Текст книги "Гнев. История одной жизни. Книга вторая"

Автор книги: Гусейнкули Гулам-заде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Мы идем левым берегом речушки Мешхед. Над нею сплелись раскидистые ветви тутовых деревьев и старых ив.

– Купите газету! Военные новости!– со всех ног несется нам навстречу мальчик – разносчик газет.

– Что случилось? – спрашивает Аббас и ловит за руку мальчишку.

– Покупайте и читайте! Мне некогда,– мальчик сует нам в руки газеты, еще пахнущие типографской краской, опускает без счета монеты в карман своих коротеньких, чуть ниже колен штанишек и бежит дальше:– Важнейшие новости! Об этом говорит вся планета! Читайте!..

На первой полосе газеты крупным шрифтом была набрана информация из двух предложений: «Кабинет Асеф-фо-довла распущен. Премьер-министром назначен Сейд-зия-эддин Таба-Табаи».

О, это уже новость!

– Сейд-зия-эд-дин – прогрессивный человек,– говорю я.– Он часто выступает в газетах против англичан...

– Англичане, наверное, лучше тебя, дорогой Гусейн-кули, знают: кто против них, а кто – за них,– внушительно отвечает мне Мирза-Мамед.– Им виднее, кто должен управлять Ираном.

Вечером мы снова у Арефа. Делимся с учителем дневными впечатлениями. Даже Аббас, всегда молчаливый и задумчивый, сейчас много говорит. Он возбужден, как и все мы. Аббас рад, что с нами Ареф и Мирза-Мамед, что впереди нас ждет неизвестность – жизнь тревожная и опасная, но полная радостных минут торжества, больших и малых побед.

– Обстановка в стране очень сложная,– сразу же заговорил Ареф. Он теребит пальцами бороду, а затем, взглянув на Мирзу-Мамеда, подал ему глазами знак, указал на дверь.– Говорить о тяжелой жизни простых людей Хорасана вам нет необходимости.

С первых же слов учитель наш загорается страстью. Говорит он не слишком громко, но Мирза-Мамед все-таки выходит во двор:– кто знает, не пожелает ли в этот вечер послушать нашего Арефа кто-нибудь из сыщиков тайной полиции.

– Вся борьба впереди. Англичане добровольно Иран не покинут. На это надеяться, друзья, не нужно. Не оставят этот лакомый кусок из добрых чувств к нам,– продолжал Ареф. Мы жадно слушаем. Каждый из нас готов сейчас же взять в руки винтовку и бить, гнать с родной земли заморских хищников.– Числом нас пока меньше, чем противника. Но мы сильнее врага! Мы должны победить, потому что за нами весь трудовой Иран. Только помните, друзья, что англичане это лишь одна из враждебных сил. Есть еще и наше, иранское правительство и наши богачи, которым нет никакой выгоды менять порядки в стране. Вот эти будут драться злее англичан, потому что отступать некуда. В этом вся сложность предстоящей борьбы. В нашей войне не будет ни тылов, ни фронта. Однако отчаиваться, друзья, не нужно. Там,– Ареф кивнул на окошко, в котором виднелся клочок чистого неба с Полярной звездой в самом центре,– в России победила революция. Победили бедные и угнетенные люди, такие же как мы. Победили потому, что сумели крепко объединиться!

Вошел Мирза-Мамед. Неслышно прикрыв дверь, он остановился у косяка и стал слушать. Через несколько минут он так же бесшумно покинул комнату. Ареф сообщил:– Партия «Адалят» считает, что в данный момент нам нужно сделать все, чтобы на нашей стороне была армия.

– Армия? – вырвалось у Рамо.

– Да, армия. Наша, иранская армия! Как это сделать? Не просто, друзья, очень трудно, но можно... Вы должны вступить в армию и вести пропаганду среди солдат. Нельзя забывать, что солдаты – это те же дайхане, только в воинской форме.– Ареф предостерег молодых друзей.– Но знайте, это очень сложное и опасное дело. Руководство партии так решило: Гусейнкули, Аббаса и Рамо направить в Хорасанскую жандармерию. Известно, что штаб девятой дивизии находится здесь, в Мешхеде. Вам, друзья, завтра же надо пойти туда. Жандармам нужны люди. Идите... На первых порах ничего рискованного не делайте. Нужно изучить обстановку, войти в доверие к начальству, а уж потом действовать. Постарайтесь как можно больше заиметь там друзей.– Ареф видимо, продумал все эти вопросы глубоко и всесторонне. В конце беседы он добавил:– Для Мирзы-Мамеда и Ахмеда тоже найдется важное дело.

...Было уже по-весеннему тепло. Воздух чист, а легкий ветерок шаловлив и ласков. В чистом высоком небе яркое, но еще совсем не жаркое солнце. Огненным краем оно касалось макушек минаретов Имама-Резы, мимо которых мы прошли торжественным шагом.

У входа в штаб путь нам преграждает молоденький офицер. Я говорю ему о причине нашего визита.

– Если захотите в пехотный полк,– пояснил нам военный,– то вам надо обратиться к полковнику Джафар-хан-Сагафи, а если в кавалерию,– то к полковнику Исмаил-хан-Бехадеру.

– Мы желаем в кавалерию!

– Понятно. Седьмой кабинет!..

Полковник Бехадер еще совсем молод. Во всяком случае внешне ему не дашь больше тридцати. Большие выразительные глаза, прямой нос, плотно сжатые губы выдают в нем человека волевого, решительного. Он смугл, недурен и оставляет впечатление натуры весьма общительной.

– Я слушаю! – встретил он нас прищурясь.

– Господин полковник, мы желаем служить в кавалерии. Лошади у нас есть. Вот наши заявления.– И я подал ему три листка бумаги.

– Откуда прибыли?– даже не взглянув на нашу писанину, деловито спросил полковник.

– Из Кучана,– говорю я. Аббас и Рамо молчат, переминаясь с ноги на ногу.– Из Курдлеви...

– Из Курдлеви?– полковник сверлит меня взглядом.– Это хорошо. Значит, служить решили? Похвально. Одну минутку!..

Бехадер снял трубку телефона, набрал номер. Быстро приосанился и заговорил чеканным, звонким голосом:

– Алло! Господин генерал? Здесь трое из Курдлеви. Да, в кавалерию. Направить к вам? Слушаюсь!

У ворот резиденции генерала еще более строгий часовой. Он ощупывает нас подозрительным взглядом, будто мы начинены взрывчаткой. Потом долго выясняет: кто мы, откуда идем и к кому идем... Наконец нажимает кнопку. Через минуту в глубине сада показался стройный, подтянутый молодой офицер в хромовых сияющих сапогах, с маузером на левом бедре. По песчаной дорожке он направился прямо к нам.

– Кто это?– успел я спросить у часового.

– Адъютант генерала.

Я удивился, что этот человек показался мне очень знакомым. Где и когда я его видел?

– Вы из штаба?– сразу же осведомился адъютант.

– Да.

– Один из вас пойдет со мной.

К генералу иду я. В саду небольшое аккуратное здание из белого камня. Перед ним выложенный мрамором бассейн с фонтанчиком. На лужайке у бассейна, мягко ступая на желтый песок дорожки, взад и вперед вышагивает Мухаммед-Таги-хан Песьян. Сильный, могущественный, но окруженный со всех сторон густым садом, он, как будто пребывал сейчас в мучительном бездельи и поэтому был страшно зол и готов на всякие злодейства.

Он внешне был красив какой-то могучей красотой, которая вызывает почтение и даже страх перед ее обладателями. Я вытянулся в струнку, приветствуя генерала.

– Вольно! – у Мухаммед-Таги-хана Песьяна приятный бархатный бас.– Что случилось там у вас в Курдлеви?

Генерал обо всем, конечно, информирован не хуже меня. Знает он и про события, разыгравшиеся в нашем полку. Он явно ждал трафаретного ответа. И получил его.

– Хорошо. Я согласен,– вступайте в кавалерийский полк Бехадера. Позвоню в штаб. А за друзей своих вы можете поручиться?

– Могу, господин генерал! – выпалил я.– Как за самого себя!

Знал генерал, что именно так я отвечу и на этот вопрос. Но, как истинный военный он, видимо, любил задавать вопросы, зная наперед, как ответят на них подчиненные.

– Вы свободны! – и генерал зашагал неторопливо по тенистой аллейке.

В штабе нас ждал приказ о нашем зачислении в жандармерию. Причем мне сразу же был присвоен чин старшины и было поручено формирование третьего эскадрона.

Все шло как нельзя лучше. Никто из нас не предполагал, что зачисление в жандармерию настолько простое и легкое дело.

К вечеру мы уже облачились в форму. Она сделала нас удивительно похожими друг на друга. Даже Аббаса от Рамо я теперь отличал с трудом.

– Эх,– размышляю я,– взглянула бы на меня сейчас Парвин!.. Никак не узнала бы она своего Гусо...

По приказу Таги-хана наш полк был расквартирован на южной окраине Мешхеда, у подножья горы Кухе-Сан-ги. Совсем недавно в этих казармах располагались английские войска. Теперь же их мало-помалу теснили от Хорасана. Это уже хорошо! Придет время, господа англичане, мы вовсе выкурим вас из Ирана.

Мне как старшине-ождану была отведена отдельная комната. И зовут теперь меня не Гусо и даже не Гусейн-кули, а Гусейнкули-хан-ождан! Я несу полную ответственность перед высшим начальством за эскадрон. Со всеми вопросами рядовые третьего эскадрона обращаются ко мне, а я – к начальству. Положение у меня, конечно, не завидное. Но есть преимущества – я формирую эскадрон. Дружище Ахмед, Ареф и Мирза-Мамед, будьте уверены, третий эскадрон предан вам!.. Комплектуем эскадрон, главным образом, из потерпевших поражение гилянских повстанцев. Это бывалые, хлебнувшие горя люди, на собственных шкурах испытавшие силу «любви» англичан к местному населению. Оборванные, голодные они с радостью одевают жандармскую форму, и каждый из них готов кое с кем свести свои счеты.

Всех, кто приходит в эскадрон, проверяют Аббас и Рамо. Мало ли кто под видом народного бойца знаменитой гилянской обороны пожелает проникнуть в наши ряды. Время очень смутное, тяжелое и ухо надо держать остро!..

Через несколько дней в третьем эскадроне уже набралось более ста человек. Верных, готовых к любым испытаниям воинов.

Началась напряженная учеба, муштра, боевые стрельбы. За месяц наш эскадрон стал довольно сильным и серьезным войсковым соединением. В хорасанской армии он снискал себе славу надежно обученного, готового к боевым действиям и специальным приказом был назван «Молнией».

Нам были переданы лучшие лошади из других подразделений. Но мой каурый Икбал был все-таки лучшим среди всех скакунов.

– Господин ождан, разрешите обратиться?– в голосе Аббаса плохо скрытая ирония, но я креплюсь: посмотрим, что он будет петь дальше.

– Я слушаю!

– Господин ождан, вот вас зовут Гусейнкули-хан, а отец ваш тоже хан?

Аббас выбрал момент, когда нет никого рядом с нами и шутя, решил пощекотать мое самолюбие.

– Я могу удружить тебе наряд вне очереди! А когда вернешься из конюшни, расскажу тебе не только об отце, но и о матери...

– Премного вам благодарен, господин ождан, но я лучше отправлюсь сейчас в город, если разрешите.– И уже серьезным тоном предложил:– Айда в город! Сегодня же

Ашура!

– А ты что, никогда не видел Ашура?

– Не только я, но и ты не видел. Здесь, дорогой друг, не Киштан, не Миянабад и даже не Кучан. Это – Мешхед

Любопытство берет верх, и мы с Аббасом торопливо покидаем военный городок под горой Кухе-Санги. Через полчаса мы уже находимся в самом центре Мешхеда, на Ба-ла-хиябана, у Медресе-навваба, и наблюдаем траурную процессию фанатиков-шиитов. Ашура – это день, когда по преданию был убит имам Гусейн. И вот уже много веков в знак солидарности с имамом шииты в этот день истязают свое тело: бьют себя цепями, камнями и палками. Рассекают в кровь лица, спины, головы. Зрелище жуткое.

Смотрели, ужасаясь, мы с Аббасом на эту темную, угнетенную толпу. Мы и не пришли бы сегодня сюда, но разве можно было упустить возможность посмотреть такое добровольное побоище. Было очень многолюдно на улицах Мешхеда, и никто не обращал внимания на двух молодых парней в жандармской форме и мужчину средних лет с аккуратной черной бородкой. Но если бы посторонний наблюдатель обратил на них внимание, то, разумеется, сразу же понял бы, что дикое шиитское шествие мало интересует эту троицу.

– Что нового? – спросил Ареф.

– Все идет хорошо, господин учитель!

– Все ли?– лицо у Арефа серьезное, даже строгое.– Сто человек в эскадроне, это не шутка. Проверьте еще раз всех... каждого – без исключения!

– Будет сделано, господин учитель.

– Не забывайте, один шпион может погубить тысячу людей, испортить все дело...

КОСТЕР РАЗГОРАЕТСЯ

Мешхед переживает тревожные дни. В городе неспокойно, люди уже открыто выражают свое недовольство существующими порядками. Позабыв в страхе, ворчат, что каджарская династия кроме нищеты и голода простому люду ничего не дает. Но от проклятого гнета не так-то просто избавиться, династию поддерживают англичане.

Отважный Таги-хан – ярый враг колонизаторов – на днях бросил клич: «Смерть или независимость!» Мы все рады, ведь Таги-хан наш предводитель. Значит, нам по пути!..

Поздно вечером из города возвратился Рамо. Радостный, возбужденный.

– На, читай!– сует он мне последний номер «Бахара».– Передашь Аббасу.

Рамо встречался с Арефом.

– Какие новости?– я с нетерпеньем жду важных известий.– Что говорит учитель?

– Ничего особенного.– Рамо заметно важничает.– Ареф сказал, что хорасанская жандармерия – это уже целая армия. Пора ее брать в свои руки.

– Он так и говорил?.. А мы что должны делать?

– Все остаемся на своих местах. Но нам нужно действовать смелей и решительней.

– Что еще?

– Ареф просил, чтобы в пятницу под вечер ты был у него.

– Ахмеда видел?

– Нет. С Мирза-Мамедом только поздороваться успели...

– Понятно. Иди отдыхать. Уже поздно. Не забывай: завтра с утра опять джигитовка.

– Спокойной ночи!

Рамо удалился к себе в казарму.

А я начал читать «Бахар» – газету народной партии Адалят. На видном месте в ней была помещена статья-призыв к независимости, борьбе с английским засилием.

Боевая газета!..

На следующее утро меня вызвали в штаб жандармерии, который находился недалеко от южных ворот. Перед тем как отправиться туда, я забегаю к Аббасу и вручаю ему свежий номер «Бахар».

В штабе меня принял сам Таги-хан.

– Ождан Гусейнкули-хан! Вам поручено сопровождать Его превосходительство Кавам-эс-Салтане на дачу и обратно.

– Слушаюсь, господин генерал!

– Вы несете полную ответственность за его жизнь.

– Есть, господин генерал!

На душе у меня радостно: видно, тяжелые дни переживает грозный губернатор Хорасана Кавам-эс-Салтане, если к тем четырем постоянным телохранителям, что неотступно его сопровождали повсюду, ему пришлось прибавить и кавалерийский эскадрон «Молния». Что ж, господин губернатор, ты, кажется, не ошибся в своем выборе:– в нашем эскадроне настоящие джигиты!

Часа через два «Молния» в полной боевой готовности была возле дома губернатора. Горячие скакуны нетерпеливо покусывают удила, приплясывают, выстукивая подковами на камнях мостовой замысловатую дробь.

– Наступил удобный момент,– говорит Аббас, оказавшись со мною рядом.– Одним извергом на этом свете будет меньше! А?

– Не болтай чепуху,– одергиваю я разгорячившегося друга.– Ты уверен, что все до одного в третьем эскадроне думают так же?

– Какое мне дело до того, что другие думают! Я сам его...– не унимается Аббас.

– Хар-рам!– меня начинают раздражать его тупые рассуждения.– Ты только о мелкой мести думаешь! А что будет после?.. Новый губернатор будет ангелом?..– Разговор наш прерывается. Широко распахиваются ворота, и на улицу выезжает, поблескивая на солнце, новенькая открытая легковая автомашина.

– Смир-р-но!– подаю я команду.

– Вольно!– почти в один голос со мной басит Кавам-эс-Салтане.

У всех разбежались глаза: на что глазеть?.. То ли на единственный во всей губернии заморский автомобиль, то ли на самодовольного правителя Хорасана. И то и другое многие из нас видят впервые.

Кавам-эс-Салтане среднего роста, но широкоплеч и могуч телом. Косматые брови и орлиный нос придают его лицу выражение какой-то ненасытной алчности и злобы.

Попетляв по мешхедским улицам, автомобиль выехал на пыльную Мелекабадскую дорогу и устремился в горы. Третий эскадрон, глотая пыль, скачет следом.

– Всю жизнь мечтал о таких прогулках! – почти в ухо мне кричит Аббас.

– Замолчи, если не хочешь попасть куда следует! – одергиваю я строптивого друга.

...Вечером, в пятницу, как было условлено, я пришел к Арефу. Учитель заваривает чай и расспрашивает о делах в эскадроне.

– Все по-старому... Хотя нет,– вспоминаю я,– есть и новости. Познакомились мы с самим Кавам-эс-Салтане. И теперь охраняем его бесценное тело от дурного глаза и шальной пули.

– Нам везет!– радостно воскликнул Ареф.

– В чем?– не совсем понимаю я.

– Как – в чем?– Ареф разливает душистый крепкий чай в пиалы.– У вас есть отличная возможность поближе сойтись с Кавам-эс-Салтане, завоевать доверие его телохранителей. Разве этого мало? А в нужный момент мы можем легко обезвредить повелителя Хорасана.

Мы отхлебываем терпкий чай и ведем неторопливую беседу. Правда, говорит большей частью Ареф, а я слушаю. Мне кажется, что нашу «Молнию» он знает лучше меня. Ареф советует, предупреждает, приказывает...

Стемнело.

– Теперь, пожалуй, можно уже идти,– поднимается Ареф.– Куда? Я хочу, дорогой Гусейнкули, познакомить тебя с мешхедскими друзьями. С теми, кто вместе с нами готов в любую минуту взять в руки оружие.

Когда мы выходили на улицу, мне показалось, что от окна каморки Арефа метнулась и тотчас же растаяла в густом вечернем мраке чья-то тень.

Я не мог различить: собака это была или человек...

– Тише-е!– я попридержал Арефа за руку.

Остановившись, мы долго вслушивались в тишину погожего весеннего вечера, но ничего, кроме шарканья ног, говора прохожих, покашливания и смеха, не услышали. Город жил обычной шумной жизнью.

– Иди за мной,– шепнул мне Ареф и зашагал по улице.

Я пошел шагах в десяти от него, поминутно оглядываясь. Мало-помалу подозрительность развеялась. «Какой-нибудь бродячий пес рыскал,– успокаивал я себя,– искал пожрать».

На самой окраине Мешхеда Ареф замедляет шаги и знаками подзывает меня к себе.

– В третью калитку, не считая вот этой... Стукни два раза висячим молоточком,– тихо говорит он.– Скажи, что пришел со мной. Я войду после...

На мой стук из калитки вышел пожилой мужчина.

– Вам кого?

– Я с Арефом... Незнакомец помолчал.

– Входите. А где он?

– Идет...

Хозяин провел меня в дом. На полу просторной комнаты, скрестив по-восточному ноги, сидело несколько человек. Мой приход, видимо, прервал беседу. Я поздоровался с каждым из них за руку. Отнеслись ко мне приветливо.

Вскоре пришел Ареф.

– Фейзмамед, мне кажется, что в Мешхеде я кого-то сильно заинтересовал,– поприветствовав всех, сказал он.

– Что-нибудь случилось?– всполошился человек, встретивший меня у калитки.

– Как тебе сказать!.. Случиться вроде бы ничего и не случилось, но я замечаю: кто-то бродит у моего дома. А иногда и на улице сопровождает меня легкая тень...

– И сейчас было замечено?

– Похоже... Скажи ребятам, пусть на всякий случай проследят.

– Попробуем,– и Фейзмамед вышел.

Среди сидящих на полу я вижу знакомого – отца моего друга детства Аскера. Мы знакомы с ним по Кучану. Помню, там он был подпольным лектором. По всему видно,– он меня не узнал. Да и не мудрено: видел он меня мальчишкой.

– Рад встрече с вами, дядя Ага-Баба! Как поживает

Аскер и тетя Гульчехра?

– Аскер, говорите,– Ага-Баба несказанно удивлен.– А откуда вы знаете их?

– И вас я видел в Кучане. Вы были тогда с Мирзой-Мамедом. Знаю тетю Гульчехру и Аскера... Я из Бодж-нурда. Зовут меня Гусейн-кули, я сын Гулама... Мы с вами жили по соседству.

– Вах-эй!– радостно воскликнул Ага-Баба.– Гусейн-кули! Гусо-джан! Вот никогда бы не узнал тебя в такой форме!

На лицах присутствующих веселое возбуждение.

– Не просто Гусейнкули,– вставляет Ареф,– а Гусейнкули-хан-ождан. Наш товарищ по борьбе. На него, на его друзей и на хорасанскую жандармерию партия возлагает большие надежды.

– Помощники хорошие!– Ага-Баба обнимает меня за плечи,– Заходи к нам, Гусо-джан. Завтра же заходи. Я расскажу, как разыскать нас...

– А чем сейчас занимается Аскер?– спросил я.

– О! Аскер тоже военный.

– Он служит?

– Да. Адъютантом у Таги-хана.

Вах-вах, так вот почему мне показался знакомым адъютант генерала! И как же сразу я не узнал Аскера...

– Итак, друзья,– заговорил ровным, но как всегда твердым голосом Ареф,– Гусейнкули-хана вы теперь все знаете. У него один из самых ответственных и опасных участков борьбы.– Ареф обратился ко мне.– Дорогой Гусейнкули, эти люди всегда придут к тебе на помощь. Они верные твои друзья в Мешхеде.

В тот же вечер я познакомился с редактором «Бахара» Ахмед-Бахаром, с друзьями Арефа по подполью Мирза-Аликпер-Саркашик-заде, Мирза-Абдулкадер-Сабзивари, Тагири-Джами и другими. Всех этих людей объединяет лютая ненависть к заморским поработителям иранского народа, мечты о светлой и радостной жизни в родной стороне. Чувства эти были настолько остры и сильны, что каждый из подпольщиков готов был на любые жертвы, даже смерть.

– Друзья!– сказал собравшимся Ахмед Бахар,– мы решили в ближайшие дни усилить выпуск прокламаций в два-три раза. В основном они пойдут в воинские части. Ваша задача, дорогие Сейд-Гусейн-хан и Гусейнкули-хан, позаботиться о том, чтобы наше призывное слово дошло до солдат.

Сейд-Гусейн-хан присутствовал тоже здесь. Это был молодой человек в форме лейтенанта жандармерии.

– Мы всегда готовы!– Сейд-Гусейн-хан держался подтянуто, бодро.– Будут, конечно, трудности, и я прошу учесть то обстоятельство, что численность жандармских войск день ото дня растет. Но это происходит не только за счет бедняков. Жандармскую форму уже носят Тадж-мамед-хан-курд, один из видных кучанских богатеев, а также Барат-Али-хане-Хафи, Абдулла-хане-Барбари. И все они имеют высокие чины.

– Но не столько они сами страшны,– вставляет Ахмед-Бахар.– Больше надо опасаться их ставленников. Тех, кто под видом дайханина пришел в армию. Вот кто может крепко навредить! С самими ханами даже проще: их как облупленных знает весь Хорасан.

– Какие будут предложения?– спрашивает Ареф.

– Нужно установить за каждым ненадежным человеком наблюдение,– предлагает Сейд-Гусейн-хан.– Выясним: с кем они общаются, а потом возьмем под контроль. После этого и соответственная обработка ненужных лиц.

– А если кое-кого убрать?– тихонько вопрошает кто-то в углу.

– Потребует обстановка– можно и убрать,– соглашается лейтенант.

Покидаем дом Фейзмамеда глубокой ночью. Мешхед, утомленный дневным гамом, спит.

Уходим по одному, ради предосторожности.

...Третий кавалерийский эскадрон закончил дневные занятия. Уставшие, злые «волки» возвращаются в казармы – положен час отдыха.

– Господин ождан, разрешите отлучиться в город? – слышу я знакомый голос.

– Нет, Аббас, не пойдешь. Мне надо пойти.

– И вчера ты, и сегодня...

– Так нужно,– строго обрываю я ненужный разговор.

– Я постараюсь увидеть Аскера и Гульчехру-ханым.

– Пойдем вместе.

– Нельзя. Вам с Рамо в эскадроне дело есть.

Аббас заметно обижен. Но я знаю: в глубине души он все-таки понимает меня. Я иду к другу детства, и он рад вместе со мной.

– Пусть будет так,– соглашается Аббас.– А передать наш привет Ага-Баба, Гульчехре-ханум и Аскеру ты не забудешь?

– О чем ты спрашиваешь! Скажи-ка лучше, как у нас с листовками?

– Я все распространил, а Рамо сейчас в соседней казарме...

Друзья не теряют рремени.

...В Мешхед пришла настоящая весна. Утонули в буйной зелени улицы и проспекты города. На Бала-хиябане цветут розы. Их запахи плывут по всему Мешхеду.

Улицы города в этот предзакатный час особенно многолюдны и оживленны. Кому захочется в такой чудный весенний вечер сидеть дома.

Люди тянутся группами и в одиночку. У всех возбужденные, улыбающиеся лица. А может быть все это мне лишь кажется? У меня так радостно на душе.

Вот и дом Ага-Баба. Стучусь. Калитка распахивается очень быстро, словно моего стука тут давно ждут. Ну, конечно же, ждут! Передо мной стоит Аскер. Улыбающийся, счастливый. Теперь-то мы узнали друг друга.

– Гусо-джан!

– Аскер!

Мы крепко обнялись.

– В управлении я часто слышу твое имя. Сам Таги-хан то и дело повторяет: «Гусейнкули-хан-ождан! О, этот проворный Гусейнкули-хан-ождан!»,– Аскер с ног до головы осматривает меня, словно глазам своим не верит, и без умолку говорит: – Но разве я мог подумать, что это ты. Бедный Гусо из Боджнурда стал в Мешхеде ожданом!..

– А ведь мы с тобой однажды встречались...

– Я много дней потом ломал голову,– перебивает меня Аскер,– кто ты и откуда я тебя знаю?!

– Я – тоже сразу не признал тебя.

Из дверей вышла... нет – выбежала Гульчехра-ханым.

– Гусо, Гусейнкули-джан! Это ты?!

Большие с поволокою глаза Гульчехры-ханым полны слез. Это – от радости. Она обнимает и целует меня.

– Сынок, Гусо-джан! Мой милый мальчик! Как ты вырос, не узнать!

Изменилась и Гульчехра-ханым. Виски ее посеребрила седина, а у глаз и на лбу появились морщины. Но седина и даже морщины, кажется, сделали ее еще более красивее и обаятельнее...

– Чем занимаешься? Как здоровье отца? Матери? Ах, как хотела бы я сейчас Ширин-ханым увидеть! Как чувствуют себя твои сестренки, братишки?

Вопросам, казалось, не будет конца. Но я отвечаю на все. Потом, улучив момент, спрашиваю:

– Уважаемый Ага-Баба дома?

– Нет,– машет рукой Гульчехра-ханым.– Мы его неделями не видим.

– А я его как-то видел в Кучане. Он там лекции читал.

– Ну вот,– говорит Аскер с улыбкой,– тебе лучше известно, где мой отец.

Садимся за стол. Угощает нас Гульчехра-ханым пловом и яичницей, фаршированной зеленью. Ужин получился шахский. Такого ароматного плова и такой вкусной яичницы я давно не ел.

– Как служится тебе, Аскер, у Таги-хана?– как бы между прочим спрашиваю я друга.

– Неплохо. Таги-хан строгий, но очень справедливый и честный человек.

– Я слышал, что он открыто выступил против англичан.

– Да. И поэтому попал в немилость к губернатору Хорасана.

– Но ведь Кавам-эс-Салтане бессилен и слаб, как под дождем цыпленок. А в руках у Таги-хана целая армия.

– Пойми, ни Кавам-эс-Салтане сейчас силен и опасен, а коварные захватчики англичане и сторонники каджар-ской династии! А они имеют очень сильное влияние в жандармерии.

– Дело серьезное,– говорю я,– но Таги-хана мы в обиду не дадим.

– Если бы так рассуждали все в армии!– говорит Аскер.

Покидаю гостеприимный дом поздним вечером. Тепло прощаемся, и я обещаю Гульчехре-ханым почаще заглядывать к ним.

На землю опустилась темная весенняя ночь. Тишина. Черный небосвод густо усеян яркими, застывшими в каком-то торжественном безмолвии, звездами. Говорят, у каждого человека своя звезда. Где же моя? Наверное, вот эта. А Парвин? Ее звездочка должна быть где-то поблизости. Вон та, самая яркая!..

С гор Кухе-Санги струится свежий ветерок. Я шагаю по ночному Мешхеду, думая о Парвин и о нашей желанной встрече. Когда же, наконец, я увижу ее?..

– Это ты, Рамо?

– Да. Где ты бродишь?

– Я у Аскера был. Разве тебе Аббас не сказал?

– Мало ли что сказал,– Рамо чем-то возбужден.– Часа два ждем тебя...

– Меня?

– Говори потише.

Подходит Аббас. Судя по всему, мои друзья, несмотря на поздний час, спать не думали.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего,– говорит Аббас.– Просто есть новость. Приехал Шамо.

– Шамо... В Мешхед?

– Да. Знакомый солдат передал, чтобы мы немедленно навестили его.

– А где он остановился?

– В гостинице, у Баге-Надери.

– Когда же пойдем... Завтра?

– Вах-ей, зачем же тогда мы ждали тебя? Нужно идти сейчас, – твердо говорит Рамо. Должно быть, срочное дело.

– Хорошо,– соглашаюсь я.– Ты, Рамо, оставайся, а мы с Аббасом пойдем.

Пробираться в темноте мы решили не через южные ворота города, а через Дарвазае-сараб. Там меньше опасности попасть на глаза полицейским, которых на улицах ночного Мешхеда, кажется, больше чем днем.

Стремясь к цели, мы держим путь к Баге-Надери – одному из живописных уголков Мешхеда. Центральные улицы и площади обходим, петляем по узким кривым закоулкам. К Баге-Надери пришли скрытно. Вот и гостиница. У ворот маячит фигура человека. Видимо, незнакомец заметил нас. Он двинулся навстречу и вполголоса запел песенку о Кучане.

– Похож на него!– шепчет мне Аббас.– А песня – пароль.

– Сейчас узнаем. Я сделал оклик:

– Шамо?

– Да... Это ты, Гусо?

Мы крепко жмем друг другу руки. Я замечаю, что Шамо сам не свой, крайне возбужден, голос его дрожит.

– Что с тобой, Шамо?

Он молчит.

– Ну, говори!

– Ходоу-Сердар... и его братья... Их убили.

Если бы нас с Аббасом в этот миг огрели по головам, мы бы почувствовали себя все-таки лучше. Несколько минут мы были в каком-то оцепенении, слова вымолвить не могли. Наконец Аббас пришел в себя:

– Кто убил? Где?

– Почему ты приехал в Мешхед?– спросил я.

– После падения Гиляна Ходоу-Сердар с братьями бежали на север, в Туркменистан. Там они увидели своими глазами, свободную от гнета и эксплуатации страну. В Туркменистане их встретили как братьев. Им предоставили жилье, дали работу, даже учиться предложили.

– Разве смогу я жить спокойно,– сказал тогда Ходоу-Сердар,– если мой народ живет в нищете и невежестве. Нужно иметь каменное сердце, чтобы без гнева и возмущения слушать стоны и плач родного Ирана.

В конце концов Ходоу-Сердар возвратился в Боджнурд. Братья тоже вернулись вместе с ним. Вот тут-то и случилось несчастье. Коварный Сердар Моаззез пронюхал и обо всем доложил повелителю Хорасана Каваму-эс-Салтане.

– Палачу Хорасана!– воскликнул Аббас.– Мерзавец! Негодяй! Мы еще с тобой посчитаемся...

– Кавам-эс-Салтане,– продолжает Шамо,– приказал своему верному псу Мирза-Махмуду немедленно отправиться в Боджнурд, арестовать Ходоу-Сердара, его братьев и доставить в Мешхед. В Боджнурде при аресте братья отчаянно сопротивлялись. В схватке погиб один из них – Гусейн-Сердар. Но силы были слишком неравные. Ходоу-Сердара и Алла-Верди-Сердара схватили. Под Мешхедом в селении Ахмедабад их расстреляли. По приказу Кавам-эс-Салтане, английскими пулями.

– Как удалось тебе, Шамо, обо всем этом узнать?

– В отряде Мирза-Махмуда служит человек... В общем, наш человек. Он мне и рассказал...

– А где их могилы, он знает?

– Нет. Братьев расстреляли глухой ночью, а тела их куда-то увезли...

– Гиены...– Аббас зло выругался.– Боятся народного гнева.

– Я несколько дней пробирался в Мешхед. Везде разъезжают усиленные патрули. Нет покоя ни военным, ни штатским... Дороги перекрыты, даже самые маленькие селения оцеплены.

Свой печальный рассказ Шамо закончил лишь под утро. Уже посветлело небо и задрожали в мерцании звезды. Мы шли с Аббасом по спящему городу молча. О чем говорить? Сердца наши пылали гневом. Мы потеряли верных сынов иранского народа, пламенных борцов за его свободу и счастье.

В тот же день я обо всем, что рассказал нам Шамо, доложил Арефу. Учитель почтил память павших героев минутой молчания, а затем, глубоко вздохнув, сказал:

– И все-таки враг бессилен. От бессилия и трусости он идет на подлости и преступления. Но за каждую каплю крови честных людей враги жестоко поплатятся. Сегодня же, Гусейнкули-хан, тебе необходимо сходить к Фейзма-меду. Ты запомнил дорогу, по которой мы шли?

– Все запомнил.

– Так вот, передай ему, что я попросил узнать: куда дели палачи тела казненных? Пусть даст ребятам такое поручение.

– Слушаюсь, дорогой учитель!

Мы с Рамо зашли в ресторан. Иногда позволяем себе такую роскошь.