Текст книги "Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек"

Автор книги: Ханс Шерфиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Директор Харрикейн внимательно следит за успехами сына в английском языке, готовит с ним домашние задания и заставляет его пересказывать уроки. В одном параграфе речь идет о человеке, которого зовут Томас Хейвуд и который утром, встав с постели, видит из своего окна Хрустальный дворец. По мере того как герой надевает нижнее белье, оно описывается во всех подробностях. Бедняге Хейвуду приходится обливаться потом в своей многослойной одежде, чтобы ученики могли заучить все необходимые слова. Однако директор Харрикейн, отметив про себя все эти подробности, решает, что именно так должен одеваться истый английский джентльмен.

Иногда отец спорит с сыном о том, как надо произносить то или иное слово. Современная транскрипция, видимо, была изобретена после отъезда директора Харрикейна из Англии, и он ее не признает.

–      Может, ты собираешься учить меня говорить по-английски? – спрашивает он сына. – Ты думаешь, что знаешь больше, чем твой отец?

–      Но ты посмотри транскрипцию, отец. И господин Ольсен тоже так произносит...

–      Англичане не употребляют никакой транскрипции, милый Иорген. Не знаю, был ли в Англии господин Ольсен, но я там был и там учился.

–      Но, может, он все-таки прав? – робко вмешивается фру Харрикейн.

–      Он не прав. Я полагаю, что знаю Англию и англичан немножко лучше, чем этот господин Ольсен.

–      Но вдруг сейчас объясняют по-другому? Теперь ведь новые методы, – осторожно предполагает фру Харрикейн.

–      Господин Ольсен говорит, что мы должны пользоваться транскрипцией, – настаивает Иорген.

–      Ну, видно, он знает язык лучше, чем сами англичане. Хотел бы я послушать, что сказали бы англичане насчет этой самой транскрипции господина Ольсена! И вообще не смей возражать отцу!

–      Да, милый Иорген, никогда не возражай отцу! – поддакивает фру Харрикейн.

–      Может, твой господин Ольсен считает, что в английском колледже не умеют говорить по-английски?

Иорген сдается и произносит слово так, как требует отец, но одновременно старается не забыть, как его надо произносить в школе перед господином Ольсеном. Это своего рода двойная бухгалтерия. И такой двойной бухгалтерии немало в его жизни.

Он видит, как ведет себя отец, когда ему звонят по телефону. Как он сидит и топает ногами, чтобы клиент на другом конце провода думал, что директору приходится идти по длинной анфиладе комнат.

Он знает, что мать часто уносит из дома вещи в учреждение, которое называется «ломбард». Но дома говорят, что их снесли в починку, и Иорген должен делать вид, будто верит этому.

В жизни вообще много неразберихи. Людей, которые приносят счета и ругаются, требуя денег, отец называет покупателями и клиентами. При этом отец и мать внушают сыну, что он никогда не должен лгать. Обман, нечестность – самое худшее на свете. Надо всегда быть правдивым и честным, милый Иорген!

Но когда является мясник и кричит в прихожей, что он больше не намерен отпускать в кредит, дома говорят, что придется покупать у другого мясника, потому что у Нильсена стал теперь никуда не годный товар.

В прошлом году их фамилия была Хансен. В этом году они стали называться «Харрикейн». Обычная перемена фамилии. Но отец начал уже поговаривать о древнем роде Харрикейнов, происходящем из Старой Англии.

А товарищи в школе дразнят его из-за этой новой фамилии. Они дразнят его и за многое другое. Они отнимают у него нарядную шотландскую шапочку с длинными лентами, а его самого держат насильно под водостоком.

–      Я люблю школу, – отвечает Иорген, когда кто-нибудь спрашивает его, нравится ли ему ходить в школу.

–      Меня это очень радует, – говорит его мать. – Иорген любит свою школу.

Но Иорген не любит школьных товарищей. Он боится каждой перемены. По ночам его мучают кошмары. С учением он справляется легко. У него хорошие отметки. Уроки для него не страшны. Но перемены мучительны.

Запачканный воротничок вызывает град упреков.

–      Меня огорчает, что Иорген всегда сваливает вину на других, – говорит его мать. – Провинился, так лучше признайся честно, не надо увиливать от ответственности.

Иорген плачет и твердит, что не мог же он сам держать себя под водостоком.

–      Если бы ты был парень как парень, ты никогда не позволил бы другим держать тебя под водостоком, – говорит отец. – Ты сам держал бы под ним других! Когда я был мальчишкой, я мог отколотить в школе любого задиру.

–      Но Иорген не должен драться, – возражает мать.

–      Ешь как следует, тогда станешь рослым и сильным и справишься с ребятами, – говорит отец.

И Иорген ест за обе щеки. Но это не помогает. Утром его кормят овсяной кашей. После каши дают бекон и яйца – настоящий английский завтрак – «breakfast». А потом поджаренный хлеб с джемом – «toasts with jam». А потом молоко, пивные дрожжи и рыбий жир. Иорген высок ростом, упитан и всегда сыт до отвала. Но все-таки одноклассники его колотят.

–      Вспомни все, что мы с отцом для тебя делаем, милый Иорген. И подумай, как ты нас огорчаешь, когда так небрежно обращаешься со своими вещами. Подумай обо всем этом в следующий раз, когда тебе вздумается испачкать воротничок. Порядок – самое главное в жизни. Я говорила тебе это сто раз. Порядок, порядок и еще раз порядок!

–      Правильно, и в делах то же самое, – говорит директор Харрикейн. – Порядок прежде всего. Иначе фирма не может существовать.

–      Слышишь, что говорит отец! – поддакивает фру Харрикейн.

Из Иоргена не выйдет делец. Ему прочат чиновничью карьеру. Уже давно решено, что он будет юристом.

–      В наше время коммерческая деятельность слишком хлопотлива, – говорит директор. – Да и мне кажется, что она не по душе Иоргену. Конечно, я мог бы взять его в свою фирму. Но, по-моему, молодежь должна пробивать себе дорогу сама. Нельзя, чтобы за тобой все время ходила нянька. Пусть Иорген сам выбьется в люди и упрочит свое будущее. Это наиболее здоровый путь. Мы даем ему превосходное образование. Большего мы сделать не в силах. Остальное зависит от него самого.

–      Если он станет юристом, он может поступить на службу в министерство, – говорит фру Харрикейн. – А потом сделаться начальником отдела.

–      Или пойти по дипломатической части, – говорит ее муж. – Послом в Лондоне. Недурно ведь, правда?

–      Ну, мы пока не знаем, есть ли у него к этому способности, – возражает фру Харрикейн. – Не надо строить воздушные замки. И потом в дипломатическом мире столько лжи. Я этого не люблю. Иорген должен всегда быть честным и правдивым.

Сам Иорген не знает, что такое юриспруденция, но ничего не имеет против того, чтобы сделаться юристом. У него нет никаких особых планов на будущее. Он может стать кем угодно. Нет границ его возможностям. Перед ним вся жизнь. Мир велик, богат и полон чудес.

Все в будущем. Он еще как бы не начал жить. Жизнь начнется позже. Ему уже пришлось сдать семь экзаменов, чтобы попасть в третий класс средней школы. Но ему предстоит еще очень-очень много экзаменов, прежде чем он займется юриспруденцией и начнет жить.

Глава 24

Сегодня дежурит Торсен. Кудрявый мальчик с темными раскосыми глазами. Торсен похож на цыганенка и любит бродяжничать. Кроме того, он собирает жуков, бабочек и улиток и увлекается естествознанием.

Дежурных назначают в алфавитном порядке. Дежурство продолжается неделю. Оно влечет за собой много разнообразных преимуществ.

Дежурный отвечает за порядок в классе. Он должен стирать с доски и заботиться о том, чтобы к уроку был мел и влажная тряпка. У него хранится ключ от шкафа, где сложены тетради и забытые в классе учебники. В его обязанности входит также топить печь буковыми чурками, которые сторож накануне приносит из подвала. Буковыми чурками с лесного участка, принадлежащего школе.

Топка печи – самая увлекательная обязанность дежурного. Некоторые педагоги, как, например, господин Ольсен, который всегда зябнет по утрам, любят, чтобы в классе было жарко натоплено. Другие, как, например, господин Бломме, не переносят жары. И дежурный прилагает все усилия, чтобы каждый получил то, чего он не терпит. Перед уроками Бломме он топит так, что печь раскалена добела. Тогда ученики могут быть спокойны: большая часть урока уйдет на отпирание окон и ругань.

–      Что за идиот сегодня дежурит? A-а! Это ты, Торсен? Почему ты топишь как сумасшедший? Я тысячу раз говорил, что терпеть не могу жару! И к тому же это бессовестное расточительство: жечь почем зря казенное топливо!

–      У нас только что был урок господина Ольсена. А он сердится, когда в классе холодно. Он мне велел протопить как следует, – Торсен разыгрывает оскорбленную невинность, а Бломме неистовствует:

–      Кретин! Болван! Натопить так, что можно изжариться живьем! А все потому, что топливо казенное. Такова мораль датских граждан.

–      Но господин Ольсен хотел...

–      Молчать! Мне до этого нет дела. Я говорю о тебе. Это ты идиот!

Во время перемены дежурный остается в классе. Благодаря этому он успевает повторить уроки и, заглянув в чужие тетрадки, исправить ошибки в домашнем задании. Вдобавок он может спокойно позавтракать, не опасаясь, что его бутерброды промокнут под дождем или будут выбиты у него из рук. У дежурного много преимуществ. На уроке он может попроситься выйти в уборную: ему ведь нельзя оставить класс во время перемены. Этим правом он широко пользуется на каждом уроке. «Потерянное время не вернешь», – гласит пословица, но ребята не жалеют о потерянных уроках.

Перед уроками Водяного проводится особая подготовка. Водяной преподает географию. Эти уроки – настоящие каникулы, светлое пятно в школьном расписании. Ребята ничего не имеют против географа. Ни один из них не питает к нему ненависти. Школьники знают, что он славный, добродушный человек. Но всю ненависть, которая в них накопилась к Макакусу, Бломме, Шеффу и другим учителям, они обрушивают на беднягу Водяного. Весь подспудный протест против школы с ее казарменным духом и муштрой прорывается наружу на его уроках. Все, что они вынуждены сдерживать в течение целого дня, перехлестывает через край на уроке географии и принимает характер фантастических оргий. Трудно найти более беззащитную жертву этой изуверской энергии, чем Водяной.

Водяной – маленький горбатый старичок. У него неправдоподобная, почти фантастическая внешность. Огромные уши придают ему сходство с летучей мышью. Громадный рот как у жабы. Большущие кисти на тоненьких ручках напоминают рыбьи плавники. Лицо в самых неожиданных местах усеяно волосатыми бородавками. Из-под густых седых бровей смотрят грустные глаза.

Перед началом урока дежурный вытаскивает из печки головешки, чтобы весь класс наполнился едким дымом. Это необходимая подготовка для неизменно повторяющейся жалобы, что печка чадит и надо проветрить класс.

– Знаю, – бормочет кроткий Водяной. – Это вы сами надымили. Не беда! – Водяной так привык к дыму, что не обращает на него внимания, даже когда весь класс задыхается от угара и жженая резина воняет так, что нельзя терпеть.

Но школьники начинают чихать, кашлять, плеваться как одержимые и требуют, чтобы открыли окно. Окно распахивают среди чудовищного шума и гомона.

Вдобавок перед уроком географии в шкаф, где хранятся тетради и забытые мешочки от завтраков, обычно вталкивают Харрикейна. Несмотря на его сопротивление и плач, Иоргена укладывают на одну из полок, и дежурный запирает шкаф на ключ.

Класс проветрен, учителю удается водворить относительную тишину, и он начинает объяснения, но в это время из шкафа, где от недостатка кислорода задыхается Харрикейн, доносится шорох.

–      Ой, в шкафу крысы! – вопят ребята.

Начинаются поиски пропавшего ключа, и проходит

немало времени, прежде чем Харрикейна выпускают на свободу.

Гнев учителя обрушивается на ни в чем не повинного Харрикейна.

–      Ах ты, щенок! Дрянной мальчишка! Ты всегда подстраиваешь глупые шутки!

Водяной замахивается огромными плавниками, но беспомощно опускает их. Он никогда не бьет учеников. Быть может, он понимает, что если даст волю своему гневу, он способен искалечить детей. Поэтому он только издает какие-то странные звуки и брызжет слюной от негодования. В его грустных глазах стоят слезы.

Харрикейн получает двойку по географии, хотя его мать каждый раз сама проверяет, как он выучил урок. Но такова единственная месть Водяного.

По условному сигналу сложенное кучей топливо при помощи специального приспособления рассыпается по полу. Под партами с дробным треском перекатываются карандаши. В воздухе носятся бумажные шарики, пущенные из рогаток. Класс наполняется отвратительными звуками и запахами.

Иной раз учитель, ведущий урок в соседнем классе, распахивает дверь и, хватая за шиворот первых попавшихся под руку сорванцов, награждает их затрещинами. Такое вмешательство помогает установить относительный порядок, но оно смущает и унижает Водяного.

Пока географ рассказывает о климате и населении разных стран и, водя указкой по карте, показывает торговые пути и реки, мальчики готовятся к очередным урокам, переписывают упражнения, решают задачи. Тюгесен, сидя под партой, уплетает бутерброд.

Предполагается, что Водяной ничего не видит и не слышит. Быть может, он все отлично видит, но предпочитает эту обманчивую тишину шуму, который слышен в соседних классах и приводит к вмешательству его коллег,

Быть может, это странное существо Водяной – такой же человек, как все, и вне стен школы живет обычной человеческой жизнью. Быть может, он женат и у него есть дети, которые называют его папой и восхищаются им.

Никто из учеников не задумывается над этим. И никто из них не задумывается над тем, почему они отравляют существование этому беззлобному старику.

Глава 25

Каждую субботу школьники приносят домой дневник – табель успеваемости, как его именуют на официальном языке школы.

Табель – дело нешуточное, во многих семьях из-за него текут слезы, разыгрываются скандалы и гибнут субботние вечера.

Каким зловещим смыслом наполнены замысловатые отметки, которые учителя изобретают по своему вкусу и разумению и вписывают в журнал. Какой-нибудь плюс или минус может разрушить мир семейного очага. Годовая отметка на один балл выше или ниже может роковым образом отразиться на всей будущности ученика.

Большая власть вверена человеку, который заполняет дневник. Он выступает в роли самой судьбы. Не трудновата ли такая роль для адъюнкта?

В школе применяется система Эрстеда: таблица отметок с плюсами и минусами. Чудо хитроумия и изобретательности, радующее сердце инспекторов учебных заведений. Мудреное сооружение, составленное из цифр и мистических чисел. Игра, в которой 23 очка с минусом означают, что ты исключен и погиб.

Но отметка, записанная в дневнике, сама по себе еще не имеет решающего значения. Для родителей и опекунов недостаточно увидеть табель своего собственного ребенка. Чтобы высказать мнение об отметках, надо узнать, что делается в других дневниках. Поэтому каждого ученика выспрашивают, какие отметки получили его ближайшие друзья; все познается в сравнении. В конце года ученики получают порядковый номер в списке класса. В зависимости от успехов. Конечно, никто не желает своему товарищу неприятностей и плохих отметок. Но все-таки... Как приятно, если товарищ получит аттестат чуть-чуть хуже, чем твой.

Умная, продуманная система, развивающая в детях черты характера, которые ценятся в обществе.

В понедельник с утра и в субботу после занятий школьники и учителя собираются на торжественное песнопение. Оно происходит в актовом зале, где со стен угрюмо смотрят портреты покойных ректоров. Ребята не знали этих ректоров, но наслышались о них жутких рассказов. Отцы и деды многих учеников посещали школу на площади Фруэпладс и вспоминают о прежних зверских порядках.

В актовом зале высится огромная кафедра, украшенная таинственной греческой надписью. По бокам бюсты Сократа и Платона. Старый школьный орган расположен на подмостках, с них учитель пения дирижирует хором.

Учителя пения зовут Матеус. Оригинальная, заметная личность. Он органист и композитор. Блестящая лысая макушка наподобие тонзуры, окруженная венчиком волос, придает ему сходство с духовным лицом. Но черными закрученными усиками и остроконечной бородкой он напоминает итальянского дирижера или шарманщика. От него исходит странный сладковатый запах портвейна и помады, который бьет в нос ученикам, когда Матеус приближается к ним, чтобы схватить кого-нибудь за ухо или надавать пощечин.

На улице Матеус носит плащ, длинный развевающийся шарф и широкополую шляпу. Если ученик забыл поклониться ему при встрече или поклонился наспех, недостаточно высоко приподняв фуражку, Матеус обязательно вспомнит об этом на ближайшем уроке пения.

– Подойди сюда, я тебе дам пощечину! – торжественно возгласит он. – Это научит тебя здороваться как следует. Полагаю, что меня нетрудно узнать на улице. Я требую вежливости и уважения!

На всех уроках пения, какие сохранились в памяти учеников, они разучивали длинную ораторию о заходе солнца: «Садится солнце в тихий час за горные вершины». Даже гимназисты из третьего класса не могут точно сказать, когда они впервые начали разучивать эту ораторию. Ее шесть голосов записаны на ворохе листов нотной бумаги, которые хранятся в стенном шкафу и вечно перепутываются, когда их надо раздавать ученикам. Ребята понимают, что им до конца школы не разделаться с ораторией. «Сосунки» поют партии сопрано и альтов. Потом их голоса ломаются, и они становятся тенорами и басами. Но и тогда они успевают дойти только до середины оратории, и, судя по всему, им никогда не продвинуться дальше того места, где «Сомкнулись лепестки вьюнка, цветок поник главою...».

Кроме того, на уроках пения ребята занимаются «упражнениями для развития слуха», в которых они ничего не понимают и вряд ли когда-нибудь поймут. И, наконец, они разучивают псалмы для торжественных песнопений. Ребята особенно любят псалом «Ты путь нам указуешь», потому что он очень длинный и отнимает большую часть первого урока в понедельник.

Когда в актовый зал входит ректор, Матеус делает знак рукой, задает тон, и хор гремит:

Играй, псалмопевец блаженный, на арфе,

На струнах играй золотых!

Для господа нашего будем играть мы

И славить его в песнопеньях своих.

Ребята не пытаются вникнуть в смысл малопонятных слов, но блаженного псалмопевца, который играет на золотых струнах арфы, всегда представляют себе в образе учителя пения.

Учеников выстраивают вдоль одной из боковых стен. Перед ними у греческой кафедры шеренгой стоят учителя, с подозрением следящие за певцами. Только один адъюнкт Лассен подпевает ученикам. Широко открывая рот, он растягивает верхнюю губу и старательно выводит верхние ноты, когда звук остальных голосов уже давно замер.

Вот они стоят все вместе. Лассен, Бломме, Макакус и маленький Водяной, Ольсен, Шефф и седобородый старик Мелас. Преподаватель фрапцузского – грозный Оремарк с мефистофельской бородкой и неровной линией бровей. Учитель закона божьего – лектор Магнуссен, по прозвищу Пророк. Худая, тощая личность в засаленном фраке, странных полосатых панталонах и сапогах с отворотами. У него длинная седая окладистая борода, красный нос и шишковатый лысый череп. Учитель гимнастики господин Эйбю, подтянутый, полный достоинства, с военной выправкой и все-таки не совсем уверенный в себе: он зпает, что другие преподаватели смотрят на него свысока, потому что он не такой ученый, как они. Адъюнкт Стеффенсен с чернильной полосой в усах и с чернилами под ногтями. И все остальные педагоги. Они стоят, как воплощение самой судьбы, и бросают на учеников мрачные взгляды.

Не подумайте, что это злодеи, ненавидящие детей и желающие причинить им вред. Это добросовестные, ревностные служаки. Многие имеют докторскую степень и создали ценные научные труды. Это образованные, знающие, способные люди.

Но все-таки им, очевидно, недостает каких-то способностей, раз дети видят в них своих врагов. Ожесточенных, безжалостных врагов, без которых жизнь была бы куда счастливей.

Глава 26

В субботний вечер Эрику Рольду разрешили пойти в кино. Эрика пригласил его друг Гернильд, и родители дали ему деньги не только на билет, но и на порцию мороженого.

Эрик едва дождался наступления вечера и почти не ест за обедом. Он боится опоздать. Сеанс начинается ровно в семь.

–      Зачем ты берешь в кино кинжал? – спрашивает мать.

Но Эрик чуть не плачет при мысли, что ему придется

оставить кинжал дома.

–      Ладно, – говорит отец. – Пусть берет. Только дай слово, Эрик, что не вынешь его из ножен. Я все понимаю: ты идешь смотреть страшный разбойничий фильм – не мешает вооружиться до зубов. Ха-ха!

–      Детям нельзя носить кинжалы, – замечает старшая сестра Рольда.

–      Заткнись, – говорит Эрик, собираясь уходить.

–      Как только пробьет девять – сейчас же домой, – напутствует отец.

Микаэль Могенсен ни разу в жизни не был в кино. У родителей нет денег на такие развлечения. Наверное, поэтому отец Микаэля говорит, что кинематограф наносит ущерб вере.

Но в эту субботу Микаэлю тоже позволили уйти из дому. Он собирается к Амстеду. Они хотят вместе решать задачи по математике.

–      Вы что ж это, собираетесь списывать друг у друга? – спрашивает почтовый контролер.

–      Что ты! Мы просто будем вместе решать. Господин Дюэмосе сам говорит, что это очень полезно.

–      Микаэль никогда не станет обманывать учителя, – говорит фру Могенсен. – Да Теодор Амстед – хороший мальчик. Раз наш сын дружит с ним, я спокойна за Микаэля.

–      Ты права, Амстеды – приличные люди. Они, кажется, живут на Упсалагаде? Прекрасный район. Видно, у них денег куры не клюют. Кто отец Амстеда? Кажется, директор конторы?

–      Да, кажется, директор, – отвечает Микаэль.

–      Ну ладно, иди. Только сперва вымой руки. И причеши волосы. Что подумает фру Амстед, если ты придешь в таком виде? И ровно в девять будь дома.

–      Тогда мы ничего не успеем. Амстед никогда не ложится в субботу раньше десяти. Нам ведь завтра не идти в школу.

–      Зато завтра мы пойдем в церковь. Раз тебе сказано, изволь слушаться. У нас в семье дети должны ложиться спать вовремя.

В четыре часа пополудни уже смеркается. А когда Могенсен, завернувшись в свой широкий плащ, выходит из дому, на улице почти совсем темно. Фонари отражаются в лужах на Эстербро. А в озере Черной Дамы мигают рекламные огни.

Могенсен бредет в своем дождевике, точно рыцарь, закутанный в плащ. Но идет он совсем не к Амстеду.

Да и самого Амстеда нет дома. Он только что объяснил своим родителям, что пойдет готовить уроки к Могенсену. И Теодору разрешили пойти к товарищу, потому что Микаэль Могенсен хороший, воспитанный мальчик.

Теодор Амстед бывает в кино, но очень редко, к тому же только на нравоучительных фильмах. Теодора не пускают в кино не из религиозных соображений. Просто фру Амстед считает, что это совсем неподходящее развлечение для детей. Оно только разжигает их воображение. А у Теодора и так слишком пылкая фантазия. И вообще кино – это увеселение для простонародья.

–      Не засиживайся у Могенсена. Ты должен лечь спать не позже десяти. До свидания, Тео.

У Теодора нет кинжала, который можно заткнуть за пояс. Но в кармане у него маленький пистолет и зеленая коробочка с пистонами. В такой поздний час опасно выходить безоружным.

Амстед идет совсем не в ту сторону, где живет Могенсен. Он выходит на Стокгольмскую улицу и крадется вдоль ограды Восточного парка.

Он останавливается, озирается: не выследил ли его кто-нибудь? Но на улице ни души. Тогда он перелезает через ограду и спрыгивает в парк.

В парке темно и страшно. Ветер шелестит деревьями и кустарниками. Вдруг кто-нибудь притаился во мраке. Теодор сжимает в кармане пистолет. Правда, пистолет не заряжен, но в случае засады можно будет напугать врага.

Кругом такая тишина, что он слышит, как хрустит гравий под его ногами. Ему кажется, что кто-то идет за ним по пятам. Но Теодор должен продолжать свой путь. Дальше по тропинке к маленькому мостику, где сливаются два озера. Мимо Холма Самоубийцы – на этом холме несколько лет назад кто-то повесился.

В темноте трудно разобрать дорогу. Но внизу, у самого озера, становится немножко светлее: здесь видны огоньки домов, расположенных за оградой парка. У мостика Теодор останавливается и прислушивается. Ни звука, только ветер шелестит ветвями деревьев.

Тогда Теодор трижды топает ногой по настилу моста.

–      Кто здесь? – спрашивает грубый голос из-под моста.

–      Один из братьев! – решительно отвечает Теодор.

–      Пароль?

–      Смерть Бломме!

–      Хорошо. Спускайся. Сюда, под откос. Только без шума.

Теодор осторожно сползает вниз и здесь, в темноте под мостом, натыкается на Рольда и Гернильда.

–      А где Могенсен? Разве он не придет?

–      Должен прийти. Наверное, дома задержали. Его всегда начинают пилить, когда он хочет уйти. Подождем немного.

Они сидят, притаившись в темноте под мостом, довольные, что им удалось собраться на тайную встречу.

–      Хорошо, что я взял с собой револьвер, – говорит Амстед. – В наше время опасно ходить без оружия.

–      А по-моему, кинжал лучше, – говорит Рольд. – По крайней мере никакого шума.

Вскоре наверху слышатся шаги, и кто-то трижды топает ногой по деревянному настилу. Раздается зловещий пароль: «Смерть Бломме», и Могенсен сползает вниз к товарищам.

–      Ты опоздал.

–      Старики начали ныть. Чуть было дома не оставили. А потом у меня куриная слепота. Ни зги не вижу в темноте. – Могенсен протирает очки, но это не помогает.

–      Документы с тобой?

–      Конечно. – Могенсен извлекает из складок плаща тетрадь.

–      Слишком темно.

–      У меня спички, – говорит Гернильд.

–      Погоди, не зажигай. Заметят.

–      Я помню текст наизусть, – шепчет Могенсен. – А подпишемся потом, когда будет светлее.

–      Ладно. Начинай с устава!

–      Братство называется «Черная рука». Его цели и существование – тайна. Выдавший тайну братства карается смертью. Мертвецы не болтают.

–      Как ты это написал? Надо было зашифровать.

–      Я так и сделал. У меня цифровой код. Мы выучим его наизусть. Пятерка – это «А», двойка – «Б», четверка – «В», остальное не помню, но это записано в протоколе.

–      Ладно. Дальше!

–      Цель «Черной руки» – мстить человечеству. В первую очередь учителям и сторожам. Главные враги – Макакус, Бломме и Скороход. А также старик Ханс из Королевского парка и Бегемот и Хениссен из ботанического.

–      Как мы будем им мстить?

–      Это нельзя заранее сказать. Мстить вообще. Всеми силами и средствами.

–      Может, послать анонимное письмо? – предлагает Гернильд.

–      Правильно, анонимные письма – это здорово. Мы будем их часто посылать.

–      Что еще написано в уставе?

–      О руководстве. Во главе «Черной руки» стоит комитет из четырех человек, которому все члены банды обязаны беспрекословно повиноваться.

–      Правильно. Четверка – это мы.

–      Давайте выберем атамана.

–      По-моему, Рольд подходит, – говорит Гернильд.

–      Ну что ж, если другие не против... – скромно соглашается Рольд.

–      А Могенсена секретарем, – предлагает Амстед.

–      Я с удовольствием.

–      А Гернильда помощником атамана, – предлагает атаман.

–      А Амстеда кассиром, – заявляет Могенсен.

Все предложения приняты единогласно.

–      По-моему, мы должны платить взносы, – говорит кассир. – Полагаю, по пяти эре в неделю. Согласны?

–      К сожалению, я вынужден воздержаться, – говорит Могенсен. У него никогда не бывает карманных денег.

–      Пусть тогда Могенсен будет почетным членом. Хорошо? Ведь он первый придумал про банду...

–      Правильно. Согласны.

Конечно, Могенсену это не очень по душе, но ничего не поделаешь. Вряд ли ему удастся склонить отца финансировать «Черную руку».

–      Теперь надо поставить подписи. Но здесь темно, хоть глаз выколи. Пойдемте на улицу, к фонарю.

–      Расписаться надо кровью.

–      Для того я и прихватил кинжал, – говорит Рольд.

–      Ребята, если порезать палец грязным ножом, может получиться заражение крови. Чертовски опасная штука! – возражает Гернильд. – Я на всякий случай принес пузырек с красными чернилами. Это гораздо лучше.

–      Молодчина!

–      Тогда давайте присягнем! – предлагает Могенсен. – Клянемся нерушимо хранить тайны «Черной руки» и вечно блюсти ее священный устав! Да сгниют кости того, кто нарушит клятву!..

Приложив три пальца к тетрадке, мальчики по очереди присягают. Потом четверо заговорщиков молча сидят и темноте под мостом, переживая торжественность момента.

–      Теперь поодиночке поднимемся наверх и разойдемся в разные стороны. За нами, возможно, шпионят... – заявляет Могенсен, кутаясь в свой дождевик.

–      Давайте лучше выйдем вместе. Вместе веселее. Нас ведь никто не видел.

Заговорщики гуськом пробираются по Восточному парку. Поднимаются на Холм Самоубийцы, поросший белыми березками. Проходят мимо скамьи, где повесился несчастный.

–      Это здесь, – шепчет Амстед.

–      Да, здесь!

Они перелезают через ограду и снова выходят на улицу Эстербро. Тут на одной из скамей, обмакнув спичку в красные чернила Гернильда, они ставят подписи под тайным протоколом «Черной руки». Потом принимают решение, что копия документа в опечатанной шкатулке будет скрыта в тайнике под мостиком в Восточном парке.

Протокол вручается Могенсену. Но вся беда в том, что ему негде его хранить. Он и так с трудом прятал его в последние дни. У него ведь нет своего угла. Дома слишком много народу. Родители следят за каждым шагом детей.

–      А что, если назначить архивариуса для хранения документов? Пусть это будет Гернильд. Ведь он только помощник атамана, и ему нечего делать.

Ну что же, Гернильд с удовольствием примет на себя эту обязанность. Уж у него-то секретные документы будут в целости и сохранности. Ни один непосвященный никогда их не увидит.

Теперь заговорщики могут разойтись по домам. «Черная рука» основана. Вскоре все человечество заговорит о банде.

Глава 27

Близится рождество. Дни полны мрака и уныния. Почти все время в классах горит свет.

Самый мрачный – первый этаж, где помещаются учительская и кабинет ректора. Ректор не часто бывает в школе. За ее стенами его ждут важные общественные дела. Но в его шкафчике неизменно хранится бутылка портвейна. В его отсутствие наказывает учеников инспектор. Только особо серьезные наказания откладываются до очередного визита ректора. И тот после красноречивой тирады о чудовищности проступка, о чести и традициях школы больно бьет виновного своей пухлой рукой.

Мальчики называют учительскую «кунсткамерой». Там стоит особый спертый воздух. На кафельной печи сушатся носовые платки. А в сырую погоду случается, что какой-нибудь пожилой учитель кладет туда же свои мокрые носки. Изредка адъюнкт Лассен предпринимает попытку открыть окно. Лассен – человек современный, он любит свежий воздух и гигиену. Но тогда к окну подскакивает старый лектор Мелас и демонстративно захлопывает его.