Текст книги "Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек"

Автор книги: Ханс Шерфиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

–      Когда-нибудь он их получит. Но пусть сначала научится прилично вести себя. Пусть приходит в урочное время!

Как бы то ни было, а молодой Харрикейн приобрел облик истого джентльмена. Никто в классе не сравнится с пим в элегантности. Но он по-прежнему растерянно и трусливо озирается по сторонам и поспешно заслоняет лицо рукой, как только к нему подходит кто-нибудь из одноклассников. У него появились странные нервные подергивания, своего рода пляска святого Витта. Мать старается отучить его от этого.

–      Дурная привычка, и больше ничего, – говорит она. – Иорген отлично мог бы прекратить это, если бы обладал сильной волей. Сила воли и еще раз сила воли – вот что самое главное!

У Эдварда Эллерстрема тоже шалят нервы. Он кусает ногти. Приобрел и другие скверные привычки. Эдварду прописали железо в таблетках. Он всегда был слабого здоровья, крепышом его не назовешь. Он хрупкого сложения и к тому же изнежен. А сейчас он быстро растет, он уже намного выше своей матери. Эдвард бреется, как настоящий мужчина! А затем обмывает лицо спиртом и смягчающей жидкостью, мажет его кремом и посыпает пудрой.

Амстед бледен и молчалив. До поздней ночи приходится сидеть над учебниками. А он неотрывно мечтает о девушке – о той, что сидит в киоске на площади Сельвторвен. У нее черные волосы с короткой челкой и карие глаза. Она лукаво улыбается, выглядывая из узенького окошечка. Амстед ежедневно покупает у нее по одной почтовой марке. Ему очень хочется заговорить с ней, но он не знает, с чего начать. Всегда он видит только ее лицо и руки. Квадратное окошко киоска заключило ее в рамку, точно картинку. Он часто гадает о том, какая у нее фигура. Наверно, прекрасная! Как ему хочется увидеть ее всю, с головы до ног! Невесело любить девушку, которую даже не видел во весь рост: киоски сооружены не так, как надо. Но еще печальнее оставаться школьником, когда ты уже взрослый человек. Попробуй только подойти к девушке – тебя тут же засмеют. Жизнь скучна и безрадостна. Он не помышляет о сказочном успехе у женщин, слава Дон-Жуана его не прельщает. Но ему так хочется поговорить с прелестной девушкой, дотронуться до ее руки, сказать ей что-нибудь ласковое. Никогда не расставаться с ней. А ему остается только покупать марки и, заглядывая в узенькое окошко, улыбаться в ответ на улыбку девушки.

Девушка из киоска – взрослый, самостоятельный человек. У нее есть работа, за которую она отвечает, и своя личная жизнь. Он же вынужден день-деньской учить уроки, писать сочинения, терпеливо сносить удары господина Оремарка и предъявлять дома табель с отметками. Что поделаешь, так печально устроена жизнь.

Эрику Рольду, пожалуй, везет больше. Изредка Эльза соглашается прогуляться с ним. Вдвоем они бродят по улицам, спускаются к набережной. Гулять с Эльзой чудесно, несказанно приятно. Однажды Эрику удалось пригласить ее в павильон на чашку кофе с пирожным. Они сидели у моря, неотрывно глядя на водную гладь, и беседовали о самых возвышенных вещах. Люди – материалисты и слишком привязаны к грешной земле. Только двое – Эрик и Эльза – воодушевлены высокими и благородными стремлениями.

–      А как тебе нравится мое новое платье? – спрашивает Эльза.

–      Замечательное платье, – с жаром откликается Эрик. – Другого такого нет на свете! И оно так тебе к лицу!..

Уж если Эльза спросила, нравится ли ему ее наряд, значит ей не безразлично, что он думает о ней. Значит, он может надеяться... Каждое ее слово таит особый, сокровенный смысл, и он долго думает и размышляет над ним.

Только одно неприятно ему: когда Эльза расспрашивает о школе.

–      Скажи, это правда, что вас там угощают оплеухами?

–      Да, правда. Перепадают и оплеухи, но, разумеется, не мне – другим. Сама понимаешь, я лично не потерпел бы этого.

А у самого голова усеяна здоровенными шишками – совсем недавно его отделал ключами Оремарк.

Могенсен остался женоненавистником. Единственные женщины, с которыми он сталкивается, – его старшие сестры, а с ними можно только браниться. «Все женщины – мегеры, – говорит он, – а великие люди всегда одиноки». Женщинам чуждо всякое творческое начало. Творческие замыслы самого Могенсена беспредельны. Придет время, и он потрясет мир.

Глава 47

Снова весна на дворе. На свете нет ничего печальнее весны. Скворец на карнизе распевает так, что рыдания подступают к горлу. Перед глазами встают дороги, ведущие в неведомый мир, дороги, которым нет конца. И тянет на луга и в овраги, на свежую траву.

Казалось бы, что может быть проще, – прогуляться по лесной тропе? Но далеко не всем доступно это счастье. Ведь еще надо прочитать в учебнике, на каком этапе в датской поэзии появились мотивы любви к природе. И какова роль Эвальда и Эленшлегера. И кто такие – быстроногие сыны леса. И откуда взялись камены, влившие вдохновение в грудь певца? Чтобы узнать все это, необходимо изучить комментарии в конце книги.

Надо прочитать также пьесу Эленшлегера «Игры в канун Ивановой ночи». Двоякая идейная нагрузка, которую несет эта пьеса, включает две противоположные функции – сатирическую, направленную против трезвой рассудочности и обывательской мудрости, и романтическую, из которой вытекает воспевание природы, простоты и безыскусственности. Ученики обязаны иметь точное представление о том, как люди воспринимали природу сто лет тому назад.

Людей тех давно уже нет, зато природа существует по-прежнему. Из куколок, спрятанных Торсеном, вылупились бирючинный бражник и стафилин мохнатый. Выбравшись из песка, насыпанного на дно банки, они весело расправили крылья. У бирючинного бражника они местами красные, местами – серые, с причудливым узором. Еще осенью бражник был самой обыкновенной зеленой гусеницей. Гусеница пожирала все вокруг и быстро росла, пока, наконец, не зарылась в песок, и уже надолго засела в нем. А у стафилина мохнатого крылья желто-красные, с коричневыми пятнами.

Вечером они выпорхнули из окна и улетели. Теперь они собирают мед и блаженствуют, встретив других бабочек и жуков – спутников своей недолгой жизни. Так живут насекомые.

А черная личинка стрекозы, выбравшись из аквариума, залезла на ветку. Личинка плотно присосалась к стеблю, а из ее оболочки между тем выползало новое живое существо. Скоро рядом с личинкой появляется и молодая стрекоза. Пустая оболочка все еще крепко держится за стебель, а чуть повыше – уже сидит стрекоза и отряхивается. Прозрачные крылья быстро обсыхают и растут на глазах.

Досадно, что Topсен так плохо успевает по естествознанию. Что поделаешь, господин Лассен его не любит! Учитель считает, что Торсен не интересуется его предметом. А раз так – Торсену надо выставить плохую годовую отметку. Решения учителей окончательны и бесповоротны.

Гаральд Горн сверх всякой меры увлекся чтением. А потому он не обратил должного внимания на комментарии к пьесе «Игры в канун Ивановой ночи», составляющие гордость Ассоциации преподавателей датского языка. Но что еще хуже – Гаральд не выучил наизусть пояснений самого господина Ольсена. А это значит, что он никак не может рассчитывать па мало-мальски приличную оценку по датской литературе. Но Горн не сомневается, что станет великим поэтом: придет время, и таинственные силы ниспошлют ему божественное вдохновение.

Под руководством нового учителя класс проходит «Страдания молодого Вертера». Амстед и Рольд сочувствуют Вертеру и понимают его. Амстед порой предается мрачным размышлениям о самоубийстве. Рольду, напротив, совсем не хочется умирать. Он хочет жить и хочет, чтобы с ним всегда была Эльза. И все у них будет не так, как у других людей: они не станут растрачивать свою жизнь на пустые будничные дела.

Но вот Аксель Нильсен, набравшись храбрости, обращается к новому учителю с просьбой – нельзя ли поскорей перейти к письменным сочинениям. И без того класс слишком долго занимается страданиями этого Вертера. В ожидании предстоящего экзамена гораздо важнее научиться писать сочинения.

Странный человек этот новый учитель. Он единственный, с кем можно говорить откровенно. Он обращается к ученикам на «вы» и неизменно вежлив с ними. Не дерется ключами и не ковыряет в носу.

Астрономический шар больше не вращается в обратном направлении. Господин Лассен изобрел собственное правило – безошибочное средство предотвращения вселенской катастрофы. Знаменитое «правило правой руки». Когда-нибудь оно войдет в историю науки и встанет в один ряд с законом Архимеда и Пифагоровой теоремой.

–      Итак, мы кладем правую руку на Северный полюс, – торжественно объявляет Лассен, – затем начинаем вращать астрономический глобус по направлению к большому пальцу. Запомни это, Topсен! Усвоив это правило, ты никогда больше не ошибешься!

–      Но ведь я и так ни разу не ошибся!

–      И все же ты обязан знать правило, непогрешимый Торсен! Кстати, запомните на будущее: ученику недостаточно знать, в каком направлении вращается астрономический шар. Ученик должен уметь объяснить, почему надо вертеть глобус именно в этом направлении. Одним словом, необходимо знать правило правой руки.

Вселенная вертится. И опять наступает печальная весна. А с нею – экзаменационная пора и неизбывный страх.

Снова ученики не спят по ночам, пьют черный кофе и глотают аспирин. Они безостановочно зубрят и зубрят, снова и снова повторяя пройденное. А если тут же резвятся твои младшие братья и сестры, мешая тебе усваивать учебный материал, остается лишь одно: зажать уши и беззвучно твердить про себя: «Amnis, axis, callis, canalis, cassis, caucis, collis, crinis, ensis, fascis, finis, follis, funis, fustis, ignis, mensis, orbis, panis, pescis, postis, scrobis, torquis, torris, ungvis, vectis, vermis».

Это исключения из правила, согласно которому слова, оканчивающиеся на «is», – женского рода. Их надо знать наизусть.

А еще существует синус и косинус смежных и противолежащих углов. И палатальная перегласовка в староскандинавском под влиянием последующего гласного «i». Венский конгресс и проблема Шлезвига. Французские глаголы и гражданские учреждения Великобритании. И немецкая грамматика.

А ночи стоят светлые и прекрасные. Мир напоен запахами и звуками. Нет ничего печальнее весны.

Глава 48

Новый учебный год вступил в свои права. В школу пришли новые «сосунки». На партах появились новые рисунки. Этот школьный год – самый последний.

Мальчики перешли в третий гимназический класс. Класс этот – выпускной. Весь год придется готовиться к экзаменам. На карту поставлено будущее.

Многое сведется лишь к повторению. Основной программный материал усвоен еще в минувшем году. Но школа издавна гордится тем, что ее питомцы показывают более высокие знания, нежели выпускники других школ.

Ни разу еще не случалось, чтобы кто-либо из воспитанников школы провалился на выпускном экзамене. Тех, кто внушает сомнения, обычно оставляют на второй год еще до перевода в третий класс гимназии.

Толстого Тюгесена не перевели в выпускной класс. Ему снова придется учиться во втором классе, и он кончит школу на год позже других. А дома Тюгесен наталкивается на раздражение, насмешки и упреки. Самолюбию его папаши нанесен жестокий удар – ведь некогда он сам окончил ту же старую добрую школу. Папаше невдомек, что у сына его просто нет способностей к наукам.

Впрочем, и этот лишний год когда-нибудь пройдет. Торопиться ведь некуда.

Эллерстрем снова вышел в число лучших учеников. С тех пор как умер Бломме, латынь уже не пугает его. Время от времени ему снится, будто Бломме еще жив.

«Я твой друг, Эдвард, – говорит он. – Но я обязан быть справедливым. Я вынужден исполнить свой долг. Уж я разделаюсь с тобой на экзамене!»

Эллерстрем просыпается, охваченный ужасом, сердце его бешено колотится. Но – слава богу! – Бломме уже давно нет в живых. Проснувшись, Эллерстрем всякий раз испытывает несравненное облегчение. Со старым Меласом ладить гораздо проще. Уроки его томительны и навевают дремоту. Он и сам сплошь и рядом засыпает на середине какого-нибудь латинского параграфа. Очнувшись от сна и сообразив, что идет урок, он сердито кричит:

–      Никак, вы все уснули? Сидите на уроке и клюете носом! Не смейте возражать! Всякое оправдание – ложь. Я знаю, с кем имею дело!

И урок идет дальше своим чередом. Ученики корпят над хитроумной грамматикой Мадвига. А грамматика составлена столь искусно, что однажды нашелся даже человек, сложивший хвалебную оду в ее честь.

У Меласа нет личных врагов среди учеников. Все они для него в равной мере враги. Задача состоит в том, чтобы перехитрить этих врагов. И Мелас горд и счастлив своим мнимым превосходством.

– Уж я-то знаю, с кем имею дело! Меня не проведешь! А после «si» и «nisi», а также «nе» и «num», в латыни вместо «aliquis» чаще всего употребляется «quis»!

Эллерстрем отлично справляется с латынью. Ничего дурного о нем не скажешь. Он добросовестно учит правила и параграфы.

Со времени смерти лектора Бломме прошло уже более года. Никто не учинял в школе дознания. Никто не спрашивал Эллерстрема, имеет ли он какое-нибудь отношение к отравленному леденцу. Дело, очевидно, уже прекращено. Эллерстрему нечего опасаться. Скоро, пожалуй, он и сам забудет, как получилось, что доктор Бломме расстался с жизнью.

Уроки следуют один за другим. Ученики зубрят, упражняются, вспоминают. Они уже стали взрослыми молодыми людьми. Им выпало счастье получить самое широкое и разностороннее образование. Школа выполнила свой долг. Пусть теперь вступают в действие новые силы, коим надлежит завершить формирование умов и характера юных студентов. Пройдет еще много лет, прежде чем студентов сочтут готовыми к жизни. Однако роль школы подходит к концу.

Гаральд Горн пишет стихи. Но, оказывается, все это не так просто. Откровенно говоря, ему не о чем писать. Он ведь почти не знает жизни. Ему пришлось так много зубрить, что жить было некогда. Но пройдет еще много времени, прежде чем его образование будет завершено и перед ним, наконец, откроется мир.

Рольд влюблен в девушку. Любовь эта существует не в стихах, не в литературных грезах, а наяву. Сердце Рольда переполнено счастьем и благодарностью к любимой за то, что она живет на свете и ходит по этой земле.

Однако влюбленный школьник – пресмешная фигура. А грамматика Мадвига, конечно, куда важнее любой девушки. Сейчас тебе надо подумать о предстоящем экзамене, милейший Эрик. Скоро ты станешь студентом, проучишься семь лет в университете, а затем выдержишь государственный экзамен и определишься на какую-нибудь должность. Вот тогда не грех познакомиться с девушкой и даже влюбиться в нее. Тогда уже ты сможешь жениться и создать свою семью... А что, если девушка не захочет так долго ждать?..

На обратном пути из школы Теодор Амстед, как и прежде, покупает почтовые марки. В киоске на площади Сельвторвен, около ботанического сада.

–      Пожалуйста, – говорит продавщица и чарующе улыбается, протягивая ему марку.

Девушка красуется в квадратном окошке киоска, точно фотография в деревянной рамке. Амстед ни разу не видел ее во весь рост. Кругом одна печаль, тоска и безысходность.

–      Ну зачем тебе столько марок? – допытывается Могенсен.

–      Я их собираю.

– И новые тоже?

–      Когда-нибудь и они станут редкостью.

Могенсен недоумевает. Все женщины – мегеры. Они

совершенно лишены творческих способностей, присущих мужчинам. И это давно доказано.

Глава 49

Зима выдалась долгая. На этот раз маленькая черепашка Торсена не выбралась из ящика с приходом весны.

Зимой черепаха погружается в спячку. Она лежит, месяц за месяцем, зарывшись в песок, ничего не ест и, возможно, даже не дышит. Но сейчас от ящика поднимается тяжелый, сладковатый запах. Черепаха мертва. Наверно, она простудилась в дни зимних морозов. А может быть, ей просто нельзя было так долго спать. Зимой у нее почти совсем прекращался обмен веществ. Однако в былые времена черепаха неизменно оживала к весне, выползала из ящика и, греясь в лучах солнечного света, падавших сквозь окно, грызла салат. Ведь совсем без обмена веществ обойтись невозможно. Верно, черепаха не рассчитала своих сил.

Впрочем, сейчас не время возиться с черепахами. На очереди более важные дела. Экзамены и подготовка к ним. Игры и прочие детские развлечения надо оставить. Сейчас нужно думать о том, как выбиться в люди. А с черепахами и улитками можно забавляться потом, когда выпадет свободное время.

Господин Лассен преподает в третьем классе гимназии анатомию и физиологию человека. Весной класс вплотную подошел к разделу о внутренней секреции. А это щекотливая тема. Господин Лассен битый час объясняет ученикам, каким образом у людей рождаются дети.

Учитель настроен необыкновенно торжественно. Он полностью сознает важность момента и свою ответственность. Он помнит, что перед ним восемнадцатилетние юнцы. Учитель взвешивает каждое свое слово, выказывая деликатность и тонкий такт, и невольно запинается. Видя, как ему неловко, кое-кто начинает смеяться. Душевная грубость этих учеников возмущает Лассена.

– Я первый раз вижу, чтобы ученики смеялись, когда я объясняю внутреннюю секрецию! – патетически восклицает он. – Как вам только не стыдно? Смеяться в такой момент!

И молодые люди узнают, как обеспечивается продолжение рода. Им преподносят эту новость с подчеркнутой торжественностью и вдумчивым тактом, со ссылкой на цветки, опыляемые пчелками.

А за дверями школы парни гуляют с девушками. Они приводят их в свой дом, и те остаются с ними на всю ночь. Все необходимое они постигают сами, хотя им и не довелось учиться в знаменитой школе и слышать деликатный рассказ господина Лассена о внутренней секреции. До чего груба и примитивна жизнь за стенами старой школы, в которой учеников готовят к блистательному будущему и «искусное воспитание совершенствует природные дарования».

Близится последний школьный день. Грустно и тяжело прощаться с обителью, в которой ты провел так много лет. Трудно оторваться от насиженного места. Верно, и арестанту подчас нелегко расставаться с темницей, долгие годы служившей ему прибежищем. Как-никак темная каморка была укромной и безопасной, а человек привыкает к чему угодно!

Скоро вновь зазеленеет старая липа. Скромная и непритязательная, она ухитряется добывать из-под асфальта скудные питательные соки. Но если бы ее вздумали пересадить на жирную, добротную почву, она, вероятно, вскоре бы погибла.

Голуби воркуют и спариваются. Ректор величественно шествует по двору. На голове у него круглый цилиндр, в руках ключ от клозета, болтающийся на массивном железном кольце. Сколько приятных воспоминаний и традиций связано со старой школой!

В подвале у окна примостился сторож. Старик совсем сгорбился – одолела подагра. За оконным стеклом мелькают ноги людей, спешащих мимо. Мир полон людей, которых не знают, не видят питомцы школы. Но это не мешает школе растить элиту, избранных граждан, которые впоследствии будут управлять своими соотечественниками.

Снова пришла печальная весна. Распевают скворцы, а гимназисты с головой ушли в зубрежку. Кругом все зеленеет и наливается соками. А ученики повторяют пройденное, силясь запомнить бесчисленные факты. Чтобы никто не мешал, приходится затыкать пальцами уши. Снова стоят дивные светлые ночи, и, чтобы не уснуть, гимназисты глотают черный кофе и аспирин. Пришла экзаменационная пора, а с нею – мучительный страх и нервный понос. Лихорадочно подсчитываются отметки: надо вычислить средний балл. И если твоему лучшему другу не повезло на письменном экзамене по немецкому языку – радуйся и ликуй! Значит, ты немного ушел вперед!

Ученики все зубрят и зубрят, глядя в книги воспаленными глазами. Они молча глотают пищу, неотрывно думая об экзаменах, и твердят про себя факты и даты. И тут же снова садятся за книги. Желудок то и дело сводит судорога, к горлу подкатывает тошнота, а руки покрываются липким потом. Сердце беспокойно стучит, кружится голова. А гимназисты все зубрят и зубрят. Надо запомнить десятки тысяч дат. Сотни королевских имен, сражений, конгрессов. Сотни правил и параграфов из грамматик Капера и Мадвига. Староскандинавские склонения, смещения гласных и неправильные французские глаголы. Английские слова и датские стихи. Строение вселенной, ботанику и внутреннюю секрецию. Синус, косинус, мантиссы и логарифмы. Историю древнего мира, шведский язык и историю языкознания.

За окном – весна. Но гимназистам не до нее. И это не первая упущенная весна в их жизни.

Ночи светлы. В третьем часу просыпаются птицы. Они громко распевают, мешая гимназистам заниматься. Приходится закрывать окна и затыкать пальцами уши, чтобы не слышать свиста скворца и пения дрозда. Но и это не помогает. Пьяные возвращаются домой с веселой попойки. Развозчики молока, фургоны с товарами и велосипедисты въезжают в город. Люди суетятся и шумят, нарушая покой юных избранников, накапливающих знания и ум, чтобы впоследствии управлять своими ближними. Когда-нибудь, заняв место в каком-нибудь министерстве, они будут распоряжаться судьбами этих незнакомых людей, тех, что разгуливают сейчас по улицам. Эти люди – их будущие пациенты и клиенты. Они будут судить и воспитывать их, а также управлять ими. Но они совсем не знают своих будущих подопечных. И у них никогда не найдется времени, чтобы с ними познакомиться.

Для весны тоже нет времени. Ученики все зубрят и зубрят. И так проходит весна. Загубленная весна.

Глава 50

На набережной Лангелиние цветут кусты сирени и акации, точно так же, как два года назад, когда лектор Бломме скончался от отравленного леденца.

Абитуриенты сидят в актовом зале, прямо перед кафедрой. Празднично одетые, с цветком в петлице. Бледные и все же счастливые. Эллерстрем, Иоргенсен, Мердруп и все, все остальные. Четверка мстителей «Черной руки» в полном составе: Амстед, Рольд, Гернильд и Могенсен. Могенсен весь пропах нафталином: парадный фрак почтового контролера – его отца – провисел в шкафу слишком много лет. То ли дело Харрикейн. Он в элегантном смокинге английского покроя. В петлице у него – гардения, как и полагается истому английскому джентльмену. Кудрявый Торсен отлично выдержал все экзамены вопреки стараниям господина Лассена. На экзамене по естествознанию присутствовал посторонний ассистент, и Лассен уже не мог единолично решать судьбу ученика. Тут же сидит долговязый Риге, стремящийся облагодетельствовать человечество.

Вот Гаральд Горн, мечтающий о венце поэта. И, наконец, Аксель Нильсен, который сейчас получит «Премию за усердие». Аксель честно заработал ее, он и впрямь был необычайно прилежен. За все годы он не пропустил ни одного учебного дня. Возможно, он даже не подозревает, что упустил нечто гораздо более важное.

Все так или иначе одолели школьную премудрость. Все приходит в свое время. Верно, и Тюгесен, которого оставили на второй год, когда-нибудь окончит школу. Придет время, и каждый из них точно так же окончит свой жизненный путь. И если он еще по-настоящему не жил, то его можно лишь пожалеть. Родители разместились сзади. Гордые и довольные, они не сводят глаз со своих сыновей. Вот сидит столяр Нильсен – глаза его увлажнились. А вон директор Харрикейн с супругой. Еще дальше – фру Эллерстрем. Ей уже не дотянуться до сына, облачившегося в парадный фрак.

– А все-таки почему не ты получил «Премию за усердие»? – непременно спросит его фру. – Чем этот Нильсен лучше тебя?

Многие из отцов некогда учились в той же школе и точно так же сидели в актовом зале, поражающем классической строгостью линий. Они оглядываются кругом и вспоминают, как они сами были «сосунками» и, покорно выстроившись в ряд, пели: «Прекрасна юность, как весна». Их старый ректор сердито глядит на них со стены, и им невольно становится не по себе.

Матеус сидит у рояля, источая сияние и благоухание. В последний раз его питомцы вдыхают знакомый запах помады и портвейна. Матеус уже совсем стар, но вокруг лысины по-прежнему бодро чернеет густой венчик волос. А козлиная бородка и нафабренные усы тоже черны как смоль – под стать любому итальянскому шарманщику.

В последний раз выпускники слышат, как ректор зачитывает годовые отметки других учеников.

О некоторых он говорит, что они переводятся в следующий класс лишь с серьезными оговорками. Если не наступит заметного улучшения в успехах данного ученика, трудно рассчитывать, что он когда-либо сможет идти в ногу с классом. Просто диву даешься, до чего все это безразлично им теперь, когда они стали студентами и отрешились от всех ученических треволнений. Но они видят, как родители бросают на своих отпрысков грозные взгляды. В каждом классе разыгрываются свои трагедии. «А почему ты оказался на втором месте, если тот, другой, сумел занять первое?» Поневоле начинаешь радоваться, когда твой лучший друг получает плохую отметку. Воистину хитроумна и действенна оценочно-номерная система – она умело развивает качества, необходимые в обществе.

Звучит знакомая песня. Затем берет слово ректор.

– Истек год, – говорит он, – и трудолюбивым пахарям пришла пора, остановив свой плуг, оглянуться назад. Выполнена ли задача, которую мы поставили перед собой?.. – Ректор вручает новоиспеченным студентам желтые конверты с аттестатами зрелости. Оп не забывает упомянуть про «правду, долг и честь» и про традиции школы. – Всюду, где бы вы ни трудились по мере своих сил на благо старой Дании, традиции и веления долга налагают на вас особые обязательства.

В последний раз выпускники поют песню про летние каникулы:

Тра-ля-ля-ля-ля,

Тра-ля-ля-ля-ля,

Как сладостен отдых после труда!

Матеус яростно налегает на старый рояль, извлекая из его нутра затейливые аккорды и трели.

В последний раз юноши внимают наказу ректора – выйти из зала без малейшего шума, давки, свалки и толкотни.

Глава 51

Новоиспеченные студенты празднуют окончание школы. Открытая карета, запряженная четырьмя лошадьми и увитая гирляндами цветов, увозит их из школы. Студенты дудят в игрушечные дудки и кричат «ура». Объехав на всем скаку изваяние какого-то рыцаря, они мчатся дальше. Кто-то надевает венок на голову первой попавшейся статуи. Студенты бледны и от усталости едва не валятся с ног. «Эти юноши олицетворяют собой датскую весну», – написала одна газета под их фотографией.

Студентов везут вниз по Лангелиние, где, как всегда, цветут сирень и акация. В гавани по синей глади воды тарахтят моторные лодки. Полуголые гребцы на лодках и пассажиры катеров приветливо машут рукой молодым застенчивым студентам. А те по-прежнему мчатся по набережной, держа путь к Скодсборгу. Там они обедают и справляют свою первую скромную пирушку.

Во многих домах происходят семейные торжества. На имя студентов то и дело приносят телеграммы и цветы.

Эльза прислала Эрику розы и коротенькое письмецо с дружеским поздравлением. Она сама написала его своим чудесным почерком, и письмо благоухает ее ароматом. И розы она тоже сама покупала, думая об Эрике. Разве она стала бы все это делать, если бы он ей не нравился!

Впрочем, быть может, он придает чрезмерное значение какому-то букету и учтивым поздравлениям. Возможно, у Эльзы есть друг сердца и ухажер, уже взрослый, которому не нужно ждать целых семь лет, чтобы стать на ноги. Ведь Эрик Рольд все еще живет дома, под крылышком у папы с мамой. Заботливые родители следят за ним и обеспечивают его всем необходимым, даже карманными деньгами. Но ему ни за что не разрешат остаться наедине с девушкой. Оп все еще школьник и по-прежнему должен слушаться папу и маму. И еще много лет родители будут опекать его. Эльзу никак не осудишь, если она не дождется, пока Эрик станет взрослым.

Мощная машина цепко держит его в объятиях. И как раньше в школу, теперь Эрик ходит в университет. Снова мелет мельница. И тебя воспитывают, обучают, наставляют еще энергичнее, чем прежде. Профессора и университетские репетиторы продолжают работу над человеческим материалом, поступившим из школы. Необходимо помнить, что такой-то профессор любит, чтобы ему отвечали так-то, а другой – совсем наоборот. Профессора тоже люди. Над каждой профессорской шуткой рекомендуется громко смеяться. Кроме того, они ждут, чтобы после лекции им задавали вопросы. Необходимо изучить политические взгляды каждого профессора и приспособиться к ним. Все это знают репетиторы. За соответствующую плату они дадут полезные советы и указания.

Студенческая жизнь многообразна. Существует студенческий союз с собственными богатыми традициями, со своим академическим стилем, духом и жаргоном. А еще имеется стрелковый союз, хоровое общество и «клуб отдыха».

«Во храме мудрости студент живет», – любимая песня членов студенческого союза. Они поют о толпе и мирской суете, как о чем-то смутном и неведомом, далеком от академического духовного мира. Все это – чуждое и низменное – студенты должны оставить позади в своем стремительном взлете навстречу небесному свету.

Профессор медицины читает студентам лекцию по сексуальному вопросу. Цель лекции – доказать, что вопрос этот не должен волновать студентов до сдачи государственных экзаменов. Студент обязан хранить свою чистоту, и для обуздания плоти нет ничего лучше гимнастики. А если ты плохо спишь по ночам, рекомендуется вставать с постели и делать обливания холодной водой.

И студенты пыхтят, кряхтят и зубрят. Будущие юристы и экономисты усваивают стандартные истины и обучаются мнемоническим приемам у репетиторов. А будущий литератор после лекции поджидает профессора у двери.

– Прошу прощения, профессор, – лебезит студент, – но мне бы очень хотелось задать вам один вопрос. Конечно, если только у вас найдется немного времени...

Один Микаэль Могенсен так и не продвинулся дальше университетской столовой. Он выискал себе укромное местечко в углу у окна, рядом со стойкой, где разливают кофе. Здесь нет младших братьев и сестер, мешающих человеку размышлять. Нет почтового контролера, некогда наблюдавшего за ним с плюшевого дивана. Нет всевидящего печального Христа с терновым венцом и каплями крови на челе.

Сквозь оконное стекло он видит стрелки часов на башне церкви святого Петра. А время между тем течет своим чередом.

Глава 52

В гостиной, затянутой розовым штофом, сидят солидные господа. Они пьют, болтают и предаются воспоминаниям.

Их воспитание и обучение давно завершено. Все они, за исключением одного-единственного чудака, выбились в люди. Они облечены важными полномочиями, ответственностью и властью. Надежды оправдались. Цель достигнута.

Когда-то они пришли в школу маленькими «сосунками». И старшеклассники – по давней традиции – устроили им боевое крещение. Ребятишки трепетали перед Макакусом и Оремарком, измывались над Водяным и старым Магнусом. И они крепко стояли друг за друга и не ябедничали ректору, когда тот разыскивал виновных. Они создали тайное братство «Черная рука» и были полны всяческих замыслов. Кем только они не собирались стать! Чего только они не мечтали осуществить!