Текст книги "Всегда с тобой (ЛП)"

Автор книги: Хармони Уэст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Даже когда я чищу зубы, я чувствую на себе взгляды.

Я продолжаю смотреть в зеркало, чтобы убедиться, что я одна. На дверь, чтобы убедиться, что я ее заперла.

Я одна.

Но я не чувствую себя одинокой.

Как только я ополаскиваю лицо холодной водой, мой телефон звонит.

"ты хотела быть ею, не так ли»

«вот что происходит с такими девушками, как Софи Мариано»

Как кто-то может заставить мое сердце биться быстрее всего несколькими словами?

Они не причинили мне вреда. Пока. Но я понятия не имею, на что способен человек по ту сторону этих сообщений.

Это звучит так, как сказала бы Эш. Почему ты так стараешься быть похожей на нее?

Если кто-то в Бомонте убежден, что я хотела не просто заменить Софи, а быть ею, то это Эш. Или мама Майлза. Но она не стала бы преследовать меня, и она определенно не стала бы преследовать свою собственную дочь.

К счастью, если Эш – мой преследователь, я, вероятно, смогу заставить ее расколоться. Она никогда не была хорошей лгуньей. Самое сложное – заставить ее поговорить со мной.

Через долю секунды после того, как я кладу телефон обратно, по дому разносится громкий хлопок.

Я подпрыгиваю, и крик вырывается из моего горла.

Это была входная дверь? Кто-то взломал?

Я бегу в свою спальню, все еще в полотенце, и захлопываю за собой дверь. Черт. Я забыла свой телефон. Как я могу позвонить в полицию о том, что мой преследователь вломился в мой дом, когда мой телефон в другой комнате? Я не знаю, стоит ли мне рисковать и пробираться обратно через холл. Мой преследователь, возможно, прямо сейчас поднимается по лестнице…

Кто-то стучит в дверь со стороны где живет Мэйбл.

– Мэдлин? – Майлз зовет. – Ты в порядке?

Мое сердце застряло у меня в горле, не давая произнести ни слова.

Он врывается, не дожидаясь ответа. И его взгляд падает прямо на крошечное белое полотенце, едва прикрывающее мое обнаженное тело.

– Я услышала глухой удар, – выдыхаю я. – Я… я подумала…

– Черт. Наверное, это была книжная полка, которую я устанавливаю. Она упала. – В кои-то веки у него действительно хватает порядочности выглядеть застенчивым.

Я прижимаю руку к груди, желая, чтобы мое сердце замедлилось. Слава богу. Никто не вламывался в мой дом.

– Ладно, спасибо, что напугал меня до чертиков. Теперь ты можешь идти.

Он сказал ей, что собирается убить ее. Я выбрасываю слова Лив из головы.

Майлз потягивается и кладет руки за голову, демонстрируя плоский живот. У меня перехватывает дыхание при виде намека на пресс, на линию V, которая исчезает в глубине его джинсов.

– Я никуда не тороплюсь.

Я прочищаю горло.

– Ты должен. Мне нужно одеться.

Его ухмылка говорит мне, что я сказала что-то не то.

– Я тебя не останавливаю.

Я закатываю глаза, даже когда его взгляд перемещается от моей шеи к ногам и обжигает каждый дюйм моего тела. Он воображает, что лежит под полотенцем, и ему придется продолжать воображать, потому что он никогда этого не узнает.

– Убирайся из моей комнаты.

Майлз рассматривает мои рисунки на стенах с достопримечательностями Нью-Йорка – Статуя Свободы, Эмпайр Стейт билдинг, ночной горизонт.

В тусклом свете есть что-то завораживающее в чертах его лица. Линия его губ, острый подбородок, то, как танцуют его глаза. Все это манит вас посмотреть, заставляет вас отвести взгляд, если вы можете.

– Кто-то любит этот город, – говорит Майлз.

– Хватит тянуть время.

– Ты хочешь там жить?

Он никуда не денется. Может быть, если я буду потакать ему, ему станет скучно и он уйдет.

– Да. Я хотела жить там лет с десяти, наверное.

– Ты пойдешь туда учиться в колледж?

– Нет, Джордана завербовал колледж в Калифорнии.

Его брови хмурятся.

– Ладно… Это не говорит мне, куда ты пойдешь.

– Очевидно, в том же месте буду и я. – Мое полотенце сбивается. Я прижимаю его к груди.

– В этом нет ничего очевидного. Почему бы не жить в месте, о котором ты мечтала с десяти лет?

– Ты знаешь, насколько дорог Нью-Йорк?

Он издает короткий смешок.

– Ты знаешь, насколько дорога Калифорния?

Я закатываю глаза.

– Мне не нужно, чтобы ты объяснял мне стоимость жизни. – У меня уже есть мама, которая отчитывает меня за мой выбор колледжа – мне не нужно слышать это еще и от Майлза. Кроме того, за нашу квартиру платят родители Джордана. С Джорданом моя стоимость жизни в Калифорнии будет ниже, чем одной в Нью-Йорке.

– Тебе следует поступить в дешевый колледж здесь, а затем переехать жить в Нью-Йорк. Заниматься там своими книжными делами.

– Откуда ты об этом знаешь? – Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я рассказывала о планах, которые у меня когда-то были относительно работы в издательстве только маме.

– Шестой класс. Нам пришлось вывесить работу нашей мечты на какую-то доску объявлений. Твоим было «книгоиздатель в Нью-Йорке».

Что-то трепещет у меня в груди. Он помнит это. В шестом классе я никогда не чувствовала ничего, кроме того, что я забытая, невидимая.

Всеми, кроме Майлза Мариано.

Я пожимаю плечами, как будто это не имеет значения.

– Больше нет.

Несколькими быстрыми шагами он сокращает расстояние между нами, его грудь почти прижимается к моей. Ни один мускул в моем теле не двигается.

– Знаешь, чего я не понимаю? – Его голос низкий, опасный. – Почему ты скрываешь, кто ты есть на самом деле. Почему ты притворяешься тем, кем ты не являешься.

Я проглатываю комок в горле.

– Я не притворяюсь. Это я. – Но эти слова звучат неубедительно даже для моих ушей.

Он качает головой.

– Нет, это не так.

Его пальцы касаются моего обнаженного плеча… Прежде чем лениво переместиться к ключице. Нервные окончания там оживают, и все, что я слышу, – это стук собственного пульса в ушах и неровное дыхание. Я не могу сдержать дрожь, от которой сотрясаются мои кости. Мурашки, которые покрывают мою кожу.

Я должна остановить его. Оттолкнуть его от себя. Но я не хочу этого.

– Та Мэдлин, которую я знаю? – От его тихого голоса у меня между ног разливается жидкое тепло. Он неторопливо проводит пальцем от моей ключицы до шеи, превращая мои колени в желе. – Хочет жить в Нью-Йорке. Хочет пополнить мир новыми книгами. – Он наклоняется так близко, что его дыхание ласкает мое ухо. – Хочет меня.

Я заставляю себя толкнуть его в грудь, отталкивая нас друг от друга.

– Я никогда не хотела тебя.

Он фыркает.

– Ты притворяешься даже перед самой собой.

– Нет. Ты просто высокомерный мудак.

Он сгибает колени, пока наши глаза не оказываются на одном уровне.

– Высокомерный мудак, который ты хочешь, чтобы прикасался к тебе, – говорит он. – Все. Конец.

Боже, да.

Нет. Подожди. Черт нет.

– Нет, не хочу.

Он подходит ближе, вынуждая меня отступить. Когда он наклоняется, я беру себя в руки. Он будто собирается поцеловать меня…

Но он оборачивается ко мне и хватает книгу с моего прикроватного столика.

– Так вы с Джорданом разыгрываете сцены из твоих любимых книг?

– Что? Не будь таким отвратительным. – Я пытаюсь отобрать у него книгу. По шкале остроты это обжигающе, и я не хочу, чтобы Майлз знал, что я использую, чтобы отвлечься от жизни в конце каждого вечера.

Он хихикает.

– О, значит, секс с Джорданом отвратителен. Бедняга.

– Ты знаешь, что я не это имела в виду. Тебе просто не нужно знать о моей сексуальной жизни с Джорданом. Это не твое дело.

– Так вот почему ты читаешь эти книги, верно? Ищешь идеи? – Его пальцы скользят по корешку, и я все еще чувствую призрак его прикосновения к своему плечу. На моей ключице. На моей шее.

– А ты поэтому смотришь порно? В поисках идей? Потому что позволь мне сказать тебе, что это, вероятно, последнее место, где тебе следует брать свой материал.

– Нет, на самом деле я спрашиваю девушку, что ей нравится. – Он машет книгой в воздухе. – Или я читаю то, что лежит на ее прикроватном столике.

Я снова хватаюсь за книгу, но в потасовке мое полотенце начинает падать. Я хватаюсь за него, прежде чем оно успевает упасть на пол.

Майлз сбрасывает одежду с моего комода на кровать.

– Одевайся. – Он поднимает книгу. – Я начну читать.

Я выхожу, хлопнув дверью своей спальни, а затем и ванной, чтобы было ясно, как сильно он меня бесит. Надев джинсовые шорты и укороченный топ, я возвращаюсь в свою комнату, где Майлз лежит на полу, прижавшись спиной к стене, уже на пятой странице. Первая сцена секса на десятой странице.

Я хватаю расческу и начинаю дергать себя за волосы, и меня даже не волнует, что от боли у меня текут слезы.

Его темные, красивые глаза поднимаются на меня, и он с тихим хлопком закрывает книгу, прежде чем встать. Он кладет книгу обратно на мой прикроватный столик и протягивает руку.

– Что? – Спрашиваю я.

– Расческа.

Я медленно протягиваю ему ее, совершенно сбитая с толку. Он садится на мою кровать и похлопывает себя между ног.

– Эм. Нет.

– Поверь мне, я профессионал. Мама и Софи постоянно заставляли меня расчесывать им волосы, когда я был ребенком.

– Я не лягу с тобой в постель.

Он ухмыляется.

– Боишься того, что ты сделаешь?

– Да. Я могла бы ударить тебя кулаком или коленом в пах.

– Я буду расчесывать тебе волосы. Совершенно невинно. Я больше нигде к тебе не прикоснусь, пока ты меня не попросишь.

Пока. Самоуверенный сукин сын.

Я фыркаю.

– Тебе лучше не тянуть, – предупреждаю я его и сажусь у него между ног.

Его колени раздвинуты достаточно далеко, чтобы мы не соприкасались. Только его рука на моей голове, он держит меня на удивление нежно, нежно проводя щеткой по моим волосам. Мурашки пробегают от кожи головы до пальцев ног. Я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то расчесывал мои волосы. Ни один парень определенно мне этого никогда не делал.

Я с трудом сглатываю и продолжаю говорить, потому что если я этого не сделаю, то могу прислониться к нему спиной.

– Почему все говорят, что вы с Софи не ладили?

Вместо того, чтобы защищаться, как я ожидаю, он фыркает.

– Потому что мы были братом и сестрой, родившимися с разницей меньше года. Никто лучше не знает, как нажимать на твои кнопки. Она проникла под мою кожу; я проник под ее. Не помогло и то, что мы были такими разными. Мы ни в чем не могли согласиться. Даже не знали, какую пиццу заказать.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не любитель пиццы с ананасами.

– Черт возьми, нет. Я не псих.

Это вызывает улыбку на моем лице. Пока я не вспоминаю, что Лив сказала о нем.

– Лив, похоже, считала твои аргументы более серьезными, чем начинка для пиццы.

– Лив ни хрена не знает. И она была верна ей до мозга костей. Она всегда принимала сторону Софи, даже если в половине случаев именно она затевала всякую хрень. Я знаю, что Лив покупается на всю эту чушь в СМИ и Интернете, в которую я вовлечен. Но мне не нужно тратить время на то, чтобы доказывать ей свою правоту. Или кому-либо еще. Просто нужно найти мою сестру и подонка, который следил за ней.

– Так что же изменилось? Почему Софи хотела, чтобы ты пошел с ней на вечеринку Джордана, если вы двое не ладили?

Он пожимает плечами.

– Она изменилась. Она поняла, что не должна была обвинять меня в разводе наших родителей, и тогда началось преследование. Я был нужен ей. Дерьмово, что потребовалось что-то подобное, чтобы мы оказались в одной команде. – Его рот кривится от сожаления.

Наконец-то он начал возвращать свою сестру. А потом ее снова оттащили от него.

– Я собираюсь попытаться поговорить с Эш, – говорю я ему. – Я действительно думаю, что она преследует меня, и если это так, может быть, я смогу заставить ее расколоться и рассказать мне, что она знает о Софи.

Майлз убирает волосы с моей шеи, касаясь кожи, и я ничего не могу с собой поделать – меня бросает в дрожь. Я практически слышу, как он сдерживает довольный смешок. Он заканчивает расчесывать мне волосы, и я быстро соскальзываю с кровати и хватаю свою книгу, прежде чем он сможет начать читать ее снова.

– Давай, – притворно скулит он. – Мне нужна новая книга. Я прочитал все свои по пять раз.

Неохотно я направляюсь к своей книжной полке и просматриваю корешки. Я достаю "Гордость и предубеждение" и отдаю ее ему. Книга, написанная на английском языке 1800-х годов, должна занять его и на некоторое время отвлечь от меня.

Прежде чем он успевает взять ее, я прижимаю книгу в мягкой обложке к груди.

– Это моя любимая книга, – говорю я ему. – Так что, если ты испортишь хотя бы одну страницу, я сожгу все книги в твоей комнате.

Он преувеличенно тяжело вздыхает.

– Ты не стала бы.

– Попробуй и узнаешь.

Он издает удивленный, искренний смех, и я ненавижу то, как от этого у меня сводит пальцы на ногах.

– Ты шутишь, да? Эта штука разваливается на части.

На корешке несколько длинных белых трещин, и страницы, возможно, стали хрупкими, но пока ни одна из них не выпала.

– Она самая любимая, – поправляю я.

Когда его рука касается ручки, я почти прошу его остаться.

Но тут открывается входная дверь, и мама кричит:

– Привет, детка! Твоя замечательная мама дома!

Майлз одаривает меня улыбкой.

– Спасибо за книгу.

Как только он уходит, я снова могу дышать. Я провожу пальцами по волосам. Ни единого узелка или путаницы.

Майлз, которого я знаю, и тот, кого видят все остальные, начинают казаться мне двумя совершенно разными людьми.

Я прошу Эш встретиться со мной у «Мариано» после моей смены. Я чуть не падаю со стула за кассой, когда два часа спустя она отвечает: ок.

Когда она опускается в кресло напротив меня, то достает свой вейп. После того, как наша дружба закончилась, она добавила вейпинг к своей индивидуальности. Загрязняла женскую ванную комнату сладким цитрусовым ароматом. Сердито смотрела на меня и на любого друга, которого я привела с собой, пока мы шли от кабинок к раковинам.

Прежде чем она успевает затянуться, я поднимаю руку.

– Эм. Тебе не разрешается использовать вейп здесь.

Она закатывает глаза, как будто это я установила правило.

– Отлично. Тогда ты можешь угостить меня кофе. Так чего же ты хочешь?

– Я хочу спросить тебя кое о чем и хочу, чтобы ты была честна.

Она фыркает.

– И ты не могла написать мне?

Нет, потому что тогда я не смогла бы сказать, лжешь ли ты.

Майлз неторопливо подходит к нам.

– Вы делаете заказ?

Эш даже не поднимает на него взгляда от телефона.

– Кофе.

– Я ничего не буду, спасибо.

Он поднимает бровь, смотрит на меня, указывает на нее и одними губами произносит: Эш?

Когда я киваю, она переводит взгляд с меня на него.

– Почему ты все еще здесь?

– Хорошо. Чай сейчас будет.

– Кофе! – кричит она ему вслед, привлекая пристальные взгляды усталой пожилой пары и клуба мам-домохозяек с колясками и визжащими малышами.

Я наклоняюсь ближе к Эш и понижаю голос.

– Ты преследуешь меня?

Эш хихикает.

– Преследую тебя? Не волнуйся. У меня есть гораздо более важные дела, которыми я могу распорядиться в свое время.

Я отслеживаю все едва заметные движения ее лица, но на самом деле она кажется искренней.

– Значит, ты не отправляла мне никаких сообщений с анонимного аккаунта? Не фотографировала меня?

Эш склоняется над столом, глаза в темной оправе сузились.

– Послушай. Я знаю, ты думаешь, что все тобой одержимы, но позволь мне кое-что тебе сказать. Никому в этом городе нет до тебя дела. Особенно мне. Так что нет. Я не преследую тебя.

Боже, она ужасна. Я не знаю, как я заставляла себя дружить с ней столько лет.

– Прекрасно. Хорошо.

Она откидывается на спинку стула.

– Кроме того, очевидно, кто это.

– Кто?

Она обыскивает взглядом закусочную, пока не находит Майлза, протирающего тряпкой стойку рядом с кофеваркой.

– Твой новый сосед.

Я закатываю глаза, потому что меня тошнит от людей, обвиняющих Майлза без доказательств, и еще хуже от того, что я повторяюсь.

– Ты ему нравишься. – Она признает это неохотно.

Я открываю рот, чтобы возразить, но в этот момент Майлз приносит ей кофе. Она тут же насыпает в свою кружку три пакетика сахара.

Он кладет обе руки на стол и наклоняется ко мне.

– Десять минут до начала занятий. Мне так хочется учиться.

Когда он возвращается к стойке, Эш приподнимает проколотую бровь, как бы говоря: Видишь? Но она ничего не комментирует.

– Ты слышала что-нибудь об исчезновении Софи? – Я спрашиваю ее.

– Много. Передозировка наркотиков, самоубийство, побег…

– Но во что ты на самом деле веришь?

– Я думала, ты рада, что она ушла. – Ее карие глаза холодны. – Или ты передумала, потому что трахаешься с ее братом?

Мой позвоночник напрягается, но я стараюсь говорить ровным голосом.

– Конечно, нет. Я пытаюсь выяснить, что произошло, потому что я почти уверена, что тот, кто преследует меня, преследовал и ее тоже.

Она снова смеется, но когда я продолжаю пристально смотреть на нее, она закатывает глаза.

– Хорошо. Допустим, тебя действительно преследуют. – Мне приходит в голову несколько имен, которыми я могла бы ее назвать, но я прикусываю язык. – Если ты ищешь кого-то, кто был одержим Софи, посмотри на ее лучшую подругу. Все знают, что Лив была влюблена в нее и пыталась разлучить Джордана и Софи.

Я напрягаюсь, но быстро закрадывается сомнение.

– Но тогда зачем ей заставлять Софи исчезнуть, если она хотела быть с ней?

– Может быть, Софи отвергла ее, а Лив не смогла с этим справиться.

Эш могла что-то заподозрить. Если у Лив были чувства к Софи, возможно, она призналась в них, и их дружба изменилась после того, как Софи отвергла ее.

Мне нужно поговорить с кем-нибудь, кто был ближе к Софи и Лив, чтобы выяснить, что на самом деле произошло между ними.

Черный рюкзак с грохотом падает на наш стол. Майлз начинает вытаскивать свои книги. Маленькая часть меня испытывает облегчение, видя его, потому что его присутствие дает Эш повод уйти.

– Вопрос, – говорит она. – Каково это – убить кого-то?

Майлз останавливается. У меня перехватывает дыхание.

– Эш…

– Мне просто любопытно, – говорит она мне. Все это фальшивая невинность.

Секунду назад она обвиняла Лив. Теперь она вернулась к Майлзу.

Его движения становятся напряженными, но он держит рот на замке. Тишина между нами становится осязаемой, на меня давит тяжесть.

Вот почему так много людей думают, что он причастен к исчезновению Софи. Не только из-за его репутации – потому что он никогда не защищает себя. Ни средствам массовой информации, ни прессе, ни в социальных сетях, и не сейчас.

Потому что он все еще чувствует вину за то, что его не было рядом, когда он был ей нужен.

– Эй, Эш? – Я подражаю ее высокому певучему голосу. – Ты ни черта не понимаешь, о чем говоришь, так почему бы тебе не заткнуться нахуй.

Эш допивает остаток кофе, со стуком ставит кружку обратно на стол и встает.

– Я ухожу. Она платит за мой кофе.

В течение нескольких секунд единственными звуками являются звон посуды на кухне, болтовня посетителей и Майлз, листающий страницы своего учебного пособия.

Я наклоняюсь ближе к нему и останавливаюсь как раз перед тем, как наши руки соприкасаются.

– Почему ты никогда не защищаешься?

Он не отрывает взгляда от книги.

– Какое это имеет значение, когда никто не слушает?

– Потому что, по крайней мере, ты даешь им возможность поверить правде, а не просто… позволяешь им продолжать верить в ложь.

Наконец, его глаза встречаются с моими. Темные и пронзительные, но почему-то все еще теплые. Глаза, которые я увижу в своих снах.

– Ты мне веришь, верно?

Я киваю. Он бы не помогал мне, если бы стоял за этим.

– Это все, что меня волнует. – От напряжения в его взгляде, в его голосе у меня по рукам бегут мурашки. Я стираю их прежде, чем он успевает заметить, и он возвращает свое внимание к книге.

Я та, кто верит ему. Ни СМИ, ни соседи, ни его мама.

Я.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Я открываю четвертый ящик своего комода, чтобы достать свою любимую пару шелковых пижамных шорт. Когда я не могу их найти, я роюсь в своей корзине. Затем в других ящиках, хотя я всегда кладу их в четвертый ящик. Я проверяю мамин комод, потому что у нее плохая привычка хватать всю одежду из сушилки и бросать ее в свой комод. Но в ее комнате тоже нет.

Они пропали.

Может быть, мои стринги вовсе не были съедены сушилкой. Кто-то был в моей комнате. Трогал мои вещи и забрал их.

И у Майлза лучшая возможность проникнуть в мою комнату. Он бывал здесь раньше. Может быть, он положил в карман мои шорты, когда я переодевалась в ванной на днях.

Джордан сказал бы, что это доказательство того, что Майлз – мой преследователь, но даже если он взял мои стринги и шорты, это не обязательно означает, что он преследует меня. Он мог бы просто быть извращенцем. Или пытался разозлить меня.

Да пошел он к черту. Я иду туда, забираю свою одежду и запираю дверь на цепочку.

Я пробираюсь на лестничную площадку, которая отделяет мою комнату от комнаты Майлза и ведет на чердак. Хаотичные барабаны и гитары, доносящиеся из его телефона, напоминают мне о тех старых панк-рок-группах 2000-х, которые мама до сих пор любит петь воскресным утром, когда печет блины. Но звук доносится не из его комнаты.

Когда я стучу, никто не отвечает. Я нажимаю на ручку, и почему-то мое сердце колотится еще сильнее, когда она поворачивается.

Майлза нет в его комнате. Дверь в его спальню открыта, и когда я обхожу его кровать, то замечаю, что дверь в ванную через коридор приоткрыта. К его музыке примешиваются брызги из душа.

Идеально.

Комната Майлза пустая, как будто он здесь вообще не живет. Его кровать представляет собой скомканные черные простыни, одеяло сброшено на пол. Несколько носков, рубашек и пара джинсов разбросаны по светлому ковру. Один из ящиков его комода выдвинут, дверца шкафа открыта, внутри ничего нет. Даже ни одной вешалки не видно. Его ноутбук стоит рядом с подушкой, зарядное устройство подключено к тумбочке, на которой нет ничего, кроме лампы и моего экземпляра «Гордости и предубеждения». Деревянная книжная полка, придвинутая к стене, забита книгами в мягких и твердых обложках. Стивен Кинг, Ширли Джексон, Джиллиан Флинн. Моя любимая книга торчит, как больной палец, в его коллекции.

Я проверяю под кроватью, нет ли моей одежды. Ничего. Даже забытой обуви или пыльного зайчика. Мэйбл, должно быть, тщательно прибралась перед переездом. Я тихонько открываю его комоды и роюсь в них. Его рубашки, брюки, носки, боксеры. Значит, он любит боксеры.

Я вырываю руку. Отвратительно. Мне не нужно это знать.

За исключением того, что я не могу перестать представлять это. Майлз, в одних черных боксерах, растянулся поперек своей кровати с ухмылкой на лице, приглашая меня присоединиться к нему.

Я в последний раз обхожу его комнату, но ясно, что он не забирал мою одежду.

Меня охватывает облегчение, пока я не понимаю, что это значит. Если Майлз не забрал мою одежду, это сделал кто-то другой.

Кто-то еще был в моей комнате.

Я крадусь обратно к двери. И тут я замечаю, что душ не работает.

Дерьмо.

Его музыка все еще играет. Что-то сердитое, но угрюмое. Заунывное. Может быть, Evanescence? Пока играет его музыка, он должен быть…

Что-то врезается в меня сзади, толкая к стене так быстро, что я боюсь, что столкнусь с ним лицом к лицу, пока меня не развернут и вместо этого моя спина не ударится о штукатурку.

Майлз кладет руки по обе стороны от моей головы, наклоняясь так близко, что аромат сандалового дерева его шампуня наполняет мой нос. Капля воды падает мне на щеку с темных волос, которые почти падают ему на глаза.

На нем нет ничего, кроме пары тонких пижамных штанов, низко сидящих на бедрах. Его бицепсы, плечи, пресс все еще влажные. Мне до боли хочется прикоснуться к каждому дюйму его тела. Начиная с мягкой кожи на его шее и продвигаясь вниз. Медленно.

Он не прикасается ко мне, но с таким же успехом его тело могло бы раздавить мое, потому что я не могу дышать. Не могу пошевелиться. С трудом могу вспомнить свое имя.

Мэдлин. Нет, Мэдди.

– Значит, я не могу зайти в твою комнату, но ты можешь зайти в мою? – Рокот его голоса отдается эхом у меня на ногах.

Я сглатываю раз, другой, но комок в горле не проходит.

– Я думала, ты забрал мою одежду. Она пропала.

Его рот кривится.

– Я не краду одежду. – Он убирает руку с моей головы и играет с подолом моей рубашки. – Я снимаю ее и оставляю на полу.

– Я думала, ты… эм. – Боже, я не могу думать, когда он так близко ко мне. Когда его подтянутое тело нависает надо мной.

– У меня раньше не было девушки.

Может быть, это изменилось после нашего разговора. Может быть, он нашел кого-то, кого можно затащить к себе в постель. Если так, я рада, что меня не было рядом, чтобы услышать это.

– Я никогда не трахал девушку, – уточняет он. Порочная улыбка расцветает на его лице. – Хочешь показать мне, как это делается?

Больше всего на свете. Но я заставляю себя сказать:

– На самом деле, я думаю, что позволю тебе умереть девственником.

Каким-то образом он становится еще ближе, не прикасаясь ко мне. Я не знаю, как это возможно. Теперь между нашими грудями не может быть больше сантиметра.

– Скажи мне, что ты действительно любишь этого мудака. Попробуй убедить меня.

– Джордан… – Но мой голос дрожит, когда я произношу его имя. Я прочищаю горло. – Джордан не мудак. А я так и делаю. Люблю его.

Конечно, я люблю Джордана. Он идеальный парень. Я планировала всю свою жизнь вокруг него.

Но я больше не могу этого отрицать – я хочу Майлза Мариано. Я хочу отправиться в альтернативное измерение, где Джордана не существует, и скакать на Майлзе всю ночь, пока не начну кричать, просто чтобы выбросить это из головы.

Он ухмыляется мне.

– Это прозвучало неубедительно. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что ты пришла сюда не в поисках пропавшей одежды. – Его рот сейчас так близко к моему, его прохладное дыхание касается моей кожи. – Ты пришла сюда в поисках меня. Чтобы ты могла умолять меня заставить тебя кончить.

Я упираюсь руками в стену в отчаянной попытке удержаться на ногах. Мои колени подкашиваются. Они могут подломиться в любую секунду.

– Для этого у меня есть парень и вибратор. Мне ничего от тебя не нужно. Точно не…это.

– Но ты этого хочешь. Не так ли, Мэдлин? – Он заправляет мне волосы за ухо, посылая электрический ток по спине. Его ладонь лежит на моей шее, и какая-то дикая часть меня хочет, чтобы его рука переместилась к моему горлу и сжала. – Ты хочешь кого-то, кто заставит тебя кричать. Вот почему ты все еще здесь. Вот почему каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, ты хочешь, чтобы я воспользовался своим ртом.

Я больше не могу этого выносить. Я либо собираюсь запрыгнуть на него, либо испытать оргазм прямо здесь, перед ним, а он еще даже не поцеловал меня.

Нет. Он не может поцеловать меня. У меня есть парень. Джордан идеален. Он заслуживает верную девушку. Он сказал мне, что ему изменяли и раньше – я так с ним не поступлю.

Я подумываю оттолкнуть Майлза, но прикосновение к его обнаженной груди раскроет мои намерения. Вместо этого я отталкиваю его бедрами и направляюсь к двери. Так или иначе, уйти от него – одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала.

– Это? – Я машу пальцем туда-сюда между нами. – Этого не будет. Понял?

Его высокомерная улыбка говорит мне, что он мне ни на секунду не верит.

– Конечно, Мэдлин. Дай мне знать, когда закончишь притворяться. Когда тебе захочется чего-то настоящего, ты знаешь, где меня найти.

Я просыпаюсь от того, что мой телефон разрывается. Мечты о том, как Майлз прокладывает путь поцелуями по моему телу и заставляет меня кричать от удовольствия, быстро исчезают, когда я замечаю, что каждое уведомление – это сообщение от madyoungfan.

Все изображения. Слов нет.

На одной фотографии я открываю дверь в "Мариано", мои медно-каштановые волосы заплетены в косу, чтобы они не попали в еду посетителей.

На другом мы с мамой выходим из продуктового магазина, матерчатые сумки болтаются у нас в руках. Следующая – как мы забираем в «Сладкоежке» коробку свежеприготовленных пончиков.

Затем я снова остаюсь одна. Я стою спиной к камере, срезая путь через городскую площадь, чтобы добраться домой.

Сижу за столиком под зонтиком рядом с "Мариано".

Последний снимок более размытый, но мое сердце замирает, когда я узнаю свой дом.

Мой преследователь увеличил изображение. Их камера была направлена на окно.

Сквозь стекло видно, что я сижу на диване в гостиной. Одна.

Экран моего телефона размывается. Как я могла не знать, что они там? Почему я не чувствовала на себе их взглядов?

Слезы текут по моим щекам.

Мой преследователь никак не может увидеть меня в десяти футах от окна моего второго этажа, но я все равно ныряю под простыню в поисках уединения, которого, похоже, больше не могу найти.

Когда звонит мой телефон, мое сердце подскакивает к горлу.

Неизвестный номер.

Я смотрю на экран, позволяя телефону зазвонить дважды, трижды, четыре раза. Затем он замолкает.

Откуда мой преследователь мог узнать мой номер? Нет, скорее всего, это просто спам-рассылка.

Но моему облегчению приходит конец, когда экран снова загорается очередным звонком.

Я медленно выдыхаю. Затем провожу большим пальцем по экрану.

Никто из нас не произносит ни слова.

Я даже не слышу ничьего дыхания, как бы близко я ни прижимала телефон к уху.

– Алло?

По-прежнему ничего.

– Ответь мне. – Голос, который выходит из меня, громкий, но дрожащий. – По крайней мере, наберись смелости что-нибудь сказать.

Снова тишина. Вскоре раздался звуковой сигнал окончания вызова.

– Эй, милая? – С лестницы доносится напряженный голос мамы. – Ты можешь спуститься сюда?

Я проскальзываю вниз, как призрак. Все, чего я хотела, это не быть невидимой девушкой, прячущейся в тени. Теперь я получила то, что хотела, и все, чего я хочу, это снова стать невидимой. Быть той, о ком никто не заботится настолько, чтобы следовать за ней, мучить её, быть одержимым.

Мама стоит на подъездной дорожке, прижимая обе руки к груди. Стоит перед полицейской машиной.

На двери гаража кто-то большими печатными буквами написал баллончиком: «ШЛЮХА».

Каждая буква – удар под дых. Я обхватываю руками живот, как будто если я стану достаточно маленькой, то исчезну.

Сколько людей проезжали мимо и видели это? Когда мама это увидела?

Я отправляю сообщение Джордану.

Мой преследователь разгромил наш гараж…

Его реакция последовала незамедлительно.

Уфффф

Я сейчас приеду. Скоро буду.

Мне почти хочется сказать ему, чтобы он не приезжал. Я не хочу, чтобы он видел эти слова, очевидно, оставленные для меня. Но я также хочу, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо.

Мама жестом подзывает меня, и я направляюсь к ней и полицейскому, хотя все, чего я хочу, это забраться обратно в постель и зарыться лицом в подушку. Бывают дни, когда не стоит просыпаться.

Офицер протягивает мне руку. Он похож на доктора Эйвери из "Анатомии Грей", и, несмотря на ситуацию, мама явно благодарна.

– Привет. Офицер Джексон. – Когда я не отвечаю, он добавляет: – Мэдди, верно?

– Верно.

– Твоя мама позвонила нам по поводу вандализма. – Он кивает в сторону гаража. Как будто я могла это пропустить. – У тебя есть какие-нибудь предположения, кто мог сделать что-то подобное?