Текст книги "Подкрутка"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Майрон проверил номера пикапа, но это был дохлый номер. Просрочены уже четыре года. Наверное, панк снял их с автомобиля с какой-нибудь свалки. Еще бы. Даже мелкие жулики знают, что не надо отправляться на дело с прослеживаемыми номерами.

Он обследовал брошенное здание, надеясь найти какие-нибудь зацепки. Пол усыпан использованными шприцами, разбитыми ампулами и пакетами из-под чипсов. Рядом стояла пустая мусорная урна. Майрон покачал головой. Мало того что наркоманы, так еще и неряхи! Он огляделся внимательнее. Похоже, помещение пострадало от пожара. Внутри ни души. И ни одной зацепки.

Ладно, и что все это значит? Парни на игле – похитители? Майрон с трудом представлял подобный вариант. Обычно наркоманы грабят квартиры. Или нападают на людей на улицах. Избивают их монтировками. Но проворачивать сложное дело с похищением – не их профиль.

Однако в похищении многое казалось непродуманным. Например, преступник долго не знал, какой назначить выкуп. Странно. Может, потому, что тут замешаны наркоманы-любители?

Майрон сел в машину и направился к дому Уина. У Уина всегда полно автомобилей. А ему в окна сильно задувает. Насчет собственного тела – серьезных повреждений вроде нет. Пара-тройка синяков, но ничего не сломано. Удары попадали вскользь, кроме тех, что пришлись на стекла.

По дороге он прокрутил в голове несколько сценариев и выбрал самый правдоподобный. Допустим, Чэд Колдрен по каким-то причинам решил поселиться в «Корт-Мэнор-инн». Решил провести время с какой-нибудь девчонкой. Побаловаться наркотиками. Или ему просто понравился местный сервис. Не важно. Когда ему понадобились наличные, он взял их с карточки в соседнем банкомате. Потом снял номер на одну ночь.

Но в отеле что-то пошло не так. Что бы там ни говорил Липвиц, «Корт-Мэнор-инн» – сомнительное заведение, которым заправляют сомнительные люди. В подобных местах легко во что-нибудь вляпаться. Вероятно, Чэд пытался купить наркотики у панка. Стал свидетелем преступления. Может, паренек много болтал, и кто-то решил, что у него денег куры не клюют. Опять-таки не важно. Так или иначе, орбиты Наци-Красти и Чэда Колдрена пересеклись. Результатом стало похищение.

Все вроде сходится. Но…

Еще не добравшись до «Мэриона», Майрон нашел в своей версии основательные дыры. Прежде всего время. Майрон не сомневался, что похищение связано с возвращением Джека на чемпионат США. Однако по его сценарию выходило, что это чистое совпадение. Но как объяснить факт, что Наци-Красти, торчавшему у телефона в моле, было известно о пребывании в доме Колдренов Эсме Фонг? И как быть с тем парнем, который вылез из окна Чэда и затерялся на Грин-Эйкерс-роуд, причем Майрон был уверен, что это либо сам Чэд, либо Мэттью Сквайрс? Он-то уж точно сюда вписывался. Неужели суперохраняемый Мэттью Сквайрс мог общаться с типом вроде Наци-Красти? Или беглец случайно исчез именно на Грин-Эйкерс-роуд?

Майрон чувствовал, как из надутого им баллона с шумом выходит воздух.

Когда Болитар приехал в клуб, Джек Колдрен был уже на четырнадцатой лунке. Его партнером в сегодняшнем раунде оказался не кто иной, как Тэд Криспин. Неудивительно. В день финала пары обычно составляют из игроков, занимающих первое и второе места.

Джек играл неплохо, хотя не так здорово, как раньше. Он потерял всего один удар, что давало перевес в восемь ударов над Тэдом Криспином. Майрон потащился на четырнадцатый грин.[30]30
  Зона с коротко подстриженной травой, на которой расположена лунка. От англ. green – зеленый.


[Закрыть] Кругом зелень. Трава и деревья, тенты, навесы, табло со счетом, телевизионные вышки и площадки для съемки – все это было густо– и сочно-зеленым и буквально растворялось в окрестном пейзаже, не считая, разумеется, спонсорских реклам, которые резали глаза не хуже, чем вывески казино в Лас-Вегасе. Впрочем, как раз спонсоры и платили деньги Майрону. Грех жаловаться на того, кто тебя кормит.

– Майрон, дорогой, тащи сюда свою толстую задницу!

Норман Цукерман широким жестом подзывал его к себе. Рядом стояла Эсме Фонг.

– Двигай к нам.

– Привет, Норм, – поздоровался Майрон. – Привет, Эсме.

– Привет, Майрон, – отозвалась Эсме.

Сегодня она была одета не так строго, как вчера, но по-прежнему крепко держалась за свой портфель, словно это ее любимая игрушка.

Норм крепко обнял Майрона и похлопал его по ушибленному плечу:

– Скажи мне правду, Майрон. Но только правду. Я хочу чистую правду, понимаешь?

– Правду?

– Ну да. Просто скажи мне правду. И ничего больше. Я честный человек?

– Честный.

– Очень честный?

– Не будем перегибать палку, Норм.

Цукерман поднял руки:

– Ладно, хорошо, пусть так. Просто честный. Меня устраивает. – Он взглянул на Эсме Фонг: – Имей в виду, Майрон – мой противник. Злейший враг. Он всегда по ту сторону фронта. Но даже он признает, что я честный человек. Тебя это не убеждает?

Эсме тяжело вздохнула:

– Да, Норм, но ты ломишься в открытую дверь. Я уже говорила, что согласна…

– Тпру! – воскликнул Цукерман, будто осаживая норовистую лошадь. – Сделай паузу, потому что я желаю услышать мнение Майрона. Майрон, дело обстоит так. Я купил сумку для гольфа. Хотел посмотреть, что из этого получится. Она стоила мне пятнадцать штук в год.

Под покупкой сумки Цукерман подразумевал совсем не то, что могло показаться на первый взгляд. Он приобрел право размещать рекламу на сумке для гольфа. То есть попросту поставить на нее логотип «Зум». Чаще всего подобные права покупали крупные производители снаряжения для гольфа – «Пинг», «Титлайст», «Голден бэр». Но в последнее время тем же стали заниматься фирмы, не имевшие ничего общего с гольфом. Например, «Макдоналдс». Или «Спринг-Эйр матрацы». Или даже «Пеннцойл». Приходишь на турнир по гольфу, видишь логотип «Пеннцойл» и сразу бежишь покупать канистру бензина.

– И что? – спросил Майрон.

– А вот что. – Норм показал на кэдди. – Посмотри!

– Смотрю.

– А теперь скажи мне, Майрон, ты видишь логотип «Зум»?

Кэдди держал в руках сумку для гольфа. Обычную сумку, прикрытую сверху полотенцем, которым протирали клюшки.

В голосе Норма зазвучали певучие нотки, как у учителя младших классов.

– Можешь ответить мне вслух, Майрон, сказав твердое и короткое «нет». Или, если это будет напрягать твою гортань, ограничиться простым кивком, вот так. – Норм продемонстрировал требуемый жест.

– Он под полотенцем, – произнес Майрон.

Норм вопросительно приставил ладонь к уху:

– Прости?

– Логотип под полотенцем.

– Какого черта он под полотенцем! – заорал Цукерман. Зрители стали оглядываться на сумасшедшего типа с длинными волосами и огромной бородой. – А мне-то от этого какой прок? Когда я заказываю рекламу на телевидении, мне тоже должны занавесить камеру полотенцем? И когда я плачу парню сто тысяч миллиардов долларов, чтобы он носил мои кроссовки, ему тоже надо обмотать ноги полотенцами? Если бы полотенца висели на всех рекламных щитах, которые я…

– Я уже понял, Норм.

– Отлично. Не для того я плачу пятнадцать штук, чтобы какой-то болван кэдди закрывал мой логотип. Поэтому я подошел к нему и вежливо попросил его убрать полотенце с логотипа, а он посмотрел на меня вот так. Точно я грязное пятно на его унитазе. Будто я жалкий маленький еврей, которому нужно его чертово гойское дерьмо.

Майрон взглянул на Эсме. Она улыбнулась и пожала плечами.

– Изящно выражаешься, Норм, – усмехнулся Майрон.

– Что? Думаешь, я не прав?

– Я понимаю, почему ты злишься.

– А что бы ты сделал, если бы это был твой клиент?

– Постарался бы открыть логотип.

– Что и требовалось доказать. – Цукерман обнял собеседника за плечи и заговорщицки наклонил к нему голову. – С чего это ты вдруг решил заняться гольфом, Майрон? – прошептал он.

– Ты о чем?

– Ты ведь не гольфист. Клиентов среди них у тебя нет. И вдруг прямо на моих глазах ты начинаешь заигрывать с Тэдом Криспином, а теперь, как я слышал, метишь в чету Колдренов.

– Кто тебе это сказал?

– Слухи, Майрон, слухи. Кроме того, у меня есть свои источники. Так в чем дело? Откуда внезапный интерес к гольфу?

– Я спортивный агент, Норм. Представляю интересы разных игроков. Гольфисты тоже спортсмены. В определенном смысле.

– Ладно, но при чем тут Колдрены?

– О чем ты?

– Джек и Линда очень милые люди, конечно. Но у них есть кое-какие обязательства, если ты понимаешь, о чем я.

– Нет.

– Линду Колдрен представляет «ЛБА». Никто не уходит от «ЛБА». Сам знаешь. Там очень серьезные ребята. Джек – ладно, раньше он вообще никого не волновал и прекрасно обходился без агента, но Линда… В общем, я не могу понять, с какой стати Колдрены начали делать тебе авансы.

– А зачем тебе понимать?

Норм приложил ладонь к своей груди.

– Зачем?

– Да, почему тебя это так волнует?

– Почему? – переспросил Цукерман, словно не веря своим ушам. – Я объясню тебе почему. Ты мне небезразличен, Майрон. Я тебя люблю. Мы с тобой как братья. Как члены одной семьи. Я желаю тебе только самого лучшего. Видит Бог, это так. Если тебе когда-нибудь понадобится рекомендация, я дам ее не задумываясь.

– Угу, – буркнул Майрон без особой убежденности. – Так в чем проблема?

Норм вскинул руки к небу:

– Да кто говорит, что есть проблема? Разве я сказал – проблема? Разве я произносил это слово? Мне просто любопытно. Это часть моей натуры. Я очень любопытен. Обожаю сплетничать. Задаю тысячи вопросов. Сую свой нос во все дела. Такой уж у меня характер.

– Ясно.

Майрон бросил взгляд на Эсме Фонг, которая стояла слишком далеко, чтобы слышать их разговор. Она опять пожала плечами. Наверное, для работников Цукермана это привычный жест. Он входил в тактику Норма, любившего разыгрывать хорошего и плохого полицейского. Часто он вел себя непредсказуемо, почти неадекватно, а его помощницы – неизменно молодые и улыбчивые, с приятной внешностью – исполняли роль спасательного круга, за который хватался утопающий.

Норм ткнул его локтем под ребро и указал на Эсме:

– А она ничего, верно? Особенно для девчонки из Йеля. Ты когда-нибудь видел, какие уродки там учатся? Неудивительно, что их команда называется «Бульдоги».

– Ты ретроград.

– Да. Я старик, Майрон. Старику позволено немного побрюзжать. Мне это даже к лицу. Таких, как я, называют ворчунами. Кстати, я думаю, что в Эсме только половина.

– Половина?

– Китайской крови, – пояснил Норм. – Или японской. Или еще какой-то. А половина белой. Как ты считаешь?

– Пока, Норм.

– Ладно, как хочешь. И вправду, какая разница. Так объясни мне, Майрон, как ты подцепил Колдренов? Уин тебя представил?

– Пока, Норм.

Майрон отошел и на секунду задержался, чтобы посмотреть на очередной удар гольфиста. Он попытался проследить за полетом мяча. Ничего не вышло. Мяч почти мгновенно исчез из виду. Ничего странного – речь шла о маленьком шаре, летевшем со скоростью ста миль в час на расстояние в несколько сотен ярдов, – однако среди здешней публики Майрон был чуть ли не единственным человеком, который не обладал необходимой для этого ястребиной зоркостью. Чудаки они, гольфисты. Большинство не способно заметить обычный указатель на обочине дороги, зато легко следят за траекторией мяча, даже если запустить его на околоземную орбиту.

Что тут говорить, гольф – странный спорт.

На игровой площадке стояла толпа безмолвствующих фанатов. Хотя слово «фанат» казалось Майрону не совсем подходящим. Скорее, прихожан. Внимательных, благоговейно следящих за движениями игроков, застывших в почтительном молчании. Зато после каждого удара у них начиналось нечто вроде истерии. Они издавали блаженные вопли и подгоняли мяч истошными криками: «Выше! Быстрее! Ну давай! Держись! Еще немного! Вниз!» – чем-то смахивая на учителя самбы, только чересчур агрессивного. Они оплакивали плохой хук и неудачный слайс,[31]31
  Ошибочные удары в гольфе.


[Закрыть] жесткую траву и мягкую, скользкий грин и вязкий, злосчастный стайми[32]32
  Безвыходное положение, когда мяч противника стоит на линии удара между мячом игрока и лункой.


[Закрыть] и зловредный раф, стонали, когда мяч вылетал за пределы фервея или застревал в песке бункера, падал в воду, натыкался на свободные помехи, не докатывался до лунки, перекатывался, крутился очень быстро или не крутился совсем. Они орали от восторга, если игрок, несмотря на препятствия, «выходил сухим из воды» или делал «двойного орла»,[33]33
  Лунка, сыгранная на три удара меньше «пара», то есть среднего результата для данной лунки.


[Закрыть] и мрачно хмурились на зрителя, громко заявлявшего, что тот или иной участник – крутой парень. Они ругали патер[34]34
  Клюшка для патта, катящего удара на грине.


[Закрыть] за то, что мяч не закатился в лунку «как по маслу». А игроки без труда разыгрывали мячи, которые все дружно объявляли безнадежными.

Майрон покачал головой. У каждого вида спорта есть свой жаргон, но гольфистский сленг напоминал тарабарщину, о которую можно сломать язык. Нечто вроде суахили или рэпа для богатых.

Впрочем, в погожие дни, когда ярко светило солнце, небо было безоблачным и в летнем воздухе носились головокружительные ароматы, Майрон лучше понимал очарование гольфа. Он мог представить поле без зрителей, в тишине и покое, непорочно чистым и зеленым, как горные луга, где любят уединяться буддийские монахи, и таким бархатным и нежным, что по ним могли смело пройти стопы самого Бога. Конечно, это не значило, что Майрон обращался в ту же веру – он по-прежнему оставался скептиком или еретиком, – но так ему хоть на мгновение удавалось ощутить вкус игры, по которой сходило с ума столько людей в мире.

Когда он дошел до четырнадцатой лунки, Джек Колдрен находился на пятнадцатой. Дайана Хоффман вынула из ямки колышек. Почти на каждом поле для гольфа колышки увенчаны флажками. Но «Мэрион» – иное дело. Здесь вместо флажка вешали плетеную корзинку. Никто точно не знал почему. Уин рассказывал красивую историю, как в старину шотландцы, придумавшие гольф, таскали с собой на поле еду в таких корзинках, повесив на палки. Корзинки потом использовали в качестве маркеров, но Майрон полагал, что история больше попахивает легендой, чем историческими фактами. В любом случае члены клуба «Мэрион» безумно гордились корзинками. Что поделаешь, гольфисты.

Майрон старался подойти к Джеку Колдрену как можно ближе, надеясь уловить чемпионский взгляд, о котором говорил Уин. Несмотря на свои возражения в тот вечер, он прекрасно понимал, о чем идет речь. Что отличает великого спортсмена от просто хорошего? Желание. Страсть. Упорство. Правда, Уин считал эти качества плохими. Ничего подобного. Наоборот. Уж Уину-то следовало бы об этом знать. Перефразируя или, точнее, выворачивая наизнанку фразу известного политика: «Экстремизм допустим, если хочешь совершенства».

Джек Колдрен хранил невозмутимость. Майрон догадывался почему. Зона. Джеку удалось войти в заповедный круг, в идеально чистое пространство, где ни взгляды публики, ни огромный приз, ни значение турнира, ни страх перед провалом, ни давление соперника, ни успешная жена, ни пропавший сын не имели ни малейшего значения. Его мир теперь сводился к маленькому пятачку, где находились только его клюшка, мяч и лунка. Все остальное растворялось в мутной дымке, как в эпизоде «сна» из старого кино, когда края объектива смазывают вазелином.

Майрон чувствовал, что именно в эти минуты Джек Колдрен представал в своем истинном обличье. Он гольфист. Человек, желающий выиграть. Для кого это необходимость. Майрон его прекрасно понимал. Когда-то у него была своя зона – оранжевый мяч и обруч с сеткой, – и часть души навсегда осталась в ней. Замечательное место, видимо, лучшее место на земле. Уин ошибался. Победа – не самоцель. В ней есть нечто благородное. Джеку пришлось несладко. Жизнь наносила ему раны. Он боролся и сопротивлялся. Страдал и истекал кровью. Но все-таки встал, распрямил спину и шагнул навстречу славе. Многим ли выпадает подобный шанс? Сколько людей могут похвастаться, что они испытали эту сладкую дрожь, поразительное ощущение свободы, когда ты хотя бы на минуту поднимаешься на самую вершину, туда, куда тебя всю жизнь вели сердце и неутолимая страсть?

Джек взмахнул клюшкой. Майрон напряженно следил, как мяч медленно покатился потраве, охваченный всепоглощающим азартом, тянущим людей к спорту. Он даже задержат дыхание и едва не прослезился, увидев, что мяч упал в лунку. Берди.[35]35
  Термин, означающий, что количество ударов на лунке было на один меньше, чем пар.


[Закрыть] Дайана Хоффман сжала кулаки. Колдрен снова оказался на девять ударов впереди.

Джек посмотрел на аплодирующую публику. Он прикоснулся к козырьку в знак признательности, но почти не обратил внимания на зрителей. Все еще в зоне. В борьбе. В какой-то момент его взгляд остановился на Майроне. Тот слегка кивнул, стараясь не возвращать его к реальности. «Оставайся в зоне, – подумал он. – Там ты сможешь выиграть турнир. Там у тебя нет сына, который хочет погубить мечту твоей жизни».

Майрон прошел мимо длинного ряда биотуалетов – их поставил спонсор с говорящим названием «Королевский аромат» – и направился к корпоративному ряду. На соревнованиях по гольфу зрители распределялись согласно строгой иерархии. Конечно, на спортивных аренах всегда есть места похуже и получше, ложи для VIP-персон или так называемый первый ряд. Но в любом случае вам достаточно лишь один раз предъявить билет при входе и спокойно занять место. На гольфе вы должны носить свой пропуск постоянно. Заурядной публике обычно выдают простую наклейку, ее лепят прямо на рубашку вроде «алой буквы».[36]36
  Знак бесчестья. В романе Н. Готорна «Алая буква» героиня носит на платье красный лоскут с буквой «а» (первая в слове «adulteress» – «прелюбодейка»).


[Закрыть] Другие посетители ходят с пластиковыми картами, они свисают с металлических цепочек, надетых на шею. Спонсоры (читай – феодальные лорды) имеют право на красные, серебряные и золотые карты в зависимости от того, сколько денег они потратили. Существуют также специальные пропуска для родственников и друзей участников турнира, для членов клуба, для сотрудников и даже для спортивных агентов. Разные карты обеспечивают разный уровень доступа в разные места. Например, чтобы попасть в корпоративный ряд, нужна цветная карточка. А если вы хотите проникнуть в одну из эксклюзивных палаток, разбитых на холме наподобие генеральской ставки, как в старых фильмах про войну, то понадобится золотая.

Корпоративный ряд – открытые павильоны, представляющие ту или иную крупную компанию. Предполагалось, что фирмы платят от сотни штук и выше за четырехдневную аренду павильона лишь для того, чтобы произвести впечатление на клиентов и сделать себе хорошую рекламу. На самом деле это еще и способ, с помощью которого руководство корпорации бесплатно попадало на турнир. Разумеется, они приглашали с собой важных клиентов, но не забывали и себя. Причем сто тысяч являлись только стартовой ценой. Она не включала питание, напитки и сервис, не говоря уже о полетах первым классом, роскошных номерах в отелях, длинных лимузинах и прочих услугах, необходимых для больших «шишек» и их гостей.

«Дети, скажите хором: как звенят денежки?» – «Дзинь-дзинь-дзинь».

Майрон назвал себя симпатичной девушке в павильоне «Лок-Хорн». Уина там не было, зато за столиком в углу сидела Эсперанса.

– Выглядишь как дерьмо, – заметила она.

– Возможно. Именно так я себя и чувствую.

– Что случилось?

– Поссорился с тремя наркоманами, помешанными на свастиках и монтировках.

Она удивленно подняла брови:

– Всего с тремя?

Вечно она шутит. Майрон сел рядом и рассказал про свою слежку и неожиданное бегство. Когда он закончил, Эсперанса покачала головой и пробормотала:

– Безнадежен. Абсолютно безнадежен.

– Не стоит так переживать. Со мной все в порядке.

– Я нашла жену Ллойда Реннарта. Она артистка, живет в Нью-Джерси.

– А как насчет тела Ллойда?

Эсперанса пожала плечами:

– Я просмотрела сайты «Эн-ви-уай» и «Тримейкер». Свидетельства о смерти нет.

Майрон уставился на нее:

– Ты шутишь?

– Нет. Вероятно, его просто не поместили в Сеть. А офисы закрыты до понедельника. Но даже если свидетельства не существует, это еще ни о чем не говорит.

– Почему?

– Когда тело не найдено, проходит много времени, прежде чем человека объявляют мертвым, – объяснила Эсперанса. – Пять лет или около того, точно не помню. Правда, родные умершего обычно гораздо раньше начинают ходатайствовать о выплате страховки или разделе наследства. Но Ллойд Реннарт покончил с собой и…

– И, значит, страховку не выплатят, – вставил Майрон.

– Да. А если Реннарт и его жена совместно владели имуществом, то беспокоиться ей не о чем.

Майрон кивнул. Логично. И все-таки это еще одна неудобная деталь, ее надо как-то вставить в общую картину.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он.

Эсперанса покачала головой.

– Ладно, я сейчас вернусь.

Майрон встал и нашел банку «Йо-Хо». Уин позаботился, чтобы в павильоне «Лок-Хорн» имелся достаточный запас. Добрая душа. В углу на мониторе светилось табло со счетом. Джек только что прошел пятнадцатую лунку. Удачно, так же как и Тэд Криспин. Лишь чудо могло помешать Джеку сохранить лидерство в финальном раунде.

Когда Майрон снова устроился за столиком, Эсперанса произнесла:

– Я хочу с тобой поговорить кое о чем.

– Валяй.

– Насчет моего выпускного в юридической школе.

– Давай.

– Ты избегаешь этой темы, – заметила Эсперанса.

– Я как раз собирался пойти на выпускной, помнишь?

– Нет, я о другом. – Она начала машинально теребить соломенный коврик на столе. – О том, что будет после выпускного. Скоро я стану полноценным адвокатом. Моя роль в компании должна измениться.

Майрон кивнул:

– Согласен.

– Во-первых, мне нужен свой кабинет.

– У нас мало места.

– Конференц-зал слишком большой, – возразила Эсперанса. – Можно взять часть от него и часть от приемной. Кабинет выйдет крошечным, но мне хватит.

Майрон пожал плечами:

– Я подумаю.

– Для меня это важно, Майрон.

– Ладно, почему бы нет.

– Во-вторых, я не хочу повышения зарплаты.

– Правда?

– Да.

– Старый прием, Эсперанса, но действует безотказно. В самом деле, я уже собирался поднять тебе зарплату, но теперь не дам ни цента. Так и быть, сдаюсь.

– Опять ты за свое.

– За что?

– Шутишь, когда я говорю серьезно. Ты не любишь перемен, Майрон, вот почему до последнего времени жил вместе с родителями. Вот почему до сих пор крутишь роман с Джессикой, хотя тебе давно бы следовало ее забыть.

– Сделай одолжение, – устало произнес Майрон, – избавь меня от любительского психоанализа, ладно?

– Я констатирую факты. Тебе не нравится что-то менять.

– А кому нравится? К тому же я люблю Джессику. Сама знаешь.

– Хорошо, ты ее любишь, – сухо отозвалась Эсперанса. – Ты прав, мне не стоило затрагивать данную тему.

– Отлично! Мы закончили?

– Нет. – Эсперанса перестала теребить соломку. Она закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. – Мне трудно об этом говорить.

– Может, перенесем на другой раз?

Она закатила глаза:

– Ни в коем случае. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Выслушал по-настоящему.

Майрон замолчал и слегка подался вперед.

– Я не требую увеличения зарплаты, потому что не желаю на кого-то работать. Мой отец всю жизнь прислуживал разным идиотам. Мать убирала чужие дома. – Эсперанса остановилась, проглотила комок в горле и глубоко вздохнула. – Меня это не устраивает. Я не собираюсь тратить жизнь, работая на других.

– В том числе и на меня?

– А разве ты не относишься к «другим»? – Она покачала головой. – Господи, иногда ты просто не слушаешь.

Майрон открыл рот и закрыл.

– Тогда я не понимаю, к чему ты клонишь.

– Я намерена стать совладельцем фирмы.

Он скорчил физиономию:

– «МБ спортпред»?

– Нет, «Ай-би-эм». Конечно, «МБ спортпред»!

– Но она называется «МБ», – заметил Майрон. – «М» значит Майрон. «Б» – Болитар. А тебя зовут Эсперанса Диас. Я же не могу переделать ее в «МБЭД». Звучит по-дурацки.

Эсперанса бросила на него холодный взгляд:

– Ну вот опять. Я пытаюсь говорить серьезно.

– Сейчас? Как раз в тот момент, когда меня только что шарахнули ломом по голове…

– По плечу.

– Не важно. Слушай, ты знаешь, как много ты для меня значишь…

– Речь идет не о дружбе! – перебила она. – В данный момент мне наплевать, как ты меня ценишь. Меня волнует, как меня ценит «МБ спортпред».

– Высоко. Очень высоко.

– Но?

– Никаких «но». Ты застала меня врасплох. Я едва отбился от банды полоумных нацистов. На людей моего склада это действует обескураживающе. Не говоря уже о том, что я расследую похищение ребенка. Разумеется, я понимаю, что без перемен не обойтись. Я собирался поручать тебе больше дел, вести переговоры, искать новых клиентов… Но партнерство… это уже другая история.

В ее голосе зазвучали жесткие нотки.

– Значит…

– Значит, я должен об этом подумать. Как ты вообще планируешь стать партнером? Вложить деньги, работу или что-либо еще? Надо обсудить много проблем, и сейчас не самое подходящее время.

– Ладно. – Она встала. – Пойду посижу в баре для игроков. Может, поболтаю с кем-нибудь из жен.

– Хорошая идея.

– До встречи.

Она двинулась к выходу.

– Эсперанса!

Девушка обернулась.

– Ты ведь не злишься, правда?

– Не злюсь.

– Мы что-нибудь придумаем.

Она кивнула:

– Хорошо.

– Не забудь. Через час после финала мы встречаемся с Тэдом Криспином. У спортивного магазина.

– Хочешь, чтобы я там была?

– Да.

Эсперанса пожала плечами и ушла.

Майрон откинулся на спинку стула и посмотрел ей вслед. Прекрасно! То, что нужно. Лучший друг в качестве партнера. Когда это работало? Деньги портят все, так устроена жизнь. Его отец и дядя – идеальные братья, лучших он не видел – однажды попытались это сделать. Результат оказался катастрофическим. Отцу в конце концов удалось избавиться от дядюшки Мориса, но после они не разговаривали четыре года. Майрон и Уин приложили немало усилий, чтобы разделить бизнес, хотя цели и интересы у них были практически одинаковые. И это сработало, ведь их работа и деньги не пересекались. С Эсперансой все тоже было замечательно, но лишь потому, что их связывали отношения подчиненного и босса. Каждый знал свою роль назубок. Впрочем, он ее прекрасно понимал. Эсперанса заслужила шанс. Точнее, заработала. Она являлась не просто ценным сотрудником фирмы. Она была ее частью. И что теперь?

Майрон поудобнее устроился на стуле и приложился к банке «Йо-Хо», ожидая, когда его осенит какая-нибудь идея. К счастью, ему не пришлось напрягаться, потому что кто-то похлопал его по плечу.