще любит преувеличивать жестокость противника – как на Восточном, так и на Западном фронте, – делая кальку, видимо, с самих немцев. – Прим. ред.


[Закрыть].

Вскоре к канадцам присоединились шотландцы Гордона, но особого зуба на них мы не имели. Даже дошли до того, что спасли трех раненых шотландцев, запутавшихся в нашей колючей проволоке. Бедняги были перепуганы, сочли, что мы их тут же расстреляем. Бог весть, кто им это внушил. Надо полагать, сработала пропаганда. Слухи распространяли злоязычные журналисты, которых, будь моя воля, надо было бы убивать на месте.

Весь день прошел под сильным огнем. Англичане устроили воздушный налет на Кан, небо было заполнено бомбардировщиками, шрапнелью и летящими снарядами.

– Очень надеюсь, что начальство не собирается послать нас туда, – сказал Порта, указав подбородком в сторону Кана. – Помните, как было в Киеве, когда русские постоянно находились в двух шагах от нас? Сущий ад! Терпеть не могу городов.

– А как же Рим? – вызывающе спросил Малыш. – В Риме ты замечательно провел время, если мне память не изменяет. Удивительно, как тебя не сделали кардиналом.

– Рим – другое дело, – сказал Порта.

Перед нами по земле прошлась пулеметная очередь. Пуля сбила с Барселоны каску на дно траншеи; наклонясь за ней, он яростно заорал:

– Шотландские ублюдки! Идите сюда, задам вам перцу!

Яростная атака внезапно прекратилась. Мы расстелили плащи на дне грязной траншеи и начали играть в карты. Маленькие, блестящие глаза Порты под кустистыми бровями бегали из стороны в сторону в попытке разглядеть карты других. Вечно недоверчивый Хайде держал свои у груди и неловко на них косился. Предосторожность разумная: Порта постоянно плутовал, и глаза его видели насквозь. По выражению лица Грегора я понял, что на уме у него какая-то хитрость. Повернулся к Малышу, но он сидел далеко, привалясь к стене траншеи, водрузив грязные ноги на чью-то противогазную коробку, и ковырялся языком в зубах. Господи, как несло от его ног! Должно быть, воды они не видели несколько недель, и один Бог знает, когда в последний раз их касалось мыло.

Барселона быстро взглянул на свои карты.

– Hombre! [28]28
  Здесь: «Черт возьми!» (исп.). – Прим. пер.


[Закрыть]Я выхожу из игры! – объявил он с отвращением и бросил их. Теперь Барселона употреблял испанские слова чаще, чем когда-либо. Он постоянно вспоминал годы, проведенные в Испании на гражданской войне. Даже носил в кармане высушенный апельсин на память о том времени.

– Из Валенсии, – любовно говорил он нам.

Легионер взял свои и равнодушно взглянул на них.

По его лицу всегда было невозможно ничего прочесть. Проведенные во французском Иностранном легионе годы наложили на него свою печать: его серые глаза постоянно были спокойными, холодными, губы – неизменно сурово сжатыми. Я не мог припомнить, видел ли когда-нибудь, чтобы он смеялся. Видимо, нет, потому что наверняка запомнил бы это событие.

Старик хмыкнул, бросил свои карты и обратился за утешением к своей любимой трубке. Почему-то он всегда напоминал мне ремарковского Ката [29]29
  «Кат» (Катчинский) – персонаж романа Э. М. Ремарка «На Западном фронте без перемен». – Прим. пер.


[Закрыть]. Старик научил нас распознавать разные гранаты по звуку их взрыва, как Кат – свое отделение. Старик научил кое-кого из нас почти всему, что мы теперь знали, и видит Бог, многих из нас уже не было б в живых, если б не он. Старик выводил свое отделение из многих опасных ситуаций. И у многих молодых офицеров, брошенных полуподготовленными из потсдамского военного училища в гущу боев на передовую, имели причины благодарить его. Я никогда не забуду оберштурмфюрера [30]30
  О значении и соответствии различных званий вермахта и СС см.: Залесский К.А. III рейх. Энциклопедия. М.: Яуза-ЭКСМО, 2004. – Прим. ред.


[Закрыть]СС, которого отправили к нам отбывать наказание. За полчаса он потерял целую роту, которую прямо у него под носом бесшумно окружили русские. Оберштурмфюрер одним из немногих вырвался из окружения, и если б не снисходительность майора Хинки, наверняка предстал бы перед военно-полевым судом. Он тут же стал очень скромным и оказался одним из лучших учеников Старика.

Как-то я случайно подслушал разговор между Стариком и одним врачом из генерального штаба; тот с жаром спорил, что мы выиграем войну, потому что лучше, чем наши противники.

– К сожалению, – сухо ответил Старик, – лучшие побеждают далеко не всегда.

– Ну, что ж, – сказал врач, – возможно, ты и прав. В этих военных делах я совершенно не разбираюсь… Но скажи, когда, по-твоему, мы получим замечательное новое оружие, которое нам так долго обещают?

– Новое оружие? – Старик почесал мочку уха чубуком трубки и засмеялся своим мыслям. – Знаете, я не возлагаю особых надежд на это мифическое новое оружие. Готов и дальше воевать старым…

С этими словами он повернулся и указал на нас. На Порту с его длинной, жилистой шеей и острыми коленями; на Малыша, здоровенного, как бык, силача с маленьким мозгом и большим сердцем; плоскостопого Барселону; меня со слабыми, не выносящими света глазами; на Грегора, потерявшего половину носа, и майора Хинку, потерявшего правую руку.

– Неприглядный народ, – признал Старик, когда Хинка отошел далеко и не мог услышать. – Но поверьте, я предпочту воевать бок о бок с ними, чем иметь любое новое оружие. Вот такие люди дают противнику отпор, а не ваши реактивные установки и самолеты-снаряды.

Врач вздохнул.

– Ну, что ж, – снова сказал он, на сей раз со вздохом отчаяния, – возможно, ты и прав. В этих военных делах я совершенно не разбираюсь…

Три дня спустя мы узнали, что он застрелился. Я часто думал, что, может быть, его сломили реплики Старика. На первый взгляд, мы не внушали особой уверенности. Должно быть, врача сильно потрясла мысль, что для победы в войне нужно полагаться на людей вроде нас.

Раздался сигнал тревоги, пронзительный, будоражащий. Противник наконец пошел в атаку. Множество одетых в хаки солдат перелезали через наше проволочное заграждение, забрасывали нас гранатами, а перед ними катились волны огня. Сквозь пламя мы видели блеск их штыков. Целью их было захватить позицию № 112. Это был приказ генерала Монтгомери [31]31
  В 1944—1945 гг. фельдмаршал Монтгомери командовал группой армий в Нормандии, Бельгии и Северной Германии. – Прим. ред.


[Закрыть]: он твердо решил взять Кан любой ценой, даже если придется потерять целую шотландскую дивизию. Позиции № 112 предстояло стать второй Голгофой.

Шотландцы возглавляли атаку. С обоих ее флангов находились бронетанковые дивизии. Грегор вел огонь из крупнокалиберного миномета, который держал как пулемет [32]32
  Если учесть хотя бы то, что немецкий тяжелый миномет 8-cm s.GR.W.34 весил 57 кг, это вряд ли возможно. Кроме того, можно представить себе отдачу минометного ствола. Да и зачем Грегору было это делать? – Прим. ред.


[Закрыть]. Он потерял каску, лицо его почернело от дыма, по нему стекали, оставляя следы, струйки пота. Майор Хинка, засунув пустой рукав в карман, занял место у крупнокалиберного пулемета и посылал очередь за очередью в надвигающуюся массу пехоты. Ему помогал один из санитаров. Ни тот ни другой не говорили ни слова; губы их были плотно сжаты, на мундирах запеклась грязь.

Малыш бросил сразу две гранаты. Обе взорвались, как только угодили в цель. С гранатами Малыш никогда не давал оплошности. А у меня заело пулемет. Эту модель я терпеть не мог. Мне постоянно приходилось больше возиться с ним, чем стрелять из него. В данном случае, как и во многих других, в зарядном устройстве застрял патрон. С громким проклятьем я снял с винтовки штык и стал пытаться извлечь патрон с его помощью. Ничего этим не добился, разве что загнал его еще глубже. К счастью, на выручку мне пришел Порта.

– Пошел вон, тупой болван!

Он оттолкнул меня и через несколько секунд жестом подозвал снова к пулемету, который теперь работал как часы. За эти секунды не щадившие жизни шотландцы продвинулись вперед и теперь превратились в кишащее перед нами пестрое сонмище. В смесь красного, зеленого, синего, желтого цветов [33]33
  Непонятно, что имеет в виду автор: все части британской армии использовали форму цвета хаки. Если подразумеваются традиционные шотландские юбки (килты), шившиеся из разноцветной ткани (шотландки), то они носились в армии лишь до 1940 года. – Прим. ред.


[Закрыть]… очень красивую и очень опасную смесь. Все они орали, как сумасшедшие, и валили валом через колючую проволоку, не обращая внимания на летящие градом гранаты и пулеметный огонь. Очевидно, Монтгомери очень уж хотелось взять Кан. Шотландцы гибли сотнями на колючей проволоке. Танкисты горели в танках. И все равно они шли вперед, потому что город было приказано взять.

Отделению, которое удерживало местность справа от нас, грозила гибель. В узких траншеях шел рукопашный бой. Наши соседи отчаянно сражались за жизнь штыками, прикладами, ножами, и мы знали, что, если они погибнут, тут же настанет наш черед. Майор Хинка отвернулся на миг от пулемета, властно взмахнул рукой и выкрикнул команду, утонувшую в общем шуме. Мы поняли, что от нас требуется. Повторяться ему не было нужды. Барселона повернул пулемет к этим траншеям и повел непрерывный огонь в гущу сражающихся. Гибли и свои, и чужие. На Голгофе было не до сентиментальности. Где-то чуть подальше подняли белый флаг: старая, посеревшая нижняя рубашка вяло полоскалась на винтовке. Мы увидели, что к ней приближается небольшая группа канадцев. Они жестами приказывали сдающимся немцам покинуть убежище и выстроиться вдоль траншеи, бросить оружие и завести руки за спину. Потом раздался приказ стрелять. Сержант поднял автомат «стэн» [34]34
  Имеется в виду английский пистолет-пулемет «Sten». В Канаде производилась его модификация МК II. – Прим. ред.


[Закрыть], и солдаты в серо-зеленой форме попадали один за другим.

– Ублюдки! – крикнул во весь голос Легионер.

Резко повернувшись к Порте и Малышу, он позвал их на быстрое и явно решительное совещание. Потом Порта снял рваную нижнюю рубашку с ближайшего мертвеца, привязал ее к винтовке и медленно пополз по ничейной земле к этим канадцам, которые теперь победоносно заняли погребальную траншею своих жертв. Следом за Портой ползли Малыш с Легионером, таща с собой огнемет. Порта помахал своим серым флагом и окликнул канадцев. Сержант со «стэном», улыбаясь, встал в траншее. Я увидел, что он готовится стрелять. Но прежде, чем сержант успел нажать на спуск, почти одновременно произошли два события: огнемет пришел в действие, а Порта бросил в траншею гранату. Канадцы были моментально уничтожены.

– Будет наукой этим ублюдкам, – пробормотал Легионер, когда вернулся и снова занял место рядом со мной. – На такую подлость они больше не пойдут.

Поздравить его я не успел: на нас надвигались танки. Плотный строй «черчиллей» и «Кромвелей», уже прорвавших нашу переднюю линию обороны. Мы отчаянно стреляли из противотанковых пушек, но солдаты вокруг нас покидали свои позиции и бежали от танков врассыпную. Майор Хинка крикнул нам, чтобы мы пустили в ход «голиафы». Это были радиоуправляемые мини-танки, каждый со ста килограммами взрывчатки. Мы охотно пустили это маленькое, эффективное оружие в гущу противника. Противник явно еще не сталкивался с ним. Первые два «голиафа», с виду маленькие, безобидные, остановились перед наступавшей ротой. Должно быть, показалось, что дальше они не способны двигаться из-за каких-то механических недочетов. Солдаты противника пришли в замешательство. Сперва они приближались к «голиафам» осторожно; потом, поскольку ничего не происходило, осмелели и окружили их. Один достал фотоаппарат и стал щелкать; другой, очень смелый, коснулся «голиафа» рукой; потом кто-то, безрассудно отчаянный, с силой ударил по нему тяжелым сапогом. Несколько человек сразу же бросились на землю, но этот ротный шут забрался на второй мини-танк и громко запел «Типперери» [35]35
  Имеется в виду популярная в британской армии песня «Долог путь до Типперери». – Прим. ред.


[Закрыть]… Тут Барселона нажал кнопку. «Голиаф» взорвался в громадном смерче пламени, с грохотом взлетел в воздух и унес с собой немало людей разных родов войск.

– Тупые ослы, – проворчал Легионер. – Как малые дети, всё нужно потрогать… Никогда не касайся незнакомых вещей… Казалось бы, общеизвестно, не так ли?

На воздух взлетело семьдесят танков. И семьдесят экипажей превратилось в пепел. Но Кан требовалось взять, притом танки всегда еще есть в резерве. Бой продолжался восемнадцать часов; как обычно, обе стороны несли чудовищные потери. Под конец мы не знали и не хотели знать, что происходит с Каном. Выстоял он или пал?

– Мне совершенно наплевать, – сказал Барселона.

– Да и кому он вообще, черт возьми, нужен? – недовольно пробурчал Порта. – Мне так определенно нет!

Через несколько секунд оба легли на землю и крепко заснули. Остальные разлеглись вокруг них, напоминая разрушенный карточный домик. Кому вообще, черт возьми, был нужен Кан? Порте – нет. Мне – нет. Насколько я понимал, только Монтгомери. И, на мой тогдашний взгляд, пусть бы доставался ему.