Текст книги "Мертвая хватка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Тиа от души надеялась, что это правда. Она не знала, в каком состоянии застанет мужа, но это?.. Правый глаз опух и плотно закрыт. На одной щеке длинный порез чем-то острым, возможно, бритвой, на другой красуется огромный синяк. Губы разбиты. Одна рука полностью под одеялом, но на предплечье видны два гигантских синяка.

– Что же они с ним сделали? – прошептала она.

– Они, считай, покойники, – тихо сказал Мо. – Ты меня слышала? Я выслежу этих тварей, но бить их не буду. Поубиваю к чертовой матери!

Тиа опустила руку на плечо Майка. Ее муж. Ее прекрасный красивый сильный муж. Она влюбилась в этого мужчину с первого взгляда еще тогда, в Дартмуте. Делила с ним постель, родила от него двоих детей, выбрала его своим спутником на всю жизнь. Не часто задумываешься об этом, но все обстояло именно так. Выбираешь человека, чтобы разделить с ним жизнь – вещь почти пугающая, если вдуматься хорошенько.

Как же она допустила, что жизни их разминулись, пусть даже ненамного? Как позволила рутине взять верх над их отношениями, и это вместо того, чтобы каждую секунду быть вместе, рядом, чтоб жизнь стала еще осмысленнее и счастливее?..

– Я так тебя люблю, – прошептала Тиа.

Вдруг Майк открыл глаза. И она увидела в них страх – самое худшее, что только могло быть. Ведь все то время, что она знала Майка, он никогда не выказывал страха. Она даже ни разу не видела, чтоб он плакал. Нет, наверное, все же плакал изредка, но слез своих не показывал. Он хотел быть надежной опорой, ее «каменной стеной», пусть и звучит старомодно. И она хотела от него того же.

Майк смотрел словно в никуда. Глаза дико расширены, точно видел перед собой напавших на него негодяев.

– Майк, – тихо произнесла Тиа. – Я здесь.

Он посмотрел на нее. Их взгляды встретились, но страх не уходил. Если видеть жену было утешением, он этого не показывал.

– Ты поправишься, и все будет хорошо. – Тиа взяла его за руку.

Он по-прежнему смотрел ей прямо в глаза. И только тут она поняла. Догадалась, что он скажет, прежде чем пошевелит разбитыми губами.

– Что с Адамом? Где он?

Глава 20

Долли Льюистон увидела, как мимо их дома снова проехала эта машина. Сбавила скорость. Все как в прошлый раз.

– Опять он, – сказала она.

Муж, Джо Льюистон, учитель пятого класса начальной школы, даже не поднял глаз.

– Джо?

– Я слышал, что ты сказала, Долли, – рявкнул он. – Чего ты от меня хочешь, не понимаю?

– Он не имеет права. – Она наблюдала, как машина отъехала и словно растворилась вдали. – Может, вызвать полицию?

– И что мы им скажем?

– Что он преследует нас. Крутится возле дома.

– Он просто едет по дороге мимо. В его действиях нет ничего противозаконного.

– А потом сбрасывает скорость.

– И в этом тоже нет ничего противозаконного.

– И все равно, сообщить надо.

Муж презрительно фыркнул, не отрывая глаз от бумаг.

– Полиция будет в восторге.

– К тому же у нас ребенок.

Она уже давно наблюдала за Элли, трехлетней дочуркой, по компьютеру со специального сайта, который позволяет следить за ребенком через камеру, установленную в детской. Как он ест, строит что-то из кубиков, читает, рисует, поет, словом, делает что угодно – ты в любой момент можешь проверить свое дитя.

Они с Джо работали в начальной школе. Джо преподавал в Маунт-Райкер, в пятом классе. Она учила второклассников в Парамус. Долли Льюистон все время порывалась уйти с работы, но без двух зарплат им не прожить. Муж все еще любил преподавать, а для Долли со временем привлекательность этого занятия стала угасать. Внимательный человек заметил бы, что страсть к преподаванию она утратила, когда родилась Элли, сама же Долли считала, что за этим стоит нечто большее. Тем не менее работать она продолжала, успешно парировала выпады недовольных родителей, но единственное, что ей по-настоящему хотелось делать, – это наблюдать за дочуркой на экране монитора, убеждаться, что малышка в безопасности.

Гай Новак, мужчина, проезжавший в машине мимо их дома, не мог неотрывно наблюдать за своей дочерью, быть уверенным, что она в безопасности. Так что, с одной стороны, Долли знала, кто он такой, почему здесь и даже сочувствовала этому человеку. Но это не означало, что она позволит ему навредить ее семье. Зачастую мир делится просто: «наши и те, кто против нас», и она всегда стояла на страже интересов своей семьи.

Долли покосилась на Джо. Глаза закрыты, голова опущена.

Она приблизилась сзади, положила ему руки на плечи. Он слегка поморщился от этого прикосновения. Неприятие длилось секунду, не больше, но она это почувствовала. Он так напряжен последние несколько недель. Долли не отводила рук, и постепенно он расслабился. Тогда она стала массировать ему плечи. Джо всегда это нравилось. Процедура заняла всего несколько минут, и он смягчился.

– Все хорошо, – шепнула Долли.

– Я просто вышел из себя…

– Понимаю.

– Я дошел до ручки, как всегда, а потом…

– Знаю.

Она знала. Именно поэтому Джо Льюистон такой хороший преподаватель. Он человек страстный. Умеет заставить учеников слушать, шутит с ними, иногда при этом немного выходит за рамки допустимого. Но ребятам это нравится. Шуточки помогали держать их внимание, больше узнавать. Прежде родителей несколько огорчали эти его шалости, но и защитников у него всегда находилось немало. Большинство родителей боролись за то, чтобы их ребенок ходил в класс мистера Льюистона. Им нравилось, что дети охотно, даже с удовольствием ходят в школу, что учитель проявляет истинный энтузиазм, а не просто исполняет свои обязанности скучно и монотонно. Чего нельзя сказать о Долли.

– Знаешь, я действительно очень обидел эту девочку, – вздохнул он.

– Но ты же не нарочно. Все дети и родители по-прежнему тебя любят.

Он промолчал.

– Ничего, она это преодолеет. Все пройдет. Все будет хорошо.

Нижняя губа у него задрожала. Он расклеивался буквально на глазах. И Долли, несмотря на то, что очень любила его и знала, что лучше учителя и мужчины на свете для нее нет и быть не может, всегда при этом понимала: Джо нельзя назвать человеком сильным. А все кругом считали его именно таким.

Родился он в большой семье, был младшим из пятерых детей, но в доме всегда доминировал отец. Он принижал младшего, мягкого и доброго сына, тот же, в стремлении хоть как-то оградиться от давления, старался быть веселым и забавлять. Джо Льюистон был самым замечательным человеком из всех, кого она знала, и при этом таким слабым.

«Ничего, это меня устраивает. Это я должна быть сильной. Моя задача – сохранить мужа и семью», – размышляла Долли.

– Прости, что я на тебя наорал, – сказал Джо.

– Ничего страшного.

– Ты права. Все пройдет.

– Точно. – Она поцеловала его в шею, в уютное такое местечко за мочкой уха. Его любимое. Потом нежно провела кончиком языка по коже, дожидаясь тихого стона. Но так и не дождалась. – Может, стоит отложить проверку домашних заданий на потом, а?.. – тихо прошептала она ему на ухо.

Он отодвинулся от нее, всего на дюйм.

– Нет. Знаешь, мне правда надо закончить это.

Долли выпрямилась, отступила на шаг. Джо Льюистон, спохватившись, что натворил, попытался исправить положение.

– Могу я принять приглашение в другой раз? – спросил он.

Обычно так говорила она, будучи не в настроении. Ведь именно так положено вести себя женам, верно? А он всегда был агрессором – слабости не проявлял. Однако последние несколько месяцев, из-за той оговорки, неудачному во всех смыслах высказыванию, изменился даже в этом плане.

– Конечно, – ответила Долли. И развернулась к выходу.

– Куда идешь? – спросил он.

– Скоро вернусь, – ответила она. – Просто надо съездить в магазин. Потом заберу Элли. А ты заканчивай проверять свои домашние задания.

Долли Льюистон быстро взбежала наверх, включила компьютер, нашла адрес Гая Новака и прочла указания, как туда проехать. Проверила и свою школьную электронную почту – всегда находился чем-то недовольный родитель, – но за последние два дня никаких жалоб не поступало. Ровным счетом ничего.

– Я оставила почтовый ящик открытым! – крикнула она вниз.

– Позже подойду проверю, – ответил Джо.

Долли сделала распечатку маршрута к дому Гая Новака, сложила листок бумаги в несколько раз, сунула в карман. Выходя, подошла и поцеловала мужа в макушку. Он сказал, что любит ее. Она сказала, что тоже его любит.

Потом Долли схватила ключи и поехала к Гаю Новаку.

Тиа видела по выражению их лиц: полиция не принимает всерьез факт исчезновения Адама.

– Вы должны объявить его в срочный розыск, – потребовала она.

Эти двое копов вместе выглядели почти комично. Один – крохотный латинос в униформе, по фамилии Гутиерес. Вторым оказалась высоченная темнокожая женщина, представившаяся детективом Клер Шлиц.

На вопрос ее ответила именно Шлиц:

– Ваш сын не попадает под эту категорию.

– Почему?

– Нет никаких доказательств похищения.

– Но ему всего шестнадцать, и он пропал.

– Да.

– Так какие еще требуются доказательства?

Шлиц пожала плечами.

– Свидетель не помешал бы.

– Не при каждом похищении находится свидетель.

– Верно, мэм. Но вам все равно нужно иметь доказательства того, что его похитили. Или что ему угрожали физической расправой. У вас они есть?

«Грубыми их не назовешь, – подумала Тиа. – Скорее, высокомерными».

Они добросовестно записали всю информацию. Они не отметали тревог родителей, но вовсе не собирались бросить всё и задействовать все имеющиеся силы в поисках подростка. Клер Шлиц прояснила свою позицию путем своих вопросов и ответов, которые давали Майк и Тиа.

«– Вы мониторили компьютер сына?

– Вы активировали джи-пи-эс-навигатор в его мобильном телефоне?

– Вас настолько беспокоило его поведение, что вы отправились искать его в Бронкс?

– Он прежде убегал из дома?»

Вот в таком духе. С одной стороны, Тиа просто не могла винить копов, с другой – для нее не было ничего важнее исчезновения Адама.

Гутиерес уже успел поговорить с Майком. Он тоже вмешался:

– Вы говорили, что видели на улице Дэниела Хаффа, Ди-Джея Хаффа? Что он мог быть с вашим сыном?

– Да.

– Я только что говорил с его отцом. Он полицейский, вы знаете?

– Да.

– И он сказал, что его сын весь вечер находился дома.

Тиа взглянула на Майка. И увидела, как возмущенно сверкнули его глаза. А зрачки сузились, превратились в еле видные черные точки. Такой взгляд ей доводилось видеть и прежде. Она положила руку ему на плечо, но успокоить не смогла.

– Он лжет, – прохрипел Майк.

Коп пожал плечами. Тиа заметила, как потемнело распухшее лицо Майка. Он взглянул на нее, потом – на Мо:

– Мы отсюда уходим. Сейчас же, немедленно.

Врач хотел оставить Майка в больнице еще на день, но тот и слушать не желал. Спорить с мужем Тиа не стала. Она знала: Майк сам справится со своими болячками. Он чертовски крепкий парень. Это третье его сотрясение мозга, два предыдущих он получил на хоккейной площадке. Майк потерял несколько зубов, ему много раз накладывали швы на голову и лицо, нос был сломан дважды, челюсть – один раз. И никогда, ни разу он при этом не пропустил ни одной игры, и даже получив серьезные травмы, всегда доигрывал матч.

Тиа также знала, что спорить с мужем бесполезно, да и не хотелось. Пусть поскорее встанет с постели и займется поисками сына. Она понимала: от безделья ему будет только хуже.

Мо помог Майку сесть. Тиа помогла одеться. На одежде остались пятна крови. Но Майк не обращал на это внимания. Поднялся с кровати.

Они почти уже дошли до двери, как Тиа почувствовала: в кармане завибрировал мобильник. Она взмолилась о том, чтобы это был Адам. Но нет.

Эстер Кримштейн даже не поздоровалась.

– О сыне что-нибудь слышно?

– Ничего. Полиция считает, просто сбежал из дома.

– Но разве это не так?

– Не думаю, – сухо ответила Тиа.

– Бретт сказал, вы за ним шпионили.

«Бретт и его длинный язык, – с раздражением подумала Тиа. – Чудесно, лучше быть не может».

– Я просто проверяла его переговоры в Интернете.

– А я о чем? Это то же самое.

– Адам просто не мог убежать… вот и все.

– Все родители склонны так думать.

– Я знаю своего сына.

– Ну да, все из той же оперы, – заметила Эстер. – Слушай, у нас плохие новости. В отсрочке отказали.

– Эстер…

– Прежде чем скажешь, что не поедешь в Бостон, выслушай меня. Я организовала лимузин, водитель за тобой заедет. Уже должен был заехать, стоит и ждет у больницы.

– Но я не могу…

– Послушай, Тиа. Окажи мне любезность. Водитель отвезет тебя в аэропорт Тетерборо, он, кстати, недалеко от твоего дома. У меня есть частный самолет. У тебя есть мобильник. Если вдруг будут новости о Майке, водитель отвезет тебя куда надо. В самолете тоже телефон имеется. Если услышишь что-то, когда будешь в воздухе, пилот доставит тебя в рекордно короткое время. Может, Адама найдут, ну, я не знаю, допустим, в Филадельфии. И я отдаю свой самолет в полное твое распоряжение.

Майк вопросительно взглянул на Тиа. Та лишь покачала головой и жестом показала: иди, не обращай внимания. Мужчины шагали вперед по больничному коридору.

– Когда прилетишь в Бостон, – продолжила Эстер, – возьмешь показания под присягой. Если что-то произойдет во время слушаний, тут же бросаешь все и летишь домой на моем самолете. От Бостона до Тетерборо сорок минут лёту. И есть шанс, что в этот самый момент твой мальчишка войдет в дом и станет придумывать дурацкие оправдания, потому как всю ночь пьянствовал с дружками. Как бы там ни было, но ты окажешься дома.

Тиа потерла переносицу.

Эстер спросила:

– В моем предложении есть смысл, как думаешь?

– Есть.

– Вот и славно.

– Но я все равно не могу.

– Почему?

– Не смогу сосредоточиться.

– Не пори чушь! Ты знаешь, что мне нужно от этих показаний.

– Ты хочешь, чтобы я с ним пофлиртовала. Муж в больнице…

– Его уже отпустили. Я все знаю, Тиа.

– Прекрасно. На моего мужа напали, сын пропал. Неужели думаешь, я в настроении с кем-то флиртовать?

– В настроении? Да что мне за дело, в каком ты настроении? Ты просто должна сделать это, обязана. На кону свобода человека, Тиа!

– Тебе лучше найти кого-то другого.

Возникшая пауза становилась все тягостнее. Наконец Эстер прервала ее:

– Это твой окончательный ответ? – спросила она.

– Окончательный, – ответила Тиа. – И он будет стоить мне места, да?

– Не сегодня, – после заминки ответила Эстер. – Но очень скоро. Поскольку теперь я знаю, что не могу положиться на тебя.

– Буду из кожи лезть вон, лишь бы вернуть твое доверие.

– Не вернешь. Я редко кому даю второй шанс. И на меня работают много адвокатов, которым он никогда не понадобится. Так что будешь снова перебирать бумажки. Вплоть до увольнения. Скверно. Я видела в тебе потенциал. – Эстер Кримштейн повесила трубку.

Они вышли на улицу. Майк внимательно смотрел на жену.

– Тиа?

– Не хочу об этом говорить.

Мо отвез их домой.

– Что же теперь делать? – спросила Тиа.

Майк проглотил таблетку обезболивающего.

– Наверное, ты должна заехать за Джил.

– Да, конечно. А ты куда собрался?

– Для начала хотел бы поболтать с капитаном Дэниелом Хаффом, – ответил Майк. – Выяснить, почему он соврал.

Глава 21

– Этот Хафф, он вроде бы коп, верно? – спросил Мо.

– Да.

– Расколоть такого будет непросто.

Они уже припарковались у дома Хаффа, примерно в том же месте, где накануне останавливался Майк. Он не стал прислушиваться к советам Мо. Выскочил из машины, бросился к двери. Мо остался ждать. Майк постучал. Потом позвонил в звонок. Никто не открыл.

Майк обежал дом и постучал в заднюю дверь. И снова безрезультатно. Тогда он приставил ладони к глазам, всмотрелся в окошко. Никакого движения в доме. Подергал ручку. Дверь заперта.

– Майк?

– Он мне солгал, Мо.

Они вернулись к машине.

– Куда теперь? – спросил Мо.

– Дай я поведу.

– Нет. Куда ехать?

– В полицейский участок. Где работает Хафф.

Ехать было недалеко, чуть меньше километра. Майк думал о том, какой короткий путь от дома до работы и обратно проделывает каждый день Дэниел Хафф. Повезло ему. Майк вспомнил о долгих часах, которые проводил в пробках на мосту по пути в больницу, а затем сам себе удивился. К чему размышлять о таких пустяках? Только теперь он заметил, что дышит с трудом и что Мо тревожно косится на него время от времени.

– Майк?

– Что?

– Там тебе надо вести себя поспокойнее.

Майк нахмурился.

– Да что ты говоришь!

– Говорю. Можешь сколько угодно иронизировать по поводу моих призывов к здравому смыслу, но ведь должен же ты понимать: если я советую сохранять хладнокровие, на то есть веские причины. Нельзя заявиться в участок и требовать встречи с офицером полиции в таком заведенном состоянии.

Майк не ответил. Полицейский участок занимал перестроенное помещение старой библиотеки на холме с чудовищно тесной автостоянкой. Мо долго кружил, выискивая свободное место.

– Ты меня слышал?

– Да, Мо, я тебя слышал.

Перед входом не было ни одного свободного места.

– Заедем с южной стороны.

– Времени нет, – отозвался Майк. – Я пошел. Как-нибудь справлюсь.

– Одного не пущу, – буркнул Мо.

Майк резко развернулся к нему.

– Послушай, Майк, ты выглядишь жутко!

– Хочешь быть моим водителем – ладно. Но ты мне не сиделка, Мо. Так что, давай высаживай. Мне нужно поговорить с Хаффом наедине. Если будешь болтаться рядом, он что-то заподозрит. Один смогу потолковать с ним, как отец с отцом.

Мо свернул к обочине.

– Помни, что только что сказал.

– О чем?

– Как отец с отцом.

– И это значит?..

– А ты сам подумай.

Майк выпрямился во весь рост – острая боль полоснула по ребрам.

«Физическая боль – странная штука», – подумал он.

У него высокий порог болевой переносимости. Он это знал и считал своим преимуществом. Ему даже нравилось выматываться, нравилось, когда после долгой активной работы ноют мышцы. На льду ребята часто использовали болевые приемы, но это только подстегивало Майка. Когда ему сильно доставалось, он заводился еще больше, играл еще отчаяннее и мощнее.

«Наверное, обстановка в участке ленивая и сонная», – подумал Майк. Сам он бывал здесь лишь однажды, когда пришлось оставить свою машину на ночь на улице. Городские власти выпустили распоряжение, запрещающее парковаться на улице после двух часов ночи. Но внутренний двор у дома Майка засыпали новым гравием, так что пришлось идти в полицию за разрешением оставлять машину в течение недели на улице у ворот. Тогда за столом сидел всего один коп, остальные столы у него за спиной пустовали.

Но сегодня в помещении было как минимум пятнадцать стражей порядка, кругом кипела бурная деятельность.

– Чем могу помочь?

Полисмен в форме выглядел слишком молоденьким. Возможно, еще один пример того, какое влияние на нас оказывает телевидение. Но Майк ожидал увидеть в приемной закаленного в боях, прожженного ветерана, как в фильме «Блюз Хилл-стрит», который говорил: «Давайте будем аккуратнее в высказываниях». Этому же парнишке было на вид лет двадцать. Он смотрел на Майка с нескрываемым удивлением, затем указал на синяки на лице.

– Вы по поводу побоев?

– Нет, – ответил Майк.

Остальные копы задвигались еще проворнее. Передавали друг другу бумаги, громко перекликались, прижимали к уху телефонные трубки.

– Я пришел к офицеру Хаффу.

– Вы хотите сказать, к капитану Хаффу?

– Да.

– Нельзя ли узнать, по какому вопросу?

– Просто скажите, его хочет видеть Майк Бай.

– Но сейчас, как видите, все у нас очень заняты и…

– Вижу, – прервал его Майк. – Произошло что-то серьезное?

Молодой коп одарил его взглядом, означающим типа не вашего ума дело. Но Майк успел уловить обрывки разговоров. Речь шла о какой-то машине, припаркованной перед отелем «Рамада».

– Может, посидите здесь? А я попробую разыскать капитана Хаффа.

– Да, конечно.

Майк подошел к скамье, сел. Рядом с ним оказался мужчина в костюме, он заполнял какие-то бумаги. Один из копов громко сказал:

– Весь штат мы уже проверили. Ни один из сотрудников ее не видел.

Майк снова задумался, о чем речь. На самом деле это мало волновало его.

Хафф солгал.

Майк не сводил глаз с молоденького офицера. Но вот тот повесил трубку, поднял глаза, и Майк понял: новости для него неутешительные.

– Мистер Бай?

– Доктор Бай, – поправил Майк.

Возможно, неуместно, но он знал: порой люди относятся к врачам с большим почтением. Не часто. Но иногда.

– Доктор Бай. К сожалению, утро у нас выдалось сегодня трудное. Люди заняты. Капитан Хафф просил передать, что непременно позвонит вам, как только освободится.

– Так не пойдет, – возразил Майк.

– Простите, не понял?..

Помещение было просторное и довольно открытое. Столы полицейских разделяли только низенькие перегородки – высотой фута три, не больше. Зачем делают такие на всех участках? Кого это остановит? В дальнем конце комнаты Майк видел дверь и надпись на табличке: «Капитан». Он быстро метнулся к ней, не обращая внимания на боль, которую вызвали эти резкие движения. Пробежал мимо последнего в ряду стола дежурного.

– Сэр?..

– Не беспокойтесь, дорогу я знаю.

Отпер задвижку и устремился к кабинету капитана.

– Стойте! Прекратите сейчас же!

Майк не думал, что парнишка станет стрелять в него, продолжал двигаться дальше. И оказался у двери до того, как его успели остановить. Дернул дверную ручку, повернул. Не заперто. Он вошел.

Хафф сидел за столом, разговаривал по телефону.

– Какого черта?..

Юный офицер ворвался следом, пытался преградить путь, но Хафф взмахом руки остановил его.

– Все в порядке.

– Извините, капитан. Он так рванул сюда, что…

– Ничего страшного. Закройте дверь.

Парнишка повиновался с самым несчастным выражением лица. В комнате было одно большое окно. Юнец остановился у него и стал глядеть на улицу. Майк обернулся к Хаффу.

– Ты солгал, – заявил он.

– Я очень занят сейчас, Майк.

– Я видел твоего сына. Перед тем, как на меня напали.

– Ничего ты не видел. Он был дома.

– Вранье.

Хафф так и не поднялся с места. И присесть Майку не предложил. Заложил руки за голову, откинулся на спинку кресла.

– Знаешь, у меня правда нет времени на все это.

– Мой сын был в вашем доме. Потом поехал в Бронкс.

– Откуда ты знаешь, Майк?

– В мобильник моего сына встроена система джи-пи-эс.

Хафф приподнял брови.

– Надо же!..

Должно быть, он уже знал об этом. Нью-йоркские коллеги доложили.

– Так зачем врать, Хафф? Не понимаю!

– И насколько она точная, эта твоя система джи-пи-эс?

– Что?

– Может, он вообще не встречался в тот день с Ди-Джеем. Может, он был в соседском доме. Парнишка по фамилии Любеткин живет в двух домах от нас. Или, может, он был у нас, но до того, как я вернулся домой. Или болтался где-то поблизости, хотел зайти, потом передумал.

– Ты серьезно?

В дверь постучали. Потом заглянул какой-то коп, сообщил:

– Прибыл мистер Кордова.

– Проводи его в комнату «А», – велел Хафф. – Я через секунду подойду.

Коп кивнул, захлопнул дверь. Хафф поднялся из-за стола. Высокий мужчина с гладко зачесанными назад волосами. Обычно вел он себя сдержанно, как и подобает полицейскому, как тогда, накануне ночью, когда они встретились у его дома. Он по-прежнему держал себя в руках, но было заметно, каких усилий это ему стоит. Встретился взглядом с Майком. Майк глаз не отвел.

– Мой сын был дома весь вечер и всю ночь.

– Ложь.

– Мне надо идти. Не желаю больше говорить с тобой об этом.

И он двинулся к двери. Майк преградил ему дорогу:

– Мне нужно поговорить с твоим сыном.

– Отойди, Майк.

– Нет.

– Твое лицо.

– При чем оно тут?

– Похоже, ты уже получил сполна, – сказал Хафф.

– Хочешь добавить?

Хафф промолчал.

– Перестань, Хафф. Мне и без того крепко досталось. Хочешь попробовать снова?

– Снова?

– Может, ты там тоже был. В том проулке.

– Что?!

– Твой сын был. Я точно знаю. Так что давай поступим так. Сойдемся лицом к лицу. Один на один. Никаких парней, наскакивающих сзади, так, чтобы я не видел их лиц. Давай, что же ты? Отложи «пушку», я запру дверь в кабинет. Скажи своим дружкам, пусть оставят нас одних. Там и посмотрим, так ли ты крут, каким кажешься.

Хафф криво улыбнулся.

– Думаешь, это поможет твоему сыну?

И только теперь Майк понял, о чем предупреждал Мо. Они стояли лицом к лицу, сошлись один на один, но ведь Мо советовал совсем другое: поговори с ним как отец с отцом. И дело тут было не в том, как поступить сейчас с Хаффом. Майк пытался спасти своего сына – Хафф делал то же самое. Майку было плевать на Ди-Джея Хаффа. Хаффу было плевать на Адама Байя.

Оба они стремились защитить своих сыновей. Хафф был готов биться за своего отпрыска до конца. Победит он или потерпит поражение, не важно. Ясно одно: Хафф никогда не сдаст своего сына. Так на его месте поступили бы и родители Кларка или Оливии. Это и не учел Майк. Они с Тиа пытались говорить с людьми, готовыми прикрыть собой гранату – лишь бы спасти своего ребенка. Тут надо действовать по-другому. Апеллировать к отцовским чувствам.

– Адам пропал, – сказал Майк.

– Я понял.

– Говорил об этом с нью-йоркской полицией. Но с кем мне говорить здесь? Кто поможет найти сына?

– Передай Кассандре, я по ней скучаю, – прошептал Нэш.

И тут наконец все мучения Ребы Кордова закончились.

Нэш вел фургон по Пятнадцатой автостраде округа Суссекс. Он направлялся к складам.

На территорию въехал задним ходом. Кругом тянулись ангары, похожие на гаражи. Уже стемнело. Кругом ни души, никто его здесь не увидит и не услышит. Он бросил тело в контейнер для мусора, самый дальний, в самом конце складских помещений. Вообще складские помещения подходят для таких дел как нельзя лучше. Он вспомнил, как читал душераздирающую историю о похитителях, которые прятали свою жертву именно на продуктовом складе, в контейнере. И перестарались – жертва случайно погибла от удушья. Но Нэш знал и другие истории, они заставляли удивленно ахать. Ты видишь развешанные кругом плакаты с портретами пропавших – детишек, пьющих молоко из пакета, женщин, которые однажды, ничего не подозревая, вышли из дома и не вернулись, – а потом вдруг узнаешь, что их держали связанными и с кляпами во рту, а они выжили, несмотря ни на что, даже в таких местах.

Нэш знал: копы всегда считают, что преступник действует по определенной модели. Может, отчасти оно и так – ведь преступники в большинстве сущие дебилы.

«Но я совсем другой, – размышлял Нэш. – Я избил Марианну до полной неузнаваемости, а лицо Ребы даже не тронул. Простая логика».

Он понимал, что личность Марианны практически невозможно установить. Но совсем по-другому обстояло с Ребой. К этому времени ее муж наверняка заявил об исчезновении жены. И если найдут свеженький труп, пусть даже весь избитый и окровавленный, полиция вполне может догадаться, что это жалкие останки Ребы Кордова.

Так что модель поведения тут будет другая: сделать все, чтобы тело не нашли.

Вот в чем фишка. Нэш оставил тело Марианны там, где его легко обнаружить. Но Реба должна бесследно исчезнуть. Нэш припарковал ее машину на стоянке перед отелем. Полиция подумает, что она заходила туда на свидание. Сыщики целиком сфокусируются на этой версии, будут работать, землю рыть, проверять, имела ли она любовника и кто он такой. А вдруг повезет, и окажется, что эта куколка действительно ходила на сторону? Копам и в голову не придет, что за этим стоит он. Как бы там ни было, но если тело не найдут, им ничего не останется, кроме как сделать вывод: дамочка сбежала с любовником. И никакой связи между Ребой и Марианной прослеживаться не будет.

Так что пусть побудет здесь. По крайней мере какое-то время.

Пьетре довелось видеть смерть своими глазами. Несколько лет тому назад она была блистательной молодой актрисой в Югославии. Потом начались этнические чистки. Мужа и сына Пьетры убили прямо у нее на глазах – самым жестоким и чудовищным образом. Ей повезло меньше – она выжила. Нэш служил там наемником. Он ее и спас. Вернее, то, что от нее осталось. С тех пор Пьетра «оживала», только когда приходилось действовать – ну, как тогда в баре, с Марианной. Остальное время словно в трансе пребывала. Всему виной сербские солдаты.

– Я обещал Кассандре, – сказал он ей. – Ты понимаешь?

Пьетра отвернулась. Он изучал ее профиль.

– Тебе не нравится, что мы с ней сделали, так, что ли?

Пьетра не ответила. Они засыпали тело Ребы смесью опилок и конского навоза. На какое-то время хватит. Рисковать Нэшу не хотелось, и он решил не красть новые номера для машины. Просто достал из кармана моток черной изоляционной ленты и переделал одну букву на другую. Счел, что и этого достаточно. В дальнем углу склада нашел целый набор других маскировочных средств для фургона. Магнит, рекламирующий краски фирмы «Тремесис». Еще один – с изображением Кембриджского университета. Но затем отказался от них и решил прикрепить к бамперу стикер, купленный им в октябре прошлого года на религиозной конференции «Бог любит нас».

Надпись гласила: «Бог не верит в атеистов».

Нэш улыбнулся. Вполне справедливое, разумное и набожное высказывание. Фокус в том, что ты непременно обращаешь на него внимание. Он прилепил стикер к бамперу с помощью двусторонней липучки – так проще при необходимости отодрать. Люди станут читать надпись на бампере, одни обрадуются, другие оскорбятся. Главное, что ее непременно заметят. А когда замечаешь такие вещи, на номер машины внимания уже не обращаешь.

Они уселись в фургон.

До встречи с Пьетрой Нэш не слишком верил, что глаза – это зеркало души. Но в ее случае… У нее были изумительно красивые глаза, голубые, с золотистыми искорками. Однако ты сразу замечал в них странную пустоту – словно кто-то задул свечи и они уже никогда не загорятся.

– Это следовало сделать, Пьетра. Ты ведь понимаешь.

– А тебе понравилось, – заметила она после паузы.

Тут не поспоришь. Она слишком давно и хорошо знала Нэша, лгать не было смысла.

– И что с того?

Она отвернулась.

– Что с тобой, Пьетра?

– Я помню, что случилось с моей семьей, – прошептала она.

Нэш промолчал.

– Я видела, как страдают мой муж и сын. Это было ужасно! И меня тоже мучили, и они видели это. Последнее, что они видели перед смертью, – это как я страдаю вместе с ними.

– Знаю, – кивнул Нэш. – И после этого ты говоришь, что мне понравилось. Но ведь и тебе тоже, верно?

– Да, – без колебаний ответила она.

Большинство людей сочли бы, что все должно быть наоборот, что жертвы столь чудовищного насилия должны в будущем испытывать отвращение к любому кровопролитию. Но мир устроен сложнее. Насилие порождает насилие, хотя необязательно в столь очевидной форме. Ребенок, которого унижали в детстве, вырастает и начинает унижать и мучить других. Сын, которого избивал отец – и матери от него тоже изрядно доставалось, – почти наверняка будет бить свою жену.

Почему? Почему мы, человеческие существа, не склонны усваивать преподанные нам уроки? Почему нас привлекает и притягивает то, что некогда вызывало только страх и отвращение?

Нэш спас Пьетру, и та жаждала мести. Это все, о чем она могла думать, пока лежала в больнице. Через три недели Пьетру выписали, и они с Нэшем нашли одного из солдат, который замучил ее семью. Им повезло, в ту минуту он был один. Нэш связал его, заткнул кляпом рот, они вывезли его в безлюдное место. А затем Нэш дал Пьетре садовые ножницы и оставил жертву наедине с Пьетрой. Солдат умирал три дня. Уже к концу первого он умолял Пьетру, чтобы та его убила. Но она не стала делать это. Наслаждалась каждым мигом его мучений.